Гейдрих специально начал с комплиментов в адрес Гитлера, зная, как Гиммлер обожает фюрера. Сам Гейдрих это обожание не разделял и относился к Гитлеру весьма критически, хотя до сих пор старался это скрывать.
— Но сейчас начался новый этап в истории Германии. Взятие власти, возрождение нации и государства, объединение немецких земель было лишь началом. Гитлер выполнил свою задачу блестяще. Но сейчас, повторяю, новый этап. И Германии нужен новый вождь. Гитлер, как кораблестроитель, построил броненосец Германского Рейха и спустил его на воду. Теперь кораблю нужен капитан. Приход к власти через выборы, митинги и пропаганду, внешнеполитическое лавирование в период становления Рейха завершены. Теперь нужен новый вождь, который сможет твердой рукой вести окрепшую Германию. Теперь уже не нужны искусство лавирования и ораторские навыки. Теперь нужны ясный ум и твердая воля. И есть такие качества только у вас, Генрих...
— Э-э-э... Мы-ы-ы... — потупился несостоявшийся преподаватель гимназии. — Может, оно и так, а может, и этак... Ну... Это...
— Генрих, время не ждет! Необходимо принимать решение — Германия на грани краха!
— Ну... Это... У нас есть... Фюрер говорит, что у нас есть вундерваффе, которое обеспечит нам победу... — проблеял испуганный Гиммлер.
— Так оно есть или «фюрер говорит»?! Вы сами знаете, как Адольф Алоизович, будучи опытным политиканом, умеет блефовать. Он и ранее неоднократно умудрялся обыгрывать не только англофранцузов, но даже и евреев на их же собственном поле политических интриг и лжи. Мы же с вами в курсе того, что происходит в области вооружений. Реактивные самолеты еще только в стадии разработки. Истребители Me-163 и Ме-262 смогут поступить на вооружение не раньше, чем через пару лет. Даже если произойдет чудо, то не ранее, чем через год.
— Но когда они поступят...
— Германия уже будет разгромлена, как это ни печально! А ведь в чем основная причина задержки с разработкой реактивных самолетов?! В том, что руководители Рейха больше думают о своей политической карьере, а не о технике. Они просто боятся нового! То же самое и с ночными истребителями, оборудованными радарами. Англичане начали их разработку еще в 1936, а мы только год назад. А с танками и противотанковыми пушками?! За конструирование нового танка взялись только сейчас. Первые опытные образцы будут лишь к весне, серийные экземпляры не ранее конца следующего года. Да и модернизированный вариант Pz-IVG, который хоть и приблизился по своим характеристикам к русским Т-34, серийно появится не раньше зимы. А русским KB мы вообще ничего не сможем противопоставить...
— Но ведь начали разработку средних танков Pz-V и тяжелых Pz-VI...
— А когда они будут готовы?! Не ранее чем через год! А когда в достаточном количестве поступят на вооружение?! Знаете, сколько русские производят танков в месяц?! Более двух тысяч Т-34М на четырех заводах и более пятисот КВ-3 на двух заводах! Кроме того, они еще разворачивают выпуск простых и дешевых легких танков, использующих автомобильные узлы. Это последние данные разведки. Русские с первого же дня войны перевели всю экономику на военные рельсы. Подчеркиваю — всю! Их основной лозунг — «Все для фронта, все для победы!». А наш фюрер все печется о благосостоянии немцев, не задумываясь, что все это благосостояние скоро окажется под гусеницами русских танков! Германии нужен новый вождь! Гитлер должен передать свои полномочия вам, Генрих!
— Но... Но он не согласится... Я даже не решусь ему это предложить...
— Ему это предложат мои люди. И от их предложения он не откажется.
— Вы не понимаете, Гитлер — великий человек!... — Рейхсфюрер смотрел на своего подчиненного с откровенным страхом. Предложение Гейдриха могло стать как спасением для Рейха в случае успеха, так и погибелью лично для самого рейхсфюрера в случае провала.
— Генрих! — обнадеживающе улыбнулся глава РСХА. — Никто не причинит вреда фюреру. Его, можно даже сказать, мы спасем от позорного разгрома. В противном случае он потеряет репутацию, а возможно, и жизнь. Он просто уступит вам управление Рейхом и отправится в Оберзальцбург на почетный заслуженный отдых... Писать мемуары, дальше развивать теорию национал-социализма...
То, что самолет с Гитлером, разумеется, случайно будет сбит якобы американскими истребителями сопровождения, Гейдрих, естественно, умолчал.
— Ну, тогда... может быть... но я все равно не знаю... — нерешительно выдавил из себя Гиммлер.
— Вот и хорошо! — Гейдрих улыбнулся. — Я знал, что вы решительный человек, с твердой волей. И только вам можно доверить судьбу Рейха!
Обергруппенфюрер вздохнул с некоторым облегчением. Он и не ожидал от Гиммлера особой решимости, но хорошо, что рейхсфюрер хотя бы не запаниковал и не сдал его. Гейдриха устраивало, в принципе, даже такое невнятное согласие. Главное, чтобы в течение ближайших двенадцати часов Гиммлер не передумал и не доложил бы от страха о заговоре Гитлеру или кому-либо еще. Возможно, действительно стоило сделать ставку на Геринга или Бормана. В Рейхе только эти двое были способны на самостоятельную игру и по своему положению, и по личным качествам. Хотя с Герингом Гейдрих бы не рискнул иметь дело. Геринг — подлец еще тот. Вот с Борманом можно было бы договориться. Тем более что, по сведениям СД, и Геринг, и Борман имели свои каналы связи с русскими. Но что-либо менять уже было поздно. Ставки были сделаны. На аэродроме под Берлином Гейдриха уже ждал самолет, а в Восточной Пруссии диверсионно-разведывательный спецбатальон СС «Дер Шварце Адлер» выдвигался на исходные позиции в пяти километрах от бункера фюрера.
Гейдрих зашел в свой кабинет и, набрав телефонный номер, произнес в трубку кодовую фразу:
— Айнзац команде провести карательные мероприятия в районе Варшавы.
— У нас нет грузовиков для перевозки личного состава. Прибудем на место только завтра по железной дороге.
Ответная фраза означала, что командир батальона «Дер Шварце Адлер» штандартенфюрер СС Норман правильно понял приказ о начале операции и никаких проблем пока нет. А фраза об «отсутствии грузовиков» означала, что бронетранспортеры с крепкими парнями, одетыми в камуфляж со знаками различия саперных частей СС, уже благополучно прибыли в район сосредоточения. Следующий телефонный звонок был сделан в нейтральную Швейцарию в филиал южноафриканской фирмы «Интерминерале».
— Как дела с контрактом на поставку марганцевой руды? Немедленно сообщите нашим партнерам, что мы хотим как можно скорее провести переговоры с их генеральным директором.
Агент аусланд-СД в Женеве тоже все понял верно и немедленно перезвонил своему коллеге, работавшем в другой южноафриканской фирме — «Националемашинен». Это были коллеги с «двойным дном». С одной стороны, они оба официально работали в южноафриканских фирмах, а с другой стороны — обе фирмы были «крышами» для разведок. И коллега был сотрудником русского НКВД. Соответственно, менее чем через два часа передатчик советского посольства в Женеве отстучал в Москву шифровку о том, что высшее руководство РСХА запрашивает прямой контакт с наркомом Берией.
Гейдрих тем временем быстрым шагом вышел из кабинета и в сопровождении пяти верных офицеров СС спустился к ожидавшим у подъезда машинам. Два мощных черных «Мерседеса» помчались в сторону Адлерсгофа, где на летном поле уже прогревал моторы Фокке-Вульф Fw-200 «Кондор», готовый немедленно вылететь в Восточную Пруссию.
3 июля 1941 года. Восточная Пруссия.
Ставка Гитлера «Вольфшанце».
Полковник фон Антиповдорф, член союза германских офицеров, трясся в ехавшем по проселочной дороге «Вандерере». Голова дико болела после выпитого накануне украинского самогона, смешанного с французским шампанским. Постоянно тянуло блевать. А на коленях у полковника лежал небольшой, но увесистый портфель. И от его тяжести на каждом ухабе у полковника замирало сердце. Ведь если то, что он везет фюреру, сработает раньше, то ни от машины, ни от самого полковника ничего не останется. Бомба была, как заверяли те, кто ее изготовил, очень мощной.
Вечерело. Машина благополучно миновала второе КПП. Вскоре показалось и третье. Три кольца охраны. Шлагбаумы. Колючая проволока. Минные поля. Автоматчики. Овчарки. Ставка фюрера охранялась очень хорошо. Но никто из часовых на контрольно-пропускных пунктах, тщательно осматривающих машины и проверяющих документы, не осмеливался заглянуть в портфель полковника, где вместо секретных карт лежало пять килограммов мощнейшей взрывчатки, извлеченных из русских противотанковых кассетных авиабомб.
Вот открылся шлагбаум и на третьем КПП. Машина простояла перед ним почти восемь минут. Полковник засек по часам. Солдаты охраны заглядывали даже под сиденья, а у водителя проверили содержимое карманов. Последняя и самая тщательная проверка будет на входе в бункер. Там могут и содержимое портфеля потребовать предъявить. Сердце полковника бешено колотилось. Вот машина остановилась. Водитель услужливо открыл для полковника дверцу. Фон Антиповдорф на негнущихся ногах пошел навстречу своей судьбе.
На входе в бункер стояли уже не солдаты, а офицеры охраны. Полковник покорно сдал свой пистолет. Его обыскали, ощупав с ног до головы. Поверили документы и убедились, что его фамилия значится в списке приглашенных на совещание. Затем один из офицеров охраны спросил:
— Что у вас в портфеле, господин полковник?
— Планы оборонительных рубежей в Прибалтике... Секретные... — дрогнувшим голосом ответил фон Антипофдорф, решив, что это конец и сейчас его попросят открыть портфель.
Но офицер вернул полковнику пропуск со словами:
— Проходите, совещание начнется через шесть минут.
— Спасибо! — с облегчением ответил фон Антиповдорф и направился по лестнице вниз в глубь бункера.
В зале для совещаний собралось уже достаточно много офицеров и генералов. Присутствующие вполголоса осторожно обсуждали недавнее импульсивное решение Гитлера об отставке генерала Гудериана. Фюрер обвинил прославившегося еще во время французской кампании полководца в неудачах на фронте и с позором выгнал в отставку. Фон Антиповдорф только усмехнулся, ведь еще вчера Гудериан высокомерно отверг предложение присоединиться к заговору, а сегодня утром был с позором назначен козлом отпущения.
Полковник подошел к столу и незаметно поставил рядом с массивной резной дубовой ножкой свой портфель. Часовой механизм он привел в действие, еще спускаясь по лестнице. Теперь до взрыва оставалось около двадцати минут. Поставив портфель, фон Антиповдорф прислушался. Часовой механизм работал очень тихо, и его было не расслышать даже в полной тишине. Затем полковник, здороваясь с другими офицерами, не спеша прошел обратно к выходу и поднялся наверх. Наверху он объяснил офицерам охраны, что забыл в машине некоторые важные документы.
Как только полковник плюхнулся на заднее сиденье своего «Вандерера», сидевший за рулем лейтенант из числа заговорщиков, переодетый в солдатскую форму, завел двигатель.
— Все нормально? — спросил водитель.
— Да, лейтенант, — ответил фон Антиповдорф. — Пора уносить ноги.
— Да, надо поторопиться, — кивнул водитель. — Только фюрер до сих пор не приехал, а до начала совещания осталось лишь четыре минуты.
— У него еще есть время. Еще минут десять, — усмехнулся фон Антиповдорф. — Он успеет, даже если опоздает.
Первый КПП они проехали благополучно, но вот на втором их остановили и попросили съехать на обочину. Ожидался проезд кортежа Гитлера, который задерживался. Фон Антиповдорф и его водитель с волнением смотрели на часы — время шло. Наконец в вечерних сумерках показались фары приближающихся машин. У шлагбаума остановился закрытый «Мерседес-500». Старший офицер поста подскочил к головной машине и тут же дал отмашку солдатам открыть шлагбаум. Вслед за первой машиной проехал «Мерседес-бООК» и еще два 500-х. Офицеры и солдаты охраны стояли навытяжку, вскинув руки в приветствии.
Фон Антиповдорф посмотрел на часы — Гитлер опоздал почти на шесть минут. А ведь он еще только приехал. Если фюрер задержится и не сразу пройдет в зал-для заседаний, то все пропало. Охрана проверила документы у водителя и фон Антиповдорфа и неторопливо открыла шлагбаум. Времени оставалось впритык. Но когда машина подъехала к последнему шлагбауму, ее окружили солдаты охраны, клацая затворами автоматов.
Фон Антиповдорф посмотрел на часы. Они опоздали на три минуты, и на объекте уже была объявлена тревога. Солдаты охраны стояли, наставив на машину стволы автоматов. Водитель также достал из-под сиденья автомат, но пока не решился пустить его в дело. Немного подумав, он опустил стекло дверцы и, высунув голову в окно, крикнул:
— Я везу господина полковника, имеющего срочный приказ! В чем дело?!
— В бункере произошел взрыв, нам приказано не выпускать никого с территории. Выходите из машины, — ответил стоявший среди солдат офицер с обнаженным «Вальтером» Р-38 в руке.
Позади послышался шум мотора и показался свет фар. К КПП подъехал грузовик, из которого высыпали солдаты. В ночной тишине слышался зловещий лязг затворов. Водитель фон Антиповдорфа схватил автомат и начал стрелять в окно машины. Солдаты залегли и открыли ответный огонь. Одна из первых же ответных очередей изрешетила водителя. Его пальцы разжались, и автомат, стукнувшись о подножку, упал на асфальт. Водитель дернулся, повалился на руль и затих. Фон Антиповдорф лег на пол машины и от страха закрыл голову руками.
Стрельба прекратилась. Наступила тишина. Время шло. Фон Антиповдорфу эти две минуты показались вечностью. Наконец, снаружи послышались шаги, скрипнула дверца. Сильные руки элитной эсэсовской охраны схватили полковника и выволокли наружу. Он даже не пытался сопротивляться. Били его не долго, но больно, со знанием дела, ногами. Затем надели наручники и затащили в грузовик.
Из дверей бункера поднимался дым. На поверхности стояли офицеры и генералы. Солдаты охраны в противогазах выносили раненых и убитых. Медики оказывали первую помощь и перевязывали раненых. Чуть в стороне на земле лежало несколько трупов, укрытых брезентом.
Фюрер, целый и невредимый, мрачно стоял в отдалении около своего бронированного «Мерседеса» в окружении охраны. Гестаповцы уже вели опрос очевидцев. Фон Антиповдорфа выволокли из грузовика и швырнули на землю. Гестаповцы осветили его мощным ручным фонарем и стали по одному подводить офицеров, как из числа охраны, так и прибывших на совещание. Практически все они опознали в полковнике того, кто установил под стол в комнате для совещаний портфель с бомбой. Когда опознание было закончено, фон Антиповдорфа усадили в легковую машину и увезли.
3 июля 1941 года. Восточная Пруссия.
Лес в двух километрах от ставки Гитлера «Вольфшанце».
Уже смеркалось. На обочине заброшенной лесной дороги стояла колонна из пяти бронетранспортеров SdKfz-251. В бронетранспортерах сидели высокие и крепкие парни, вооруженные автоматами МР-38. Все они были одеты в камуфляжную форму с нашивками инженерно-саперных частей войск СС. На дороге послышался шум мотора легковой машины, и меж стволов деревьев пробились лучи фар, закрытых светомаскировкой.
Вскоре около бронетранспортеров остановился полноприводный «Хорьх-901». Из машины вышел обергруппенфюрер Гейдрих, одетый в эсэсовский камуфляж. К нему подошел высокий плечистый штандартенфюрер.
— Зиг хайль, господин обергруппенфюрер!
— Зиг хайль, господин штандартенфюрер! Ваши парни готовы?
— Так точно, господин обергруппенфюрер. Прикажете начинать?
Неожиданно откуда-то издалека со стороны ставки фюрера донесся вой сирены.
Гейдрих и штандартенфюрер Норман прислушались. Затем в той же стороне затрещали автоматные очереди. Затем все стихло.
— Что за черт! — выругался штандартенфюрер и крикнул сидевшему в бронетранспортере радисту: — Эй, Вайсман, выясни, что там случилось!
— Отступать все равно некуда, — мрачно сказал Гейдрих. — Если они объявили тревогу, то нужно действовать быстрее, пока они не подтянули войска. Начинайте, штандартенфюрер!
— Есть! Вайсман, давайте сигнал о начале операции.
— Господин штандартенфюрер! — заговорил радист. — Штурмбаннфюрер Цвейг докладывает, что на объекте по непонятной причине объявлена тревога и усилена охрана. Его группа видела, как на восьмом КПП внешнего периметра охрана задержала, а затем расстреляла легковую машину, выезжавшую с территории.
— Плохо, черт подери! — ответил Норман. — Действуем быстрее и жестче. Вайсман, сигнал «акация», действуем по четвертому варианту.
Гейдрих и приехавшие с ним двое офицеров запрыгнули в бронетранспортер. Следом за ними последовал штандартенфюрер Норман. Взревели двигатели, и подразделение двинулось в направлении «Вольфшанце».
Стоявшая на КПП охрана даже не успела сообразить, что произошло. Из темноты бесшумно скользнули пятнистые тени. Взмахи ножей, сдавленные стоны, и КПП был захвачен. А в отдалении уже слышался лязг гусениц бронетранспортеров с основной штурмовой группой. На втором КПП охрана попыталась оказать сопротивление, но была буквально сметена огнем пулеметов. Пока вроде все шло успешно, хотя и не по первоначальному плану. Но и на случай возможных осложнений заранее были отработаны запасные варианты. Неожиданно радист, прижав к ушам наушники и прослушав сообщение, сказал:
— Господин штандартенфюрер! Гитлер минут десять назад покинул ставку. Его ждут сейчас на аэродроме, где готов самолет для вылета в Берлин. Гауптштурмфюрер Готлоб подтверждает, что кортеж Гитлера уже проследовал в сторону аэродрома.
Норман от досады ударил своим могучим кулаком в борт бронетранспортера так, что стальной бронелист отозвался глухим грохотом. Это был полный провал. Можно было предусмотреть различные варианты штурма «Вольфшанце», но штурмовать бункер, когда там не было Гитлера, было бесполезно.
— Что будем делать, господин обергруппенфюрер?! — обратился он к Гейдриху. — Не думаю, что мы сможем здесь долго продержаться, если они подтянут войска. А пощады нам явно не будет.
— Да, ты прав, дружище. Гиммлер нас, скорее всего, сдаст, — вздохнул Гейдрих. — Ладно, выход один — придется договариваться с русскими. Давайте карту, штандартенфюрер, и командуйте своим парням отходить.
Штандартенфюрер тут же передал Гейдриху свой планшет с картами и достал ракетницу. В небо взмыла сначала красная, а затем зеленая ракеты. Эсэсовцы, продолжая стрелять, начали отходить. А Гейдрих уже внимательно разглядывал карту, несмотря на тряску в бронетранспортере, который разворачивался и набирал скорость.
— Норман, вот тут, в пятнадцати километрах, на карте обозначена радиостанция. Что это?
— Та-ак... Это стационарный узел связи... Вообще-то его создавали как запасной для штаба группы армий «Север», а заодно как запасной для ставки фюрера. Сейчас он законсервирован, но вполне работоспособен и может быть задействован в любой момент.
— Какая у него дальность действия? До Москвы добьет?
— Смотря на какой частоте... Ну, в общем, его сигнал можно принять и в Москве.
— Охрана серьезная? Сможем мы им воспользоваться?
— Охраны не более взвода. Думаю, что завладеть узлом связи труда не составит.
— Ваши радисты смогут воспользоваться аппаратурой и передать шифровку?
— Без проблем, они обучены пользоваться любыми передатчиками, даже русскими, польскими и английскими.
— Замечательно, тогда выдвигаемся туда, — резюмировал Гейдрих.
Через сорок минут взвод эсэсовцев ворвался на узел связи. Охрана восприняла вторжение как должное, а увидев самого Гейдриха, даже заявила о готовности подчиняться. До сеанса связи с агентом в Москве оставалось еще пятнадцать минут. Оставив группу солдат и двоих радистов, батальон на бронетранспортерах с максимальной скоростью двинулся по шоссе на восток. Примерно через час оставшаяся на радиостанции группа на мотоциклах догнала основную колонну и доложила, что шифровка отправлена без происшествий. К утру колонна достигла прифронтовой полосы, и диверсионно-разведывательный батальон постарался затеряться среди сосредоточенных там войск.
3 июля 1947 года. Москва.
Здание НКВД на Лубянской площади.
Лейтенант Петров сидел в своем кабинете и, зевая, читал новую книгу известного советского писателя Пушкова «Бешеная против троцкистов». На столе зазвонил телефон. И это как раз в тот момент, когда героиня книги, оперативница шантарского НКВД, все же смогла обнаружить в тайге около деревни Кукуево сброшенный фашистами на парашюте тяжелый восьмибашенный танк с диверсионной группой. Теперь она пыталась подбить его, стреляя из крупнокалиберного револьвера наган. Она уже отстрелила танку две башни, осталось еще шесть...
— Лейтенант Петров у аппарата!
— Товарищ лейтенант, тут какой-то странный гражданин пришел. Заявляет, что он германский шпион и ему необходимо срочно сообщить особо важные сведения, — послышался в трубке голос дежурного по управлению. — Сейчас его к вам приведут.
Лейтенант посмотрел на часы. Был час ночи. И что этого типа заставило так поздно с признанием заявиться. Может быть, пьян? Тогда бы дежурный сказал об этом. Может, предателя совесть замучила, и потому он решил среди ночи явиться в НКВД? Всякое бывает...
Конвойные ввели в кабинет прилично одетого мужчину средних лет. Незнакомец держался уверенно и, поздоровавшись, сразу жестом указал на конвой, намекая, что он хотел бы говорить с глазу на глаз.
— Конвой свободен! — сказал лейтенант.
Как только за конвойными закрылась дверь, незнакомец сел к столу и начал рассказывать.
— Моя настоящая фамилия Фукс, Клаус Фукс. Здесь я жил под фамилией Иванов. Я кадровый немецкий разведчик, СД, отдел VI-А. Внедрен в 1936 году. Менее часа назад я получил шифровку. Содержавшийся в ней приказ был подтвержден специальным кодом для особых случаев. Мне приказано немедленно явиться к вам и сообщить, что тот, кого ждет ваше руководство, перейдет линию фронта в течение ближайших суток в Прибалтике, на участке между Шауляем и побережьем Балтийского моря. Это все. Как я понимаю, ваше начальство более нас с вами в курсе этого дела. Мне было приказано лишь передать примерное время и место перехода линии фронта. То, что мне приказано сдаться вам, говорит о чрезвычайной срочности и важности сообщения. В приказе также подчеркивается, что я должен добиться серьезного отношения к моему сообщению и его немедленной передачи высшему руководству НКВД.
Лейтенант Петров задумался. То, что изложил сидевший перед ним человек, выглядело слишком уж немыслимо. Может, это сумасшедший? Взгляд вроде нормальный, держится уверенно.
— Вы можете чем-то доказать, что действительно являетесь германским агентом?
— Думаю, что моего знания немецкого и английского языков вам будет недостаточно? Я уже рассказал офицеру, с которым имел первую беседу о месте нахождения тайников с радиопередатчиком и шифрами. Но это в Подмосковье. Шифровку я принял дома на обычном радиоприемнике. Кстати, у меня с собой шифровальный блокнот, и специалисты вашей службы радиоперехвата могут убедиться, что в них действительно содержатся ключи к тем радиосообщениям, которые они наверняка перехватывали.
На столе зазвонил телефон.
— Лейтенант! — голос дежурного был взволнованным. — Это действительно немецкий агент! На том месте, где он указал, найден радиопередатчик!
— Так быстро?! Он говорил, что это где-то за городом...
— Да, мы позвонили областной милиции, и они поручили это дело местному участковому. Парень там попался расторопный. Сел на мотоцикл и через пять минут уже был на месте. Мы выслали туда оперативную группу...
— В таком случае, есть важнейшая информация, которую необходимо немедленно передать наверх. Думаю, что на уровень не ниже начальника управления.
— Сейчас час ночи, лейтенант! До утра не подождет?
— Слушай, Семеныч, дело серьезное, и нам, по-моему, лучше все же разбудить начальство сейчас, чем утром объяснять, почему мы этого не сделали.
4 июля 1941 года. Москва.
Ближняя дача Сталина в Кунцево.
У подъезда сталинской дачи остановился длинный черный ЗИС-101. Из машины вышел нарком внутренних дел Берия и быстрым шагом вошел в дом. Сталин встретил его в прихожей.
— Добрый вечер, товарищ Берия!
— Добрый вечер, товарищ Сталин!
— Проходите за стол.
Визит был незапланированным. Часы показывали два часа ночи, но руководителям страны было не до сна — в течение последних суток события развивались слишком стремительно. Днем Берия получил срочное сообщение о том, что руководство РСХА хочет начать прямые переговоры. Судя по тому каналу, который использовался для передачи сообщения, инициатива могла исходить лишь от Гиммлера или Гейдриха, менее вероятно, что от Мюллера или Шелленберга. И одновременно произошло еще два важных события. Во-первых, пришла срочная шифровка от резидента в Берлине о том, что началась новая «ночь длинных ножей» — массовые аресты как среди офицеров Вермахта, так и СС. В Берлин стянуты авиаполевые войска Люфтваффе, подчиняющиеся Герингу. Охрану Гитлера также теперь осуществляют не эсэсовцы, а парашютисты Люфтваффе. Судя по всему, раскрыт заговор, в котором участвовали не только армейские офицеры, но и эсэсовские. А во-вторых, один из агентов СД получил приказ сдаться НКВД и сообщить, что в ближайшее время «тот, кого ждут» перейдет линию фронта в Прибалтике.
В столовой Лаврентий Павлович подробно доложил о последних событиях. Сталин внимательно слушал, расхаживая вдоль стола.
— И что вы думаете по поводу всего этого, товарищ Берия? — спросил Сталин, когда нарком внутренних дел закончил доклад.
— Судя по тому, что берлинское радио передало речь Гитлера, которую он произнес сегодня, прибыв в Берлин, прямо с трапа самолета, сам Гитлер капитулировать пока не спешит. В своей речи он говорил о якобы неминуемой победе Рейха и заявлял, что будет безжалостен к тем, кто высказывает пораженческие настроения. Но после того, как наши войска разгромили их ударные группировки через неделю после начала войны, в победу уже не верят не только офицеры Вермахта, но и кое-кто в СС. Рейнгард Гейдрих и ранее был настроен достаточно критично по отношению к Гитлеру и его авантюризму. Похоже, что предложение о переговорах исходит от него или от Гиммлера. Если бы инициатива исходила от Гитлера, то зондаж был бы начат по дипломатическим каналам через нейтральные страны. Возможно, данная инициатива как-то связана с предполагаемым заговором против Гитлера, в котором, возможно, участвовали СС. Я хотел бы, чтобы вы, товарищ Сталин, более четко определили нашу позицию относительно этих переговоров.
Сталин задумался, раскурил трубку, помолчал, а затем ответил:
— Спасибо, что оперативно ввели меня в курс дела, товарищ Берия. Начинайте переговоры. Как только точно будет известно, кто их ведет, кто стоит за этими переговорами и чего они хотят, сразу докладывайте мне.
— Хорошо, товарищ Сталин. Я уже дал задание разведке выяснить, что произошло недавно в Германии. Действительно ли это был заговор и кто в нем реально участвовал. Похоже, что внутренний расклад в Рейхе сейчас очень серьезно поменяется.
— Еще бы не поменялся! — усмехнулся Сталин. — До недавнего времени весь мир считал Россию отсталой и лапотной. Вся Европа дрожала перед немцами. Французы и поляки вон как испугались, лишь завидев немецкие танки. А Русский Народ не побоялся хваленого тевтонского блицкрига. Более того, Русский Народ показал им, что такое настоящая война, когда в ответ на вызов встает вся страна, весь народ.
— Западу с его «свободой» и «демократией», где каждый за себя, где патриотизм считается чем-то неприличным, этого не понять, — усмехнулся Берия.
— А ведь по-настоящему понять нас мог бы лишь немецкий народ, — задумчиво сказал Сталин, перестав улыбаться. — И только Германия могла бы стать нашим настоящим союзником... А с этой буржуазной гнилью даже дело иметь противно, а приходится... Что поделать... Союзнички... Чтобы им пусто было...
4 июля 1941 года.
Позиции 3-й танковой дивизии СС «Тотенкопф» в сорока километрах от Вильно.
Недавний разгром был неожиданным и стремительным. После неудачной ночной немецкой атаки утром русские перешли в наступление. Они умудрились подтянуть к фронту свежесформированные из резервистов дивизии. Это позволяло им постоянно вводить в дело все новые и новые свежие силы. В то время как немецкие войска были измотаны и пополнялись крайне медленно. Из Германии и оккупированной Европы на фронт отправлялись полки и дивизии, спешно формировались новые. Но тягаться с русскими, развернувшими грандиозную мобилизацию, было невозможно. К тому же в тылу с первых дней войны появились партизаны. Их действия сильно осложняли воинские перевозки и отвлекали значительные силы с фронта.
С такими невеселыми мыслями Йозеф смотрел в бинокль в сторону русских позиций, где раздетые по пояс солдатики копали окопы и траншеи. После неудачного немецкого наступления линия фронта в целом вернулась в то же состояние, хотя на некоторых участках русским удалось продвинуться даже дальше.
На днях рота фон Блицмана получила в дополнение к трем Pz-IVF2 еще восемь трофейных русских танков Pz-34(r). Теперь лучшими танками немецких панцерваффе стали трофейные русские машины. Кроме того, активно работали и ремонтные подразделения, возвращая в строй поврежденные танки. Но количество танков все равно уменьшалось. Теперь танковый полк дивизии «Тотенкопф» по своей численности соответствовал только примерно полутора батальонам.
— Вы гауптштурмфюрер фон Блицман?! — оторвал Йозефа от размышлений чей-то зловещий голос.
Фон Блицман обернулся. Перед ним стоял штурм-баннфюрер СС и двое солдат полевой жандармерии, с направленными на Йозефа автоматами.
— Хайль Гитлер! Яволь, их бин гауптштурмфюрер фон Блицман! — отрапортовал Йозеф.
— Сдайте оружие и следуйте за нами! — Холодно произнес штурмбаннфюрер.
Йозеф отдал ему пистолет и под конвоем проследовал к стоящему неподалеку крытому грузовику, в котором уже сидели двенадцать офицеров его полка.