Тайна дела No 963

      - Вот с этим, увы, не все чисто. Двух болгар, тяжелоатлетов, уже лишили медалей, пробы оказались положительными...
      - Так оно, видать, и должно было случиться.
      - Почему?
      - До меня доходили кое-какие факты, что в Международной федерации снисходительно смотрели на эти "шалости", более того - поощряли тех, кто устанавливал мировые рекорды на первенствах мира да Европы? Почему? Да потому, что когда есть мировые, есть интерес к состязаниям, а раз существует интерес - не только зрителей, но прежде всего газет, телевидения, значит, есть и интерес рекламодателей. А это, как известно, большие деньги, и болгары, мне кажется, первыми и стали на этот путь. Вы читали откровения Сулейманова, бывшего болгарского гражданина, сбежавшего в Турцию? Он раскрывает закулисную "кухню" рекордов, без стеснения называя имена известных тренеров и своих бывших коллег по сборной...
      - Читал. Кстати, он приехал в Сеул и намерен установить несколько мировых достижений. Как же быть с допингами?
      - Сулейманов не новичок в тяжелой атлетике, и раз он говорит о рекордах, значит, уверен, что никакой допинг-контроль не засечет его. Впрочем, Олех, я привез кое-какую информацию поважнее... нет, я не так выразился, все, что касается допингов, важно, речь идет о том, что атлеты, имена которых я вам сейчас назову, слишком известны, чтоб из разоблачение не вызвало нечто похожее на извержение вулкана. Мне пришлось поработать, чтоб добыть этот печальный список. Во главе его стоит...
      Но Майкл Дивер не успел произнести главных слов, потому что наша "Голд стар", как торпедный катер, несущийся на полной скорости к цели, вдруг столкнулась со стеной и нас с Дивером швырнуло вперед. Я с такой силой ударился грудью о переднее сидение, что искры из глаз посыпались, Майкл Дивер ударился головой о голову водителя-корейца и потерял сознание. Лицо его было в крови.
      Еще ничего не понимая и не отдавая себе отчета, что я делаю, я заорал, если мой хрип, конечно, можно было назвать криком, на водителя-корейца, который тоже чувствовал себя не лучше.
      Он ничего не ответил, потому что в следующий миг обе дверцы - справа и слева от нас с Дивером - распахнулись и двое неизвестных бесцеремонно вскочили в салон, сжав нас, как тисками, с двух сторон. Я почувствовал, как в левый бок мой уперлось что-то твердое.
      Тут же распахнулась и передняя дверь, еще один человек вскочил на сидение и приказал водителю:
      - Заводи, быстрее!
      Мимо нас в сгущавшейся синеве проносились со свистом автомобили.
      Шофер-кореец уже оклемался, послушно включил зажигание, и наша "тюремная камера" на колесах понеслась дальше.
      - Вот мы с вами снова встретились, мистер Олех Романко! - услышал я знакомый до боли голос. Я поднял тяжелую, плавающую в полубеспамятстве голову и увидел прямо перед собой улыбающееся лицо седобородого... Питера Скарлборо. - Келли чрезвычайно жалел, что не сможет лично встретить вас, увы, у него дела в городе. Ну да вы не грустите - вы еще увидите его...
      Но Майкл Дивер не подавал признаков жизни.
      - Не помер ли часом? - сказал здоровяк, вспотев от бесполезного трясения обмякшего тела Майкла Дивера.
      - Такой помрет, как бы не так. Этот тип прошел сто километров по раскаленной пустыне в Мексике - без капли воды! Проверь-ка его карманы!
      Страж послушно и поспешно стал обшаривать Майкла. А какие у него карманы - один на рубашке, и невооруженным глазом видно, что, кроме пачки "мальборо", выступающей над краешком, там ничего нет. Да и задний карман джинсов - тоже не лучшее место, чтоб хранить оружие.
      - Пуст он.
      - Ноги проверь, не закреплено что под штанинами...
      - Пусто...
      - Сумку подай-ка!
      Синяя сумка Дивера с эмблемой "Пан-америкен" перекочевала с заднего сидения в руки Питера Скарлборо. Тот решительно дернул змейку. Стал шарить внутри руками. Вдруг на его лице расцвела злорадная улыбка и он извлек на свет небольшой продолговатый пластмассовый пенал.
      - Вот оно, а ты искал, - процедил он язвительно и самодовольно, раскрывая пенал. - Так и есть: пистолетик с глушилкой, да еще в антимагнитном футляре. Никакой контроль в аэропорту не найдет!
      Машина остановилась в каком-то пустынном месте, где одноэтажный дом, окруженный садом, за высоким деревянным забором прятался одиноко, очень похожий на один из тех домов, что мне довелось увидеть в музее народной архитектуры под открытым небом, куда возили журналистов хозяева концерна "Самсунг" после посещения цехов этого гигантского предприятия.
      Нас с Майклом бросили в темный подвал. Вернее будет сказать - я сошел по крупной кирпичной лесенке сам, подталкиваемый в спину моим стражем, а Майкла Дивера снесли на руках - второй бронеподросток и Питер Скарлборо.
      И оставили одних...
      8
      Как только за Питером Скарлборо тяжело, с глухим скрипом, закрылась дверь и мы утонули в кромешной тьме, я услышал, как Майкл тихонько, едва различимым шепотом, произнес:
      - Наклонитесь ко мне, Олег...
      - Как вы себя чувствуете, Майкл? - прошептал я, наклонившись к самому лицу Дивера.
      - О'кей. - Голос его звучал бодро, без каких-либо признаков растерянности, что, кажется, явственно прозвучала в моем вопросе. Я действительно не видел выхода из создавшегося положения, тем паче что имел уже счастье познакомиться с методами Питера Скарлборо. И если тогда, в Лондоне, руки у него в определенной степени были связаны пребыванием на воле Майкла Дивера, где, без сомнения, и находилось искомое, Питер Скарлборо уж слишком затянул развязку. Как бы там ни было, но захват двух заложников - пусть даже никем не замеченный, хотя кто станет утверждать, что не оказалось случайных свидетелей происшедшего? - в стране, где служба безопасности поставлена на высочайшем уровне, в чем могли убедиться многочисленные участники и гости Олимпиады, - дело не только не простое, но и по-настоящему опасное.
      - Можете не сомневаться, Олег, - все так же шепотом продолжал Дивер, - Скарлборо, он же Флавио Котти, продумал операцию до мелочей - видите, машину и ту сумели нам подставить, что, скажу вам, не так уж просто. Свободных такси в Ким-по хоть отбавляй и появление нахала, начхавшего на очередь и в наглую выхватившего пассажиров, не прошло незамеченным. Во всяком случае, номер машины наверняка отложился в чьей-то памяти...
      - Толку-то с этого? Ну, послали нашего водилу коллеги в сердцах подальше и тут же забыли, ведь у каждого свой интерес: побыстрее взять клиента и в город... - прервал я Майкла Дивера.
      - Не так-то и просто, как вам кажется, - не согласился Дивер. Он уже поднялся с пола и теперь сидел рядом, прижавшись к моему левому плечу. Это элементарно, поверьте мне: каждый водитель такси - это, ну, если не добровольный помощник полиции, то, по меньшей мере, ее приверженец на время Игр. Все они, как и представители иных служб быта, проинструктированы, что вместе с олимпийцами и туристами на подобные мероприятия со всего света слетается разная не ладящая с законом публика здесь есть где поживиться. А кому охота стать жертвой нападения? Значит, будем считать, что номер нашего авто не остался незамеченным...
      - Допустим. - Майкл Дивер был спокоен, и его настроение передалось и мне, и я стал внимательно вслушиваться в его слова, убедившись, что Дивер ведет не пустой разговор, а выстраивает логическую цепочку, хотя, судя по тому, как издалека он начал, пока не имеет четкой концепции такого решения, чтобы появился свет в конце темного тоннеля. - Допустим, повторил Дивер, - что Котти предусмотрел и этот вариант, и номера такси фальшивые. С одной стороны, это вроде бы начисто заметает следы, а с другой - звучит сигналом тревоги для службы безопасности. Вы спросите: каким образом? Просто: допустим, кто-то из водителей такси, а там их было не меньше полусотни, запомнил номера наглеца и пожаловался ближайшему полицейскому, что у него из-под носа увели пассажиров. Страж порядка, тоже нашпигованный различными инструкциями и указаниями, тут же сообщает эту незначительную на первый взгляд новость в центр. Оператор нажимает на клавиши, вводя информацию в ЭВМ, та проверяет свою магнитную память и выдает новость: такое такси во всем Сеуле не числится. Дело начинает набирать обороты: переодетые агенты расспрашивают таксистов, выискивая тех, кто в это время находился в районе Ким-по. Сделать это просто: такси, как вы, наверное, успели заметить, оборудованы рациями...
      - Послушайте, Майкл, пока они доберутся до нашего подвала, мы с вами успеем перебраться в мир иной, - мрачно отшутился я, чувствуя, как разочарование и апатия снова охватывают меня.
      Дивер не возразил, и в сырой, липкой тишине подвала было слышно лишь, как скреблась мышь.
      Я подумал о том, что где-то затихают проспекты олимпийской деревни, в олимпийской же деревне прессы в эти поздние вечерние часы жизнь только начинает набирать обороты: не протолпиться, видать, в пивной бар, что у северного выхода - день-деньской там никого с огнем не сыщешь, но стоит лишь ночному небу опуститься над Сеулом и опустеть спортивным аренам, как толпы возбужденных, перенасыщенных отзвуками отбушевавших страстей, рыцарей пера, - пожилых и совсем молодых, никогда не выходивших на старт, и тех, у кого за плечами и годы тренировок и выступления на чемпионатах мира и предыдущих Олимпиадах, - стекаются в этот вселенский клуб, где до первых петухов спорят и говорят о том, что уже случилось, или о том, что только еще должно быть. Наверняка, не раз и не два возникает в разговоре имя Джона Бенсона, чей поединок с Карлом Льюисом да, наверное, и с Федором Нестеренко ожидается здесь едва ль не как самое выдающееся событие Игр ХХIV Олимпиады.
      Что делает сейчас Вадим Крюков - он, как заноза, в моем сердце?
      - Да, пожалуй, отсюда и следует ожидать атаку, - произнес Майкл Дивер, прерывая мои нескучные мысли.
      - Какую атаку?
      - Нет, Олег, это я своим мыслям. Разное лезет в голову, как тут не заговориться... Впрочем, это не самый выгодный путь для Котти.
      - Да о чем вы, Майкл?
      - Я пытаюсь поставить себя на место этого типа и проанализировать, что он станет делать.
      - А зачем ему что-то делать, если то, что он искал, в его руках?
      - Вы так полагаете, Олег?
      - А как еще, если сумка-то ваша и пистолетик у него? В сумке, я так думаю, и есть искомое?
      - В чем-то вы правы, Олег. У Флавио Котти в руках документы...
      - Значит, я прав?
      - Документы у него, это бесспорно, как и то, что Котти не дурак и не расправился с нами потому, что не уверен, все ли он захватил. Ключ от этих бумаг - вот здесь! - Я услышал, как Майкл Дивер постучал костяшкой пальца по лбу.
      - Следовательно, ему остается лишь выбить ключик из ваших, а заодно и моих мозгов. Уж поверьте, они это умеют делать первостатейно!
      - Никогда не следует торопить, а тем паче обгонять события, Олег. Быть готовым к ним - это совсем другое дело. Наша с вами задача сейчас, пока Котти анализирует мои бумаги, предусмотреть возможные вопросы и необходимые ответы. Это нужно будет делать не спонтанно, а имея рабочие заготовки. Итак, начнем с того, чего мы не успели сделать там, в такси...
      9
      Питер Скарлборо, он же Флавио Котти, восседал на старинном резном стуле с низкой спинкой. Он явно пребывал в отличном расположении духа. Перед ним, как гарантия его спокойствия и уверенности, на таком же резном столике на львиных ножках лежала сумка Майкла Дивера и тоненькая серая папочка на змейке.
      Когда нас втолкнули в комнату, Котти приветливо помахал рукой и изрек самодовольно:
      - Слава Богу, вы оба живы и здоровы! Это как раз то, что нам нужно!
      Не ожидая нашей реакции, Флавио продолжил:
      - Вы таки здорово покопали, Дивер, чувствуется школа, ничего не скажешь. Признаюсь, я ожидал от вас меньшего, а тут, - он ткнул длинным пальцем с наманикюренным ногтем в папочку, - просто целое исследование. Откровенно, Дивер: предложи вы нам эти бумаги, так сказать, добровольно, мы выложили бы столько, сколько вам и не снилось. А теперь, увы, эти бумаги ничего не стоят, потому что они у меня в руках, не так ли?
      - Не так, Питер Скарлборо. Я вам действительно предлагаю купить эти сведения!
      Котти, кажется, просто-таки задохнулся от такой несусветной наглости. Во всяком случае, какое-то время он вздымал в стороны руки, а на лице его было написано искреннее изумление и он безмолвно призывал в свидетели двух молчаливых парней, замерших у двери, как истуканы. Те, как в рот воды набрали, и Скарлборо наконец вынужден был вытолкнуть из себя застрявшие в глотке слова:
      - Вы что, рехнулись, Дивер? Вы окиньте взглядом обстановочку! Где вы находитесь? Отсюда только один путь для вас - в никуда! Скажите спасибо, что вы вообще еще в состоянии что-то бормотать: после того, как документики попали мне в руки, а, видит бог, да и мистер Олех Романко не позволит соврать! - я за ними охочусь едва ль не три года, - после всего этого вы мне вообще не нужны. Не нужны! Есть вы, и вот вас уже нет!
      - Вы совершили бы самую большую ошибку в своей жизни, Котти! - сказал Дивер.
      - А, вы знаете и это имя, - несколько иным тоном, где проскользнула нотка недовольства, сказал Питер. - Впрочем, это ничего не меняет...
      - Так вот, Котти, - снова подчеркнул Дивер, - вам бы не простили такой чудовищной ошибки. Нет, это не ошибка - это был бы ваш полный крах. Вам же известно не хуже моего, что случается с людьми вашего круга, которые своими действиями - вольными или невольными - ставят под удар о_р_г_а_н_и_з_а_ц_и_ю_...
      - Что ты плетешь, ублюдок? - поднимаясь со своего места и прямо на глазах зверея, прошипел Питер Скарлборо.
      - А только то, что ключ к записям, что лежат перед тобой, Котти, в другом месте!
      - Что? - У Флавио Котти отвисла нижняя челюсть и как-то враз посерело, вдруг стало старческим лицо, еще секунду назад блиставшее тщательно выбритыми подбородком и щеками. Котти, кажется, и я вместе с ним стал догадываться, о чем речь. Но если во мне родилась светлая надежда, переплетенная неудержимым злорадством по отношению к поверженному противнику (я уже решил, что Скарлборо сломлен), то Флавио Котти увидел свой конец. И хотя он все еще не мог окончательно поверить, что его игра проиграна и на руках у него не козыри - шестерки, дело было сделано.
      Я, кажись, улыбнулся непроизвольно, и Котти уловил эту торжествующую нотку на моем лице, и она окончательно добила его.
      - Нет, как бы там ни было, но ты - ты, Дивер, у меня в руках! И я раздавлю тебя, как гада... безжалостно! - Рано было сбрасывать Питера Скарлборо со счетов, и тут я поторопился.
      - Знаю, - спокойно согласился Майкл Дивер. - Потому и говорю: я готов продать ключ...
      Тут уж пришел черед растеряться мне. Я не мог поверить собственным ушам - это говорит Майкл Дивер?!
      - Жизнь все же дороже истины, Дивер? - стал снова обретать себя Котти.
      - Жизнь - одна, - философски подвел итог беседы Майкл Дивер.
      - Хорошо, каковы гарантии?
      - Я собственной персоной...
      - Немало, - согласился Котти. - Итак, каковы условия?
      - Первое: вы отпускаете мистера Олега Романько. Второе: чек на миллион долларов на мое имя. Третье: билет на самолет до Рио. В аэропорту я передам вам ключ, он в сейфе в камере хранения Кимпо.
      Так вот почему так долго не появлялся Майкл Дивер в аэропорту?
      - Густо замешано, Дивер. Ничего не скажешь... Но номер твой не пройдет - я выбью из тебя этот вонючий ключ, коего вообще в природе не существует, и ты мне выложишь вместе со своим поганым языком, а если понадобится, - и с потрохами то, чего недостает в этих бумагах! Понял?
      В следующий момент дверь распахнулась и в комнату влетел Келли. Это был разъяренный тигр в посудной лавке. Я вообще ничего не успел сообразить, как уже отлетел в дальний угол комнаты от молниеносного, с лета, удара Келли.
      Очнулся я в темноте. Рядом кто-то тяжело, хрипло дышал.
      - Майкл? Жив?
      - Еще жив, Олег... Но так можно и богу душу отдать... Почему он не поверил мне? Почему... он уже был готов... я видел, и такой резкий поворот назад... что я сморозил лишнего?
      - Первое ваше требование, Майкл, я думаю, и выдало с головой... Когда человек спасает себя, он никогда не думает о ближнем... А ведь вы хотели сыграть на спасении собственной шкуры... Не логично и противоречит той маске, которую вы выбрали...
      - Пожалуй, вы правы, Олег... Но у меня не было выхода. Я не имел никакого права хоть не секунду забыть о вас...
      - Спасибо, Майкл... Однако отделали они нас прилично... Келли по этой части мастак, я вам рассказывал... А что, действительно существует ключ к тем бумагам?
      - Да, Олег, и он у меня в голове... и в руках Дейва Дональдсона...
      - Что вы хотите этим сказать?
      - Только то, что направляясь сюда, в Сеул, на всякий пожарный обезопасил себя... Расшифровка кода нового допинга - в руках Дональдсона. Самое печальное же состоит в том, что он даже не догадывается об этом и вряд ли, как порядочный человек, станет вскрывать пакет - я просил передать в случае чего вам и только вам в тот день, когда будет бежать Джон Бенсон...
      - Таки Джон, - едва слышно прошептал я. Со словами Майкла Дивера исчезла последняя надежда, что история эта обойдет и моего парня. Мне стало так больно, словно сердце сдавили раскаленными тисками.
      10
      Когда нас с Майклом Дивером в третий раз вытащили на свет божий солнце ярко светило сквозь чисто вымытые окна. Питер Скарлборо уже тоже успел потерять свой блеск. Он то ли не успел, то ли не придавал значения, но клочковатая борода, обычно ухоженная и тщательно расчесанная, торчала в разные стороны клоками свалявшейся грязной шерсти, под глазами налились синие мешки, ворот расстегнутой рубахи был мят и несвеж. И без того темные, непрозрачные глаза Питера Скарлборо превратились в два черных, злых угля на пепельно-сером лице, лишенном малейших признаков жизни - ни дать, ни взять посмертная маска.
      Скарлборо восседал по-прежнему на том же резном стуле, но теперь он словно потерял внутренний стержень - сгорбился, оплыл, как сгоревшая свеча, и у меня где-то в глубине истекающей души проскользнуло что-то похожее на сочувствие, - мол, не одним нам нынче несладко. Можно было догадаться, что эти дни Питера Скарлборо не покидала точившая, как червь дерево, мысль о том, что время ускользает, а результатов, кои так нужны и не ему одному! - нет и нет. Он, кажется, увидел наяву собственный конец, и это открытие если не раздавило, то, по меньшей мере, лишило его уверенности в собственном будущем.
      На сей раз Келли не бил Майкла Дивера.
      Когда нас привели в знакомую комнату, Келли с помощью двух молчаливых - за все это время я не услышал от них ни слова! - парней усадил Дивера в неизвестно откуда появившееся тяжелое, похожее на царский трон, дубовое кресло с высокой спинкой. Тонким нейлоновым шнуром они прочно прикрутили Майкла к спинке, да так, что он едва мог вздохнуть...
      Какие-то посторонние звуки долетели в комнату, заставив замереть на месте Питера Скарлборо, а Келли вскочить со своего кресла.
      В следующий миг дверь комнаты распахнулась, выбитая сильным ударом ноги, и в проеме появился во всей своей красе... Алекс Разумовский. Он был в светло-голубом отглаженном костюме, в ослепительно белой рубашке с черной кокетливой бабочкой, - словно только-только с приема у английской королевы.
      Но пистолет в его руке недвусмысленно говорил, что он не намерен вести светские беседы.
      - Алекс?! - у Скарлборо оборвался голос и смертельная бледность залила его и без того бледное лицо. - Вы?
      - Не двигаться, - тихо, но с такой убедительностью сказал Алекс Разумовский, что бронеподросток Келли дернулся, как марионетка на ниточке, и окаменел.
      - Что ж, Разумовский, ваша взяла... Откуда только вы свалились на мою голову? - В голосе Питера Скарлборо я услышал обреченность...
      - Не искал я вас, Котти, хотя знал давно, если увижу - живым не выпущу...
      - Зачем же так, Алекс?
      - Вы запамятовали о нашей последней встрече в Гонконге, Котти...
      - В Гонконге? Но вас там не было, Алекс!
      - Поэтому вы до сих пор и живы, Котти... Но там была Мария... Разве вы не помните этого?
      - О, боже! - как стон вырвалось из глотки Питера Скарлборо.
      - Да, да, Котти, вы полагали, что это осталось тайной... Но я был там спустя несколько минут после того, как сделав грязное, подлое дело, вы укатили в машине, за рулем которой сидел этот подонок... Келли...
      - Я ни при чем, я не был в комнате, это - Флавио, он, он! - Келли орал как сумасшедший.
      - Не пускай пену, Келли... - с омерзением сказал Алекс и повернулся ко мне, спросил участливо: - Вы можете встать, Олег?
      - Могу...
      Меня покачивало из стороны в сторону.
      - Развяжите вашего товарища, а Келли и этого, молчаливого, свяжите. Да покрепче, чтоб рукой не могли пошевелить. - И к Келли: - Не вздумайте дурить, ребята...
      Майкл Дивер, когда я его развязал, стал массировать затекшие кисти.
      Когда Келли и второй подручный Питера Скарлборо оказались надежно связаны, точнее, привязаны руками, сведенными за спиной друг к другу, Алекс Разумовский приблизился к Питеру Скарлборо.
      - Вот мы и свиделись, Флавио...
      - Ты не посмеешь стрелять! - отпрянул назад Питер.
      - Посмею, потому что для тебя же лучше исчезнуть здесь, чем угодить в руки полиции, да и твои дружки не простят тебе этого провала и рассчитаются сполна. Разве не так?
      - Что тебе от моей смерти, Алекс? - взмолился Питер Скарлборо. - Дело прошлое, Мария слишком много знала, ей бы несдобровать, ну, не я, так кто-то другой, но она не ушла бы... ее бы из-под земли вытащили...
      - Врешь, ты думал прежде всего о себе, о своих ощущениях, Флавио, ты этим хотел меня достать... убить морально. Тебе это удалось... почти удалось.
      - Алекс, я готов отдать тебе все, что имею, только отпусти! Я сгину с глаз, уйду на дно, и никто и никогда не увидит меня! Ты не можешь взять на себя грех убийства! Убийства безоружного человека!
      - Я бы расстрелял тебя, Флавио, как бешеную собаку, и человечество только бы возблагодарило меня! Но ты прав, я не смогу убить безоружного, даже такого, как ты... Я сдам тебя Интерполу, а уж они решат, куда тебя отправить - в Штаты, где тебя ждет электрический стул, в Австралию ли, где по тамошним законам тебе грозит пожизненное заключение, в Колумбию ли, где за тобой тянется кровавая цепь преступлений, в том числе убийство прокурора республики... А может быть, проще - ты сам лишишь себя никому не нужной жизни? Я готов дать тебе один патрон...
      - Нет, Алекс, нет, ты не сделаешь этой глупости! Какая тебе выгода от моей смерти? У меня есть... есть деньги... и большие деньги! Отдам до последнего цента, пойду голым и босым, но подумай, Алекс, ведь мы были друзьями!
      - Я давно проклял тот час, когда ты втянул меня в свои дела...
      - Хорошо, я согласен, виноват перед тобой... прости!
      - Не передо мной - перед людьми, отравленными тобой наркотиками, совращенными и убитыми... Неужели ты, Флавио, так жалок, что не можешь остаться мужчиной даже перед лицом смерти? Уймись...
      - Нет! Нет! - Питера Скарлборо била истерика.
      - Олег, займись вашим другом, - сказал Алекс Разумовский, наклонившись над Майклом Дивером. - Здесь рядом - ванная, там, кажись, есть аптечка...
      Едва я дотронулся к нему ватой, обильно смоченной одеколоном, Майкл Дивер дернул головой и открыл глаза. Еще несколько мгновений он беспамятно смотрел мне в лицо, потом его взор обрел осмысленность, и он сказал, да что там - едва слышно прошептал:
      - Олег...
      - Все будет в порядке, Майкл! Все будет о'кей! - вскричал я.
      И тут же услышал какой-то удар, вскрик и шум борьбы. Я поспешно оглянулся и увидел Питера Скарлборо, навалившегося на Алекса Разумовского и тянущегося к руке с пистолетом. Я окаменел и не сразу бросился на помощь. Но Алекс сам успел вывернуться, и вот уже Котти лежит под ним. Но они борются, и пистолет все еще в руке у Алекса, хотя Питер Скарлборо тянет его к себе.
      Выстрел прозвучал глухо, и Котти как-то неестественно дернулся и замер.
      - Вы убили его? - закричал я.
      - Нет, это он от страха, - сказал Алекс Разумовский, поднимаясь с пола и отряхивая чуть помявшийся костюм. - Сейчас придет в себя.
      И действительно, Питер Скарлборо зашевелился, открыл глаза и... я невольно отвернулся - столько омерзительного страха выплеснулось на его лицо.
      ...У дома нас поджидало такси с невозмутимым темноволосым водителем. Он совершенно не удивился, обнаружив трех новых пассажиров, один из которых был основательно забрызган кровью, обе руки неумело, но плотно забинтованы.
      - А что будет с Келли и его подручным? - спросил я.
      - Я сдам Флавио Котти полиции, а заодно сообщу, где взять остальных. Но прежде отвезем в клинику мистера Дивера.
      - Нет, - подал голос все это время молчавший Майкл Дивер. - В полицию отвезете и меня, я кое-что должен передать Интерполу. Я так решил!
      - Ну, что ж, тогда забросим мистера Олега Романько в олимпийскую деревню прессы - ему нужно побриться да привести себя в порядок. Завтра большой день на Играх - в финале встречаются Джон Бенсон и Карл Льюис! сказал Алекс Разумовский. - Жаль, но мы, видимо, туда не успеем - Интерпол нас не отпустит, пока мы не выложим все, что нам известно...
      Когда мы прощались у северного входа олимпийской деревни прессы, Майкл Дивер сказал:
      - Не забудьте, Олег, забрать письмо у Дейва Дональдсона. До скорой встречи!
      11
      Мое отсутствие если и было кем замечено, так это невысоким, легким на ногу пареньком с трудно произносимым именем Ким-чже-жу, студентом одного из сеульских университетов, а на время Олимпиады - стюардом нашего 122-го корпуса. Мы познакомились с ним еще в первый день.
      - О, Олег Романько! - только и сумел простонать Ким-чже-жу, когда я протянул руку за ключом от комнаты.
      - Меня не искали, Ким? - спросил я.
      - О, нет, искал, искал! Я искал, очень трудно беспокоился. Вы ничего не сказал, - совсем зарапортовался мой собеседник и чтото выпалил по-корейски. Двух девчушек в форме, вместе с ним сидевших за столом, как ветром сдуло. Через минуту они возвратились с подносом с двумя банками "максвелла", банкой сухих сливок, горкой сахарных пакетиков, сендвичами и еще чем-то в ярких упаковках. Ким взял принесенное и почтительно подождал, пока я войду в лифт, и лишь после того вступил в кабинку следом. Он довез меня до квартиры, поднос поставил на стол и сказал:
      - Отдыхайте на здоровье!
      - Спасибо, Ким. Знаешь что, принеси-ка мне газеты за последние дни...
      Я медленно, растягивая удовольствие, брился, потом чистил зубы сладковатой пастой с олимпийскими кольцами на тубе, долго плескался под душем. Все, что произошло в эти дни, могло показаться дурным сном, кошмаром, если б реальные следы на лице и ссадины на ребрах не свидетельствовали об обратном.
      Я почувствовал страшную усталость. Она навалилась вдруг, точно невидимая, неосязаемая свинцовая гора обрушилась на меня, и опустошенность - эта спутница душевных перегрузок, - подавила, лишила воли и желания действовать. У меня не нашлось сил, чтобы насухо вытереться, я, как был мокрый, что зюзя, свалился на неразобранную постель и точно провалился в сон.
      Разбудили долгие телефонные звонки. Я слышал их, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. А звонки буквально разрывались.
      Я наконец протянул руку и поднял трубку.
      - Мистер Олех Романко, здесь Дейв Дональдсон, вы слышите меня, здесь Дейв, я знаю, что вы дома, мне сказали внизу, портье, мистер Олех Романко, вы слышите, вы слышите, почему вы молчите? - строчил, как из пулемета, Дейв, и в голосе его пробилось отчаяние.
      Оно-то и дало мне силы.
      - Слышу, Дейв, приходите ко мне... немедленно...
      И я снова уснул или впал в беспамятство, не помню, но только открыл глаза, лишь подчиняясь настойчивым толчкам Дейва Дональдсона.
      - Дейв, заварите мне кофе, покрепче, - попросил я.
      Когда две чашки черного и горького, как хинин, кофе было влито в глотку, я смог подняться и, извинившись перед Дейвом, принялся одеваться, испытывая неловкость, что встретил его в чем мать родила. Но Дональдсон уже и так догадался, что стряслось что-то из ряда вон выходящее и терпеливо ждал, не задавая мне никаких вопросов.
      - Где письмо, Дейв? - спросил я первым делом, когда мы уселись в столовой и я принялся за третью чашку, ощущая, как жизнь медленно, но верно возвращается в растерзанное, бессильное тело.
      - Оно у меня, - отвечал Дейв и поспешно полез в белую официальную сумку, которой наделяли журналистов, аккредитованных на Играх.
      Я вскрыл пакет. В нем оказались два конверта. На одном каллиграфическим почерком было выведено "Г-ну принцу Александру де Мерод. Лично в руки", на втором оказалось мое имя.
      Этот конверт я поспешно надорвал и вслух прочел следующие строки: "Дорогой Олег Романько! В случае, если что-то помешает нам встретиться, Вы должны первый конверт, адресованный председателю медицинской комиссии МОК, передать по назначению и как можно оперативнее. В нем записка от Мишеля Потье и код расшифровки допинга, а также местонахождение секретной лаборатории, где его синтезировали. Хочу сообщить Вам также, что ряд атлетов готовились к Играм, используя это уникальное по своему воздействию средство. Увы, их имена держатся в глубочайшей тайне, правда, кое-какими сведениями я обладаю, но не хочу бросать тень на людей, коих еще никто официально не обвинил в употреблении допинга для достижения цели на Олимпиаде. Пусть это сделает сам Александр де Мерод, если получит веские доказательства их вины... Ваш Майкл Дивер".
      - А теперь, Дейв, я познакомлю тебя с некоторыми событиями, кои предшествовали нашей сегодняшней встрече.
      Дейв превратился в слух (что, впрочем, не помешало ему первым делом включить диктофон, который он сунул чуть ли не мне в рот). Он ни разу не перебил меня, не задал ни единого вопроса, хотя видел, что они просто-таки крутились на кончике языка, которым он время от времени облизывал пересохшие губы. Когда же я умолк, он вскочил на ноги и закричал:
      - И я мог ходить с этим взрывным документом и не пустить его в дело?! Нет, нет, - Дейв точно заклинание произносил, - это было ужасно! Я навсегда бы потерял к себе уважение, Олег...