8

Американский и советский генералы загорели дочерна. Каждый день прибегали они по утрам на пляж во главе своих резидентур, словно капитаны двух спортивных сборных. Женщины всего света с нескрываемым интересом наблюдали за мускулистыми подтянутыми красавцами.

А те шумной гурьбой вбегали в воды Сиамского залива и долго плавали мужественным стилем кроль. Дальше всех заплывали сами резиденты. Их светловолосые головы торчали из-за оградительных буев.

Не смея приблизиться, из лодок наблюдали за смельчаками узкоглазые скуластые спасатели.

В отдалении с борта полицейского катера ситуацию контролировали скуластые узкоглазые контрразведчики в белых теннисках.

Красавицы нервничали. Листали русские и английские разговорники. «Я люблю тебя. Аи лав ю… Боже, какие трудные языки!» — вздыхали любительницы зимнего Таиланда.

Вечером в бесчисленных ресторанах и кафе им предстояло сражаться за сердца и кошельки соблазнительных пловцов.

Затем начиналась обычная работа. Устанавливались шезлонги, надувались матрацы. Из кустов высовывались антенны.

Шифровальщики разворачивали «Курьеро делла сьерра», «Монд» и «Вашингтон пост».

Русским офицерам больше хотелось развернуть «Правду» или «Известия», но они терпели: кругом были враги Страны Советов.

Наконец вершители судеб человечества приступали к беседе. Им было о чем поговорить. Сверхдержавы готовы были забросать друг друга тысячами ядерных боеголовок. США увязли во Вьетнаме. Многомиллионные китайские полчища стояли у границ Советского Союза.

В тугой узел многочисленных интересов скрутились проблемы Ближнего Востока. В сионизме исламские государства, наконец, начали прозревать форпост западной цивилизации у себя в тылу.

Формировалась главная вражда будущего XXI века — вражда между техногенным западным обществом и самозаконсервировавшимся миром ислама.

Африканские колонии, получившие несколько лет назад независимость, переживали смутные времена: то здесь, то там вспыхивали гражданские войны и совершались перевороты.

Беды чернокожих жителей генералы принимали к сердцу особенно близко.

Торг шел по каждой стране отдельно. Вы берите Сомали, а мы — соседнюю Эфиопию. Вам со временем достанется Мозамбик, а мы никуда не уйдем из Южной Африки. Сопоставляли всевозможные разведданные.

О полезных ископаемых. О плодородии почв. О технической оснащенности сельского хозяйства. Об уровне детской и взрослой смертности. Об удобстве портов. О дорожной сети. Об уровне жизни и работоспособности населения…

Наконец добрались до Дагомеи. Советский резидент похлопал по руке заокеанского коллегу:

— Ах, мои шер, войдите в положение.

У нас ни одного порта на берегу Гвинейского залива.

— Но вы получите все португальские владения. В Анголе, Мозамбике и Португальской Гвинее множество великолепных портов! — ослепительно улыбнулся американец.

Советский генерал называл собеседника так же, как в далекой от Таиланда деревне Губигу советский капитан прозвал местного колдуна. Некогда все русское офицерство стрекотало по-французски, и память о том странном времени сохранилась навеки.

— Я говорю о Гвинейском заливе, мон шер. Там ни одной португальской колонии, — напомнил советский разведчик. — Кроме того, события в Португалии мы запланировали на семьдесят пятый год. Это когда еще будет. Мы же вчера, кажется, обо всем договорились!

— Простите, коллега. Вчера мы договорились и о том, что вы задержите отправку новых танков во Вьетнам. Однако перед завтраком мне сообщили, что…

— Полно, Джон! Транспортные самолеты действительно ночью прибыли в Ханой.

Но выгрузили они вовсе не танки. А обыкновенные гусеничные тракторы «Т-40». Из этого космоса так плохо видно!

Американец поморщился:

— Ваша манера одинаково маркировать танки и тракторы кажется мне просто издевательской… Хорошо, мы перепроверим.

— Будьте так добры, мои шер… Кстати, как вам эта пара?

Похожие друг на друга словно братья, резиденты уставились на проходящие мимо ноги двух девиц. Ничто другое в девицах разведчиков не заинтересовало. Собственно, на берегу Сиамского залива от женщин больше ничего и не требуется. Только ноги, ноги и еще раз ноги.

— Послушайте, Иван! Далась вам эта Дагомея! — оторвавшись от зрелища, заявил американец и похлопал генерала по руке. — Давайте сойдемся на соседнем Того. Тоже из-под французов. Тот же залив. Прекрасный порт Ломе. В конце концов вы ведь только входите в Африку. Начинать нужно с малого.

Советский резидент немедленно парировал:

— Пардон, мои шер. Того — это неприлично мало. Население в полтора раза малочисленнее, а территория в три раза меньше, чем в Дагомее. Ваш распрекрасный Ломе — рядовая дыра, где нет и ста тысяч жителей. В Порто-Ново почти полмиллиона!

Американец сокрушенно покачал головой:

— Эх, Ваня, Ваня. Дались тебе эти нигеры. Поверь нашему опыту: чем их меньше, тем лучше. В США после обретения независимости шла лишь одна-единственная война. Гражданская. Война Севера и Юга. И началась она именно из-за черных.

Ты можешь представить себе: белые люди четыре года убивали друг друга ради полудиких черномазых!

— Прими мои соболезнования, Джон, — прочувствованно сказал советский резидент. — Вот ты и привел аргумент. Если нужно нагадить в миску Советам, отдайте им черных. Больше черных — больше головной боли. Так, мон шер?

— Ладно, — усмехнулся генерал Джон. — Черт с ней, с Дагомеей. Можете начинать.

Через пять минут антенны, торчащие из пляжных кустов, запустили судьбоносное решение в атмосферу. Радиоволны помчались. Одни — на восток, в Вашингтон.

Другие — на северо-запад. В Москву. Дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону.

Примчавшись, радиоволны еще какоето время метались над офисами различных ведомств. Бюрократия требовала дополнительных согласований. Всем хочется быть причастными к историческим событиям.

Всем хочется приложить руку. Наложить резолюцию.

Дальнейшее уже мало волновало резидентов. Решение принято. Все предопределено. В Африке есть дела и поважнее. Посложнее. Давно пора определиться, скажем, с Гвинеей. Которая поделена между Францией, Великобританией, Испанией, Португалией и даже Бельгией. Гвинея Испанская, Гвинея Французская, Гвинея Португальская и так далее. Ну куда это годится? Гвинеи должно быть две. Американская. И Советская.

Тем временем с неприметной лужайки в окрестностях Порто-Ново поднялся в воздух темно-зеленый, без опознавательных знаков, вертолет. Бешено вращая винтами, он растворился в свинцовом небе зимней Дагомеи.

Вертолет как вертолет. Лишь человек искушенный мог распознать в нем штурмовой вариант мирного гражданского «Ми-8».

С соседней неприметной лужайки за полетом внимательно наблюдали двое.

Один — красивый широкоплечий негр, непохожий на местных жителей из племен йоруба, фон или бариба. Другой был коренастым невысоким белым. Скорее даже рыжим, чем белым: огненные кудри плюс множество веснушек по всему телу. У глаз он держал огромный бинокль.

— Они укладываются в график, — сказал рыжий, передавая бинокль товарищу.

Тот проводил вертолет взглядом. Дождался, когда стихнет клекот винтов, и с облегчением выдохнул:

— Слава Богу. Нас это больше не касается. Пойдем промочим глотку, а?

Рослый черный приобнял низенького рыжего и от радости загорланил «Желтую подводную лодку» — «Yellow Submarine».

Рыжий принялся подпевать.

На обоих была форма морской пехоты США. Говорили и пели они по-английски.

9

Неподалеку от деревни Губигу река катила свои мутные зеленые воды. На берегу между пальм стоял капитан Кондратьев и прижимал к себе хрупкую темную фигурку.

Поодаль слонялся сержант Агеев, увешанный всем необходимым для массовых убийств. Еще дальше располагалось транспортное средство — автомобиль «Урал» в тропическом исполнении. Даже с кондиционером воздуха.

За кустами соседнего хлопкового поля сидел главный колдун Каплу. Он с ненавистью наблюдал происходящее. Из глаз колдуна текли слезы.

Слезы смывали грязь, поэтому их следы были гораздо чернее остальной поверхности лица колдуна. Пальцами Каплу придерживал собственную нижнюю челюсть. Она торчала вбок и вверх, словно собиралась отвалиться.

Кондратьев одной рукой гладил нежную спину девушки. Другую руку капитана наполняла ее упругая грудка.

— Я скоро вернусь, моя милая, — нашептывал по-французски Василий Кондратьев. — Я тебя очень люблю. Я хочу быть с тобой. В комнате с белым потолком.

С правом на надежду.

— Я буду ждать тебя, — отвечала девушка.

Она смотрела на своего кумира глазами, полными слез. На бритой черной голове пульсировала венка.

— Жди меня, и я вернусь, — отвечал капитан Кондратьев. — Только очень жди.

Жди, когда наводят грусть тихие дожди…

Тебе уже, должно быть, холодно голышом ходить?

Зуби зябко повела плечами — точь-вточь как европейская женщина.

— Я тебя люблю, — вполне по-европейски ответила она. — С тобой мне всегда тепло.

«Ох уж эти горестные проводы! — вздохнул про себя капитан. — Запоздалые, унылые…»

— Все же пора, по-моему, надевать галабию, — сказал он, чтобы что-нибудь сказать. — Все-таки сезон дождей. Зима, понимаешь.

Девушка засмеялась. В тропиках не принято проявлять подобную заботу. Кондратьев растрогал свою Черную Венеру. Она заплакала. Сказала, всхлипывая:

— Мою лучшую галабию мыши.

— Что мыши? — уточнил капитан и переложил руку со спины пониже.

Девушка тотчас произвела крестцом вращательное движение. От этого у капитана екнуло где-то под печенью.

— Мыши, — повторила Зуби. — Я не помню слово. Но лучшей галабии уже нет.

— Ах, мыши съели твою лучшую галабию! — воскликнул капитан.

— Да-да, съели, съели! — обрадовалась дочь вождя.

— Ну так носи другую одежду.

— Она… грязная, — девушка, кажется, засмущалась. — А зимой не принято стирать.

— Понятно, — кивнул Кондратьев, мучительно переваривая сообщение.

Черт их разберет, этих африканцев; вроде на одной планете живем, а такие все разные. Наверное, зимой не стирают, потому что дожди не дают высохнуть.

От грязной галабии, видимо, так воняет, что девчонка догадалась: белый человек от этого запаха сразу умрет. Поэтому дочь вождя ходит голышом. Очень гуманно с ее стороны.

В мрачном небе послышался непривычный для здешних мест звук.

— Что это? — испуганно воскликнула Зуби и еще теснее прижалась к капитану.

Этот звук он узнал бы в тысяче других.

Любимый вертолет спецназа.

— Это железная птица, — сказал капитан, и одна рука его скользнула еще ниже. — Она прилетела за мной.

Он ощутил, как маленькая черная ладонь пробирается к его телу.

— Я люблю тебя, — прошептала дочь вождя.

— Сержант Агеев! — крикнул Кондратьев.

— Я!

— В машину марш! Выезд через пять минут.

— Есть, товарищ капитан! — крикнул Агеев и в тот же миг очутился в высокой кабине «Урала».

Капитан увлек девушку ближе к воде.

Скоро их укрыл от наблюдателей берег. То, что позволено Юпитеру, не позволено быку.

Колдун заливался слезами, катаясь по набухшей от дождей почве. Руки его судорожно терзали хлопковый цветок — местный символ любви.

Через пять минут могучий грузовик, дико взревев, помчался в сторону деревни.

На краю деревни стояла стенка для сушки коровьего помета.

Она была сложена из необработанных камней и покрыта коровьими плюхами.

Точь-в-точь как дерево на центральной площади Губигу. Для сушки помета годилась любая вертикальная поверхность.

— Тормозни у околицы, — приказал капитан Агееву.

«Урал» остановился. Огромные колеса пропахали в сырой земле две жирные борозды.

Из кабины грациозно выпорхнула акробатка Зуби с заплаканным лицом.

— Я буду ждать тебя! — воскликнула она на своем чудовищном французском. — Я люблю тебя!

Прямо в расположении десантной роты приземлялся темно-зеленый вертолет без опознавательных знаков. Его клекот стал таким громким, что слова едва доносились.

— Я люблю тебя! — заорал в ответ капитан из кабины. — Жди меня, и эта железная птица принесет меня обратно!

10

Из окон здания Национального банка вырывались языки огня. Тысячи граждан наблюдали зрелище. Они громко обменивались впечатлениями и каждый выплеск пламени приветствовали воплями и аплодисментами.

Кое-где над толпой реяли красные флаги. Первые появились здесь в полдень, когда пожар заметили. С этого часа их количество прибывало вместе с публикой.

Пожарных машин в дагомейской столице имелось ровно две штуки. Они были некогда сделаны на заводах «Рено» и сохранились с колониальных времен. Поэтому чернокожие пожарные не пытались бороться с огнем. Их работа заключалась в другом. Едва из какого-то окна раздавался крик о помощи, пожарные подбегали с длиннющей лестницей.

Вместе с зеваками они с нескрываемым интересом следили за тем, как очередной служащий неуклюже переползает подоконник и опасливо нащупывает ногой верхнюю перекладину. Банковские служащие во всех странах имеют неспортивное сложение и избыточный вес.

Пока пожарная команда бегала с лестницами вокруг четырехэтажного массивного здания, по радио выступил Президент республики Дагомея. Он заявил, что поджог осуществлен террористами, нанятыми Социалистической партией.

Так около сорока лет назад в другой стране в поджоге здания парламента обвинили коммунистов во главе с Георгием Димитровым.

Далее Президент запретил деятельность Соцпартии и отдал полиции приказ арестовать ее членов. В первую очередь Хериса Ногму, председателя партии.

После этого на улицах стало гораздо многолюднее. Всюду скалились довольные черные лица. Дело шло к большому веселью. Для разминки были перевернуты несколько припаркованных у тротуаров автомобилей.

Тут и там шныряли агитаторы Соцпартии. Они раздавали листовки и красные флажки. В листовках содержался призыв к немедленному вооруженному восстанию против ненавистного режима.

Где взять оружие, в листовках, однако, не сообщалось. Товарищ Херис Ногма был мудр. Он знал, что вооружить народ легко.

Разоружить намного труднее.

Поспешным вооружением населения в критический момент страна на долгие десятилетия создаст себе страшную проблему. Непрерывные гражданские войны идут в Камбодже, на Цейлоне, во многих странах Африки и Латинской Америки.

Чем ниже жизненный уровень и чем выше безработица, тем с меньшей охотой люди расстаются со случайно доставшимся им оружием.

Сразу после речи Президента к штабквартире Соцпартии подкатили, бешено вращая мигалками и гудя сиренами, полицейские фургоны. Подобно пожарным автомобилям они также сохранились с колониальных времен и были изготовлены на заводах государственного концерна «Рено».

Из фургонов на узкую улочку высыпало больше сотни полицейских с короткими бельгийскими карабинами в черных руках.

Кто-то дернул ручку двери.

К удивлению полицейских, дверь оказалась открыта. Сразу за ней в коридоре сидел белый человек. Он удобно устроился за опрокинутым столом. В руках у белого человека был ручной пулемет Дегтярева — «РПД». Одет был белый человек в пятнистую форму цвета хаки без знаков различия.

Слева и справа в коридор из кабинетов Соцпартии выглядывали еще двое белых.

На них была точно такая же форма. В руках они сжимали «АКСУ» — компактные автоматы Калашникова для спецназа и диверсантов.

Полицейские остолбенели. В этот миг над их головами зазвучали выстрелы. Ктото бросился на грязный асфальт. Кто-то пригнулся. Кто-то присел. Никого.не задев, процокали по асфальту пули.

Полицейские в ужасе смотрели вверх.

На крыше трехэтажного здания, в котором размещалась штаб-квартира Соцпартии, находились белые люди. В форме цвета хаки. С короткими автоматами без прикладов.

— Окх! — издал странный звук один из полицейских, словно подавился.

Его рука указывала на крышу трехэтажного здания напротив. Там тоже лежали белые люди и целились вниз. В дагомейскую полицию.

Еще несколько белых фигур с автоматами стояли в подворотне напротив штабквартиры. Они привалились плечами к плохо оштукатуренным стенам арки и бесстрастно наблюдали за происходящим.

Человек с ручным пулеметом встал изза стола и перешагнул порог. Полицейские попятились. Они продолжали завороженно глядеть на белых людей, сжимая черными руками свои карабины.

— Сложить оружие здесь! — с трудом произнес белый человек и выразительно повел стволом «дегтяря». — Руки за голову!

Других французских слов сержант Александр Агеев не знал.

Полицейские испытали колоссальное облегчение. Вместо того чтобы немедленно перестрелять, их всего-навсего разоружают. Эти белые известные гуманисты.

У стены штаб-квартиры Соцпартии вырос штабель карабинов. Агеев удовлетворенно оглядел полицейских. Тесной толпой запрудили они улочку. Все, как один, с руками на затылках.

Вспомнилась сказка «Маугли», которую Саша Агеев прочел ровно десять раз в весьма нежном возрасте. В родном далеком Полоцке. Себя сержант увидел в роли удава Каа. Полицейские замечательно походили на обезьян-бандерложек.

«Какое-то время черным можно позволять играть в жизнь самостоятельно, — философски подумал сержант. — Но иногда должен появляться Хозяин и проверять положение дел».

Он ткнул стволом в направлении фургонов и приказал:

— Марш, марш!

Слово «марш» пришло в русский язык из французского. Полицейские тут же выстроились в очереди ко всем фургонам, кроме одного.

В этом автомобиле их встретил белый человек с автоматом и сделал жест, означавший: «Сюда нельзя».

Другой белый обошел водителей и отобрал ключи от замков зажигания.

За сценой наблюдало уже изрядное количество бездельников. Они осторожно выглядывали из окон и подворотен. На их лоснящихся черных лицах читалось крайнее одобрение. Души людей словно пили бальзам.

Что такое счастье?

Это когда при тебе разоружают полицейского.

Что такое большое счастье?

Когда на твоих глазах два десятка белых разоружают больше сотни легавых. Фараонов. Копов. Притеснителей. Обидчиков.

Врагов всех бродяг, бездомных, пьяниц, проституток и торговцев наркотиками.

Тем временем из штаб-квартиры выскочили чернокожие социалисты в штатском и принялись затаскивать карабины внутрь.

— Климов! — сержант подозвал одного из солдат и протянул пулемет. — Лови. Останешься охранять эту черную макаку. Товарища Хериса Ногму. Понял?

— Понял, Саня! Есть охранять черную макаку!

— Сабиров!

— Я!

— Останешься с Климовым.

— Есть!

— Взво-о-од! — прорычал сержант Агеев, и от этого рыка полицейские в фургонах пригнули головы, словно услыхали льва в окрестностях родной деревни. — В машину!

Изумленные зрители видели, как вооружейные до зубов белые головорезы занимают места в полицейском грузовике «Рено» образца 1963 года.

Видели, как грузовик, крутанув колесами на месте, бросается вперед.

Видели, как раскидывают синий цвет проблесковые маячки.

Слышали, как ревет сирена.

Скоро взвод сержанта Агеева мчался по центральным улицам Порто-Ново. Шарахались черные регулировщики в белых перчатках и белых шортах. Разбегались толпы с красными флагами. Дико визжа тормозами, останавливались редкие машины.