Удар шпаги

Тем не менее я упорно продвигался вперед и вверх, скользя и сползая, и вновь наверстывая, упущенное, цепляясь ногтями и носками сапог за малейшие выступы кровли, пока, к моей великой радости, не убедился, что влекущий меня к себе звук становится все громче и ближе. Но каковы же были мои разочарование и тревога, когда я, добравшись до конька крыши, обнаружил причину постукивания: его производили две свободно болтающиеся, плохо закрепленные черепицы, которыми забавлялся шаловливый ветер.

Я припал к мокрой поверхности крыши, переводя дыхание и вновь прислушиваясь, но ничего не мог разобрать, кроме окриков ночной стражи внизу, завывания ветра между печными трубами и флюгерами на шпилях и плеска струй проливного дождя. Я понял, что все мои попытки бесполезны, и осторожно повернулся, чтобы пуститься в обратный путь, как вдруг в ужасе заметил черный мужской силуэт, внезапно возникший на фоне моего освещенного окна; пока я озадаченно глядел на нее, фигура заслонила собой окно, взобралась на подоконник и исчезла внутри комнаты.

В следующее мгновение я уже скользил вниз по склону крыши, чуть ли не кувырком, ежесекундно рискуя сорваться и сломать себе шею; наконец я добрался до окна и, осторожно подтянувшись на руках, заглянул через подоконник.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться, как меня одурачили: Кроуфорд находился в комнате и шарил повсюду в поисках спрятанных документов. Очевидно, он притаился где-то за окном, дожидаясь, пока я не вылезу за ним на крышу, и остается лишь удивляться, почему он не столкнул меня вниз, на улицу. Возможно, я неожиданно быстро для него бросился в погоню по ложному звуку стучащей черепицы, а может быть, он не очень надеялся на свою вывихнутую Руку и вспомнил мою железную хватку, которую имел возможность в полную меру оценить там, под балконом. Так или иначе, но, когда все эти мысли пронеслись в моем мозгу, он уже принялся копаться в углу возле тайника с бумагами, и я рассудил, что пора, пожалуй, положить конец слишком затянувшейся забаве. Глупец оставил окно за собой открытым, и я тихонько перелез через подоконник и встал на ноги, потянувшись за рапирой, брошенной мною в углу.

Шпага чуть сдвинулась, когда я коснулся ее, прочертив эфесом по стене и издав легкий царапающий звук; бандит вздрогнул и обернулся; заметив меня, он опрометью метнулся к двери и исчез. Не тратя времени на освобождение шпаги из ножен, я бросился вслед за ним и — надо же, такое невезение! — со всего разбега попал прямо в объятия квартирной хозяйки, которая явилась спросить, не нужно ли чего-нибудь моему бедному больному другу. Счастье еще, что шпага моя была в ножнах, иначе я проколол бы несчастную старуху насквозь; мы оба рухнули на пол, и, пока я выпутывался из юбок и платков отчаянно брыкавшейся дамы, до меня доносился замирающий топот сапог негодяя, сбегавшего вниз по длинной лестнице. К тому времени, когда я наконец поднялся на ноги и, оттолкнув визжавшую старуху, выбежал на улицу, его уже и след простыл.

Я был полностью обескуражен и медленно вернулся в свою комнату, где нашел старую даму, сидевшую на полу, обхватив голову руками, стонавшую и, видимо, не очень одобрявшую мои манеры; пришлось объяснить случившееся внезапным припадком, вызванным обострением болезни моего друга, и успокоить достойную матрону серебряной монетой и холодной примочкой на лоб, где выросла довольно солидных размеров шишка.

Дела мои принимали скверный оборот, о чем я подумал, убедившись в безопасности бумаг и уже в третий раз за сутки принимаясь решать, как мне поступить дальше. Не приходилось сомневаться, что Кроуфорд, подкупленный Диком Ханиманом, расскажет ему обо всем, а отсюда у же был короткий путь к столбам с перекладиной, предназначение которых было мне хорошо известно и чей вид мне вовсе не нравился. Опасность благотворно повлияла на мою сообразительность, а страх отточил смекалку, потому что вскоре я уже выработал план действий и, промыв царапины, полученные от де Папильона, — поверхностные, но тем не менее достаточно болезненные, — улегся спать. Главную надежду я возлагал на то, что мастер Ханиман должен будет сперва тщательно обдумать все «за» и «против», прежде чем приступить к активным действиям, иначе моим планам грозил полный провал, так как в них главенствующую роль играло время, а я до завтрашнего дня был бессилен что-либо предпринять.

Ранним утром я был уже на ногах и, осмотрев свои раны и хорошенько подкрепившись — ибо я давно убедился в благотворном влиянии полного желудка на любое начинание, — тщательно оделся и отправился в путь, теша себя надеждой, что на мою внешность не повлияли в худшую сторону ни убийство французского задиры, ни вывихнутое плечо несостоявшегося убийцы, ни разбитая голова моей квартирной хозяйки.

Не сомневаюсь, вам не терпится узнать, в чем состоял мой план, но, когда я вам скажу, он, бесспорно, вам понравится. Мастер Ханиман однажды хвастался, будто берет уроки фехтования у одного француза по имени де Беро, который жил где-то в переулке, носившем название Лошадиный Тупик. Первым делом я должен был разыскать своего недруга, а этот де Беро, как я надеялся, мог навести меня на его след; впрочем, одновременно с надеждой возникало и сомнение, сумею ли я найти самого француза.

Опасения мои оказались напрасными: француза я отыскал без труда, поскольку о нем гласила огромная вывеска на доме под номером три, расположенном в полете стрелы от Замка 25 и вскоре меня проводили к самому маэстро. Он не походил ни на одного из обоих представителей своей нации, с которыми мне довелось встретиться, выгодно отличаясь от них своими манерами и внешностью. Это был представительный старик с гривой седых волос и щетинистыми усами, высокий, сухощавый и подтянутый, и его поклон мог бы натянуть нос бедняге де Кьюзаку.

Видя во мне, как ему казалось, нового ученика, он был со мной весьма любезен и обходителен, и я не счел нужным его разубеждать, намекнув, что лишь недавно прибыл в город и много слышал о нем от моего доброго друга, мастера Ричарда Ханимана, которого очень хотел бы навестить, но, к сожалению, лишен такой возможности, ибо не знаю его адреса.

Десять минут спустя достопочтенный учитель фехтования с поклонами проводил меня до крыльца, снабдив информацией о том, что мастер Ричард Ханиман живет в тупике Черных Братьев 26 — хоть от Черных Братьев там не осталось ничего, кроме памяти, да и то не очень приятной, как я полагаю.

Туда-то я и направился после того, как забежал к себе в Лакенбутс и, вновь уложив опасные бумаги в шкатулку, прихватил их с собой, укрыв полой нового плаща, только что купленного мною по дороге.

Вот в таком виде я явился в тупик и спрятался под аркой напротив дома, где, как сказал мне де Беро, жил Дик Ханиман. Подозвав пробегавшего мимо уличного мальчишку, я пообещал ему пенни за то, что он бросит по пригоршне камешков в каждое из окон дома, за которым я следил. Шустрый малый охотно выполнил требуемое, и в одном из окон я с удовлетворением разглядел физиономию Дика Ханимана и выглядывавшую из-за его плеча гнусную рожу Кроуфорда, моего незадачливого убийцы. Оба гневно грозили кулаками мальчишке, который тем временем убежал, а я стал терпеливо ждать, когда они выйдут из дому, что, как я рассчитывал, должно было произойти в самом недалеком будущем.

Прошел, однако, целый час, прежде чем они появились на улице, причем мой ночной знакомец все еще держал руку на перевязи и выглядел очень бледным и нездоровым. Оба разговаривали между собой вполголоса и вскоре скрылись за углом, преследуя хорошо известные мне цели.

Нельзя было терять ни мгновения, и как только они исчезли из виду, я пересек улицу, поднялся по ступенькам крыльца и громко постучал в дверь, откуда только что вышла «достойная» парочка. Дверь отворила морщинистая и хмурая женщина, подозрительно оглядевшая меня с ног до головы.

— Мастер Ханиман дома? — спросил я.

— А если и дома, — ответила женщина, — то что вам от него надо?

— Как? — воскликнул я, притворяясь удивленным. — Неужели здесь, в городе, принято так встречать гостей? Тогда я, пожалуй, вернусь обратно в Керктаун!

— Так вы, значит, из Керктауна? — более любезно спросила сморщенная карга.

— А откуда же еще, женщина? — с деланным негодованием заявил я. — И знаю Дика Ханимана еще с пеленок!

— И вы хотите повидать его?

— Вот те на! А для чего же, по-вашему, я сюда явился?

— Так он вышел.

— Вышел? — повторил я с хорошо разыгранной досадой. — Тогда я его подожду.

— Он ничего вам не должен? — поинтересовалась женщина таким тоном, который сразу подсказал мне, что подобный вопрос она задает не в первый раз.

— Напротив! — возразил я. — Это я должен ему кое-что и, как честный человек, пришел расплатиться с ним сполна.

В ответ на мои слова подозрительность цербера в юбке как рукой сняло, и она провела меня в комнату Ханимана, нимало не задумываясь над тем, каков характер моего долга и как я собираюсь с ним расплачиваться.

Комната, куда я вошел, весьма отличалась от моей крохотной мансарды в Лакенбутсе, и я уважительно и с любопытством разглядывал ковры и гобелены на стенах, скрещенные шпаги, резные стулья и вместительный фаянсовый сосуд для пунша, стоявший в центре стола; но, как только дверь за хозяйкой захлопнулась и я оказался наедине с самим собой, я тут же принялся искать место, где можно было припрятать шкатулку с опасными документами, и в конце концов поместил ее за красивым гобеленом, на котором с большим мастерством была изображена охотничья сцена. Место было вполне подходящим для тайника, но в то же время не слишком секретным, и я не сомневался, что бумаги будут обнаружены без труда, как только в этом возникнет необходимость. Затем я сел на стул и принялся ждать, обследовав предварительно небольшой чуланчик, где можно было спрятаться в случае непредвиденного появления хозяина.

К счастью, он не торопился с возвращением, и я, прождав для приличия минут пятнадцать-двадцать, подозвал хозяйку и сказал, что вернусь через некоторое время — да простит меня Господь за эту маленькую ложь! — после чего снова вышел на улицу, приведя старую ведьму в доброе расположение духа, сунув ей в ладонь мелкую серебряную монету. Заложив таким образом мину, как принято нынче выражаться, я приготовился ее взорвать.

Едва я дошел до выхода из переулка, как увидел то, что ожидал и надеялся увидеть: обоих негодяев, шагающих по Хай-стрит с отрядом городской стражи, возглавляемой низеньким толстяком с петушиной походкой и брюхом, напоминавшим зоб индюка; все и каждый выглядели чрезвычайно важно и направлялись — в чем я нисколько не сомневался — в некую чердачную комнатку под крышей Лакенбутса.

Как только они меня заметили, в рядах доблестного воинства возникло легкое замешательство.

— Вот он! — закричал Кроуфорд. — У входа в переулок! Хватайте его, во имя короля!

Стража остановилась и настороженно уставилась на меня, тогда как я спокойно приближался к ним и, прежде чем они решились наконец схватить меня, невозмутимо обратился к командиру:

— Ха, уважаемый сэр, я вижу, вы уже поймали мерзавцев! Отличная работа, сэр, отличная работа! Но не лучше ли было бы связать их по рукам и ногам: ведь если вы их сейчас упустите, то и вам не сносить головы!

— Чт-то? — запинаясь, пробормотал низенький толстяк. — Что такое? Я арестую вас именем короля! Уотт и Каннингам, выполняйте приказ!

В ответ на это я громко расхохотался и, заметив начинавшую уже собираться вокруг толпу зевак, насмешливо произнес:

— Так они, значит, опять решили пуститься на свою старую уловку? По правде сказать, сэр, я не ожидал, что им удастся провести вас; но со мной у них такой номер не пройдет: я требую, чтобы вы арестовали этих людей по обвинению в государственной измене, направленной на подрыв благосостояния королевства и нашей святой церкви!

— Н-но… н-но… — продолжал заикаться растерявшийся полководец. — Ведь это вы — изменник!

— Опять вы за свое! — возмутился я. — Ну что за тупая голова у вас на плечах? Да я уже столько времени выслеживаю этих двух негодяев по поручению Ее Светлейшего Величества Елизаветы, королевы Англии! Стерегите их пуще глаза, если вам дорога жизнь, сэр! Я сейчас же отправляюсь в Замок, а вы найдете все нужные документы, подтверждающие заговор папистов, в доме номер шесть по тупику Черных Братьев, где обитают эти двое. Следите за ними в оба! В Толбутскую тюрьму изменников!

Толпа, возбужденная моим притворным негодованием и слыша лишь одну сторону дискуссии, поддержала меня громкими возгласами:

— В Толбутс папистов! Смерть изменникам! Держите их крепко, мастер Беннет, держите их!

Крики и шум толпы привели растерявшегося начальника стражи в смятение и замешательство; видя, что он колеблется, я улучил мгновение и шепнул ему на ухо:

— Если вы не поторопитесь, кто-нибудь другой перехватит эти бумаги, а вместе с ними и вознаграждение, причитающееся вам по праву! И все ваши хлопоты окажутся напрасными…

Этого довода оказалось достаточно, чтобы он приказал, не обращая внимания на отчаянное сопротивление и бешеные протесты Ханимана и Кроуфорда, связать их и держать под стражей.

— Сударь, — обратился он ко мне, — не смею подвергать сомнению ваши слова, но поскольку мы имеем дело с двумя противоречивыми обвинениями, то оба они требуют проверки. Начнем отсюда, раз мы уже здесь, а вас попрошу задержаться.

Наш маленький отряд, сопровождаемый шумной толпой зевак, направился к дому номер шесть по тупику Черных Братьев. Начальник стражи поднялся по ступенькам крыльца и громко постучал в дверь. Окошко наверху открылось, и в нем появилось испуганное лицо хозяйки.

— Кто вы? — растерянно спросила она. — И что вам здесь надо?

— Именем короля! — грозно объявил низенький толстяк. — Открой нам дверь, женщина, или я прикажу ее выломать!

Хозяйка трясущимися руками отворила дверь, и мастер Беннет в сопровождении нескольких стражников вошел в дом. Толпа уже запрудила весь переулок, оживленно обсуждая происшедшее и с нетерпением ожидая результатов обыска. Наконец окно во втором этаже отворилось, и в нем показался сияющий мастер Беннет со злополучной шкатулкой в руках.

— Здесь они! — закричал он. — Проклятые заговорщики пытались меня провести, но, как ни хитро они спрятали свои гнусные бумажонки, я их нашел! Освободите джентльмена, который помог нам разоблачить негодяев!

В толпе зашумели, закричали; послышались угрозы, и на несчастных «преступников» посыпался град гнилых овощей, тухлых яиц и всяких отбросов, в изобилии валявшихся на улице.

«Fortuna favet fortibus» 27, — произнес я про себя и стал проталкиваться сквозь толпу, громко требуя «

— Пропустите, во имя короля! — одновременно зорко следя, не блеснет ли поблизости предательское острие кинжала, ведь здесь могли находиться и сторонники заговора.

Толпа расступилась передо мной, и до меня доносились отдельные реплики и замечания:

— Английский шпион!

— Это он поймал их?

— Нет, мастер Беннет!

— Заговорщиков ждет виселица, помяните мое слово! — и тому подобные отрывки и фрагменты обычных в подобных случаях разговоров.

Вскоре я выбрался из толпы и не мешкая зашагал вдоль улицы по направлению к Замку; никто не следовал за мной, что было вполне естественно, ибо два пойманных заговорщика представляли собой куда больший интерес, чем какой-то английский шпион, да еще такой коротышка, как я.

10. О команде галеры и о косоглазом незнакомце

Как только я почувствовал себя в безопасности, я свернул в боковую улочку и, не видя вокруг себя преследователей, со всех ног припустил по направлению к Лейту, где решил схорониться до тех пор, пока не сумею пробраться на борт какого-нибудь судна. Надо было спешить, поскольку я хорошо понимал, что рано или поздно истина выплывет наружу, хоть находка бумаг и удержит власти некоторое время на ложном пути, — во всяком случае я мог на это надеяться, пока дело будет оставаться в руках тупоголового мастера Беннета.

« Вот к чему привели все мои хитроумные идеи «, — думал я, останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Вместо солидного вознаграждения, вместо славы и почета я превратился в запыхавшегося беглеца, возможно будущего изгнанника, если и вовсе не покойника; однако, подумав о последней возможности, я потуже затянул пояс и снова бросился бежать, благодаря Господа за то, что при мне моя добрая шпага и знание хитрого приема де Кьюзака.

Не прошло и часу с момента моего поспешного бегства из тупика Черных Братьев, как я уже стоял перед дверью маленькой таверны возле верфи в Лейте. По вполне понятным причинам мне не хотелось опять возвращаться в» Деревянную Руку «, где все напоминало бы о вчерашних трагических событиях и где меня слишком хорошо знали; здесь же всего несколько случайных прохожих остановились и поглядели мне вслед — то ли потому, что я приобрел громкую славу после убийства де Папильона, то ли из-за моей необычной фигуры, — не могу сказать, но выяснять этот вопрос мне было некогда да и ни к чему.

Я надеялся найти в таверне кого-нибудь из моряков, с кем можно было бы договориться о небольшом путешествии подальше от здешних мест, а о возможности попасть в очередную драку я и не думал. Поэтому я храбро толкнул дверь и шагнул через порог; при моем появлении я заметил, как хозяин за стойкой выпрямился и замер, пристально уставившись на меня, из чего я сделал заключение, что слух о моей схватке с французом уже распространился среди прибрежных кабаков.

За столом сидели двое мужчин, подобных которым мне до сих пор не доводилось видеть. Одежда выдавала в них моряков, но была более яркой и живописной и сидела на них с какой-то щеголеватой небрежностью. На ногах у них были высокие сапоги с широкими болтающимися голенищами.

У одного из них, плотного коренастого крепыша с густой черной бородой, висела на груди боцманская дудка на цепочке; второй был чрезвычайно толст, круглолиц и гладко выбрит, за исключением клочка редких светлых волос, торчавших над его двойным подбородком. Когда я вошел, чернобородый первым заметил меня.

— Иеремия! — заорал он во всю глотку. — Это еще что такое?

— Вы ошиблись, сэр, — сказал я, — но только самую малость: меня зовут Джереми.

— Шутник! — воскликнул чернобородый. — Шутник, клянусь святым Христофором Колумбом! Что это за фигура, Фил? Можешь определить?

— По-моему, квадрат, — ответил другой каким-то странным писклявым голосом. — Квадрат, но с придатками.

— Похоже, с касательными 28, — добавил бородач.

— Нет-нет — разве ты не знаешь, что касательные бывают только у окружности, тогда как…

— К черту всю эту дурацкую чепуху! — воскликнул чернобородый. — Касательные или некасательные, квадрат, окружность или спутанный буксирный канат — вы должны выпить с нами, сэр!

— Это, — возразил я, — зависит от того, что вы пьете.

— Разборчивый малый, я вижу, — сказал бородач. — Впрочем, я и сам не знаю, что мы пьем, да и не забочусь особенно. Вино как вино и глотку смачивает изрядно — чего еще нужно? — И он налил мне полный бокал из стоявшей рядом с ним фляги.

Не желая ударить лицом в грязь, я единым духом осушил бокал; мне показалось, будто в нем был налит жидкий огонь, поскольку до сих пор я и понятия не имел, что такое чистейший ром.

— Ну? — спросил бородач. — Как тебе понравилось наше вино?

— Превосходное! — прохрипел я, с трудом переводя дух и стараясь удержать выступившие на глаза слезы.

Оба моряка закатились от хохота.

— Молодец! — сказал чернобородый. — Будь у тебя столько же силенок, сколько выдержки, я бы взял тебя к себе, потому что ты, парень, пришелся мне по сердцу!

Поняв, что передо мной открывается возможность выбраться из всех моих трудностей, а может быть и из самого Лейта, я невозмутимо заметил:

— Сила еще не самое главное, джентльмены; но, может быть, вы сумеете повторить такой фокус?

С этими словами я взялся обеими руками за край стола и, поднатужившись, приподнял его перед собой вместе со всем, что на нем стояло.

— Иеремия! — изумленно воскликнул чернобородый.

— Quod est demonstrandum 29, — пропищал второй.

— Послушай, — спросил бородач, — а со своим свиноколом ты тоже умеешь управляться? — и он указал на мою шпагу.

— Управляться? — вмешался трактирщик, глазевший на меня с широко раскрытым ртом. — Да ведь это же тот парень, что прикончил французского забияку, о котором я вам рассказывал!

— Черт побери! — стукнул кулаком по столу бородач. — Неужели правда? Тогда слушай: я — капитан Хью Дизарт, честный негоциант и судовладелец; вот он — Фил Бартлоу, самый достойный и, если угодно, самый толстый из всех штурманов, когда-либо топтавших палубу судна. У нас отличная галера, готовая к отплытию, и добрые веселые ребята в команде. Как насчет того, чтобы присоединиться к нам?

В голове у меня шумело и кружилось от выпитого рома, но я старался держаться изо всех сил.

— Я умею управляться с парусным ялом, — сказал я в ответ, — но ничего не смыслю в больших судах.

— И не научишься, пока не поплаваешь на них, — сказал человек, назвавшийся Дизартом. — А вот Фил сможет помочь тебе постичь все, начиная от понятия, что такое окружность, до умения ходить по реям с закрытыми глазами! — И он с довольным видом громко захохотал.

— А что т-такое окружность? — заплетающимся языком пробормотал я.

— Окружность, — ответил толстяк, прищурив один из своих тусклых бледно-голубых глаз, отчего все лицо его перекосилось, приобретя лукаво-насмешливое выражение, — есть замкнутая кривая, равноудаленная от центра и пустая внутри.

— Наподобие головы некоего Фила Бартлоу, например, — добавил чернобородый.

— Старая шутка! — поморщился толстяк. — Не мог придумать чего-нибудь поновее? От нее за милю несет мертвечиной!

— Как и от тебя когда-нибудь, Фил.

— Типун тебе на язык! Раскаркался не ко времени!

— Кстати, о времени, — серьезно заметил бородач. — Вино выпито, и пора идти. Что ты скажешь о моем предложении?

— А чем вы торгуете? — поинтересовался я, пытаясь поддержать приятную беседу.

— Разнообразным товаром, — ответил чернобородый. — Товар ведь постоянно меняется, не так ли, Фил?

— Верно, верно, — подтвердил толстяк. — От английских окороков до голландского сыра и норвежских шкур.

— Ну так как? — спросил капитан Дизарт. — Присоединяешься к нам? Как сказал поэт:» Жизнь у нас одна, так пей ее до дна!»Но что там за грохот?

За стеной послышался цокот лошадиных подков и вслед за этим громкий стук в дверь, которую я, войдя, запер за собой.

— Полагаю, джентльмены, — виновато улыбаясь, проговорил я, — это за мной. Но уверяю вас, я всецело с вами!

— В таком случае сюда! — сказал Хью Дизарт и, распахнув окно в задней стенке таверны, выскочил наружу; мы последовали за ним, причем толстый штурман, пыхтя, едва не застрял в узком оконном проеме. Я с удивлением обнаружил, что ноги почему-то перестали мне повиноваться, то и дело подкашиваясь и норовя увильнуть куда-то в сторону. Оба мои спутника подхватили меня под руки, и мы, оставив здание таверны, между собой и теми, кто шумел у входной двери, бросились бежать к береговому причалу, расположенному в полусотне ярдов отсюда, где стояла лодка, привязанная к железному кольцу на швартовой тумбе.

Мы были уже почти на полдороге к нашей цели, когда нас обнаружили, и толпа, возглавляемая человеком верхом на лошади, пустилась за нами в погоню. Всадник, несомненно, догнал бы нас, если бы Дизарт не выхватил из-за кушака пистолет и не выпалил в него, попав в лошадь, которая споткнулась и упала.

В следующее мгновение мы добежали до лодки, вскочили в нее, обрубили швартов и налегли на весла, оставив на берегу орущую и приплясывающую в бессильной ярости толпу преследователей.

— Ха-ха! — смеялся Дизарт. — Вот эта забава мне по душе! Честному торговцу редко приходится участвовать в сражениях и кровопролитии, а ведь каждый истинный мужчина тоскует по ним, и даже наш достопочтенный штурман тоже!

— Боже сохрани! — возмущенно пропищал толстяк. — Я испытываю к ним отвращение!

— Они отправились за лодкой, — сказал я.

— В таком случае следует приналечь на весла, мастер Джереми. Как, кстати, твое второе имя?

— Клефан.

— Недурно звучит, — одобрил толстый штурман.

— А почему, мастер Клефан, кому-то понадобилось устраивать за тобой погоню?

— Вы забыли, — сказал я, — что вчера я убил француза.

— Так-так, — проговорил чернобородый. — Ну что ж, зато теперь ты в полной безопасности. А вот и наша галера, — он указал на длинное, низко сидящее в воде судно, выкрашенное в темно-зеленый цвет, с двумя мачтами и далеко выступающими за борта реями с натянутым на них большим парусом.

Активные движения и свежий морской воздух немного выветрили хмель из моей головы, и я смог более четко разглядеть палубу, на которую я поднялся вместе с моими двумя спутниками. Спереди, на шкафуте, были установлены поперечные скамьи с длинными веслами, прикрепленными изнутри высокого бульварка; еще дальше начинался фордек, поднимавшийся до массивного бушприта с крестообразной перекладиной, где был укреплен небольшой треугольный парус. На шкафуте собралось человек двадцать или тридцать команды, и я вспомнил слова Хью Дизарта о» веселых ребятах «. Веселые или нет, они выглядели сборищем самых отъявленных головорезов в ярких цветастых колпаках, в кожаных безрукавках на голое тело, с широкими кушаками, за которыми торчали рукоятки ножей; они праздно разгуливали по палубе, лениво поплевывая за борт или прямо себе под ноги. Мне очень не понравился их вид, но еще больше не понравился вид четырех пушек на юте и такое же количество на фордеке; и вновь я припомнил слова Хью Дизарта о том, что честному торговцу редко приходится участвовать в сражениях. Зачем же тогда здесь столько пушек?

Одно происшествие, случившееся в тот же вечер, заставило меня насторожиться. Мы снялись с якоря и плыли вдоль южного побережья; начинало уже темнеть, когда я, поднявшись на фордек, прислонился к фальшборту, наблюдая за далекой береговой линией, где воды Северного моря вливались в залив Олберледи. Неожиданно я почувствовал рядом с собой присутствие человека, который подошел так бесшумно, что я не расслышал и вообще не догадался бы о его близости, если бы он не дал о себе знать легким покашливанием, словно прочищая горло.

Когда я обернулся, чтобы получше его рассмотреть, он прошептал мне на ухо:

— Спокойно, парень! Продолжай смотреть на берег, и пусть никто не заподозрит, что я говорю с тобой. Как ты попал на борт этого судна?

— Приплыл на лодке, — ответил я, не будучи расположенным чересчур откровенничать с незнакомцем.

— Чисто по-шотландски сказано! — усмехнулся он под нос.

— А ты не шотландец? — также шепотом спросил я.

— Нет, — ответил тот. — Я англичанин, и зовут меня Саймон Гризейл.

— В таком случае, — в тон ему поинтересовался я, — что ты делаешь на этом судне?

— Заплачено той же монетой, — удовлетворенно прошептал он. — Здесь, на» Блуждающем огоньке «, собрались отщепенцы доброй половины всех наций и рас, существующих под солнцем, — сплошные воры и убийцы. Поскольку ты не похож на них, я решил тебя предупредить, парень, но только молчок и меня здесь не было, понял?

И он исчез так же тихо, как и появился, растворившись в надвигавшихся сумерках, оставив в моей памяти бледное, чуть желтоватое лицо, сильно косящий глаз и хриплый, невнятный шепот. Спустившись вниз, в крохотную клетушку на корме, где мне было отведено место для ночлега, я долго ломал голову над тем, что сообщил мне странный незнакомец и что я увидел собственными глазами. Тем не менее, несмотря на это и на непристойные песни, которые распевал, судя по писклявому голосу, толстый Фил Бартлоу где-то по соседству с моей каютой, я в конце концов свалился на койку и заснул, утомленный тревогами и событиями минувшего дня.

Проснувшись, я долго не мог сообразить, где я и что со мной; со всех сторон до меня доносились монотонный скрип и плеск, а над головой раздавались тупые звуки тяжелых шагов. Койка подо мной раскачивалась, словно норовя столкнуть меня на палубу, и из иллюминатора в стенке каюты проникал яркий солнечный свет. Я вспомнил, что нахожусь на галере, а по размеренной и солидной качке пришел к заключению, что мы вышли в открытое море. Легкое подташнивание и неприятную сухость во рту я приписал морской болезни, которой, как я слышал, страдают все новички, впервые очутившиеся на море; впрочем, подобные же ощущения могли быть и результатом моего вчерашнего знакомства со стаканом крепчайшего рома. Тем не менее я встал, оделся и вышел на палубу.

— Отличный денек сегодня, мастер Клефан, — пропищал толстый штурман, вперевалку подкатываясь ко мне, — и» Блуждающий огонек» тоже держится молодцом! Если такая погода простоит подольше, то вскоре мы доберемся до устья Гаронны.

— И где же это? — немного суховато спросил я, не испытывая особого расположения к этому человеку.

— Во Франции, дружок, во Франции — величавая река, впадающая в Бискайский залив, и отличнейшее место, славящееся вином и женщинами, что, вместе взятое, представляет собой истинный рай для моряков! — и он покатился дальше, писклявым голосом отдавая приказы нескольким матросам, занятым какими-то работами на шкафуте.

Я был доволен тем, что мы направляемся в страну де Кьюзака, ибо если рассказы его о ней были правдой, то эту землю действительно стоило посмотреть; но мои мысли неизменно возвращались в Керктаун, к его цветущим зеленым склонам и шумящим лесам, а также, несмотря на все мои внутренние запреты, к госпоже Марджори. В памяти моей всплывало ее милое нежное лицо, такое, каким я увидел его впервые, — ее улыбка, ее веселый смех, — и, вспоминая обо всем этом, я не мог сдержать громкий стон отчаяния и боли.

11. Об особенностях штурманской практики Фила Бартлоу и о битве с королевским военным судном

Прошло немного времени, прежде чем передо мной раскрылась истинная сущность галеры и ее команды — да еще при таких обстоятельствах, что кровь у меня закипела и в душе все перевернулось от негодования и отвращения.