Король и Королева Мечей (Орокон - 2)

      Должна тебе сказать, что сначала я не поверила своим глазам. Кандидат Вольверон стоял на коленях перед Марли, обнимал ее талию и рыдал. Я поняла, что происходит некое объяснение. "Моя прекрасная, - говорил он. - Моя милая Марли!" Сердце мое часто-часто забилось, я зажала рот ладонью и решила, что должна уйти незаметно и ни в коем случае не рассказывать Йули о том, что видела.
      Но я не знала, что Йули надоело ждать, и она решила пойти за мной, а план с вывихом лодыжки отложить на другой день. И вот я отвернулась; чтобы уйти, и увидела ее. Она разжала было губы, намереваясь сурово отчитать меня за долгое отсутствие, но вместо резких слов с губ ее сорвался дикий крик, потому что она увидела сквозь листву то же самое, что увидела я. Она разрыдалась и была готова бежать, но тут у нее подвернулась нога, и она упала в колючие кусты.
      Бедная Йули! Сбылась ее мечта. Кандидат Вольверон нес ее до дома на руках. Но не такого спасения она ждала. Молодой человек так дрожал от стыда, что едва мог удержать свою ношу. Надо сказать, он вообще не отличался завидной крепостью. Распухшую лодыжку Йули царапали ветки, а когда мы начали спускаться с холма, пошел дождь. Кандидат Вольверон едва не поскользнулся и чуть было не упал.
      Мы с Марли отстали. Она молчала.
      С этого дня я внимательно следила за сестрами. Йули пролежала в постели всего несколько дней. Под действием мази все ее ссадины и царапины скоро зажили, а вывих оказался не слишком серьезным. Но этих несколько дней хватило для того, чтобы чувства ее сестры и учителя друг к другу окрепли.
      Зависть! Какое это опасное, ужасное чувство! Как оно разъедает душу! Надеюсь, ты, моя дорогая, ни к кому не испытываешь такого чувства?
      Джели покачала головой:
      - О нет, тетя Влада!
      Тетя Влада улыбнулась и продолжала рассказ:
      - Игра была окончена. Вернее сказать, происходящее перестало быть игрой. Йули настроилась против сестры. О, как хорошо я помню одну сцену... Это случилось утром в классе, который когда-то служил нам детской. Солнце заливало комнату утренним светом. Порой я прищуривалась и видела на месте досок, парт и чернильниц старенькую лошадь-качалку Йули, большую куклу Марли с улыбающейся мордашкой, и тогда мне становилось грустно.
      Йули специально зазвала сестру туда. Она еще только-только начала вставать с постели и ходила с трудом. Царапины на ее лице еще не зажили, и нянька смазывала их какой-то лиловой настойкой. Еще никогда бедняжка Йули не выглядела так уродливо, еще никогда не было так очевидно, насколько Марли красивее ее.
      - Сестра, - сказала Йули. - Ты нарушила клятву и испортила нашу игру.
      - Но почему же, сестрица? - возразила Марли. - Разве ты не говорила, что он должен как-то проявить себя?
      - Да, но разве ты тайком не разжигала в нем страсти? Тут уж Марли не выдержала:
      - Мне вовсе не было нужды разжигать в нем страсть. Он меня любит, и мы поженимся!
      Йули ахнула.
      - Сестра, скажи, что ты шутишь!
      Но это была не шутка.
      Изуродованная сестра ошеломленно смотрела на Марли, а та выкладывала ей невероятную правду. Действительно, поначалу она, как и Йули, просто мучила несчастного Сайласа.
      - Она назвала его по имени?
      - Именно так, моя милая. Как видишь, все успело зайти довольно далеко. Сайлас любил ее - так она говорила, и намерения у него были самые благочестивые. Йули стала пытаться отговорить сестру. Что скажет отец? Неужели девушке, которая могла бы возлечь на брачное ложе с самим королем, стоило бросать все ради какого-то бедного храмовника-провинциала? Отец бы ни за что не согласился на такой союз.
      "Отец может соглашаться или не соглашаться сколько ему угодно, фыркнула Марли. - Я все равно выйду за Сайласа. Через одну луну должно состояться его Посвящение. Но теперь оно не состоится совсем. Завтра Сайлас должен пойти к архимаксимату и попросить, чтобы его освободили ото всех обязательств. Мы быстренько поженимся и уедем".
      "Но что вы станете делать? Как будете жить?" "Сайлас посвятит свою жизнь науке. В той далекой провинции, откуда он родом, он откроет небольшой пансион. Я стану его помощницей. Какое мне дело до радостей светской жизни, когда в меня влюблен такой мужчина? О сестра, как это вышло славно - все, что ты задумала только для забавы!"
      "Сестрица, это безумие!" - вскричала Йули, но Марли не пожелала ее слушать. Кандидат Вольверон ждал в саду, готовый начать уроки.
      Но в тот день пошла с ним только Марли.
      Оставшись одна, Йули дала волю страстям. Она ругалась. Она рыдала. Она стонала. Но что делать, ей было яснее ясного. Дурочка Марли! Все разболтала! "Я пойду к отцу! - закричала Йули. - Неужто он не положит конец этому безумию?! Еще как положит! Он запрет Марли в ее комнате и скорее уморит голодом, чем позволит связать судьбу с каким-то нищим провинциалом! А его... его отец вышвырнет на улицу!"
      Увы, Йули не повезло. В тот день Онти не было дома. Он уехал с визитом к какому-то старому товарищу по торговым делам. Его отсутствие стало роковым. В ярости, потом в тоске, потом - мучаясь от боли, потом - страдая от страха, Йули бродила вокруг дома. Устав, она потребовала у няньки кресло-каталку и велела, чтобы я катала ее вдоль озера. Нянька стала было возражать, но Йули так накричала на нее, что бедная старушка залилась слезами.
      Мы отправились в путь по берегу озера. Как трудно находиться рядом с изуродованной и озлобленной девчонкой! Сезон Терона клонился к концу. Озеро подернулось рябью, холодный ветер шелестел в ветвях ив и в тростнике. Где же была Марли... Марли и ее возлюбленный? Йули со злобой представляла их в лесу, где они отыскали потаенную пещеру и предавались там порочным удовольствиям.
      В ту пору ни я, ни Йули понятия не имели о том, что собой представляют подобные удовольствия. Но одна мысль о них пугала нас.
      Но вышло так, что мы неожиданно наткнулись на них. Помнишь нашу старую лодку, привязанную у дальнего берега озера? Марли и ее возлюбленный лежали на дне лодки, обнявшись, и спали.
      Какой у них был счастливый вид!
      Это зрелище вызвало у Йули страшную вспышку гнева, что она даже не нашла слов. Она поднялась с кресла. Хромая, подошла к лодке, уставилась на влюбленных. Она не стала ни плакать, ни кричать. Она тут же отвернулась, и лицо у нее стало белое-белое. Она опустилась в кресло и тихо велела мне везти ее дальше.
      Мы снова тронулись в путь вдоль берега. Я устала, а на небе собрались темные тучи. Да, сезон Терона почти закончился. Упали первые капли дождя, и я стала умолять Йули позволить мне отвезти ее домой. Она сердито велела мне замолчать. Когда мы снова оказались около маленькой пристани, мне стало не по себе. Йули вдруг стала такой спокойной! Я молилась о том, чтобы влюбленные успели уйти.
      Но когда мы подошли к пристани вплотную, Йули подняла руку и знаком велела мне остановиться. Она встала, а я чуть было сама не повалилась в кресло от усталости. Йули подошла к лодке и бесшумно, чтобы не разбудить влюбленных, вынула весла из уключин. Затем она отвязала лодку и легонько подтолкнула ее. Затем она вернулась, села в кресло и велела мне везти ее дальше.
      Ты спросишь, милая, почему я исполнила ее приказ? Столько лет прошло, а я до сих пор не в силах ответить на этот вопрос. Но вот я говорю об этом сейчас, признаюсь тебе в том, что не знаю, как ответить, но ведь я смутно вспоминаю о таинственном уроке, преподанном нам кузеном Пеллом. Вспоминаю, милая! Разве я не знала все это время о том, что нечто во мне стремится к страшной воронке? Когда-то я думала о том, что мне хочется самой исчезнуть, погрузиться в ужас этого водоворота! Но теперь я понимаю, что в жизни много водоворотов, в которые можно угодить, и для этого совсем не обязательно тонуть.
      Мы уже успели обойти половину озера, когда услышали крики и плеск воды. Кандидат Вольверон выпрыгнул из лодки. Думаю, он решил позвать кого-нибудь на помощь. Увы, героя из него не получилось. Он в отчаянии колотил своими тоненькими руками по воде, стараясь отплыть от жадного жерла водоворота. Марли он оставил в лодке, и лодка подплывала все ближе и ближе к черному горлу омута. Марли не умела плавать. Дергаясь, словно какая-то дурацкая кукла, она металась по качающейся лодке. И вот, наконец, слишком поздно, я бросилась в озеро. Но что я могла сделать? Через несколько мгновений лодка вместе с дико кричавшей Марли исчезла в воронке омута.
      Все это время Йули сидела в кресле, не шевелясь, как мертвая.
      Все произошло мгновенно. К тому времени, как из дому прибежали слуги, сделать что-либо уже было невозможно. В смысле - для Марли. Кандидата Вольверона вытащили из озера. Он наглотался воды и рыдал. Естественно, он был уволен. Только уважение к архимаксимату, как я понимаю, удержало моего деда от судебного разбирательства. Правды он, естественно, так и не узнал. Убитый горем, он вскоре умер.
      И вот Йули стала хозяйкой, самой настоящей хозяйкой в отцовском доме. Какие мысли владели ею, когда она стала наследницей? Трудно вообразить. После похорон Онти я с ней не разговаривала. Я получила наследство от моего отца Конечно, маленькое, но я намеревалась распорядиться им с умом и не желала никакой помощи от Йули. Но конечно, я еще много раз потом видела ее в обществе.
      - Но, тетя, что с ней стало? Она вышла замуж?
      Тетя Влада рассмеялась.
      - Ты прекрасно знаешь, что с ней случилось, милочка! Быть может, из-за чувства вины Йули вспомнила о мечте своей сестры и ее возлюбленного открыть маленький пансион. Быть может, она все время с тоской вспоминала наш класс, где она когда-то наслаждалась тем, что мучила своего учителя. Как бы то ни было, она превратила дом своего отца в пансион для девочек из высшего общества.
      Но вот озера она сохранять не стала, и потому за высокими белеными стенами забора теперь лежат болота. Джели привстала, в изумлении приоткрыв рот.
      - Так значит, Йули - это...
      - Ну конечно, моя милая! Разве я забыла сказать тебе фамилию моего деда? Его фамилия Квик, милочка. Квик. Квик
      Тут Рин взлетел и уселся на плечо тети Влады и стал повторять, как попугай:
      - Квик! Квик!
      А Влада рассмеялась, запрокинув голову, - так беззаботно, словно вся эта история была всего лишь забавной шуткой.
      ГЛАВА 35
      ДЖЕМА ВЫЗЫВАЮТ НА ДУЭЛЬ
      - ...Коппергейт? Послушайте, сэр, но ведь нужно иметь хоть долю критического отношения к литературе! Мой старый приятель Фарли Чем-Черинг сказал бы о Коппергейте, что его стихи скрипучи, как дверь, которую давно следовало бы смазать!
      - ...Мэррик? Мэррик! Ну, что вам сказать... Его "Король мечей" - сущая показуха, ни капли истинного чувства. Я уже, между прочим, сказал Рени Больбарр, что если я бы пожелал, чтобы меня напоили, поколотили и одарили наплевательским отношением, то я бы предпочел все это получить у Чоки, а не в Королевском театре на Джуви-Лейн!
      - ...Любезный доктор, верится с трудом! Вы готовы взять за образец "Дискурс о свободе" Витония? Но ведь это чисто теоретическая работа, в ней описываются условия жизни, которых просто невозможно ожидать в наше время то есть в Эпоху Искупления! Неужели в богохульстве своем вы готовы отречься от "Эль-Орокона", где утверждается, что все мы должны нести бремя печали?
      - Они сегодня в ударе, - усмехнулся Радж.
      Кофейня была переполнена. Переулок, что вился от ворот университета, занесло снегом, а здесь в заведении под названием "У Вебстера" было тепло, и даже скорее жарко, чему в немалой степени способствовали горячие споры, раскаленные подстать пылающим очагам и подогретые заксонским вином.
      - Сегодня? - переспросил Джем. Разговаривали они с Раджем после представления. - Стало быть, ты уже какое-то время находишься в Агондоне? И у Эрдонского дерева я тебя видел? Радж, наши с тобой пути пересекаются, словно мы вьем паутину!
      - Я знал, что рано или поздно ты меня найдешь. Просто было интересно, когда.
      - Ты знал, что я в Агондоне!
      - Я видел тебя! Да вот хотя бы вчера. Выглянул из окна гостиницы "Ройял" и тебя увидел.
      Джем не нашел, что и сказать, а Радж усмехнулся.
      - Да, самая шикарная гостиница в Агондоне, Нова. Купить недвижимость нам не позволено, но снять мы можем самые лучшие номера.
      Джем понимал, что, говоря "мы", его друг подразумевает "Маски". Он удивленно покачал головой:
      - Но, Радж, что с тобой приключилось? Ты ведь мне до сих пор ничего не рассказал!
      Раджал снова усмехнулся, опустил глаза и стал вертеть в пальцах блюдечко. На миг - всего на миг - он смутился. А потом посмотрел на Джема, и глаза его дерзко сверкнули.
      Джем изучал лицо Раджала. Тот изменился и выглядел старше, мудрее или, по крайней мере, опытнее. Щеки его утратили ребяческую пухлость, отчего лицо его приобрело мужественную красоту. Отяжелели веки. Даже форма губ, казалось, изменилась. Они стали более пухлыми, пожалуй, более четко очерченными. Джем не сразу рассмотрел, что губы у Раджала подкрашены.
      - Ты просто щеголь, - неловко пошутил Джем.
      - Щеголь здесь ты, Нова. Я ваган, не забывай об этом.
      Раджал улыбнулся по-новому, насмешливо скривив губы.
      - Да, - кивнул Джем, - но какой ваган!
      - И все равно ваган!
      Джем не удержался от смеха.
      Раджал сменил наряд арлекина на прекрасный лиловый камзол, надетый поверх сорочки с кружевными манжетами и жабо. Под воротником сверкала брошь в виде королевского герба. На вешалке висел такого же цвета плащ с отделкой цветов радуги, а также модная широкополая шляпа. На поясе у Раджала болтался декоративный кинжал в узорчатых ножнах.
      Уверенность, с которой держался Радж, соответствовала его новому облику. Именно Раджал, а не Джем предложил заглянуть в кофейню. Раджал, а не Джем, войдя, щелкнул пальцами, крикнул официанта и попросил, чтобы им предоставили кабинку.
      Джем почти завидовал другу, но, мысленно одернув себя, решил, что это глупо. Кофейня "У Вебстера" была местом, где молодой ваган мог позволить себе поиграть в аристократа. А для высшего света кем были "Маски", как не слугами? Да, леди Чем-Черинг могла сколько угодно вздыхать и охать во время их представлений, ни арлекина, ни паяца она бы не позвала к себе в дом в качестве гостей.
      Раджал отхлебнул глоток кофе.
      - Помнишь ту ночь, когда мы вернулись в Варби?
      - Ночь окончания сезона?
      - Ну, так вот: я точно так же мог бы спросить: а что приключилось с тобой?
      Джем рассмеялся.
      - Поверишь ли: я забрался в повозку торговца! Нырнул головой вперед и пребольно ударился. А когда проснулся, мы уже полдороги до Агондона проехали. Так что: ничего особенного.
      - Не знаю... В конце концов, ты попал туда, куда хотел попасть. А я побежал в другую сторону. К центру города.
      - Ну, уж это точно было не очень умно.
      - Думаешь? Ну ладно, дай я доскажу. Завернул я за угол и вижу: ползет огромный золотистый змей, и прямо на меня! В первое мгновение я закричал от страха, а потом расхохотался. Это был бумажный дракон, которого должны были вот-вот разрубить деревянными мечами.
      - Сассорох? - уточнил Джем. Перед его мысленным взором возник образ летающего змея, и он невольно поежился.
      - Ну да, да, - со знающим видом кивнул Радж. - "Маски" каждый год в Варби показывают Сассороха. Этим действом завершаются карнавалы в день окончания сезона. Ну а я, понимаешь, прямо на змея этого напоролся.
      - Да, наверное, забавно было.
      - Забавно? Нова, это было потрясающе! Ты только представь: мальчишки-ваганы, мои ровесники таскали этого змея вдоль парка Элдрика - в ту сторону, потом в другую. Звенели бубны, пели дудки. В дождливом небе вспыхивали фейерверки. Арлекин говорит: нет ничего лучше карнавала в ночь окончания сезона. Надо тебе хоть раз посмотреть, Нова! Нынешнее представление у этой дамочки - это так, тьфу!
      - Тьфу?
      - Ну... У меня сегодня появилось несколько новых друзей. - Нова опять криво усмехнулся. - Джарвела хочешь? Эй, официант!
      - Пожалуй, мы оба добрались туда, куда хотели добраться, - пробормотал Джем. Он вспомнил о прежней бродячей жизни с Раджалом, и его вдруг захлестнула волна сожаления. Джем не был уверен в том, что ему нравился этот, новый Раджал.
      Но с другой стороны, быть может, Раджалу тоже не нравился новый Джем.
      - Радж, - спросил он, - а как Мила? Как Великая Мать? Что с ними?
      Раджал пожал плечами, подал мальчишке-официанту тираль, потянулся, зевнул, улыбнулся.
      Джем сжал руку друга и спросил с тревогой:
      - Ты что, даже не знаешь, где они?
      Джем мог бы сказать еще что-нибудь, но в это мгновение их беседа с Раджем прервалась. Распахнулась дверь, пахнуло морозом, властный голос потребовал, чтобы его обслужили. Тот человек, которому принадлежал голос, был сильно пьян.
      - Вот ведь... дрянь! - бушевал подгулявший гость. - Ведь это надо! Все заведения закрылись из-за говения. Даже Чоки - и тот нас пораньше вышиб за дверь. Ну а тут-то всегда открыто. Эй, малый, поди сюда!
      Кофейня огласилась сердитыми выкриками:
      - Господин, ну закройте же дверь!
      - Какой невоспитанный молодой человек. Он что же, думает, что здесь кабак какой-нибудь?
      - Что? Что такое? - всполошился один старенький ученый. Он увлекся спором и был страшно недоволен, что нить его рассуждений прервали. Послушайте, сударь, но неужели вы совершенно не чувствуете прелести агонистского гекзаметра?
      - Чихать я хотел... на ваш гек... заметр! - огрызнулся пьяный, схватил со стола блюдечко и швырнул на пол. - Вот ведь... жирные грамотеи... Кто-нибудь, во имя бога Агониса, принесите мне выпить! Вы-пить!
      Джем и его друг рассердились, но заинтересовались и выглянули из своей кабинки.
      - А мы раньше этого малого никогда не видели? - проговорил Радж.
      Джем кивнул:
      - О да, мы видели его раньше.
      Это был господин Бергроув, но узнать его можно было исключительно по его знаменитому галстуку из золотой парчи, который был завязан как попало. Одежда его была заляпана, глаза налились кровью. За его спиной нервно переступал с ноги на ногу тот самый долговязый молодой синемундирник, с которым Джем видел Бергроува у Чоки. Мальчишки-официанты засуетились около гостей. Невысокого роста мужчина в фартуке - видимо, Вебстер - появился из-за стойки и встал, уперев руки в бока.
      Раджал только улыбался. Видимо, ему было забавно понаблюдать за сварой между эджландцами.
      Однако потасовки не произошло.
      - Пожалуйста, - смущенно пробормотал синемундирник, - не сердитесь на него. Он очень пьян, но ничего дурного не хочет, правда. - Он проворно подставил плечо господину Бергроуву, чтобы тот не упал. - Не волнуйтесь, мы заплатам за все. И выпивки он больше не хочет. Не могли бы вы принести нам кофе, чтобы он немного протрезвел? Хорошего, крепкого кофе.
      Вебстер поджал губы.
      - У меня кофе всегда хороший и крепкий. Хорошо, господа, не пройдете ли в кабинку? Туда, подальше.
      Синемундирник едва успел дотащить господина Бергроува до кабинки и усадить, пока тот не лишился чувств. Раджал еле удержался от смеха, глядя на то, как Бергроув стукнулся лбом о стол.
      Беседа возобновилась.
      - Ну а что в будущем, Радж? Ты - новый арлекин?
      Раджал рассмеялся.
      - Это ты о костюме? Да нет, это всего лишь маленькая шутка паяца. Арлекин в "Серебряных масках" всего один. Паяц говорит, что был другой, но это было много лет назад. Он пропал, и нынешний арлекин по сей день о нем горюет.
      Сердце Джема взволнованно забилось.
      - Был другой арлекин?
      - Теперешний научил его всему, что умеет сам. А потом тот ушел. Похоже, он не ваган был, и в этом была вся беда. Какой-то беглый эджландец. Вроде тебя, Нова.
      Джем задумчиво уставился в одну точку.
      - Вот бы мне его найти...
      - Кого?
      - Я встречался с ним. С тем, другим арлекином.
      Раджал засмеялся.
      - Много разных арлекинов! Но я говорил о "Серебряных масках". О Нова, я так счастлив! Кто бы тогда, в Варби, мог подумать о том, что Раджал, потомок Ксал, попадет в эту благородную, утонченную труппу!
      Джем печально посмотрел на друга.
      - Но что с Милой? - спросил он вновь. - Как ты думаешь, а она сможет поступить в "Маски"?
      Раджал усмехнулся.
      - А ты не очень наблюдателен, Нова. Разве ты не заметил, что в "Масках" все мужчины и мальчики. Нет... Я нашел кое-что такое, чего у Милы никогда не будет.
      - Радж, как ты можешь так говорить?
      - Это правда, Нова. Пойми, я нашел себя. Я понял, кто я. - Радж помедлил и добавил с кривой усмешкой: - Нова, как ты думаешь, каждый ли мальчишка-новичок в "Масках" с первого дня спит на шелковых простынях?
      Раджал больше ничего не сказал, а Джем не совсем понял, о чем речь, и рассеянно пригубил кофе. Потом он вспомнил речи старика арлекина в тот день, когда он с трудом сумел выскочить из кареты по пути в Варби. "Ты станешь нашим другом, нашим особенным другом. У нас с паяцем было много таких друзей - правда, паяц?"
      И тут Джем все понял.
      Он поставил чашку на блюдце и выкрикнул:
      - Радж, ты... кокотка! Ты юноша-кокотка!
      - Тс-с-с! Это жестоко, Нова.
      - Но это правда!
      - Да, это правда. Но я хорош в этом, понимаешь?
      Джем не мог этого понять.
      - Радж, но как ты мог? Что бы сказала Великая Мать?
      Раджал только вздохнул.
      - Разве она не знает обо всем заранее? Еще до того, как что-то происходит? - Он уперся локтями в крышку стола, склонился вперед, опустил подбородок на закрытые кружевами костяшки пальцев. Джем беспомощно смотрел в его темные глаза.
      - Не суди меня слишком строго, Нова, - попросил Раджал. - Позволь, я расскажу тебе кое-что. Как только мы приехали в Агондон, я пошел в ваганский квартал. О нет, конечно, тогда я не был так одет, как сейчас. Я на всякий случай приберег свои обноски. В общем, пошел под гору от гостиницы "Ройял" к узким грязным улочкам возле Старого моста. А ты где живешь, Нова? В Новом Городе? Небось, в ваганский квартал ни разу носа не совал. Помнишь лагерь в Ирионе, у старого амбара? Тот лагерь хотя бы на холме стоял, и места там было побольше. А вот теперь представь: народу раз в пятьдесят, если не в сто, больше, и все ютятся в тесных каморках, и каморки эти громоздятся одна над другой, так что на мостовую внизу никогда не светит солнце.
      Наконец принесли давно заказанные сигары из джарвела. Друзья закурили и глубоко затянулись.
      - Когда я пришел в город, я проходил через трущобы.
      - Трущобы! Ты уж меня прости, Нова, но даже с трущобами ваганский квартал сравниться не может. Трущобы - это для эджландцев, у которых нет ни денег, ни надежд на лучшее будущее, верно? Они там живут не потому, что они родились эджландцами.
      Джем указал на богатый наряд друга.
      - Но не все ваганы живут в ваганском квартале. Радж скривился.
      - Вот именно. Ты ведь там даже не бывал, правда? Там просто лабиринт. Такая, знаешь, огромная ярмарка. Не счесть занавесок со звездами, лотков с побрякушками, куртизанок, сидящих у окон и зазывающих прохожих. Повсюду слышны песни, грохот повозок, злобные крики, звон гиттерн, свист, стоны колесных лир...
      Подумай, представь. Ни простора, ни солнца, ни тишины. И нет этому конца. Уж лучше бродяжить и терпеть налеты. Я слыхал, теперь даже в Варби запретили выступать простым труппам. Зачем эджландцам надо сбивать нас в кучу? Ну что ж, я знаю ответ на этот вопрос. В одну прекрасную ночь в ваганском квартале вспыхнет пожар. Или бомба взорвется. И очень скоро, я так думаю. Очень скоро.
      Джем в горечью проговорил:
      - Но ты - не один из тех, кто там живет, Радж.
      - Это мой народ.
      - Больше нет.
      - Не говори так. - Раджал утратил былую самоуверенность. На его темные глаза набежали слезы. - Нова, - вырвалось у него, - я их искал, поверь! Ночь за ночью бродил по грязным каморкам. Пробирался на каждую казнь. Как думаешь, почему я в тот день был у Эрдонского дерева? Великая Мать - это ваганская легенда. Думаешь, если бы она пришла в Агондон, об этом не узнали бы все сразу? Но их здесь нет. Они сюда не приезжали. Вот и все, что я знаю, Нова, клянусь тебе.
      Он еще сильнее склонился к столу и закрыл лицо руками.
      Джем был готов обнять и утешить друга, но не мог найти нужных слов. Последние слова Раджа вызвали у него сильнейшую тревогу. Теплая кофейня вдруг показалась ему холодной и мрачной, будто исчезли стены и все кругом замело снегом.
      И в это мгновение кофейню сотряс пьяный выкрик:
      - Ваганское отродье!
      Джем резко обернулся. Жак Бергроув ожил, но ничего, кроме хамства, произнести не сумел.
      - Кто пустил сюда этого грязного подонка?
      Молодой синемундирник стал пытаться утихомирить своего спутника, но это было безнадежное занятие. Пьяный поднялся и с возмущением тыкал пальцем в сторону смуглокожего Раджала:
      - Я с-спрашиваю, кто пус-стил сюда этого грязного подонка? Раджал окаменел. Все посетители кофейни обернулись к нему.
      Вебстер снова выбежал из-за стойки, но его опередил Джем.
      - Убирайтесь, Бергроув, - негромко проговорил он.
      Бергроув обернулся к нему.
      - Нова Эмпстер! Ну-ну, жизнь полна неожиданностей, верно? Так он, стало быть, ваш, этот грязный размалеванный индюк?
      - Я сказал: убирайтесь, - повторил Джем.
      Пьяный скривился. Он и не подумал убраться. Приняв притворно задумчивый вид, он проговорил:
      - Вот интересно, что бы Эмпстер сказал? Но знаешь, кого мне больше всех жалко? А больше всех мне жалко Чоки... Нет, ты послушай, это что же получается? Старик Чоки ночей не спит, все придумывает, как бы лучше тебя ублажить, и все напрасно, так? Оказывается, есть среди нас такие, кому подавай побольше грязи и извращений...
      Он наверняка мог бы наговорить еще много, но Джем бросился к нему и отвесил ему пощечину, другую...
      Бергроув покачнулся и повалился на пол.
      Джем обернулся к молодому синемундирнику. Тот не знал, куда деваться от стыда.
      - Отведите его домой, хорошо? Пусть проспится.
      - Не трогай меня! - отмахнулся Бергроув от своего спутника. Он с трудом поднялся, сделал один неверный шаг, другой и принялся тыкать пальцем в Джема. Джем отступил, но пьяный приблизился к нему и, дыша перегаром, прошептал:
      - Вы, сударь, меня... оскорбили.
      Джем отвернулся, но Бергроув схватил его за плечо, развернул к себе и проревел:
      - Я сказал: вы, сударь, меня оскорбили! И я требую сатисфакции!
      Кофейня Вебстера огласилась охами и ахами. Джем побледнел и снова отвернулся от Бергроува, но тут позвучал знакомый голос:
      - Он прав, Нова. Задета его честь. Это кодекс чести. Ведь хотя бы этому я успел тебя научить, верно?
      - Пелл!
      К Джему, отряхивая снег с шубы, шагнул Пеллем Пеллигрю.
      - Только я собрался сказать, Нова, как рад, что нашел тебя до того, как ты успел вляпаться в какие-нибудь неприятности. А теперь готов сказать другое: удивительно, как ты не успел вляпаться в еще большие неприятности.
      Часть третья
      ЛИК В ЗЕРКАЛЕ
      ГЛАВА 36
      ТРИ ПИСЬМА
      Милая Констанция, с нелегким сердцем отвечаю на твое последнее письмо. После стольких лет мне нет нужды признаваться в любви к тебе, ведь мы уже давно преодолели то время, когда любовь и дружба требуют подтверждений. А наша любовь - это прочнейшая нить, порвать которую не в силах никто, и эта нить вьется от твоего роскошного дома на берегу Риэля до этого обшарпанного особняка внутри стен Рэкса. О нет, этой связующей нити ничто не грозит.
      Нет крепче в мире нити той,
      Чем та, что мы сплели с тобой.
      И все же не обижайся на меня, дорогая, если я упрекну тебя в жестокости.
      Как же так? Как долго я томлюсь, словно узница, в глухой колонии, и столько времени я не видела письма от моей Констанции, а ведь твои письма всегда такая радость для меня! О, когда я читаю твои письма, я как бы всюду бываю вместе с тобой - и в Главном храме, и в королевском тронном зале, и на балу в честь открытия сезона, и на твоем знаменитом празднике... Поверь, дорогая, было время, когда только в твоих письмах и находила отдохновение. Увы, тяжела жизнь супруги губернатора... Увы. Похоже, и это счастье отнято у твоей бедняжки
      Мейзи. Ведь если моя Констанция впала в меланхолию, если сердце ее покинула радость, то как же она может пробудить радость в чужом сердце?
      И все же даже в твоем последнем письме порой я находила не только боль. Словно волна прилива, обнимали меня воспоминания, и на глаза наворачивались слезы радости. И тогда, дорогая моя подруга, я вновь видела нас такими, какими мы были в пору девичества, когда мы переправлялись через Риэль - ведь это было в те годы, когда еще не было моста Регента, - а потом резвились среди маргариток и нарциссов в тех местах, где теперь стоят виллы квартала Оллон-Квинталь. О да, дорогая моя, бывали мгновения (они вспоминаются так ярко, что кажутся явью), когда мне казалось, что мы с тобой вновь девочки, что вся жизнь впереди. Но вскоре моя радость сменилась печалью, и я поняла, что все это - лишь иллюзия, что на самом деле мне никогда не вернуться в прошлое, в те места, что и теперь купаются в лучах золотого солнца, где по-прежнему воздух сладок и свеж, где меня звали Мейзи Тарфут, а тебя - Коней Грейс.
      Это наша общая печаль. И все же, дорогая, я должна упрекнуть тебя в жестокости. Жить нам осталось не так много, и хотя ты в отличие от своей подруги Мейзи лишилась лучшего из супругов, разве ты не прожила жизнь, которой позавидовала бы любая женщина? Когда будет написана история нашего времени, разве еще какая-то женщина, кроме королевы, конечно, займет в ней более достойное место? Будучи супругой губернатора, моя дорогая, уж ты мне поверь, я имею возможность встречаться со множеством высокопоставленных особ. Я всегда стараюсь выпытать у них как можно больше о жизни в Агондоне. То и дело мне приходится выслушивать о твоих победах и достижениях. Так что позволь мне заверить тебя в том, что проходит вовсе не твоя слава, проходит всего-навсего время.
      Мы немолоды, Констанция, но ты прожила великую жизнь. Неужели для сравнения ты не можешь вспомнить о своей Мейзи, запертой в Рэксе? Я живу во дворце, но пусть это название не обманывает тебя.