– Это что, все поэты? – боязливым шепотом спросила Мэй Шуй.
– Нет, – ответил Бэзил, пододвигая ей стул. – Настоящие поэты собираются в Арнии. Это город на побережье. Я слышал, туда до сих пор является Анакреонт. Говорят, он выжил из ума и отшельничает где-то в пустыне, но все еще сочиняет стихи… Однако в Арнию простых мертвых не приглашают. А Гиппи любит талантливую молодежь. И вообще у нее можно уютно посидеть, попить, покурить. Она, конечно, выпендривается, но кто же из великих без тараканов?
В этот момент вокруг сцены вспыхнуло адское пламя. Это было так неожиданно, что многие из присутствующих взвизгнули. На сцену вышел юноша, обвел всех отчаянным взглядом и простер дрожащую руку вперед. Представление началось.
И я мечтал под гнетом современности, —
завывал юнец, —
Об этих берегах.
Я весь – коктейль из Вечности и Бренности,
Я весь…
Что было там еще, я не запомнил, но звучало звонко.
Один за другим на сцену потянулись юные дарования. Некоторые несли редкую чушь, другие читали неплохие стихи. Я расслабился, потягивая голубой Кюрасао. Рядом запахло паленой елочкой: это Бэзил с подругой закурили марихуану.
– Вы не скучаете? – Хозяйка тихо подошла к нашему столику. Ее духи пахли сухими цветами. Ничуть не смущаясь присутствием Мэй Шуй, Гиппиус уселась к Бэзилу на колени и затянулась его сигаретой.
– Ваш друг тоже был писателем, Базиль? – спросила она, близоруко щурясь в мою сторону.
– Нет, я был риелтором, – ответил я.
– Риелтором? Это что-то связанное с авто? Наверное, интересно. Однако жаль, что вы не пишете. Я многих заставила вновь взяться за перо.
– Гиппи, ты муза! – шепнул Бэзил, целуй ее руку.
– Только на тебя мои чары не действуют. Тебе нужна муза помоложе… С раскосыми рысьими глазами и волосами, как темный шелк, – засмеялась она.
– И в самом деле, почему ты не пишешь? – спросил я.
Бэзил сузил кошачьи глаза и произнес, как будто прочел заученный урок:
– Все очень просто. На Земле я жил скучной, бессмысленной жизнью. Словно впереди вечность, а не жалкие тридцать шесть лет, которые мне удалось протянуть. Я спал до полудня и не замечал, что дни летят все быстрее. Я забыл, что такое острота чувств. Зато мои герои получали сплошной эмоциональный фейерверк. И я, естественно, вместе с ними. Так что на Земле у меня была веская причина тратить время на писанину. Здесь такой причины нет.
– Но неужели тебе не хочется заниматься каким-то делом? – Сказав это, я удивился собственному занудству. И что я к нему пристал? Наверное, дело в Кюрасао…
Бэзил ощетинился.
– А ты не задумывался, Грег, что потребность «заняться делом», – подражая мне, он мерзко прогундосил эти слова, – это только твоя проблема? Что даже на Земле полно людей, которые научились жить, не подстегивая себя трудовым графиком? Не испытывая угрызения совести за день, проведенный в постели? Я понимаю, это высший пилотаж, хатха-йога… Но ты же был студентом?
– Всего два курса, – буркнул я.
– Неважно. Ты должен помнить… – Лицо Бэзила стало мечтательным. – Впереди – блаженная неопределенность. Едва знакомые люди становятся родными, в карманах свищет ветер, и ты не знаешь, куда занесет тебя завтра. Ты спишь под звездами, горланишь стихи и обнимаешь самую прекрасную девушку на свете. Ты сам красив и бесстрашен. Разве ты не хотел, чтобы эти мгновения не кончились никогда? Вечная свобода… Вот она, здесь, перед тобой. А ты говоришь – заняться делом…
– Не горячись, Базиль, – рассмеялась Гиппиус. – Между прочим, я тоже в Атхарте не написала ни одного стиха. Мне кажется, им здесь не понравится, моим бедным созданиям.
Она легко вскочила на ноги и вдруг улыбнулась ласковой, какой-то материнской улыбкой. Улыбка была адресована Мэй Шуй. Потом, саламандрой скользнув сквозь огонь, Гиппиус поднялась на сцену.
Она читала то же стихотворение, что и наш зловещий капитан. Но звучало оно по-другому. Я слушал ее голос, и странная грусть, приятная, тяжелая, теплая, обволакивала меня с ног до головы…
Мне чудится таинственный обет…
И, ведаю, он сердца не обманет, —
Забвения тебе в разлуке нет!
Иди за мной, когда меня не станет.
20
Утро… Между горизонтом и тяжелой грядой туч забрезжила светлая полоска. Проклиная все на свете, мокрый от пота и морской воды, продуваемый ветром насквозь, я неуклюже выпрыгнул из лодки, оставив утлое творение моей фантазии в подарок морю. Но волнам не понравилась игрушка. Лодка ткнулась носом в песок и села на мель.
Со мной и раньше бывало такое – как раз в студенческие времена, о которых с таким пафосом говорил Бэзил: неожиданно, в самый разгар веселой вечеринки, мне становилось душно. Я не мог оставаться на месте и уходил по-английски – на воздух, в ночь, домой. Так и сегодня: в какой-то момент от дыма и стихов у меня разболелась голова. Соврав Бэзилу, что выйду на минутку, я почти бегом спустился на пристань.
Вот незадача! Пристань была пуста. Со скрипом раскачивался фонарь, волны плескались у скал, но корабля не было. Ждать до рассвета, пока соберутся остальные гости, я не хотел. Меня уже обуял дух перемещения. Препятствия только раззадоривали. В конце концов, я в Атхарте или где? Неужели не сделаю лодку?
Ты когда-нибудь лепила из пластилина, Сурок? Ну так вот. Тонкая материальность Атхарты как пластилин, только руки здесь ни при чем. Главное – представить себе искомый объект в мельчайших подробностях. Сначала это трудно, а потом начинает получаться само собой. Довольно быстро я создал красивую белую лодку, назвал ее «Победа», всунул в уключины весла и пустился в путь.
И тут же понял, что совершил глупость. Во-первых, стояла кромешная мгла. Не было даже звезд, хотя в Атхарте они сомнительные ориентиры. Я правил наугад… Во-вторых, море штормило. Как ни пытался я представить себе штиль, волны не утихали. Море – это фантазия многих, и в одиночку с волнами не совладать. К тому же у моей лодки получилась такая осадка, что она постоянно зачерпывала воду. С грехом пополам, вымокнув, заработав мозоли, я добрался до берега. А когда высадился, то понял: течением меня снесло далеко на север.
Передо мной расстилались пустынные владения «Экологов святого Терентия». Я даже видел очертания их уродливого храма. А в нескольких метрах от меня темнел Кратер.
Некоторые наивно считают, что Кратер – это окно на Землю, реальная дыра в облаках. На самом деле это скорее телевизор. Если заглянуть туда, ты увидишь места, где жил и умер, близких людей… «Программу» обычно выбирает Атхарта, но желание зрителя тоже учитывается. Говорят, сначала в Кратере действительно видны облака. Говорят – потому что за три года я так и не заглянул туда. Мне было бы тяжело наблюдать за жизнью, в которой меня больше нет. А вдруг там проблемы? Вдруг болен отец? Я ведь ничего не смогу сделать. Так лучше и не знать…
У Кратера кто-то был. Я хотел деликатно удалиться: застать человека за таким интимным делом – все равно что подглядывать за ним в душе. Но стало совсем светло, и я узнал Фаину.
Скорчившись, она сидела на краю Кратера и была похожа на маленького беса. Выглядела она плохо. Вместо одежды ее окружала какая-то муть, а лицо было характерно прозрачным. Значит, Бэзил прав, Фаина на пути к исчезновению…
Внезапно я ощутил за нее ответственность. Наверное, сыграли роль часы, проведенные в ее теле. К тому же я был косвенно виновен в ее смерти.
Я отряхнул с брюк налипшие водоросли и решительно направился к Кратеру.
Фаина уставилась на меня в упор своими черными глазами.
– Вот черт, – едко произнесла она. – Мне снится кошмар или это действительно ты?
Меня не смутило ее приветствие: чего-то такого я и ожидал. Я кротко спросил:
– Ты на меня сердишься"!
– Ты меня убил, – заявила она, чеканя каждое слово. – Убил с особым цинизмом: именно тогда, когда моя долбаная жизнь начала налаживаться. Нет бы тебе явиться, когда я лезла в петлю! Но ты хорошо выбрал время!
– Послушай, – возмутился я, – кто я, по-твоему?! Вестник смерти?!
– А мне фиолетово, кто ты, – сказала она зло и тоскливо. Потом ощупала свои плечи, словно желая убедиться, что они у нее есть.
Как мне знаком этот жест!
– Все в порядке, – сочувственно кивнул я. – Все на месте. Ты существуешь.
– По твоей милости я существую в аду! – вскинулась она.
– Ну полно! Здесь не ад. Здесь очень…
– Ад – это вечность без него! – истерически взвизгнула она и затараторила, шмыгая носом и смахивая слезы. – Твоему поступку нет оправдания. Первое, о чем я подумала, придя в себя, – как тебе отомстить. Я решила, что сделаю все самое подлое и гадкое. Я тоже явлюсь на Землю, я буду распространять про тебя гнусные слухи… Я изведу дорогих тебе людей… Я скажу твоей жене, что ты со мной спал… Я… Я так и сказала этому исусику, Алану Нэю, когда он приходил меня обрабатывать. Он тебе передал? Я очень надеялась на это.
Я даже не пытался возражать – куда там пробиться! Когда Фаина наконец выдохлась, я спокойно заметил:
– Увы, твои планы не стоят выеденного яйца. Я мертв и потому неуязвим. Так же, как и ты.
– Я тебя ненавижу! – снова вскинулась она, но как-то без энтузиазма.
Я понял, что пик ненависти ко мне миновал. Можно начинать диалог.
– Что ты там видела? – кивнул я на Кратер. – Просто любопытно, я никогда не смотрел…
Ответ меня ошеломил. Эта сумасшедшая сутками пялилась на свою могилу. По ее словам, Кратер не показывал ей ничего другого.
– Все стояли у гроба такие скорбные… А потом радовались, что похоронили там, где сухой песок, А мне фиолетово, хоть бы в болоте зарыли. Все равно черви съедят.
Я поежился от таких образов.
– Знаешь, от таких мыслей недалеко до исчезновения. А если ты исчезнешь…
– Хорошо бы, – перебила меня Фаина.
– Если ты исчезнешь, то никогда не увидишься с этим своим Ником. А так ты его дождешься. Время здесь летит быстро.
Я сказал это наобум, не зная, чем еще ее утешить. Но Фаина вдруг схватилась за протянутую соломинку.
– Нет, это очень долго… Плохо, что Ник не знает про Атхарту. Ему нельзя как-нибудь сообщить? Послать приглашение? Если бы он знал наверняка, что после смерти встретит меня, то он бы поспешил! Как хорошо было бы, если бы он тоже умер… – мечтательно протянула она.
Меня передернуло. Совершенно безумная девица.
Фаина вдруг соскочила с Кратера и встала передо мной.
– Не знаю почему, но я хочу тебе рассказать. Я уже думала, что никого не встречу. Я собиралась в монастырь… А потом был день рождения одной подруги, я безобразно напилась и танцевала на столе… и все смотрели, знаешь, с такой брезгливой жалостью. Все, кроме него. Он всегда принимал меня такой, какая я есть. С ним я отрывалась за все свое прошлое. Зачем мне отказываться от счастья, если он меня любит? Я разнесла бы к черту все препятствия… Но смерть… А тебя я больше не виню. Это просто слова. На самом деле я знаю, что сама во всем виновата. Это наказание. Я не заслуживаю счастья.
Я смотрел, как она ломает руки в бессильной досаде, и очень ее жалел. Вокруг занималось свежее утро. Море стало серебристым, а небо – алым. Мы с Фаиной смотрели на один и тот же мир, но видели его в разных красках. И мое предложение было – честное слово, Сурок! – только актом гуманитарной помощи.
– Сейчас я должен поспать, – заявил я, – а в полдень… Нет, в два часа дня заеду за тобой, и мы поедем кататься. Я покажу тебе Атхарту.
21
Телефон в кармане пиджака заиграл «Yesterday». Марк достал трубку – на дисплее высветился незнакомый номер. Без десяти двенадцать… Кто бы это мог быть в такое время? Пусть звонит, решил Марк. Он не любил разговаривать за рулем. Стояла дождливая сентябрьская ночь, огни реклам и фонарей переливались влажной радугой. Видимость – никакая. И все-таки кто это? Телефон замолчал, и Марк вдруг догадался кто. Звонок раздался снова.
– Ася, это вы?
Она плакала.
– Марк Александрович, я больше так не могу. Сегодня ночью он рассказывал мне о другой женщине. И я сходила от ревности с ума, но слушала, потому что ему надо было выговориться. Это невыносимо.
– Асенька, не надо плакать. Вам снова приснился сон? Вы его записали? Вы можете перезвонить? Это долгий разговор, вы разоритесь…
– Нет-нет. Я набрала текст на компьютере. У вас есть электронная почта?
Марк назвал адрес.
– Я вам отправлю. Но я не знаю, что делать… Почему мне снится такое?!
Хороший вопрос. Марк часто думал об Асиных снах – не реже, чем о ней самой. В повторяющихся снах, конечно, нет никакой мистики; это отражение навязчивых идей, комплексов, страхов, таящихся в подсознании. Кроме того, как-то раз Ася призналась, что примерно год назад у нее был странный период в жизни. Она вдруг начала водить к себе мужчин, меняя их едва ли не каждый день. Своего рода защитная реакция на одиночество или выплеск нереализованной сексуальности. И одно такое свидание закончилось трагически: ее очередной гость выпал из окна.
Ася не избежала бы проблем с милицией, но, к счастью, у происшествия был свидетель. Старуха из дома напротив прекрасно видела все, что происходило в освещенной кухне. Она подтвердила, что на момент падения потерпевшего Ася стояла у противоположной стены. Милиция зафиксировала несчастный случай, и дело замяли.
Ася говорила об этом очень неохотно. Она утверждала, что почти ничего не помнит. Наверное, так и было: она настолько не хотела вспоминать эти события, что между ними и настоящим ее память выстроила стену. Достаточно надежную наяву, но уязвимую во сне…
Однако в своей практике Марк еще не сталкивался со снами, в которых события развивались так логически последовательно. Вывод? Либо Ася Валентиновна фантазирует, либо… Нет, конечно, фантазирует. И так же очевидно, что сама она этого не осознает. Не отличает сна от яви.
– Ася, скажите, – задал он вопрос, который сознательно долго откладывал, – вы не задумывались, почему вам постоянно снится этот Егор и никогда не снится покойный муж?
В ответ раздались гудки. Марк убрал в карман замолчавшую трубку и покачал головой. Все, блок. Она не хочет ни говорить, ни думать, ни вспоминать об этом. Не потому ли, что именно здесь собака зарыта? Может быть, ей стоит пройти курс гипноза? Есть один неплохой специалист… Нет. Гипноз – очень жесткое воздействие, своего рода кража со взломом. Не будем спешить. Не будем спешить.
Отчаянно взвизгнули тормоза. Марк тоже резко нажал на педаль, и машину слегка повело на мокрой дороге. Водитель черного «бумера» с перекошенным лицом вылез из-за руля и что-то орал. Марк ошалело огляделся – знаков не было. Равнозначный перекресток, помеха справа – вон она, в спортивном костюме, ругается и, кажется, вытаскивает бейсбольную биту…
Вот как, значит, это бывает. Перевести часы судьбы на несколько секунд назад – и конец. «Мы вылетели на обочину одновременно…» Какое счастье, что у БМВ хорошие тормоза!
Руки противно дрожали. В груди расползался холод. Марк давно уехал с того перекрестка, но все еще не мог прийти в себя. Добравшись домой, он налил себе полстакана коньяку и немедленно выпил. Стало легче, и даже пробило на нервное хихиканье. Конечно, если верить Асенькиным снам, там, на Том Свете, очень даже неплохо. Как раз своевременно будет узнать новые подробности. Итак, наш Егор загулял с мертвой девицей? Все страньше и страньше, господа… Марк включил компьютер, намереваясь выйти в Интернет.
– Yesterday…
Марк выхватил телефон из кармана пиджака, едва не уронив стул, на котором тот висел. Как мальчишка, выругал он себя. Она моя пациентка, ей нужна консультация… А мне бы самому подлечиться. Попить бром, как советовали в старину.
– Марк Александрович, простите, – очень собранно и спокойно сказала Ася. – Я представляю, как вас утомляют мои истерики. Я позвонила, чтобы ответить на ваш вопрос.
– Ася, я уже дома. Я могу вам перезвонить?
Как только он набрал номер, Ася заговорила без дальнейших предисловий:
– Все это началось очень давно, лет в шестнадцать. В моей душе тогда образовалась своего рода внутренняя земля обетованная. Место, куда невозможно вернуться и к которому я стремлюсь, как одержимая. Представьте себе: день изо дня влачить ненужную, неинтересную жизнь, проживать ее нехотя и наспех. А оставшись в одиночестве, возвращаться туда. В сотый, в тысячный раз объяснять себе самой, почему исчезло мое эльдорадо. Превращать каждую ночь в самоистязание: что надо было сказать? Как надо было поступить? А время уносило меня все дальше, и разлука чувствовалась все острее… С Алешей – это мой муж – я прожила пять лет. Я почти научилась не оглядываться назад – по крайней мере, мне так казалось. Но Алеши не стало – и лед подо мной треснул. Я стала проваливаться в прошлое все глубже и глубже, туда, где не было никакого Алеши… Пока не появились эти сны.
Умеют же некоторые напустить туману, вздохнул Марк. Любой мало-мальский интеллигент – сам себе психоаналитик.
– Асенька, вы говорите так же красиво, как и расплывчато. Не пытайтесь делать самостоятельные выводы, пусть останутся голые факты. К какому конкретному событию прошлого вы возвращаетесь?
В трубке послышалось смущенное хмыканье.
– Да ни к какому… Это и событиями-то назвать нельзя. Несколько взглядов, много ожидания, одна новогодняя встреча. Все остальное внутри. Вы будете смеяться, доктор, но мне нечего вспоминать, кроме моих мечт… О господи, как же сказать? Грез.
Принцесса Грёза, ласково подумал Марк. Но профессионал в нем уже начал анализировать поступившую информацию. Итак, все еще хуже, чем он ожидал. Дело не в шоке, который пациентка пережила четыре года назад. Шок лишь спровоцировал обострение… И вернулась шестнадцатилетняя девчонка, которая так и не сумела вырасти.
– Ася, я жду вас во вторник, в наше обычное время, – сказал Марк. – И умоляю: не думайте на эту тему. Вообще ни о чем не думайте. Записывайте сны. Смотрите глупые фильмы, побалуйте себя вкусненьким. Представьте себе, что вы животное, не обремененное интеллектом. Какие звери вам нравятся?
– Сурок, – ответила Ася.
– Пусть будет сурок. Устройтесь в норе поудобнее и ждите весны.
Ждите, а я буду думать, как вам помочь, – вот что он имел в виду. Закончив разговор, Марк вдруг сообразил, что сегодня впервые говорил с ней по телефону, и зачем-то погладил черный пластик трубки.
Метафоры, в которые пациентка облекала свое состояние, не замутняли сути. В шестнадцать лет Ася была влюблена в своего одноклассника Егора Гобзу, а он не ответил ей взаимностью. Это разочарование и стало пунктиком, навязчивой идеей, с которой Ася так и не сумела справиться. Она явный интроверт, и значимость этого события в ее внутреннем мире не могло перекрыть ничто извне.
Марка знобило – то ли простыл, то ли сказывалась общая нервозность этого вечера. Он растворил было таблетку аспирина, но вспомнил, что пил алкоголь, и вместо лекарства заварил крепкого чаю. А потом скачал из Сети новые Асины записки.
22
«Я покажу тебе Атхарту», – обещал я Фаине. С тем же пафосом и тем же успехом я мог сказать: «Я подарю тебе эту звезду».
Атхарта бесконечна, и вечности не хватит увидеть все ее чудеса, особенно если сидеть безвылазно в Хани-Дью, как это делаю я. Впрочем, легких на подъем людей в Атхарте не больше, чем на Земле. Все как-то прибиваются к одному месту, обустраивают жилище, обрастают друзьями, даже семьями… Бэзил – скорее исключение, чем правило. Два года он провел в странствиях и повидал многое… Однажды ему повстречалось загадочное древнее царство.
– Я увидел огромный город, – рассказывал Бэзил. – В центре – храм, покрытый золотым куполом. Ей-богу, по высоте он не уступает нью-йоркским небоскребам. От храма разбегаются улицы, но не линиями, а концентрическими кругами, а сквозь круги тянутся лучи каналов. На окраине города стоят вышки-зиккураты из голубого мрамора. Еще там много статуй крылатых людей и животных. Я решил, что это божества, которым поклонялись обитатели города еще на Земле. А стены домов сплошь покрыты фресками. Бытовые сценки, праздники, портреты… Поразительные лица. Какая-то неведомая раса. Я уверен, она древнее ассирийцев и египтян. Возможно, это и есть пресловутые атланты.
– А сами жители? – спросил я. – Ты их видел?
– Никого, – пожал плечами Бэзил. – Я бродил по улицам, заходил в дома – там просторно, красиво, но пусто. Может, жители ушли. А может… исчезли. Эх… Есть многое на свете, друг мой Грегор, что и не снилось нашим мудрецам, – глубокомысленно закончил Бэзил.
Соблазн побродить по улицам заброшенного города был велик. Но я так и не понял из объяснений Бэзила, где он находится. Впрочем, у меня в Атхарте были свои фишки. Их-то я и хотел показать Фаине.
В два часа я, как и обещал, явился к ее дому – угрюмому серому прямоугольнику с единственным отверстием для входа. Хозяйка Сидела внутри на диване. На ней был какой-то уродливый комбинезон, напоминавший рабочую одежду.
– Ты так и поедешь? – не выдержал я.
– Тебе-то какая разница? – фыркнула она, по обыкновению уставившись на меня немигающими глазами.
Я мысленно выругался. Но. подавив раздражение, сказал максимально спокойно:
– Мне, как ты выражаешься, фиолетово. Просто удивляюсь: неужели ты никогда не фантазировала себе наряды?
– Почему? – не без гордости ответила Фаина. – У меня была косуха. С черепом на спине. Череп я пришила сама. Ну что, поехали?
– Полетели, – кивнул я.
Фаина недоуменно подняла брови и шагнула за порог. Я стоял у нее за спиной, предвкушая триумф. Перед домом нас ждал голубой – как в песенке Крокодила Гены – вертолет.
Разумеется, создать такое чудо техники за считаные часы невозможно. Нужны чертежи, а лучше – профессионал-авиаконструктор. Поэтому я просто попросил Дилана одолжить мне одно из его творений. Дилан провел со мной краткий инструктаж, и теперь я мог сносно управлять этой машиной, даже если бы лететь пришлось не в Атхарте, а на Земле.
Мы поднимались все выше, Хани-Дью пестрел внизу лоскутным одеялом. Я наслаждался полетом и этими неожиданными каникулами Бонифация. Не хотелось думать, что завтра я снова превращусь в канцелярскую крысу и целый день просижу за компьютером. Фаина мне не мешала. Ее вообще не было слышно, так что в какой-то момент я даже испугался, не выпала ли она за борт… Обернувшись, я увидел, что она дремлет, откинувшись в кресле. Ни дать ни взять – летит надоевшим маршрутом в служебную командировку. Ах вот как, подумал я. Сейчас ты у меня проснешься. Я лихо накренил вертолет, так что пейзаж Атхарты оказался у нас под правым боком.
– Ты что делаешь?! – вскрикнула Фаина, цепляясь за подлокотники кресла. Глаза стали огромными: она не на шутку испугалась.
Я довольно улыбнулся:
– Успокойся, дурочка. Мы не разобьемся, даже если упадем. Лучше смотри, какая красота…
Вертолет снижался, и навстречу надвигались горы, поросшие хвойным лесом. То здесь, то там сквозь прорехи в темно-зеленой шубе торчали скалы. Одинаковых не было. Одни напоминали застывшую волну, другие – звериную морду, третьи – человеческий профиль. Потом солнечный свет сменился тенью, и мы спустились в глубокий каньон. С десятиметровой высоты туда обрушивался водопад. Я посадил вертолет на воду, и брызги залепили лобовое стекло.
– Держись! – весело подмигнул я Фаине и повел машину прямо в водопад.
Фаина вцепилась мне в плечи – как девчонка, которую в первый раз катают на мотоцикле. Вода страшно пробарабанила по крыше. Миновав водяную завесу, мы оказались в гроте, заполненном подземным озером. Лучи фар освещали высокие своды, влажные стены и даже гроздь летучих мышей, прилепившихся к каменному выступу, – деталь, которой автор этой потрясающей иллюзии наверняка особенно гордился.
А потом в пещеру ворвалось солнце.
– Где мы? – шепотом спросила Фаина.
– На пути в затерянный мир, – торжественно объявил я.
23
Огромное красное солнце освещало долину. Деревья со странными перистыми кронами и гибкими, гладкими стволами отбрасывали длинные тени. Вдали голубела горная гряда, слева начиналась пальмовая роща. На ее опушке паслись удивительные существа, похожие на гигантских тушканчиков. А прямо перед нами стоял динозавр невероятных размеров.
– О господи… – захлебнулась Фаина.
Она суетливо огляделась, подобрала с земли какую-то ветку и устремилась вперед, размахивая ею, как флагом. Динозавр недоуменно уставился на ожившее дерево, потом наклонил маленькую, по сравнению с туловищем, голову и осторожно принял подношение.
Фаина восхищенно смотрела, как по-коровьи двигаются его губы, пережевывая листья. Наконец она оглянулась на меня и со знанием дела сообщила:
– Это диплодок. А вон те, мелкие, если я не ошибаюсь, – цератопсы.
Глаза у нее блестели.
– Откуда ты знаешь? – уважительно спросил я.
– У меня в детстве была книжка с картинками… Слушай, а они настоящие? В смысле, это те самые, которые когда-то жили и умерли на Земле? Или муляжи? Иллюзии?
– Не знаю, – честно ответил я. Когда я впервые оказался здесь, я пребывал в такой эйфории, что этот вопрос даже не пришел мне в голову.
Я наткнулся на это местечко по чистой случайности. Я был тогда новоселом, и меня раздирали тысячи сомнений. Мне просто необходимо было убедиться, что в Атхарте такая же трава под ногами, что вода в реках так же холодна по утрам, что подниматься в гору трудно, а бежать с нее легко, и неважно, как это все устроено. Я организовал себе недельный турпоход.
Я экспериментировал со своим новым телом. Я пробежал несколько километров, а когда начал задыхаться, то представил, что у меня огромные, чистые легкие никогда не курившего атлета. Потом на ногах появились стальные мышцы… Я гнал себя вперед, пока на моем пути не выросли горы.
Я полез вверх, цепляясь за камни, за корни деревьев, радуясь крови на разодранных ладонях. Наконец я встал на краю водопада.
Было страшно. Но победить страх и значило поверить в эту новую жизнь. «Двум смертям не бывать», – пробормотал я и сиганул с десятиметровой вышки в неведомую воду. А вынырнул уже в подземном озере. Впереди брезжил свет. Я поплыл туда, вылез наружу и оказался в доисторическом царстве…
Позже, разленившись и успокоившись, я попытался доехать сюда на машине. Как бы не так. Место оказалось заколдованным. Создатели этого заповедника устроили так, что попасть в него можно только через грот.
Фаина упоенно гладила по носу склонившегося к ней диплодока. Глядя в ее восторженные глаза, трудно было не почувствовать себя богом…
– Ну как, нравится? – самодовольно спросил я.
Фаина искоса взглянула на меня:
– Экскурсия увлекательная. Жаль, что она мне так дорого обошлась.
Ну что с ней поделаешь? Упрямая как баран…
– Ладно, – с досадой сказал я. – Пошли. Познакомлю тебя с палеонтологами.
Научный городок – несколько одинаковых белых коттеджей – располагался на холме. Мы поднялись туда, обогнув рощу, дышащую загадочными звуками. Диплодок плелся за нами, время от времени подталкивая Фаину в плечо. Внизу, в долине мы видели и других динозавров. Одни, передвигаясь на задних лапах, объедали верхушки деревьев. Другие, похожие на страусов, но не меньше пяти метров в высоту, клевали что-то под ногами. В самом поселке тоже было на что посмотреть. На крыше коттеджа свил гнездо огромный крылатый ящер. Завидев чужих, он яростно заклекотал.
– Птеродактиль! – обрадовалась Фаина.
– Ну что вы, девушка! Себастьян не птеродактиль, он птеранодон. Вы обратили внимание на строение клюва? Себ, не шуми, это свои. Здравствуйте, Егор.
Я сердечно поздоровался с Петрой Квангель, невысокой, угловатой, коротко стриженной и совершенно седой немкой. Она, кстати, тоже адъют. Ее босс – богиня вдохновения Сакраль. Правда, насколько я знаю, Петра занималась исключительно аналитической работой и не стремилась попасть на Землю.
Вслед за Петрой из коттеджа вышел ее супруг – коренастый и лысый Уве. Он двумя руками потряс мою руку, приговаривая:
– Давненько вы у нас не были, давненько…
– А что это Вертер за вами увязался? – Петра махнула бейсболкой на диплодока. – Иди! Иди домой! Вот повадился…
– Здоровый какой, – сказал я, не без тревоги глядя, как неуклюже разворачивается ящер. Рядом с ним коттеджи казались не прочнее карточных домиков.
– Что вы! – рассмеялась Петра. – Вертер еще подросток. Взрослые диплодоки достигают сорока метров в длину и десяти в высоту. Что ж, мы вас не ждали, но очень рады. Пойдемте пить чай.
Вслед за Квангелями мы отправились к террасе, защищенной от солнца полотняным навесом. Там находилось своего рода летнее кафе: несколько столиков и барная стойка.
Официант принес зеленый чай и маленькие пирожные. Но не успели мы сесть, как на террасу вбежала молоденькая девушка в таких же белой футболке и светлых шортах, как у Квангелей.
– Фрау Петра! – закричала она. – Ужас! Фердинанд! Что нам делать?
– Что стряслось, Лизхен? – Петра поднялась из-за столика.
– Фердинанд разнес свой загон и убежал! Карл пытается загнать его обратно, но он ревет и на всех бросается… Распугал всех орнитомимусов. Боюсь, нам не позволят его здесь оставить.
– Ну-ну, – нахмурилась Петра. – Это я возьму на себя. Фердинанд – наш новичок, – пояснила она, обратившись к нам. – Тираннозавр. Мы столько бились за него с Матхафом…
– Так они настоящие? – снова спросила Фаина.
Петра одарила ее выразительным взглядом.
– Разумеется, настоящие, девушка. Мы ученые, а не шарлатаны. Уве, ты займешь гостей беседой, пока я наведу порядок?
– А мы не пойдем? – вскинулась Фаина.
Мне пришлось вмешаться.