Постоянная должность

      Он возвратился к тетради номер один. Первые страницы были посвящены тому периоду, когда Ньюфелд занимался под руководством Рейнка. Перечислялись работы, которые были прочитаны перед тем, как приступить к фактическим исследованиям, приводились аннотации этих работ, а также собственные выводы и теории. Все это было очень аккуратно и превосходно изложено. Брэйд вспомнил, что однажды уже просматривал эти записи года полтора назад, когда Ральф только что стал его аспирантом.
      Изучая тетрадь, Брэйд не мог не удивиться тому, как мало нервозность и неуравновешенность Ральфа сказались на его работе. Записи казались совершенно бесстрастными. "Профессор Рейнк указывает на противоречивость утверждения...", или: "Профессор Рейнк, кажется, не убежден тем, что..." Даже разрыв с Рейнком был отмечен лишь такой фразой; "Сегодня я последний день аспирант профессора О. Рейнка". Никакого упоминания о ссорах, никаких самооправданий или враждебных выпадов. Одна эта фраза на всей странице, и больше ничего.
      Следующая запись, как показывала дата, была сделана более чем через месяц на новой странице: "Сегодня первый день, как я аспирант профессора Л. Брэйда". Последующие записи были знакомы: вначале копии передавались Брэйду еженедельно, затем - реже и реже, а содержание их становилось все более конспективным. Разочаровался ли Ральф в способности своего нового руководителя надлежащим образом разобраться в его работе? Или же Ральф действительно возненавидел Брэйда? Но ведь аспирант Чарли Эмит считал, что это был страх, а не ненависть.
      Брэйд почувствовал, что голоден. По воскресеньям буфет закрыт, из дому он ничего не захватил, а ближайший приличный ресторан находится в десяти минутах быстрой ходьбы. Он решил, что обойдется без обеда, и вернулся к тетрадям.
      Отдельные эксперименты Ральф описывал особенно тщательно. В тех случаях, когда результаты оказывались неудовлетворительными, Ральф записывал свои предположения о причинах неудачи. Это было полезно. Более чем полезно! Настроение Брэйда начало улучшаться.
      Главным недостатком Ральфа как химика-исследователя явно была чрезмерная приверженность своим предвзятым теориям: любой эксперимент, который пусть поверхностно, но подтверждал его мнение, он оставлял без перепроверки. Те же эксперименты, результаты которых противоречили его теориям, проверялись и перепроверялись и иногда опровергались.
      Первая и вторая тетради содержали описания многих опытов, которые противоречили теории Ральфа, и в комментариях начало сквозить раздражение. Появились замечания вроде: "Нужно улучшить контроль температуры. Поговорить с Брэйдом относительно приличного термостата для того, чтобы работа имела хоть какой-то смысл". Отсутствие слова "профессор", которое раньше везде с дотошностью вставлялось, казалось Брэйду самым характерным признаком раздражения (или ненависти?). Но ведь Ральф умел владеть собой при гораздо более напряженных отношениях когда работал с Рейнком. Может быть, причина в том, что Рейнк, даже когда он не соглашался с Ральфом, был его оплотом, скалой, о которую можно было опереться, тогда как Брэйд - лишь пустым местом?
      Тогда-то копии записей стали попадать к Брэйду изредка и большими партиями сразу, он уже не узнавал страницы или припоминал их смутно. (Это его вина, его! Брэйд поклялся себе, что в будущем ни один аспирант не будет проводить исследовании без него.)
      В самом начале третьей тетради положение вещей неожиданно улучшилось. Прежде всего Ральф наметил четкое направление проведения экспериментов, которое впоследствии оказалось плодотворным. Брэйд перевернул страницу, и... подскочил на стуле. Тщательно и подробно Ральф описал здесь метод проведения эксперимента, включая заблаговременную подготовку аликвот ацетата натрия в десяти колбах. У Брэйда забегали по спине мурашки: любой враг Ральфа, мало-мальски компетентный химик, прочитав именно эту страницу, получал точное руководство, как отправить юношу на тот свет. Как отравить его именно тем способом, каким он и был, очевидно, отравлен. Брэйд взял себя в руки: не думать об этом сейчас! К черту убийство и всех убийц! В данный момент следовало оценить свои собственные шансы на то, сможет ли он самостоятельно продолжить эти исследования.
      Эксперименты продолжали идти хорошо. Брэйд почувствовал облегчение. Его зашита прошлым вечером работы Ральфа перед Рейнком во многом была блефом, но здесь, в тетрадях, убеждали графики, уравнения - все, от А до Z. Каждый мог их проверить и убедиться, что работа Ральфа шла хорошо, что его теории подтверждались. Даже Рейнк мог это сделать.
      Брэйд остановился, чтобы разглядеть какие-то черновые вычисления на обратной стороне листов. Они были стерты. Брэйд нахмурился. Теоретически предполагалось, что в тетрадях не должно быть никаких подчисток. Все неправильное, все ошибочное следовало только слегка перечеркнуть, оставляя разборчивым для будущих справок. (Даже ошибки могут быть полезны!) Конечно, подчистки на обратной стороне листа были простительны: эта сторона формально не была деловой частью тетради. Он более внимательно изучил цифры и нахмурился сильнее. Немного подумал, перелистал несколько страниц и натолкнулся на другие подчистки. Он долго сидел в кресле, не глядя в тетради. День клонился к вечеру...
      Это казалось невероятным. За всю свою практическую деятельность как химик-исследователь он никогда не сталкивался ни с чем подобным. И все же нет, здесь не было никакого сомнения.
      Никакого сомнения! Чарли Эмит был прав. Ральф должен был смертельно бояться Брэйда, и Брэйд теперь знал, почему.
      ГЛАВА 12
      Потребовалось некоторое время, чтобы Брэйд полностью проникся значением своего открытия. Он был оглушен обрушившимися на него ударами. Продолжать работу Ральфа теперь было бессмысленно. Не будет ни потрясающей статьи, ни значительного вклада в науку - словом, ничего, чем можно было бы поразить факультет и весь химический мир. Кэп Энсон оказался прав. Отто Рейнк тоже был прав. А Брэйд ошибался.
      Стук в дверь повторился трижды, прежде чем дошел до него. Брэйд встал, чтобы открыть. Ему казалось, что двигается не он, а кто-то другой. В его голове не оставалось места для раздумья о том, кто мог находиться за этой дверью в воскресный день, он даже не удивился, когда увидел детектива Джека Доуни, в том же темно-синем костюме в узкую светлую полоску, который был на нем в четверг вечером, когда они впервые встретились возле тела Ральфа Ньюфелда. Доуни небрежно осмотрелся и сказал:
      - Надеюсь, вы не откажетесь немного поговорить со мной, профессор.
      - Если хотите, - ответил Брэйд почти безучастно.
      - Я звонил вам домой, но ваша жена сказала, что вы здесь. Поэтому я приехал сюда. - Он опять посмотрел вокруг. - Не возражаете, если я закурю, проф?
      - Валяйте!
      Доуни тщательно раскурил сигару и сел в кресло в ответ на молчаливое приглашение Брэйда. Придвинув себе пепельницу, он сказал:
      - Похоже, что мы оба, как нерадивые школьники, выполняем небольшое воскресное задание.
      - Вы пришли сюда, чтобы задавать вопросы о Ральфе Ньюфелде, или я могу чем-нибудь еще помочь вам?
      - О парне, профессор. Я, видно, не могу выбросить его из головы. Странно. Просто все это было неправильно с самого начала.
      - Как это "все было неправильно с самого начала"? - осторожно спросил Брэйд.
      - Видите ли, проф, я ни черта не понимаю в химии. Поэтому я чувствовал себя довольно растерянно, когда первый раз оказался здесь. Но все-таки я давно занимаюсь своим делом, так давно, что не мог не почувствовать что-то неладное, хотя и говорил себе: "Остерегайся, Джек, ты суешься туда, где ничего не смыслишь".
      - Я не понимаю вас.
      - Это не так легко объяснить. Смотрите, профессор, возьмем вас... Скажем так: вы получили новый химикалий в пробирке и раздумываете, на что он сгодится. Бьюсь об заклад, вы можете сделать какое-то предположение даже еще до того, как вы его испытаете. Вы говорите себе: он похож на те штуки, которые взрываются; или: с ним надо быть поосторожней, это яд; или: это станет черным, если я к нему добавлю вон того порошка.
      - Несомненно, - подтвердил Брэйд. - Если мне известна структурная формула нового соединения, я могу сделать определенные заключения относительно его свойств.
      - И вы будете правы чуть ли не каждый раз, а?
      - Полагаю, что я буду почти всегда прав.
      - Наверняка. Это дается опытом. Своего рода ощущение, которое иногда не можешь и объяснить.
      - Возможно, так, - неуверенно сказал Брэйд.
      - Ладно, проф. Так вот, я двадцать пять лет работаю с людьми, как вы с химикатами. Я в этом деле получил такое образование, какое и не снилось: могу заметить, если что неладно с человеком. Иногда могу идти по неверному пути, как вы иногда можете ошибаться с вашими пробирками, но ведь в большинстве-то случаев и я и вы бываем правы, так?
      Брэйд чувствовал, как тревога его растет, однако сохранил еще достаточно самообладания, чтобы понимать: весь этот разговор, возможно, предназначен лишь для того, чтобы испугать его.
      Он спросил решительно:
      - На что вы намекаете?
      - Я хочу сказать вот что: когда я разговаривал с вами в четверг, вы были не в своей тарелке.
      - Несомненно. Я никогда в жизни не видел мертвого тела. А это был один из моих аспирантов. Мне было не по себе.
      - Я могу понять это, профессор. Честно. Но поглядите... - Доуни не спеша занялся своей сигарой, делая методические затяжки, поворачивая ее, чтобы убедиться, что она горит ровно. - Химия очень во многом похожа на стряпню, понимаете? Вы берете составные вещества. Вы смешиваете их, нагреваете или вытворяете с ними какую-нибудь другую чертовщину. Может быть, химия - более сложное дело, но если вы представите себе повара на кухне, то получите и картину химика в лаборатории. Теперь предположим, что повар делает торт. Ему нужны мука, молоко, яйца, ваниль, сода и бог знает что еще. Он ставит их все перед собой и начинает накладывать, смешивать и все такое. Но после того, как он попользуется всем этим, он оставляет банки и бутылки на столе. Может быть, он поставит молоко в холодильник, но, во всяком случае, не кинется в кладовку прятать остатки муки или ванили. Не так ли?
      - Так, мистер Доуни. Но какое отношение имеет все это к нам?
      - Видите ли, ваш парень делал свой торт и добавлял (Доуни бросил быстрый взгляд на карточку, которую вынул из кармана рубашки) ацетат натрия, но только вместо него положил цианид. Так почему же на его рабочем месте не было бутылки с цианидом? Почему она была поставлена назад на полку?
      - Какая разница, где она была? (Брэйд знал разницу, но вопрос заключался сейчас в том, что по этому поводу думает грозный человек с круглым неинтеллигентным лицом.)
      - Возможно, - рассудительно сказал Доуни, - что это ничего не значит. Возможно, она действительно была на столе возле него, и вы автоматически, без размышления поставили ее на полку, когда нашли тело. Вы это сделали?
      Брэйд почуял ловушку. Он не осмелился солгать.
      - Нет, - ответил он.
      - Или, может быть, парнишка был чудаком? Отсыплет немного порошка и через всю комнату топает ставить бутыль на место? Но я заметил, что рядом с ним была только какая-то пустая бутыль и другая, где было немного порошка, так что он, пожалуй, принадлежал к тем людям, которые не спешат ставить вещи на место. Тогда это кажется странным.
      Тонкие губы Брэйда оставались сжатыми. Он молчал.
      - Это меня и обеспокоило, - продолжал Доуни. - Вы помните, я взял бутылку с ядом с полки, сделал какое-то движение и спросил: "Послушайте, проф, вас ничего не удивляет?" Я подумал, что мне следует проверить, заметили ли вы ту же странность. Я был убежден, что вы скажете: "Эй, как эта бутылка очутилась на полке, а не там, где он работал?" Только вы этого не сказали, проф. Вы были просто озадачены. Тогда я сказал себе: "Джек, с профом что-то не так. Он слишком ловок, чтобы быть таким глупым!" Видите, что я имею в виду? Вы - и химикалии, я - и люди.
      Брэйд сердито сказал:
      - Какого черта! Я был расстроен. Я не мог трезво рассуждать.
      - Согласен, проф. Это дело было достаточно необычным, поэтому я решил немного порасспрашивать людей, прежде чем покончить с ним. И вы знаете что? Кое-кто сказал мне, что достаточно сунуть в порошок ложку, и вы поймете ацетат это или цианид.
      Брэйд вновь заколебался и опять решил, что лгать небезопасно:
      - В определенном смысле, да.
      - Затем мне сказали, что этот паренек, Ральф, был таким аккуратным, что просто непонятно, как он мог допустить подобную ошибку. Он всегда все проверял дважды. Это правда, профессор?
      - Да, он был очень аккуратен.
      - Ладно, будем считать так, профессор. - Добродушная улыбка не сходила с ярко-красного лица Доуни. - Вы были настолько расстроены, что ничего такого мне не сказали. Вы даже не сказали, что парнишка вряд ли мог перепутать бутылки. А ведь у вас было два дня, чтобы остыть, и все-таки вы не позвонили мне, дескать, я тут кое о чем поразмыслил и кое что забыл вам сказать. Может быть, поэтому мое первое чувство в отношении вас - удивление - имело какое-то основание.
      - Не слишком большое, - возразил Брэйд с неожиданным раздражением. - Я ведь не смыслю в этих вещах. Я не детектив. Вот и все.
      Доуни кивнул:
      - Да. Согласен. Само по себе это не так уж много. Но поглядите-ка на все это снова. Может быть, вы и были сильно расстроены, но вот не забыли же вы попросить у меня парнишкин ключ от лаборатории. Вспомните-ка!
      - Да, попросил.
      - Отлично! А почему? Вы могли бы, скажем, позвонить на следующий день, или прийти в полицейский участок, чтобы забрать его, или оставить его у нас, потому что у вас, вероятно, был свой ключ. Но вы попросили. Зачем?
      Брэйд взорвался:
      - Я просто вспомнил тогда об этом ключе - вот и все. ("Боже мой, - с безнадежностью подумал Брэйд. - Я запутываюсь в этих сетях!")
      Доуни поднял пухлую руку:
      - Конечно, конечно. Может быть, этим все объясняется. Я не спорю. И все-таки я подумал: а нет ли другого объяснения? Такая уж у меня работа искать другие объяснения. Должно быть, вы здорово беспокоились, чтобы никто без вашего ведома не вошел в лабораторию. Может быть, вас нервировало, что у полиции ключ? - Пепел на его сигаре стал длинным. Он осторожно стряхнул его. Я просто поинтересовался.
      Брэйд понял, что совершил ошибку, отказавшись пообедать. Пустота в желудке и запах сигарного дыма вызывали дурноту, мысли его как-то притупились.
      - Уверяю вас, ни о чем таком я и не думал.
      - А я посчитал, что мне вас следует проверить, проф. Выйдя от вас, я еще послонялся возле окон. В лаборатории парнишки зажегся свет и горел довольно долго. Вы ушли на добрый час позже меня. Поэтому я велел моим ребятам принести сюда парнишкин ключ и опять зашел в лабораторию. Оказалось, вы там работали. Там были расставлены некоторые химикалии, которых раньше не было, и несколько бутылочек с порошком.
      Поэтому я попросил приехать сюда одного из наших химиков. У нас в полиции тоже есть химики, проф. Он все осмотрел и сказал, что, возможно, вы здесь проводили опыты на цианид. Он взял немного порошка из этих бутылочек, проверил в полицейской лаборатории и сказал, что в них ацетат. Итак, что вы делали в лаборатории, профессор?
      Брэйд не видел никакого выхода. Тихим, ровным голосом он рассказал Доуни, что он делал в лаборатории Ральфа в четверг вечером, о колбе с цианидом и ее сестрах с ацетатом, о методе работы Ральфа.
      - И вы не рассказали этого нам?
      - Нет.
      - Боялись, что окажетесь впутанным в дело об убийстве?
      - Вы правы, - боялся.
      - Что ж, вы поступили неправильно. Это только усилит подозрения присяжных.
      - Почему? - возбужденно воскликнул Брэйд. - Будь я убийцей, мне не нужно было бы проверять колбы. Я бы знал, что в них.
      - Если вы не убийца, зачем вам надо было скрытничать? Вот чем будут интересоваться присяжные. А поскольку вы начали с утайки, они станут допытываться, какого черта вы действительно делали в лаборатории. Может быть, вы не говорите правды и сейчас...
      - Клянусь вам...
      - Не нужно клясться мне. Приберегите это для судейской комнаты, если дело дойдет до этого. - Он опять отряхнул свою сигару и сказал: - Суть в следующем: вы с самого начала считали, что это - убийство.
      - Убийство или самоубийство.
      - Самоубийство?
      - Да, вы тоже думали о возможности самоубийства. По крайней мере прошел слух, что вы задавали вопросы о настроении Ральфа перед его смертью.
      - А кто же вам это сказал, хотел бы я знать?
      - Какое это имеет значение?
      - Никакого. Просто хотел посмотреть, скажете ли вы мне это. Конечно, я задавал вопросы, чтобы обмозговать возможность самоубийства, хотя не очень в него верил: самоубийцы обычно оставляют записки.
      - Нет же такого закона, что они непременно должны это делать.
      - Закона нет. Но обычно... Дело в том, что самоубийца обычно жалеет себя. Он считает, что когда будет мертв, то все, кто поступал подло по отношению к нему, будут чувствовать себя худо. Это каким-то образом поднимает его настроение, пока он готовится отдать концы. Поэтому обычно самоубийца оставляет записку тому, кого он наверняка хотел бы заставить почувствовать себя особенно гнусно. Наш парнишка не только не оставил записки, но если он действительно был самоубийцей, то доставил себе массу хлопот, стараясь представить самоубийство несчастным случаем.
      Брэйд согласился:
      - Да, точно.
      - Бывает, что самоубийца поступает подобным образом, но лишь в тех случаях, когда его жизнь застрахована. А парень-то не был застрахован! Другие соображения? Ни он, ни мать не были особенно религиозны. Я рассматривал вопрос и с других точек зрения. Не было никакого смысла маскировать самоубийство под несчастный случай. Но вот представить убийство как несчастный случай - тут есть смысл. Итак, кто-то другой подложил цианид.
      - Но кто? - спросил Брэйд.
      - Точно не знаю, может быть, вы.
      - Но послушайте, у меня не могло быть никакого мотива. - Мозг Брэйда оцепенел, как под анестезией. Боли он не чувствовал.
      - А, пожалуй, все же был, проф! Когда я занимался своими расспросами, я узнал, что у вас здесь дела идут не так уж хорошо, что, возможно, от вас собираются отделаться. Кое-кто мне намекал. Ральф также не ладил с вами. Если же ваш собственный аспирант ходит и везде говорит, что вы ничего особенного из себя не представляете, это тоже может послужить толчком, чтобы вас выставили с работы. Может быть, вы-то и были заинтересованы навсегда закрыть ему рот.
      Брэйд чувствовал себя отвратительно. Пока все эти домыслы не заслуживали того, чтобы опровергать их всерьез.
      - Однако, мистер Доуни, сейчас я наткнулся на кое-что новое, объясняющее и самоубийство и старание Ральфа представить его несчастным случаем ("А почему нет, - подумал он. - Так ведь оно и могло быть").
      - Интересно! Может, вы мне расскажете? - На Доуни заявление Брэйда, казалось, не произвело никакого впечатления.
      - Я и собираюсь.
      Брэйд печально посмотрел на тетради Ральфа. Вчера вечером он сказал Рейнку, что достаточно разбирается в физической химии, чтобы доказать, что работа Ральфа шла хорошо. Но все-таки одно обстоятельство он взял на веру, одно обстоятельство - честность исследователя. Приведя свои мысли в относительный порядок, Брэйд начал:
      - У Ральфа Ньюфелда были определенные теории, которые он пытался подтвердить или опровергнуть экспериментами. Если бы ему удалось подтвердить их, он создал бы себе имя и, возможно, получил хорошее место. Если же нет, то он не получил бы ученую степень. Вы это понимаете?
      - Конечно.
      - Дальше. Сегодня утром, просматривая его тетради с записями исследований, я нашел, что сначала его работа шла плохо. Это его все больше и больше тревожило до тех пор, пока он не сумел сделать так, что его теории оказались наверняка правильными: он начал фальсифицировать результаты экспериментов, чтобы они соответствовали его теориям!
      - Как банковский служащий, начавший плутовать, а потом подчищающий бухгалтерские книги, чтобы скрыть?
      - Да, точно так.
      Доуни замолчал и некоторое время обдумывал сказанное Брэйдом. Потом спросил:
      - Вы подтвердили бы это под присягой, профессор?
      Брэйд подумал о том, как он нашел неожиданный переход в тетрадях к успешным экспериментам, - подчищенные данные. Он вспомнил и о таких мелочах, как рассказ Симпсона о бешенстве Ральфа, когда Симпсон подошел к нему слишком близко, в тот момент, когда Ральф делал свои записи.
      - Да, полагаю, подтвердил бы... Но вы понимаете, что поразительно - до самого конца он упорно продолжал проводить эксперименты, как будто какая-то внутренняя сила заставляла его выдавать себя за честного ученого, хотя он больше уже им не был. Его поступки были ужасны, и наконец он не мог больше выдержать своего бесчестья. Он убил себя.
      - Но почему он сделал так, чтобы все выглядело как несчастный случай?
      - Потому, что, если бы это было явное самоубийство, люди стали бы задумываться о причине. Они могли бы начать просматривать его тетради, и все бы обнаружилось. А если это несчастный случай, то никто не станет интересоваться мотивами. Память о нем останется незапятнанной.
      - Но он мог бы уничтожить тетради.
      - Копии были у меня.
      - А мог он предполагать, что вы станете продолжать его работу и все равно наткнетесь на это?
      - Вряд ли, - тихо произнес Брэйд. - Он был невысокого мнения о моей способности продолжить подобную работу. Скорее всего он считал, что я просто заброшу эту тему, когда его не станет. Понимаете, мистер Доуни? Вы понимаете теперь, как подходит здесь самоубийство?
      Доуни приложил руку к подбородку и с силой потер его.
      - Я вижу, что подходит, но только не самоубийство, профессор! Все, что вы мне сейчас рассказали, - это вам отходная, понятно? Вы так изложили мотивы, по которым могли совершить это убийство, как я и не рассчитывал.
      ГЛАВА 13
      Брэйд смотрел на Доуни с крайней тревогой:
      - Вы так скоро сбрасываете со счетов возможность самоубийства потому, что не понимаете, какое это ужасное преступление для ученого - фальсификация экспериментальных данных!
      Доуни казался непроницаемым.
      - Забудем пока о самоубийстве и рассмотрим это дело с начала до конца. Предположим, что парень не погиб. Предположим, что он довел до конца эту писанину. Что бы тогда случилось?
      - Его мог бы поймать профессор Рейнк на защите диссертации на экзаменах.
      - А если бы этот профессор не поймал его?
      - Видите ли, вероятно, Рейнк его не поймал бы. Никому не пришла бы в голову мысль поставить под сомнение его ответы. Тогда он получил бы свою степень и опубликовал научную статью. Правда, в конце концов, когда другие экспериментаторы попытались бы подтвердить его результаты, все бы раскрылось.
      - Могли бы они подумать, что он занимался подделкой?
      - Поскольку ошибки столь серьезны, подобное подозрение могло бы возникнуть.
      - А как бы это отразилось на вас, проф?
      - Ни к чему хорошему это не привело бы, - пробормотал Брэйд. - К чему отрицать?
      - Может быть, это нанесло бы вам большой вред?
      - Пожалуй, да.
      - Возможно, кое-кто подумал бы, что вы помогали ему подделывать. Это возможно?
      - Я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог даже предположить такое! - с негодованием воскликнул Брэйд, хотя и подумал о злобности Рейнка и о том, на что тот был способен.
      Доуни спокойно наблюдал за ним.
      - Или, может быть, они просто сказали бы вам, что парнишка вытворял свои фокусы под самым вашим носом потому, что вы были не в состоянии разобраться в его работе, и парень понимал это...
      Брэйд покраснел и промычал что-то нечленораздельное.
      - ...Так что, если бы вы узнали о подделке, скажем, месяц назад, а не сегодня...
      - Я узнал сегодня, - возразил Брэйд,
      - Я этого не отрицаю. Я просто предполагаю. Если бы вы узнали об этом месяц назад, вам пришлось бы как-то замять это дело, вам не так-то просто было взять и разоблачить парня, правда? Может быть, единственный выход для вас заключался в том, чтобы устроить парню "несчастный случай", избавигься от его тетрадок и похоронить всю эту историю?
      - Вплоть до этого дня у меня были намерения продолжить его работу. У меня есть свидетели.
      - У вас есть, может быть, свидетели, которые слышали, что вы это говорили. Но собирались ли вы сделать это на самом деле?
      - Теперь это исключено.
      - А если бы я не пришел сюда сегодня, открыли бы вы кому-нибудь настоящую причину, почему не можете продолжать работу парня?
      Брэйд сжал губы.
      - Теперь вы понимаете, что я имел в виду, говоря об отходной: то что вы узнали о подделке сегодня, а не раньше, подтверждается ведь только вашими словами.
      В раздражении Брэйд спросил:
      - Вы собираетесь арестовать меня?
      - Нет.
      - Почему?
      Доуни рассмеялся:
      - Я пока еще не уверен, что это сделали вы, проф. Я все еще вожу мяч по полю. Но дело в том, что вы находитесь в затруднительном положении, поэтому вам лучше всего помочь мне, если вы хотите выбраться. Если не вы убили, то кто?
      - Не знаю.
      - Никаких подозрений?
      - Видите ли... я не располагаю достоверными данными, позволяющими мне подозревать кого-нибудь, а называть фамилии наугад было бы несправедливым и трусливым.
      Доуни пошевелился в своем кресле:
      - Вы необыкновенный парень, профессор. Обычно люди не скупятся на ядовитые замечания о других. Убеждая себя, что помогают раскрыть ужасное преступление, они вроде себя оправдывают. Почему же вы не такой?
      - Разве попытка бросить подозрение на других поможет мне?
      Улыбка Доуни стала шире.
      - Знаете, проф, мне пришла мысль, что вы не доверяете мне. Хорошо, давайте поищем вместе возможных подозреваемых. Это было тщательно спланированное убийство, поэтому мы можем отбросить самооборону. Что же может заставить совершить преднамеренное убийство? Предположим, страх. Вы, например, могли бояться за свою репутацию, если выплывут эти фальшивые тетрадки. Бывает, убивают, чтобы ограбить. Но у парнишки не было ни цента, а на мертвом никто не заработает, за исключением, может быть, гробовщика. Бывают убийства из ревности, ненависти или любви - они одинаковы в данном случае. Ну что ж, здесь, кажется, есть девушка по имени Джин Мэкрис, которую бросил этот Ральф, и она сильно это переживала.
      Брэйд удивился:
      - Кто это вам сказал?
      - Двое, профессор. Подкиньте человеку мысль, что он поступает благородно, и вы удивитесь, сколько грязи выльет он на других, причем с удовольствием. Так вот, эта Джин Мэкрис. Могла ли она знать, как обращаться с химикалиями? Она ведь просто секретарь, не так ли?
      - Могла, - неохотно ответил Брэйд (не пытается ли он спастись, преднамеренно черня другого человека, ведь именно такого поступка ожидал от него Доуни, как чего-то само собой разумеющегося)?. -Секретарь в университете чисто практическим путем может самостоятельно многому научиться.
      - Хорошо, это следует принять во внимание. И нам не нужно беспокоиться в отношении алиби, потому что подмену цианида можно сделать в любой момент на протяжении нескольких дней.
      - Да.
      - Затем есть другая девушка, которая его любила.
      - Моя единственная аспирантка. Я узнал об этом позавчера.
      - А не раньше, проф? Разве они держали свой роман в секрете?
      - Очевидно, они не были уверены, одобрит ли мать.
      Доуни усмехнулся.
      - Это говорит о том, что ребята всего не знали. Его мать, оказывается, давно догадалась. Она-то мне и поведала. Мать сказала, что, когда девушка идет к парню поговорить о химии, может быть, это и химия. Но когда она ходит поговорить о химии один, а то и два раза в неделю, это уже не химия.
      Брэйд нерешительно произнес:
      - Любовь обычно не является мотивом для убийства, за исключением случая, когда имела место... ссора.
      - Я в первую очередь подумал об этом же, - подтвердил Доуни. - Но мать все такое отрицает. Она говорит, что за день до того они были вместе и очень мило беседовали. Я проверил. Они часто заходили в соседнее кафе поесть мороженого или выпить лимонада. Бармен знал их. Он говорит, что примерно за неделю до убийства они были в кафе и вполголоса о чем-то сильно спорили.
      - Да? - воскликнул Брэйд с внезапным интересом.
      - Это звучит хорошо, а? Но причиной спора было только то, какой сорт мороженого купить. - Детектив улыбнулся. - Парень за прилавком говорит, что ему показалось, будто Ральф убеждал девушку отказаться от жирных пломбиров.
      - Она действительно полновата.
      - Что ж, но она все-таки победила. Бармен говорит, что она в конце концов взяла именно "фудж" с шоколадом. Он помнит об этом, потому что положил в мороженое немного сбитых сливок. Вы понимаете смысл всего этого?
      - А здесь есть смысл?
      - Конечно! Когда молодая парочка выходит из себя и беспокоится о том, какое мороженое взять, можете держать пари, они не собираются расходиться. Если бы он хотел ее бросить, ему было бы наплевать, что она проглотит несколько лишних калорий. Поэтому я считаю, что пожилая леди была права: все у них было о'кэй.
      - Меня это не убеждает. Ральф мог просто воспользоваться любым предлогом, чтобы начать ссору и избавиться от Роберты.
      - О, это, конечно, не доказательство для присяжных, - сразу же согласился Доуни, - но я и не сбрасываю девушку со счетов насовсем. Ну, а кто еще есть у нас, по вашему мнению, профессор?
      Брэйд не мог больше вынести этого. С неожиданной грубостью он выпалил:
      - Это вам не поможет, понятно?
      - Что именно?
      - Я знаю, почему вы пришли, и я не такой уж дурак, каким вы меня считаете. У вас есть свои предположения в отношении меня, но никаких доказательств для присяжных. Вы полагаете, что, действуя в этакой дружелюбной манере, вы сможете заморочить мне голову и я сделаю какую-нибудь глупость!
      - Вы имеете в виду нечто вроде того, что вы уже сделали, рассказав о подделках в тетрадках?
      Краска медленно залила лицо Брэйда.
      - Да. Подобное. Только это правда, и я честно полагал, что она подтверждает самоубийство. Но вы не сможете добиться от меня ничего такого, что свидетельствовало бы о моей вине, потому что я не виновен. Я не возражаю против того, что вы подозреваете меня, - это ваша работа. Но я возражаю, когда вы пытаетесь заполучить от меня доказательства подобным образом.