Тип элиминации зависимого речевого сегмента зависит не от структурного типа исходного высказывания, а от функционально- коммуникативного задания, то есть если функции симметричны, то независимо от структурного типа исходного высказывания применяется один и тот же тип элиминации. В результате можно вывести два правила (Зотов 1984: 32-5):
      1. Если в зависимом высказывании подтверждается или отрицается новое, которое содержится в исходном высказывании, или имеется запрос о подтверждении нового, то подтверждение или отрицание нового может быть задано элиминацией сказуемого справа или слева (повторяется знаменательная часть сказуемого). Например:
      I think we'd better turn back. - We are. (Robins 1963); What are you doing up here? - Same thing you are. (Metalious); Are you staying up to watch TV, or what? - I may, or read. (O'Hara 1966);Are you writing a novel? - Starting one. (Best American Plays); I hope I'm not damaging you in the eyes of your friends. - Damaging. (O'Connor)
      2. Если в последующем высказывании новое или запрос о новом не требует подтверждения или отрицания, а задается новая коммуникативная перспектива, то имеет место левая элиминация, так как новая информация может передаваться лишь с помощью знаменательного глагола. Например:
      You've been what? - Stopped, sacked, paid off. (Priestley); How is the market tonight? - Booming. (Maugham); Have you been gambling? - No. Nor wenching. Nor drinking. Nor contracting bad debts. (Petry).
      В формах сказуемого с элиминацией справа происходит компрессия информации, где уменьшение объема сказуемого компенсируется нарастанием семантической информации и приводит к альтернативе синтаксического предсказания. В подобных случаях может наблюдаться определенная коммуникативная "размытость" в предсказании последующего элемента, так как оставшийся знак задает колеблющийся "волновой" элемент. Например:
      You asked for my opinion. I've been trying to form one. - You would've anyway. (Douglas); Is she suffering much? - Very much. She will from now on. (The Best Television Plays); So the dean had been making inquiries. Naturally she would. (Sayers).
      Поскольку элиминированные элементы представлены идеально, то у слушающего имеется выбор длительной и недлительной форм и оба варианта доступны адресату. Вместо линейности получаем весь комплекс возможностей без уточнения. Не дифференцируя четко значение, адресант позволяет адресату декодировать несколько вариантов подстановки. Один элемент может задавать общую сферу и разные варианты входят в нее с разной степенью пренебрежения. Общее значение, передаваемое одним элементом сказуемого, включает все частные и их необязательно дифференцировать. Подобная импликация не мешает смысловой стороне высказывания. Семантическая неоднозначность может создаваться в тех случаях, когда один элемент сказуемого коррелирует с несколькими глаголами:
      I am releasing my 384 delegates with instructions to support Governor Merwin. - But you can't. - I can. And I have. (Best American Plays).
      Глаголы "can"и "have" могут коррелировать с двумя глаголами "release" и "support"
      При элиминации части сказуемого слева коммуникативной неопределенности в большинстве случаев не создается, так как элиминированный вспомогательный глагол однозначно декодируется оставшимся элементом. Например:
      Been getting you down? - Very much so. (Christie 1969); Been skinning them at cards?. (Hello, Fetso).
      Наблюдаются случаи, когда возможна лишь неоднозначная временная интерпретация: Come to measure me for my coffin?. В данном примере возможна подстановка двух вспомогательных глаголов "have"и "did".
      Противоречивый характер носят предложения с форсированной импликацией, которые, по мнению информантов, придают высказыванию оттенок гордости, хвастовства:
      Been polishing it all the morning, I have. (Christie 1956).
      С одной стороны, подобные конструкции можно рассматривать как одно предложение с перестановкой, с другой - как два высказывания с элиминацией одного сказуемого слева, а другого справа.
      В процессе анализа возник вопрос, в какой степени элиминированные структуры соответствуют норме, культуре речи, которая является "переводчиком" языковой нормы.
      Вопросу языковой нормы посвящено большое количество работ как отечественных, так и зарубежных лингвистов. Однако ее сущность остается дискуссионной в связи с тем, что она связана с таким сложным понятием как система. Большинство лингвистов полагают, что норма регулирует выбор из нескольких возможных переменных. Поскольку варьирование внутренне присуще системе, то наличие вариантности есть необходимое условие существования нормы. В системе все варианты пользуются одинаковым лингвистическим статусом и при ее реализации коммуникант может выбрать образцовый вариант. Именно норма, как прагматический фактор, позволяет адресанту отбирать необходимую для данной социально-речевой ситуации варианты системы. (Ступин 1979: 6-7)
      По мнению Р. Якобсона, каждый индивидуум одновременно принадлежит нескольким речевым сообществам разного радиуса и действия. Любой общий код включает иерархию различных субкодов, свободно избираемых говорящим в зависимости от функции сообщения адресата и отношений между собеседниками. (Jacobson 1960: 458)
      Возражение вызывает утверждение Р. Якобсона о том, что коммуникант свободно выбирает тот или иной вариант. Это действительно лишь для тех носителей языка, которые обладают определенным образовательным уровнем. Но прав Р. Якобсон в том, что при изучении речевой коммуникации "необходимо учитывать то обстоятельство, что в любом речевом сообществе и в любом существующем языковом коде отсутствует жесткое единообразие; всякий человек вносит разнообразие в свой код и сочетает в себе различные коды. На каждом уровне языкового кода мы наблюдаем шкалу переходов, варьирующую от максимальной эксплицитности до самой сжатой эллиптической структуры..." (Якобсон 1985: 313).
      Необходимо четко дифференцировать систему языка и ее возможности, и систему наших знаний о языковом устройстве. Эти отношения не могут быть адекватными, так как есть собственно организованность системы как данность и организация наших знаний о ней. (Золотова 1982: 100)
      Иногда при определении понятия языковой нормы лингвисты игнорируют членимость языка на подсистемы. Так Э. Косериу характеризует норму как соответствующую тому, что уже сказано. (Косериу 1963: 174-75) Он ставит знак равенства между общеязыковой системой и подсистемами. Исходя из его точки зрения, мы должны считать употребление , например, разговорной конструкции в официальном документе или научной статье как соответствующие языковой норме. (Скребнев 1975: 67) Изучаемый конкретный язык должен рассматриваться в совокупности всех его подсистем.
      Варьирование языка в его социальном контексте характеризуется тремя подсистемами с функциональной точки зрения: стилистическая дифференциация, собственно стратная ("высший страт - низший страт", "культурный уровень некультурный уровень") и диалекты. Стратификационная вариативность характеризуется отсутствием выбора, в то время как два других вида вариативности дают возможность выбора. (Степанов 1976: 127)
      Наличие выбора возможно лишь при преднамеренном переходе из одного страта в другой. Приведем фрагмент из выступления в палате общин бывшего премъер-министра Великобритании Г. Макмиллана: "There ain't gonna be any war." (Foster 1969: 146-47)
      Возможна непреднамеренная ошибка. Приведем пример из диалога, в форме стенографической записи, между бывшим президентом США Р. Никсоном и адвокатом Белого Дома Дж. Дином об Уотергейтском скандале (Watergate Affair).
      President: They had never bugged Muskie, though, did they?
      dean: No, they hadn't, but they had infiltrated it by a secretary (Newsweek 13 May 1974).
      Вероятно, оговорка, допущенная Р. Никсоном, объясняется его волнением: вместо "had they?" во второй части вопроса Р. Никсон употребляет форму"did they?", которая не соответствует первой части.
      Диалекты также представляют норму, но норму внелитературную. (Арнольд 1981: 286-7) Они занимают периферийное ограниченное место в функциональной системе языка и находятся в принципе дополнительности по отношению к функционально-стилистической системе языка.
      Таким образом, норма образует сложную систему подсистем норм с их изоморфным соответствием социальным ситуациям и находится в сложном переплетении при ее реализации в разговорной речи. Установка говорящего по отношению к устойчивым языковым переменным с помощью тестов самооценки было выявлено американским лингвистом У. Лабовым. Отвечая на вопрос, какая из предложенных форм характерна для его собственной речи, говорящий выбирает форму, отвечающую его представлениям о том, что "правильно" или "престижно", а не ту, которую он действительно выбирает. (Лабов 1975: 114) По его же тонкому наблюдению, так называемая "нижняя часть среднего сословия" проявляет особое внимание к "правильности " речи. Тенденция к гиперкорректности отмечается у тех, кто не чувствует себя вполне стабильно в смысле своего социального положения (Labov 1966).
      Коммуникант часто использует противоречия, которые заложены в языковой системе. По мнению Ф. Филина свободно владеющий языком "обязательно делает разного рода отступления от принятых стандартов. Не случайно иностранцев узнают по "слишком правильной речи". (Филин 1982: 124)
      Языковая норма предполагает в идеале выбор коммуникантом прагматически равноэффективных вариантов. Варьируя в допустимом диапазоне возможно большим числом форм , коммуниканты пытаются найти оптимальный вариант речевого общения (социально-речевой оптимум) в том смысле, что вместо полной формы сказуемого они используют форму с элиминацией и наоборот. Например:
      1. Where have you been? - Dancing (Dreiser 1964);
      2. Start thinking, will you? - I have been (Wilson);
      3. What have you been doing in Italy? - I have been studying architecture (Hemingway).
      Ответные высказывания в первом и втором примерах с элиминацией сказуемого слева и справа носят общеразговорный нормативный характер. В третьем примере говорящий использует во второй реплике полную форму, хотя он мог бы свободно выбрать и редуцированную "studying architecture". Полная форма, по сравнению с редуцированной, является более форсированным утверждением. Еще несколько примеров:
      Seen any good movie ads lately? (N.Y.Times 1977); Have you seen the brightest new look in news magazines? (N.Y.Times 1977); Seeing Stratton tonight? (Segal); Are you seeing the President? - I assume so (Vidal).
      Примеры показывают, что конструкции с элиминацией сказуемого слева являются нормативно-разговорными особенно в тех случаях, когда вместе с частью сказуемого элиминируется подлежащее (не в специальном вопросе).
      Исключение составляют формы на "be", которые не носят нормативно разговорного характера:
      Be good to you (Prichard); Be nice to have pork bones for breakfast (Steinbeck).
      Нормативно разговорный характер носят конструкции с элиминацией при сохранении подлежащего в устных объявлениях и текстах телеграмм:
      Trans America two coming on course two zero five (Hailey 1965); Mr. Hasting disappeared yesterday, feared been kidnapped by some gang (Christie 1964).
      Элиминация части сказуемого слева при сохранении подлежащего не носит нормативно разговорного характера, что особенно резко сказывается в специальном вопросе:
      What you been talking to this boy about? (Saxton); What you all waiting for? (Greenwood).
      Если же вопросительное слово находится в конце, то специальный вопрос со структурной организацией, приближающейся к общевопросительному высказыванию, можно рассматривать как нормативно-правильное построение:
      You going where? (Baldwin).
      Элиминированные конструкции могут использоваться для характеристики речи людей различного культурно-образовательного уровня. В речи людей более высокого культурно-образовательного уровня встречаются все типы элиминированных конструкций, некоторые из них применяются с дифференцированным стилевым назначением, что придает высказыванию оттенки: шутливо-иронический, нарочито-фамильярный, снисходительно-покровительственный и т. п. Например:
      Been away? - I've been in Washington (Lewis).
      В речи людей низкого культурно-образовательного уровня подобные конструкции употребляются без особого целевого назначения.
      Таким образом, можно выделить конструкции, которые: 1) носят общеразговорный характер и встречаются в речи практически всех носителей языка; 2) не носят общеразговорный характер и встречаются в речи образованных людей и несут определенную стилистическую информацию; 3) не входят в общеразговорный коммуникативный стандарт и употребляются в речи необразованных людей и добавочной стилистической информации не несут.
      В целом, функционирование элиминированных форм сказуемого служит одним из источников разнообразия, необходимого для обеспечения как конвенциональных функционально-стилистических задач, так и для дифференциации неконвенциональных социально-бытовых вариантов разговорной речи.
      Другими словами, норма при элиминации частей сказуемого выступает как социально-речевой регулятор между системой языка и ее реализацией в тексте.
      1. 7. Текст и вторичная номинация.
      Проблема соотношения вторичной номинации и текста приобрела свой лингвистический статус лишь после того, как текст стал рассматриваться как высшая коммуникативная единица (Колшанский 1979: 52; Москальская 1981: 9), ибо лишь на текстуальном уровне можно вскрыть механизм номинации событий между кореферентными высказываниями. (Гак 1979: 91-102) В этом и проявляется непосредственная семантическая связь слов в тексте. (Хлебникова 1983: 6; Реферовская 1983: 8;Halliday et al 1980: 4-7) Эти кореферентные отношения основываются на том, что один и тот же факт, явление, событие могут быть описаны с помощью средств семантико-синтаксического варьирования номинационной цепочки. (Гак 1976: 5-14; Потапова 1984: 111-5; Зотов 1985: 51-5)
      Рассмотрим некоторые типологические черты семантической связи слов как результат вторичной номинации.
      Вторичную текстуальную номинацию (в соотношении с первичной) можно разбить на две группы. Первая группа придает тексту (или его определенным фрагментам) экспрессивность с помощью различных стилистических средств (оксюморон, нарастание, антитеза, антонимические замены, структурный параллелизм и т. д.). Вторая группа вторично обозначает, уточняет, конкретизирует событие без всякой стилистической задачи (субституция, эллипсис, повтор, репрезентация, транспонирование (номинализация, вербализация).
      В первой группе повторная номинация на уровне высказывания может осуществляться с помощью:
      1) комбинации стилистических приемов (конвергенции):
      (1) Then the wind shifted. Rain splattered his face. He... watched the... facade of the house appear and disappear in rapid flashes like an old movie print, jerky and overexposed. Within the house the party continued, unaware of the beautiful chaos outside (Vidal).
      Здесь имеет место переход от конкретной первичной номинации (wind, rain) ко вторичной (the beautiful chaos), обозначающей ситуацию в более обобщенном виде. Конкретный смысл оксюморонного сочетания (beautiful chaos) становится ясным лишь в результате корреляции с предшествующим высказыванием. Созданию конвергенции способствуют также сравнение (like an old movie print) и метафорические эпитеты (jerky, overexposed).
      (2). To keep your marriage brimming, // With love in the loving cup, // Whenever you are wrong, admit it, // Whenever you are right, shut up (Nash).
      Семантические связи слов в данном примере осуществляются за счет конвергенции, которая образуется с помощью употребления расширенной метафоры "brim" (центральный образ), вокруг которой "вращается" еще одна детализирующая метафора "loving cup", структурного параллелизма "whenever you are... ", антитез "wrong-right", "admit-shut up" и эффекта обманутого ожидания "whenever you are right, shut up", где появление "shut up" непредсказуемо;
      2) нарастания семантической информации:
      (1) We, Philips Electronic... Limited... do hereby declare the invention, for which we pray that a patent may be granted to us... (Patent).
      Глагол "pray" в соподчинении с "declare" способствует нарастанию смысловой и экспрессивной информации, так как "pray" семантически более весом, чем "declare". Однако, при данном типе отношений функция вторичной номинации заключается не столько в передаче новой информации, сколько в усилении эффекта воздействия на читателя.
      (2). Are you shocked? - Only flattered (Cusack); 3). Are you all right? - Never been better (Petry); 4). That was wonderful - Brilliant (Best American Plays); 5). Are you all right? - Happy (Best American Plays).
      Вторичная номинация во взаимодействии с первичной "shocked flattered", "all right - better", "wonderful - brilliant", "all right happy" передается с помощью нарастания семантической информации, которая является более весомой по сравнению с первичной;
      3) антонимических противопоставлений:
      (1) You're not enjoying it? - Hating it (Rattigan);
      (2) Is she rich? - Penniless (Maugham);
      (3) You're pulling my leg. - Not pulling it, pushing it (O'Hara).
      В первом и втором примерах эффект номинации создается за счет антонимического противопоставления. Такое взаимодействие придает диалогическому тексту определенную экспрессивность. В третьем примере повторная номинация основана на буквальной интерпретации коммуникантом фразеологического сочетания "to pull one's leg". В результате получаем антонимическую замену "pull" на "push". Такая номинация создает юмористический эффект.
      Во второй группе повторная номинация может осуществляться с помощью:
      1) субституции:
      (1) The theory ... is supported by a simple test system. But further studies are needed to determine whether the test is generally applicable in understanding how the immune system works. If so, it could be possible to manipulate the immune system by using the surface receptors (Moscow News 1982).
      Субститут "so" замещает все последующее высказывание в компрессированной форме, в результате чего образуется максимальная семантическая связь первичного высказывания и субститута.
      (2) It's this: Mistrust the obvious (Hailey 1975).
      Функцию субститута во втором примере выполняет анафорический дейксис "вперед" - "this". (Вейнрейх 1970: 182) "This" замещает целое высказывание и его декодирование происходит в последующем высказывании.
      2) номинализации или вербализации:
      (1) In the United States most men shave with a soapy lather water and a razor blade. In Europe a "dry" shaving electric razor is favored. In Japan... Electric Industrial Co. Ltd. has introduced an electric shaver that can satisfy the preferences of all (Moscow News 1982);
      (2) Have a seat. - I have been sitting all day (West).
      Вторичная номинация в данных примерах репрезентируется путем транспозиции глагольного ядра в существительное и наоборот. Здесь имеет место текстуальная синхронная реконструкция словообразовательного акта (Кубрякова 1976: 23-32; 1983: 50-8).
      Первый процесс можно обозначить как номинализация: "shave - shaving shaver"; второй - как вербализация - "seat-sit". Подобное транспонирование способствует усилению коррелятивной связи однокорневых слов и более компактному построения текста;
      3) семантической конкретизации:
      (1) What have you been doing in Italy? - I have been studying architecture (Hemingway);
      (2) What would you do? - Read and reflect (O'Connor);
      (3) Working hard, I suppose? - Leading a balanced life (Davidson);
      (4) Stopping here? - No, just keeping an appointment (Dreiser).
      Вторичная номинация (в первых двух примерах), построенная на отношении включения, осуществляет переход от более широкого обозначения (do) к более узкому (study, read, reflect). В последних двух примерах происходит дополнительная конкретизация (working... - leading...; stopping... keeping...);
      4) повтора:
      (1) What do you want down here? - Just looking around. - Just looking around for what? (Caldwell);
      (2) Coming? - I'm coming (Carter);
      (3) Have you yourself communicated with them? - No, sir, I haven't communicated with them (Snow);
      (4) I think it could have been done. - Fact is it must have been done (Christie 1965).
      Повтор является простейшим средством связи при повторной номинации и может сопровождаться отрицанием (третий пример) или различными модальными оттенками (четвертый пример);
      5) эллипсиса и репрезентации:
      (1) Is it raining now? - It might be any time (Whiting);
      (2) He was terribly impressed with your letter. - So he should be (Rattigan);
      (3) But do you think it'll work? - Bound to(Wilson).
      Наиболее жесткая семантическая связь слов при повторной номинации образуется с помощью эллипсиса знаменательной части сказуемого справа (первый и второй примеры) и репрезентанта "to" (третий пример), где наблюдается проекция глаголов из предшествующего высказывания. В свою очередь повторная номинация представлена синтаксически значимым нулем.
      Таким образом, кореферентные высказывания при варьировании семантико-синтаксических средств используются в тексте для выражения экспрессивно-семантических (первая группа) и логико-семантических (вторая группа) оттенков. Одновременно, повторная номинация способствует прочной семантической связи слов и помогает снять монотонность, обозначая один и тот же факт разными способами. Повторная номинация играет важную роль в смысловой организации текста.
      Эту главу можно завершить утверждением, что растущий интерес к исследованию текста был стимулирован по принципу обратного эффекта лингвистами, ментально блокированными предложением. Это конечномерное замкнутое в пространстве предложение на самом деле ничего не "предлагает", так как оно не связано с действительностью и, следовательно, лишено конкретного смысла.
      Во второй главе мы с новых позиций рассмотрим диалогические отношения, которые автор обозначил как филологическую мегапарадигму.
      Глава II. Диалог как филологическая мегапарадигма.
      2. 1. Коммуникативная модель диалогического общения.
      Существует несколько коммуникативных моделей общения или передачи информации.
      1. Информационные процессы изучаются с помощью теории информации, создателем которой был К. Шеннон (Шеннон 1963: 5). В современном научном понимании информация есть содержание процесса интерпретации особенностей одних объектов реальной действительности в виде изменения свойств других объектов.
      Предложенная Шенноном несемантическая схема информационной связи оказалась полезной при интерпретации художественного текста. Система "автор - книга - читатель" рассматривается как система передачи информации.
      Первый компонент схемы, то есть источник сообщений, И. Арнольд истолковывает как окружающую писателя реальную действительность. Писателя можно рассматривать как второй компонент схемы - передатчик, поскольку он перерабатывает эту информацию и кодирует ее, воссоздавая действительность в художественных образах, воздействует на волю, мысли и чувства читателя, то есть изменяет свойства других объектов. Каналом передачи информации в данном случае является художественная литература. Четвертым компонентом схемы - приемником, является читатель. Истинным адресатом сообщения является окружающая читателя общественная действительность, так как художественный текст предназначен не одному читателю. (Арнольд 1981: 27)
      На формулу Шеннона, игнорирующую качественное своеобразие различных видов информации, можно опираться не в смысле использования количественной меры информации, а с точки зрения ее общих идей и эвристической полезности.
      Так как все способы передачи смысла могут быть выражены в терминах предсказуемости - непредсказуемости, то это соответствует существу формулы Шеннона, так как количество информации определяется через неопределенность, поскольку получение информации всегда связано с изменением степени неосведомленности получателя информации. (Арнольд 1981: 32)
      2. По известной формуле, предложенной Р. Якобсоном (Якобсон 1975: 198) речевая коммуникация может быть представлена в следующем виде:
      контекст
      сообщение
      адресант
      ----------------------------------
      адресат
      контакт
      код
      От адресанта сообщение попадает к адресату через канал связи: сообщение закодировано и соотнесено с определенным контекстом. Каждому из упомянутых факторов соответствует своя, отличная от остальных, функция. На практике познавательная функция обычно играет главную роль, но сообщение может быть также ориентировано на получателя (экспрессивная функция) или на отправителя (конативная функция) сообщения. Иногда особую нагрузку несет сам код (метаязыковая функция) или даже контакт (фатическая функция). Если сообщение ориентировано на самих себя, то главенствует функция, которую Р. Якобсон назвал "поэтической".
      Авторы "Общей риторики" (Дюбуа и др. 1986: 54) называют ее "риторической". Однако, они не ограничиваются терминологической поправкой и не используют эту притягательную теорию в том виде, в котором ее изложил Р. Якобсон. По их мнению, Р. Якобсон недостаточно точно провел анализ языка, и как следствие - "сообщение" у него оказалось в одном ряду с другими факторами коммуникативного акта. В действительности же сообщение - это не что иное, как результат взаимодействия пяти основных факторов, а именно, отправителя и получателя, входящих в контакт посредством кода по поводу референта.
      Р. Якобсон все же тонко заметил, что риторический язык позволяет очень своеобразно воздействовать на всех "действующих лиц" коммуникативного процесса, ибо двойному смыслу соответствует расщепленность адресанта и адресата. (Якобсон 1975: 221)
      Ряд лингвистов (Бахтин 1979: 245-48) критикуют коммуникативную модель Р. Якобсона, сформулированную еще Соссюром и усовершенствованную в какой-то степени Р. Якобсоном, за ее "телеграфный" характер. С точки зрения Бахтинской перспективы в модели Р. Якобсона, строго говоря, в сообщении ничего бы не изменилось, если бы адресат спал, или бы полностью отсутствовал (Morson et al 1992: 128-29). Но с актуальными высказываниями дела обстоят не так. Процесс активного понимания предвосхищается говорящим, он рассчитывает на него, и не смог бы сформулировать свое высказывание, не опираясь на него.
      В целом модель Р. Якобсона носит тривиально-монологизированный характер.
      3. Более детальная разработка коммуникативной модели с точки зрения речемыслительной деятельности в цепочке "автор - текст - реципиент" представлена в работе О. Каменской (Каменская 1990: 17).
      В речемыслительной деятельности выделяются мыслительные категории, характеризующие индивидуальное знание коммуникантов о мире и языковые категории, связанные с закономерностями и свойствами языка в их субъективном использовании. Индивидуальное знание коммуникантов рассматривается как концептуальная система - непрерывно конструируемая система данных (мнений, знаний), которой располагает индивид (Павиленис 1983: 280). Знание индивида в целом не может служить объектом вербализации. В этой роли может выступать лишь какая-то его часть - фрагмент концептуальной системы носителя языка, остальная часть представлена бессловесным смыслом по "принципу айсберга", большая часть которого скрыта под водой. Однако, детальное представление об организации концептуальной системы индивида - одна из нерешенных задач науки. (Каменская 1990: 19)
      Значение человеческого фактора в лингвистике определяется тем, что между языком и миром стоит субъект с его личным жизненным опытом и социализированным знанием о языке и мире.
      Одним из условий коммуникации является память, важнейшей функцией которой является хранение информации, общее и специальное знание о мире, составляющее содержание так называемой "энциклопедической памяти".
      Основой вербальной коммуникации является соответствующий словарный запас, хранящийся в памяти коммуникантов в виде упорядоченных структур.
      Наименьшая концептуальная структура, по мнению Р. Шенка, это сцена. Сцена - это структура памяти, группирующая действия и состояния, относящиеся к единой цели и к единой обстановке, заданной во времени и пространстве. Концептуальные структуры, которые группируют разнообразные сцены, необходимые для данной ситуации, называются Р. Шенком конфигурациями организации памяти (Шенк 1989: 42). Отсюда, не существует "словаря", а есть только "энциклопедия", так как лексикон тесно связан с прочими нашими знаниями и неотделим от них. (там же: 33)
      Многочисленные группы слов, хранящиеся в памяти каждого носителя языка, образуют сложную систему, которую О. Каменская называет тезаурусом личности (Каменская 1990: 98). Структуру тезауруса личности представляет совокупность понятийных категорий, лежащих в основе функционирования концептуальной системы личности (там же: 104).
      Специфику тезауруса личности с целью определения коммуникативного "портрета" можно охарактеризовать двумя параметрами: богатством словаря и глубиной знаний. В результате можно выделить следующие типы речемыслительной индивидуальности: индивид с "бедным" словарем и с ограниченным знанием; узкий специалист с "бедным" языком, но с глубокими знаниями в специальной области; дилетант с широким кругом знаний, но ограниченной глубины (поверхностные знания); эрудит - личность, обладающая глубокими знаниями во многих областях (там же: 111).
      Сюда, с нашей точки зрения, следует добавить еще один параметр творческий параметр личности, то есть комбинаторная способность личности строить текст с необычной дистрибуцией элементов (эстетика словесного творчества). Например: "to put the cart before the horse": "to put the speculative cart before the empirical horse".
      Итак, коммуникативная модель, разработанная О. Каменской, тесно связана с речемыслительной деятельностью коммуниканта.