Медовый месяц императора

      Если ехать вам случится
      От ............. на.............
      Там, где Л. струится
      Меж отлогих берегов,
      От большой дороги справа,
      Между полем и холмом,
      Вам представится дубрава,
      Слева сад и барский дом.
      Летом, в час, как за холмами
      Утопает солнца шар,
      Дом облит его лучами,
      Окна блещут как пожар,
      И ездой скучая мимо
      ...............развлечен,
      Путник смотрит невидимо
      На семейство, на балкон.
      Стихотворение напечатано в черновом виде, и никаких комментариев к нему нет. Вообще непонятно, зачем он его написал. Впечатление такое, будто Пушкин хотел и начал некую новую работу, но она быстро ему наскучила или её оттеснили иные творческие планы, и он забыл о ней. Сегодня есть уникальная возможность не только написать совместно с Пушкиным стихотворение, но и объяснить, зачем оно было написано.
      Пушкин уверенно и с большой точностью описывает то, что увидел сам.
      Даже сегодня кто угодно может не только повторить путь Пушкина, но и увидеть все то, что видел он.
      Пушкин едет по большой дороге и справа видит дубраву. Это не какой-нибудь дубовый лесок, а мощный и чистый дубовый лес, украшенный тысячелетними гигантами, который тянулся почти до самого Харькова по правому берегу реки Лопань, обозначенной в тексте буквой Л., через владения Щербининых Ледное, Филипповка, Карачевка и Бабаи до Хорошева и дальше на юг.
      Многие из этих деревень видели поход князя Игоря на половцев, описанный в "Слове о полку Игореве". Кстати, город Донец, куда из плена пришел князь Игорь, расположен неподалеку от Карачевки. Точнее, на окраине села. Историки называют остатки его Донецким или Кагановым городищем.
      Возможно, не только желание повидаться со старыми друзьями, но и возможность пройти по землям, описанным в "Слове о полку Игореве", заставили поэта свернуть с прямой дороги на Москву и заехать в Харьков.
      Из Харькова он ехал по Екатеринославской дороге, которая чуть западнее от имений братьев Щербининых разделялась на дорогу в Екатеринослав и правее на Полтаву. Очень может быть, что именно названия городов Харьков - в твердой форме с ударением на последнем слоге, - и Полтава пропущены Пушкиным в черновике стихотворения. Попробуем вписать их в текст стихотворения:
      Если ехать вам случится
      От Полтавы на Харков
      Там, где Лопань струится
      Меж отлогих берегов...
      Очень похоже на правду! Рифма идеальна. Только маленькая шероховатость в третьем стихе осталась и требует более тщательной отделки.
      Берега реки Лопань, впадающей на землях Щербининых в реку Уды, действительно "отлогие". В весеннее половодье Лопань заливала половину Харькова, образуя весьма значительные озера, протоки, а за городом заливные луга. Описание полностью соответствует исторической действительности.
      Только Пушкин ехал не из Полтавы, а из Харькова, но законы стихосложения суровы. Рифма к слову "берега" потребовала переставить местами название Полтавы и Харькова.
      Дальше! Дубрава располагалась "между полем и холмом". Холм - это часть возвышенности, по которой проходил древний Муравский шлях, именуемый Покотиловской горой. Имение Михаила Щербинина располагалось в самом начале её.
      Долина рек Лопань и Уды - это идеально ровное поле. Если смотреть снизу, со стороны поля, то слева и чуть ниже дубравы был разбит великолепный сад, начинавшийся прямо от дома Михаила Щербинина.
      Дом длинной боковой стороной развернут на юго-запад, где за дорогой пруды с ажурными мостами, паром, мраморные беседки.
      Летом заходящее за вершину Покотиловской горы, солнце алым пламенем отражалось в многочисленных окнах, окрашивая и дом, и сад волшебным, волнующим светом.
      Сад в имении Михаила Щербинина славился на всю округу. Первый биограф дворян Щербининых Юрий Николаевич Щербачев так описывал этот сад: "Под парк с фруктовым садом отведено 36 десятин; разбиты цветники (садом Михаил Андреевич особенно интересовался, славный крепостной его садовник Парфений Поликарпов стал впоследствии городским садовником Харькова); вырыты два пруда, по берегам его посажены плакучие ивы, серебристые и канадские тополи; через пруды перекинуты диковинные мосты; устроен паром, беседки, фонтаны; в некоторых местах под деревьями положены огромные камни, вероятно привезенные издалека чумаками; в перелеске, вдавшемся в парк, вырублены кресла в дубовых пнях на корню; изваян из дерева какой-то монах, о котором теперь сохранилось лишь смутное предание; в лесной глуши на дубе взгроможден "эрмитаж" - что-то вроде жилища Робинзона; по дороге в усадьбу, на протяжении версты слишком, насажена аллея пирамидальных тополей, которая позднее, уже после смерти Михаила Андреевича, могла смело соперничать со знаменитой кисловодской аллеей, - а при въезде в парк поставлена затейливая арка из часто сколоченных березовых стволов и сучьев в бересте. На одном из прудов плавали лебеди; по саду расхаживали павлины".
      Пушкин, естественно, был потрясен увиденным. Но особенно поразил его сам Щербинин. Куда делся суетливый, вечно кричащий проказник, а потом горделивый красавец, любимец столичных дам и любитель шампанского, тонкий гастроном и театрал! Впрочем, как оказалось, Щербинин остался и театралом, и ценителем экзотической кухни, но вот к дамам после женитьбы поостыл. Стал сдержан. Только иногда, уединяясь с Пушкиным в дубраве, улыбался знакомой, чуть ироничной, природно-высокомерной, с тончайшим налетом хандры улыбкой.
      Поразительно, но Пушкин предсказал эту сцену в стихотворении "К Щербинину" ровно десять лет тому назад.
      И мы не так ли дни ведем,
      Щербинин, резвый друг забавы,
      С Амуром, шалостью, вином,
      Покаместь молоды и здравы.
      Но дни младые пролетят,
      Веселье, нега нас покинут,
      Желаньям чувства изменят,
      Сердца иссохнут и остынут.
      Тогда без песен, без подруг,
      Без наслаждений, без желаний
      Найдем отраду, милый друг,
      В туманном сне воспоминаний!
      Тогда, качая головой,
      Скажу тебе у двери гроба:
      "Ты помнишь Фанни, милый мой?"
      И тихо улыбнемся оба.
      Если вспомнили друзья это стихотворение, то строчка "Скажу тебе у двери гроба..." должна была взволновать до мороза по коже. Пушкину оставалось жить чуть более семи лет, а Михаилу Щербинину одиннадцать.
      За прошедшие годы изменилось все или почти все. Исчезли тысячелетние дубы, мосты и фонтаны. Ушли в землю или разбиты в щебень огромные камни, лежавшие у подножий ив и тополей. Но сами ивы и громадные тополи ещё стоят у тех же самых прудов, и заходящее солнце, скользнув красным языком по верхушке Покотиловской горы, заглядывает в окна бывшего помещичьего дома, словно пытаясь разглядеть, куда подевались его владельцы.
      О доме следует сказать особо. Огромный и прекрасный парк требовал и соответствующего дома для владельцев. Однако средств не хватало, и дом получился более чем скромным. "Если Михаилу Андреевичу и удалось, - писал Ю.Н. Щербачев, - порасстроив свои дела, завести все эти роскошные усадебные принадлежности, то на постройку дома соответствующих размеров уже не хватило средств; поэтому дом был построен "временный" - деревянный, одноэтажный и хотя и поместительный, - однако гораздо меньший, чем "конюшня".
      "Временный" дом сохранился до наших дней. Сегодня в нем размещается Карачевский лесхоз. Внутри сделали полную перепланировку, но, по сути, это все тот же помещичий дом начала XIX столетия, только балкона нет.
      С балконом возникла небольшая проблема. В последних строчках стихотворения "Если ехать вам случится" Пушкин пишет, что он видит семейство помещиков на балконе.
      Путник смотрит невидимо
      На семейство, на балкон.
      В одноэтажном здании балкона в современном понимании этого слова быть не могло. Объяснение нашлось в книге Щербачева. Он записал забавный случай, приключившийся с одним из крепостных Михаила Щербинина. "Увидав однажды с балкона, - пишет Щербачев, - в подзорную трубу, что воловик, пасший в поле версты за четыре от дома "череду", напрасно старался вытрусить на ноготь из пустого рожка нюхательного табаку, Михаил Андреевич послал ему с верховым понюхать табаку из своей табакерки. Воловик (Матвей Крищенко) до конца жизни рассказывал об этом случае как о чуде".
      Значит, балкон был! Точнее, это веранда, с которой открывался прекрасный вид на все имение. Именно на этой веранде (балконе) Пушкин и увидел семейство Щербининых.
      Так родилось стихотворение "Если ехать вам случится". Теперь оно существует с моими дополнениями. Предвижу радость критиков, но писать так писать! Тем более вместе с Пушкиным. В конце стихотворения Пушкин не поставил одно слово или фразу перед словом "развлечен". Чем мог быть развлечен путник, едущий по дороге мимо дома Михаила Щербинина? Впечатлением? Подходит и в строку хорошо ложится: "впечатленьем развлечен". Чем еще? Конечно, видом. Видом этим развлечен. Еще раз попробую прочесть все стихотворение вместе с вставками.
      Если ехать вам случится
      От Полтавы на Харков
      Там, где Лопань струится
      Меж отлогих берегов...
      От большой дороги справа,
      Между полем и холмом,
      Вам представится дубрава,
      Слева сад и барский дом.
      Летом, в час, как за холмами
      Утопает солнца шар,
      Дом облит его лучами,
      Окна блещут как пожар,
      И, ездой скучая мимо,
      Видом этим развлечен,
      Путник смотрит невидимо
      На семейство, на балкон.
      В стихотворении "Если ехать вам случится" Пушкин детально описывает имение Михаила Андреевича Щербинина в селе Карачевка, неподалеку от губернского города Харькова.
      Ответы часто порождают новые вопросы. Чего вдруг в 1835 году Александр Сергеевич Пушкин пишет черновик стихотворения, которое так и останется неоконченным?
      1835 год - это год кризиса для Пушкина. кризиса семейного, кризиса финансового, кризиса физического состояния - он перестал ощущать себя молодым, наконец, кризиса поэтического творчества. Поэт, быстро перемахнув стадию прозаика, становится историком.
      Друзья его заметили, что чем больше внимания Пушкин уделяет изучению истории, тем сильнее увеличиваются его долги. Они пытались помочь советом. Одним из первых высказался Плетнев.
      Ты мне советуешь, Плетнев любезный,
      Оставленный роман мой продолжать
      И, потчуя стихами, век железный
      Рассказами пустыми угощать;
      Ты думаешь, что с целью полезной
      Тревогу славы можно сочетать,
      А для того советуешь собрату
      Брать с публики умеренную плату;
      За каждый стих по 10 рублей
      Составит (стало быть) за каждую строфу сто сорок
      Оброк пустой для нынешних людей.
      Неужто жаль кому пяти рублей?
      Пустое! Всякий даст без отговорок!
      С книгопродавца можно взять,
      Ей-ей.
      Пушкин понимает, что его первый издатель и друг прав, как правы и все, кто советует ему написать продолжение романа "Евгений Онегин".
      Конечно, Пушкину не хочется возвращаться к произведению, которое он писал более восьми лет. Скрупулезный Владимир Набоков подсчитал: "...с 9 мая 1823 года по 5 октября 1831 года".
      В 1835 году Пушкин пишет стихотворение "Вы за "Онегина" советуете, други", отразившее не только сам факт советов друзей, но и серьезную внутреннюю борьбу.
      Вы за "Онегина" советуете, други,
      Опять приняться мне в осенние досуги.
      Вы говорите мне: он жив и неженат.
      И так, роман не кончен - это клад:
      Вставляй в просторную, вместительную раму
      Картины новые - открой нам диораму:
      Привалит публика, платя тебе за вход
      (Что даст тебе и славу и доход).
      Пожалуй - я бы рад
      Так некогда поэт.
      За продолжение "Евгения Онегина" книгопродавцы готовы были заплатить вперед. Возможно, Пушкин вспомнил, что в 1824 году издатель Сленин предлагал ему за "Онегина" любую сумму. Пушкин писал об этом князю Вяземскому: "Сленин (издатель) предлагает мне за Онегина сколько захочу".
      Конечно, это реальное решение денежных проблем, но долг главы семьи все чаще вступает в противоречие с долгом художника.
      Друзья не ведали, что того, прежнего Пушкина, легко писавшего изящные строфы "Евгения Онегина", уже нет.
      Для него пришло время выбирать. Угнетает чувство уходящего времени. В 1834 году появляются проникновенные строки:
      Пора, мой друг, пора. Покоя сердце просит
      Летят за днями дни и каждый час уносит
      Частичку бытия...
      Он робко пытается возражать: "Пожалуй - я бы рад..." Долг художника, который выше практических расчетов, интересов семьи и даже государства, повелевал ему писать историю, историю Петра Великого, и не нашлось никого, кто поддержал бы Пушкина в сложное для него время. Он - "усталый раб" бежит в "обитель дальную трудов и чистых нег" - в Михайловское, презрев упреки жены, придирки властей, провожаемый хором друзей-советчиков.
      В мои осенние досуги,
      В те дни, как любо мне писать,
      Вы мне советуете, други,
      Рассказ забытый продолжать.
      Вы говорите справедливо,
      Что странно, даже не учтиво
      Роман не конча перервать,
      Отдав его уже в печать,
      Что должно своего героя
      Как бы то ни было женить,
      По крайней мере уморить,
      И лица прочие, пристроя,
      Отдав им дружеский поклон,
      Из лабиринта вывесть вон.
      Пушкин не хотел и не мог вывести из лабиринта ни Онегина, ни других героев. Он сам все дальше и глубже погружался в лабиринты истории. Он хотел так мало: пусть его все оставят в покое, если не навсегда, то хотя бы на некоторое время.
      Практические советы друзей-советчиков не оставляли Пушкина и в Михайловском. Он, видимо, часто думал: а не возродить ли Онегина?
      Действительно, а почему бы и нет! Да и придумывать, собственно, ничего не придется. Ведь Онегин жив и здоров. Он женат, и дети есть. Бери и пиши.
      Здесь следует объяснить, о ком идет речь: о Михаиле Андреевиче Щербинине. Существует мнение, что именно с него списал Александр Сергеевич Пушкин многие черты Евгения Онегина.
      Юрий Николаевич Щербачев уделил этому вопросу значительное место в своей работе "Приятели Пушкина Михаил Андреевич Щербинин и Петр Павлович Каверин".
      Существовало определенное внешнее сходство между Михаилом Щербининым и пушкинским Евгением Онегиным. Щербачев, хорошо знавший иконографию дворян Щербининых, писал: "Все в тех же Бабаях, в числе различных фамильных изображений сохранились и портреты Михаила Андреевича; из них один, поясной, масляными красками, писанный, вероятно, тотчас по выходе его в отставку, т.е. около 1824 г., представляет красивого молодого человека в статском, с тонкими, правильными чертами, высоким лбом и зачесанными назад темно-русыми волосами. В самой осанке, во взгляде умных сине-серых глаз, едва заметной улыбке красивого рта как будто просвечивает, сквозь оболочку светской выдержки и благовоспитанности, самодовлеющая гордость, сознательное принципиальное высокомерие и легкое пренебрежение ко всему. Но при этом в выражении лица есть что-то почти приветливое, привлекательное, обаятельное... На мой взгляд, это портрет Онегина, хотя уже изведавшего жизнь, но сравнительно ещё благодушного, выслушивающего за бутылкой вина признания Ленского или собирающегося ехать с ним в первый раз к Лариным".
      Портрет, о котором говорит Щербачев, исчез, как и десятки других портретов и картин, хранившихся в доме Щербининых. Один из них внезапно обнаружился в Харьковском художественном музее.
      Известный искусствовед А.М. Амшинская в работе "Василий Андреевич Тропинин" сообщила, что в Харьковском художественном музее хранится портрет Михаила Андреевича Щербинина, написанный Тропининым в 1842 году.
      Спешу в музей. Несколько работ В.А. Тропинина расположены в небольшой комнатке на втором этаже.
      К сожалению, Амшинская не атрибутировала данную работу, и вопрос о том, кто из братьев Щербининых изображен на портрете из Харьковского художественного музея, пока остается открытым.
      Таким образом, резюмируя все вышеизложенное, можно с уверенностью утверждать, что осенью 1835 года Пушкин, находясь в селе Михайловском начал писать продолжение романа в стихах "Евгений Онегин".
      В первой главе герой - Евгений Онегин - едет в имение своего дяди, который серьезно заболел. А в первой главе второго тома автор едет в деревню своего героя Онегина-Щербинина, владевшего деревней Карачевка в Харьковском уезде.
      Послесловие
      Не первый раз перечитывая рукопись книги, я каждый раз чувствую многоплановость возможных выводов. Книга живет своей жизнью и сама по себе изменяется. Теперь я - читатель, понимающий, что книга открывает значительный простор.
      Я-автор и я-читатель разделены, как в Пушкине разделены художественный гений и человек. Сразу вспоминаются слова лицейского товарища Пушкина барона Корфа, назвавшего поэта в своих воспоминаниях "дрянной человек". Нельзя этот отзыв списывать на личную неприязнь.
      В личной жизни Пушкин часто невыносим. Представьте: вы - в театре, а сидящий впереди молодой человек громко комментирует происходящее на сцене. Размахивает при этом руками. Смеется. Вы, конечно, делаете замечание, а вам обещают набить морду. После чего друзья хулигана запугивают вас до такой степени, что вы идете к нему извиняться. Думаю, что вы примените словечко более сильное, чем "дрянной".
      Но такой случай действительно произошел в театре с неизвестным армейским майором, а хулиганил молодой Пушкин.
      У гениев есть вечная индульгенция на исключительность. Некие почти номенклатурные привилегии.
      Пушкин, например, имел многочисленные романы с замужними женщинами, и мы только посмеиваемся вместе с ним над незадачливыми мужьями-рогоносцами. Но пришло время, и сам Пушкин обзаводится громадными рогами. И что? Мы ему сочувствуем. Как мы ему сочувствуем!
      В поэте совмещалось низкое и великое. Он мог написать о чудном мгновении и о "гении чистой красоты" и тут же в одном письме описать филейные прелести Анны Петровны Керн, правда не называя её имени, а в другом, похваляясь перед приятелем Алексеем Вульфом своими мужскими победами, прямо говорить об интимной близости с любвеобильной Анной Петровной, которая за свою долгую жизнь имела счастье быть сексуальным полигоном для многих молодых, а впоследствии известных литераторов. И как назвать такого человека? Жертва. Святость жертвы изначальна, а если жертва гениальна, то изначальна и высока. Но жертва не бывает без жреца, без того, кто держит ритуальный нож. В нашей трагедии таким верховным жрецом мог быть только император Николай I. А Бенкендорф, всесильный начальник Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф жандармов становится орудием, правда весьма опасным и изощренным.
      Я не допускаю, что император дал прямое указание ликвидировать Пушкина. Он этого делать не должен. Но достаточно выразить этакое недовольство несносным гением, а остальное - дело Александра Христофоровича Бенкендорфа, царедворца, угадывающего мысли своего господина.
      Мне возразят: зачем тогда император встречался с Пушкиным и потребовал дать слово не драться на дуэли? Но согласитесь, как приятно осознавать, что ты, первое лицо государства, обеспокоено судьбой первого поэта России. А дабы это стало достоянием гласности, первое лицо и пригласило к себе поэта и при свидетеле Жуковском уговаривает Пушкина не рисковать его драгоценной жизнью ради сведения счетов с какими-то мерзавцами. А тем временем Бенкендорф готовит группу: Дантес-Геккерн, Д'Аршиак-Данзас.
      Позвольте, а Данзас тут при чем? Он лицейский друг Пушкина и секундант на последней, смертельной дуэли.
      Поведение Данзаса во время и после дуэли наводит на мысль о вхождении его в группу, которая должна ликвидировать Пушкина.
      Плевать им на его гениальные произведения. Они - механизмы и приводные ремни государства, громадной империи, каток которой расплющит каждого, кто стоит на его пути.
      Пушкин прикоснулся к интересам императора и, следовательно, интересам государства. Он имел наглость заявить при личной встрече с Николаем Павловичем, что подозревает его в связи с Натальей Николаевной.
      Это - дерзость непозволительная. Император, как отец нации, по определению имеет право обладать всеми девицами и женами, живущими в пределах его империи.
      Вспомните факты истории: царю выбирают невесту из всех девиц, которые красивы и здоровы, а он выберет одну, а спустя время меняет на другую. Петр Великий, живя с первой женой, терпел, терпел, а потом отправил её в монастырь и зажил как настоящий реформатор, параллельно не обделяя вниманием жен и любовниц своих сподвижников и боевых друзей.
      Право вожака стаи, а государство - сложный слепок с её организационных правил, - иметь каждую самку, какую хочет. Россия и российское общество XIX века ещё не ушли далеко по ступеням цивилизации, чтобы отказать государю в его праве выбора. Это не есть разврат, это - атавистический, стаеформирующий принцип, иногда, впрочем, очень приятный. Современная демократическая цивилизация лишила вожака такого права. Поэтому многие умные люди, в ком ещё живы древние инстинкты, отказываются избираться на высшие должности в государстве.
      Особо следует сказать о Ганнибале. Последние годы популярна версия Дьефоне Гнаманку, уроженца республики Чад, о том, что Абрам Ганнибал был родом из тех мест Центральной Африки, где когда-то существовал город Лагон. В серии "Жизнь замечательных людей" вышла его книга об Абраме Петровиче Ганнибале, правда, эта красивая версия наличия города Лагон, расположенного вблизи озера Чад, никами другими доказательствами не перегружена.
      Никого не интересует, что на древней и современной картах можно найти десяток городов с этим названием: от Лугани на Украине до городов в Китае и США.
      Если нравится такая версия, почему не добавить ещё один аргумент в её пользу. Он связан с происхождением имени Ганнибала. Отбросив заумные разговоры о семитском происхождении, методом созвучия можно предположить, что Абрам Петрович Ганнибал в момент его появления в России носил кличку Каннибал, то есть людоед. Трудно отрицать тот факт, что в XVIII веке в Африке в пищу употребляли человечинку.
      Тогда кличка "Каннибал" была вполне точна, но в среде немцев, составляющих большое число среди придворных и обслуги, начальное "К" легко перешло в "Х", а затем в "Г".
      Получив чины и поместья, Абрам Петрович должен был подыскать себе приличное имя. Остроумный и образованный Абрам переделал мрачноватую кличку в благородное имя "Ганнибал". Оно прижилось.
      Но нравы людоедские ещё долго имели место в этом роду. Сам Абрам Петрович, на жизнь которого мы смотрим с уважением как на жизнь замечательного человека, да и другие Ганнибалы любили побаловаться плетью. Крестьяне из имений Ганнибалов Суйда, Петровское и Михайловское ещё во времена Пушкина вспоминали, что от Ганнибалов людей на простынях выносили. Да что каких-то людей, - свою первую жену замечательный человек Абрам Петрович Ганнибал годами держал на цепи, применяя методы физического воздействия к непокорной.
      Одним словом: "каннибал".
      Думаю, в ближайшей будущем, Бог даст, читателя ждут ошеломляющие открытия, связанные с жизнью и творчеством Александра Сергеевича Пушкина.
      Новая книга уже зреет. Хорошо бы, пока она будет писаться, решить хотя бы один вопрос: где погребен Пушкин? Если вскрытие погребения будет произведено, если будет найдена или не найдена пуля, убившая его, то и российская пушкинистика может совершить решительный поворот и от бессмысленного топтания, пользы от которого ноль, перейти, наконец, к подлинному изучению жизни и творений великого российского поэта.
      Исходя из возможности выяснения подлинных обстоятельств смерти Пушкина, я, Зинухов Александр Николаевич, обращаюсь к Президенту Российской Федерации В.В. Путину с предложением: рассмотреть возможность создания Временной государственной комиссии по изучению обстоятельств гибели великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, с привлечением криминалистов и следователей, которые должны ответить на один вопрос: выстрелом из какого оружия убит Пушкин?
      Одновременно инициировать всеобщую экспертизу пушкинских автографов, хранящихся в архивах Российской Федерации.