Title: АГЕНСТВО "ДНЯ"
      • Радиопослания президента можно слушать каждое воскресение в 19 часов в программе “С того света”.
      • Сношения Чубайса: с отцом — по телефону, с дочерью — лично.
      • В институте вирусологии были открыты два новых микроба-возбудителя сибирской язвы, которым были присвоены имена Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской.
      • На дне пустой казны валяется на спине Лившиц и сучит всеми шестью лапками.
      • Черномырдин толкает народ в революцию, а оппозиция вытаскивает его оттуда за шиворот.

      Тулово испускает дух в Барвихе, но головы на чешуйчатых шеях тянутся к кремлевским палатам. Шевелятся, мигают глазищами, шипят раздвоенными языками.
      Голова “Чубайс” в красной шерсти правит Россией, казнит и милует губернаторов, смещает министров, назначает послов, угождает двум неуемным в наживе женкам, от коих срам и разорение государству. Другая голова — “Черномырдин” — лакает из нефтяного пойла, душит неплатежами заводы, жалобно, по-бабьи, причитает, трусит, пыжится, мечтает о царствии, и там, куда он глянет, пухнут младенцы, падают самолеты, замерзают на северном ветру города. Третья голова — “Лившиц” -ухмыляется, пошучивает, обещает собрать налоги, выдать долги и пенсии, помалкивая при этом, что половину бюджета использовали на переизбрание тулова, а другую половину схарчили ворюгам и мздоимцам, перегнали за рубеж.
      Четвертая голова — “Рыбкин” — надувает защечные мешки, сыто рассуждает о мире, о правде и благоденствии, и под это прожорливое журчание боевики в Чечне строят армию, режут иноверцев, готовят удар по безоружной и беззащитной России. Много других голов, больших и малых, трусливых и наглых, смазливых и омерзительных, качаются, свисая меж зубцов и башен с кремлевской стены.
      Однако тулова больше нет. На его месте — дыра, пропасть, из которой, как из кратера, поднимается дым народного бунта.
      Быть бунту. Не верьте сусальным байкам о “богоносном народе”, о “мудром народном терпении”. Бунт зреет, как красное яблоко. Наливается, как утреннее солнце. И все громче на русской тальянке начинают звучать перламутровые переборы народного бунта.
      Ненавидят солдаты, у которых предатели отняли победу, изгнали из Чечни под улюлюканье и свист мерзавцев. Ненавидят офицеры, чьи элитные части по приказу Америки пускают в распыл. Ненавидят ткачихи, заваривающие жмых кипятком. Ненавидят шахтеры, отогревающие на своем теле младенцев. Ненавидят казаки, отданные на откуп абрекам. Ненавидят операторы атомных станций, знающие, как сунуть лом в ядерный кипящий котел. Ненавидят губернаторы, у которых Кремль оттяпал бюджетные деньги. Ненавидят академики, падающие в голодные обмороки. Ненавидят русские бандиты и воры, у которых чужаки отнимают добычу. И эта ненависть под виолончель Ростроповича, под фарфоровые улыбки Вишневской рванет и подымет на дыбы русский континент, брызгая на четыре стороны света магмой и кровью.
      Оппозиция, разумная, просвещенная, совестливая, делает все, что возможно. Пытается в Думе обуздать беззаконие. Силится в Совмине одолеть преступников, добивающих производство. Осуждает осатанелых, скупивших телевидение банкиров. Требует расследования государственных преступлений. Продвигает, где может, своих губернаторов. Ездит за рубеж, убеждая НАТО не двигать к Смоленску дивизии. Ходит на митинги, шествия. Собирает под свои знамена писателей, ученых, священников. Требовать от нее больше — бессмысленно. Валить на нее вину за боль, разочарование и тоску — безнравственно. Она, оппозиция, выдержав страшный удар режима, действует по закону добра и разума.
      Но сегодня в России вместо этих политологических законов благополучного времени действует иррациональный закон ненависти — разрушительный принцип возмездия, мистика народного бунта. И мы пока не видим того молодца, который протянул бы свою белую большую ладонь, поймал в нее падающее яблоко народного бунта.

      Помню, снимали мы на пароходе фильм “День ангела”. В массовке была дама с мартышкой на руках. Дали команду “мотор”, обезьянка испугалась, вырвалась из рук и тут же вскарабкалась на капитанский мостик. Остроумный Борис Андреев кинул реплику (она вошла в фильм):
      — В том-то и беда, сударыня, что в наше время каждая мартышка к рулю управления лезет.
      Часто теперь вспоминаю я его фразу.
      В стране безвластие. Так много желающих прорваться к рулю управления, что оторопь берет.
      Президент и раньше исчезал из поля зрения общественности, и прежде бывали времена, когда личный телохранитель, тренер по теннису, массажист или начальник финской бани, имеющие доступ к телу царя, обладали властью большей, чем премьер-министр или председатель парламента.
      Тайны кремлевского двора… Там идет какая-то скрытая напряженная борьба. Доносится только приглушенный хруст костей, да летят через каменный частокол отрубленные головы.
      Полетела голова всемогущего Телохранителя, забили каменьями Великого Теннисиста, даже могучего Генерала, усмирителя непокорных афганцев, вольных грузин и небритых азербайджанцев, и того вытолкали за ворота. А одно время казалось, что этот скульптурный Генерал, любимец перезрелых дамочек и творческой интеллигенции, и есть истинный президент страны; так он вел себя, так держался, такими полномочиями возобладал; телевидение даже шумно отметило 100 дней с момента его въезда в ворота под Спасской башней.
      Но вытолкали в шею и его.
      Что же там происходит, за Кремлевской стеной? Даже мы, в парламенте, не знаем. А живем бок о бок с Кремлем, только улицу перейти да пробиться сквозь ряды проституток — стройным полукружьем выстроились они от Триумфальной до Старой Площади, до бывшего здания ЦК КПСС.
      Но и мы ничего не знаем.
      Борьба между тем идет, это понятно. Закроешь глаза — так и видишь, как кряхтят, отпихивают друг друга локтями, яростно шепчут: “Дай порулить! Дай порулить!”
      Несчастная страна! Нет, не закончились ее муки, похоже, что самый страшный круг ада — впереди.
      Последнее время возник новый персонаж на политической сцене. Татьяна Ельцина, дочь президента. Кто такая? Как выглядит? Как проникла? Никто не знает. Полистал Конституцию — ничего про полномочия дочери президента не нашел…
      Но упорно говорят о все более усиливающемся влиянии этой дамы, о том, что образовался крепкий тандем: Татьяна Ельцина — Анатолий Чубайс.
      Похоже, на авансцену вышла очень крепкая пара. С одной стороны: свободный доступ к уху царя, с другой… все указы, все “вето” на нужные стране законы в руках Чубайса. Одно слово — рыжий Кардинал.
      Такой “связке” под силу восхождение на самую крутую вершину, на политический Эверест.
      Таковы приметы Безвластия.
      А в постскриптуме вспомним исторические уроки.
      Все это уже было. Страной не раз правили мумифицированные статуи. Брежнев, Черненко… Но самый яркий пример: больной Ленин. Два года болезни Ленина — и власть оказалась в руках “начальника аппарата” — Иосифа Сталина.
      Что ожидает нас?

      1. ОТСТАВКА И ВЛАСТЬ
      Отстранение Лебедя состоялось. Это непреложный факт. Но, как ни странно, признание этого факта политической элитой страны не вытекает автоматически из несомненности, непреложности произошедшего. Слишком многих представителей нашей элиты Лебедь успел очаровать или напугать. Слишком многие связали с ним свои идейные или карьерные ожидания. Слишком сильны в обществе, и особенно в его высших слоях, элементарные и, я бы сказал, политико-физиологические рефлексы:
      — готовность “кормиться” из того “корыта”, в котором именно сейчас находится наиболее вкусный и сытный корм;
      — умение каждый раз перемещаться в ту и только ту политическую зону, в которой именно сейчас можно погреться в лучах очередного успеха;
      — страстная решимость присягать в каждый отдельный момент времени именно текущему лидеру политической гонки, “калифу на этот час”;
      — никакими моральными и идейными тормозами не сдерживаемая способность ложиться немедленно на брюхо перед любой политической особью, именно в данный момент обозначившей свою доминантность (неважно, мнимую или подлинную).
      Таковы свойства элиты в любом регрессивном обществе. И то, что Лебедь вдруг стал концентратором элитных чаяний, свидетельствует лишь о том, сколь сильны регрессивные тенденции. Причем элитные в первую очередь. Лебедь талантлив постольку, поскольку он выразил, сфокусировал в себе и дал возможность реализоваться нарастающей регрессивности, разнообразным деградационным тенденциям, охватившим Россию. Да, он непоследователен во многом. Но эта непоследовательность — суть выражение того же регресса. Как регрессор — Лебедь “последовательно непоследователен”. Иначе говоря, он непоследователен во всем, но последователен в одном и главном — в исполнении роли проводника разнообразных регрессивных тенденций. Регрессивность Лебедя выражается во всем: в его языке, в его манере держаться, в его политических повадках, целевых установках, идеологической и иной неразборчивости.
      Регресс охватывает широкие слои российского общества. Здесь и люмпенизированные процессами последнего десятилетия социальные низы, не приемлющие ни нынешних тенденций, ни реставрационных призывов патриотической оппозиции. Люмпен не хочет работать. Но он хочет сытости, хочет доли в пироге экономического самоедства. Здесь же отодвинутая от пирога контролигархия, проклинающая “рыжего регента”. Здесь же криминализованная часть армии, жаждущая “солдатского императора”. Здесь же — региональные “атаманы”, “избираемые батьки” хлебных и нефтяных, алмазных и золотоносных провинций, в разном стиле, но с одинаковыми намерениями клянущие Москву и ее кремлевских “бесов”. Здесь же — криминальный ислам (не имеющий, как уже неоднократно говорилось, ничего общего с исламом как таковым), взращиваемый силами нового мирового порядка для глобальной антисистемной хаотизации, ускоряющей приход этого порядка. Криминальный ислам, взлелеянный в Чечне и ставший опорой Лебедя, заряжен энергиями регресса, создан для обеспечения регресса. Стремясь к развертыванию регрессивных моделей в широком геополитическом поясе, криминальный ислам в силу целого ряда причин намерен отрабатывать свои технологии прежде всего на территории России. Таков полученный им заказ. И он не будет пренебрегать волей заказчика.
      Здесь же, наконец, и сам заказчик. То есть те международные силы, которые намерены наиболее активно продолжать игру в дезинтеграцию России и в строительство нового мира, задействующее глобальный регрессивный фактор. Связь антироссийской игры с усилением глобальных регрессивных тенденций для этих сил очевидна. И желанна!
      Как мы видим, политическая база для обеспечения успеха регрессивного лидера существует. Как массовая, так и элитная. Как электоральная, так и силовая. Как внешняя, так и внутренняя.
      Талантливый выразитель регрессивных тенденций тем самым как бы “обречен на успех”. Отечественная регрессивная элита это понимает. Для нее притягателен любой успех, успех как таковой. Но успех особенно притягателен в случае, если речь идет об успехе регрессивного лидера. Тут она, “элита эта”, уже не просто лакействует. Она лакействует сладострастно! Она балдеет!
      И вот в самый разгар балдежа — отстранение Лебедя. Признать, что это отстранение является данностью, фактом политической жизни страны, регрессивная элита и не хочет, и не может. Поэтому она стремится превратить факт в фантом. Лебедь, оказывается, сам добивался этой отставки. Отставка Лебедя — это игра самого Лебедя. И так далее. К сожалению, подобная фантомизация факта политической жизни находит поддержку в аналитическом сообществе, в среде так называемых “рефлексивно-дееспособных” политиков. Грешен, наша деятельность в значительной мере способствовала росту рефлексивной культуры в нерегрессивной политической элите страны. Теперь многие склонны видеть во всем игру, игру игр, игру в игру игр и т. д. Между тем рефлексивность хороша только тогда, когда она уравновешивается политической волей. В противном случае она превращается просто в разновидность не слишком продуктивной, мягко говоря, осторожности. Сколько было в последние недели и дни криков на тему о том, что “с Куликовым играют”. Что, мол, “его сольют, а Лебедя оставят”. Или же — что “сольют их обоих”.
      Носителей рефлексивного начала можно понять. Сколько раз за последние годы все кончалось игрой! Правда рефлексивности в этом. Но ведь, признаем честно, что есть у рефлексивности и оборотная сторона. Та, в которой нет ни правды, ни праведности. Аппаратное, управленческое сознание, изъеденное цинизмом окружающей действительности и воспитанное на “подставках” и “сливах” прежних эпох и периодов, зачастую слишком охотно хватается за игротехники, за рефлексивность как за индульгенцию, за право ничего не делать. Этот тип сознания оправдывает недеяние своим нежеланием выступать в роли “смешных идиотов”. На деле за этим стоит либо обычная трусость, либо… Либо особый бюрократический стиль, который предполагает, что наибольший эффект дает тот тип политической деятельности, при котором все сводится к минимизации ошибок.
      Но подобная минимизация дает эффект лишь в очень стабильной политической ситуации. В условиях нестабильности ошибка часто лучше бездействия. А перехват инициативы, способность сконцентрировать определенные позитивы окупают даже весьма солидное наращивание издержек.
      Вот почему не следует фантомизировать факт отстранения Лебедя. Не следует фантомизировать и многие другие, предстоящие нам, факты подобного рода. Лебедь в отставку не играл. Он отставки не хотел. Он был от отставки в полном шоке. Такова правда. А все остальное — фантомизация первого рода.
      Фантомизация второго рода — это якобы имеющая место абсолютная выигрышность для Лебедя факта его отстранения. Абсолютной выигрышности нет. Есть издержки и приобретения для Лебедя. Есть издержки и приобретения для власти. Кто как этим воспользуется — вот что главное. Но важно понимать следующее.
      Во-первых, Лебедь и находясь у власти вел себя как ее полный и принципиальный оппонент. Он спихивал с себя карму власти и хотел накапливать только властные позитивы. Так не играют. Нельзя одновременно быть Пугачевым и графом Орловым. Тут — “или-или”. Власть, позволяющая одной из властных фигур вести себя как бунтарь, тем самым разрушает саму себя. В эпоху, когда Горбачев позволял нечто подобное Ельцину, речь как раз и шла о самоподрыве власти. Если новая власть хочет того же, она будет играть по двойным стандартам. Но в этом случае — власть, стремящаяся себя разрушить, сделает это при любой позиции Лебедя. Как двусмысленно властной, так и двусмысленно оппозиционной. Напротив, власть, которая хочет быть властью, прежде всего будет снимать двусмысленность. Неважно, хорошим или плохим способом. Тем, какой находится под рукой! Тем, который соответствует качеству власти. Власть может быть грубой, может быть тупой, но если она власть, она не может быть средоточием властных двусмысленностей.
      Во-вторых, Лебедь, только находясь у власти, мог создавать параллельные структуры. И, судя по всему, он реально этим занимался. Власть должна была взвесить, что больше угрожало ей — наращивание параллельных структур или поднятие авторитета Лебедя. Власть взвесила и сделала выбор. Правильный или нет — покажет будущее. Но эта власть хоть какой-то выбор сделала. Ее предшественницы уподоблялись буриданову ослу, умирающему от голода по причине своего нахождения в одинаковой близости от двух стогов сена. И теряла все!
      В-третьих, Лебедь мог выгодным для себя способом уйти в отставку, бросив эффектный вызов “самым сильным мира сего” и оказавшись для них неуязвимым после этого вызова. Момент для ухода в таком случае выбирал он. Это давало ему максимум приобретений. Власть лишила Лебедя этой возможности.
      В-четвертых, находясь во власти, Лебедь мог оптимальным для себя способом строить системы связей с другими политическими фигурами — как оппозиционными, так и собственно властными. Власть, отстранив Лебедя, снизила его потенциал выстраивания политических коалиций.
      Перечисление приобретений можно продолжить. Есть и издержки. Те, которые связаны с воспроизводством “синдрома октябрьского пленума”. Оспаривать точность этой аналогии можно и нужно постольку, поскольку речь идет о строгости анализа, ибо есть много крайне значимых несовпадений. Но в плане политическом, а не политологическом — лучше признать справедливость обобщенной аналогии отставки Лебедя и отстранения Ельцина на октябрьском (1987 года) пленуме ЦК КПСС. Потому что такое признание позволяет предъявить полномасштабный счет власти. Если власть является властью, если она хотя бы относительно консолидирована и в этом своем консолидированном качестве готова властно, а не интрижно или скандально отвечать на вызовы, связанные с “хождением Лебедя в народ”, то есть, будем прямо называть вещи своими именами — на вызовы новой пугачевщины, то в ее руках есть средства для перелома ситуации. Эти средства были в руках и у той власти, которая отстранила Ельцина в 1987 году. Тогда та власть не захотела быть властью и предпочла проиграть Ельцину с соответствующими результатами. Если нынешняя власть тоже не хочет быть властью, а хочет быть “властной тусовкой”, совокупностью “групп лоббирования”, то она, конечно же, проиграет Лебедю. Но в этом случае она проиграет Лебедю, в каком бы качестве он ни существовал. И воспрепятствовать этому невозможно.
      Можно лишь побудить власть к тому, чтобы ее формальные властные функции и ее существо пришли в какое-то соответствие. Для этого надо, с одной стороны, чтобы угрозы нынешнему фактически “протовластному”, а не властному субъекту стали максимально отчетливыми и острыми и, с другой стороны, чтобы этот “протовластный” субъект получил максимальные возможности для самотрансформации в субъект “собственно властный”.
      Волки — санитары леса. Лебедь, отпущенный в протестную стихию, — фактор кристаллизации власти. А поскольку любая кристаллизация, в том числе и властная, — процесс нелинейный и существенно неустойчивый, то предсказать, чем он кончится, в принципе невозможно. И в каком-то смысле даже не нужно. Зато можно и должно обозначить некоторые особенности существующего макропроцесса, принципиальные альтернативы в управлении тенденциями этого процесса, желательные и нежелательные, достижимые и фактически исключенные возможности и варианты. Этим мы и займемся.
      2. «СОЮЗ РЫЖИХ»
      Отставка Лебедя — это результат совместных действий разных по целям и методам действия политических сил. Причем в данном случае для того, чтобы охарактеризовать эти силы, не нужно адресоваться к подковерным “конспирологическим” сплетням. Все достаточно резко очерчено, задано на уровне политического языка, выдвигаемых приоритетов, конкретных формулировок. Наша регрессивная политическая элита, оправдывая свою аморфность и двусмысленность, стремится лишить действующие лица, обладающие самостоятельной ролью в политическом процессе, этой роли и предопределяемого наличием такой роли морального и волевого капитала. Только этим можно объяснить, что абсолютно независимое и очевидно самостоятельное выступление в Государственной думе министра внутренних дел Куликова выдается за марионеточную судорогу, управляемую из Кремля, чуть ли ни прямо из кабинета Чубайса. Это “квалифицированное суждение” столь же “доброкачественно” и “близко к истине”, как ахинея насчет стремления Лебедя быть отстраненным от занимаемой должности.
      Слишком многое (да и слишком многие!) свидетельствует о полной независимости действий Куликова в тот крайне непростой момент как от Кремля или «Белого дома», так и от прочих особо властно значимых территорий. Куликов взорвал ситуацию сам, в полном соответствии со своим и только своим представлением о действии в экстремальных ситуациях. И именно готовность министра воевать с Лебедем от своего лица и, что называется, “с открытым забралом”, обвиняя его не в каких-то мелочах, а в подрыве фундаментальных национально-государственных интересов, переломила ситуацию в Госдуме и побудила Лебедя к неадекватным действиям.
      Первая группа, атаковавшая Лебедя, — это государственно-патриотический сегмент нашей элиты. Здесь, кроме Куликова, и Лужков, и сенаторы, и думцы, и другие представители государственнических политических, финансовых, силовых, интеллектуальных кругов. Для них Лебедь действительно является разрушителем страны. И должен получить отпор в качестве такового.
      Вторая группа, атаковавшая Лебедя, — это либеральный сегмент элиты. Точнее, та часть этого сегмента (условно, очень условно говоря — либерально-государственническая), которая, находясь слишком близко к эпицентру власти, уже начинает понимать, что очень трудно отделить проблему удержания власти от проблемы поддержания минимума государственной стабильности. Этот сегмент элиты нанес удар по Лебедю под совершенно другими “углами политической атаки”. Здесь — и обвинения в связях с Коржаковым и другими опальными фигурами, и разоблачения “подкопов под Бориса Николаевича”, и косвенная компрометация в связи с участием Коржакова в так называемом “деле Бориса Федорова”.
      Имея общую прагматическую цель, оба эти сегмента пока не выработали между собой каких-либо правил стратегического взаимодействия. И, конечно же, вина за это лежит всецело на либеральном сегменте. Именно от этого сегмента требуется сегодня радикальный пересмотр всех его представлений и установок. Не осуществив такого пересмотра, этот сегмент будет сметен волной регрессивных веяний, выражаемых Лебедем и его соратниками. Опираясь на регресс, деградацию и сепаратизм, “войско Лебедя” сотворило тот последний и смертный грех, неизбежность которого уже давно прогнозировалась. Это “войско”, став “войском Смуты”, неизбежно должно было рано или поздно соединить несоединимое: национализм, густо приправленный дурным и сугубо риторическим шовинизмом, и сепаратизм, готовность обменять приход к власти на дальнейшее умаление российских земель.
      Судьба и нечто большее, нежели простое стечение обстоятельств, нечто сходное с логикой исторического процесса (хотя и не достигающее в своем накале и устремленности уровня требований, предъявляемого к такой логике), сшибли между собой национал-сепаратизм и максимально приближенный к власти либеральный космополитизм.
      Не хочется высоких слов. Но нельзя и недооценивать масштаба подобной сшибки. Стоит ли сводить все к блажи Коржакова, решившего использовать свои особые рычаги влияния на Лебедя ради достижения депутатского иммунитета, позволяющего щедро делиться имеющейся конфиденциальной информацией? Отрицать роль этой блажи нельзя. Но все сводить к ней — невозможно.
      Потому что остается непонятым, почему союзники по борьбе с коммунистами на выборах 1996 года, Чубайс и Коржаков, вцепились друг другу в горло еще до объявления итогов второго тура. Почему не могли дотерпеть? Что разделяло? Что толкало на смертельную схватку? Только ли какие-то частности, касающиеся конкурентной борьбы за влияние на президента Ельцина? Думается, что сводить все к этому сегодня не могут даже завзятые любители политических упрощений, того, что можно назвать “бытописательством”, вульгаризацией политики. Еще недавно такое “бытописательство” задавало тон в анализе внутриполитической жизни. Теперь оно кажется не просто старомодным, а дряхлым до архаичности. Достаточно просто попристальнее всмотреться в последовательность фрондирующих внутри команды Ельцина фигур.
      Фронда номер 1 — вице-президент Руцкой. В той же исторической и политической окрестности — Хасбулатов, Скоков, Баранников — далеко не чужие и самому Ельцину, и тому буржуазному процессу, который Ельцин олицетворяет. Ясно одно — все эти лица никакого прямого отношения к коммунистической реставрации не имеют. Даже если трагическая ирония исторического процесса и соединила кое-кого из них с действительно реставрационными веяниями.
      Фронда номер 2 — Коржаков, Барсуков, Сосковец. Лица тоже отнюдь не реставрационные. Собственно говоря — не чужие крупным олигархическим группировкам и в каком-то смысле являющиеся чуть ли не хозяевами финансово-экономических империй, этого любимого детища власти Бориса Ельцина.
      Фронда номер 3 — Лебедь и все близкие ему фигуры. Вновь — реставрацией и не пахнет.
      И совершенно ясно, что полная политическая победа над Лебедем создаст фронду номер 4 того же типа, а победа над этой фрондой — фронду номер 5, номер 6 и так далее.
      Что выражает эта тенденция? Реставрацию? Бонапартизм? Термидор? Нет, думается, что речь здесь идет о других, более близких к нашим отечественным реалиям, более тупиковых и вместе с тем ничуть не менее острых процессах. Большая часть нашей элиты видит эти процессы. Но никто не хочет их адекватно описывать. Потому что такое описание считается слишком рискованным. Здесь, сказав “А”, нельзя не говорить “Б”. Но и молчать по поводу ключевых вопросов тоже нельзя. Подобное молчание становится теперь уже не просто вредным, но и унизительным. Причем подобная унизительность особенно болезненна в ситуации, когда болтают обо всем, кроме главного.
      Почему так популярны стали в последнее время разного рода обмусоливания проблемы “элиты российского общества”? Неужели мы имеем дело с запоздалым желанием всерьез разобраться в тех процессах, которые не только десятилетиями, но и столетиями находились у нас в стране за семью печатями? Увы, речь идет в большинстве случаев совсем не об этом. Речь идет о невротической болтовне, скрывающей неспособность и нежелание ответить на главный вопрос, который звучит так: “Сформировался ли в постсоветской России буржуазный класс? И если да, то что он из себя представляет?”
      Любителям посмеяться над классовым подходом стоило бы навести справки за рубежом и понять, что формационный метод не только не устарел, но, по сути, пользуется теперь еще большим вниманием самых серьезных специалистов, нежели сто лет назад. Другое дело, что инструменты формационного анализа сильно изменились, как и само представление о формациях. Но теория элит, даже в ее действительном неизмусоленном виде, работает только на фоне формационного анализа, вместе с ним, а не вопреки ему. Почему же в нашей стране нет ни одной серьезной попытки провести формационный анализ современного российского общества, дать описание становящемуся буржуазному классу? Да потому, что “в доме повешенного не говорят о веревке”. Буржуазный класс России — это слепок с российской, а точнее, советской номенклатуры. Детище этой номенклатуры. Трудное детище. Трудным детям свойственно ненавидеть отцов. Им свойственно до поры до времени смеяться над ними, противопоставлять себя им. Можно говорить здесь и о фрейдистских комплексах, и о ротации элит. Но никому еще не удавалось оборвать политико-генетические связи типа тех, которыми опутан наш больной и расколотый буржуазный класс.
      Номенклатура “слила” в этот класс все свои многочисленные “болячки”, предрассудки, установки, целеполагания, принципы самоидентификации. И в той же степени, в которой эта номенклатура была расколота по политико-этническому принципу, зачастую весьма условно заданному, но безусловно значимому, так и буржуазный класс оказывается в постсоветской России расколот столь же глубинно и химерически.
      Не тяготея к политико-”этнической” теме, я не стану посягать на тайну сего раскола. И приму безропотно и как политическую аксиому тот парадоксальный факт, что господа Черные, например, являются чуть ли не стержневой частью “почвенно-антигусинских сил”. И что все это и впрямь является борьбой политико-этнических групп: так называемой “космополитической” и так называемой “почвенной”. Такова воля судьбы, всемогущих ведомств, логики раздела сфер влияния и финансовых линий. Примем это как данность. Тем более, что, анализируя этот раскол, вряд ли стоит предаваться патетике яростных суждений по поводу добрых и злых сил. Суждения эти — тоже в прошлом! Тоже отдают историософским и политическим нафталином.
      “Все это” грубее, проще и приземленнее, но вместе с тем сложнее и острее. И главное — “все это” безусловно наличествует, “все это” прет из каждой щели новорожденного буржуазного класса. И никакой классовой солидарности ныне не существует! Отстранение Лебедя говорит здесь об очень многом. Так же, как и альянс Лебедя с Коржаковым. Уже в ближайшее время каждая из частей расколотого буржуазного сообщества начнет искать союзников вне своего класса.
      Последний жест классовой солидарности — это выборы 1996 года. И то, как мы знаем, не утерпели. Дальше начнется “межстратовый беспредел”. Добавим к сказанному, что если на уровне федерального центра соотношение сил между условно “космополитическим” и условно “почвенным” сегментом примерно три к одному, то на уровне регионов это соотношение уже один к двум, а на уровне глубинки — один к десяти. Отсюда многочисленные надежды “почвенников” на то, что перенесение процесса с центра на места даст им окончательную победу. Но это пустые, бесплодные и антигосударственные мечтания. Беспочвенные надежды на “Лебедянь”.
      Выводы из пристального анализа деталей формациогенеза весьма печальны. А именно: в регионах складывается особый тип буржуазного мышления, не соответствующий представлениям об “общероссийскости”. Это “регионализм сознания”, порождаемый регионализмом финансовых и в целом хозяйственных интересов. Кроме того, потенциал возможностей региональной элиты растет не так быстро. Этот потенциал не составляет и десятой доли “совокупного федерального потенциала”. Потенциал же глубинки — еще намного меньше. И тип сознания там можно назвать “локальным”. Соответственно, нет никаких оснований полагать, что буржуазия регионов и глубинки, став почвенной, останется общероссийской. По крайней мере, прогноз на ближайшие годы не сулит в этом плане ничего утешительного.
      Между тем превратное понимание сути процессов формациогенеза порождает неоправданные “патриотические” надежды, что, в сущности, и приводит к тому на первый взгляд парадоксальному национал-сепаратизму, законченным выразителем, флагманом которого является генерал Лебедь.
      Творцы концепции национальной модернизации с опорой на буржуазный класс, якобы постепенно смещающийся в нишу общероссийского патриотизма и национализма, — заигрались. И доигрались до Лебедя!