газета завтра - Газета Завтра 152 (44 1996)

Созерцать этот профессиональный натюрморт бесконечно долго я не собирался, так как отзывы о своем впечатлении вписать было некуда. Разве что в память, в ту самую переполненную ее тетрадь всяческих житейских мерзостей, невольным зрителем или участником которых довелось мне быть.ВСЕ ДАЛЬНЕЙШЕЕ отпечаталось в моих глазах, как мелькающие фотографические картинки, рассматриваемые в последовательности ужасного действия, которые начались именно с капризной властной фразы юной ухоленной мадам: “…накажи нахала…”Засунув каучуковое оружие в поясную петлю, не обронивший ни единого замечания окоченелой школьной шантрапе, прибравшей свое щенячье буйство до неприличия послушно, Ахилл мягкими спецназовскими шагами возвращался к предмету своего служебного долга. Между тем, грациозно пристывший охраняемый объект для лучшего обозрения поворотилась всем анфасом к примлелой молодецкой гоп-компании, откинув свой рыжий утепленный лайковый малахай-капюшон, доверивши осенней липкой лесной сырости блистающий плиссированный вороненый тяжелый каскад волос до плеч…И весь стоп-кадр заполнил именно этот невозможно знакомый, близкий черный породистый затылок, часть нежной бледноватой щеки, крылья носа, отвердевшие от созерцания заказанного зрелища и единственный машинальный жест ее пламенеющих кожаных длинных пальцев, прибравший за правое слегка оттопыренное аккуратное ухо надоедливую грузную прядь. Именно подобным идиотским жестом прибирала вечно сальные, тщательно расчесанные волосы одна моя старинная знакомая, — моя первая женщина, девочка-нимфетка — Римка!..Неужели эта, вся упакованная, вся в дорогущем, нарочито-броском, вызывающем, ежели не аляповатом, чужеземном пурпурно-лимонном гарнитурном прикиде, с манекенными, неприкрыто брезгливыми, новорусскими мертвыми очами барышня, эта бывшая малолетка-кокетка, ленивица и двоечница, не отличила мимо прошедшего фланирующего интеллигентного прохожего, — следует отметить, одиночного, одинокого, с красиво пушкинской грустинкой в неравнодушных глазах, — не узнала? Или не позволила себе узнать когда-то ею обожаемого, милого, услужливого, вечно с голодной слюною, талантливого ученика и немножко учителя…Предаться чрезмерно длительным ностальгическим обидам мне не позволил следующий факт-кадр, за которым последовали не менее впечатляющие, выразительные и безжалостные в своей новейшей откровенности и какой-то запредельной немотивированной жестокости.Видимо, наемный Ахилл несколько переусердствовал в своем экзекуторском рвении, морально (прежде всего) уничтоживши одного из самых дерзких начинающих молодых волков, еще достаточно безмозглых и достаточно миролюбивых законных жителей цивилизованных столичных джунглей, которые в первые мгновения органично стушевались, вернее, даже стадно и стыдно перетрухали от столь куражливых профессиональных маневров… Маневров профессионального волка мифологической невозмутимости и обличия.- Эй, дядя! Ты забыл мальчику штанишки одеть, простудится! Или замандражил, дядя? — с некоторым запозданием просвистела в сторону мерно и мирно удаляющихся камуфляжных мраморных лопаток тройка восклицательных дротиков, пущенных дрожащей, но довольно нахальной уверенной рукой из кучки оттаивающих, ощерившихся школяров. С некоторым обывательским малодушием я зачертыхался про себя, что оказался невольным свидетелем-очевидцем предстоявшей пошлой кровавой разборки. И чтобы как-то упредить трагедийный фарс снимаемого передо мною постсоветского сюрреалистического киножития, я решился на бездарную отсебятину:- Римма Степановна, день добрый! Не сразу узнал вас! Быть вам богатой…Моя бодряцкая реплика, разумеется, не осталась без внимания. Взрослая Римка едва приметно передернулась и с грацией гранд-дамы оборотила в мою сторону свое приметное, холеное более обычного, затянутое в бледный тон лицо с яркими, в цвет сапожек и перчаток, губами.- Это вы-ы… Игорь! Я тебя… Ты изменился. Филипп! — вернулась в прежнюю начальственную позицию моя старинная приятельница. — Я приказываю покарать ублюдков.- Римма Степановна! Риммочка, остановите своего бультерьера. Иначе будет кровь. Вы…- Вы хорошо выглядите, Игорь! И вам лучше не вмешиваться. Отвернитесь, если такой слабонервный.Исполнительному Филиппку приказание повторять не понадобилось. Этот мраморный бык уже не виделся мне древнегреческим героем Ахиллом, а именно тупым, универсальным домашним скотоподобным убийцей. Этот послушный, роботизированный парень, не портя гримасами гнева своего ладного лика, тотчас же после маловыразительной команды кровожадной хозяйки сделал по-армейски сразу «кругом», одновременно заученно выхватывая из поясной кобуры боевую длинноствольную дуру.ПОСЛЕДУЮЩИЕ КАДРЫ с протокольной точностью и отчетливостью отпечатались в моем мозгу.Распялив мраморные столбы ног, точно он находился в обычном тренировочном тире, домашний убийца, на американский киношный манер удерживая двумя скрещенными вытянутыми руками убойно-карающий предмет, с методичностью и прицеленностью неодушевленного механизма размозжил черепа пристыло обуянным предсмертным ужасом четверым рассредоточенным школярам. Оставшаяся тройка брызнула серыми невзрачными осколками в стороны, распадаясь со скоростью замедленного монтажного показа… Подлые, некогда запрещенные, со смещенным центром, приглушенно циркающие свинцовые плевки с артистической легкостью догоняли и с чавкающим аппетитным звуком дробили недозрелые школярские тыковки.Виновник кровавого расстрельного кошмара, не успевший еще окончательно прийти в себя, со скрюченной холодящейся сахарной задницей, обхвативши отросшие патлы согнутыми локтями, тонко, по-заячьи вереща, резво, судорожно заперебирал ногами, закручивая себя, точно раздавленный слизняк, вжимаясь, втискиваясь в пряную влажную мертвую листву, волшебно надеясь всосаться, втянуться внутрь осеннего полуживого лесного дерна.Окончательный карающий смачный харчок странно задерживался в разогретом слабо курящемся стальном зеве, который, плавно переместившись в сторону последнего приговоренного, созерцательно замер, чего-то явно выжидая.- Римка, сука, как ты посмела?! Ты, что, стерва, наделала? — бессмысленно хлопая глазами, словно мертвая кукла из серии “Барби”, с бессмысленным недоумением завопрошал я, пытаясь проглотить, протолкнуть внутрь себя комок позорной вязкой тошноты, вставшей в точности поперек пережатой глотки.Вместо какого угодно истерического женского ответа, до моего слуха донеслось нечто непонятное моему разуму, нечто маньячно-отвратительное:- Филиппушка, лапушка, оставь этого червячка мне, — высказавши эту невинную просьбу почти ласковым, чуть задыхающимся от зрительского пережитого голосом, моя бывшая растлительница вновь с милой грациозностью обратила ко мне свою бледную маску в прямоугольном чернично-лакированном окоеме, в котором кровенеющие лепные губы знакомо, по-девчоночьи складывались в дурашливую трубочку, требовали свое, лично ей принадлежавшее… — Дядя Игорь, не ругайтесь. Ты хоть и вырос вон какой, красивый, интеллигентный, а долдон еще тот. Ты прямо как маленький. Ты не сердись, я не специально… Сами мальчишки виноваты. Дядя Игорь, я приглашаю тебя на казнь. Красивую маленькую казнь, как в мультиках. Увидишь сам, совсем не страшно. А потом пойдем ко мне… Я тебе такой приемчик покажу! Закачаешься…Боже мой, эта холеная сучка в своем репертуаре — о каком-то “приемчике” талдычит! И смеет говорить со мною таким снисходительным запанибратским тоном, точно мы расстались буквально вчера и оставили на потом самое классное, самое трудоемкое, самое забавное совокупительное упражнение… Меня приглашали на обыкновенное злодейское подлое смертоубийство раздавленного балбеса-школяра, которое будет совсем не страшное, как в настоящих задорных телемультиках о бесстрашной девочке и ее храбром и верном роботе-телохранителе.Желудок мой достаточно мужественно артачился и ни за что не желал расставаться с остатками содержимого моего позднего холостяцкого завтрака. И чтобы как-то перемочь эту непривычную, довольно мерзостную для меня слабость, я глупейшим нервическим движением руки вознамерился забраться во внутренний левый карман куртки, полагая выудить оттуда пригревшийся стеклянный финский флакон с ихней же водкой, всегда сопутствующей, вернее, сопровождающей меня на нынешних прохладных осенних оздоровительных моционах…- Стоять смирно! Не валяй дурочку, дядя Игорь! — выдохнутые из кровавой неширокой расщелины пара отчетливых, точно отсеченных реплик возвратили меня, рефлексирующего интеллигента, к действительности, к вполне заурядному факту, что моя собственная, в меру серебристая, с претензией на моду подправленная голова имеет такое же законное право превратиться в бесплатную удобную мишень. Мишень для изящного хромированного дамского револьвера, с профессиональной сноровкой и цепкостью нацеленного куда-то в область моей страдающей переносицы.- Ты что, сука!.. Меня… Меня пугать своей пукалкой? Меня, который…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . …. Ее остановившиеся, искусно выведенные к вискам глаза по чьей-то чудесной воле еще прожили какой-то микромиг земной, недоумевая, что это с нею, дурочкой, случилось? Хотя вряд ли потухающие глаза ее успели удивиться моему плоскому пристрелянному родному “Стечкину”, из которого первый разгоряченный шмель ужасно ужалил ее прямо под левый отретушированный глаз, выбив из него запоздалую, возможно, еще живую горячую слезу…Второй и третий куражливо прожужжали мимо, пробивая навылет шею и прожигая левую литую мраморную лопатку ее верного Филиппка; четвертым (и третьим контрольным) я сделал аккуратную черную отметину в его каменном виске. Именно контрольный “шмель” стал валить нехотя разворачивающегося в мою сторону, испытанного, всхлипнувшего Филиппка, в предсмертной агонии прижавшего намертво гашетку своей страшной дуры и шально шмальнувшего куда-то в оголившиеся верхушки ближнего березняка прощальный разрывной харчок. И окончательно завалившись, вытянулся во весь свой бездарно героический греческий рост — и отлетающая душа его напоследок как бы брезгливо отряхнулась, колыхнувши этого свалившегося грузным грязным грузом бывшего жителя Земли-матушки.Как ни странно, верного, молчаливого, исполнительного Филиппка мне было слегка жаль. Разве нормальной порядочной мужской злости достоин зараженный бешенством прирученный домашний зверь? Он достоин пули — не более. А вот милая грациозная хозяйка, владелица, а точнее сказать, рабовладелица, достойна более вещественного, более мучительного и протяженного во времени, она достойна мщения не в собственной тщетной ничтожной и тленной жизни, но мщения в памяти людской. (ФИГУРА) Кто украл “кремлевскую баню”? Бочаров Сергей — русский художник, родился в 1953 году в Сибири. Окончил художественное училище, Ленинградскую академию художеств, ВГИК. Работает в жанре портрета, пейзажа, натюрморта и станковой картины.В качестве художника кино снял 18 фильмов: “Сталкер”, “Поездка в Висбаден”, “Забавы молодых” и др.Преподавал живопись во ВГИКе, в Австрии и Италии. Профессор. Картины находятся в собраниях русских и зарубежных музеев, в частных галереях и коллекциях ФРГ, Норвегии, Японии, Кореи, Италии, Франции, США… Предлогаем интервью с художником в Выставочном зале ЦДХ.- Сергей Петрович, что случилось с вашей “Баней”? Один из телесюжетов, мягко говоря, заинтересовал публику?- Исчезла моя самая значительная картина — “Кремлевская баня”.- Может быть, потому что в наше “демократическое” время вы дерзнули назвать свою экспозицию “Исповедь коммуниста”?- Так оно и есть, но своим мировоззрением я не поступлюсь.- Расскажите поподробнее об этой детективной истории и о самой картине.- Действие в этой картине происходит в Георгиевском зале Кремля. Все знают, что это Зал Русской Славы. Он имеет светлый, белый колорит. Много света, солнца, очень красивый инкрустированный пол. И вот в этом зале происходит баня, обычная баня, напоминающая римские термы. Участники этой бани — “наши” руководители. Короче, неприличное действо в Зале Русской Славы…Этим я хотел показать не свое плохое отношение к ним, а их отношение к России, символом которой является Георгиевский зал.С правой стороны у меня изображен главный идеолог России — Киссинджер, ну а другие — те, которые руководят несчастной и изнасилованной страной.Некоторые участники этой бани сидят на красных полотенцах -так отнеслись они к красному флагу. Пусть это аллегория, но зрителям ее расшифровывать не надо…- И что же дальше?- За два часа до открытия выставки администрация ЦДХ картину сняла с показа. Представьте мои чувства! А когда возвращался домой на своем микроавтобусе с “Баней” в салоне, меня “вдруг” остановила ГАИ якобы за нарушение правил. Препроводили к своей машине, морочили голову, выписывали какой-то штраф… А возвратившись, я обнаружил, что картина исчезла…- Вы хотите сказать, что это был отвлекающий маневр?- Разумеется! Но я ее восстановлю! И увеличу в четыре раза!- Почему вы назвали выставку “Исповедь коммуниста”?- В 1971 году я вступил в партию, вступил по убеждению. Себя не отношу к тем, кто делал революцию и потопил Россию в крови, не отношу и к тем перевертышам, что сейчас у власти. Я из тех коммунистов-работяг, у которых есть честь и совесть, а самая главная ценность — Родина.Идеи коммунизма гуманны и справедливы, они развивают Дух и Душу, не позволяют опуститься до скотства — хапать и все грести под себя. Да, мы шли путем проб и ошибок, и это естественно, так как в мире мы — были первыми, но сам путь был правильным.Сейчас нас насильственно превращают в злых и тупых животных, но я надеюсь, что мы вернем себе человеческий облик.- Да, “дух сошел в темницу плоти”…- Именно в темницу. Хапают, хапают, а что в итоге? Два квадратных метра! Главное в этом мире — твои добрые дела!- К сожалению, я не видела вашей многострадальной “Бани”, но то, что я вижу здесь, впечатляет. Кроме жанровых картин, завораживающие пейзажи, натюрморты…- Этим я хочу показать: да, я — коммунист и красота мне не чужда, более того, она мне близка и дорога.- “Нам внятно все — острый гальский смысл и сумрачный германский гений…”Расскажите о Венецианской серии.- Преподавал в Риме, со студентами ездил на этюды в Венецию, где собраны почти все перлы итальянской эпохи Возрождения.На этом маленьком островке-пятачке топтались все гении: и Тициан, и Веронез, и Тинторетто — с ума можно сойти! В любой собор заходишь — шедевры!Конечно, Венеция прекрасна. И ей я посвятил не только этюды, но и большие картины: “Вид на большой канал” с видом на церковь Санта Мария де ля Салюте, “Мост Риалта”, “Канал Сильвестра” и т. д.Все это я писал с натуры. Хотел посоревноваться с итальянцами, показать взгляд русского художника. И небольшая выставка, которую я там сделал, имела успех.- Москва в вашем исполнении предстает в мистическом ореоле лунного света и тумана… Мостовая — россыпи серебра, а Кремль, как магический осколок неведомой Вселенной…- Я объездил весь мир. Художники всех времен и народов прославляли Рим, Париж, Лондон. Не спорю, прекрасные города. Но такого города, такого духовного мегаполиса, как Москва, — нигде в мире нет!Вот, говорят, и Кремль, и другие шедевры, мол, проектировали итальянские архитекторы. Может быть, но жар Души вложили русские строители. И, как ни крути, — итальянская архитектура холодная, а наша — теплая, яркая, духовная!- Вы влюблены в Москву?- Не только влюблен, я болен ею. Только в Москве такая оранжево-красная луна, только в Москве такая поэтичная мартовская оттепель, только в Москве такие мажорно-синие тени! А тихие московские дворики, а старинные уголки Замоскворечья… И разве не преступно уничтожать эти последние уникальные оазисы древней культуры? Да, я — критик сегодняшней “демократии”, но когда Лужков восстанавливает, реставрирует, не дает разрушать старое зодчество — творит Божеское дело.- И тем не менее, многоэтажные монстры все чаще вторгаются в этот оазис.- Вот сейчас мы будем отмечать 850-летие Москвы, а из-за варварства архитекторов старый город разрушен. Разве можно лезть со своим современным рылом в эту почти исчезнувшую, древнюю идиллию! Хочешь возводить чудовища из стекла и бетона — возводи, но только не в заповедных районах, а на пустыре. Построй шедевр и увековечь Юго-Запад, Черемушки — уж там есть, где разгуляться на просторе…- Мне кажется, что вы чувствуете саму ауру Москвы.- В житейской канители мы не можем остановиться, посмотреть на небо, звезды, облака… Иногда, приехав к собору Василия Блаженного, когда синяя луна и облака с провалами в темное ультрамариновое небо, я вижу, как от храма вверх идет необъяснимое свечение.Это явление хотел отразить в моей картине “Иоанн Креститель. Предвестник беды”. Ее написал в день смерти Брежнева. Мне почему-то казалось, что с этого дня начинает рушиться духовная жизнь страны. Ночью приехал к храму и увидел это свечение… пытался написать, но мне это не удалось.- Сергей Петрович, вы известный художник, профессор, преподавали в Вене, Риме. Ваши картины находятся в частных коллекциях и музеях многих стран. Как вы стали художником?- Жил в деревне Серединка Красноярского края. Как-то мама посмотрела по единственному на селе телевизору фильм о Карле Брюллове, где родители будущего великого художника заставляли его неутомимо трудиться. Таким образом мама тоже решила приохотить меня к искусству, хотя сама не рисовала. Она приблизительно показывала, как надо изображать дерево, тропинку и т. д. С этого все и началось. Мне захотелось рисовать все, что меня окружало. Из Сибири мы переехали в Донецкую область, город Енакиево, где в Доме пионеров великолепный педагог дал мне первые и самые ценные азы, за что я ему благодарен и по сей день.- Мастером международного класса по боксу вы стали в Енакиево?- Да, профессиональный бокс с нормированным окладом в 110 рублей позволил мне заняться живописью, не подрабатывая халтурой.- Что было потом?- Потом было художественное училище в Краснодаре. Как лучшего студента меня пригласили в Париж, в студию Нади Леже. Увы, там никакого мастерства я не обнаружил, а потом скрылся на полгода в Лувре, где копировал художников и изучал их технику живописи.Вернувшись на родину, как все нормальные и честные люди, отслужил в армии и поступил во ВГИК на отделение художник-постановщик.- Который закончил с отличием.Сделали 18 полнометражных художественных фильмов и написали множество прекрасных картин. Сколько пришлось сломать копий, истратить сил и нервов, чтобы мне, русскому художнику, в моей собственной стране, России, на киностудии дали делать фильм.- Странный парадокс…- Страшная реальность! Огромная и прекрасная страна Россия принадлежит кому угодно, но не русским…Когда распался Советский Союз, то многие мои знакомые итальянцы этому порадовались.- Казалось бы, итальянцы — дружественный народ.- Где вы видите друзей? Я объездил весь мир и могу сказать, что друзей у России нет! Есть только страшная зависть к нашей обширной территории, природным ресурсам, к талантливому народу!- Что будете писать в ближайшее время?- И жанровую картину, и среднерусский пейзаж, который прекрасен и беззащитен, как и доверчивая Русская Душа… беседу вела Нина ЛИТВИНОВА (НАШИ) ДОМОЙ! 1. ЯНКА И “ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА”, “Концерт в МЭИ, 17.02.90”, (P) “Manchester files”, 1996.Собственно, Янка в этом концерте поет только четыре последние песни. Зато какие! “Особый резон”, “По трамвайным рельсам”, “От большого ума” и, наверное, самое главное произведение Янки — “Домой!” Спето так, что мороз по коже. А что касается “Гражданской обороны” — жестокий, злой, бескомпромиссный концерт. Представляю, что творилось в зале. Особо выделю “Наваждение” и “Новая правда”.2. “ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА”, коллекция из 8 кассет, (P) “HOR”, 1996.Первое систематизированное авторизованное издание “Гражданской обороны”. Едва успев выйти, оно стало раритетом — тираж всего 5000 экземпляров каждой из кассет. Для России — капля в море. 8 кассет представляют собой первые 8 альбомов группы. Прекрасное оформление, интересные решения (альбом “Хорошо!!”). Похоже, начинает осуществляться мечта летовских поклонников — собрать полную коллекцию “родных” записей “ГО”.Спасибо фирме “HOR”. Очень хотелось бы увидеть такое же издание “Коммунизма”. Будем ждать. Хотя, как известно, человек предполагает… Дмитрий АГРАНОВСКИЙ 2 ноября 1996 года в ДК им. 40-летия Октября Концерт “НИКТО, КРОМЕ НАС!” В концерте принимают участие: группа “ДМИТРИЙ РЕВЯКИН И СОРАТНИКИ” с НОВОЙ программой! Максим Хоботов и группа “ХОБО” Начало концерта в 18.00 Проезд до станций метро: “Марксистская”, “Таганская”, “Рязанский проспект”, тролл. 63 до ост. “ул. Стахановцев”. (ХАОС) “Дополнение” с отклонением… ТИТ 18 октября в день поминовения московских святителей-мучеников, Петра, Филиппа, Алексия и Гермогена, в газете “Сегодня”, находящейся на содержании у “Мост-банка”, руководителем коего является гражданин Гусинский, так вот, в этой самой газете появились оченно интересные три заметки. Авторов этих заметок называть и не стоит даже, ибо фамилии у них сложные и запоминаются плохо. К тому же почин явно исходил откуда-то сверху. Ведь такого рода нахальство открывается не вдруг, а исключительно по команде, и имеет сие нахальство, как правило, форму не произвольную, а вполне законченную — форму натурального и тривиального доноса. 18 октября — в день именин величайшего нашего русского мыслителя Алексея Федоровича Лосева — именно в этот день газета Гусинского на пятой странице публикует материалы под общим заголовком “Дополнения к мифу”. Авторы газетной полосы свой дерзкий и фантастически наглый выпад объясняли желанием развеять “интеллигентский миф о Лосеве” и, обыгрывая название знаменитой лосевской работы, предъявили городу и миру свои “дополнения”, а точнее, “обвинения”. Хотите, я загадаю загадку? Итак, загадка: “В чем можно обвинить русского мыслителя, если это действительно русский мыслитель?” Ну конечно, в антисемитизме! Тут даже не может быть никаких “но”. Антисемитизм, ПОНИМА-АШЬ, и точка…Если антисемитизм не обретается, собственно, в текстах исследователя, то его нужно, как бы это выразиться… выпарить. Тут схватить цитату, там — две. Использовать не тексты автора, а тексты источника, цитированного в работе, и получится в результате стопроцентный, без примесей, антисемитизм. Поскольку такие манипуляции можно проделать с любыми текстами, то Лосева называют “заурядным антисемитом”. Но тут же, в другом абзаце, авторы противоречат сами себе, определяя Алексея Федоровича Лосева как фигуру вовсе не заурядную, а напротив, весьма экзотическую, а именно как “идеолога нацистов”. Чувствуете, разницу? Интересно, на чем же все-таки господа из газеты “Сегодня” настаивают: — на “заурядном антисемитизме?” Лосева или же на его закоренелом нацизме.Нет, господа, здесь определенно надо разобраться… Вот, например, господин Золотоносов честно и открыто провогласил: “Мастер и Маргарита” — есть путеводитель по субкультуре русского антисемитизма”. То есть с Михаилом Булгаковым картина, славу Богу, прояснилась — тривиальный жидоед, и ничего больше. А вот с Лосевым какие-то “непонятки”… Извольте объясниться, господа из газеты “Сегодня”!Более всего в текстах господ из газеты “Сегодня” меня тронул пассаж о философии Лосева, где ФИЛОСОФИЯ взята в кавычки. То есть, по мнению авторов, речь идет о “так называемой” философии — философии в кавычках. Что ж, список печатных трудов Лосева, насчитывающий около пятиста наименований, восьми великолепных и непревзойденных по глубине и мощи монографий, — этот список никак не трогает невпечатлительных, неумолимых и немилосердных судей из газеты “Сегодня”. В кавычках философия — и все тут! Хотя в мою душу сейчас же закралось подозрение, что господа из газеты “Сегодня” вовсе и не подозревают о существовании этих восьми монографий… Но откуда же тогда вся эквилибристика с вырванными из контекста цитатами? Значит, читали-с, ночи просиживали с красным карандашом в руках. Листали страницы лосевских книг, пытаясь найти антисемитизм… Нашли философию в кавычках, а философию без кавычек не нашли. Печально…Наши борцы за правду из газеты “Сегодня”, страстно желая подорвать миф, сложившийся в сознании русских интеллигентов, пошли и на подлог, и на искажение фактов биографии Лосева. Они представили Лосева любимчиком Сталина, фаворитом послевоенной науки.Логика господ из газеты “Сегодня” ясна: разрушая тоталитарные мифы, можно порядком поднаврать. Хорошая, выигрышная установка, безотказная модель…Что же касается сталинского покровительства Лосеву, то — увы… Первая публикация трудов амнистированного по состоянию здоровья, почти ослепшего Алексея Лосева состоялась в 1953 году, уже после смерти Сталина. — Что же выходит? Выходит господа из газеты “Сегодня” лжецы? — спросите вы у меня. — А все их тексты, выходит, вранье?- Да, вранье! И интереснее всего в этом вранье то, что оно вранье от первого до последнего слова. (“Мастер и Маргарита”, стр. 269, десятая строчка снизу — и никакого антисемитизма). ТИТ (ОБЬЯВЛЕНИЕ) ЖУРНАЛ “МОСКВА” готовит к изданию в двух томах книгу Льва Тихомирова “Религиозно-философские основы истории”. Это сочинение известного русского философа и публициста, датированное 1913-1918 гг., издается впервые и не имеет аналогов в отечественной религиозной философии.Заявки на книгу принимаются по адресу: Москва, ГСП-2, Арбат, 20. Телефоны: 291-68-01 и 291-83-88. В ВОСКРЕСЕНЬЕ 3 ноября православно-монархические организации Москвы проводят траурный митинг и Крестный ход памяти подвижника и патриота митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна. Митинг приурочен к скорбной годовщине со дня кончины Владыки. Сбор — в 13 часов у часовни-памятника героям Плевны (метро “Ктай-город”). (ТЕАТР) Патология режиссера Михаил Ковров Новый спектакль Московского театра юного зрителя “Казнь декабристов” (автор пьесы и режиссер К. Гинкас) возвращает нас в прошлое, в театр семидесятых годов, когда у режиссера есть замысел, но он скрыт и нужно угадать, когда спектакли имели адрес, они ставились для порядочных людей, которые всегда угадают и когда актеры находились в сложном положении, — они обычно не угадывали.Это спектакль о казни. Против казни. Одна большая массовая сцена. Кто такие декабристы — не важно. Вопрос о том, почему будущность страны в один прекрасный день была разыграна в кости несколькими молодыми людьми между трубкой и стаканом вина, — несущественен. Зритель вообще не должен знать, что они планировали убийство царя и казнь всех без исключения членов царского дома в самом начале восстания. Это в прошлом считалось важным: “Я говорил им, что они дураки… Сто прапорщиков хотят переменить весь государственный быт России” (Грибоедов); Чаадаев — Якушину (персонажу массовки): “Ах, друг мой, как это попустил Господь совершиться тому, что ты сделал? Как он мог позволить тебе до такой степени поставить на карту свою судьбу, судьбу великого народа, судьбу твоих друзей?” Сейчас важно совсем другое: исполнители казни, палачи, кто они? Русские? Или пригласили шведов? Наша историческая наука такова, что даже это неизвестно!Это спектакль-исследование: хорошо это или плохо, что русские не могут даже толком повесить. По-видимому, спектакль задумывался в те, семидесятые, годы, но не мог быть поставлен тогда, и режиссер мечтал о Париже, рассказать там, кому-нибудь, какому-нибудь порядочному человеку на парижской кухне о замысле спектакля, о том, что палачами были все же русские, такие, как вот этот Полицейский (арт. Д. Супонин), может быть, и не он, но вот такие, потому что толком даже повесить не могут, такие полицейские могут быть только у русских; но у властей рентген, они все знают, не пускают в Париж, и только теперь, когда все можно (жаль только то, что нельзя было тогда, и опять эти страдания), главный режиссер Г. Яновская попустила свершиться исследованию на сцене МТЮЗа. Подобного рода исследования доступны режиссерскому театру, в котором актеры — пешки в руках режиссера, ситуация казни моделирует эти отношения: преданность режиссеру дает шансы на помилование.Но режиссеру мало преданности. Он, презирая актера, требует любви.Из интервью Юрия Любимова “Петербургскому театральному журналу” N 8: — Вы влюблены в своих актеров?- Нет, Боже сохрани… Господь с вами, чего в них влюбляться?- Вы утверждаете, что у русских актеров нет индивидуальности… И Высоцкий мог быть в любой стране, и Славина, Демидова, Валерий Золотухин?- Безусловно, и даже лучше… Это легенда, что наши артисты самые хорошие, это глупость. Квасной патриотизм…- Что вас волнует?- Да я не по волнениям ставлю. Во-первых, я должен придумать, как поставить…Этот театр разрушает душу актера. Воспитывая актера-марионетку, режиссер незаметно для себя сам становится марионеткой. “Раскрепостились актеры, долго воспитывавшиеся на официозно-идеологической дисциплине: многие даже не знали, что был ХХ съезд!” — так своеобразно видит сейчас свой вклад в искусство МХАТа О. Ефремов (“Куранты”, 1995 г., N 107). По-видимому, во МХАТе до Ефремова официальная идеология была буржуазной, а упоминание о XX съезде запрещены… Постепенно марионетками становятся и персонажи пьес. Современный режиссерский театр (Товстоногов, Эфрос и их ученики) формировался в борьбе с МХАТом. В конце пятидесятых годов прошли триумфальные гастроли МХАТа в Европе и Японии. “Прежде всего отбросим ложный стыд и не будем скрывать своего волнения перед тем, что принес нам Московский художественный театр: осуществление одной из самых великих возможностей мирового драматического искусства. О чем-то подобном мы до этого могли только мечтать”, — писал парижский еженедельник “Карефур”, считающийся крайне реакционным. “Артисты достигли такого совершенства в выражении своих чувств, что зритель понимает все оттенки настроений действующих лиц, несмотря на незнание русского языка” (“Асахи Сюкан”), спектакли стали “событием, которое по своему характеру напоминает революцию” (“Санди майнити”, Япония).Самым необычным было то, что актеры “относятся к героям как к человеческим существам, оказавшимся в запутанном положении, а не как к уродам, загнанным в трагический тупик” (Кеннет Тайнен, известный театральный критик, “Обсервер”, Лондон), что нет бледных Офелий, диалогов, доходящих до надрыва, мистической потусторонности… Они увидели “Дядю Ваню” с В. А. Орловым, “Три сестры” — с молодыми исполнителями.Сейчас, слава Богу, с этим покончено. И если Стрелер не понимает, как можно поставить спектакль (он имеет в виду П. Брука, П. Штайна) с иностранными актерами, когда и на родном языке со своими актерами это всегда очень сложно, то Гинкас знает эту старинную формулу: “уроды, загнанные в трагический тупик”, порядочные люди поймут, как надо, и всегда найдутся простоватые финны, которые примут ее за формулу загадочной русской души. Михаил КОВРОВ