39

Солнце, которым не балует петербуржцев поздняя осень, заглянуло в кабинет Марка Александровича Зимина. Доктор стоял у окна довольно прищурившись. Он был в приподнятом настроении. Первый морозный день, первый снег… Оставляя на пороше узкие следы, Ася, одетая в серебристый норковый полушубок, шла к дверям клиники.

Долой Гринпис! – подумал Марк. Пусть женщины носят меха! В этом есть что-то древнее, из тех времен, когда охотники добывали шкуры для своих любимых. В окружении пушистого воротника щеки кажутся румянее, а глаза – загадочнее. А чтобы не оплакивать загубленных зверушек, надо провести простой аутотренинг: мясо растет в супермаркете. Шубы – на вешалках. Никакой крови, никаких убийств. А на самом деле животные только выиграют, переселившись с пушной фермы в зеленые кущи Хатуссы… Марк улыбнулся, вспомнив последние Асины записи.

Пациентка вошла в кабинет. Марк принял у нее невесомую шубку, втянул носом аромат духов: зеленый чай с лимоном… Ася, оставшись в тонком сером свитере и узкой юбке, села к столу. Марк занял место напротив. Визави, ставшее привычкой для обоих…

– Честное слово, Ася, я читаю ваши записи, как роман, – улыбнулся Марк. – Я даже начал вам завидовать. Мне никогда не снились такие интересные сны. Вы уверены, что хотите от них избавиться?

Марк не сомневался: как только Ася смирится со своими видениями (или фантазиями?), как только примет их как часть своей жизни – они тут же оставят ее в покое. Человек не должен вести войну со своей душой. Он должен полюбить ее во всем разнообразии, научиться с ней жить.

– Меня пугает не сам факт этих снов, а их содержание, – сказала Ася.

– Понимаю, – снова улыбнулся Марк. И вдруг представил, что они не сидят в кабинете в такой чудесный день, а гуляют по бульвару и Ася держит его под руку.

– Нет, – мотнула головой Ася. – Я думала, мир полон непостижимых тайн, а он оказался беспросветно скучен. Как вам понравились боги? – Она иронически усмехнулась.

– А что? – Марк пожал плечами. – По-моему, симпатичные ребята.

– Вот именно. Симпатичные ребята, наделенные вполне ограниченными возможностями. Вы бы стали им молиться?

– Я, Асенька, вообще… как-то…

– Хорошо, понимаю, вы врач, вы атеист. Я тоже не из религиозной семьи. Но неужели на Пасху, поднимая голову к небу, вы не видели, что оно особенное? И разве в рождественскую ночь звезды не горят чище и ярче? Вы не чувствовали в такие моменты, как открывается миру благодать?

Марк вздохнул:

– В моей семье отмечали другие праздники… Но я понимаю, о чем вы говорите. Впрочем, судя по вашим снам, потусторонний мир не лишен красоты. И этот сверкающий горный хребет в Короне… Великолепный образ!

– Красиво, – согласилась Ася. – Но в этой красоте нет святости. Нет ничего, перед чем хотелось бы преклонить колени, и чтоб комок в горле… Но вообще-то каноны православия казались мне закостеневшими еще две тысячи лет назад. У Алеши был приятель, ударившийся в религию. И не дай бог нам было встретиться с ним за одним столом! Я говорила, что религия нужна была человечеству в младенчестве, что мы выросли из нее, как ребенок из коротких штанишек… А теперь я сама с собой спорю.

– Все дело в том, что человеку свойственны крайности, – задумчиво произнес Марк. – Дай ему бога – не надо. Отними – будет канючить: отдайте, дяденьки, отдайте обратно… Временами любой антропоморфизм в отношении бога человек называет кощунством. Временами, напротив, низводит богов до себя. Но допустим, те боги, о которых говорится в ваших снах, – это всего лишь представители чего-то более значительного… Создателя…

– В том-то и дело! – с отчаянием в голосе вскричала Ася. – Создатель… – произнесла она с горьким сарказмом. – Мы жаждем встречи с Личностью. А выходит, что Дух и Материя, эти два Создателя Вселенной, – всего лишь слепые законы природы. Мир пуст. Мы одиноки. – Она закрыла лицо руками и упрямо прошептала: – Я не хочу жить в таком мире… Не хочу.

Встревоженный Марк протянул было к ней руку, но передумал. Разочарование в романтических идеалах – неизбежный процесс. Он тяжело протекает в юности, а У взрослого человека – в десять раз тяжелее. Это все Равно что взрослому заболеть корью. Зато потом будет легче, зато выработается иммунитет…

– А вам не приходило в голову, – осторожно спросил он, – что люди просто придумали святость?

– Какой в этом смысл? – нахмурилась Ася.

– А какой был смысл поэтизировать элементарный инстинкт размножения? Я имею в виду любовь, – смущенно пояснил Марк и, к ужасу своему, почувствовал, что краснеет.

– Да, любовь… – рассеянно отозвалась Ася. Она ничего не заметила. – Хороша любовь, если ею заправляет такая бабища, как Джан. Нет, Марк Александрович. Если Егор ничего не напутал, если я сама все правильно поняла, – на ее лице мелькнуло сомнение, – то людям ни в коем случае нельзя знать правду.

40

Ненавижу в себе эту склонность к рефлексии! Любимое дело – понастроить городов, не слезая с дивана. В результате немногие дела гибнут, задавленные махиной неосуществленных планов.

Еще полчаса назад мой замысел был ясен: пробраться незамеченным в храм экологов, отыскать Нэя и уничтожить его. Нет человека – нет проблемы. И вот я, совершенно невидимый, стою на ступенях полукруглой террасы, а Нэй в белом спортивном костюме вполголоса обсуждает что-то с двумя экологами. Он печален и оттого кажется еще красивее. А я мозолю кнопку отражателя, не в силах совершить простое движение.

Я раздувал в себе ненависть, как угли в мангале. Нэй – подонок. Он хотел меня убить. Он украл у меня из-под носа девушку. И самое главное: Нэй виноват в гибели десятков людей.

Ничего не помогало.

Это так легко, уговаривал я себя. Выстрелил же беглый преступник Трумен Гэтсби – я в теле Гэтсби – в полицейского… Но тогда речь шла только о жизни. Да, Сурок. В Атхарте земная жизнь ценится уже не так высоко. Мы точно знаем, что это не конец! Теперь же мне предстояло уничтожить Нэя навсегда.

На ходу теряя невидимость, я вернулся к оставленному велосипеду. Мне хотелось поскорее добраться до дому, забиться в нору и предаться самобичеванию. Хани-Дью вокруг был неприятно пуст. Нашлось немало трезвомыслящих людей, которые покинули насиженные места. Нет, все люди как люди. Раз война – надо идти воевать. Надо садиться в самолет и мочить гадов. Или собирать пожитки и делать ноги. И только я болтаюсь, как дерьмо в проруби, словно пятнадцатилетний подросток, которого не взяли на фронт.

Девушку вместо меня спас другой. Моя миссия у богов провалилась с позором. Даже элементарное убийство и то оказалось мне не по зубам! Нет, напади Нэй первым… угрожай он моим друзьям… тогда бы я его убил. А так – не могу. И что выходит?

Не герой. Просто хороший парень…

Погруженный в эти мысли, я даже не сразу понял, что еду в другую сторону. Я очнулся только перед воротами сэра Перси.

Удивительно… Отсюда полностью выветрился дух войны. Но было по-прежнему людно: на газоне две девушки играли в бадминтон и хохотали. По дорожкам парка бродили незнакомые мне люди. В беседке за накрытым столом сидела шумная компания. Звенела посуда, слышался заразительный смех Билла Харта. Я закрыл глаза и прижался лбом к холодному чугуну ограды.

Одна из девушек вдруг промахнулась по волану и звонко выругалась:

– Fuck!

– Корова, – сердито отозвалась другая. Похлопывая Ракеткой по ноге, она ждала, пока партнерша вытащит волан из кустов.

Не может быть…

– Фаина?! – заорал я, с грохотом роняя велосипед.

Вздрогнув, она обернулась. Наши глаза встретились… Фаина опрометью бросилась к ограде, просунула руки сквозь прутья и вцепилась в мои плечи.

– Живой! Живой! – запричитала она. Тоже мне, жена солдата…

– Мертвый. Три года уже как, – пробурчал я, а сам не мог удержать улыбку.

Фаина потупилась и отступила на шаг.

Немудрено, что я сразу ее не узнал. Короткая клетчатая юбка, красный свитерок, на ногах – кроссовки. Волосы завязаны в два хвостика. Настоящая. Не тень, какой я привык ее видеть.

– Почему ты не у экологов? – спросил я.

Фаина фыркнула:

– А ты что думал, я подамся в монашки? Нашли дуру! Нэй, пока ездил мне по ушам со своей экологией, все норовил пощупать коленку. И тогда я назвала его вонючим негром. Ты не думай, я не расистка… Но он достал!

– Грег! – раздался вдруг голос Бэзила. – Где тебя черти носят? Миндальный пирог уже зачерствел!

Фаина, спохватившись, открыла мне калитку. Я направился к беседке.

– А велосипед Пушкин будет убирать? – сердито осведомилась она.

Я обернулся. – Она махнула рукой:

– Ладно уж… Сама уберу.

– Грег, старина, ты мог бы предупредить, – укоризненно сказал Харт, пожимая мне руку. – Мы не хотели без тебя начинать и едва не умерли с голоду.

– А разве я обещал прийти? – удивился я, разглядывая общество.

Кот в качалке, которую для него принесли в беседку. Сэр Перси в нарядном голубом джемпере со снежинками. Пунцовая от застенчивости Эсмеральда. Самир сидит вытянувшись, будто кол проглотил. Энрике Торес, весь в крошках, наворачивает миндальный пирог. Бэрримор, перекинув через руку салфетку, обходит гостей с бутылкой. Безумное чаепитие. Пир во время чумы…

– Да ты офонарел, приятель! – возопил Бэзил. – Ты что, забыл, какой сегодня день?!

И тут я вспомнил: сегодня же последняя пятница месяца! Такого казуса со мной еще не случалось.

– Так война же, – промямлил я в свое оправдание.

Честная компания дружно расхохоталась, словно я ляпнул несусветную глупость.

– Садитесь, Грег, – смеясь, пригласил сэр Перси, указывая на место справа от себя. – Простите нас. Мы искренне волновались из-за вашего отсутствия. Мой посыльный не смог вас отыскать и передать приглашение лично. Но мы все были уверены, что вы не забудете нашу маленькую традицию. А потом прибежала Эсмеральда и рассказала, что вы сломя голову помчались на юг, в самую гущу событий. Потом явилась черноглазая сердитая леди…

– Боевая девочка, – причмокнул Харт. – Мне еще никто не говорил «отвали!».

– Мы узнали, что вы брошены на произвол судьбы… Мы уже планировали ваше спасение, но Бэзил случайно встретил Хархуфия.. Тот обещал, что с вами все будет в порядке. И, наконец, явился сеньор Торес. Так что мы знаем про ваше путешествие в Корону.

– Напрасное, к сожалению, – буркнул я.

– Вы избаловались, Грег, – заметил сэр Перси строгим голосом. – Я как автор энциклопедии дорого бы дал, чтобы оказаться на вашем месте. Надеюсь, у вас найдется время поделиться со мной впечатлениями. Кроме того, вы узнали эксклюзивную информацию о сатах. Надо будет только подумать, как разумнее ею распорядиться. А что касается войны…

– …То она не имеет никакого отношения к миндальному пирогу, – заявил Бэзил. Он лапой потянулся за блюдцем, и кресло под ним жалобно заскрипело.

– Нет, какой все-таки получился звук… – мечтательно протянул сэр Перси.

– Попробуйте пирога, – предложила Эсмеральда, отрезая мне кусок. – Такие пекут только у нас в Овьедо. Моя мама всегда добавляет в начинку ложечку шерри…

Пирог и в самом деле был бесподобен, а Эсмеральда вела себя, как хозяйка дома. Зато я оказался не в своей тарелке. Я с трудом реагировал на плосковатые шуточки Харта и с нетерпением ждал момента, когда смогу поговорить с Бэзилом или с сэром Перси.

В какой-то степени это произошло, когда Харт откланялся, а Торес, видимо почувствовав себя лишним, ушел в дом.

– Он все рассказал? – спросил я, проводив его взглядом.

– Да. – Сэр Перси вздохнул. – Несчастный фанатик… Но сейчас он, по-моему, просто рад, что уцелел. Он умолчал только о том, как попал в руки к Нэю.

Сэр Перси сказал это выразительно – он, конечно, не забыл моих откровений. Значит, Торес решил пощадить мою честь… В гробу я видал такое благородство! Однако провозглашать во всеуслышание правду я не спешил.

– А где Зануда? – спросил я.

– Здесь, – ответил сэр Перси. – Я устроил его на втором этаже. Вы бы потом зашли к нему, Грег. Он серьезно болен. Разрыв с Нэем дался ему нелегко.

– У сэра Перси так спокойно, что заживают любые раны, – вздохнула Эсмеральда.

Смерив ее взглядом – вот ведь выскочка! – я заявил:

– Не хочу вас обижать, сэр Перси, но у вас тут прямо какой-то санаторий для пострадавших духом. Может, примете и меня?

И я рассказал о том, как хотел убить Нэя.

Слушали меня молча, только Самир издал какое-то восклицание.

– Хорошо, что вы этого не сделали, Грег, – сказал сэр Перси. – Самый простой выход – не всегда самый верный.

– Просто я сентиментальный слюнтяй, – с обидой возразил я.

– Вы сожалеете, что не убили человека? – Сэр Перси покачал головой. – А вы знаете, что вас в таком случае ожидало бы?

– Да что вы его стращаете! – вмешался Бэзил. – Некоторые разом отправили в Атхарту полтора десятка душ – и ничего. Сидят, чаек попивают…

Самир, казалось, перестал дышать. Оцепенев, он уставился в одну точку.

– Бэзил, – холодно произнес сэр Перси, – не сочтите за труд впредь тщательнее выбирать слова, когда говорите о моих гостях. И не шутите над тем, с чем вы, к счастью, не сталкивались. Разлад с собой, с собственной совестью – самый страшный недуг в Атхарте.

– Выходит, если ты отпетый негодяй, Атхарта примет тебя с распростертыми объятиями, – сказал я, – а если раскаиваешься – тебе конец?

– Вам действительно интересно или вы ерничаете, Грег? – осведомился сэр Перси. – Вообще-то закономерностям попадания в Атхарту и исчезновения я посвятил несколько статей. Согласно этим закономерностям, в Атхарту попадают воры и убийцы и не попадают безгрешные новорожденные младенцы. С человеческой точки зрения, это чудовищно несправедливо. Но человеку трудно поверить, что Вселенная равнодушна к Добру и Злу. Атхарта – не награда для избранных. Чтобы преодолеть Темноту, достаточно быть личностью.

– С большой буквы «Л», – вставил я.

Сэр Перси уронил тяжелый вздох:

– С маленькой буквы. Достаточно быть среднестатистической, нормальной, здоровой, осознающей себя личностью. А чтобы не исчезнуть впоследствии, надо личностью оставаться. В Атхарте, господа, за душой надо ухаживать еще заботливее, чем на Земле мы ухаживали за телом. Душу здесь подстерегает множество недугов: самокопание, муки совести, неистовые страсти…

– Позвольте вопрос, профессор, – поднял лапу кот. – Вы не считаете, что человек, не страдающий этими, как вы выразились, недугами, просто водоросль? Неужели бюргер, озабоченный лишь сосисками с пивом, – более совершенная личность, чем гениальный поэт в поисках смысла жизни?

– В отличие от вашего поэта бюргер обладает немалой добродетелью: он принимает мир таким, какой он есть. И почему только сосиски? У него есть любимая жена, и дети, и сенбернар, и подарки на Рождество, и старая тетушка, которой он дарит гостинцы. К Порогу он подойдет с вашим поэтом наравне, а может, даже и с некоторой форой. В Атхарте они окажутся перед одинаковой задачей: сохранить себя. Кому-то для этого нужны привязанности. Кому-то – любимое дело, кому-то – новые впечатления. Самодостаточные, те, кому ничего не нужно, становятся ангелами. А те, кто клянчит у Вселенной невозможного, исчезают.

– Значит, Атхарта все-таки воспитывает нас как несмышленых детей? Кнутом и пряником? – недоуменно спросил я.

– Да нет же! – взревел сэр Перси. – Если вам проще изъясняться метафорами, это скорее естественный отбор. Окружающая среда вследствие своих физических свойств, – он повысил голос и угрожающе поднял палец; мы слушали, как притихшие нерадивые студенты, – вследствие своих физических свойств поддерживает или не поддерживает существование индивида. Индивид сам – сам! – либо разрушает, либо созидает свою личность.

– То есть вы хотите сказать, что наше существование в Атхарте зависит не от самих поступков, а от того, как мы эти поступки переживаем? – спросила Фаина. Я и не заметил, как она подошла и оперлась на спинку моего стула – как будто делала так всегда.

Сэр Перси вытер со лба пот.

– Примерно так, леди, – обреченным тоном произнес он.

– И как же вы, Самир, поладили с собой? – спросила Фаина. Ей как-то удалось сказать это без вызова и без насмешки, а так, словно она просила старшего товарища по несчастью поделиться опытом. Доброжелательный, даже кокетливый голос.

Со мной бы она так разговаривала! – неожиданно обиделся я.

Шахид ответил. Голос его был хриплым – от редкого употребления, наверное.

– Сделанного не воротишь. Я не верну тем людям жизнь. Я думал, что знаю истину. Я поклялся, что больше так не ошибусь.

– Восточный фатализм, – хмыкнул кот.

– Восточная мудрость, – возразила Фаина. – Самир, вы напрасно вздрагиваете от этих шпилек. Непогрешимых здесь нет.

Эсмеральда многозначительно вздохнула и пошла зажигать фонари в саду. Стемнело. Посторонние – те, кому в смутные времена понадобилась поддержка сэра Перси, – куда-то разбрелись. За столом воцарилось молчание. Я подумал, что так после спора молчат друзья, потому что спор ничего не меняет… Затылком я чувствовал теплое дыхание Фаины… И вдруг тишину нарушил быстрый шелест чешуйчатых крыльев.

– Саты! – завизжала Эсмеральда.

Фаина стиснула мое плечо. Я запоздало вспомнил про отражатель, оставленный болтаться на руле велосипеда.

Трое сатов опустились на дорожку перед беседкой. Разноцветные фонарики послужили им сигнальными огнями. Не похоже это на нападение, подумал я. Я еще не очень различал их в лицо, но один из них явно был наш отпущенец. Все трое сатов были безоружны.

41

Двое сатов, стоящих чуть позади, выглядели по-варварски роскошно: сверкающие шлемы, громоздкие, не лишенные художественности, накладки на крыльях; какие-то знаки различия на груди, расшитые золотом юбки. Наш бывший пленник был на полголовы ниже своих спутников и наряжен куда скромнее: шлем из темного металла, потертая кожа на крыльях. Но в его небрежности чувствовался некий аристократизм. Посольство, несомненно, возглавлял он.

Саты смотрели на нас, а мы на них. Напряженная пауза затянулась. Ее вдруг прервала Эсмеральда звонким от волнения голосом:

– Не хотите ли миндального пирога?

Сэр Перси похлопал ее по плечу.

– Верно, la preciosa[2]. Уважаемые гости, мое замешательство непростительно для хозяина. Прошу к столу!

Сначала такое радушие меня покоробило. Сэр Перси просто не видел, во что эти олухи превратили Хани-Дью! Одно дело – вести переговоры с врагом, и другое – делить с ним хлеб-соль. Но потом я сообразил, что благородная ярость не должна мешать дипломатии. Кто-то погиб, но многие, в том числе и мы, уцелели. Ради спасения стоит идти на любые уступки. Тем более что здесь, в Атхарте, у нас нет ничего ценнее нас самих…

Однако саты не спешили принимать приглашение. Они вполголоса клекотали между собой. Потом «наш» сат неуверенно сказал:

– У нас не принято садиться за один стол с самками. Пусть они уйдут.

– Это про нас? – Эсмеральда возмущенно вскинула подбородок.

Фаина процедила:

– Индюшками своими командуй.

Она по-прежнему стояла, положив руку мне на плечо, и я как бы случайно, как бы под впечатлением момента накрыл ее своей.

«Наш» сат обернулся к свите и торжествующе заявил:

– Я же говорил, они почти как настоящие!

За стол саты так и не сели, но от пирога не отказались. Эсмеральда с несколько преувеличенной торжественностью подала им три тарелки. Саты склевали пирог с видимым удовольствием, после чего перешли к делу.

– Меня зовут князь Свист Ветра, – с важностью сообщил наш старый знакомый. – Я принес вам мир и спасение. Не далее как через два дня великий король Властелин Неба уничтожит последние убежища миражей. У вас еще есть время. Уходите. Уходите все и никогда не возвращайтесь, не тревожьте покой сатов. Я предлагаю вам это, потому что вы пощадили мою жизнь, когда я был у вас в руках.

Князь, король… Про имена я вообще молчу: Свист Ветра… Это вроде шутки: «Как вашу собаку зовут?» – «Свистом». Но Атхарта исправно работала универсальным переводчиком, и произносимые сатами титулы и имена мы поняли именно так. На самом деле это был сплошной клекот, квохтание, шипение, которые я не стану передавать. Не думаю, что тебе, Сурок, пригодятся эти упражнения в иностранном языке.

Сэр Перси в ответ сначала церемонно представил всех нас. О себе он не забыл добавить «барон Мэллори» – Дескать, не только у вас князья, знай наших! Потом спросил:

– Значит, король уполномочил вас вести переговоры с людьми, князь?

Этот невинный вопрос явно смутил сата. Он нервно облизал клюв – язык у него был алый и неприятно подвижный.

– Поймите, мы удивлены, – продолжал сэр Перси. – Обычно парламентеры не являются под покровом темноты…

Припертый к стенке князь пояснил, что в рядах сатов возникли разногласия. Сам король и его советники убеждены, что переговоры с миражами невозможны, что миражи надо методично истреблять, очищая территории, – так, как это делали саты на своей родной планете. Но оппозиция, возглавляемая князем Свистом и состоящая в основном из молодежи, считает иначе.

– Я единственный, кто знаком с вами близко. Я вижу, что у вас есть зачатки разума и общественной жизни. Я надеюсь, что существо с белой шерстью на лице и в этот раз примет мудрое решение…

Бэзил фыркнул, прикрыв пасть лапой:

– Немыслимо! Существо с белой шерстью на лице! Вы позволите, барон, и нам называть вас так?

– Не радуйтесь, мой четвероногий друг, – парировал сэр Перси. – Если вы напряжете свои зачатки разума и посмотритесь в зеркало, то сразу поймете, у кого из нас на лице шерсть. Скажите, князь, – снова обратился он к сагу, – ваша личная благодарность – единственная причина этого визита? Или, может быть, вы допускаете, что исход войны будет не в вашу пользу?

– Цзы-цзы-цзы! – рассмеялся сат. – Глупости. Мертвым не победить живых. Нас больше, это просто вопрос времени. Если бы мой король допускал мысль о поражении, то меня бы казнили. Ведь это из-за меня миражи каким-то образом овладели нашим оружием. Но зачем портить такие красивые места, когда можно решить все миром? Почему-то здесь после работы отражателей остаются отвратительные дыры. На нашей планете такого не было.

– Они не догоняют, – шепнул я Бэзилу. А вслух поинтересовался: – Есть ведь еще один вариант: здесь полно мест, свободных от нас, миражей. Почему бы вам не поселиться там?

– Но мы уже поселились здесь, – пожал плечами сат. – Неужели живые должны уступать дорогу мертвым?

Этот князь Свист был раздражающе смешон в своем доброжелательном высокомерии. Он говорил с нами, как колонизатор с дикарями. Он был своего рода гуманист: не желал нам зла и признавал наше право на жизнь. Но сатам понадобилась наша территория, и наши интересы волновали их не более, чем судьба муравейника – строителей автострады. Живые… Как говорится, а мужики-то не знают… Я открыл было рот, чтобы выступить со своим козырем, но сэр Перси мягко удержал меня.

– Вы наблюдательны, князь, – сказал он. – У нас действительно есть общество и есть традиции. Вот одна из них: такие важные вопросы не решаются за столом. Это происходит в специальном месте, и решение принимает человек, облеченный верховной властью.

– Так это не вы? – разочарованно спросил сат.

– Нет. Это он.

И сэр Перси указал на меня.

Я взвился со стула с невнятным восклицанием. И тут же схлопотал пинок острым коленом. Я возмущенно обернулся – лицо Фаины было непроницаемым… Я сел и принял царственный вид.

– Так это вы – король призраков? – недоверчиво осведомился князь Свист. – Что же вы молчали?

– Ну… Нам, королям, не пристало… Вы сами…

Сэр Перси перебил мое бормотание:

– Так вы согласны проследовать за нашим королем?

– Мы будем соблюдать ваши традиции, – милостиво согласился сат.

– Сначала я перекинусь парой слов со своим визирем, – заявил я, отвел сэра Перси в сторонку и уже набрал в грудь воздуху, но тот предупреждающе поднял палец.

– Нам некогда ругаться, Грег. Пораскиньте мозгами. Представьте себя на месте сатов: неизвестно кто заявляет, что они мертвы, и предлагает поверить на слово. Вы бы поверили? Теперь понимаете?

– А как же, – кивнул я. – Кроме одного: куда мы должны проследовать?

Сэр Перси посмотрел на меня, как на безнадежного тупицу.

– Как куда? В «Шамбалу», конечно. Вы должны показать им их собственную смерть!

42

Здание «Шамбалы» выглядело заброшенным. На моем этаже тускло горел дежурный свет. Я вспомнил, что уже бывал здесь ночью – когда смотрел прогноз Фаининого дружка Никиты Воронцова. Я почувствовал тоску по тем дням, вдруг показавшимся непомерно далекими. Тихие будни, интересная работа, дружеские пятницы… Так наконец поймешь, что жизнь, полная подвигов и приключений, хороша только в книгах.

Ведь если подумать: в Атхарте полно мест, где можно прожить тысячу лет без единого происшествия. Почему мне повезло как утопленнику?! Что за проклятие висит над Хани-Дью?

Впрочем, до «Шамбалы» мы добрались без проблем. Мы – это трое сатов, грозный король призраков, то есть твой покорный слуга, Бэзил и Самир. Двое последних увязались за мной каждый в своей манере.

Самир лаконично сказал:

– Я помогу.

Прямо Саид какой-то: «Стреляли…»

Бэзил, лениво превращаясь в человека, проворчал:

– Будьте спокойны, ваше величество, мы вас в обиду не дадим.

Пока я прощался с сэром Перси, меня терзало ощущение, что я что-то забыл ему сказать. Или спросить. И только у дверей «Шамбалы» вспомнил: я хотел посоветоваться насчет загадочного голоса, преследовавшего меня прошлой ночью. Забыл! И это немудрено.

– Будь осторожен, мой король…

Фаина отловила меня в темном уголке сада. Поцелуй оказался реальным до дрожи. Он подкосил меня, как мальчишку. В каком-то смысле он был по-настоящему первым: ведь в Атхарте мне еще не приходилось пробовать любовь на вкус… Шатаясь, я вышел за ворота и всю дорогу пребывал в каком-то весеннем, пьяном бреду.

Сурок! Мой самый дорогой, самый нежный друг! Если я обижаю тебя этими подробностями – прости. Но я весь перед тобой, как на ладони: и захочешь, а ничего не утаишь. Ты смело можешь смеяться в глаза всем моим женщинам, живым или мертвым: ведь я люблю тебя!

Итак, мы остановились у дверей. Войти в «Шамбалу» мог только я, но при необходимости мог провести спутника. Однако я никогда этого не делал и решил не создавать толпы.

– Вам лучше подождать здесь, – смущенно сказал я Самиру и Бэзилу.

– Как прикажете, ваше величество. – Бэзил изобразил поклон.

Самир молча кивнул.

Князь Свист тоже оставил свою свиту у дверей. Я взял его под локоток и беспрепятственно вошел в дверь.

Мы поднялись в Отдел Информации. Я включил компьютер. Сердце на мгновение ушло в пятки: а вдруг не работает? Но все было в порядке. На мониторе показалась любимая заставка Дилана: черный «фантом» вырывается с экрана, делает небольшой вираж над столом и возвращается обратно. Мне вдруг стало холодно. Эх, Дилан… Где-то он теперь? Очень хотелось верить, что исчезнувшие попадают именно куда-то, а не в никуда…

А потом все было очень просто. Как говорится, «Яндекс: найдется все». Нашлась планета сатов. В прошлом, наверное, уютный шарик, расположенный поближе к тамошней звезде, чем Земля – к Солнцу. Теперь – расколотая страшными трещинами, залитая застывшей лавой поверхность. Ни одного дерева… Ни одного живого существа… Нашелся и сам князь Свист. Я набрал его имя по-русски, но компьютеру это было все равно. Он послушно продемонстрировал последние минуты жизни князя.

Полсотни сатов толпилось возле пещеры. Слышались монотонные мантры жрецов, с головой покрытых ритуальными покрывалами. Они вошли в пещеру последними. Все заволокло черным дымом, потом завеса рассеялась. На экране запечатлелась страшная картина.

Тела сатов лежали вповалку. Их позы говорили о том, что смерть не была легкой. Один из несчастных в агонии бросился назад и упал у самого выхода, бессильно протянув крыло к недоступному свету.

Я увеличил изображение. Сат гортанно вскрикнул, его когти со скрежетом расцарапали стол…

– Жрецы отравили вас, – констатировал я. – В пещере был какой-то ядовитый газ. Вы были смертельно больны, и они решили избавить вас от дальнейших мук. Вы мертвы, как и мы, князь.

Ослик был сегодня зол, он узнал, что он осел… У нас дело обстояло еще серьезнее.

Сат молчал. Я подождал немного, потом рассказал ему все, что узнал от богов о гибели его мира. Сначала он никак не реагировал – мне даже показалось, что он отключился. Вдруг послышалось сдавленное, всхлипывающее: