Миры и междумирье - Ледяная арфа гангаридов

Сейчас жертвенник был пуст – видимо, оттого, что храм только что открылся для посетителей. Илдан вынул несколько золотых монет, опустил в прорезь ящика и мысленно обратился к Великой Портнихе с заведомо безнадежной просьбой смилостивиться над Гэтаном, сгинувшим в Светлом море. Выполнив дело, ради которого он зашел в храм, Илдан оглядел просторный и сумрачный зал.

Прямо за жертвенником, в глубокой нише, висело оружие Арноры. Бросив взгляд знатока на шлем и латы, он пришел к выводу, что Великая Портниха была женщиной крупной и, пожалуй, мужеподобной. Меч, напротив, был откровенно парадным и вызывал восхищение разве что отделкой, на которую ушло немало золота и драгоценностей. Конечно же, главным было то, что меч являлся священной реликвией – Илдану случалось держать в руках оружие и получше.

По боковым стенам храма тянулись ниши, в которых было выставлено оружие великих воинов. Илдан прошел вдоль ниш, читая прославленные имена, а заодно вспоминая глупую историю со шлемом Бирота, выигранным на турнире прадедом Илдана. Драгоценности на шлеме оказались поддельными, прадед послал правителю Саристана оскорбительное письмо с обвинением в подмене, тот ответил не менее оскорбительным письмом, хотя обоим не помешало бы принять во внимание, что Бирот был не только великим воином, но и великим кутилой. С тех пор никто из лимерийского правящего рода не принимал участие в турнире Дня Звездочетов.

Большинство имен восходило к глубокой древности, еще до создания Триморской империи, которая была основана после длительного периода междоусобиц Арбахалом, властителем Саристана. Ни во времена Империи, просуществовавшей полтоpа века и вновь распавшейся на мелкие государства, ни после, когда военные стычки стали редки и сводились к завоеванию свободных городов, не признававших другой власти, кроме собственного правления, война не порождала таких героев, как в прошлые века. По старой традиции оружие и доспехи героев, павших на поле битвы, посвящались Арноре и с почестями доставлялись в храм, где затем участвовали в пpизовом жребии для турнира.

Истекшее двадцатилетие вошло в историю войн Триморья двумя битвами. Одна из них – покорение Сигры Даканом, отцом Дахата – едва не привела к войне между Хар-Наиром и Саристаном, потому что свободный город Сигра, выбрав из двух зол меньшее, запросил поддержки у Саристана в обмен на подданство. Война была неизбежной, но Дакан скончался в несколько дней от поноса, случившегося из-за гнилой воды. Дахат, вернувшись с коронации, обнаружил, что время упущено – Сигра присоединилась к Саристану, а все ее окрестности кишели саристанскими войсками. Рассудив, что положение для начала победоносной войны стало невыгодным, он повел армию к Северным горам, у подножия которых стоял последний свободный город Триморья – Ар-Бейт.

Осада города закончилась победой Дахата, прославив как военное мастерство молодого правителя, так и мужество защитников Ар-Бейта. Теперь, хотя правителю Хар-Наира перевалило за сорок, он по-прежнему считался одним из первых мечей Триморья и, похоже, намеревался доказать это на турнире.

Илдан невидящим взглядом уставился в следующую нишу. Его ладони давно были жесткими, ноги – упругими, а кисти рук – гибкими от ежедневных упражнений с мечом и боев на учебной площадке дворцового парка. Годы нелегкого обучения искусству боя, совершенство в котором было обязательным для сыновей правителя – жара, пыль, скользкие камни площадки, приказы наставника и удары, удары, удары – в атаке, в защите, с уходом вбок, наотмашь, рубящий, режущий, колющий... подгибающиеся колени и выкрик «Стоять!» наставника, слишком хорошо знающего цену снисходительности в учебе... буpые отпечатки колец кольчуги на мокрой рубахе, запах пота и железа... Илдан вспомнил, как наставник впервые похвалил его, когда он обманным выпадом заставил старшего брата раскрыться и достал мечом до его кольчуги. Короткое слово «годится» – Илдан долго еще гордился им. Он мысленно адресовал Бироту, из-за которого не мог принять участие в состязании лучших воинов Триморья, самое крепкое из ходовых словечек учебной площадки. Да, привратник был прав – для знатного воина нет ничего почетнее победы на турнире Дня Звездочетов.

Ноги донесли Илдана до распахнутых дверей храма. Он оглянулся, чтобы еще раз увидеть главный приз турнира, поблескивающий над жертвенником. С отцовским гневом нельзя было не считаться, поэтому помыслы об участии в турнире следовало забыть. Но Илдан не нашел ущерба для чести дома лимерийских правителей в том, чтобы посмотреть, как сражаются остальные.

Занятый размышлениями о возможных участниках турнира, он не глядя пошел по улице. Здорово, конечно, было бы схватиться с самим Дахатом, которому служит эта женщина с красивым, презрительным лицом, или даже с хозяином турнира Тубалом, правителем Саристана. Но нет, Тубал не будет участвовать, он слишком стар для схватки, у него уже взрослая дочь-наследница. Зато из Геста наверняка приедет Бристен, племянник кpигийского правителя, здоровенный парень с мощнейшим ударом, на полголовы ниже Илдана и в полтора раза шире в плечах. Да и Тайвел, сын военачальника илорнского гарнизона, надо думать, не упустит случай показать силу. Оба они были давно знакомы с Илданом, а значит, ему еще предстояло наслушаться от них насмешек по поводу неучастия в турнире.

Илдан вдруг поймал себя на том, что идет по незнакомому городу, не запоминая дороги. Осмотревшись, он обнаружил, что забрел в торговую часть Шиpана, где вдоль улицы стояли каменные дома с лавками на первом этаже, с железными ставнями на окнах. Улица пестрела вывесками, на которых чередовались изображения постелей, кружек и дымящихся тарелок, обозначающих гостиницы, пивные и закусочные.

Дымящиеся тарелки на вывесках напомнили Илдану, что пора бы и поужинать. Над ближайшей дверью раскорячилась криво нарисованная пивная кружка, двумя домами дальше маячила роскошная вывеска с упитанным поросенком на блюде, а рядом – надпись «Горячие обеды». Заведение предназначалось для грамотных, давая надежду на приличную пищу и обслуживание, поэтому Илдан недолго колебался с выбором. Он отворил тяжелую дверь под надписью и оказался лицом к лицу со слугой.

– Где здесь свободный стол? – спросил он, разглядывая богатую обстановку зала, белые скатерти на столах и дорогую посуду перед посетителями – судя по одежде, людьми зажиточными.

– Матросню не обслуживаем! Вас пусти – так вы всех пpиличных людей разгоните!

Илдан не стал препираться со слугой, приняв к сведению, что матросская одежда дает не только некоторую свободу, но и некоторые ограничения.

– Куда же мне пойти пообедать?

– Как выйдешь, пройди два дома направо, увидишь пивную кружку на вывеске. Самое для тебя место.

– Мне нужно не выпить, а поесть.

– Там и кормят тоже. Давай разворачивай отсюда.

Илдан вышел на улицу и вернулся к заведению с кривобокой кружкой над дверью. Зайдя внутрь, он остановился на пороге и с сомнением оглядел деревянные скамейки у незнакомых со скатертью столов, пивную стойку, заставленную глиняными кружками, и подозрительного вида компанию, проводившую за ней время – нескольких полупьяных парней с развязными манерами, а с ними двух-трех девиц, одетых пестро и неряшливо. Кроме них, в пивной были и другие посетители – ремесленники и деревенские жители, приехавшие в город за товарами, поэтому Илдан решился поужинать здесь.

Свободных столов не было, и Илдан уселся за один стол с крупным пожилым мужчиной, ожидавшим заказанный ужин. Слуга принес мужчине пиво и тушеные бобы с мясом, а затем сообщил Илдану, что ничего другого сегодня не стряпали. Илдан согласился взять бобы и стал дожидаться заказа. Он покосился на соседа, но тот не обращал на него внимания, увлекшись едой. За соседним столом у стены сидел человек в невзрачной одежде из грубого некрашеного волоконника. Поначалу Илдан глянул на него мельком, но, увидев гладко выбритую, покрытую темным загаром голову и прислоненный к стене шест, взглянул внимательнее.

Это был один из послушников Аргиона, или Бесстрашных, как их называли в народе. На расстоянии вытянутой руки от послушника стоял шест толщиной в три пальца и длиной повыше человеческого роста, с заостренным концом наверху. Средняя часть шеста была отполирована pуками хозяина до блеска. Послушник прожевывал бобы тщательно и неторопливо, как человек, привыкший ценить еду. Ему можно было дать лет тридцать, а то и все пятьдесят – Илдан затруднился с определением возраста, почувствовав только, что перед ним давно уже не юноша. Несмотря на то, что послушник не выделялся ни ростом, ни сложением, а просторная рубаха скрывала его мышцы, наметанный глаз Илдана ухватил и крепкую шею, и жесткую округлость плеч, и ту особую плавность движений, которая дается только длительными упражнениями с оружием. Вряд ли всё, что рассказывалось о боевом мастерстве Бесстрашных, было правдой, но этот человек, безусловно, был сильным воином.

Подошедший слуга отвлек его, поставив перед ним бобы и пиво. Илдан с удовольствием вдохнул запах горячего блюда, оказавшегося лучше, чем можно было предположить, и, забыв о послушнике, почти догнал своего соседа по столу, выскребавшего миску.

– Матросик! – Женский голос бесцеремонно оторвал его от полупустой миски. – Скучаешь, небось, один?

Перед Илданом стояла одна из девиц, околачивавшихся у стойки. В ее глазах читалось недвусмысленное намерение заработать на заскочившем в пивную матросе.

Илдан воспользовался фразой, способной, по уверениям поучавших его матросов, отцепить любую навязчивую шлюшонку:

– Я на мели, милашка.

– Ты себя не ценишь, красавчик, – беспокойно оглянувшись назад, сказала девица. – Провести с тобой ночку – не работа, а удовольствие.

– К ночи я должен быть на корабле.

– Ты уже был бы в порту, если бы торопился. – Девица привычным движением уселась ему на колени, обдав его запахом пива и немытого белья, обхватила за шею и зашептала. – Ко мне мы не пойдем, потому что прицепился тут один, но я такие места знаю, где он нас до утра не сыщет...

Пока Илдан гадал, что же в нем понравилось этой девке – его пояс, кинжал или все-таки он сам, к столу подошел парень и схватил ее за руку повыше локтя.

– Гулять собралась, сучка? Сказал же, со мной пойдешь! – Он стащил девицу с илдановых колен, отшвырнул к стойке и злобно уставился на него. – А с тобой я сейчас поговорю как надо, чтобы девок не сманивал!

Илдан взглянул на соседа – ведь видел же, что он и не помышлял об этой потаскушке – но тот пил пиво с видом, отчетливо говорившим, что чужие скандалы его не касаются. Поняв, что ему придется расхлебывать это дело в одиночку, Илдан поднялся со скамейки навстречу парню.

– Не нужна мне твоя подружка, – хмуро заявил он.

– Ишь, гордый! Брезгаешь? – Парень явно напрашивался на драку. Ощерив кривоватые зубы, он замахнулся на Илдана.

Илдан не знал обычаев подворотни, где сначала замахиваются, а уж после бьют, его учили бить сразу. Его мышцы привычно сработали, и в следующее мгновение он обнаружил обидчика валяющимся на полу в нескольких шагах от себя. Парень понятия не имел о рукопашном бое.

– Наших бьют! – взвыл он. – Братва, на помощь!

Упомянутая братва, человек пять, отделилась от стойки и пошла к Илдану, в руках у них заблестели ножи. Парень поднялся с пола и тоже вытащил из-за пояса нож.

– Окружайте его! – крикнул он остальным, не осмеливаясь приблизиться к Илдану.

Илдан оттолкнул ногой скамейку и попятился в угол. Его левая рука взялась за кинжал, пока правая безуспешно нащупывала рукоять меча. Вспомнив, что меча нет, Илдан переложил кинжал в правую руку и принял боевую стойку.

– Оставьте его, – в негромком голосе за спиной Илдана прозвучало нечто, требующее мгновенного внимания.

Нападающие застыли. Илдан не оглядывался, опасаясь внезапной атаки спереди.

– Повторяю, оставьте его! – Резкий стук дерева об пол подтвердил слова говорившего.

Парни попятились – и вдруг повернулись, побежали к двери, пряча на ходу ножи и натыкаясь друг на друга. Тепеpь Илдан мог позволить себе оглянуться.

Сзади стоял Бесстрашный, которого он недавно рассматривал. Кончик его шеста еще дрожал после удара в пол. Илдан раскрыл было рот, но послушник повернулся к нему спиной, всем видом выражая нежелание принимать благодарности. Илдан поднял упавшую скамейку и уселся на прежнее место у стола.

– Плати за ужин, моряк! – подошел к Илдану слуга.

Тот достал из кошелька несколько медяков:

– Здесь есть черный ход?

– Тебе нечего бояться, парень! – неожиданно подал голос сосед, заказавший вторую кружку пива. – За тебя вступился не кто-нибудь, а сам Бесстрашный.

– Разве это имеет значение?

– Имеет. Обычно они не ввязываются в уличные стычки. А этот даже ударил шестом об пол – предупреждение, после которого уже не бывает слов. Неудивительно, что эти подонки не посмели гневить Аргиона.

– Я не знал. – Илдан оглянулся на стол, за которым сидел Бесстрашный, но там никого уже не было. – А вы откуда знаете?

– Это вы, моряки, не знаете – а те, кто по земле ходит, знают. А уж мне, оружейнику, как не знать?

– Вы – оружейник?

– Да. Покажи-ка твой кинжал, парень.

Илдан протянул ему кинжал. Мужчина долго разглядывал оружие, бережно проводя пальцами по тонкому извилистому муару на лезвии, по кресту гарды, по витой рукояти с расширением на тупом конце.

– Откуда он у тебя?

– На лимерийском рынке купил, по дешевке.

Мастера не обманула кажущаяся простота оружия:

– Раз по дешевке, значит, краденый. Всех твоих жалких заработков не хватит, чтобы купить его по настоящей цене. Знаешь ли ты, кто его делал?

– Кто?

– Тингрем, придворный оружейник лимерийского правителя. Таких мастеров в Триморье – по пальцам одной руки сосчитать можно.

– Да? – растерянно пробормотал Илдан. – Тут же нет клейма.

– Только невежды узнают мастера по клейму. – Оружейник указал ему на лезвие. – Смотри, какие ровные, мелкие витки! А какая ковка! Мне бы такую руку – так я бы для храма Арноры оружие ковал, за золото. Завидки берут, хоть и я в своем деле не последний. И мне господа заказывают – вот и сегодня с утра один приходил, меч велел сделать.

– Турнирный?

– Турнирный, – разговорился оружейник. – Задаток дал, я и надумал масла прикупить для закалки. Работы много, и для господ, и для армии. Говорят, на этом турнире дочка Тубала жениха выбирать будет, вот они и стараются, оружие готовят, доспехи.

– А у нее нет жениха? – Илдану припомнилось, что дочь саристанского правителя старше его года на два, или даже на три. – Я слышал, ей давно пора замуж.

– Куда там! Разборчивая до жути. Ей бы еще на том турнире выбрать, да видать, все ей плохи показались.

– Она что, красавица?

– Да как тебе сказать... и старая швабра покажется красавицей, когда за ней дают саристанский трон, а она все-таки молодая девица, и одевается как дочка правителя. Верно тебе говорю, на нее найдется немало желающих. На этот раз она выберет, не сидеть же ей в девках еще четыре года. – Оружейник выглянул в окно, где начинался поздний летний вечер. – Заговорились мы с тобой, так и домой не доберемся засветло.

Он бросил на стол монеты в уплату за ужин и вытащил из-под стола сумку, из которой выглядывало горлышко большой бутыли с маслом. Илдан поднялся со скамьи и тоже вышел с ним на улицу.

– Как отсюда пройти к порту? – спросил он напоследок.

– Вон на ту улицу, потом держи на запад, а отойдешь подальше – спросишь еще кого-нибудь. Все местные знают дорогу в порт.

Распрощавшись с оружейником, Илдан пошел по указанной улице. Мощеная дорога постукивала под башмаками, клин оранжевого неба между двумя рядами домов мало-помалу становился лиловым. Вокруг не было ни души – город уже укладывался спать. Илдан ускорил шаг, чтобы до темноты выйти на дорогу к порту. Лица, события, новости истекшего дня проносились перед ним, он бездумно отстранял их, оставляя размышления до возвращения на корабль.

Негромкий голос вдруг раздался чуть ли не у самого его затылка:

– Как вы неосторожны, ваша светлость!

Илдан вздрогнул и мгновенно обернулся. В двух шагах позади стоял послушник Аpгиона, выручивший его в пивной. Лицо Бесстрашного выглядело таким же невозмутимым, темные глаза в вечернем освещении казались черными.

– Это вы! – Илдан дружески улыбнулся послушнику.

Тот не ответил на улыбку. Он молча глядел на Илдана, поставив на мостовую тупой конец шеста.

– Сосед по столу – оружейник – сказал мне, что человек, за которого вступился Бесстрашный, может не бояться повторного нападения, – все еще улыбаясь, объяснил ему Илдан.

– Вот как, – сухо заметил Бесстрашный. – Кроме этой шайки, в городе полно другого отребья.

До Илдана наконец дошло, как к нему обратился послушник:

– Вы, кажется, назвали меня «ваша светлость»?

– Разве не так?

– Почти так. Но как вы догадались?

– Только невежды узнают человека по одежке. Пока вы не оставите привычку искать у пояса меч, вам никогда не сойти за простолюдина.

– Мне казалось, что все признавали меня за моряка.

– Невежд на свете много, но равняться нужно не на них. Если у вас есть причины быть неузнанным, поменяйте имя, город, но держитесь своего круга. Вы не знаете законов за его пределами и окажетесь там чужаком, а значит, вечно будете попадать в неприятности. И не надейтесь на такую редкость, что поблизости найдется тот, кто захочет вам помочь.

– Тот оружейник оказался добрым малым, а ведь отвернулся, когда увидел, что я в затруднении, – вспомнил Илдан, с горечью сознавая правоту Бесстрашного.

– Не судите его строго. Что ж тут удивительного, что своя бутыль с маслом ему дороже чужого человека?

– Так почему же вы помогли мне? – с вызовом спросил Илдан, подсознательно готовясь услышать длинную речь о добре и зле.

– Вы мне понравились.

Ни в лице, ни в голосе Бесстрашного не промелькнуло и намека на дружелюбие, поэтому Илдан не сразу уловил смысл его слов. Пока он вдумывался в них, послушник сделал шаг назад и исчез. Когда Илдан, догадавшись, вбежал в незаметный переулок за ближайшим домом, там никого уже не было.

– Подождите! – крикнул Илдан в вечернюю темноту переулка. – Кто вы?! Как мне вас звать?!

– Кэндо Саи... – выдохнул ветер в ответ.

III

В последующие дни Илдан занимался переселением с корабля в город. Он последовал совету Бесстрашного и оделся, как подобает человеку знатного пpоисхождения. Не будучи участником турнира, он не мог по старому обычаю воспользоваться гостеприимством саристанского правителя и провести у него во дворце оставшиеся до праздника дни, поэтому поселился в приличной гостинице на главной улице города, выходившей на дворцовую площадь.

Недели хватило с избытком, чтобы исходить Ширан вдоль и поперек. Стаpых знакомых Илдан здесь не имел, а новых не заводил, поэтому его единственным развлечением стала возможность схватиться со случайным напарником в дальнем углу гостиничного двора, специально отведенном для господ, желающих поразмяться с оружием. Илдан приобрел турнирный меч, или «полено» – тяжелый и тупой, с закругленным концом, похожий больше на кузнечную заготовку, чем на боевое оружие, и до седьмого пота упражнялся с ним, отрабатывая удары и выполняя сложные связки движений – так называемые «молитвы Аргиону».

Участники турнира понемногу съезжались в Ширан. Недели за две до начала первые из них проехали по улицам города, взбудоражив местных бездельников, и скрылись за воротами дворца. Весть о том, что жребий выпал на священную реликвию храма Арноры, ураганом пpонеслась по городу и оставалась одной из главных тем застольных и приятельских разговоров. Кое-кто из слуг гостиницы, где поселился Илдан, имел друзей и родственников во дворце, поэтому просачивающиеся оттуда слухи пользовались бешеным интересом посетителей гостиничного трактира.

Илдан тоже не пренебрегал этими рассказами. Слуга, разносивший завтрак по комнатам, за пару медяков пеpесказывал ему дворцовые новости от племянницы хозяина гостиницы, служившей горничной у дочери правителя. Илдан в подробностях узнавал, кто приехал, с какой свитой, как ведет себя, во что одет и какие о нем ходят сплетни. К его разочарованию, суждения горничной о боевой подготовке участников относились к области не стоящих внимания домыслов.

Впрочем, горожане невысоко ставили военное искусство претендентов. Все разговоры о возможном обладателе меча Арноры сводились к тому, кого и как Корэм отделает в заключительной схватке. Илдан слышал о Корэме из Ширана, победителе прошлого турнира, хотя и не ожидал за ним такой популярности. Восхваления Корэму то смешили, то злили Илдана, пока не раздразнили его любопытство до такой степени, что он зашел в храм Арноры расспросить о местном герое у послушников Великой Портнихи.

Услышанное там впечатлило Илдана куда больше, чем болтовня обывателей. Послушники Арноры все как один были убеждены в победе Корэма. Илдан узнал от них, что Корэм происходил из знатного, но обедневшего рода и зарабатывал на жизнь военной службой у Тубала, командуя отрядом пеших латников. Кованые латы заменяли пехотинцу щит, освобождая руки для тяжеленного двуручного меча, управляться с которым было под силу далеко не каждому, поэтому воины в отряде Корэма были как на подбор могучие – другие там долго не задерживались. Сам полководец лично давал им уроки пешего боя, с утра до вечера не покидая тренировочного поля. Каждому было известно, что причина этого не в стремлении выслужиться – бой на мечах был единственной любовью, целью и смыслом жизни Корэма.

На долю Корэма не выпало много войн. Юношей он ходил в поход на защиту Сигры, но так и не побывал в настоящем сражении. Несмотря на это, он был предан оружию и только тогда ощущал полноту жизни, когда его пальцы сливались с рукоятью меча, а светлое лезвие выпевало победную песню, прорезая воздух в безошибочном стремлении к цели. К еде и выпивке Корэм был равнодушен, семьи не имел, светских знакомств не поддерживал, расценивая эти занятия как помехи, отнимающие время у общения с мечом. Лучшей одеждой он считал ту, в которой удобно сражаться. Его запустелый особняк на берегу океана выглядел нежилым. Единственным, что представало перед глазами немногочисленных гостей в полном порядке и великолепии, была уникальная коллекция оружия, на которую уходил весь заработок хозяина.

Корэм дважды подряд становился победителем турнира Звездочетов. В год прошлого турнира ему исполнилось тридцать три – лучший возраст для воина – да и теперь он, по утверждениям послушников Арноры, был полон сил и прекрасно подготовлен. Следовательно, спорить можно было только о том, кто будет вторым.

Из храма Илдан направился в порт, чтобы навестить хозяина «Имельды», а заодно узнать, когда тот собирается в обратный путь. Купец рассказал ему, что весь товар распродан, но покупки еще не сделаны, а судно только недавно встало на ремонт, поэтому отплытие намечалось недели через три, после Дня Звездочетов. Илдан поужинал у купца и сказал, что зайдет к нему после праздника, чтобы передать с ним письмо домой.

Было за полночь, когда он потянул на себя гостиничную дверь и зажмурился от света, непривычно яркого после темных улиц Ширана. Несмотря на позднее время, здесь не спали. Слуга стоял навытяжку с подсвечником в руке, слушая только что приехавшего гостя – а послушать и впрямь было что. Бархатный голос с певучим лимерийским выговором описывал местные дороги, улицы и нравы, гостеприимство Тубала, эту гостиницу, в которую не достучишься, и многие другие досадные мелочи, непринужденно расточая все великолепие сокровищницы бранных оборотов Триморья. Прихожую сотрясала не какая-то бессмысленная уличная ругань, где недостаток изобразительных средств подменялся избытком чувств, а изысканная речь виртуоза, полностью сознающего смысл каждого словосочетания и любующегося создаваемой картиной.

Если бы Илдан и не узнал этот голос, он, без сомнения, узнал бы эту неповторимую, незабываемую манеру выражаться. На турнир приехал сын начальника илорнского гарнизона Тайвел, или Тайто. Так его прозывали среди лимерийских вояк, потому что никто не мог сравниться с ним в выполнении вертушки-тайто – знаменитого ар-бейтского приема для легкого меча. Тайвел был ровесником и постоянным напарником старшего брата Илдана. Три года назад он был назначен начальником гарнизона при лимерийском дворе. Он был непревзойденным бойцом, хотя побеждал не силой, а быстротой и ловкостью. Помимо этого он, с его темными, чуть вьющимися волосами, с изумительно гладкой золотистой кожей, со светло-карими глазами – озерами, куда канула не менее чем сотня сердец илорнских девушек, был неутомимым любовником половины дворцовых служанок. Справедливости ради следовало заметить, что Тайвел никогда не pасточал своё кpасноpечие по пустякам. Нужно было очень постараться, чтобы принудить его к подобному излиянию чувств.

Илдан прижал кулак к губам, чтобы случайно не расхохотаться и не оборвать этот редкостный образец художественного слова. Слуга, вытаращив уши, не двигался с места, хотя в высказываниях Тайвела все отчетливее звучал намек на то, что давно пора бы позаботиться об его вещах и коне, а ему самому предоставить хоть какой-нибудь ночлег.

– Ты что на меня уставился, любезный, как... – обратился он наконец к слуге, отпустив сравнение, от которого уши Илдана не то чтобы завяли – обуглились и свернулись в трубочки, словно охваченные лесным пожаром листья. – Я, что, до утра должен здесь торчать, как...

Слугу буквально выдуло во двор, к коню Тайвела. Илдан отнял кулак ото рта и дал волю рвущемуся наружу смеху.

– Жаль, не проводится таких турниров, Тайто! – заявил он обернувшемуся Тайвелу вместо приветствия. – Тебе не было бы равных, клянусь сыновьями Арноры!

– Я проиграл бы его, Илдан! – растратив пыл в словоизвержении, Тайвел улыбался спокойно и дружелюбно. – Такое говорится не по заказу, а по вдохновению, навеянному самой жизнью.

– Вдохновляет же она тебя...

– От самой Илорны, малыш. – Совместно проведенные детские годы увеличили шестилетнее возрастное превосходство в глазах Тайвела до размера целого поколения. Оба они хорошо помнили то время, когда мальчишка Илдан вытягивался на цыпочках, чтобы достать ростом до плеча старшему брату и его другу.

– Тоже мне, старичок выискался, – как и в прежние времена, фыркнул Илдан. – А я, кстати, собирался поболеть за тебя на турнире, но теперь еще посмотрю, стоит ли.

– Всего-то поболеть? А я было подумал, что ты решил подраться на турнире тайком от папаши!

– Ты же знаешь про эту дурацкую ссору. Я – сын правителя и не могу пренебрегать фамильной честью.

– Какое счастье, что я не сын правителя. Страшно представить, сколько всего мне было бы нельзя! А как прошло твое морское путешествие – надеюсь, лучше, чем мое сухопутное?

– Как ты говоришь, Тайто, в основном... – Илдан воспользовался недавно услышанным выражением Тайвела для описания дорожной скуки. – Один денек, правда, выдался... – он использовал еще одно выражение, для плохой погоды.

– Прекрати, Илдан, все равно не умеешь! – страдальчески сморщился Тайто. – Да ладно, не дуйся, – примирительно сказал он, увидев помрачневшее лицо Илдана. – Глупо на правду обижаться.

– Я и не обижаюсь. – Илдан уставился на сучок в половице: – Просто... в этот день Гэтан утонул.

– Как утонул?!

– Обыкновенно. Его смыло за борт.

– Да он же плавает как рыба! Если с ним что-то и случилось, то не потому, что он свалился в воду.

– Ты уверен, что он умеет плавать? Вы ведь, кажется, не были хорошими знакомыми.

– Тем не менее я знаю, что этот любитель одиноких прогулок постоянно болтался по берегу моря. Как-то я встретил его, когда он шел по тропинке от бухты с диковинной ракушкой в руке. Он слушал ее и улыбался – видимо, здорово пела. Я не утерпел и спросил, откуда у него такая, а он рассказал, что нашел ее на Сторожевой Скале, когда плавал туда загорать. Ты поплыл бы на Сторожевую Скалу загорать?

– Проще сразу пойти и утопиться, – ответил Илдан, припомнив скалистый островок на границе Илорнского залива и открытого моря, вечно окруженный бурунами. – Но если он так плавает, тогда почему мы не нашли его на берегу? Мы же там двое суток крутились.

– Этот саристанский морской берег – препоганое место, где совершенно незачем оставаться. Я только что проехал там и чуть не заморил коня. Бедная животина две недели грызла одну степную осоку, а никто из местных так и не продал мне зерна. Самим, говорят, урожая не хватает. Гэтан наверняка ушел с берега вглубь, хотя и там не лучше.

– Думаешь, его еще можно найти?

– Если он выжил, он сам здесь объявится. Он знает, что ты в Ширане, но если ты пойдешь искать его по стране, вы разминетесь.

– Верно, – повеселел Илдан. – А почему ты, кстати, остановился здесь, а не у Тубала?

– Разве я не хотел остановиться у Тубала? Эти пьяни у ворот не впустили меня внутрь – поздно, говорят, приходи завтра. Я еле-еле нашел эту гостиницу, грохал-грохал в дверь, пока не изволили открыть. Полночь на дворе, а конь непоеный. Сказал бы я...

Что он сказал бы, так и осталось неизвестным, потому что слуга, спустившийся с верхнего этажа гостиницы, сообщил ему, что конь в конюшне, а вещи в комнате на втором этаже, где его милость может устроиться на ночлег.

За время пребывания в Ширане Илдан завел привычку просыпаться поздно, чтобы сократить время дневного безделья. О нем не вспоминали, пока он не выходил из комнаты и не требовал завтрак и воду для умывания. Наутро он, как обычно, лежал в полудреме, лениво наблюдая за продвижением солнечного пятна к ножке стула. Стук в дверь заставил его поднять голову, а затем и остальное, с койки и открыть стучавшему.