23 июня 1941 года. Левый берег Западной Двины.

Штаб 4-й танковой группы. Склонившись над картой.

Вдали грохотали выстрелы орудий. Эрих-Фриц фон Манштейн-Левински нервно ходил по одной из комнат сельского клуба, в котором разместился штаб подчиненного ему танкового корпуса. Он анализировал события последних дней и пытался разгадать замыслы русского командования.

22 июня все началось, как и было задумано. Немецкая пехота начала атаку на всем протяжении границы. Это не дало противнику сразу определить направления основных ударов. А когда четыре танковые группы, вклинившись в русскую оборону, прорвали ее и вышли в тыл, было уже поздно.

В течение четырех дней успешного наступления немецкие войска продвигались почти безостановочно, сметая на своем пути заслоны немногочисленных пехотных дивизий, растянутых вдоль границы. Русские сопротивлялись ожесточенно. Но благодаря концентрации сил на основных направлениях численное превосходство всегда было на стороне немцев, даже несмотря на то, что общей численностью РККА превосходила Вермахт. В молниеносной войне самое главное — мобильность и хорошая связь. В этом преимущество было полностью на стороне Германии.

На штабных картах стрелы ударов рассекали полоски русских оборонительных рубежей и, смыкаясь, охватывали овалы, обозначающие районы дислокации русских корпусов и дивизий. И следуя направлению этих стрелок, начерченных карандашами на бумаге, поднимая клубы пыли, ревя моторами и лязгая гусеницами, вперед стремительно шли танковые колонны, сопровождаемые моторизованной пехотой и самоходной артиллерией. Позади передовых моторизованных частей гремел топот солдатских сапог пехотных дивизий.

Немецкое командование рассчитывало быстрыми охватывающими ударами расколоть русские войска на отдельные части и окружить их. Затем обычные пехотные дивизии должны были заняться добиванием окруженных группировок. А танковые клинья, не останавливаясь, стремительно наступать дальше, не давая русским создать новый оборонительный рубеж и уничтожая подтягивающиеся русские дивизии, по мере их прибытия. У РККА с ее неповоротливостью не было шансов, даже с учетом формального численного превосходства. Медлительные стрелковые дивизии не могли достаточно быстро реагировать на стремительно меняющуюся обстановку и поспевать вслед за неудержимо вклинивающимися в их тылы стальными лавинами немецких танковых групп. Их скорости не хватало даже для отступления, не говоря уже о ликвидации прорывов и подготовки новых рубежей обороны.

А ведь Гитлер боялся, что Россия нападет первой, полагаясь на свое численное преимущество. А что бы это дало русским? А ничего! Французы в сентябре 1914 года тоже начали войну с наступления, а затем драпали почти до Парижа. Тягаться в маневренной наступательной войне с немцами было бесполезно — не помог бы даже превентивный удар, если бы Сталин на него решился. Как было известно Манштейну, кое-кто из русских генералов предлагал осуществить упреждающий удар по Германии. И хотя Сталин запретил об этом даже думать, Гитлер и германское командование все равно продолжали опасаться превентивного удара, по сути запугивая сами себя.

Но уже первые дни войны подтвердили мнение Гитлера о том, что Россия и ее армия не боеспособны. Русские как будто впали от неожиданности в шок. Они не думали создавать новую линию обороны либо кидаться в наступление. Они просто отступали с боями. А основная масса войск продолжала оставаться вдоль линии старой границы, опираясь на укрепления, которые начали возводить еще в середине 1930-х. Но чем им это поможет? Из-за большой протяженности и слабой индустриальной базы русские так и не смогли построить сплошную полосу укреплений, как французы. «Линия Сталина» — всего лишь цепочка укрепрайонов, уступающих не только «Линии Мажино», но и финской «Линии Маннергейма». Довольно большие промежутки между ними заполняются лишь укреплениями полевого типа, которые сейчас в спешке возводит мобилизованное население. Но французам «Линия Мажино» не помогла, Гудериан ее обошел. А финскую «Линию Маннергейма» сами же русские взяли в лоб. Чехи вообще свои укрепления в Судетах, сравнимые по мощности с французскими, сдали без боя.

Потому предстоит всего лишь повторение того, что было проделано у границы — танковые клинья прорвут фронт в промежутках между укрепрайонами и войдут в тыл русских войск. Дорога на Ленинград и Москву будет открыта, а с их падением Россия капитулирует. Это показал и пример Финляндии. Ведь русские в декабре 1939 взяли «Линию Маннергейма» с ходу — настолько быстро, что удивили весь мир. А особенно тогда удивились финны. Они удивились настолько, что торжественно капитулировали. Хотя до этого в Финляндии был угар шовинизма, а планы взять Ленинград и оккупировать Карелию высказывали не только парламентские пустобрехи, но и многие представители армейских кругов. Еще возможно, дело было и в личных отношениях между Маннергеймом и Слащовым, пришедшим на смену «красному маршалу» Ворошилову. Ведь оба, и Маннергейм, и Слащов некогда были офицерами русской императорской армии. А потому капитуляция представляла из себя церемониал в духе XIX века — на центральной площади Хельсинки Маннергейм вручил Слащову свою шпагу эфесом вперед. В ответ Слащов вернул ее в знак уважения к храбрости финнов. Хотя, конечно, эта храбрость им не помогла, а Финляндия хоть и осталась формально суверенной, но в качестве республики в составе Советской России. В общем, так или иначе, Финляндия капитулировала, как только русские танки подошли к пригородам Хельсинки.

Манштейн отошел от стола и задумчиво посмотрел в окно. По улице побатальонно шла пехота. Крепкие немецкие парни. Молодые лица, уже обветрившиеся и загорелые после долгих маршей. Беззаботные победные улыбки. Наверное, уже предвкушают торжественный парад во взятом Ленинграде. Русские, надо отдать им должное, тоже храбро сражались, но храбрость им, так же как и финнам, не поможет. Ведь Адольф Гитлер явно не будет так снисходителен к побежденным, как Сталин. И недаром фюрер, собрав перед войной генералов, заявил:

«Наша сила — в подвижности и жестокости. Чингисхан с полным сознанием и легким сердцем погнал на смерть миллионы детей и женщин. Однако история видит в нем лишь великого основателя государства. Мне безразлично, что говорит обо мне одряхлевшая западная цивилизация. Я отдал приказ — и расстреляю каждого, кто скажет лишь слово критики. Приказ гласит: цель войны состоит не в достижении определенной линии, а в физическом уничтожении противника. Поэтому я — пока лишь на Востоке — подготовил мои части „Мертвая голова“, отдав им приказ без сожаления и жалости уничтожать мужчин, женщин и детей. Только так мы можем завоевать жизненное пространство»[4].

Конечно, в первые дни сопротивление было крайне ожесточенным. Русские дрались за каждый клочок своей земли. Особенно пограничные войска НКВД. Не имея противотанковой артиллерии, а лишь автоматические винтовки АВС-36, пулеметы АВС-36П[5] и ручные гранаты, эти парни в зеленых фуражках задерживали не только пехотные, но и танковые части. Хоть и ненадолго.

Потери Вермахта и Ваффен СС превысили запланированные. Но это не остановило немецкое наступление. Русские войска, получив приказ об отходе, начали отступление, но, будучи почти не моторизованными и медлительными, не смогли достаточно быстро отойти к находившейся в тылу второй линии обороны и были отрезаны. И теперь Сталин и его генералы опять собирались повторить свою ошибку первых дней войны, но только в еще большем масштабе. Сосредоточив основные силы позади укрепрайонов «Линии Сталина», они сами напрашивались на их окружение. Тем более что пространство между ними было заполнено лишь жидкой цепочкой обычных пехотных частей в полевых укреплениях.

Немцы ведь не дураки, чтобы штурмовать бетонные ДОТы «Линии Сталина». Танки Вермахта рассекут русскую оборону в промежутках между укрепрайонами и сомкнутся за спиной сосредоточенных за ними русских войск, зажав их в нескольких гигантских котлах. То, что у русских останется на Дальнем Востоке, можно будет уже не принимать в расчет. Максимум две-три недели, и Россию ждет полный разгром. Россия обречена. И вряд ли у русских еще останется воля к сопротивлению, когда «Линия Сталина» будет прорвана, а их армия раздроблена на куски и окружена.

Но что означает это неожиданное наступление? Эти неизвестно откуда взявшиеся танковые армады? Да еще и танки какой-то новой конструкции, почти не уязвимые для немецких пушек. Тем более что подобные удары русские нанесли одновременно и на других участках фронта. Утренний удар русских был неожиданным. По данным авиаразведки, их механизированные корпуса по-прежнему располагались в местах своей постоянной дислокации более чем в ста километрах от линии фронта. Но откуда же тогда взялись те танковые дивизии, которые ударили во фланг войскам 4-й танковой группы и уже выходили в их тылы, рассекая группу армий «Север» на части? И момент был самый неудачный — 4-я танковая группа при поддержке передовых частей 18-й армии приступила к форсированию Западной Двины, с большими потерями захватив несколько плацдармов на другом берегу и начав переправу основных сил.

И вот неожиданно на фланге, где еще не успели занять позиции несколько отставшие части 18-й армии, появляются русские танки. Они сметают немецкие заслоны и прорывают фронт. Насколько глубок этот удар и какие силы русские ввели в прорыв? И что это? Попытка отрезать вырвавшуюся вперед 4-ю танковую группу или всего лишь локальный удар с целью отвлечь немецкие войска, задержать наступление и дать возможность достроить оборонительную линию на правом берегу Западной Двины?

Если это попытка отвлечь и задержать дальнейшее наступление, то командующему группы армий «Север» необходимо срочно подтягивать отставшие пехотные дивизии 18-й армии, укреплять фланг и пытаться, как минимум, удержать шоссе на Даугавпилс. А если это действительно попытка окружения, то следует отложить форсирование реки и развернуть часть танковых дивизий против прорвавшейся русской танковой группировки. Например, использовать для этого 3-ю моторизованную, а по сути — танковую, дивизию СС «Тотенкопф», которая входила в состав 4-й танковой группы и перед форсированием Западной Двины была введена в состав танкового корпуса Манштейна. С тактическими навыками у эсэсовского командования было откровенно слабо, но солдаты зато храбрые и дисциплинированные. Храбрые, зачастую до безрассудства. И техника самая новая.

— Понтер, вызовите ко мне группенфюрера СС Эйке, — обратился к адъютанту Манштейн.

— Яволь, господин генерал!

«Да, Эйке — сам по себе существо неприятное, но для этой задачи как раз то, что надо!» — подумал Манштейн-Левински. Действительно, группенфюрер СС Теодор Эйке имел весьма дурную репутацию. В 1920-е годы проходил лечение в психиатрической клинике, потом вступил сначала в CA, затем перешел в СС. Проявил себя сначала как уличный боец, затем как командир штурмового отряда. Хотя и в его эсэсовской карьере было не все так гладко. Своенравный и склонный к насилию Эйке, поссорившись с другим эсэсовским деятелем, напал на него. В итоге рейхсфюрер СС Гиммлер даже на некоторое время исключил Эйке из СС, но затем все же восстановил. Его бесстрашие и склонность к жестокости, доходящей до натурального садизма, были оценены, и, в конце концов, Эйке возглавил систему концентрационных лагерей. А когда началась подготовка к войне, то из охраны лагерей — полков «Тотенкопф», была сформирована моторизованная дивизия СС. Возглавил дивизию сам Эйке. Солдаты дивизии отличались хорошей подготовкой, смелостью и дисциплиной, но особенно они прославились своей жестокостью, которая ужасала даже другие эсэсовские части, не говоря уже о Вермахте.

Через полчаса в штаб прибыл Эйке.

— Хайль Гитлер, господин генерал!

— Хайль, господин группенфюрер! У меня для вас задание особой важности! — сказал Манштейн, внимательно глядя на неприятное лицо Эйке.

— Мои парни готовы ко всему! Как я понимаю, нам будет поручено первыми переправиться на тот берег и расколотить русских унтерменшей?

— Нет, я хочу поручить вам еще более важное дело. В наш тыл прорвались русские танки. Необходимо ликвидировать прорыв.

— Я отправлю на ликвидацию русского прорыва батальон...

— Там прорвались достаточно крупные силы. Мы еще пока не знаем, сколько войск они туда бросили. Но никак не менее танковой дивизии. Поступают донесения о применении большевиками новых танков. Если они задействовали имеющиеся в распоряжении своего Северо-Западного фронта 3-й и 20-й механизированные корпуса, то ситуация угрожающая.

— То есть вы хотите отправить всю дивизию?

— Да, вам надлежит немедленно развернуть дивизию и наступать в направлении Утяны на соединение с нашими войсками, которые ударят с юга со стороны Укмерге. Русские уже перерезали шоссе на Каунас... Да, и при этом они уничтожили танковую роту вашей дивизии, которая двигалась своим ходом, получив под Каунасом разгруженные с железной дороги новые танки.

Манштейн про себя тихо усмехнулся, зная, что Эйке обладает весьма необузданным нравом. Эйке погонит свою дивизию в бой, несмотря на потери. А если донесения о новых русских танках не преувеличены, то потери будут большими. И когда основные силы прорвавшихся танковых дивизий противника разгромят отчаянные парни Эйке, можно и самому вступить в дело, развернув 8-ю танковую дивизию Вермахта. Она завершит разгром русских, и он, Эрих-Фриц фон Манштейн-Левински, станет победителем, записав на свой счет еще одну победу. Надо будет оставить 8-ю дивизию в резерве на этом берегу. Манштейн считал себя очень талантливым полководцем. Особенно его талант проявлялся в воспевании собственных заслуг и сваливании вины за неудачи на других.

А тем временем танкисты в черной форме с черепами в петлицах уже заводили моторы своих машин. Панцергренадеры в эсэсовских камуфляжных куртках поверх серо-зеленой формы грузились в бронетранспортеры. Группенфюрер СС Эйке, находясь в состоянии ярости, грубыми окриками подгонял своих офицеров. Он рвался отомстить наглым русским за разгром своей роты.

25 июня 1941 года. Даугавпилс.

Штаб 3-го механизированного корпуса. Склонившись над картой.

Начальник штаба 3-го механизированного корпуса полковник Ротмистров наносил на карту карандашами рубежи продвижения подразделений корпуса, ударившего во фланг группы армий «Север». Две танковые и одна мотострелковая дивизии корпуса, совместно с дивизиями 20-го механизированного корпуса, наносили удар на Паневежес. На левом фланге на Вильнюс выдвигалась 27-я армия, задача которой состояла в прикрытии наступающей танковой группировки от удара 9-й и 16-й полевых армий Вермахта.

Полковник, закончив рисовать, положил карандаш и осмотрел карту. Манштейн начал форсирование Западной Двины? Великолепно! Его основные силы сосредоточились перед водной преградой. Он даже с большими потерями захватил два плацдарма и навел понтонные переправы. Превосходно! Авиации и артиллерии приказано не мешать немцам — чем больше немецких войск окажется на северном берегу, тем лучше. В итоге силы немецкой 4-й танковой группы будут еще и разделены на две части достаточно широкой рекой. Конечно, можно было бы подождать, когда они переправят большую часть войск. Тогда форсированная река станет помехой для прорыва обратно и ее придется форсировать снова.

Но времени не было — по дорогам шли, поднимая облака пыли и оглашая окрестности солдатскими песнями, колонны немецких пехотных дивизий, значительно отставшие от вырвавшихся вперед танковых и моторизованных соединений. И лучшее время для удара было, пока подходящая пехота еще не успела укрепить фланг. В этот момент можно легко прорваться в тыл 4-й танковой группе и бить подтягивающиеся немецкие дивизии поодиночке. Судя по поступающим донесениям, наши танкисты идут хорошо, даже слишком хорошо... Слишком... Пехота не успевает. Как бы не получилось та же ситуация, что и у немцев с оторвавшимися ударными группировками, отставшей пехотой и оголенными флангами.

Ротмистров посмотрел на карту еще раз, поправив очки. Да, даже несмотря на все предвоенные усилия, направленные на создание механизированных корпусов, они все равно действовали не так слаженно, как хотелось. Командиры еще не имели реального боевого опыта. Мотострелковые подразделения отставали от танковых, хотя и передвигались на грузовиках и колесных бронетранспортерах[6]. Эх, нам бы что-то типа немецких SdKfz-251!

Мотострелковые батальоны, входившие в состав танковых полков, еще кое-как поспевали за стремительно идущими в прорыв танками, но мотострелковые полки танковых дивизий отставали существенно. Это, уже не говоря о мотострелковой дивизии корпуса. Если мотострелки и артиллерия не подтянутся, то в случае немецкого удара передовым танковым полкам придется тяжело. А такой удар немецкие войска просто обязаны нанести для деблокирования 4-й танковой группы, которая окажется в котле под Крустпилсом, когда наступающие со стороны Даугавпилса механизированные корпуса сомкнутся под Паневежесом с идущими со стороны Риги. А после того, как наши войска, взяв Шауляй, выйдут к побережью Балтийского моря, в котле под Лиепаей и Ригой окажутся и части немецкого 26-го армейского корпуса. Потому немцы просто обязательно постараются их деблокировать силами частей 18-й и 16-й немецких армий, находящихся сейчас на марше. Не исключена и попытка встречного прорыва немецких танковых дивизий, оказавшихся в котле.

То есть сейчас самое опасное направление — шоссе Каунас—Даугавпилс, по которому двигаются значительные немецкие силы. Сегодня наш танковый кулак ударил во фланг немецкой группировки, а завтра немцы могут ударить во фланг, когда корпус войдет в прорыв. И тогда наши войска, а не немецкие, окажутся в окружении. Побеждает тот, кто действует быстрее и организованнее! Это и есть основа доктрины «блицкрига» — «молниеносной войны». И даже не столь важно, кто ударил первым. Немцы ударили первыми, а их удар ушел в пустоту, немецкие танковые дивизии вырвались вперед и подставились под удар. И именно для этого мы пожертвовали огромной приграничной территорией и сберегли свои силы для контрудара. Но теперь главное — не подставиться самим. А кто у нас на шоссе Каунас—Даугавпилс? Дивизия полковника Васильева. Замечательно!

— Свяжитесь со штабом Васильева и узнайте, как у них обстоит дело с обороной шоссе Каунас — Даугавпилс, — обратился Ротмистров к одному из своих штабных офицеров, вставая из-за стола.

Через несколько минут офицер вернулся и доложил:

— Согласно приказу, дивизия полковника Васильева ведет успешное наступление в направлении Паневежеса. Шоссе Каунас—Даугавпилс прикрывает танковая рота гвардии капитана Терехова при поддержке роты мотострелков.

Ротмистров опять склонился над картой. Две роты — танковая и мотострелковая — против, по меньшей мере, трех пехотных дивизий. Кроме того, немцы могут в течение суток перебросить еще две-три дивизии. Но отвлекать силы с основного направления удара тоже нельзя. Значит, капитану Терехову необходимо продержаться. И надо срочно отправить к нему подкрепление. Терехов... Это тот парень, который отличился в свое время в Финляндии, за что получил орден и досрочное капитанское звание. А в мае именно его назначили командовать ротой Т-34М, когда те поступили в дивизию. Конечно, такая рота с таким командиром — это сила. Но не против трех дивизий.

— Срочно отдайте приказ командиру 5-го мотострелкового полка и 13-го отдельного батальона тяжелых танков форсированным маршем двигаться к рубежу, занятому ротой капитана Терехова.

— Есть, товарищ полковник!

Через три минуты этот приказ в зашифрованном виде уже понесся в эфир в виде радиосигнала с антенны радиостанции штаба корпуса. А минут через десять стоящие на перекрестках дорог регулировщики начали разворачивать на юг колонны грузовиков ГАЗ-MM с пехотой и тягачей с тяжелыми танками КВ-3 на многоосных прицепах.

25 июня 1941 года. Шоссе Каунас—Даугавпилс.

Взгляд через командирский перископ Т-34М.

Гвардии капитан Иван Терехов вел свою танковую роту в атаку на небольшой хутор, стоявший рядом с шоссе. Судя по карте, это был достаточно удобный рубеж для обороны. Потому Иван решил выбить оттуда немцев, пока они не закрепились, и засесть на хуторе вместе с приданной мотопехотной ротой. Командование по радио обещало подкрепление. Но когда и сколько войск подойдет, было не ясно. А немцы должны были подходить постоянно, колонна за колонной. Только бы хватило боеприпасов.

Группа удравших после скоротечного боя немецких танков и бронетранспортеров скрылась за примыкавшим к хутору садом. А на шоссе появились немецкие мотоциклисты. Значит, разведывательная рота какой-нибудь дивизии. А за ними следом должны идти и основные силы. Хотя обычно немецкие разведчики-мотоциклисты имеют обыкновение далеко отрываться от своих частей. Можно попробовать атаковать, пока немцы не успели подтянуть войска. Есть, конечно, риск нарваться на противотанковые пушки, но советские танкисты — люди не пугливые. В первом бою потери составили только один сгоревший бронетранспортер, да у одного танка перебило гусеницу. Еще вроде были раненые среди мотострелков, но погиб пока только водитель сгоревшего бронетранспортера. Во всяком случае, так по рации заявил командир мотострелковой роты. Перебитую гусеницу экипаж поврежденного танка пытался восстановить своими силами, используя запасные траки, висевшие на лобовом бронелисте. Так что через час, максимум два, в роте станет опять десять машин из положенных по штату тринадцати. Изначально рота вообще имела пять Т-34М и восемь Т-26. Затем, после поступления в дивизию новых машин, Т-26 заменили четырьмя тридцатьчетверками. Но до штатной численности к началу войны укомплектовать так и не успели.

Иван не заметил, как немцы выкатили на окраину хутора 37-мм противотанковые орудия. Низкие силуэты этих маленьких пушечек было сложно издалека разглядеть в танковую оптику. К тому же немецкие артиллеристы постарались их замаскировать травой и ветками.

Первый снаряд с гулким звоном ударил в броню танка. Иван всмотрелся в перископ, но так и не смог разглядеть, откуда лупит немецкое орудие. Почти сразу ударил второй снаряд. Судя по звуку, они отскакивали, не пробивая брони. Дальше снаряды начали стучать по броне один за другим, а Т-34М продолжал нестись вперед.

— Парни, в сам хутор не суемся, обходим его метрах в двухстах! — крикнул Иван по радио. — Оставим его пехоте. Но как увидите какое шевеление, сразу бейте!

— Командир, вижу цель! Ориентир — колодец, в тридцати метрах левее в кустах пушка! — доложил наводчик.

— Осколочный! — скомандовал Иван, и тут же заряжающий со звоном вогнал в пушку выстрел, который уже держал наготове. — Короткая! Огонь!

Расстояние было небольшое, и снаряд взорвался совсем рядом, раскидав ветки, закрывавшие 37-мм пушку РаК-36. Расчет орудия уничтожило взрывной волной и осколками, хотя оно само уцелело. Застучал курсовой пулемет, поливая свинцом позицию пушки на случай, если уцелел кто-то из расчета.

Где-то по бокам загрохотали пушки и пулеметы других танков, которые, приблизившись к хутору, также заметили немецкие орудия. Вскоре обстрел прекратился. Иван приказал механику-водителю огибать хутор. Хотя при этом и пришлось рисковать, подставляя борт, но еще хуже было бы получить ручную гранату на крышу моторно-трансмиссионного отделения или кумулятивную магнитную мину.

За хутором оказалось скопление немецкой пехоты и автомашин, здесь же стояли и мотоциклисты, которых Иван видел на шоссе. А вместе с ними и четыре удравших немецких танка. Наводчик, не дожидаясь команды, выстрелил по немецкой пехоте, так как осколочно-фугасный выстрел уже был в стволе. Снаряд разорвался в самой гуще войск противника, раскидав в стороны солдат и опрокинув два мотоцикла. Стрелок принялся поливать врага длинными очередями из курсового пулемета. Немцы кинулись врассыпную, бросая мотоциклы и автомашины.

— Бронебойный! Короткая! — скомандовал Иван. — Бей по танкам!

Наводчик развернул ствол орудия в сторону продолживших бегство Pz-IV. Первый снаряд промазал, но второй разворотил одному из немецких танков корму, и над моторным отсеком весело заплясали языки пламени. Немецкие танкисты выпрыгнули из люков загоревшегося танка и бросились бежать пешком. Еще один Pz-IV был уничтожен другим русским танком. Но двум вражеским машинам все же удалось скрыться за пригорком.

Перепуганные бессилием своих противотанковых пушек и танков против неожиданной атаки тридцатьчетверок, немецкие солдаты начали сдаваться в плен. Вскоре на полной скорости примчались и бронетранспортеры с мотострелками. Советская пехота быстро закидала гранатами и добила огнем автоматических винтовок небольшую группу немцев, которые все еще пытались сопротивляться, и разоружила остальных, поднявших руки. Пленные со страхом смотрели на невиданные танки, непробиваемые для 37-мм противотанковых пушек даже почти в упор. В качестве трофеев достались две пушки, четыре мотоцикла и два грузовика. Командир мотострелковой роты приказал загнать пленных немцев в сарай и хлев на хуторе и выставить охрану. Основная же часть мотострелков принялась окапываться. Две трофейные пушки тоже решили использовать в обороне.

Иван связался по радио с командованием, чтобы доложить о результатах боевых действий и рубеже, на котором была занята оборона. В ответ было приказано удерживать рубеж и продержаться до подхода основных сил, прикрывая фланг корпуса. Пока пехота окапывалась, Иван решил совершить силами своей роты рейд, надеясь, что немцы еще не оправились от неожиданности, а потому есть шансы на успешную атаку даже превосходящих сил. Вдоль шоссе, скорее всего, сейчас должны стоять походные колонны, которые до этого двигались на усиление 4-й танковой группы и ее флангов. Если это так, то можно нанести противнику ощутимый урон. Тем более что Иван решил не ставить танки в позиционную оборону, а действовать неожиданными фланговыми атаками и засадами, отходя, в случае серьезного отпора, и снова атакуя с другого направления. Ведь ему было приказано задержать врага, а не умереть, пропустив немцев через свой труп. И он выполнял приказ. К тому же нужно было быть готовым к тому, что немцы могут силами моторизованных частей, а то и простой пехотой, обойти с фланга.

05 февраля 1934 года. Карельский перешеек.

Воспоминание о минувшем.

Капитан Васильев чертыхаясь, махал кувалдой. Вот, наконец, свалившаяся гусеница встала на место. Лейтенант снял холщовые рабочие рукавицы вместе с тонкими вязаными перчатками и начал дыханием отогревать замерзшие руки. Весь экипаж по очереди махал кувалдами почти полтора часа на морозе. За это время танкисты успели сотню раз проклясть тех, кто делал этот танк. Это был новенький средний трехбашенный Т-28. Их начали выпускать менее года назад, а потому недоведенность конструкции стала просто бичом для экипажей. Особенно этому способствовала слабость войсковой ремонтной базы и частей обеспечения.

Вот поставили они сейчас на место эту злополучную гусеницу и теперь будут здесь до вечера куковать посреди леса, ждать, когда подойдет трактор, чтобы вытащить засевший в канаве танк. Холодный ветер бил в лицо мелким колючим снегом, мороз пробирался под одежду. И погреться негде, даже внутри танка мороз как на улице. Разве что завести двигатель и греться от него. Но у этого нового дизеля В-2 такой маленький моторесурс — всего 50 часов. Вот так три-четыре раза погреешься, и танк надо отправлять для капремонта на завод. И с более мелкими неполадками танки приходится на завод отправлять, нет возможности их ремонтировать прямо в расположении бригады. А уж о ремонте в полевых условиях никто и не мечтает. Если что вышло из строя в поле, то надо чинить своими силами. Ну, может быть, еще другие экипажи помогут. Максимум, что можно сделать в этом случае, так это или совсем мелочи починить, или просто трактором дотащить до расположения бригады. А если танк завязнет или, хуже того, перевернется, так это вообще неделя может уйти на то, чтобы его вытащить. Как в декабре, когда танк капитана Митрохина провалился в непромерзшее болотце и лег на бок. В качестве тягача имеется всего лишь один трактор на всю бригаду.

Васильеву и его танкистам оставалось только одно — развести костер и греться в ожидании трактора. А когда он приедет, вообще неведомо. Танк как пришел с завода с неработающей радиостанцией, так ее даже никто и не чинил: специалистов по ремонту радиоаппаратуры в бригаде не было. Значит, пока сообщат в штаб, пока еще трактор доедет. Трактор ведь самый обычный — сельскохозяйственный «Коммунар» с максимальной скоростью 15 километров в час. До вечера трактор может и не появиться. А если вытаскивание танка отложат до утра, придется мерзнуть в лесу всю ночь. Ладно, хорошо хоть время мирное, да учения простые, повседневные. А если бы какие-нибудь образцово-показательные? Мог бы быть скандал, и козлом отпущения стал бы командир танка. А случись такое в бою? На войне костром можешь себя выдать, а в случае появления врага потерявший подвижность танк обречен.

Капитан отправил своих парней за хворостом, а сам вышел на дорогу посмотреть, не едет ли кто. Короткий февральский день подходил к концу, уже начинало темнеть. Завывал ветер, продувая тонкий темно-синий комбинезон и одетую поверх него шинельку. Капитан застегнул танковый шлем. В нем было хоть чуть теплее, чем в обычной «буденовке», считавшейся «зимним» головным убором. А каково пехоте, которая должна была воевать в любую погоду в таких шинелях и «буденовках»? Тем, кто сидит в тепле в штабах, это, конечно, безразлично. А тем, кто в кабинетах в Москве, и подавно.

Вскоре сквозь пургу капитан увидел в темноте свет фар. Он встал на обочине и начал махать руками. Возможно, удастся попросить, чтобы, доехав до какого-нибудь сельсовета, позвонили в штаб бригады и поторопили их. Подъехавшая автомашина оказалась легковым ГАЗ-М1. Увидев на обочине офицера-танкиста, водитель остановился. Из передней двери сразу выпрыгнул майор и открыл заднюю дверь. Капитан Васильев не поверил своим глазам. Из машины вышел самый настоящий старорежимный генерал с золотыми царскими погонами. Капитан Васильев от неожиданности не знал, что делать. Однако, повинуясь выработанному годами службы инстинкту, вытянулся по стойке «смирно» и приложил замерзшую руку к надетой поверх танкового шлемофона «буденовке».