Но Бестужев-Рюмин восторженно говорит об огромных силах и возможностях их Тайного общества. Среди его членов самые блестящие офицеры, князья, генералы. Он подробно рассказал о конституции, сообщил, что князь Трубецкой возил текст этой конституции для ознакомления и консультаций во Францию и Англию…

Разумеется, ничего этого не было, кроме как в горячем воображении молодого заговорщика.

«Славяне» не верят на слово. Они настаивают, чтобы им показали конституцию, они хотят также познакомиться с программой Южного общества. Только тогда можно будет обсуждать вопрос о слиянии двух тайных обществ.

Пестель диктует Бестужеву-Рюмину «Государственный завет» — краткое изложение основных положений «Русской правды». Бестужев-Рюмин передает его «Славянам».

Наконец в их руках программный документ о целях Южного общества! Наконец они могут не только слушать блестящие речи молодого Бестужева-Рюмина, а прочесть и обсудить программу тайной политической организации!

«Славяне» тщательно обсуждают отдельные пункты, делают замечания, предлагают дополнения, спорят и хотят получить некоторые разъяснения. К ним опять приезжает Бестужев-Рюмин, чтобы услышать об их окончательном решении.

«Славяне» забрасывают его вопросами, они хотят знать все о будущем России. Бестужев-Рюмин им отвечает, что рассматривать сейчас в деталях будущую конституцию «совершенно излишне». Он обещает сделать это при следующей встрече. Затем добавляет:

— Сейчас могут возникнуть споры, разногласия, и мы лишь потеряем время, а она, конституция, уже одобрена великими умами!

Но не только эти последние слова огорчают «Славян». Задело их предложение — оказать неограниченное доверие и войти в полное подчинение Верховной думе Южного общества.

— Мы хотим иметь доказательства, мы хотим получить исчерпывающие разъяснения! — заявляют некоторые из них.

Майор Спиридов из «Славян» хочет знать, кто входит в Верховную думу.

— К чему такое любопытство? — спрашивает Бестужев-Рюмин. — Следует почитать за счастье входить в такое общеполезное и важное дело.

Но «Славяне» не соглашаются. Они не желают вслепую вступать в борьбу.

Тогда Бестужев-Рюмин достает лист бумаги и перед всеми начинает чертить схему организации Южного общества. Начертил большой круг и в центре его поставил Верховную думу, а радиусами обозначил посредников между ею и отделениями общества. Он назвал имена многих высших офицеров, генералов, штабных офицеров из корпусов, дивизий и полков.

— Все это благороднейшие люди, — говорит он в заключение, — пренебрегающие почестями и роскошью, поклявшиеся освободить Россию от рабства и готовые умереть за благо отечества.

Бестужев-Рюмин с воодушевлением рассказывает о связях с Польским обществом, с горячностью рисует картину будущей революции.

«Славяне» приходят в восторг. С чисто детской радостью слушают они волнующие слова. Лишь Петр Борисов спокойно и даже несколько холодно замечает, что придерживается первоначальной цели своего общества — освобождения всех славянских народов, объединения их в единый республиканский федеративный союз.

— Более того, — обращается он к своим товарищам, — если мы безоговорочно подчинимся Верховной думе Южного общества, будем ли мы тогда в состоянии исполнить принятые на себя обязательства? Подчинившись этой таинственной Думе, не окажемся ли мы во власти ее произвола, когда может быть найдена никчемной высокая цель «Общества соединенных славян» — федеративный союз славянских народов, и ради сегодняшней пользы мы пожертвуем будущим, когда нам запретят иметь связь с другими народами?

Созвали новое собрание. Сергей Муравьев-Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин приглашают упрямых «Славян» к себе. Приехавшие застают на квартире подполковника Муравьева-Апостола и других членов Южного общества. «Славян» приветливо встречают три полковника — Враницкий, Повало-Швейковский и Тизенгаузен. Подполковник Муравьев-Апостол представляет им командира Ахтырского полка Артамона Муравьева, подполковника Фролова, подпоручика Лихарева.

— Господа! Все это наши члены.

Муравьев-Апостол старается дружески рассеять смущение младших офицеров, вызвать их расположение и доверие.

Очень быстро завязался оживленный разговор. «Славяне» крайне изумлены, когда Артамон Муравьев громко произнес проклятие самодержавию и сказал, что собственной кровью искупит свободу. Офицеры говорят о казнокрадстве и злоупотреблениях, о страданиях крепостных, о тяжкой доле солдата.

Один из «Славян» — Веденяпин — вдруг громко заявляет перед всеми, что не собирается верить только словам.

По его мнению, каждый член организации, какой бы чин он ни имел, должен на деле подтвердить свои убеждения и идеалы. Он выражает недовольство, что полковые командиры, состоящие членами Тайного общества, не стремятся привлекать в него рядовых солдат, ничего не делают для увеличения численности членов организации.

Загорелся горячий спор. Члены Южного общества доказывают, что Верховная дума принимает в общество лишь самых благородных, и пусть никто не сомневается в том, что это достойнейшие люди.

Спорят долго и много. Бестужев-Рюмин заявляет, что восхищается целями, выдвинутыми «Славянами», и подробно останавливается на содержании документов, представленных Петром Борисовым. Но он подчеркивает, что не приемлет постепенность и отдаленность их целей. Бестужев-Рюмин выступает против идеи включения народа в их борьбу, заявляя, что это опасно.

— Наша революция, — говорит Бестужев-Рюмин, — будет подобна революции испанской: она не будет стоить ни одной капли крови, ибо будет совершена одной армией, без участия народа. Москва и Петербург с нетерпением ожидают восстания войск. Наша конституция утвердит навсегда свободу и благоденствие народа. Будущего 1826 года, в августе месяце, император будет смотреть 3-й корпус, и в то время решится судьба деспотизма; тогда ненавистный тиран падет под нашими ударами; мы поднимем знамя свободы и пойдем на Москву, провозгласим конституцию.

На эту пламенную речь вряд ли можно было что-нибудь возразить. Но Петр Борисов резко спросил:

— Какие меры принимаются обществом, чтобы Временное правительство придерживалось законности и могло бы быть обузданным, если у него появятся властолюбивые и честолюбивые намерения, которые могут оказаться пагубными для республики?

Бестужев-Рюмин взволнованно возразил:

— Как вам не стыдно спрашивать это, как будто те, которые, чтобы добиться свободы, решили умертвить своего монарха, превратятся в простых узурпаторов власти!

Даже «Славяне» с удивлением и недоумением посмотрели на своего товарища. Петр Борисов отвечал:

— Это все хорошо сказано, но победитель галлов и несчастного Помпея пал под ударами заговорщиков в присутствии всего сената, а юноша, 18-летний Октавий, стал властителем Рима.

— Зачем рассказываете солдатам, что замышляете государственный переворот? — спросил подполковник Ентальцев.

— Чтобы знали, за кого будут сражаться! — твердо ответил Горбачевский.

— Народ должен разговаривать с похитителями власти не иначе как с оружием в руках, купить свободу кровью и кровью утвердить ее; безрассудно требовать, чтобы человек, родившийся на престоле и вкусивший сладость властолюбия с самой колыбели, добровольно отказался от того, что он привык считать своим правом, — подчеркнул П. Борисов.

Спорят обо всем. Спорят по каждому пункту, по каждому слову, по каждому предложению. Все эти молодые офицеры почитают лишь одну святыню — любовь к России.

Именно эта любовь связала их с членами Южного общества! Они находят общий язык и общий путь в предстоящей борьбе.

Этот спор говорит не только о революционном энтузиазме «Славян». Он показывает, насколько трудно и сложно достичь единства и согласия. И все же Муравьев-Апостол преуспел и в этом, протянув руку «Славянам». Вскоре они убедятся, что в его лице они встретили подлинного русского патриота. И свою пламенную и безграничную любовь к Отечеству он позже покажет перед всем миром: свой жизненный путь в борьбе за светлые идеалы он завершит на эшафоте.

Мысли о решительных действиях, о революции с оружием в руках полностью владеют Сергеем Муравьевым-Апостолом. И только в таком плане он понимает роль и назначение Тайного общества. Он привлекает людей своими личными качествами душевного и обаятельного человека. Всех окружающих пленяют его благородство, пламенный патриотизм и готовность к самопожертвованию. В острых спорах со «Славянами» именно Сергей Муравьев-Апостол находит путь к единению. Он восхищается их демократизмом, их энтузиазмом, но честно говорит, что у них нет конкретного и четкого плана.

«В обществе „Славян“, — напишет позже Бестужев-Рюмин, — я увидел много энтузиазма, решительности, но четкости в действиях, ясной цели и определенного плана у них не было. Самое замечательное, что было в этом обществе, — так это то, что оно было демократическое».

Наконец наступает великий и радостный день. «Славяне» и члены Южного общества объединяются. Это было незабываемое, волнующее событие.

На собрании, на котором произошло объединение, Бестужев-Рюмин произнес большую речь. Все без исключения присутствующие сохранили в памяти своей целые отрывки из нее. Они ее потом приводили в своих показаниях и мемуарах. Было какое-то неповторимое обаяние у молодого и восторженного бунтовщика! И единственное, что руководило всеми его поступками, наполняло его могучей революционной страстью, — так это беспредельная любовь к России.

— Век славы военной кончился с Наполеоном, — говорил Михаил Бестужев-Рюмин. — Теперь настало время освобождения народов от угнетающего их рабства, и неужели русские, ознаменовавшие себя столь блистательными подвигами в войне истинно Отечественной, русские, исторгшие Европу из-под ига Наполеона, не свергнут собственного ярма и не отличат себя благородной ревностью, когда дело пойдет о спасении Отечества, счастливое преобразование коего зависит от любви нашей к свободе?

Все слушали с восхищением. Некоторые были тронуты до слез.

— Взгляните на народ, как он угнетен! — продолжал Бестужев-Рюмин. — При сих обстоятельствах нетрудно было нашему Обществу распространиться и прийти в состояние грозное и могущественное. Великое дело свершится, и нас провозгласят героями века!

Бестужев-Рюмин произнес клятву, что будет верен Обществу и по первому зову возьмет меч в руки.

«Невозможно изобразить сей торжественной, трогательной сцены, — писал Иван Горбачевский в своих воспоминаниях. — Воспламененное воображение, поток бурных и неукротимых страстей производили беспрестанные восклицания. Чистосердечные, торжественные клятвы смешивались с криками: “Да погибнет различие сословий! Да погибнет дворянство вместе с царским саном! Да здравствует конституция! Да здравствует народ! Да здравствует республика!”»

В начале декабря 1825 года полки, расквартированные на юге, присягнули в верности Константину. «Славяне» живут в крайнем напряжении. Они понимают, что со смертью Александра I назревают события и что намного ранее, чем предполагали, наступит час восстания. Но, как дисциплинированные члены нового Тайного общества, они ждут приказа к выступлению от Сергея Муравьева-Апостола.

Последний отправляется со своим братом Матвеем в город Житомир, чтобы встретиться с другими декабристами. На последней перед Житомиром почтовой станции они встретили сенатского курьера из Петербурга, который вез манифест Николая I, и узнали о восстании в Петербурге.

Оба брата услышали такие новости: восстание подавлено, начались массовые аресты. Их волнение огромно.

Сергей Муравьев-Апостол понимает, что нет другого пути, кроме как поднять восстание и на юге. Он чувствует долг перед родиной, перед своими товарищами. Он знает, что их имена уже известны в царском дворце.

Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы спешат в Любар, чтобы встретиться с Артамоном Муравьевым. Вскоре к ним прибыл падавший от усталости Михаил Бестужев-Рюмин.

— Есть приказ о твоем аресте! — говорит он Сергею. — Твои бумаги изъяты Гебелем, который следует за тобой.

Сергей Муравьев-Апостол хочет знать подробности. Узнает, что 25 декабря командир Черниговского полка Гебель давал бал. Он направил приглашения «ко всем офицерам, городским жителям и известным помещикам и членам их семейств».

Внезапно в самый разгар бала у подъезда остановился возок. Два жандармских офицера, поручик Несмеянов и прапорщик Скоков, в три часа утра доставили совершенно секретное письмо от начальника штаба 1-й армии генерал-адъютанта барона Толя. Он приказывал Гебелю немедленно арестовать Сергея Муравьева-Апостола и забрать все его бумаги и документы.

Гебель покидает бал. Едет на квартиру Муравьева-Апостола, но узнает, что его там нет. Гебель и его помощники запечатывают в мешки все бумаги Сергея Муравьева-Апостола.

В этом же доме остановился на ночлег Бестужев-Рюмин. Всего лишь через несколько минут после обыска к нему приходят четыре офицера из «Славян», которые были на балу. Прибытие двух жандармов, поспешный уход с бала хозяина, командира Черниговского полка, свидетельствовали о наступлении серьезных событий. Обыск у Муравьева-Апостола и приказ об его аресте — сигнал, чтобы на удар ответить ударом!

«Славяне» настаивают, чтобы Михаил Бестужев-Рюмин разыскал Сергея Муравьева-Апостола и уведомил его обо всем этом, а также о том, что они начинают восстание.

И Бестужев-Рюмин отправился обратно. Он мчался с такой быстротой, что успел приехать раньше преследователей.

Жандармы повсюду разыскивают С. Муравьева-Апостола: в Житомире, Любаре, в селе Трилесы. Наконец рано утром его с братом Матвеем обнаруживают в одном сельском доме села Трилесы. Дом окружен солдатами Гебеля. Нет никакого выхода. Оба брата Муравьевы-Апостолы арестованы. Сергей Муравьев-Апостол в полной военной форме. Он спокойно выслушал приказ об аресте и даже предложил Гебелю выпить чашку горячего чая.

Гебель охотно согласился, так как уже знал, что скоро прибудет и Михаил Бестужев-Рюмин. Не упускать же и его из рук. Арест сразу троих заговорщиков будет надлежащим образом оценен в Петербурге.

Но Гебель не предвидел одного обстоятельства. Предыдущей ночью Сергей Муравьев-Апостол отправил с солдатом 5-й роты письма к «Славянам» — офицерам Черниговского полка Кузьмину, Щепилле и Соловьеву — с просьбой немедленно прибыть к нему в село.

Бестужев-Рюмин также имеет важнейшее поручение. Некоторые исследователи предполагают, что он был направлен в Александровский полк к Повало-Швейковскому, чтобы там поднять бунт. Тот же характер имели и письма, которые он доставил члену Тайного общества И. А. Набокову в Кременчугский полк. Но под различными предлогами оба отказались поднимать свои полки.

В ночь на 29 декабря «Славяне» получили письма Сергея Муравьева-Апостола. Времени терять нельзя! Всесторонне оценивая положение, они поняли, что, весьма возможно, его уже арестовали. Они решили: если их руководитель уже находится в руках врага, значит, нужно его освободить любой ценой.

В путь отправляются Кузьмин, Щепилло, Соловьев и Сухинов (поручик гусарского полка). Несмотря на то что между Сергеем Муравьевым-Апостолом и Сухиновым происходят постоянные споры, в эти напряженные, решительные минуты последний демонстрирует истинно революционное поведение. Он идет теперь на решительные действия, чтобы освободить Сергея Муравьева-Апостола.

Четверо членов «Общества соединенных славян» врываются в дом, в котором содержатся арестованные братья Муравьевы-Апостолы. Они требуют объяснений от Гебеля, но тот возмущенно им отвечает, что это не их дело.

Щепилло кричит:

— Ты один из варваров, которые хотят убить Муравьева!

Он бросается на часового, отнимает у него ружье и штыком наносит удар Гебелю.

«Славяне» дерутся с яростью и освобождают Сергея Муравьева-Апостола. Несмотря на призывы Гебеля к солдатам не допустить бегства «разбойников», солдаты не трогаются с места. Борьба идет только между офицерами.

В своих показаниях на следствии Сергей Муравьев-Апостол писал: «Происшествие сие решило все мои сомнения; видев ответственность, коей подвергли себя за меня четыре сии офицера, я положил, не отлагая времени, начать возмущение; отдав поручику Кузьмину приказание собрать 5-ю роту… Соловьеву же и Щепилле приказал… ехать в свои роты и привести их в Васильков».

Нужно было спешить. Разбушевавшаяся снежная буря сделала движение по дорогам почти невозможным. Сергей Муравьев-Апостол отправил письмо Вадковскому в 17-й егерский полк, сообщая о том, что Черниговский полк уже восстал и ждет помощи его полка.

Сухинов ни на минуту не покидает Сергея Муравьева-Апостола. Он среди тех, кто помогает выработать военный план.

Три брата Муравьевых-Апостолов — Сергей, Матвей и прибывший сюда Ипполит — вместе с Михаилом Бестужевым-Рюминым и четырьмя «Славянами» — Сухиновым, Кузьминым, Щепиллой и Соловьевым — образовали «штаб» восстания. Но даже теперь, в эти решительные минуты, среди них нет единомыслия. Сергей Муравьев-Апостол все время ждет присоединения других частей и полков. Он даже надеется, что полки, которые направят сражаться против него, сложат оружие и присоединятся к нему.

И только «Славяне» готовы драться не на жизнь, а на смерть. У них нет Другого выхода. Они не ждут извинений, не ищут легкого пути. Они ждут приказа Сергея Муравьева-Апостола.

«Славяне» предлагают идти походом на Киев, где к ним присоединятся солдаты Курского пехотного полка, артиллерийские офицеры, которые дали обещание их товарищу Андреевичу, что тоже восстанут.

Сергей Муравьев-Апостол отверг этот план. Он, однако, соглашается только на одно — отправить письма в Киев к генералам, офицерам, своим товарищам и единомышленникам. В этих письмах он объяснял положение, просил о помощи.

Курьером в Киев направляется «славянин» Мозалевский. Он передал все письма по назначению, за исключением одного — к Польскому тайному обществу, так как его арестовали. Мозалевский разжевал и проглотил это письмо.

Восставший Черниговский полк ждет помощи из Киева. Но к назначенному времени Мозалевский не возвратился. Сергей Муравьев-Апостол и «Славяне» понимают, что и эта надежда угасла.

Сергей Муравьев-Апостол проявляет удивительную доброту и сердечность к своим товарищам, которые отказываются восстать, которые нарушили свое честное слово и изменили революционному делу. Полную противоположность являют собой «Славяне». Иван Сухинов, этот «железный кулак» восстания, беспощаден ко всем колеблющимся и боязливым. Позже, перед Следственной комиссией, они покажут, что только он причина всех их

несчастий. Сухинов возглавлял авангард, который первым вошел в Васильков. От его смелости и бесстрашия зависело многое. Во второй половине дня авангард Сергея Муравьева-Апостола под командованием Сухинова вошел в город и расположился на главной площади.

Сухинов поспевал всюду. Он разоблачает перед солдатами майора Трухина, подосланного, чтобы остановить их. Вместе с Михаилом Бестужевым-Рюминым Сухинов высмеивает перед всеми этого офицера. Ободренные их словами, солдаты набрасываются на майора, срывают с него эполеты, смеются над ним. Его арестовали и посадили под стражу.

Вместе с тем именно Сухинов сумел спасти от гнева восставших солдат семью Гебеля. Он строго предупредил солдат, что покарает смертью каждого, кто нарушит революционную дисциплину. Солдаты попытались воспротивиться. Тогда Сухинов обнажил саблю и двинулся на непокорных. Один против многих, он утвердил волю командира и укротил солдат.

Но к восставшим никто не присоединился, кроме подпоручика Быстрицкого со своей 2-й ротой. Оставалась последняя надежда, что 17-й егерский полк во главе с Вадковским присоединится к восстанию.

Сергей Муравьев-Апостол направляется с восставшими к Белой Церкви. Он надеется, что там нет правительственных войск или артиллерии, а лишь 17-й егерский полк, который и присоединится к ним.

В 15 верстах от Белой Церкви он узнает, что и эта надежда рухнула! Полк покинул город.

И тогда появляются верные императору войска. Это конно-артиллерийская часть. Восставшие первоначально даже обрадовались, когда увидели солдат. Командиром этой военной части был член Тайного общества полковник Пыхачев. Восставшие рассчитывали, что он присоединится к ним. Но вскоре они убедились, что ошиблись. Позже они узнали, что накануне Пыхачев был уже арестован.

Первыми залпами артиллерии убит Щепилло, ранен Кузьмин, тяжело ранен в голову руководитель восставших Сергей Муравьев-Апостол. Кровь залила его лицо. Он встал и громко закричал:

— Где мой брат? Где брат мой? — и упал без сознания.

Ипполит Муравьев-Апостол, увидев брата лежащим неподвижно на земле, тут же покончил с собой. Арестовывают Матвея Муравьева-Апостола, тяжелораненого Кузьмина, Михаила Бестужева-Рюмина… Смелый и решительный Иван Сухинов с группой солдат успел вырваться из кольца правительственных войск.

Восстание Черниговского полка подавлено. С оружием в руках был захвачен на поле сражения тяжелораненый его руководитель. Теперь ему предстоят тяжелые испытания. Долгие месяцы следствия еще больше закалят его чистый, романтический характер. Сергей Муравьев-Апостол проявит исключительное мужество и отправится на эшафот твердым шагом и с гордо поднятой головой. До самой последней минуты он останется спокойным и непоколебимо величественным. Он будет поддерживать силы и уверенность своих товарищей, успокаивать и подбадривать молодого Михаила Бестужева-Рюмина.

Виселица станет вершиной его подвига. Он погибнет, все осмыслив, достигнув величайшего апофеоза борьбы — смертью своей подтвердив право на великое дело освобождения народа.

Горькие минуты поражения имеют свою особую историю. Схваченные руководители восстания не унывают. На санях, под усиленным конвоем, их отправляют в Трилесы. Кузьмин, которого бросили в одни сани с Соловьевым, спокоен, даже бодр. Никто и не подозревает, что он ранен. Соловьев случайно прислонился к его плечу и по отразившимся на его лице страданиям понял, что он ранен, но пытается скрыть это. Их заперли в холодное помещение. Тяжелораненый Сергей Муравьев-Апостол, собравшись с силами, стоит прямо. Он подходит к печке и дотрагивается до нее закоченевшими руками. И тут же Сергей Муравьев-Апостол рухнул на пол. Все бросаются ему на помощь. Кузьмин извлекает из рукава припрятанный пистолет и выстрелом кончает свою жизнь.

Перепуганный караул выбежал во двор с криками: «Стреляют! Стреляют!» Михаил Бестужев-Рюмин, Быстрицкий и Матвей Муравьев склоняются над телом своего друга Кузьмина. Снимают с него шинель и китель. И только теперь видят, что плечо его раздроблено картечью. Одежда и белье пропитаны кровью.

Похоронят его вместе с Ипполитом Муравьевым-Апостолом и Щепиллой в одной могиле. Остальным предстоят испытания следствия и заточения.

Для офицеров — Сибирь и каторжный труд в рудниках. Для солдат, принимавших участие в восстании, приговор: их трижды прогонят «сквозь строй» карательного отряда в тысячу человек. А наиболее активно действовавшие в заговоре солдаты Анойченко и Николаев были наказаны 12-кратным прохождением «сквозь строй», что означало мучительную смерть.

В ходе подготовки восстания Сергей Муравьев-Апостол столкнулся с первыми горькими фактами: в открытой борьбе, когда требуется доказать верность делу с оружием в руках, нестойкие прячутся. Одно дело произносить блестящие речи в уютных офицерских домах, и совсем другое — поднять меч и идти против царя.

Сергей Муравьев-Апостол потрясен всем этим. В его чистой душе, при его пламенном патриотизме нет места для страха и измены. Но у него нет революционной твердости. Он до конца остался добрым, милым, восторженным молодым революционером. «Прощал» врагам своим, приказал даже освободить из-под ареста майора Трухина. И когда брат его Матвей укорял, что он держался строго с полковником Гебелем, тот готов был идти к арестованному полковнику с извинениями! За это он слышал упреки и от офицеров из «Славян».

Освобожденный из-под ареста майор Трухин немедленно отправился в Киев, предупреждая всех еще по пути о восстании Черниговского полка. Карательный отряд генерала Гейсмара выступает в Белую Церковь.

Словно какая-то пропасть разделяет подход к оценке обстановки и действий Сергея Муравьева-Апостола и его соратников из «Славян», несмотря на то что они первые его помощники в бою. Вместе с Бестужевым-Рюминым они исполняют каждый его приказ, но спорят и доказывают своему командиру, что необходимо быть более решительным, более твердым и последовательным в начавшейся революции.

Перед Следственной комиссией офицер из «Славян» Андреевич, может быть с наивной твердостью, говорил:

— Он не какой-нибудь без чести и совести и не запятнал своего достоинства ни трусостью, ни подлостью. Он — друг человечества и не пощадил жизни своей за общее благо.

Сергей Муравьев-Апостол происходил из высшей аристократической среды. Отец его — видный русский дипломат и долгие годы живет за границей. Дети его воспитывались в Париже, в самых привилегированных учебных заведениях. Уже тогда Сергей Муравьев-Апостол подавал блестящие надежды. Он преклонялся перед доблестью республиканцев Древней Греции и Древнего Рима. Он написал свой «катехизис» и пытался с помощью Библии объяснить солдатам необходимость борьбы против самодержавия.

Но «катехизис» Сергея Муравьева-Апостола не воодушевил солдат. Не пользовался он успехом и в среде крестьян[14]

После ареста Пестеля Сергей Муравьев-Апостол поднял восстание! Он не ждет, чтобы его тоже арестовали, а начинает активную борьбу. В этой борьбе не было перспектив осуществления первоначальных планов. Восстание вспыхнуло, чтобы спасти честь Тайного общества, чтобы открыто развернуть знамя борьбы против самодержавия. И если в то время Сергей Муравьев-Апостол не предвидел будущую истину, что «без народа ничего не будет, с народом все можно», то это не его вина. Эту историческую вину он искупил своим поведением. Это о нем не без злобы и ненависти Николай I записал в своем дневнике: «… Одаренный умом необыкновенным, получивший отличное образование, он был во своих мыслях дерзок до самонадеянности, но вместе скрытен и тверд необыкновенно».

Это, пожалуй, самая высокая оценка, которую может получить самоотверженный борец от своего врага, — «тверд необыкновенно»!

После боя у Белой Церкви закованный в кандалы Сергей Муравьев-Апостол был отправлен в Петербург и помещен в Петропавловскую крепость. Крайне встревоженный его отец, Иван Муравьев-Апостол, приехал в крепость и ужаснулся при виде своего сына — тяжело раненного в голову, в разорванном и окровавленном мундире. Он предлагает ему привезти новый и чистый мундир, но сын отказался.

— Не нужно, отец, — тихо сказал Сергей. — Я умру с пятнами крови, пролитой за Отечество.

После того как Ивану Сухинову удалось вырваться из окружения правительственных войск, он отправился в село Поленичинцы. Преследуемый гусарами, все же успел добраться до первого дома на его пути.

Хозяин без колебания укрыл нежданного гостя. Он проводил его в погреб, в самый темный и глухой угол. Несколько часов Сухинов провел там, окруженный мраком и тишиной. Приглушенные голоса гусар, обшаривавших весь дом, снова возвратили его к товарищам, к несбывшимся мечтам, к поруганной свободе.

Голос его спасителя вскоре напомнил ему, где он.

— Можете выходить, пан! Москали ушли дальше! — сказал он добродушно. И предложил Сухинову простую крестьянскую одежду.

Сухинов переоделся и отправился в село Каменка, где находилось имение члена Тайного общества полковника Василия Давыдова.

Началась тяжелая жизнь скитальца. Повсюду засады, повсюду распространяют описания его внешности: приметы, рост, цвет глаз и прочее. У Сухинова нет никаких документов. В любой момент его могут арестовать…

Он прибегает к помощи своего брата Степана, чиновника уездного суда в Александрийске. Степан принес домой печать суда и изготовил фальшивый паспорт.

Иван Сухинов отправился в город Дубоссары. Явился там в городскую полицию, где получил паспорт. В нем записано: «Паспорт выдан в Херсонской губернии Александрийским уездным судом проживающему в Александрийском уезде коллежскому регистратору Ивану Емельянову Сухинову, который по своей необходимости ездит по разным городам Российской империи». Сухинов сумел добраться до Кишинева и даже до самой границы. Перед ним уже пограничная река. Всего несколько шагов по сковавшему ее льду — и он будет свободен!

— Было мне тяжко расставаться с родиной, — рассказывал Сухинов позже своим товарищам в Сибири. — Прощался с Россией, с родной своей матерью, плакал и непрерывно оглядывался назад, чтобы последний раз кинуть взор на русскую землю. Когда добрался до границы, было совсем нетрудно ее перейти… Но товарищи, закованные в цепи и брошенные в темницы, явились передо мной. Какой-то внутренний голос мне говорил: ты будешь свободен, а их жизнь пройдет в страданиях и нечеловеческих унижениях. Я почувствовал, что краска стыда залила мое лицо. Стыдно стало от намерения спастись, начал себя укорять, что ищу свободы, рвусь куда-то на волю… и вернулся назад, в Кишинев.

Иван Сухинов пишет письмо брату Степану и просит найти хотя бы пятьдесят рублей и послать ему до востребования на почтовую станцию Кишинев. Письмо попало в полицию, и жандармы арестовали его на этой станции.

В кандалах, под усиленным конвоем, его отправили в Одессу. Оттуда переправили в Могилев, в главную квартиру 1-й армии. От холода, мучений и оков старые раны начали кровоточить.

Военный суд приговорил Ивана Сухинова к смертной казни четвертованием. «Помилование» пришло от императора. Резолюция на приговоре гласила: «Барона Соловьева, Сухинова и Мозалевского по лишении чинов и дворянства, после ломания шпаг над их головами перед полком поставить под виселицы в городе Василькове, в присутствии частей из полков 9-й пехотной дивизии, и потом отправить в каторжные работы навечно».

Иван Сухинов воскликнул перед изумленными судьями:

— И в Сибири есть солнце!

Князь Горчаков вскочил со своего места в неописуемом гневе. Была нарушена торжественная и страшная атмосфера суда. Он кричал, что за эти слова его второй раз предадут суду и тогда Сибири он не увидит. Как начальник штаба, Горчаков требовал, чтобы немедленно было исполнено то, что он сказал, но генерал Рот не согласился.