Король и Королева Мечей (Орокон - 2)

Некогда тут обитали монархи, но нынче этот губернаторский дворец - просто лачуга в сравнении с особняком леди Чем-Черинг, уверяю тебя! Подумай о той провинциальной - нет, колониальной! - жизни, которую я влачу, и в которой вульгарность колонистов уступает только тупости местных жителей, и в которой единственной радостью служит приезд людей из далекого центра империи. Боюсь, подобное прозябание ты даже не в состоянии себе вообразить - ты, та, которую когда-то называли Великой Чем!
      И потому, пожалуй, бесполезно рассказывать тебе о моих новых горестях. Содрогнешься ли ты хоть на миг в своей роскошной гостиной, читая это письмо, при мысли о том, что в Зензане снова назревает война? Молюсь о том, милая Констанция, чтобы твое сердце еще не очерствело настолько, что в нем не осталось жалости к бедняжке Мейзи. А бедняжка Мейзи смотрит из окна на поля Аджля, что лежат за городскими стенами. И думает о том, что скоро, уже очень скоро они обагрятся кровью.
      Было время (тебе, дорогая, я могу в этом признаться), когда я мечтала о том, чтобы мой Мишан был не таким отчаянным храбрецом. Но с другой стороны, разве я смогла бы выйти замуж за какого-нибудь светского франта, предпочтя его тому, чья судьба будет вписана заглавными буквами в анналы военной истории? Пойми меня верно, дорогая, я люблю моего Мишана, но время никого не щадит, не пощадило оно и Мишана, и теперь пришел его черед наблюдать за ходом боя издалека, оставив героизм другим.
      Мой дорогой муж говорит мне, что зензанское войско не имеет никаких шансов на успех. Им не проникнуть за стены Рэкса. Но все равно ты должна понять, как трепещет мое сердце при мысли о том, что в дальних уголках колонии - в степях Деркольда, на холмах Ана-Зензана, на скалистых берегах Антиоса - мятежники уже собираются под знамена Зеленого самозванца!
      Молись за меня, моя дорогая, чтобы меня миловали грядущие времена. Ах (только пойми меня верно), как хотелось бы мне, чтобы моя сладкая мечта сбылась и чтобы мы с тобой вновь смогли пробежать в белых платьицах по полям, заросшим маргаритками и нарциссами, вернуться в то время, когда ты, Констанция, была всего лишь малышкой Коней, а твоя Мейзи Т. еще не подписывалась
      ее превосходительство
      Леди Мишан.
      P. S.
      Однако один момент в твоем письме меня не на шутку озадачил. Ты пишешь, что в Агондон вернулась Влада Флей. Насколько я понимаю, ты имеешь в виду леди Хартлок, вдову бывшего сборщика податей в Деркольде. Но как же это возможно? Не сомневаюсь, дорогая, что даже в Агондоне вы слышали о пресловутом Бобе Багряном. Разве ты не знаешь о том, что карета леди Влады подверглась нападению на Рэкской дороге в прошлом году, в самом начале сезона Терона? Других, кто ехал с ней, просто ограбили, а ее забрали в плен. И с тех пор о ней ничего не было слышно.
      Но быть может, ты просто ошиблась и имела в виду какую-то другую леди.
      Капитану Р. Вильдропу,
      5-я рота тарнских фузилеров, оллонские казармы.
      Глубокоуважаемый господин!
      Нынешнее мое послание продиктовано желанием принести вам искренние извинения. Я представляю профессию, задача которой состоит, прежде всего, в заботе о людях, в глубочайшем к ним уважении. Я говорю исключительно о себе, ибо даже среди моих коллег порой встречаются особы, имеющие неблаговидную репутацию. Однако каким же заботливым слугою вы сочтете меня, когда обнаружите, что я не сумел выполнить вашу просьбу? Увы, обстоятельства удержали меня от возвращения в Агондон. Вероятно, вы слышали о том, что положение дел в Варби далеко не идеальное, поэтому мне, как и многим моим коллегам, пришлось задержаться в этом городке. О, как неприятно мне писать о том, что некоторые поддались искушению и пытались бежать отсюда! Но теперь стража никого не выпускает за городские стены. Надеюсь, вы видите, господин, как важен правильный выбор для людей моей профессии?
      Однако если подумать, то и извинения мои не совсем оправданны. Вы, движимые заботой о здоровье некоей юной девицы, просили меня регулярно навещать ее и потчевать определенным снадобьем. Между тем, как явствует из писем, которые я получаю от моих друзей из Агондона, эта девица в столицу так и не попала. Вы, сэр, как я понимаю, оттуда также уехали. Все складывается так, что на время наше с вами соглашение придется расторгнуть. Молюсь о здравии вашей юной подруги, которая теперь, увы, далеко от меня, и я не в состоянии помочь ей моим искусством врачевания!
      Как бы то ни было, господин, смею заверить вас в том, что всегда буду к вашим услугам. Во время вашего пребывания в Варби я получил некое представление о том, чем вы занимаетесь. Надеюсь, вы также поймете меня, если я скажу, что мои планы на будущий год в большой степени зависят от нашего с вами договора.
      Уважаемый господин, рад называться вашим покорным слугой,
      Ф. Воксвелл (аптекарь с лицензией на практику).
      С. Е. И. А. В.
      Служба Его Императорского Агонистского Величества
      Господину М. М. Гева-Хариону, главному секретарю штаба.
      Оллонские казармы, Агондон, от лейтенанта В. Венса, заместителя секретаря его превосходительства лорда Мишана, генерал-губернатора и главнокомандующего вооруженными силами его величества в Зензане.
      Глубокоуважаемый господин!
      Его превосходительство генерал-губернатор уполномочил меня передать вам благодарность за сведения относительно мер, принятых в отношении капитана Вильдропа. Его превосходительство желает отметить, что эта идея представляется ему превосходной. На то время, что капитан Вильдроп будет нести службу в регулярных войсках, его превосходительство готов получать разведывательные сведения от его непосредственного командира. Его превосходительство отмечет, что в последнее время голоса, которым следовало бы давно умолкнуть, вдруг снова зазвучали и высказываются в поддержку Вильдропа-старшего. Некоторые полагают, что сообщения о его успехах в управлении Тарном пагубно сказываются на положении нынешней зензанской администрации. В свете всего вышесказанного его превосходительство ожидает, что меры, принятые в отношении капитана Вильдропа, будут еще суровее и что он в конце концов будет отдан под трибунал. Это весьма поспособствовало бы выработке справедливого отношения к роду Вильдропов в будущем.
      Его превосходительство также желает, прежде чем изложить свои соображения более высоким инстанциям, сообщить вам правду о слухах, которые в последнее время дошли до Рэкса. Говорят, будто бы семнадцатый заместитель государственного секретаря отправлен в Тарн и целью его поездки является представление тамошнего губернатора к присвоению оному дворянского титула. Его превосходительство полагает, что это в корне недопустимо. Он изумлен: неужели представители государственной власти не отдают себе отчета в том, как может сказаться возвеличивание Вильдропа на положении дел в Зензане? Делая это замечание, его превосходительство, однако, желает отметить, что поддержка, которой пользуется в Зензане Зеленый самозванец, ни в коем случае не спровоцирована нынешней администрацией. Подобные предположения лишены всякого основания. Его превосходительство желает напомнить пребывающим в Агондоне о трудностях управления столь неспокойной колонией во имя того, чтобы агондонцы нежились в безопасности, как паразиты, процветающие на благосостоянии империи и не имеющие никакого права судить о колониальных делах.
      С наилучшими пожеланиями,
      В. Венс (лейтенант).
      Резиденция губернатора,
      Рэкс, год 999-д.
      ГЛАВА 37
      ПТИЦА С АЛОЙ ГРУДКОЙ
      - Нирри!
      Колокольчик звенел сердито, истерично.
      - Нирри!
      Снова надрывный звон колокольчика.
      - Будь проклята эта девчонка! Где ее носит на этот раз?
      Умбекка Вильдроп восседала на громадной кровати, опершись на гору разноцветных подушек. Рядом с ней лежал поднос с остатками обильной трапезы. Чуть дальше, на тумбочке с мраморной крышкой стояла груда тарелок - следы ночного пира. Жизнь горничной была нелегкой.
      - Нирри!
      - Умоляю вас, любезная госпожа, не расстраивайтесь, - послышался ласковый голос. Обладатель этого голоса был стройным мужчиной неопределенного возраста, одетым в черное облачение ордена Агониса. Он сидел у кровати на резном стуле с высокой спинкой, положив ногу на ногу. Руки его были затянуты в белые перчатки. На висках у капеллана начала пробиваться седина. Он был красив, но черты его лица отличались странной холодностью.
      Эй Фиваль встал и подошел к окну. За окнами лежал сад, окружавший Дом Проповедника.
      - Быть может, вы позволите мне утешить вас и избавить от причины раздражения?
      Причина раздражения, о которой шла речь, представляла собой маленькую подвижную птичку с красной грудкой. Птица непрерывно чирикала:
      Ти-вить! Ти-вить!
      Уже несколько дней подряд эта надоедливая птица прилетала и садилась на высокую ветку за окном, сразу становясь единственным ярким пятнышком в выцветшем зимнем саду. "Опять, опять эта несносная птица! - восклицала, бывало, Умбекка или сразу орала: - Нирри! Неси метлу!"
      Фиваль громко постучал пальцами по стеклу.
      Ти-вить! Ти-ву-у-у!
      Никакого толка.
      - Госпо... жа?
      Нирри остановилась на пороге. В руках она держала поднос с поспешно собранными чайными принадлежностями. Щеки ее разрумянились, из-под кружевного чепчика торчали пряди неприбранных волос. Нирри, крепко держа поднос, стоически выслушала традиционную нотацию. Умбекка называла ее неблагодарной, глупой девицей, лень и небрежность которой она устала терпеть.
      - Нирри, я надеюсь, ты не с любовником развлекалась? Девушка зарделась.
      - Слишком многие девушки в деревне опустились, Нирри, с тех пор, как здесь появились солдаты. Имей в виду, Нирри, если только я узнаю о какой-нибудь грязной связи, ты будешь немедленно уволена без рекомендательного письма.
      Нирри не выдержала и воскликнула:
      - Но, госпожа, я только готовила чай!
      - Да что ты говоришь? А почему же ты принесла только один чайник?
      На самом деле Нирри принесла все, что нужно. Умбекка просто не заметила. Но Нирри больше возражать не стала. Атака утихла - до завтрашнего утра. Умбекка надулась и стала похожа на жабу. Затем она ткнула пальцем в сторону окна. У Нирри задрожали губы, она кивнула и вышла. До птицы трудно было дотянуться с земли даже метлой. Так что... Через несколько минут Нирри должна была появиться за окном. Она должна была забраться на обледеневшее дерево и прогнать птицу.
      - Честное слово, капеллан, просто и не знаю, зачем я держу эту девицу. Более строгая хозяйка давно бы уж вышвырнула ее на улицу - давным-давно!
      - Но, любезная госпожа, ведь вы - воплощенное сострадание. Позвольте... - Фиваль взял чайник и налил Умбекке чаю. Умбекка благодарно улыбнулась гостю. По его настоянию - хотя нет, по ее просьбе, на которую он с готовностью откликнулся, они вот так встречались каждое утро, и только потом все домашние ("семейство", как любила говаривать Умбекка) собирались к завтраку.
      Для Умбекки завтрак был трапезой, состоявшей из трех этапов. И если булочки, хлеб, сыр, ветчина, тарнская рыба, маринованные огурчики предназначались для того, чтобы "заморить червячка" ночью, то происходило это каждую ночь. Спала Умбекка плохо, просыпалась на заре и прежде всего принималась за неофициальную трапезу. Ее Умбекка завтраком не считала скорее она считала ее прелюдией к завтраку. Так истинный художник делает карандашный набросок, прежде чем рисовать картину маслом. После холодной закуски следовало дымящееся жаркое, которое приносила Нирри. Горе ей было, если она не поспевала вовремя, к официальному времени пробуждения хозяйки! На подносе, который Нирри приносила и подавала хозяйке в постель, было не так много еды. Несколько крутых яиц, сосиски, отбивные, обжаренные помидоры с луком, ломтики бекона - короче говоря, легкая еда, чтобы утолить голод и поправить настроение перед тем, как, наконец, покончив с долгим ритуалом одевания, Умбекка спускалась в столовую, где стол уже ломился от яств: овсянки со сливками, абрикосов и персиков, яиц, колбасы, бекона, обжаренных почек и заливного из угрей, прессованной ветчины, языков, холодных жареных цыплят, куропаток и фазанов, буженины, сухих фруктов и фруктов в Оранди, булочек, тостов, мармелада, джема, чая и крепчайшего заксонского кофе.
      Некоторые во время говения постились, однако это не было всеобщим правилом, и потому Умбекка для себя решила, что ей поститься не обязательно. Ведь слуги бога Агониса просто обязаны были поддерживать свои силы.
      - Хорошо ли вы почивали, любезная госпожа?
      - Увы, плохо. Вы же знаете, капеллан, я жертва своего пищеварения.
      - О, как это прискорбно, что столь достойная всяческих похвал дама должна так страдать!
      - Капеллан, вы очень добры, но разве эту тяжкую ношу велел мне нести не господь наш Агонис? Разве вправе я жаловаться на свои страдания, когда мой супруг... - глаза Умбекки при этих словах слегка затуманились, - лежит при смерти в этой ужасной комнате, где все заросло растениями!
      - И не говорите, любезная госпожа!
      Умбекка проморгалась и благодарно протянула руку капеллану. Она часто думала о том, что часы, проводимые ею с капелланом, - ее любимое времяпрепровождение, единственная приятная вещь, которая компенсировала ее возвращение в Ирион Безусловно, ее статус жены губернатора привносил в жизнь множество маленьких радостей. Приобретение нарядов, парады, приемы, общество важных персон (в данном случае - общество лорда Маргрейва, который недавно прибыл с официальным визитом). Женщина, занимавшая такое положение, всегда была на виду. Только с капелланом Умбекка могла себе позволить быть самой собой. Однако в их отношениях не было ничего предосудительного. Отношения их носили чисто духовный характер Спокойно, размеренно вели они разговоры о делах. А поговорить было о чем: ведь при том, что супруг был болен, на плечи бедной женщины легло ни много, ни мало, а управление домашним хозяйством размером с провинцию!
      Капеллан принялся просматривать утреннюю почту. Счет от торговца. Последние депеши. Совершенно секретное сообщение о положении в Зензане, предназначенное для вручения лично губернатору. Умбекка вздыхала и обрадовалась только тогда, когда Фиваль передал ей свежий номер "Дамской газеты".
      - Там, надеюсь, описан праздник в салоне леди Чем-Черинг?
      - Не сомневаюсь, - не слишком весело отозвался капеллан. Последним было письмо.
      Досточтимый отец!
      Увы, мое возвращение в родимый дом снова откладывается. Зензан зовет, и каждый истинный воин короля призван исполнить свой долг. Поговаривают о небывалых по масштабу карательных мерах, поскольку банды Зеленого самозванца угрожают Рэксу.
      * * *
      - Ах, мой бедняжка Полтисс! - дрожащим голосом воскликнула Умбекка. Фиваль, придав голосу подобающее волнение, стал читать дальше.
      Отец, я проклинаю все, что удерживает меня вдалеке от вас. Как бы я мечтал вновь искупаться в вашей любви! Но на этот раз, на этот раз разве вправе я сожалеть о том, что не пускает меня домой? О да, ни о каком блаженстве я не мечтаю столь же страстно, как о том, чтобы броситься к ногам моего отца, но прежде я должен защитить его честь на полях сражения в ненавистном королевстве. Отец, если я погибну, не плачьте обо мне, молю вас. Знайте: останусь я в живых или погибну, то и другое одинаково славно, ибо и живу, и погибну я как мужчина, как эджландец, и более того - как Вильдроп!
      Мои наилучшие пожелания досточтимой моей матушке Умбекке и Катаэйн, моей сердечной сестрице.
      - Гм... - капеллан тактично дождался, пока Умбекка отплачется. - Мне кажется, что отец вряд ли переживет потерю сына.
      - Никто этого не переживет, - хлюпнула носом Умбекка.
      - Но Катаэйн? Ваш супруг убежден в том, что она должна стать женой его сына.
      - Лучше не говорите об этой девчонке! Она все более и более беспокоит меня.
      - Так, стало быть, вы полагаете, что все устроится?
      - Устроится?
      - Я о желании вашего супруга. Думаете, она не станет возражать, если возникнет необходимость эти желание осуществить?
      Умбекка вздохнула.
      - Девчонка ведет себя, как всегда, - то есть, как всегда со времени нашего возвращения домой. Я знала: везти ее сюда - ошибка. У нее все время такой задумчивый, рассеянный вид. И каждый день я вижу все новые и новые признаки того, что деньги, вложенные в ее образование, были истрачены напрасно. И вот я гадаю: что с нами будет, если Маргрейв не проявит доброты и мы останемся ни с чем. Ведь в свет ее мы так и не вывели.
      - Лорду Маргрейву она нравится, - заметил капеллан.
      - Капеллан! Лорд Маргрейв - женатый человек! Капеллан только улыбнулся и прокашлялся, а в следующее мгновение, подлив Умбекке чаю, сообщил:
      - Снова неприятности в долине Родека.
      Туда был перенесен ваганский лагерь, дабы он не смущал своим видом добропорядочных граждан.
      - Опять мятеж? - довольно рассеянно осведомилась Умбекка.
      - Украли вилы. Сломали изгородь. Выпустили отару овец из загона. Овцы разбежались. Снова подожгли амбар досточтимого Орли. Все запасы на зиму...
      - Запасы? О, это просто возмутительно! - воскликнула Умбекка. Послушайте, капеллан, не следует ли нам... то есть я хотела сказать: не следует ли моему дорогому супругу распорядиться о том, чтобы повесили еще несколько ваганов?
      - Вы просто прочли мои мысли.
      Ти-вить! Ти-ву-у-у! - зачирикала за окном птичка. Умбекка раздраженно скривилась, но решила не придавать значения какой-то пичуге и, ласково улыбаясь капеллану, сказала:
      - Быть может, после того, как уедет лорд Маргрейв...
      - А быть может, пока он здесь, любезная госпожа?
      - Капеллан, вы меня удивляете. Лорду Маргрейву разве придется по душе такое зрелище? Мне он представляется человеком утонченным.
      - Но он политик, любезная госпожа! Казалось бы, этим все было сказано. Но нет. Не все.
      - Подумайте: в последние луны мы, так сказать, испытываем сложности. После того, как пятая рота получила приказ выступить на юг, мы остались с меньшим числом солдат. Теперь же в Зензан отбывает и рота синих ирионцев. Однако ужесточение мер - это не политика. Чем может показаться ужесточение низшим классам - тарнским бродягам, ваганам...
      - А лорду Маргрейву?
      - Вот-вот. Как только закончится сезон Короса, этот человек нас покинет. А до того... Разве не стоит нам продемонстрировать ему стальной стержень под шелковым чехлом нашей справедливости, нашего милосердия, нашего сострадания и долготерпения.
      То есть, конечно, я говорю о справедливости, милосердии, сострадании и долготерпении нашего губернатора.
      - О его... стержне?
      - О его твердости.
      - Гм... Действительно... - Умбекка потупилась.
      Бедняжка! До того, как она вышла замуж за командора Вильдропа, она познала множество разочарований, однако были и те разочарования, которые она познала после замужества.
      Она осторожно поинтересовалась:
      - Следовательно, вам пока не удалось переговорить с лордом Маргрейвом?
      За окном послышался скрип веток, шум. Нирри, наконец, принялась за исполнение приказа хозяйки. Забравшись на нижние ветви вяза, девушка пыталась дотянуться метлой до назойливой птахи.
      Ти-вить! Ти-ву-у-у!
      - Любезная госпожа, - предпочел не обращать внимания на происходившее за окном капеллан, - с его высокопревосходительством я общаюсь ежедневно. Мы говорим о погоде, о зензанском кризисе, о ранних и последних произведениях Коппергейта... Увы, с ним можно говорить о чем угодно, тем для разговоров у него в запасе предостаточно. Однако во всем этом присутствует формальность...
      - Ох уж эта формальность! - вскричала Умбекка так громко, что на миг не стало слышно даже шума за окном.
      Похоже, Нирри взобралась повыше.
      - Что такое формальность, - продолжала ее хозяйка, - как не отражение холодности натуры? По-моему, этот благородный господин отличается именно холодностью. Следовало бы растопить его холодность и перевести общение с ним в более естественное русло.
      Капеллан улыбнулся, склонился к столу и проговорил доверительно:
      - Его высокопревосходительство не только холоден, он еще и расчетлив. Другому его миссия показалась бы обычной синекурой - эдаким развлечением для старика, который вот-вот покинет королевскую государственную службу. Другой бы на его месте, если бы его ублажали так, как ублажаем лорда мы, уже давно бы дал рекомендацию присвоить вашему супругу дворянский титул. Но боюсь, лорд Маргрейв будет еще долго все обдумывать и взвешивать.
      - Знаете, у меня уже такое впечатление, что этот лорд - просто чудовище!
      - Он до мелочности порядочен.
      - Но не может ли случиться так, что его отчет будет для нас неблагоприятен?
      Шмяк! Шмяк! Скрипели ветки, шуршала метла, стучала по обледенелому дереву ее рукоятка.
      Птица не обращала на попытки изгнать ее никакого внимания. Проигнорировал эти попытки и капеллан.
      - Так вот, как я уже сказал, этот лорд поразительно честен. И он будет взвешивать все "за" и "против", как ювелир взвешивает на весах крупинки драгоценных металлов. На одну чашу весов он положит все то плохое, что может повлечь за собой присуждение командору дворянского титула. На другую чашу, наоборот, - все то, что может из этого проистечь хорошего. Увы, любезная госпожа, нам не следует забывать о том, что ваш дражайший супруг был послан сюда в виде некоего наказания, после того как он был унижен и пострадал от рук Алого Мстителя...
      Шмяк! - ударила метла. Ти-вить! - сердито чирикнула птица. На этот раз Умбекка действительно не услышала ее голоса. Она вдруг содрогнулась при воспоминании о милом племяннике, Торвестре, о том, как болталось его тело на веревке там, на деревенской лужайке... "О Тор! - рыдала она еще много дней после того, как его повесили. - Зачем, зачем ты все это натворил! Зачем сделал такое со мной?" Потом что-то в ее душе очерствело, и все же время от времени она оказывалась во власти былых чувств.
      Умбекка опустила глаза. Капеллан, поняв свою ошибку, со свойственной ему гибкостью увел разговор в сторону и стал говорить не об унижении, выпавшем на долю командора, а обо всем хорошем, что он успел уже сделать здесь, в Тарне, и чем, безусловно, заслужил дворянский титул.
      Говорил он складно, но на самом деле, на душе у него было тревожно. Если бы он молился, то молитва его была бы отчаянной мольбой: "О повелитель Света! Даруй этому старику дворянский титул, и пусть он проживет столько, чтобы успеть обрести его!"
      Умбекка думала о своем. Подумать только... Все дети, вверенные ее заботам, в конце концов уходили с пути истинного и вели дурную жизнь. Это было справедливо, но как же это было жестоко! Тор... Эла... и даже маленький Джем, сгоревший дотла от вспышки молнии... Мальчика соблазнили и совратили ваганы. Его ожидало спасение как раз перед гибелью. Неужели господь отвернулся от него в самом конце. Умбекка истово молилась о том, чтобы это было не так. Тора и Элу она могла забыть, но Джем... милый мальчик Джем...
      И что будет с Катаэйн?
      Раздумья Умбекки были прерваны.
      Громко стукнула по ветке рукоятка метлы, но на этот раз кроме привычных уже звуков послышался жалобный крик.
      - Что там такое? - встревоженно вскочил капеллан. Этого, собственно, следовало ожидать. Взобравшись слишком высоко на дерево, Нирри не удержалась. Она таки дотянулась рукояткой метлы до подоконника. Птица улетела, а Нирри свалилась с дерева.
      - О! - вскричала Умбекка. - О эта глупая девчонка! Глупая, безмозглая девчонка!
      ГЛАВА 38
      ГОЛОС ИЗ ТУМАНА
      - Это здесь?
      - Здесь.
      - Такой туман! Ничего не видно!
      - Думаю, к рассвету туман рассеется.
      - А если нет?
      Пеллем хохотнул.
      - Откладывать сроки дуэли - это по части защищающегося, Нова. Как и все прочее, если на то пошло, если человек согласился на поединок. Если ты откажешься от дуэли, Бергроув может выследить тебя и убить на улице. Сделаешь что-то не так - и придется играть по его правилам. Однако туман нам, может быть, и на руку. Чем меньше людей узнает о поединке, тем лучше!
      Джем вглядывался в клубящуюся пелену. Одевшись в строгие костюмы, которые принято было носить в пост, друзья выехали из дому рано, чтобы осмотреть место поединка. Эта полоска земли к западу от Нового Города была единственным, что осталось от Оллонских полей. За высокой чугунной решеткой с острыми кольями располагались Оллонские увеселительные сады. Джем еле сумел различить в тумане контуры гигантского чертова колеса, которое выглядело довольно-таки устрашающе в предутреннем сумраке. К востоку, невидимые за туманом, лежали аккуратные дорожки и сады купеческих кварталов - Оллон-Квинталя, Элабеты, парка Эджрика.
      Да, пожалуй, и вправду было неплохо, что упал туман. В погожий день это место было бы прикрыто от посторонних глаз только полоской облетевших лиственниц.
      Пеллем стегнул лошадей, и карета тронулась вдоль деревьев. Джем отчаянно всматривался вдаль, но видел только хлюпающую под колесами грязь. Где-то посередине этой ничейной полоски земли, как объяснил Пеллем, должен был находиться Пень Марми, некогда бывший Деревом Марми. Возле этого дерева Марми Гева-Харион в свое время, то есть во времена правления королевы-регентши, дрался с сэром Рентби Дравилем, знаменитым светским фатом, и победил его. Возле этого пня теперь дрались на дуэлях.
      Джем с любопытством рассматривал пень.
      - Марми потом умер от ран, - сообщил Пелл. - Внутреннее кровотечение. Просто жуть. Нет, Нова, - покачал головой спутник Джема, - ты просто не представляешь, как ты вляпался.
      - Неужели так обязательно все время твердить одно и то же? - буркнул Джем. Он замерз, и у него обострилось желание обороняться. - Ведь ты мне уже вполне доступно объяснил, что до того, чтобы драться с Бергроувом, не унизился бы ни один уважающий себя мужчина, так что для меня одно это само по себе уже плохо. Кроме того, мне предстоит драться в пору поста, когда любого, уличенного в драке на дуэли, могут засадить в темницу, выпороть, а потом пытать на дыбе и четвертовать.
      Пелл рассмеялся:
      - Ну, это вряд ли. Но, Нова, понимаешь ли ты, что случится, если вас застигнет стража? Тебя, как дуэлянта, может ждать что угодно. Тебя осудят.
      - Но за что?
      - За все на свете! О, безусловно, как родственника лорда Эмпстера тебя из осторожности отпустят, в этом можешь не сомневаться, но скандал, какой будет скандал, Нова! Неужели тебе хотелось бы уподобиться Бергроуву и навсегда остаться изгнанным из приличного общества?
      - Он часто бывает у Чоки.
      - Будет тебе, Нова. А вот у леди Чем ты его вряд ли встретишь, верно? Честное слово, надо бы заглянуть тебе под парик. Порой мне кажется, что у тебя на затылке дырка и через нее вытекают все знания, которые я в тебя вложил.
      Джем поморщился.
      - Послушай, Пелл, умолкни хоть ненадолго, ладно?
      Джем соскочил с подножки и смущенно отошел подальше от кареты, чтобы помочиться.
      - Привет, Нова, - послышался вдруг голос из тумана. Джем резко обернулся и принялся застегиваться. Из тумана проступила стройная фигура в лиловом плаще.
      - Радж? Что ты тут делаешь?
      - То же самое, что и ты. Хотел осмотреть место поединка.
      - Радж, иди домой! Я думал, ты вернулся в гостиницу. Разве ты не знаешь, что могут сделать с ваганом, если решат, что ты в чем-то замешан?
      - Но тебя могут убить.
      Раджал вдруг стал младше и неувереннее.
      - Радж, это же Бергроув! - мягко проговорил Джем. - Просто чудо будет, если этот пьяница сумеет прямо шпагу держать!
      - Он зол, он глуп, он ведет нечестную игру. Твой дружок-аристократ говорит о кодексе чести. Но и у детей Короса есть свой собственный кодекс.
      - Нова! - окликнул Джема Пелл. - Нова!
      Джем не стал откликаться.
      - Что за кодекс?
      - Прошлой ночью я струсил. Ты защитил меня. Теперь я обязан защитить тебя. Я буду драться вместо тебя.
      - Радж, ты с ума сошел!
      - Вовсе нет, - спокойно ответил Радж. Гордая решимость была в его сверкающем взоре. - Джем, ты слишком важная фигура. Если ты погибнешь, что же тогда будет?
      Джем не сразу понял смысл сказанного другом. Он шагнул к Раджу, схватил его за руки.
      - Радж, как ты меня назвал - только что?
      - Джем. Джемэни. Ведь тебя так зовут, верно? И настанет день, когда тебя назовут Джемэни Первым.
      - Ты все время знал это? Но я думал...
      - Нова! - опять позвал Джема Пелл. - Ты что там, окоченел, что ли?
      Джем снова не отозвался. Раджал торопливо зашептал:
      - Я не знал, я долго ничего не знал. Это случилось после того, как мы разбежались с тобой тогда, в самый последний день. Меня как будто озарило... словно я услышал и увидел, как затрепетали радужные перышки. Честно говоря, я предпочитаю думать, что это был прощальный подарок.
      - От Милы?
      - А я еще думал, что она меня не любит. Какой же я был дурак! Но теперь с этим покончено. И поэтому я знаю, что должен драться вместо тебя, Джем.
      - Нет! - воскликнул Джем, охваченный волнением и тревогой. - Радж, мне все равно, кто я такой, но драться вместо меня ты не будешь! Как может ваган победить в поединке?
      Раджал оскорбился и отбросил руки Джема.
      - Ты что же, думаешь, что я не умею владеть шпагой? Когда мы с тобой дрались на деревянных мечах, я всегда тебя побеждал, а в "Масках" я многому научился, Джем!
      - Радж, это не имеет значения! Говорю тебе: ты не сумеешь победить! Он убьет тебя. А если ты убьешь его, тебе тоже конец. Бергроув - эджландец. Ему простят убийство. Он уже убивал не раз, убьет и теперь. - Джем разволновался и, снова сжав руку друга, оттянул край его перчатки. Посмотри на свою кожу, Радж! Пойми ты, наконец, ты - ваган!
      - Я это знаю, Джем!
      - Знаешь? Тогда ты должен понимать, что с тобой станет, если ты убьешь эджландца. Твоего отца повесили за меньшее преступление. Радж, ты - мой друг. Ты, наверное, мой самый лучший друг. Но если ты не откажешься от своей безумной затеи, ты перестанешь быть моим другом.
      - Джем, прошу тебя!
      - Пообещай мне, Радж. Просто пообещай.
      Раджал прикусил губу и неохотно кивнул.
      - Нова! - Утратив терпение, к друзьям подошел Пелл. - Ты что же, собрался все утро потратить на разговоры с этим ваганом? Неужели мало того, что вышло из-за вашей вчерашней встречи?