Подняться на башню

Над ним возвышалась башня. Основательная, сложенная из серого камня, она казалась надежной и крепкой, несмотря на рассекавшие ее трещины, на обвалившиеся зубцы.

— Последний приют, — прошептал Хёльв и вздрогнул: эти слова принадлежали не ему.

Он поднялся и нерешительно подошел ко входу. Потянул ручку на себя, отчаянно надеясь, что замок заклинило. Но дверь поддалась — легко и без скрипа открылась, приглашая войти внутрь.

Комната Фархе не изменилась: книжные шкафы, гобелены на стенах, раскрытые фолианты, манускрипты. Только лежавшее на полу тело исчезло. Ковер был совершенно чист, и Хёльв, присев на корточки, провел ладонью по жесткому, щекочущему кожу ворсу.

— Опять фокусы, проворчал юноша.

— Куда ж без них, — отозвался кто-то.

Хёльв вскочил и огляделся. Сперва он ничего не заметил, но потом на нижних ступенях лестницы замерцал огонек, и минуту спустя в комнату поднялся невероятно старый, весь какой-то усохший и сморщенный гном, облаченный в глухой зеленый сюртук до пят. Следом вышагивал огромный бурый кот самой наглой породы.

— Чего уставился, как отец-настоятель на аппетитную прихожанку? — произнес кот, располагаясь в единственном приличном кресле.

— Собственно, я… э-э-э… видите ли… — промямлил Хёльв. — Мне кажется, надо было прийти, чтобы…

— Видим-видим, — отозвался кот, — чего уж тут можно не видеть? Ты нашего колдуна убил?

Хёльв сглотнул и снова сел на пол.

— Расселся тут, — продолжал бурчать кот.

— Как это невежливо, — вставил гном, подбрасывая в камин поленья и шишки. Юноша так и не понял, кого тот упрекает — кота или его.

Разгоревшийся огонь выстрелил искрами, и по комнате покатилась теплая сосновая волна.

— Ну, тогда я пойду, — предложил Хёльв.

— Пойдет он. Думаешь, все так просто? — Кот грозно засопел, ожидая ответа.

— Я… Мне очень жаль, — еле слышно произнес Хёльв.

— Прежде всего, дорогой мой мальчик, ты жалеешь самого себя, — цинично усмехнулся кот, — и свою навеки утерянную непорочность.

Хёльв с обидой посмотрел на распоясавшееся животное:

— Я должен помочь хозяину этого замка… Этой башни.

— Да что ты? И как же ты собрался ему помочь? Воскресить его из мертвых?

— Вернуть Чистое Сердце монахиням. Чтобы он мог спокойно спуститься в Ристаговы Подземелья.

Кот презрительно фыркнул и накрыл морду хвостом.

— Спокойно? — Гном сел рядом с Хёльвом и посмотрел ему прямо в глаза. — О чем вы говорите, молодой господин?

— Мне сказали, что Фархе невольно нарушил клятву, и из-за этого Ристаг не принимает его душу.

— Это очень верно, — закивал гном, — и ваше желание помочь было бы достойно всяческих похвал, если бы…

— Если бы оно не являлось вынужденным, — закончил кот. — Магия Фархе вынудила тебя вернуться и вынуждает заботиться о выполнении чужого обещания. Но тебе не кажется, что отобранная жизнь стоит чуточку больше нескольких неприятных снов и путешествия по бездорожью?

— Что от меня требуется? — спросил Хёльв, зная наперед, что ответ ему не понравится.

Гном улыбнулся:

— Я служил у досточтимого колдуна несколько последних лет. Господин ничего так не хотел, как обзавестись учеником. К сожалению, уважаемый Фархе был слишком разборчив: один был для него слишком зелен, другой — слишком зануден, третий — слишком болтлив… Но сейчас у него нет выбора. Учеником станешь ты. Хёльв обмяк.

— Убив колдуна, вы, молодой господин, сами того не ведая, связали себя с ним и переняли часть его силы. — При этих словах Хёльв вспомнил туманные намеки баронессы Амель и удивленный, оценивающий взгляд Риль. — Эта сила поможет вам вернуть сестрам Чистое Сердце, призвать дух Фархе и начать обучение.

— А до тех пор, пока не сможешь называться чародеем — хоть и самым захудалым, — ты останешься здесь, — добавил кот.

Хёльв с ужасом посмотрел на гнома:

— Что же это получается? Я — пленник замка?

— Отчего же пленник? Можешь считать себя студентом-магиком Доступно?

— Доступно. Все-таки — пленник?

— Студент.

— Студент-пленник?

— Студент — он ведь всегда немного пленник, — заметил кот. — В общем, юноша, советую не тратить время зря. Судя по твоим округлым ушам, ты не эльф и пары тысячелетий у тебя в запасе нет. Располагайся, книги частично здесь, частично в подземелье… Иеронимус тебе поможет.

— Кто-кто?

— Иеронимус.

— Я. — Гном поклонился.

— Ты?

— Я, мой господин. — Гном склонился еще ниже.

— Я твой господин?

— Вы — мой господин, — подтвердил гном, почти уперевшись макушкой в пол.

— Ага. Я, значит?

— Вы, господин.

Кот, с трудом оторвавшись от угрюмого созерцания Хёльва, повернулся к Иеронимусу:

— Какая дивная сообразительность. Думаю, ты не будешь поспевать таскать книги из подземелья для такого способного ученика.

Хёльи нахмурился:

— Если я кому-то не нравлюсь…

— Ты что — хорошенькая кошечка, чтобы мне нравиться?

— Я тут не по своей воле.

— Зато по своей вине.

— Вы не можете меня тут удерживать!

Пламя в камине заволновалось, поднялось, вздулось парусом. Огненные язычки потемнели, стали багровыми.

— Мы тебя тут и не удерживаем. Тебя удерживает заклятие.

— Но это несправедливо! Это жестоко! — выкрикнул Хёльв дрожащим голосом.

— А убивать — не жестоко? Ты кем себя вообразил? Невинно страдающим дитятей? Святым? — прошипел кот, и в воздухе вокруг него заплясали крошечные злые молнии. — Ты лишил замок хозяина. Замок забирает тебя. Просто идеальная справедливость. — Он помолчал успокаиваясь и неожиданно мягко добавил: — В ходе сражения можно потерять палец или всю руку. Можно остаться без головы. Ты же лишился свободы. Бывает гораздо хуже, поверь мне. Бывает и куда более горькая и бессмысленная неволя.

— Вы вернете монахиням их святыню и станете учеником чародея — такова плата за ваш поступок, — добавил Иеронимус. И тут же поправился: — Точнее, учеником духа чародея.

Хёльв яростно помотал головой, отступая к дверям. Он понимал, что воздаяние справедливо, но капризная детская обида не позволяла ему это признать.

— Неправда! Неправда! — В уголках глаз собрались слезы. Подхватив с пола дорожный мешок, Хёльв откланялся: Всего хорошего, надеюсь, никогда не увидимся.

И выскочил из комнаты.

— Какой нервный молодой человек. — Кот равнодушно зевнул.

— До скорой встречи, господин, — попрощался Иеронимус.

Но юноша уже ничего не слышал: он затопал по лестнице, на ходу вскидывая на спину котомку, выскочил из башни в режущие холодом зимние сумерки, зябко поежился и рысью направился в сторону леса.

Первый раз Хёльв споткнулся, не одолев и половины пути до полуразрушенного забора. С трудом поднявшись, он сделал еще пару шагов, снова споткнулся и подняться уже не смог. Ноги жгло как огнем, при каждой попытке встать начинала так кружиться голова, что земля и небо сливались в одно черно-белое месиво. Плача от боли, Хёльв попытался ползти, цепляясь за сухие стебли травы, но руки тоже обдало невыносимым жаром, и он со стоном повалился на спину. Через мгновение боль отступила столь же неожиданно, как и появилась. Хёльв снова вскочил и тут же упал как подкошенный.

— Проклятый колдун, проклятый колдун, — повторял он сквозь слезы, безуспешно пытаясь встать.

С каждым разом жар становился все сильнее, и наконец, устав от бессмысленной борьбы, Хёльв сел на траву и с ненавистью уставился на башню. Ночь почти скрыла ее от глаз, виден был лишь покалеченный силуэт с одиноким огоньком окна.

Хёльв опустил веки и попытался расслабиться, но перед его внутренним взором возник колдун Фархе. Он стоял, скрестив руки на груди, — высокий, худой, с тревожным взглядом серых глаз, — а за его спиной виднелся массивный стол с мраморной столешницей и ряды полок, заставленных книгами, пробирками и колбами.

Хёльв очнулся. Полуразрушенная башня по-прежнему стояла на месте. Первые звезды неярко осветили ее древние стены, ветер медленно раскачивал плети серебристого плюща, но Хёльв внезапно подумал, что замок напоминает несчастного полубезумного старика, потерявшего детей и внуков и вынужденного доживать свой век в полном одиночестве. Хёльв снова вспомнил лицо колдуна, и его пронзила такая острая жалость, что стало трудно дышать. Он сидел на колком ковре из присыпанных снегом веток и чувствовал, как отступают злость и раздражение, сменяясь полным спокойствием. Книга… Так много книг, и вся жизнь на их чтение. Да и всякому ли выпадает честь стать учеником чародея?

Высокий темный силуэт на фоне звездного неба уже не казался чужим и отталкивающим, окошко призывно, по-домашнему подмигивало. Не отрывая взгляда от башни, Хёльв поднялся, полной грудью вдыхая свежий, пахнущий лесом воздух.

— В конце концов, надо же мне овладеть каким-то мастерством, — сказал он и медленно побрел обратно к развалинам замка

— Господин вернулся, — умилился Иеронимус, когда Хёльв снова оказался на втором этаже башни.

— Господин вернулся голодным, — веско добавил Хёльв оглядываясь.

За время его отсутствия обстановка в комнате ощутимо разрядилась: маленькие гневные молнии больше не плясали под потолком, пламя в камине приобрело обычный рыжий окрас, да и кот перестал напоминать разъяренного саблезубого тигра.

— Еще господин желает выяснить, как отобрать у хифании Чистое Сердце и как вызвать дух Фархе. Так что неси все книжки и записи на эти темы. Да поживее.

Сохраняя на лице светло-умиленную улыбку, Иеронимус проворно затрусил вниз по лестнице. Кот закашлялся.

— Да-да. Ты бы еще ногой топнул посильнее или кулаком по столу постучал — для пущей острастки.

Проигнорировав наглого кота, Хёльв удобно развалился на кровати.

— Есть лежа будешь? — неодобрительно пробурчал кот.

— Ага. И при этом — читать.

— Ишь ты. Такой молодой — и уже такой нахальный. Хёльв демонстративно скинул сапоги и устроился на кровати еще уютнее.

— Почему ты такой пыльный? — полюбопытствовал он, позевывая и блаженно шевеля пальцами на ногах.

Кот уселся на спинке кресла и принялся вылизывать лапы:

— По делам ходил.

— На мышей, что ли, охотиться?

— Не понимаю вашей иронии, молодой человек. Охота на мышей — это занятие для достойнейших, требующее полной ясности мышления, недюжинной смекалки, ловкости и отваги. — Кот так гордо вздернул нос, что сразу стало понятно: уж он-то обладает этими ценными качествами в полной мере.

— Я уже понял, что ты — просто какой-то сгусток достоинств, многоуважаемый. — Хёльв сдержанно улыбнулся. — Будет ли мне дозволено поинтересоваться твоим именем?

— Будет дозволено. — Кот милостиво кивнул. Юноша прижал руку к сердцу и изобразил элегантный лежачий полупоклон. Ему захотелось погладить, приласкать пушистого зверька, но что-то во взгляде кота не допускало никаких фамильярностей.

— Разрешите представиться: Хёльв, в прошлом — посудомойщик, флейтист и помощник дворецкого, — сказал он вместо этого.

— Цишер, кот.

— Простишь ли ты меня, любезнейший друг, за мое недостойное повеление пару часов назад? Я полностью признаю свою несомненную вину, как и твою полнейшую правоту.

Кот куртуазно отмахнулся мохнатой лапой:

— Право, не стоит извинений, милый юноша. Знавал я и куда больших невежд и хамов. — Он поежился, как от неприятного воспоминания. — Кстати, если тебя интересует, как управиться с хифанией, — пошарь на столе. Хозяин всегда держал эти записи под рукой — все ждал, когда выпадет шанс вернуть монстрицу.

Хёльв навострил уши.

— Книжица такая тонюсенькая должна быть, самодельная, — добавил Цишер. — Коричневой ниткой прошитая.

Дважды ему повторять не пришлось — юноша уже шелестел лежавшими на столе бумагами.

— Не то, не то, не то… О! Вот! — Он выхватил из стопки листов пожелтевшую тетрадь, раскрыл на первой странице и надолго замолчал вчитываясь.

Цишер не мешал ему — свернулся калачиком и, чуть шевеля хвостом, следил за выражением лица Хёльва.

— Вроде бы все просто, — заключил тот, дочитав последние строки. — Надо посвистеть — негромко — и тварюга заявится. Как я понял, дело не в свисте, а в моем желании ее видеть. Здесь написано, что хифания не может не откликнуться на призыв хозяина.

Он вопросительно посмотрел на кота. Цишер взмахнул хвостом:

— Все правильно, теперь ты ее хозяин.

— Угу, — не слишком радостно согласился Хельв, припоминая сны, в которых он видел созданное Фархе чудовище. — А она быстро прилетит?

— Полагаю, мгновенно. Зверюга-то под башней прячется. Лицо Хёльва вытянулось.

— Под башней? — с ужасом переспросил он.

— Именно. Под башней, — заверил его кот. — Так что не вижу смысла тянуть. Свисти.

Опасливо глянув на пол, Хёльв свистнул.

— Сейчас начнется, — хихикнул кот, — видывали мы это представление, и не раз.

Стены дрогнули, в шкафах заплясала посуда, попадали книги. Задребезжала забытая в жестяном стакане ложка. В окне мелькнула тень, могучие крылья закрыли звездное небо, и из темноты послышался низкий клекот.

— Прилетела, — одними губами прошептал Хёльв. Он осторожно подкрался к окну, открыл его и выглянул наружу.

Хифания парила совсем близко ~— всего в нескольких локтях. Ее круглые многоцветные глаза матово светились, отблески горящего в камине огня играли на чешуйках шкуры. Хёльв высунулся еще больше и разглядел Чистое Сердце: монстрица сжимала его в лапах.

— Бедненькая. Устала, наверное? Пора тебе и отдохнуть. Хифания ответила ему урчанием.

— Вот тебе последнее задание. — Хёльв положил руку твари на лоб, как учила тетрадь, сконцентрировался и выдохнул свою волю. — Интима, доригано, — услышал он и понял, что сам произнес эти слова.

Монстрица снова заклекотала, взмахнула крыльями и исчезла. Хёльв улыбнулся, представляя, как она летит к лесу, к лагерю матери Полонны, как кружит над перепуганными сестрами, как замораживает их костры, опрокидывает палатки и, наконец, наигравшись, сбрасывает Чистое Сердце в мягкий сугроб. Потом юноше вспомнились липа друзей — Лоррена, Мерлока, Лукавого Финика, Риль, — и он помрачнел.

— Ничего, чай, не на век здесь запираем. — Цишер словно угадал его мысли.

Пока Хёльв подбирал слова для ответа, кот соскользнул с кресла и подбежал к дверям: снизу раздались звон посуды и громкое кряхтение. По лестнице взбирался Иеронимус, с трудом балансируя подносом, нагруженным книгами вперемешку с тарелками и кувшинчиками. Взгромоздив поднос на стол, гном отер вспотевший лоб полотенцем и принялся накладывать на большое глиняное блюдо дымящиеся пухлые оладьи, обильно поливая их сметаной и вареньем.

Оладьи источали такой восхитительный аромат, что Хёльв невольно придвинулся ближе, потирая руки, а Цишер легко вскочил на стол и стал выразительно посматривать то на гнома, то на сметану. Разложив тарелки и приборы, Иеронимус налил Хёльву и себе пива, коту — сметаны и первым потянулся к ложке. На некоторое время воцарилось полное молчание. Голодный как волк Хёльв поспешно запихивал в рот оладушек за оладушком, время от времени прикладываясь к кружке.

— Уфф… — сказал наконец он и в изнеможении повалился на кровать, привлекая к себе пыльную стопку книг, принесенную Иеронимусом из подвала. Пора заняться вызовом духа Фархе.

Иеронимус с готовностью покивал.

— Посмотрим-посмотрим. — Хёльв осторожно сдул пыль с верхнего томика. — «Магия в вопросах и ответах».

Он вопросительно посмотрел на Иеронимуса. Гном пожал плечами. Хёльв перевел взгляд на Цишера. Тот сделал вид, что дремлет. Тяжело вздохнув, Хельв стал перебирать книги одну за другой.

«Справочник по современной магии»… Н-да… Издано триста семьдесят лет назад. «Колдовство для начинающих. Самоучитель в ста восьмидесяти томах. Том первый. Книга первая».

Юноша хмуро отложил в сторону увесистый фолиант. — «Помоги себе сам. Курс лекций для молодых знахарей»… А это как сюда попало? Иеронимус! У меня вид человека, нуждающегося в лечении? Ристаговы Подземелья, а это что?! «Полезные и простые обряды в картинках».

— Мой господин, вы же сами просили…

— «Чародейство для благонравных девиц», — яростно провозгласил Хёльв, потирая щетинистый подбородок.

Гном подхватил поднос с пустыми тарелками и поспешно ретировался вниз, испуганно оглядываясь на ходу.

— «Некоторые магические ритуалы в доступном изложении» — вот это, пожалуй подойдет. — Юноша зевнул и раскрыл книгу. — Приворотное зелье… Отворотное зелье… Обряд очищения… Вызов духов предков… Цишер! Кажется, я нашел! «Вызов духа, обитающего в жилище: в землянке, избе, монастыре, замке, дворце».

Цишер сонно засопел и прикрыл морду хлюстом.

— «Возьмите три лопаты свежего куриного помета и разбрасывайте его перед жилищем в течение часа. Затем закидайте помет землей, произнося ласковые слова о вызываемом духе. Соберите костер из всех имеющихся поблизости веток, прыгайте через него и зовите духа. Очистите сердце от скверны, поклонитесь жилищу, продолжая вызывать духа, Приготовьте духу трапезу из лучших продуктов и оставьте ее на пороге жилища. Обойдите жилище семьдесят семь раз, кланяясь каждому окну и продолжая призывать духа. Если вы обладаете должной силой и ваши помыслы были чисты, дух не замедлит появиться». — Хельв покачал головой. — Ну и обряд! Неужели безо всех этих мерзких ингредиентов нельзя обойтись? А, Цишер?

Кот делал вид, что крепко спит, Не дождавшись ответа, Хёльв вздохнул, неохотно встал с кровати и побрел искать гнома.

— Свежий, говоришь? — Хёльв подозрительно принюхался к содержимому ведра.

— Свежайший, мой господин! Не извольте сомневаться!

— Ну смотри мне. — Юноша потоптался на месте, внушительно помахивая ведром с куриным пометом.

— Да, господин, слушаю, господин. — Иеронимус бочком проскользнул к двери и исчез в башне.

Испытывая некоторую неловкость, Хёльв вышел на середину двора и запустил руку в ведро. Помет оказался липким и очень неприятным на ощупь, разбрасывался с большим трудом, так и норовя пристать к пальцам и штанам. За час Хёльв измучился так, что едва держался на ногах. Опустошив ведро, он принялся забрасывать помет землей.

— Хороший дух, славный дух. Милый, добрый дух, — с ненавистью бормотал юноша, орудуя лопатой.

Еще через час дело дошло до сбора веток, которых оказалось такое великое множество, что разожженный из них костер больше напоминал небольшой пожар. Когда пламя немного утихло, Хёльв начал скакать через огонь, громко взвывая:

— Приди, о дух! Я весь в томлении! Явись ко мне, уйми мои мученья!

Закончив прыжки, прокопченный, измазанный сажей, он направился ко входу в башню, отбивая на ходу поклоны.

— О прекрасный дух, я жду тебя! Светлый дух! — продолжал повторять он, спускаясь по лестнице в подвальный этаж.

Здесь начинался бесконечный, ведущий вниз коридор. На старинных бронзовых держателях в виде львиных лап креплись факелы, из которых горел каждый третий; откуда-то сладко тянуло ароматом свежеиспеченного хлеба.

Ориентируясь по запаху, Хёльв нашел просторное, хорошо освещенное помещение, стены, пол и потолок которого были выложены гладкой белой плиткой. На множестве резных полочек стояли банки с крупами и приправами, в углу потрескивала дровами раскаленная плита. Все пространство посреди комнаты занимал массивный широкий стол, застеленный мохнатой скатертью в разноцветный горошек. На столе лежал пышный каравай самого соблазнительного вида.

Обойдя кухню и вооружившись двумя тазиками и корзиной, Хельв нырнул в миниатюрную дверку, ведущую в кладовку. Обратно он вернулся нагруженный небольшим окороком, головкой сыра, пучком редиски, несколькими крупными яблоками, В тазиках размешалась копченая рыба и пирожки. Из корзины выглядывали бутылки с вином и пивной бочонок. Немного подумав, Хельв сунул туда же еще теплый каравай, сдернул со стола скатерть и устремился обратно наверх.

Добравшись до входа в башню, он расстелил на полу скатерть и художественно уложил на ней продукты, полюбовался творением своих рук, на всякий случай отбил пару земных поклонов и приступил к последнему пункту обряда — обходу башни. Ночь выдалась морозная, порывистый ветер кидал в лицо пригоршни острого снега, земля покрылась хрусткой корочкой. На двадцатом кругу Хёльва обуяла кипучая ярость против всего на свете, на пятидесятом — ярость сменилась тихой тоской, к концу же семьдесят седьмого круга он смирился и впал в философское безразличие.

Завершив последний круг, а вместе с ним и обряд, Хёльв некоторое время бесцельно топтался на месте.

Дух не появлялся.

Юноша мрачно обошел вокруг башни, заглядывая во все щели, обыскал темный холл, кухню, расположенную и подвале лабораторию и, так никого и не обнаружив, вернулся в комнату. Духа здесь тоже не оказалось, и Хёльв, обреченно вздохнув, повалился на кровать.

— Я тупица и бездарь, — горестно заявил он, обращаясь к потолку.

— Пожалуй. Умный человек не бросит такой хороший окорок на улице. Его же псы могут уволочь. Или волки, — произнес знакомый кошачий баритон.

— Так ритуал такой. «Приготовьте духу трапезу из лучших продуктов и оставьте ее на пороге жилища», — сумрачно процитировал юноша.

— А ты всегда так по-детски веришь каждому книжному слову?

Хёльв приподнялся на локтях. Цишер сидел на стопке книг и обмахивался хвостом. Его серые глаза лукаво искрились.

— «Приди, о дух! Я весь в томленье!» Очень трогательно, знаешь ли… Я чуть не прослезился.

Хёльву показалось, что в его голове гулко ударил колокол.

— Так дух Фархе — это ты?!

— Ну, помимо всего прочего…

— И ты всегда был тут? И тебя не надо было вызывать?

Цишер зевнул, продемонстрировав острые зубы:

— Я сразу понял, что ты на диво сообразителен.

— Но как?..

— Мне повезло. — Кот усмехнулся. — Если, конечно, покойнику уместно говорить о везении. Настоящий Цишер — мой любимый котяра — был очень стар и жил только благодаря поддерживающей магии. Он умер сразу вслед за мной — а Ристаг вышвырнул меня в его тело.

По спине Хёльва побежали мурашки.

— Лучше иметь хоть какую шкурку, чем никакой, — безмятежно сказал кот. — Так я могу говорить, ходить, смотреть. Мои возможности сильно ограничены, но быть бесплотным духом много, много хуже.

В комнату неслышно шагнул Иеронимус, поправил свечи, пошевелил поленья в камине.

— Откуда же тогда эти книги? Ритуалы? Это все не имело смысла? Это все было зря? — При воспоминании об эпопее с пометом Хёльв чуть не заплакал.

— Почему же зря? Считай, что это было своего рода испытание на брезгливость. Выгляни в окно — двор прибран, мусор сожжен. Ужин готов и ждет своего часа. — А книги?

— Что «книги»? — Цишер слегка смутился. — Ну наколдовал я тебе несколько книжечек. Может старый колдун позволить себе небольшое развлечение раз в пятьдесят лет?

— Значит, это твое творение? — Хёльв извлек из стопки книг позолоченный томик «Чародейства для благонравных девиц».

— А что? Тебе не понравилось? Мне показалось, что в тебе что-то есть от благонравной девицы. — Цишер ловко соскочил со стола, уворачиваясь от летящей в него чернильницы. — Разве нет? Ну самая малость…

Они сидели на подоконнике; Хёльв — опираясь спиной об угол проема и притянув к себе колени, кот — строго выпрямившись, вытянув хвост стрункой.

— Итак завтра начинаем, — сказал он.

От необратимости этих слов сердце Хёльва подскочило вверх, а потом ухнуло вниз, как на качелях.

— А это надолго? — отважился спросить юноша.

— От тебя зависит. От твоего усердия, способностей.

— Ясно. — Хёльв вздохнул.

— Ты куда-то торопишься? — ехидно поинтересовался кот.

— Я… — Хёльв замялся. — Мне бы друзей предупредить.

— Так предупреди. Пошли письмо, расскажи, что произошло.

Из комнаты послышалось невнятное пение: подметавший пол Иеронимус тянул себе под нос заунывный гномий гимн.

— Написать-то несложно, а отправить? Не верится, что сюда часто заглядывают купеческие обозы…

— А ты с гонцом пошли, — предложил кот. Хёльв наморщил лоб:

— С тобой? С Иеронимусом?

— Не угадал. — Кот царапнул лапой раму, потянулся. Тоже мне, нашел скороходов.

Ночь за окном потемнела, стала совсем уж непроглядной. Могучие крылья разметали падавшие с неба снежинки, когти скребли по полке башенной стены.

— Хифания! — воскликнул юноша.

— Дошло наконец. Что, подходящий гонец для начинающего колдуна? Конечно, не гельмар, о котором ты так мечтал…

— Даже лучше! Быстрый и… За сохранность послания можно не бояться! — отозвался Хёльв.

Он спрыгнул с подоконника и бросился к столу — писать письмо.