Тайна дела No 963

      - Задачку ты выдал, Иван. Извини, но даже затрудняюсь что-то ответить тебе сейчас. Давай подождем немного, может, ты ошибаешься? Ведь Федя будет соревноваться и обязательно рано или поздно попадет под контроль. МОК составил такой длинный список запрещенных препаратов...
      - Они не такие дурни, Олег. Они выдумали что-то новое, - не сдавался Иван Кравец.
      Так не до чего и не договорившись, мы расстались. А потом были мои английские приключения, Чернобыль, и Кравец как-то исчез с моего горизонта, мы больше не встречались, и тот давний разговор стал забываться. Сам же я, признаюсь честно, не стремился углубляться в малоприятную историю, потому что покинутый тренер - всегда лицо обиженное, оскорбленное до глубины души. Но, как говорится, насильно мил не будешь...
      Между тем Федор Нестеренко стремительно прогрессировал, и от него ждали "взрыва". В интервью "Советскому спорту" Нестеренко обмолвился, что свои честолюбивые планы связывает с Олимпиадой в Сеуле, для чего вот уж второй год работает с тренером Крюковым, отличным, современным специалистом, по особому плану.
      И вот новость, сообщенная Сержем - Федор Нестеренко выходит на первые роли в мире, и его имя теперь ставят вровень с Джоном Бенсоном, вознамерившимся отобрать королевский "скипетр" у самого Карла Льюиса.
      Мне сразу припомнился рассказ Ивана Кравца, и на душе почему-то стало неспокойно, что-то засело в сердце и бередило, бередило его.
      Конечно, когда мы устроились за столиком в ресторанчике в гостинице под названием "Дунай", что располагалась как раз напротив "Айсштадиона", знаменитого ледового ристалища, где не раз выступали наши хоккеисты и где приходилось бывать и мне, я рассказал Сержу Казанкини многое из того, что знал о Федоре Нестеренко, умолчав только о перипетиях его разрыва с Иваном Кравцом и исчезновении из Киева.
      Словно сговорившись, мы даже не коснулись темы, которая, конечно же, волновала и меня, и Сержа. Мы словно бы забыли о Майкле Дивере, о несостоявшемся рандеву и о моих лондонских приключениях. Правда, кое о чем мы с Казанкини тогда еще, по горячим следам, переговорили по телефону Серж дозванивался ко мне в Киев, да многое ли можно доверить проводам, не будучи уверенным, в какие уши попадут твои слова и что из этого может получиться? Серж, как мне показалось, до сих пор чувствовал себя виноватым, хотя объективно никто не толкал меня влазить в историю с Дивером... Но то, что рано или поздно мы обязательно обсудим некоторые так до сих пор и невыясненные детали, не сомневался...
      Отобедав, мы отправились на стадион, чтобы получить аккредитационные документы.
      И первым, с кем я столкнулся в проходе, что вел на беговые дорожки, оказался Крюков, новый тренер Федора Нестеренко.
      В элегантном светло-сером костюме, в легких, по сезону, белых кожаных "адидасах", в голубой рубашке, сквозь распахнутый ворот которой виднелась толстая золотая цепочка, он, исторгая запах хорошего мужского одеколона, предстал предо мной преуспевающим, самоуверенным человеком, державшим жизнь в своих крепких руках. Ему было лет 38 или возле этого, но выглядел он куда моложе, и я невольно залюбовался им.
      - А вот и пресса! Теперь уж точно - Кубок состоится! - воскликнул Крюков с легкой подковыркой. - Привет, Олег! Когда прибыл?
      - Привет, Вадим! Только с самолета. Что нового?
      - Джон Бенсон бежит как Бог. Ничего подобного я никогда не видел. Не человек - ракета.
      - Допинг-контроль будет?
      - А то как же, сейчас без этого - ни шагу.
      - Федя как?
      - Федор? В большом порядке. А что это ты о нем печешься?
      - Земляк как-никак... Да и помню его, когда он еще первые шаги делал по стадиону. Спринтер от бога, тебе, наверное, с ним легко - готового рекордсмена получил.
      - А, ты вот о чем, - холодно отозвался Крюков. - К твоему просвещенному сведению: мне довелось с этим спринтером от бога, как ты изволил выразиться, повозиться, исправлять врожденные, вернее - внедренные пороки провинциальной тренировочной системы. Переучивать всегда труднее, чем учить, согласись. Сейчас Федя действительно похож на того спринтера, который при соответствующем тренинге и полной самоотдаче может рассчитывать на медаль в Сеуле.
      - Выходит, Иван Кравец учил его неправильно? - спросил я, с трудом сдерживая себя. - Это Кравец-то, в послужном списке которого добрый десяток чемпионов страны и Европы? Не пыли, Вадим!
      - Не пылю, как ты выразился. Правду-матку режу. Посмотришь Федора в деле, сам убедишься. Бывай, межзвездный скиталец! - Крюков явно не хотел продолжать разговор.
      Я невольно улыбнулся. Это выражение проскользнуло в моем интервью вскоре после возвращения из Лондона, как пушок, девушке-репортеру из "Комсомольского знамени": живописуя мои приключения в Англии, она сравнила меня с джеклондоновским героем.
      Крюков удалился - гордый, прямой торс, красиво посаженная голова, аккуратная прическа.
      Хорош!
      4
      Закончив аккредитационные формальности, мы с Саней Лапченко навесили на грудь "ладанки" с нашими цветными портретами, весьма разительно отличавшимися от оригиналов.
      Мы дружно расхохотались, взглянув на свои фотофизиономии.
      - Э, однако никто не смотрит на фото, - успокоил Казанкини и вопросительно посмотрел на меня. - Ты не мог бы поужинать со мной?
      - О'кей, Серж, - ответил я и отвел в сторону Лапченко, собравшись объяснить ситуацию.
      Но Саня недаром слыл человеком деликатным и предупредительным и опередил меня:
      - Не обращай на меня внимания, я понял, что вам нужно потрепаться. Мне свободный вечер тоже на руку. Ты здесь не впервые, а я поброжу по знаменитому Рингу, к Дунаю прорвусь, словом, обожаю с новым городом знакомиться не спеша.
      - Хорошо. Запомни лишь одно: наш отель находится вблизи площади Фогельвайдплатц. Спросишь у любого, тебе покажут.
      - Если уж я до Вены добрался, то, поверь, в отель попаду непременно!
      - Только гляди, не ошибись адресом и не забреди в "Красный домик"!
      - Не бойся, с моральной устойчивостью у меня порядок...
      "Красный домик" мы обнаружили напротив нашей гостиницы. Он действительно был весь красный: стены, окна, фонари и даже садовая скамейка напротив на прогулочной аллее. Правда, жизнь за красными стенами днем едва теплилась: две довольно симпатичные девицы, подпирая двери, лениво переговаривались, выпуская клубы дыма, музыка, доносившаяся изнутри помещения, была вполне мелодичной, прохожие пока не задерживались у входа, а три алика, расположившиеся на красной скамье, были напрочно заняты литровыми бутылками дешевого вина. Заведение носило претенциозное название "Сад любви", но явно не тянуло даже на палисадник.
      Я убедился, что наш "Интурист", который взял на себя заботу о нашем жилье, почему-то явно тяготеет к гостиницам, расположенным вблизи злачных мест. В Барселоне, на чемпионате мира по футболу, помнится, нам забронировали места в средневековом отеле, в вестибюле коего с утра до глубокой ночи околачивались разбитные девицы разных весовых категорий - от веса "пера" до супертяжелой. Их, естественно, мало интересовал чемпионат мира по футболу, но зато наши "ладанки", свидетельствовавшие о прибытии из иных стран, на первых порах привлекали пристальное внимание. Впрочем, вскоре они поняли, что "руссо туристо" - пустой номер. В Мюнхене, вот вам еще пример, на том памятном нам чемпионате мира по хоккею, когда случилось несчастье с моим другом тренером-горнолыжником Валерием Семененко, ничего плохого сказать о гостинице "Метрополь" не могу. Но опять же, расположена она была напротив ультрасовременного варианта "сада любви" - с вполне реальными девицами в стеклянном "аквариуме" с номерами на мини-бикини и цветными видеопорнофильмами...
      Мы условились с Сержем, что он заедет за мной в гостиницу к семи, а пока мы с Саней решили потолкаться в пресс-центре, посидеть на трибуне, понаблюдать за тренировками, а возможно, кого-то и отловить, чтоб взять интервью, - нужно было начинать рутинную работу по сбору информации, - не гулять ведь прилетели.
      В пресс-центре царила привычная, суматошная и шумная обстановка: встречались коллеги, давно не видевшие друг друга; кто-то выпытывал у девушек за стойками, когда будет пресс-релиз и не готовится ли пресс-конференция; возле стенда с информацией - людской водоворот, мы с Саней тоже двинули в тот угол, однако, кроме обычных сообщений, где что находится и где кого искать, ничего путного там не обнаружили. Мы выбрались из толпы и посмотрели друг на друга.
      - Уважающий себя журналист никогда не упустит возможность проверить, чем потчуют гостей в пресс-баре. Это всегда маленькая загадка, приятный сюрприз, - сказал я.
      - А что, разве нам положено?
      - Смотря что ты имеешь в виду, Саня. Если кофе или чай, то без всяких сомнений. Если ты подразумеваешь выпивку, то раз на раз не приходится, но обычно хозяева не скупятся, ведь такие состязания - это коммерческое предприятие, спонсоров тут - пруд пруди.
      - В таком случае я готов принести себя в жертву спонсорства! отважно заявил Лапченко, озираясь вокруг с выражением путника в пустыне, ищущего три пальмы и бесплатный источник.
      Написанная от руки красным фломастером табличка, укрепленная прямо на стене кусочками синего скотча, указывала нужное направление. Туда мы и направились.
      Выставочный зал, где располагался пресс-бар, был полностью оккупирован "Адидасом": тут и там стояли или спускались с потолка на крепких тросиках бутсы, кроссовки, теннисные туфли, майки и трусы, увенчанные знаменитым трилистником, стены украшали цветные, в натуральную величину портреты "звезд" легкой атлетики. В самом центре зала красовался в бесподобном броске на финише Джон Бенсон. Трудно было не залюбоваться этой совершенной фигурой, этими просто-таки излучающими энергию мышцами, красивым и мужественным лицом, озаренным радостью победы.
      - "Адидас" никогда не ошибается в выборе, - сказал я поучительно. Если уж на кого положит глаз, значит, это суперспортсмен.
      - Смотри, и Федор Нестеренко тоже в этой компании! - воскликнул Саня.
      Я обернулся и увидел Федора на старте. Пожалуй, впервые я рассмотрел его так подробно и придирчиво. Ничего не скажешь: ничем не уступает парень Бенсону: та же мощная статура, те же мышцы, готовые взорваться на старте и вытолкнуть тело в прекрасный, одухотворенный бег-полет. Не скрою, я испытал внезапно нахлынувшую гордость за парня и подумал, что потеря его для Ивана Кравца и впрямь была равносильна катастрофе - такие самородки попадаются в тренерской биографии раз в жизни.
      Признаюсь, визит в пресс-бар не был самоцелью: по давней привычке я приглядывался, приценивался к собравшейся здесь публике, выделяя знакомых, быстро вычисляя, где и когда встречались, особое внимание уделялось впервые увиденным лицам - я запоминал их, слава богу, легко и прочно, со зрительной памятью у меня проблем не существовало.
      Я знал, что искал, вернее, кого, и это была трудная работа, потребовавшая от меня максимум внимания. Не то чтоб я ждал появления Келли или Питера Скарлборо: смешно предполагать, что, потерпев столь унизительную неудачу, они затаили на меня злобу и захотят устроить что-то на манер сицилийской вендетты или грузинской кровной мести. Все это время, два года, не давала покоя мысль об упущенной возможности узнать нечто, что могло иметь далеко идущие последствия для спорта - для олимпийского спорта в первую очередь. Многое мог бы, появись он на свет божий, прояснить сам Майкл Дивер, но, увы, бывший олимпийский атташе США исчез, точно растворился. А что, если его вообще нет в живых?
      На душе было неспокойно, некомфортно, я бы сказал... тревожное ожидание не исчезало ни на миг...
      В пресс-баре мы не задержались и вскоре уже сидели в тени на трибуне, во все глаза рассматривая поле стадиона, где разминались участники Кубка. Разноцветные тренировочные костюмы, синее небо с редкими кучевыми облаками, какая-то особая, присущая только стадионам, когда пусты трибуны, всасывающая тишина, буквально наэлектризованная невидимой энергией, исходящей от спортсменов, вдруг долетающие до тебя отдельные возгласы и голоса наставников, дающих указания ученикам, - все это незаметно захватило меня, отвлекло внимание от мрачных мыслей.
      Внезапно по стадиону словно легкий ветерок пронесся - из прохода появился фаворит, Джон Бенсон собственной персоной, в сопровождении двух мужчин в одинаковых белых тренировочных костюмах. Один был повыше и постарше, на груди у него болтались сразу два черных электронных секундомера, лицо его наполовину скрывал козырек высокой синей фуражки, второй был пониже, явно борцовского или боксерского типа, эдакий увалень, коему штангу таскать, а не легкой атлетикой увлекаться. Впрочем, его роль вскоре прояснилась: он был подручным тренера Бенсона - носил за ним складной стульчик и вместительный синий "адидас", забитый, судя по оттопыренным бокам, разной амуницией. Он же что-то наливал из термоса в красные пластиковые стаканчики и подавал Бенсону.
      Джон размялся, сделав три полных круга по дорожке. Там, где он пробегал, участники переставали заниматься своим делом и наблюдали за ним. Потом здоровяк отмассировал бедра и голени Джона, протер толстым полотенцем спину и грудь спринтера. Бенсон сделал еще пару ускорений метров по 50-60 и легко, как мне показалось, пронесся по стометровке. Его бег доставлял ни с чем не сравнимое удовольствие: у меня возникло ощущение, что это я сам так же силен и быстр, так совершенен и красив.
      - Когда глядишь на такого, как Бенсон, - созвучно моим мыслям, взволнованно выпалил Саня, - кажется, что ты сам - рекордсмен.
      - Наверное в этом и есть привлекательность большого спорта - человек ощущает собственную силу, словно прикасается к своим основательно забытым первоистокам.
      Появились телевизионщики с камерами и целым сонмом сопровождающих помощников. Бенсон по их просьбе брал старт, сделал финишный рывок, ложась грудью на невидимую ленточку, которую давно заменил луч лазера. Они фиксировали на пленку, как он разговаривал с тренером, как снимал и надевал шиповки, как пил из красного стаканчика, как улыбался своими ослепительно белыми зубами. Глядя в объектив, отвечал на вопросы репортера с микрофоном в руке, затем к камере подошел тренер и стал быстро говорить, азартно размахивая руками.
      И тут у меня перехватило дыхание. Я поднялся и сел, сдерживая вдруг загрохотавшее в груди, болью отдавшись в висках, сердце. Я не верил своим глазам, это было наваждение, потому что такого не могло просто быть!
      Из подземного прохода, откуда появляются и где исчезают, направляясь в раздевалки, спортсмены, вышла - нет, выплыла... Кэт. Это была она, я узнал бы ее за километр, потому что все - походка, чуть вздернутый острый подбородок, слегка наклоненные вовнутрь плечи, эта осиная талия и грудь секс-бомбы, - отложились в моей памяти не только потому, что имел возможность наблюдать за ней вблизи продолжительное время, но и - пусть простит меня Наташка! - потому, что она волновала своей совершенной женской красотой...
      Кэт...
      Я растерянно оглянулся по сторонам, ища глазами Келли или Питера Скарлборо, но, конечно же, не обнаружил никого, даже отдаленно напоминающего одного из моих лондонских знакомцев.
      Кэт приблизилась к живописной группке, где в центре красовался Джон Бенсон и присутствующие немедленно обратились к девице, а сам Джон просто-таки рот разорвал в приветливой улыбке. Кэт мило помахала рукой, и телевизионный репортер что-то спросил у нее, бросив интервьюировать Бенсона. После коротких переговоров Кэт "вошла в кадр", держа в руках две каких-то цветных коробки, и обе камеры "съехали" с Бенсона и устремились на нее. Кэт чтото говорила, и я с трудом усидел на месте, чтоб не ринуться вниз, поближе к съемке, и услышать, о чем она ведет речь. Понятно было только одно: Кэт что-то рекламировала. Попозировав перед камерой, она протянула спортсмену одну из коробок и Бенсон поднял ее над головой, всем своим видом и поведением демонстрируя беспредельную радость и счастье.
      - Сань, у меня к тебе просьба, сходи-ка вниз и разузнай, когда будут передаваться эта реклама с Бенсоном, пригодится для репортажа, повернулся я к Лапченко, едва сдерживая дрожащий от перевозбуждения голос.
      Мой приятель не заставил себя упрашивать и вскоре уже крутился возле съемочной группы, потом вдруг заговорил с Джоном и тот закивал в знак согласия головой. Саня что-то деловито записал в черный блокнот, выданный при аккредитации, им почему-то заинтересовался телевизионщик и направил на него свою камеру. Саня теперь уже интервьюировал тренера Бенсона (Лапченко в совершенстве владел английским - закончил переводческий факультет Киевского госуниверситета). Ну и парень, с восхищением подумал я, на ходу подметки рвет.
      Когда Лапченко возвратился, он был преисполнен уважения к собственной персоне.
      - Ладно, не раздувайся, как лягушка, лопнешь, - шутливо охладил я Саню, в душе позавидовав легкости, с коей он обрел уверенность в совершенно новой для него обстановке. - Что там? Извини, искренне поздравляю с крещением - взять интервью у Бенсона, да еще и бесплатно, это редко кому удается!
      - А что! Когда узнали, что я - советский журналист, заговорили охотно. Больше того, этот Гарри Трумэн, ну тренер Бенсона...
      - Не Трумэн, а Трамбл...
      - Я шучу, знаю, Трамбл. Словом, он сказал, что единственный соперник, с кем должен считаться Джон, - это Федор Нестеренко. Бенсон, веришь, согласился и даже головой кивнул. Вот это номер, а!
      - Ну, а чему удивляться - Федя не подарок даже для Бенсона. Итак, что там было, ну, в руках у той красотки?
      - Мистер Романько, скажу я вам - это человек! Я чуть язык не проглотил...
      - Ближе к делу! Что?
      - Я не рассмотрел, какие-то укрепляющие витаминные пилюли для умственно недоразвитых детей! Бенсон рекламировал их и, кстати, бесплатно. Сегодня по второй программе, кажись, спутниковой, в 11:30 покажут этот сюжет... А Бенсон, ты знаешь, он ушлый парень, за словом в карман не лезет. Когда я его спросил, надеется ли он победить в Сеуле, без обиняков, без разных там экивоков, присущих спортсменам, когда речь зайдет о сопернике, выложил, что Льюис, что тут спорить, великий спортсмен, но его время прошло, и он слишком изящен для того, чтобы бегать так быстро... Но он, Бенсон, уважает Льюиса, как самого великого, после Оуэнса, бегуна, и рад тому, что Карл согласился участвовать в Кубке, ведь они уже более года не встречались на дорожке... Слышь, Олег, у меня, считай, репортаж готов... и наша газета, ты знаешь, выходит утром...
      - Не дрейфь, Саня, я найду, что написать! - бодро ответил я, не слушая Лапченко, потому что в голове, как раскаленный гвоздь, засела... да, вы правы, Кэт.
      Ее появление ошеломило меня, не стану скрывать. А если и Келли с Питером Скарлборо тоже сидят сейчас где-нибудь на трибуне? Нет, не страх внес смятение в душу, иное взволновало, растерзало мысль: что стоит за их появлением здесь? Я сразу отбросил возникшее было желание броситься в полицию. Что я смогу доказать? Да они только посмеются надо мной - и Келли, и Питер, и, чего уж тут, и Кэт. Расхохочутся прямо мне в лицо...
      5
      Серж привез на тихую и тенистую улочку где-то в Гринсинге, где в обычном, ничем не примечательном старинном домике, оказывается, обосновался семейный ресторанчик.
      - А вот какая писулька появилась у меня в номере, пока я встречал тебя и мы весело прохлаждались в пресс-центре, - вмиг убрав улыбку и глупый блеск сальных глазок, сказал Серж. Он опустился в плетеное кресло и вытащил из внутреннего кармана спортивного блайзера (как он только выдерживал его габариты), как обычно, набитого блокнотами, записками, деньгами, визитными карточками и еще бесчисленным множеством ценных для Сержа предметов, сложенный вчетверо лист твердой бумаги и протянул его мне.
      Я бережно развернул лист - стандартный лист белой бумаги для писем со штампом гостиницы - "Версаль", расположенной в Лионе, по улице Капуцинов, 17, с телефоном 229-35-71, и ровными рядами отпечатанных на новой, это легко было определить по четкости букв, портативной машинке. Размашистая подпись черным тонким фломастером была мне незнакома.
      - К этой гостинице автор письма никакого отношения не имеет, я справлялся уже по телефону. Читай, - сказал Серж.
      - "Уважаемый г-н С.К. Надеюсь, что Вы еще не успели полностью забыть о нашем с Вами рандеву в далеком от здешних мест городе, где все поголовно черноволосые с глазами восточного типа. Если вспомнили, то не стану вновь перегружать Вас ненужными подробностями и именами, тем паче что имя мое ничего не скажет Вам.
      Словом, нам нужно обязательно встретиться и обговорить некоторые из нерешенных не по моей и не по Вашей вине, а в силу лишь сложившихся обстоятельств, проблем. Времени теперь осталось совсем мало, и нужно торопиться.
      Не оставляю ни адреса, ни телефона, позвоню вечером нашему общему знакомому..."
      - С уважением, - произнес я последнюю фразу и недоуменно уставился на Сержа. - Пока не врубился, может, ты объяснишь?
      - Это записка от Майкла Дивера.
      - От Майкла? Ведь он не давал о себе знать более двух лет?
      - Видно, так было нужно.
      - Ты уверен, что это он? А если провокация? - спросил я и внутренне зарделся, опять это проклятое наше словечко буквально висит на кончике языка. - Извини, Серж, но это слишком серьезно, чтоб я мог вот так слету поверить.
      - Мне знакома подпись Майкла, а он, поверь, не разбрасывается своими автографами в силу правил, существовавших в его офисе. Впрочем, я беру ее под сомнение, потому что в его личном деле, что будет храниться в ЦРУ вечно, наверняка есть образец. Но это - из области допустимых вариантов.
      - Что в таком случае реальность?
      - Первое, следует дождаться звонка и выяснить, что Майкл предложит, а в том, что ему есть что нам рассказать, сомневаться не приходится.
      - Кто этот человек, кому станет звонить Майкл или кто-то, кто будет говорить от его имени?
      - Вот тебе и на! - Серж так искренне удивился и с таким глуповатым выражением уставился на меня, что я растерялся. - Впервые вижу перед собой человека, не узнающего самого себя...
      - Ладно, мистер Казанкини, я принимаю ваш гол. 1:0 - вы ведете. Но откуда Майкл мог узнать о моем приезде в Вену, гостиницу, где я устроился? - Я все еще не верил в реальность происходящего: слишком неожиданным и слишком фантастичным выглядело это при ближайшем рассмотрении.
      - Проще простого: звонок в пресс-центр, девушка поднимает аккредитационную карту - и исчерпывающая информация: где, что, когда. Но оставим это гадание на кофейной гуще, не любил это занятие даже в студенческие годы, хотя у нас в Сорбонне, поверь, оно было разлюбимым занятием девиц и, само собой, приближенных к ним молодых оболтусов. Наверное, поэтому меня не жаловали представительницы слабого пола - из-за отсутствия наивности, а без нее затащить человека в мэрию или в собор Парижской богоматери практически невозможно. Так вот, мы дождемся звонка от Майкла, а я более чем уверен, что это он, и лишь после получения, так сказать, дополнительной информации, обсудим дальнейшие шаги. О'кей?
      - Не железная - пластмассовая логика! Ну, что ты уставился на меня, не слышал, что ли, о пластических массах крепче самого крепкого металла?
      - Еще раз напоминаю - я закончил факультет журналистики в Сорбонне и в технике - ни в зуб ногой. Я даже не знаю, где в моторе моего "ситроена" находится зажигание, - с гордостью выложил Серж.
      - Согласен. Продолжай, ты что-то хотел еще сообщить...
      - Есть и еще кое-что, способное заинтересовать тебя лично...
      - Вот как!
      - Я встречался... - Казанкини цедил слова. - С твоим Питером Скарлборо! И кое-что уяснил полезное для себя...
      - Со Скарлборо? Когда? И ты молчал? - засыпал я Сержа вопросами.
      - Будешь молчать, если тебе выложат некоторые подробности, случающиеся с теми, кто слишком много знает и не умеет держать язык за зубами?! А тем паче по телефону, да еще разговаривая с вашей страной! Молчал, но отнюдь не потому, что струсил, - тут уж в голосе Сержа прорвалась обида. Он был чертовски чувствителен, этот толстяк!
      - Ладно, Серж, не тяни.
      - Это произошло, погоди, когда ты умудрился дернуть от них?
      - 17 января 1986 года, в 0:31 по Гринвичу, если уж быть точным.
      - 18-го я прочел твое интервью в "Дейли тайм", у меня камень с сердца свалился... А 19-го, около восьми, мне позвонили в дверь и завалился эдакий лощеный хлюст, да, да, Питер Скарлборо, собственной персоной, и не один - с ним притащился еще тот самый здоровяк, Келли. Если Питер Скарлборо вел себя вполне пристойно, я бы даже сказал - по-джентльментски, то этот скот, Келли, просто-таки напрашивался на добрую оплеуху. Спасибо мистеру Питеру Скарлборо, он осадил этого сосунка, ведь у того вместо мозгов канаты из мышц, накачанных в спортзале.
      - Ближе к делу, Серж...
      - Прости. Вполне пристойный разговор, говорю. Он спрашивает, я отвечаю. Ну, к примеру, мистер Питер Скарлборо говорит: "Вы понимаете, что не в ваших интересах распространять информацию об этой встрече по каналам Франс Пресс. - "Конечно, соглашаюсь, я - спортивный репортер, а не бытописатель уголовного мира". Ну, насчет уголовного мира я, по-видимому, перегнул, потому что этот безмозглый придурок таки успел врезать мне по челюсти. Когда я оклемался, Скарлборо извинился и заставил ублюдка тоже извиниться. Его извинение обошлось мне потом в три тысячи франков за два золотых зуба. Жаль, не удосужился узнать адрес, чтобы выслать ему счет... Теперь ты понял, в каком духе взаимопонимания и дружбы проходила наша милая встреча?..
      Меня не нужно было просвещать на сей счет. Как умел бить Келли, я смог убедиться сам.
      - Ясное дело, первым вопросом был вопрос о тебе, даже не столько о тебе, как о том, что ты должен был получить от Майкла Дивера...
      - Они так и спросили?
      - Да, а что?
      - При мне имя Дивера ни разу не называлось, выходит, тут они пошли ва-банк...
      - А им таиться было ни к чему: ты сидел в Москве, а то и в Киеве... а им нужно было хвост улетевшей сороки потрогать, так у нас в Эльзасе говорят. Словом, чтобы не интриговать тебя и не затягивать развязку, скажу: им кровь из носу нужны были те сведения, которые пообещал выдать Майкл. Даже, наверное, не сами факты, а уровень их опасности для Питера и Кo, вот в чем суть. Они, понимаешь, ничего не знали о степени информированности Дивера, но подозревали, что он умудрился каким-то образом проникнуть в какую-то супер-тайну. А чем я мог им помочь? Только и повторял, как попка, что американец пообещал дать несколько страничек из книги, где раскрываются факты проникновения наркомафии в большой спорт, в частности олимпийский...
      - Более серьезной вещи ты, Серж, и не мог им сообщить. Теперь они готовы на все!
      - Как бы не так! Ой, какие серьезные, страшные тайны раскрыл Серж Казанкини! Ха-ха! Ты забываешь, что эта беседа состоялась 19 января 1986 года, то есть два с половиной года назад, и за прошедшее время никто из них больше не появлялся в поле моего зрения. Исчез Дейв, исчезли Питер Скарлборо, Келли и эта твоя секс-бомба, не помню, как там ее величали...
      - Объявился Майкл...
      - Ну, и что же, ведь об этом оповещены только мы с тобой!
      - Не уверен... Днем я увидел на стадионе... Кэт.
      - Кого, кого?
      - Ту самую секс-бомбу из Лондона...
      6
      Шел второй час ночи.
      В открытое настежь окно вливался свежий воздух. Прошуршали по асфальту шины. В "Красном домике" час пик тоже миновал, как-никак день будничный: лишь изредка с противоположной стороны улицы доносился до меня приглушенный разговор.
      Я давно подключил, вернее, прилепил к корпусу телефона пластмассовую "пилюлю" величиной с гривенник - портативный записывающий магнитофон фирмы "Сони".
      Но телефон молчал, я уже несколько раз проверял - не отключили ли его ненароком Питер с бандой.
      Телефон, однако, работал исправно. От томительного ожидания я совсем извелся и взялся листать рекламную литературу, подаренную в пресс-центре. Что ж, пустое времяпровождение тоже может принести какую-то пользу.
      "Вена, - читал я путеводитель по столице Австрии, - живой город, имеющий, как и любой человек, свои характерные черты. В Вене - своя атмосфера и свой дух, этот город полон поэзии и окрыленной мелодии жизни. Расположенная в прекрасной местности, на берегу одной из самых больших рек Европы - Дуная, Вена в течение веков стала воплощением европейского духа..." - И все в том же стиле, подумал я, хотя, признаться, такое заявление не было плодом слишком пылкого воображения.
      Мысли снова возвратились к нашему разговору с Сержем.
      "Нет, судя по целенаправленности их поисков, к ЦРУ ни Питер, ни Келли отношения не имеют. Неужто Майкл так глубоко копнул мафию? Или корни, пущенные наркобизнесом в профессиональном спорте, прорастают в любительском? Обидно, крайне обидно, да и не менее опасно, если учесть, что и советские спортсмены тоже становятся предметом купли-продажи. То клеймили профессионалов, рисуя их как недоумков и наркоманов - мало ли довелось начитаться про "их" нравы в США, Англии, ФРГ? Что не чемпион, то преступник. А сейчас "Совинтерспорт", предав забвению обыкновенную человеческую мораль - какая разница - социалистическая она или капиталистическая? - человеческая мораль едина! - продает наши "звезды" по стоимости кондукторов трамвая..."
      И снова взялся за путеводитель.
      "Вену часто называют разными именами и не в последнюю очередь городом молодежи, городом народного здравоохранения и социального прогресса. В этом направлении развитие Вены началось после первой мировой войны, с каждым годом этой области отводится все больше и больше внимания. Обширное социальное жилищное строительство, забота о здоровье народа, реформы школьного обучения, охрана матери и ребенка, забота о подрастающем поколении, благоустройство наиболее старых районов города и строительство новых, полных солнца и воздуха жилых массивов на краю города, а также детских садов, купален и бассейнов и насаждение новых садов и парков способствовали градостроительному омоложению старой Вены. После ужасной катастрофы второй мировой войны во всех областях социальной жизни пришлось начинать с самого начала... Своим высшим законом Вена с радостью признала право своих граждан, пожилых и юных, на счастливую жизнь в настоящем и светлую перспективу на обеспеченную жизнь в будущем.