Порядок в танковых войсках

Сначала Иван представил, как Соломон Давидович летает, размахивая руками, как крыльями. Но не получилось — ручки у него были короткими, а тело грузным. Тогда Иван представил себе Соломона Давидовича с крыльями как у бабочки, но только огромными. С такими крыльями завмагу удалось взлететь, но низенько-низенько. Но ведь у Соломона Давыдовича не было крыльев? А ответить на вопрос сержанта надо было. Политрук Приходько постоянно говорил, что командир всегда должен отвечать на все вопросы, возникающие у бойцов, особенно политические. Сам батальонный комиссар никогда не терялся и всегда знал, что ответить и как подбодрить личный состав. Но капитан Терехов был командиром танковой роты, а не политруком.

— В общем, боец Ничипуренко, я так думаю, что летучий жид, — это пилот Люфтваффе. Это — фашистский стервятник, который подло бомбит наши мирные города. Как с ними бороться, вы должны были прочитать в наставлении по противовоздушной обороне бронемеханизированных частей. Политический аспект данного вопроса вам лучше разъяснит товарищ Приходько.

— Товарищ командир, а среди фашистов есть члены партии?

— Это провокационный вопрос, товарищ сержант. Коммунистическая сознательность не позволяет коммунисту быть фашистом. Тем более, сами видели, что у них на танках кресты церковные намалеваны. Никакой атеист, даже беспартийный в такой танк не полезет. Какой из этого можно сделать вывод, товарищ Ничипуренко?

— А какой еще вывод-то делать?! С фашистами и так все ясно! Все фашисты — жиды!

— Формулировка не совсем политически корректная, но в целом верная. Я думаю, что товарищ Приходько не будет возражать, хотя найдет более политически корректную формулировку, в большей степени соответствующую генеральной линии партии и руководящим указаниям товарища Сталина, — похвалил бойца капитан.

В небе послышался шум двигателей самолета. Иван задрал голову и поднял бинокль. Летел одиночный самолет. В сумерках он выглядел лишь как силуэт, но, скорее всего, это был немецкий трехмоторный Ju-52, который, будучи создан как пассажирский, в середине тридцатых рассматривался и как бомбардировщик. Но к 1941 использовался только как транспортный. От самолета отделилось несколько точек, а затем в вечернем небе раскрылись купола парашютов. Раз, два, три... шесть парашютистов. Значит, это немцы, высаживающие разведывательную группу. Надо срочно их уничтожить, пока они не обнаружили, что в округе под каждым деревом прячется танк, а под каждым кустом — пехота. Тем временем немецкие парашютисты опускались на поле между рощей и деревней.

— Мыкола! Видишь парашютистов? — шепотом спросил Иван.

— Так точно, товарищ капитан! — также шепотом ответил Ничипуренко. — Вот они и прилетели, пархатые...

— Отставить антисемитизм товарищ сержант! — приказал капитан Терехов. — Мы воюем с фашистами не потому, что они евреи, а потому, что они — враги нашей Родины! Ясно, товарищ сержант!

— Так точно, товарищ капитан?! Ну, ща мы им покажем як на нашу советску Батьковщину нападать! — сказал Ничипуренко, решительно сжимая в руках автоматический карабин.

Иван достал трофейный финский 9-мм Лахти, который носил вместо табельного TT еще со времен Зимней войны. Они вдвоем находились на самой дальней опушке рощи и поднимать роту по тревоге уже не было времени. Пока будешь бегать к расположению ближайшего экипажа, немцы уже приземлятся и могут скрыться. Придется действовать вдвоем против шестерых. Благо, если начнется стрельба, бойцы услышат и минут через десять здесь будет вся рота.

Тем временем ветер сносил немецких парашютистов все ближе к роще. Иван посмотрел на них в бинокль. Здоровые парни в камуфляже с засученными рукавами, в десантных касках, затянутых камуфляжной тканью. За спиной ранцы, в руках пистолеты-пулеметы МР-38. На ногах шнурованные десантные ботинки. Диверсанты, водя стволами автоматов, внимательно вглядывались в темные заросли, на которые их нес ветер.

Первый из парашютистов опускался быстрее остальных, так как под ним на веревке болтался еще и тюк со снаряжением. При этом его больше, чем остальных, сносило в сторону рощи, как раз к тому месту, где в кустах притаились Терехов и Ничипуренко. Немец пытался подтягивать стропы парашюта, но его все равно несло на деревья.

В итоге тюк пролетел прямо там, где сидел Терехов. Иван еле успел лечь на землю, и тяжеленный тюк пронесся над ним, с треском ломая кусты. Ничипуренко успел отскочить в сторону. Сверху послышался треск веток, затем удар и фашистский вопль: «Лех тиздайен!»[37] После этого на землю свалился немецкий парашютист, которого приложило о березу прямо физиономией. Он был страшно зол и бормотал что-то нецензурное.

— Хэндэ хох! Гитлер капут! Ротфронт! Коммунистен форвард! — крикнул Иван, вскакивая с земли и передергивая затвор своего Лахти.

— Нихт Гитлер капут! Сталин капут! Их бин нихт коммунист, их бин нацист! Ата роде макот, руссише хазир?![38] — зло ответил гитлеровец и, клацнув предохранителем автомата, зловеще добавил: — Лехлетахат![39]. Но закончить свою гневную речь он не успел, так как на его каску опустился могучий кулак сержанта Ничипуренко. Каска слегка промялась на макушке и натянулась на голову несчастного диверсанта аж до переносицы, после чего гитлеровец рухнул в траву.

— Нах блин коммунист, говоришь?! Это куда ты, падла жидовская, коммунистов послал! — сурово промолвил сержант, пиная гитлеровца ногами. — Кто тебе позволил комунистов на... посылать?! Погоди, вот доберемся до вашей Немэтчины, мы вам покажем настоящий еврейский погром. Вашему гаду Гитлеру я лично пейсы оторву! Так ему и передай, мол, придет сержант Ничипуренко и пейсы оторвет!

— Товарищ Ничипуренко, я же приказал отставить антисемитизм! Повторяю мы воюем с фашистами потому, что они напали на нашу Советскую Родину, а их национальность, партийность и вероисповедание тут вовсе ни при чем... — примирительно сказал Иван, но, увидев на шее лежащего без сознания диверсанта железный крест, сам от души пнул его ногой в солнечное сплетение и добавил: — Хотя религиозных мракобесов я, как атеист, тоже не люблю!

— А що с остальными робить бум, товарищ капитан?!

— Остальных придется перестрелять, как врагов народа, — ответил Иван, пытаясь сообразить, как вдвоем, имея карабин и пистолет, перестрелять пятерых здоровых диверсантов, вооруженных автоматами.

— Ну, ща я этим троцкистам покажу! — пробубнил Ничипуренко, клацнул затвором карабина и залег в кустах, целясь в сторону поля.

Иван поднял автомат лежащего без сознания немца и тоже залег в кустах. Рядом с собой он заметил темный силуэт того самого тюка, который его чуть было не зашиб при падении. Иван отложил автомат и быстро расшнуровал тюк. В нем были заряды взрывчатки, провода, гранаты, консервы, рация, а главное — пулемет MG-34 и несколько коробок с лентами для него. Иван достал пулемет, пристегнул коробку с лентой, открыв крышку ствольной коробки, уложил конец ленты в механизм подачи и, поставив трофейный пулемет на сошки, изготовился к стрельбе.

Немцы приземлились всего метрах в ста и, уже закончив собирать парашюты, направились к роще. Иван прицелился и нажал на спусковой крючок. Первая же очередь срубила двоих диверсантов, а оставшиеся мгновенно залегли и начали отстреливаться из автоматов короткими очередями. Рядом с Иваном такими же короткими очередями начал стрелять Ничипуренко. Где-то вдали послышались крики: «Подъем! Тревога! Взвод к бою!» Послышался рев танкового дизеля, и вскоре на опушку с лязгом выкатился один из танков. Оставшиеся трое диверсантов вскочили и, пригнувшись, побежали прочь в ночную темноту. Иван, выпустив им вслед длинную очередь, побежал за ними вдогонку. Позади Терехова, тяжело топая сапогами, бежал Ничипуренко. Мимо пронесся танк из третьего взвода. Поняв, что убежать не удастся, трое оставшихся в живых диверсантов боязливо встали с поднятыми руками.

29 июня 1941 года. Деревня Окуневка.

Деревенская площадь.

К вечеру, когда рота фон Блицмана уже была готова к выдвижению, в деревню прибыл взвод мотоциклистов и рота панцергренадеров на грузовиках. «Россиянские освободители» кучковались около собранных в деревне крестьянских телег. К ним подошел пузатый попик с грязной нечесаной бородой и огромным золоченым крестом поверх засаленной рясы. Он затянулся сигаретой, которую только что стрельнул у кого-то из немецких солдат, и, размахивая воняющим кадилом, начал блеять молитву, благословляющую солдат «Россиянской Освободительной Армии» на борьбу с большевизмом и прославляющую германского фюрера Адольфа Гитлера, якобы несущего свободу русскому народу.

— Адонай элоэйну адонай эхад! Господь бог наш, господь единый! — картаво блеял христианский мракобес. — Иже еси на небеси! Славься фюрер германский Адольф Гитлер, якоже земное воплощение бога нашего Иешуа, сына Иеговы-Савоафа! Да будут прокляты отошедшие от церкви русские атеисты-язычники! Да снизойдет на них гнев господен, вложенный в наши руки в виде немецкого оружия! Освободим святую православную Россиянию от сатаны Сталина и его коммунистических бесов! Бей коммунистов! Бей русских!

В конце своей молитвы попик сорвался на визг. «Россиянские освободители» встали на колени и, вылупив безумные после выпитого самогона глаза, истово крестились, бормоча молитвы. Темные христианские боги вновь требовали кровавого жертвоприношения.

— Чь-его рас-сели-ись, тармое-еды?! — крикнул подошедший немецкий фельдфебель. — Шнеля, шнеля, думкопфен!

— Яволь, пан офицер! — подобострастно ответил Афанасович, кланяясь немцу, и заорал на своих подчиненных. — Быстро на телеги, ублюдки, пан офицер приказывает!

Каратели, боязливо глядя на фельдфебеля, прекратили блеять молитвы и, встав с колен, полезли на телеги. После того, как Афанасович прогневал гауптштурмфюрера фон Блицмана, пытаясь его ублажить, они опасались пререкаться с немцами. Сам Афанасович так и не мог понять, чем же так прогневал эсэсовца. Наиболее вероятной причиной он считал то, что из-за спешки не приказал Мишане подмыться, и господин офицер побрезговал его грязной задницей.

Вскоре диск солнца закатился за лес, окрасив небо в зловещий багрово-красный цвет. Немецкая колонна двинулась в путь. Впереди следовал мотоциклетный взвод, разведывая дорогу. За ним на телегах тащились каратели из РОА, которые временами спешивались в болотистых низинах и укладывали на дорогу бревна и вязанки хвороста, чтобы предотвратить возможное увязание следовавших позади танков. Поскольку новые Pz-IVF2 были в полтора раза тяжелее, чем танки первых серий при сохранении той же ходовой части, лишь со слегка расширенными гусеницами, то мягкий грунт, а тем более болотистый, представлял для них серьезную проблему. Замыкала колонну панцергренадерская рота на грузовиках.

К середине ночи рота фон Блицмана прибыла на исходную позицию. Впереди и по бокам располагались остальные силы его танкового полка, усиленные дивизионом самоходной артиллерии и дивизионом противотанковых самоходок. В километре перед ними находились траншеи, занятые пехотой. Между траншеями и расположением эсэсовского танкового полка находился еще и танковый полк из состава свежесформированной 22-й танковой дивизии, имевшей на вооружении старые русские Т-26Э с башнями от Pz-Ш и чешские Pz-38(t). Где-то позади роты фон Блицмана в паре километров развертывались батареи 150-мм корпусных гаубиц. И это только то, что было известно Йозефу. А кроме этих сил к наступлению готовились другие танковые и пехотные дивизии, также усиленные артиллерией и противотанковыми частями. Судя по высокой концентрации войск на узком участке фронта, наступление предстояло серьезное. По данным разведки, русские тоже стягивали в этот район значительные силы, но вряд ли успели сосредоточить войска, а потому упреждающий удар гарантировал успех. Оглядев в бинокль освещенные лунным светом поля, которым предстояло стать полями грандиозного сражения, Йозеф лег спать, приказав разбудить себя в пять утра.

30 июня 1941 года. Роща близ деревни Ольховка.

Палатка командира танковой роты капитана Терехова.

На рассвете капитана Терехова разбудил грохот артиллерийской канонады. Он попытался вновь уснуть, но минут через двадцать его растолкал сержант-связист.

— Товарищ капитан, на проводе командир батальона!

— Капитан Терехов слушает! — сказал Иван в протянутую сержантом трубку полевого телефона.

— Ванька, немцы пошли в атаку как раз в трех километрах от нашего батальона, — сквозь шорох помех послышался в трубке голос комбата. — Поднимай свою роту. Прогревайте двигатели. Если немцы прорвут оборону, то наш батальон должен будет заткнуть прорыв. Выдвигаться будете по команде.

— Так точно, товарищ майор! — ответил Иван.

— Да, еще за поимку диверсантов объявляю тебе благодарность и сегодня же представлю к награде и тебя, и твоего Ничипуренко. Только проведи с ним политическую беседу на тему пролетарского интернационализма.

— Есть, товарищ майор, провести политическую беседу! — бодро ответил капитан Терехов.

— Вот и хорошо, молодец! Удачи! Сегодня, похоже, предстоит тяжелый день!

Капитан вернул трубку полевого телефона сержанту и, выйдя из палатки, прокричал:

— Рота, подъем! По машинам! Комвзводов ко мне!

В роще началось движение. Механики-водители полезли в танки заводить двигатели. Наводчики, стрелки и заряжающие складывали и паковали палатки. Командиры взводов уже бежали к капитану Терехову.

— Ну, что, чудо-богатыри русские?! Постоим за землю нашу, за наши города и села?! За наших жен и детей, за традиции древние?! Да за советский строй?! Который раз уже басурмане-крестоносцы лезут на Русь. Мало им было Чудского озера, Куликова поля да Бородинского! Еще захотели, суки заграничные. Танки свои вновь крестами размалевали и вновь полезли на нашу землю русскую. Как говаривал товарищ Александр Невский, кто с мечом к нам придет, тому от меча звездец и настанет! Так разгромим же на хрен проклятых крестоносных супостатов! Не отдадим землю русскую на поругание буржуям да мракобесам!

— Разгромим, товарищ капитан, не сомневайтесь! — бодро отвечали командиры взводов. — Громить крестоносных тварей долг любого русского патриота!

— В общем так, сейчас прогреваем двигатели и ждем команду. По команде выдвинемся в район высоты 36.7, где примем бой. Вопросы есть?!

— Никак нет, товарищ капитан!

— Вот и хорошо. Тогда по машинам! Да, еще, позовите комсомольца Ничипуренко.

— Есть, позвать комсомольца Ничипуренко, товарищ капитан!

Минут через пять послышался треск ломаемых кустов и тяжелый топот. К Терехову подбежал запыхавшийся Ничипуренко.

— Вызывали, товарищ капитан?! — немного отдышавшись, спросил боец.

— Да, мне комбат поручил провести с вами политическую беседу на тему пролетарского интернационализма, — начал Терехов, не совсем понимавший, что конкретно он должен поведать бойцу. — Понимаете ли, товарищ боец, в своей ненависти к врагу мы должны руководствоваться пролетарским интернационализмом. Вы понимаете, что это означает?

— А що це может означать? Це значит, що нужно бить фашистских жидов... Спасать Россию... Так, товарищ капитан?

— Товарищ боец, пролетарский интернационализм учит нас, что для спасения России нужно бить всех подряд. И жидов, и не жидов, и фашистов, и антифашистов! Теперь понятно?!

— Так точно, товарищ капитан! Бей всех подряд, спасай Россию! — с энтузиазмом ответил Ничипуренко и, широко улыбнувшись, добавил: — Так даже проще, нэ надо разбирать, хто из фашистов жид, а хто нэт!

— Это хорошо, что вам понятна сущность пролетарского интернационализма, товарищ боец! — оптимистично завершил политическую беседу капитан Терехов, надеясь, что проведенная беседа удовлетворит и комбата, и батальонного комиссара. — Ступайте к своему танку, товарищ боец. Сегодня нам предстоит постоять за нашу советскую Родину, за нашу милую Россию!

— Есть, товарищ капитан! — ответил Ничипуренко и, развернувшись, зашагал меж деревьями.

Иван тоже направился к своему танку, который уже ревел неподалеку еще не прогревшимся двигателем. Утренние лучи восходящего солнца весело играли в зеленой листве родных русских березок. Начинался новый день. Для кого-то он мог стать последним. Но никто из русских танкистов не боялся смерти, зная, что если он погибнет, то его жизнь продолжится в памяти народа. В этих самых русских березках. Каждый знал, что он жив, пока жив Русский Народ.

30 июня 1941 года. Поле в четырех километрах от деревни Ольховка.

Взгляд из люка PZ-IVF2.

На рассвете Йозефа фон Блицмана разбудил грохот канонады. Началась артиллерийская подготовка перед наступлением. Танкисты, ежась от утренней прохлады, лезли по скользкой от утренней росы броне к люкам своих машин. Один за другим заводились танковые двигатели. В пять двадцать Йозеф по радио получил команду начать выдвижение. Его рота, состоявшая из четырех взводов, следовала взводными колоннами. Впереди параллельно шли два взвода недавно поступивших с завода Pz-IIIL. За ними взвод Pz-IVF. А позади двигался взвод экспериментальных Pz-IVF2. Гауптштурмфюрер фон Блицман стоял, высунувшись по пояс из люка, держа в руках цейсовский бинокль. Время от времени он подносил его к глазам, чтобы осмотреть окрестности.

Где-то далеко впереди, в стороне русских позиций в предрассветной дымке грохотали разрывы снарядов. В поле были видны пехотные и танковые части Вермахта, двигающиеся вперед, перестраиваясь из ротных колонн во взводные. За частями Вермахта шли танковые и панцергренадерские части СС. Впереди всех, подгоняемые немецкими автоматчиками, трусливо бежали цепью предатели из карательного батальона РОА. Записываясь на службу к оккупантам, они не предполагали, что придется идти в бой. Но теперь было уже поздно. И хотя они озирались по сторонам, ища возможность сбежать, но кругом были ряды серо-зеленых немецких мундиров и стволы автоматов. А где-то впереди русские окопы.

Вскоре ответный огонь открыла и русская артиллерия. Стрельба была явно не прицельной, а заградительной, не наносившей особо большого ущерба наступавшим. Но это дало возможность немецкой звукометрической разведке засечь расположение батарей противника, и тогда в дело вступили тяжелые 173-мм пушки К-18, которые до этого молчали. В то же время русским из-за плохого развития звукометрической службы сложнее было вести контрбатарейную борьбу. После того, как загрохотали выстрелы пушек К-18, интенсивность огня русской артиллерии заметно снизилась. Батареи или были подавлены, или начали срочно менять позиции.

Зато по мере приближения немецких войск к переднему краю оборонявшихся в дело включились русские полковые и батальонные пушки и минометы. Кое-где по цепям РОА ударили пулеметы. Некоторые из предателей, понимая, что служба врагам еще не гарантирует им сохранение жизни, попытались бежать или залечь. Но и тех, и других безжалостно отстреливали продвигавшиеся за ними немецкие части. Сами немцы с увеличением плотности огня противника предпочитали передвигаться перебежками. Теперь уже, выйдя на рубеж атаки, немецкие войска полностью развернулись в цепи.

Первой по-прежнему шла сильно поредевшая цепь солдат РОА, за ними в сотне метров шли танки Pz-26(r)B и Pz-38(t), в сопровождении немецкой пехоты. Еще дальше шли эсэсовские танки Pz-IIIJ, Pz-IIIL, Pz-IVE и Pz-IVF дивизии «Тотенкопф», сопровождаемые пехотой на бронетранспортерах. Четвертой, самой последней цепью двигался взвод танков Pz-IVF2 под командованием гауптш-турмфюрера фон Блицмана. Остальные три взвода его роты шли впереди в общей эсэсовской цепи.

Легкий ветер быстро развеял утренний туман, и русские позиции были видны достаточно четко, тем более что основные огневые точки и позиции противотанковых орудий уже успели себя демаскировать. Длинноствольные 75-мм пушки новых танков достаточно эффективно подавляли русские 45-мм и 57-мм противотанковые пушки. Но основного противника, для боя с которым создавались эти танки — русских тридцатьчетверок, пока видно не было.

К тому времени, когда немецкие войска подошли к первой линии русских траншей, почти все солдаты РОА были выбиты. Тех немногих, кто все же подошел близко, русские солдаты уничтожили в первую очередь — быстро и безжалостно. Этих продажных тварей не жалел никто, ни преданные ими русские, ни немецкие хозяева. Такова уж судьба изменников.

Русские пехотинцы, уцелевшие под шквальным огнем в перепаханных разрывами снарядов и мин траншеях, сопротивлялись героически, отстреливаясь до последнего патрона, бросаясь с гранатами на немецкие танки и врукопашную на превосходяшие силы немецкой пехоты. Но почти часовой артобстрел и мощный огонь приближающихся немецких танков и штурмовых орудий обеспечил успех немецкой пехоте еще до того, как она достигла русских позиций. Бой в траншеях свелся лишь к добиванию немногочисленных выживших, в том числе и раненых. Немецкая пехота, выметя огнем своих МР-38 в упор первую линию траншей, как огненной метлой, почти без остановки двинулась дальше.

Немецкая артиллерия перенесла огонь на вторую русскую линию обороны. В небе постоянно кружили разведчики Fw-189, корректируя огонь немецкой артилллерии. Вскоре появились и пикировщики Ju-87, волна за волной пикировавшие на русские противотанковые батареи, сбрасывая 200-килограммовые фугасные бомбы. На вторую линию траншей обрушился огненный ураган даже более мощный, чем на первую.

Когда через полчаса немецкие, цепи достигли второй линии обороны, то бой в них продолжался не намного дольше, чем на первой линии. Несколько уцелевших ДЗОТов достаточно быстро сожгли немецкие огнеметчики. А затем, бросая ручные гранаты, немецкая пехота ворвалась в траншеи, стреляя в упор из автоматов. Бой длился не более десяти минут. Шедшие первой волной части Вермахта понесли даже меньшие потери, чем предполагалось, если не считать полностью перебитого батальона РОА. Хотя этих подонков и сами немцы не считали за людей.

Русская оборона была практически прорвана. Подтянувшиеся стрелковые части, спешно окапывающиеся в двух километрах за прорванной основной линией, не были особым препятствием для продвижения лязгающей гусеницами стальной лавины немецких войск. Путь вперед был открыт. И пока передовые части при поддержке штурмовых орудий и пикирующих бомбардировщиков атаковали подтягивающиеся русские резервы, эсэсовские танки и бронемашины уже перестраивались в колонны для стремительного броска в прорыв.

30 июня 1941 года. Роща близ деревни Ольховка.

Вид из люка танка Т-34М.

— Ясень-четыре! Ясень-четыре! Ответьте Березе! — послышался в наушниках вызов из штаба полка.

— Ясень-четыре на связи! — практически сразу ответил Иван, сидевший на башне своего танка и смотревший вдаль, где вились немецкие пикировщики и грохотали разрывы бомб и снарядов.

— Ясень-четыре, противник атаковал крупными силами позиции 24-й стрелковой дивизии. Несмотря на героическое сопротивление нашей пехоты, он прорвал оборону и вводит в прорыв крупные танковые силы. Ваша задача остановить продвижение противника контрударом и нанести ему максимальный урон. Остальные роты полка подтянуться и также вступят в бой.

— Ясно, Береза! Начинаем выдвигаться!

— Артиллерия вас не поддержит, противник подавил наши батареи. Хорошо, хоть летчики обещают отогнать «лаптежников». Но на поддержку с воздуха тоже пока не рассчитывайте. На помощь подтянутся мотострелки из нашей дивизии. Идущая сюда пехотная дивизия будет не раньше чем часов через четыре-пять. Ладно, удачи, Ясень-четыре!

— Спасибо, Береза! — ответил Иван и вызвал по радио свои экипажи. — Вперед, Славяне! В бой за Родину!

Взревели моторы танков, и рота помчалась навстречу наступающим немецким войскам. Справа вдали из перелеска показались танки другой роты батальона. К несчастью, дивизия была слишком рассредоточена, и пока батальону пришлось вступать в бой, не дожидаясь подхода остальных сил даже своего полка. А тем более уж не дожидаясь, пока подтянется вся дивизия. Немецкие пикировщики, разгрузив весь свой боезапас, уже легли на обратный курс, набирая высоту, когда со стороны солнца на них спикировали русские истребители. Атака была настолько стремительна, что ни бомбардировщики, ни истребители охранения не успели сразу сориентироваться. Кроме того, немецких летчиков сбило с толку еще и то, что русские истребители сразу атаковали бомбардировщики, не связав предварительно боем группу прикрытия. Русские, как всегда, воевали «не по правилам». Один раз атаковав бомбардировщики и значительно прорядив их строй, русские самолеты начали уходить на север. Немецкие истребители, имея примерно равную численность, погнались за ними. В этот момент появилась вторая группа русских истребителей для окончательной расправы с «лаптежниками». За истребителями появилась и восьмерка пикирующих бомбардировщиков Пе-2.

Вскоре вернулись немецкие «Мессершмитты», которые, однако, попытались уклониться от боя. Вероятно, у них было на исходе горючее, так как до этого они продолжительное время барражировали над полем боя, прикрывая эскадрилью «лаптежников», большая часть которой ныне догорала на земле. Теперь уже русские истребители занялись охотой на немецких коллег. Пе-2, отбомбившись по наземным целям, также поучаствовали в избиении немецких самолетов, тем более что и проектировались они изначально как тяжелые истребители. Понеся относительно небольшие потери и даже сбив две русские машины, немецкие самолеты предпочли убраться в сторону своего аэродрома.

Минут через двадцать появилась новая эскадрилья немецких истребителей, но на этот раз уже без бомбардировщиков. Теперь топливо было на исходе у русских самолетов, да и боезапас они успели основательно поизрасходовать. Таким образом, после непродолжительного боя русским летчикам пришлось вернуться на свои аэродромы, и господство в небе опять вернулось к Люфтваффе. Прогнав русские самолеты, немецкие летчики не стали заниматься охотой на наземные цели, а принялись неторопливо барражировать на большой высоте, всматриваясь вдаль и ожидая появления свежих сил противника. Похоже, что их задачей было не подпустить русские бомбардировщики, вздумай таковые появиться.

Кружившие высоко в небе «мессеры» не особо беспокоили танкистов — лишь бы не появились «лаптежники». Другие роты подтянулись достаточно быстро, и батальон выдвинулся к месту прорыва немцев в полном составе, имея в своих рядах сорок танков Т-34М. Первое столкновение произошло достаточно неожиданно. Поднявшись на пологую возвышенность из низины, Иван увидел достаточно странные танки. Это были Т-26Э с башнями от немецких Pz-III с белыми крестами, намалеванными со всех сторон.

Иван, который до этого стоял, высунувшись по пояс из башни, сел на командирское сидение, закрыл люк и дал команду к бою. Заряжающий уже загнал в ствол бронебойный. Грохнул выстрел. Бронебойный снаряд с расстояния в полкилометра легко пробил почти вертикальный лобовой бронелист одного из немецких танков. Танк остановился. Из башни вылез только один немецкий танкист и заковылял в сторону залегшей позади танков пехоты. Он, похоже, был ранен в ногу. Больше из подбитого танка, который окутали клубы дыма, никто не появился. Другие машины батальона также дали залп. Некоторые снаряды промазали, некоторые срикошетили, но все равно более десятка немецких танков было выведено из строя в первые же минуты боя.

А Иван тем временем оглядывал поле битвы. Судя по всему, батальон столкнулся непосредственно с главными силами противника. Цепь Т-26 была длинной и на левом фланге переходила в цепь Pz-38(t). За танками шла пехота. Частично — пешком, а частично — десантом на танках. Метрах в двухстах за первым эшелоном наступающих шел второй. Это уже были более мощные танки Pz-Ш и Pz-IV, сопровождаемые пехотой на бронетранспортерах. А вдалеке за вторым эшелоном маячил еще и третий. Конечно, слабо бронированные, даже несмотря на дополнительно навешенные бронеплиты, и плохо вооруженные Т-26 не были серьезными противниками для Т-34М. С тридцатьчетверками еще могли тягаться Pz-IIIL с их достаточно эффективными длинноствольными 50-мм пушками, проигрывая лишь в бронировании. Но дело было в количественном соотношении. Немецких танков просто было на порядок больше, чем русских.

Но, несмотря на подавляющее численное превосходство противника, тридцатьчетверки продолжали двигаться вперед, останавливаясь лишь для стрельбы.

— Внимание всем! Вперед не лезем! Бьем с дистанции! — раздался в наушниках голос командира батальона. — Кому сказал, вперед не лезем?!

Тридцатьчетверки встали и начали расстреливать приближающиеся немецкие танки. Противник продолжал двигаться, пытаясь сблизиться на расстояние, с которого 37-мм и 50-мм пушки могли бы хоть как-то пробивать броню тридцатьчетверок. Они теряли машину за машиной, но продолжали наступать, надеясь на свое количественное превосходство.

По мере сокращения дистанции появились потери и среди русских танков. Командир батальона приказал двигаться задним ходом в низину, отстреливаясь с коротких остановок, чтобы занять оборону там. Это было достаточно своевременное решение, которое позволило хоть немного сократить влияние численного превосходства немцев. В таком случае немецкие танки вступали бы в бой по мере появления на вершине склона, да к тому же им был бы затруднен обзор и обстрел целей, расположенных в низине.

Тридцатьчетверки не спеша начали отход, продолжая наносить урон противнику. Но и сами несли при этом потери. Первый эшелон немецких войск снизил скорость, чтобы подождать второй эшелон, но все равно оказался на вершине подъема раньше. Находясь на гребне, танки оказались наиболее уязвимы за счет плохого обзора вниз. Кое-кто из немецких танкистов даже не отважился соваться в низину раньше времени и дал задний ход.

30 июня 1941 года. Поле в четырех километрах от деревни Ольховка.

Взгляд из люка PZ-IVF2.

Когда и вторая линия русских траншей была преодолена, пехотинцы, наступавшие в первой волне, сели на броню танков и продолжили дальнейшее движение в качестве танкового десанта. Шедшие вторым эшелоном танки и бронетранспортеры эсэсовской дивизии «Тотенкопф», ввиду отсутствия противника, для увеличения скорости движения вновь перестроились во взводные колонны. Гауптштурмфюреру фон Блицману так и не удалось поучаствовать в бою, все прошло без него. Когда его танк, переваливаясь через воронки, проходил через первую линию разгромленных позиций, в небе появились русские пикирующие бомбардировщики Пе-2, имевшие «истребительные» летные характеристики и неплохую точность бомбометания.