Рыжий ангел

В комнате повисла долгая напряженная тишина, которая, казалось, просачивалась под дверь. Потом заговорил Адриан.

– Томас, – мягко сказал он, – наверное, тебе не следует идти с нами в этот раз. У меня неприятное чувство. Я не хочу совать свой нос в чужие дела, но… Дело в Кристине? Ты хочешь знать, скоро ли я покончу с ней? Или пытаешься выяснить, сильно ли я буду возражать, если ты вмешаешься раньше?

– Я давно взял за правило не обожать женщин, которые обожают тебя. Я не так хорош.

– Томас.

– Да?

– Я буду против.

Томас натянуто рассмеялся.

– Повторяю, между нами никогда не было никакого соперничества. Вот почему мы с тобой такие хорошие друзья. Я не тревожу твоих женщин.

– А я – твоих.

– Умышленно – нет.

Снова тишина. И ее опять нарушил Адриан.

– Почему бы тебе не прогуляться? – сказал он. – Я немного побуду один. А ты соберешь тех, кто отправляется сегодня ночью.

Долгая пауза, за ней – тяжелый вздох. Так вздыхает человек, который, выпрямляясь, поднимает огромный груз.

– Хорошо, – не сразу ответил Томас. – Я скоро вернусь.

Плеск воды подчеркнул намеренную смену темы.

– А-а-ах! Где я там найду такую ванну?!

Кристина была вне себя от злости. Она заставила себя отойти от двери. Этот властный, надменный, заносчивый тип… Ее разум кипел от гнева, но она мыслила достаточно здраво и понимала, что не может ругаться с ним здесь. Нет, она поедет домой – к нему домой! – и уничтожит его с безопасного расстояния, с расследованием и публичным разоблачением, какого он себе и представить не может. Обманщик, вероломный актеришка! Использовать ее, а потом следить как за своей собственностью!

– Ах ты, маленький мерзавец! Он подслушивал! Хватайте его!

Несколько рук схватили Кристину. Шапка слетела с ее головы. Водопад золотисто-рыжих волос хлынул на плечи как раз в тот момент, когда один из мужчин обхватил ее поперек груди. Он отдернул руку от мягкой плоти, словно обжегшись.

– Это женщина!

Весь инцидент занял не больше пяти секунд и произвел не больше шума, чем лязг ведра. Кристину поставили на ноги. Ее плотно окружили четверо мужчин. Она обернулась и увидела в дверях изумленного Томаса.

– Что… – Томас несколько секунд не мог обрести дар речи. Наконец он сумел позвать: – Адриан.

Из комнаты донеслось недружелюбное ворчание.

– Адриан! – еще отчаяннее повторил Томас.

Кристина, вырвавшись, бросилась в комнату. И остановилась как вкопанная.

Адриан сидел в воде, выставив только голову, плечи и руки. Голова откинута на край ванны, глаза закрыты, мокрые волосы спутаны. Лицо спокойное, довольное, почти эйфория. Портрет человека, который полностью контролирует свое прошлое, настоящее и будущее.

Кристине доставил злобное удовольствие момент, когда его глаза лениво открылись, а потом выражение довольства мгновенно сбежало с его лица. Смертельно побледнев, Адриан не мог найти слов. Сигара с шипением упала в ванну. Он поднялся, как разгневанный Посейдон из морской пены. Эмоции вновь появились на его лице: бурлящая, слепая ярость. Она исказила его черты, залила краской и, наконец, прорвалась в словах:

– Где этот чертов Ролфман? И что, черт возьми, она здесь делает?

Адриан пальцем указал на Кристину, и капли воды с его красивой мускулистой руки посыпались на ковер.

Кристина изо всех сил запустила в него пустым ведром. К ее великой досаде, Адриан легко поймал ведро. И даже не взглянул на нее.

Кристина уже открыла рот, чтобы крикнуть: «Я тебя уничтожу! Я всем расскажу! Я еще увижу, как тебе отрубят голову, повесят, утопят и четвертуют!»

Но она ничего не сказала. Кристина была совершенно сбита с толку. Он отреагировал неожиданно. Странно, он даже не обратил на нее внимания.

Адриан отдал несколько приказаний, густо пересыпая их проклятиями. На звук его сердитого голоса появились еще двое. Все начали метаться по комнате, стараясь услужить ему. Минуту спустя появился сам Андре, но и он был грубо выставлен за дверь. Потом Адриан наконец повернулся к Кристине:

– И давно ты здесь?

Она открыла рот, но Томас перебил ее:

– Господь нас хранит, Адриан. Она принесла последнее ведро воды. Я в этом уверен.

Адриан снова потерял к ней интерес. Отвернувшись, он отдавал все новые и новые приказы появляющимся людям.

Потом все внезапно затаили дыхание. В комнату вошел Сэмюел.

– Адриан, я ее потерял…

Адриан прищурил глаза, потом взглядом указал на Кристину. Сэм остолбенел.

– Ты слабоумный… – Адриан разразился потоком таких ругательств, что первое слово показалось нежным упреком гувернантки неразумному дитяти. В трех-четырех фразах он унизил Сэма, отмел его оправдания, в клочки разнес достоинство.

Пока Адриан натягивал сапоги, комната наполнялась народом. Вошли еще восемь человек.

Кристина начала кое-что понимать. Обрывки фраз складывались в тревожный смысл. Она поняла, что никому ничего не расскажет из-за обидных слов Адриана, хотя мысленно уже раз десять проиграла этот вариант.

Здесь собирался маленький отряд Адриана. Людей было вдвое больше, чем она предполагала. И далеко не все англичане. Больше половины – французы.

Шпионы. Правительства. Франция. Политика. Война.

Странная встреча в лесу. Министр иностранных дел. Необычные отношения Адриана с ним.

«Безумец» английского министра и в определенном смысле нарушитель закона – это Адриан. Тот неизвестный ей Адриан, который, натягивая сапоги, ведет разговор на нескольких языках сразу. По-английски он обсуждает с Томасом дела своих владений. В его поместье на побережье у пострадавших от наводнения арендаторов были какие-то трудности. Томасу нужно их уладить и показаться на публике завтра к вечеру. Это должно отвести подозрения Клейборна, что Томас замешан в спасении французов. Пока Томас будет в Корнуолле, остальные вломятся в аббатство в предместьях Парижа.

Во Франции, насколько поняла Кристина, есть некто Кабрель, который намерен присоединиться к ним во Франции и «оказаться» в руках властей как участник спасения в аббатстве какого-то маркиза.

Были еще какие-то разговоры. Кристина даже не могла определить, на каком языке. На немецком? Люди говорили с Адрианом на трех языках сразу, засыпали его вопросами и комментариями, пока он одевался в темную морскую фуфайку.

Безумец, стонала про себя Кристина. Он действительно безумец! Она никак не могла понять, что происходит вокруг нее: безумие или тщательно продуманный подвиг? Но что бы это ни было, Кристина чувствовала себя маленькой и незначительной. А человек, бывший центром этого хаоса, заставлял ее чувствовать себя слабоумной. Закусив губы, Кристина покачала головой.

Адриан Хант или безумец, или гений.

Но в любом случае ей здесь не место. Кристина сильнее закусила губы, чтобы не заплакать, но на глазах все равно выступили слезы. Никогда в жизни она так не боялась.

Вдруг забрезжила слабая надежда. Тут так много всего происходит. Вероятно, никто не заметит ее отсутствия. Кристина начала медленно пятиться к приоткрытой двери.

Прижавшись спиной к стене, она дюйм за дюймом продвигалась к заветной цели.

До нее осталось меньше фута, когда рука с сигарой уперлась в стену над плечом Кристины, отрезав путь к бегству. Вторая рука преградила дорогу с другой стороны, окончательно лишив возможности незаметно улизнуть. Кристина подняла глаза.

Разумеется, Безумец собственной персоной.

Адриан поднес ко рту сигару. Упершись в стену ногой, он пристально посмотрел на Кристину, потом стряхнул пепел на пол. Их взгляды встретились на долю секунды, потом он нахмурился и уставился на собственное колено.

– Ты не можешь уйти, Кристина! – сказал он.

Она все-таки попыталась перепрыгнуть через его ногу и закричала:

– Помогите!

Ее голова резко ударилась о стену, сигара подпалила ей волосы, когда Адриан с размаху закрыл ей рот рукой. Кристина, извиваясь, пыталась вырваться, но другая рука Адриана уперлась ей в грудь. Чем больше Кристина сопротивлялась, тем сильнее давили его руки. Горячие слезы хлынули у нее из глаз. Они текли по щекам, по руке, заткнувшей ей рот. У нее сдавило горло.

Их глаза снова встретились, ее – огромные, мокрые; его – хмурые, быстро скрывшиеся за завесой густых ресниц. Заговорив, Адриан немного ослабил хватку:

– Я не горжусь своим поступком, Кристина. Но с тобой не шучу. Если понадобится, я причиню тебе боль. Изволь это понять. – Пауза. – Тебе нельзя кричать. И нельзя уйти. – Кончиками пальцев он провел по отпечатку, который оставил на ее щеке, снова посмотрел ей в глаза и, казалось, собрался что-то сказать. Но вместо этого прикрыл веки и протяжно вздохнул. Потом с мягкостью, граничащей с сожалением, добавил: – На этот раз споров не будет. Ты поедешь сегодня с нами во Францию. Я тебе не доверяю.

Он совсем отпустил ее. Кристина схватилась рукой за грудь, другую прижала ко рту, скорее чтобы удержать истерические рыдания, а не успокоить воспаленные губы.

Лицо Адриана вдруг озарила улыбка. Сверкнули белые зубы, блеснули голубые озера глаз на смуглом лице. От него исходил прежний магнетизм. У Кристины тошнота подкатила к горлу.

– Не надо так убиваться, принцесса. Есть вещи и похуже того, что нам временно придется делить тесное жилище. – Повернувшись к ней спиной, он резко заговорил по-французски.

Коренастый мускулистый мужчина, стоявший слева от Кристины, сказал ей что-то ободряющее, а потом с любопытством уставился на ее свободную рубашку, под которой не было заметно никакого движения.

– Что это вы с собой сделали?

Он попытался поднять край рубашки, но его тут же схватили за руку.

– Смотри, если нравится, но не трогай, – сказал любопытствующему Адриан.

– Я только…

Стиснув зубы, Адриан толкнул приятеля к двери, и она захлопнулась под его весом.

– Никаких извинений! – рявкнул он. – Не трогай ее! Понятно?

– Но я…

Вмешался Томас. Он быстро вывел коренастого за дверь, потом тревожно и укоризненно посмотрел на Адриана.

Остальные были сбиты с толку. Адриан разозлился сверх меры. Хрипло дыша, он провел рукой по волосам и прорычал:

– Убирайтесь к черту! Все! Вон отсюда! Кроме тебя. – Он указал на Кристину.

Все молча подчинились. Дверь с шумом захлопнулась, и Кристина прислонилась к ней спиной. Чем усерднее Кристина старалась выровнять дыхание, тем сильнее кружилась у нее голова. И впервые в жизни она потеряла сознание.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ТЕНИ В ТЕНИ

Глава 21

Несколько человек в сумерках выбрались из повозки в предместьях Парижа. Под ногами скрипел снег. Вдалеке только начинали мелькать первые огоньки. Когда они доберутся до сердца города, снежинки будут неестественно сверкать в желтом свете уличных фонарей.

Адриан Хант поднял воротник плаща и плотнее замотал шерстяной шарф.

Француз по прозвищу Ле Сент, на добрых четыре дюйма выше Адриана и, по меньшей мере, на тридцать килограммов тяжелее, хлопнул его по спине. Ле Сент в их отряде только четыре месяца, и, как большинство новичков, он не был аристократом.

– Ну что, Ла Шассе, большое сегодня дело? Безумец – умный малый!

Ле Сент громко говорил на грубом французском языке, пересыпая речь ругательствами. Огромного мужчину прозвали Ле Сент[9] по той же причине, по которой его как-то нарекли месье Петит,[10] что называется – от противного.

– Действительно большое, – ответил Адриан.

– Ха-ха-ха! Какое у тебя кислое лицо! Ты что, сидишь на французском штыке?

– Нет… – Адриан чихнул. – Это из-за погоды. Утром на воде было очень ветрено. Я с четверга не могу согреться.

– Да уж, холодно, черт побери! Ты улыбался во весь рот, когда французы поднялись на борт. Безумец – молодец, что велел тебе заняться этим. Но у тебя лицо вытянулось после того, как они уехали.

– К нам отнеслись с подозрением.

– Ба! Национальные гвардейцы всех в эти дни подозревают. Они и друг на друга смотрят с подозрением. Но ведь сработало! Чертов план сработал! Все прошло как по маслу! Я люблю Безумца! – кричал Ле Сент во всю силу легких.

В группе царило радостное согласие. Один из мужчин локтем толкнул Адриана в бок.

– Знаешь, Ла Шассе, если бы не твоя дотошность в каждой мелочи, Безумец не поручил бы тебе это дело. Ты прекрасно осуществляешь его план. Давай это отпразднуем!

Раздались одобрительные возгласы. Люди были возбуждены и радостно взволнованы, как обычно после удачного дела.

И Адриан был в привычном состоянии: словно туго скрученная пружина. Он искал способ разрядиться, прежде чем взорвется и разнесет все вокруг.

Он снова чихнул. Болело горло, в животе урчало от голода. В последнее время боль в желудке стала привычной.

Мужчины вошли на улицы Парижа в прекрасном настроении. Они толкали друг друга, хлопали по плечам, обсуждали, какие напитки закажут и каких женщин затащат в постель. Время от времени они посмеивались над верностью Ла Шассе его маленькой «жене» – никто даже не спросил, действительно ли он женат на этой женщине, – него пристрастием к горячему шоколаду, когда все остальные пили ром. Адриан старался воспринимать добродушное подшучивание с юмором.

Он преуспел в этом большей частью потому, что едва слышал разговоры остальных. Он погрузился в анализ задачи, которая сильно беспокоила его.

Эдвард Клейборн настойчивее, чем обычно, требовал поймать Безумца, делая задачу все более бессмысленной. За прошлые пять месяцев «великая французская реформа», заквашенная на благосклонности Англии, показала свое подлинное лицо. Мнение политических кругов Англии значительно изменилось. Гильотина работала без перерыва. С начала сентября рубили головы не только аристократам, но и священникам, и простым горожанам. Это привело в чувство английских сторонников реформ.

Сентябрьские казни потрясли и Францию. Люди стали осторожничать и задумываться над каждым сказанным словом. Париж был под строгим контролем, никто не мог ни приехать, ни уехать без документов. От пристального наблюдения и слежки французов охватил ярый патриотизм, у всех на языке были звонкие революционные слова. Даже те, кто не разделял всеобщих идей, вынуждены были произносить их.

Безумец появился на сцене событий в августе, когда начались повальные аресты. Тюрьмы были переполнены, арестантов распихивали по монастырям и гостиницам.

Второго сентября Адриан получил ужасное известие. Сто девятнадцать священников, которые отказались присягнуть Республике и отречься от Рима, были безжалостно убиты в монастыре в самом сердце Парижа. Примчавшись на место через два часа после произошедшего, Адриан и его люди увидели только изрубленные тела и пепелище. Ужас той ночи ему никогда не забыть.

Но это было только начало. В следующие пять дней гильотина работала непрерывно. Перечень осужденных и казненных беспрестанно пополнялся. За это время Безумец спас больше людей, чем за прошедшие три года. Среди спасенных были женщины и дети – дети! – которым предназначалась та же страшная участь.

Народ охватила жажда крови. Толпа врывалась в тюрьмы. Больше тысячи людей было зарублено, заколото, забито лопатами. Адриан и его друзья были свидетелями страшной жестокости.

Это была худшая неделя в жизни Безумца. По сравнению с ней бледнело даже завтрашнее событие. Завтра на гильотину отправят только одного человека. Людовика Капета. Бывшего короля Франции. Это был финальный удар восставшей толпы.

Уличный фонарь высветил на стене слова, привлекшие внимание Адриана. Свобода. Равенство. Братство. Во что превратились эти возвышенные идеалы? Как могут такие благородные цели оправдывать убийства и власть толпы?

Ниже этих слов на шершавой поверхности было нацарапано еще что-то. Там был адрес некой Жанетты и несколько непристойных слов, описывающих, что она делает за несколько су. Адриан поморщился. Послание Жанетты казалось ему меньшим злом из двух.

Грандиозные усилия по спасению невинных людей казались теперь Адриану каплей в море. Безнадежность охватывала его, когда он видел этот разгул.

Дело идет к отъезду, думал Адриан. Через неделю он будет дома, в Англии. Адриан долго оттягивал этот момент, но теперь решил положить конец участию в этом деле. Нужно направить свой ум на что-то более продуктивное. Эдварду Клейборну придется удовлетвориться внезапным исчезновением Безумца и отказом графа Кьюичестера участвовать в дальнейших авантюрах. Англия вот-вот объявит войну Франции.

Адриан ускорил шаг. Он безумно устал. Глядя на идущую впереди группу, он с трудом сдержал рвущуюся наружу глупую улыбку. «Кабрели» старого министра множились, как прутики в руках колдуна. Трое из семи мужчин, шагавших впереди, были агентами, вынуждавшими Безумца скрываться и доверять лишь нескольким проверенным людям. Старый министр был в восторге, что Адриан пробрался в отряд, и был уверен, что через несколько дней он станет одним из доверенных лиц Безумца. Улыбка Адриана стала мрачной. Лишь одно печалило его в отъезде: будь в его распоряжении еще несколько месяцев, он, возможно, сумел бы устроить так, чтобы Клейборн финансировал отряд, даже не подозревая об этом.

– Вот оно! – воскликнул Ле Сент. – Любовь всей моей жизни! Пища моей души! Успокоительное средство для грубых существ! Кафе!

Далеко впереди, за голыми деревьями, дружелюбно сверкала вывеска: «Кафе маленьких белых огоньков». Это кафе часто становилось пристанищем их маленькой группы.

– Эй, кислятина! Пойдем с нами. Сегодня холодно, а домой идти долго. Пойдем, выпьешь как мужчина и согреешь свой колышек для маленькой женушки.

Адриан рассердился. Он любил Ле Сента, обладавшего крестьянской мудростью. Но Адриану не нравилась его грубость, когда дело касалось неприкосновенных тем.

– Эту часть мне никогда не надо согревать, – деланно рассмеялся Адриан, пряча досаду.

– Для мужчины это настоящее преступление – так обожать собственную жену!

Адриан, дав выход гневу, довольно сильно стукнул Ле Сента по шее. Тот вскрикнул и споткнулся.

– Нужно тебя проучить, – упрекнул Адриан.

– Сдаюсь. – Ле Сент изобразил испуг, потом раскаяние. – Позволь нам еще раз бросить взгляд на нее, и мы будем целовать следы ее ног.

– Можешь поцеловать мою задницу.

Они подошли к кафе. Гирлянда маленьких фонариков обрамляла дверь светом. Еще больше фонарей и свечей мерцало внутри, оправдывая название. Огоньки не совсем белые, подумал Адриан. И, строго говоря, это не совсем кафе. Наверху, над праздничной атмосферой блюд и напитков, в духе всеобщего братства мерзли девушки, на которых из одежды были только ленточки и подвязки.

Адриан вошел вместе со всеми. Их приветствовали гостеприимное тепло, запах крепких напитков, огонь масляных ламп. Играла шумная музыка, но ее почти заглушали взрывы смеха.

Трое из отряда тут же исчезли наверху, остальные уселись вокруг стола.

– Колетта! – крикнул Ле Сент. – Нам нужно пять чашек кофе. Добавь туда что-нибудь, чтобы согреть кости, ладно? – Взглянув на Ла Шассе, он добавил: – Нет, четыре кофе и шоколад для младшенького.

Адриан сделал кислую мину. Окликнув Колетту, он попросил принести кофе и ему.

– Эх, Ла Шассе, – прошептал ему Ле Сент, – пей свой шоколад. Не обижайся на нас. Ты цепляешься к каждой мелочи. Но нам тоже ведь досталось. У тебя тяжелая работа, но, скажу честно, если бы не твоя способность уговорить человека отдать за дело последнюю каплю крови, то кое-кто из-за твоих требований давно бы поднял мятеж. Да хоть тот же Лиллингз, после того как ты сегодня утром приказал ему довольствоваться своей ролью. А он хотел помочь во Франции. У тебя меньше прав действовать от имени Безумца, чем ты считаешь… О, Колетта, – заметив хозяйку, повысил голос Ле Сент, – ягодка моя, ты мне сегодня не откажешь?

Полногрудая женщина лет тридцати, неопрятная, но на свой лад привлекательная, подошла с подносом, уставленным кружками.

– Поднимись наверх, если хочешь на сегодня отказаться от своей святости, – ответила она, переждав взрыв смеха, и оттолкнула тянущуюся к ее груди руку.

Не обижаясь на грубую шутку, она дружески поздоровалась с прибывшими.

– Э, петушок мой! – Она приподняла подбородок Адриана. – Приятно встретиться. Я уже месяц тебя не видела. – Ее глаза понимающе блеснули, когда она поставила чашку на стол. – Прежде ты таким не был.

– Черт побери! – неодобрительно скривился Ле Сент. – Что это значит?

Колетта хмуро посмотрела на гиганта, потом перевела взгляд на кружку, которую поставила на стол.

– Когда твои глаза станут такими же голубыми, тогда мы с тобой и поговорим. – Она отвернулась вытереть соседний стол.

Адриан уставился в свою кружку, исподтишка поглядывая на Ле Сента. Тот нахмурился. Адриана вновь охватило беспокойство: его исключительная внешность, плодами которой он всласть попользовался, когда-нибудь станет причиной провала. Он слабо улыбнулся.

– Не думаю, что ты улыбаешься, вспоминая меня, – снова повернулась к нему Колетта.

– Да.

Отведя взгляд, Колетта тыльной стороной ладони вытерла лоб.

– Как та женщина, на которой ты женился? Она тебя еще не бросила?

Слово «женился» больно царапнуло Адриана, но он ухитрился улыбнуться, глядя в кружку.

– Пока нет, – сказал он, пожав плечами. – Может быть, позже это и случится, а пока она страдает по мне.

– Хорошо страдание, – бросила напоследок Колетта и пошла на кухню.

Ле Сент улыбнулся, глядя на мелькнувшие юбки, и поднялся.

– Чертова баба! – одобрительно сказал он и вслед за хозяйкой скрылся в кухне.

Адриан остался с Чарлзом Слоуном и двумя агентами министра. Их присутствие связывало его. Ему нечего было сказать «кабрелям» – так друзья за глаза называли всех агентов Клейборна, – и при них он не мог открыто поговорить с Чарлзом.

Он отхлебнул кофе. Туда добавили дешевый ром. Странная смесь была отвратительна на вкус и неприятна для желудка, но согревала.

Адриан снова посмотрел на двух «кабрелей». Не вязалось со здравым смыслом, что английский министр имеет время и желание так настойчиво преследовать спасательные операции Безумца.

Глянув на кружку, он состроил гримасу. Ле Сент сказал, что он цепляется к любой мелочи. Это правда, поскольку ему всюду мерещилось предательство.

Клейборн. Французы. Томас.

Адриан просил его остаться в Англии, принимать спасенных и устраивать их в тихих безопасных местах. Томас воспринял новое поручение весьма прохладно. Похоже, он считал его своего рода недоверием. В определенной степени так оно и было. Адриан наконец признался себе, что не чувствует себя спокойно, когда Томас рядом с Кристиной. Стало совершенно ясно, что Томас влюблен в нее.

А тут еще «кабрели» вроде тех, что сейчас уставились на него. Адриан тайком подмигнул им, они ответили улыбками и отвели глаза.

Настоящий Кабрель как бы случайно оказался в руках французов, которые его периодически допрашивали. Разумеется, он почти ничего не знал.

Адриан в сотый раз проигрывал в уме последнюю ночь августа. Он тогда был так занят Кристиной, что почти не вспоминал о Кабреле.

Кристина. Он был ошарашен, увидев ее тогда в гостинице. Потом, когда пересекали пролив, она ужасно болела. Адриан решил, что страшно ее напугал. Ему пришлось это сделать, чтобы заручиться ее сотрудничеством. Но то, что происходило с ней в те несколько благословенных тихих часов, нельзя назвать страхом. Кристина была в оцепенении.

Оказавшись во Франции, она пришла в себя. Как только они пересекли пролив и устроились на постоялом дворе, ее страхи испарились вместе с морской болезнью. Она по самый бриллиантовый эфес воткнула галстучную булавку в плечо мужчине, которого с ней Адриан оставил. Громкая перебранка наверху оповестила всех на постоялом дворе, что англичанка чем-то разгневана.

В тот раз настоящий Кабрель участвовал в деле. Адриан умышленно попадался ему на глаза, пока Кабреля успешно не «потеряли», оставив в руках врага.

Восстановив в памяти все детали, Адриан снова уверил себя, что от остальных его отличает только то, что он путешествует с безумной скандалисткой.

Безумная скандалистка, с нежностью подумал он. Единственное светлое пятно в его жизни. Ему не терпелось увидеть Кристину, поговорить с ней.

– Колетта… – Адриан обхватил за бедра проходившую мимо хозяйку. Она остановилась, ее усталое лицо от улыбки стало хорошеньким. – Принеси мне большой кусок сыра, я возьму его домой. – Отпустив Колетту, он потянулся к кошельку.

– Только сыр?

В одной руке она держала две пустые кружки, другой откинула волосы со лба, потом сунула ее под толстый свитер и шерстяную рубашку Адриана. Придержав ее руку, он вытащил из кошелька несколько ассигнаций. Колетта добродушно толкнула его, потом увидела деньги.

– Никаких пустых бумажек, – тихо, но твердо сказала она, прихватив со стола пустую кружку Ле Сента. – Твердую монету. И не доноси больше на меня! Надоели мне эти обыски.

Адриан, усмехнувшись, снова полез в кожаный кошелек. Кафе имело тайные запасы продовольствия. Париж страдал, а такие, как Колетта, процветали. Еды было мало, но у Колетты всегда можно было что-нибудь достать за отдельную плату. И Ла Шассе периодически сообщал об этом в комитет.

– Сколько с меня?

Хозяйка задумчиво посмотрела на него и пожала плечами:

– Ничего. С тебя сегодня ничего.

– Тогда я просто обязан донести на тебя. За попытку подкупа официального лица. Позор! – озорно подмигнул ей Адриан.

Колетта уперла руки в бока, пустые кружки звякнули у ее бедер.

– Два франка, – выдохнула она. – Почему ты доносишь на меня из-за такой мелочи, когда другие…

Адриан бросил пару монет в пустую кружку.

– Потому что я должен на кого-нибудь доносить, милочка, – объяснил он. – Районный революционный комитет установил квоту. От нас ждут пополнения списка врагов Республики. Ты ведь не хочешь, чтобы все думали, что я не исполняю свою работу? Кроме того, – улыбнулся ей Адриан, – национального агента, который приходите проверкой, здесь… тепло встречают. Он не позволит закрыть твое заведение. Так что не обижайся, Колетта. Это обязанность члена комитета с развитым чувством гражданского долга.

Колетта, опустив глаза, принялась вытирать стол краем фартука.

– Странное у тебя понятие о долге, Ла Шассе, – сказала она. – И о дружбе. Когда-нибудь у нас не найдется для тебя сыра.

– Что? Оставить меня со стряпней Кристины? Ну уж это запредельная жестокость.

– Чтоб ей и в постели быть такой, как на кухне, – рассмеялась Колетта и, толкнув его бедром, ушла.

Откинувшись на спинку стула, Адриан увидел любопытные лица агентов Клейборна.

Господи, нигде не скроешься. Надо поговорить с Кристиной о настойчивости министра и узнать, что она об этом думает.

У нее был живой, восприимчивый ум. Адриану было интересно ее мнение, и он частенько пользовался ее свежим неожиданным взглядом на происходящее. Присущее ей упрямство заставляло ее спорить с ним и играть роль пресловутого «адвоката дьявола».

Адриан задумался над ее упрямством. В августе и сентябре оно было непонятным и совсем его не радовало. Частые перепады настроения Кристины вели к спорам, и он перестал слушать, что она говорит. Ситуация стала почти невыносимой. Кристина кричала, плакала. Адриан суровым окриком заставлял ее замолчать. Так текли недели, превращавшиеся в месяцы.

Но однажды она ответила на какие-то его слова – он уже не помнил, что сказал, – с каким-то оцепенелым спокойствием. Все изменилось. Кристина становилась все более скрытной и молчаливой. Адриан из этого сделал вывод, что заставил ее утихомириться, но не подавил. В молчании Кристины, в ее редких ворчливых репликах он видел безбрежный океан решительности и неукротимости.

Перемены в ее поведении оказались неприятными и нервировали Адриана. Порой у него возникало чувство, что он играет в игру, забыв ее правила. Но игра была все еще слишком заманчива, чтобы остаться одному. Адриан боролся с убийственным молчанием Кристины, пытаясь понять невысказанные вопросы, скрывавшиеся во взглядах и паузах. Досадное занятие – пытаться понять или предсказать эту женщину, но удивительно захватывающее.

В одном Кристина продолжала упорствовать с неистощимым упрямством. С того судьбоносного августовского разговора в гостинице, как только дело доходило до постели, она устраивала сцены. Не нужно ее трогать. И не важно, что в их молчаливой войне объявлено перемирие, что они рады общению, что их необычайно тянет друг к другу. Он должен забыть об интиме, кричала Кристина. Когда они ссорились по этому поводу, ответ Адриана не отличался мудростью, но был решителен: «Не собираюсь, черт возьми!»

С течением времени стало ясно, что ее протесты чисто символические, хотя они обижали Адриана всерьез.

«Нет! Оставь меня!» Он ненавидел эти слова, но его тщеславие праздновало победу, когда Кристина сдавалась и по ее телу пробегали судороги наслаждения.

Однако Адриан не мог отделаться от другого чувства, близкого к негодованию. Он полагал, что в его нежелании жениться на Кристине большой беды нет. Но как бы он себе это ни объяснял, всякий раз, сталкиваясь с необходимостью добиваться ее любви, он чувствовал опустошение. Порой ему хотелось отправить Кристину еще дальше на континент. Пусть там, выкрикивает свое лицемерное: «Не хочу, чтобы ты ко мне прикасался!»

Адриан был настолько вымотан, что уже не мог терпеть ее выходим. Его физически тянуло к ней, а она кричала о насилии. Когда становилось ясно, что он не уймется, Кристина вставала с постели и уходила.

Это случалось не раз, а он чувствовал себя слишком усталым и слишком несчастным, чтобы преследовать ее. В те ночи он спал один, и ему хотелось выплакаться как ребенку. Но Кристина неизменно возвращалась. Она не могла далеко уйти. Частенько, наплевав на чувство собственного достоинства, ему удавалось уговорить ее, и тогда он получал желанный приз. «Черт с тобой!» – наконец говорила она, и за этим следовала полная капитуляция.