Это сознание главным образом и послужило основой для его политики. В противоположность своему предшественнику, он сблизился с Францией, т. к. вполне разделял с французским королем его весьма вольнодумные воззрения на церковь и ее права. Папа Бонифаций VIII, уже недовольный тем покровительством, которое Альбрехт оказывал евреям, в то время беспощадно преследуемым папами, не признал Альбрехта королем под предлогом, будто тот убил своего предшественника. При одном из свиданий с королем Филиппом (1299 г.), на котором присутствовали некоторые курфюрсты, открылся и тайный план Альбрехта: удержать королевскую корону как наследственную собственность.
 
 
      Печать короля Альбрехта I Австрийского (1298–1308).
      Речь шла о бракосочетании сына Альбрехта Рудольфа с сестрой короля Филиппа. После коронования Альбрехта императорской короной его сына Рудольфа должны были избрать королем Германии, а в надел он должен был получить Арелат. Вскоре в среде курфюрстов составился заговор, в котором принимали участие трое духовных курфюрстов и Рудольф, пфальцграф Рейнский, но Альбрехта сложно было застать врасплох. Подобно своему предшественнику, он вступил в тесные связи с городским сословием, к которому примкнули приверженцы Адольфа, некоторое количество рыцарей и мелких баронов. Когда же он увидел себя достаточно подготовленным к борьбе, он издал манифест к рейнским городам (1301 г.), в котором метко нанес удар своим противникам, объявив об уничтожении всех новых пошлин, самовольно назначенных духовными курфюрстами и другими прирейнскими властителями. Став во главе интересов городского сословия, он при помощи городов одержал полнейшую победу (1302 г.). Со своим войском король явился под стены Кёльна. Местный архиепископ, а вслед за ним и трирский должны были покориться, как уже покорились архиепископ Майнцский и пфальцграф Рейнский. Новопостроенные таможни исчезли, часть коронных имуществ опять оказалась в руках короля. Точно так же удалось королю и повсеместное восстановление мира и тишины в стране; Альбрехт в этом отношении следовал новой, может быть — очень правильной политике, заключая от своего лица, как король, союзы для обеспечения мира с отдельными государственными сословиями. Его союз с королем Филиппом оказался непрочным. В борьбе, которая в ближайшем будущем завязалась между Филиппом и папой Бонифацием, Альбрехт увидел возможность склонить папу на свою сторону ради осуществления своих планов о престолонаследии. При этом он разорвал связи с Филиппом, да и от унижения перед папой не много получил прибыли, тем более что тот вскоре после признания Альбрехта королем (в 1303 г.) сошел со сцены. Тогда Альбрехт понял, что существует только одно средство для достижения намеченной цели — избрание страной, и с той поры неуклонно пошел этим путем. В Южной Германии и Швейцарии он действовал довольно удачно. Ловко пользуясь разными замешательствами в соседних странах, он значительно приумножил уже и без того немалые владения своего дома в Южной Германии и Швейцарии. Еще больший, хотя и весьма мимолетный успех он имел в Чехии. После смерти венгерского короля Андрея III (1301 г.) венгерская знать раскололась: одна ее часть объявила себя на стороне Вацлава II, внука Пржемысла Отакара II, другая — на стороне Карла-Роберта Неаполитанского, сына Карла Анжуйского. Вацлав II, король Чешский, умер в 1305 г., а год спустя умер и его сын. И тогда Альбрехту удалось добиться, чтобы его сын Рудольф был избран королем Чехии и Моравии (1306 г.) и женился на вдове Вацлава II. Но он вскоре после этого скончался, и таким образом все планы Альбрехта сорвались, а на место его сына королем Чехии был избран герцог Генрих Каринтийский (Индржих Хорутанский).

Смерть Альбрехта. 1308 г.

      Что в этой неудаче, как и во многих других, немаловажную роль играли враждебные ему курфюрсты, не может быть никаких сомнений, особенно архиепископ Майнцский Петр Айхшпальтский, заклятый враг Габсбургского дома. Есть основания думать, хотя это и не доказано, что ненависть этого сановника церкви оказала влияние на гибель Альбрехта в 1308 г.
 
 
      Архиепископ Трирский узнает о смерти короля Альбрехта. Миниатюра из лицевой рукописи «Кодекс Балдуина Трирского». Кобленц. Провинциальный архив.
      Гонец от Петра Айхшпальтского, архиепископа Майнцского, сообщает возвращающемуся из Рима новому архиепископу Трирскому Балдуину Люксембургу, что король Альбрехт убит, и пусть граф Генрих. Люксембург, брат Балдуина, готовится принять корону: архиепископ Майнцский предложит его кандидатуру в императоры. Надпись на латыни: «По возвращении из курии ему возвещают о кончине Альбрехта, римского короля».
      Племянник Альбрехта Иоанн, сын его брата Рудольфа, который убил Альбрехта, долгое время находился в ближайших отношениях с Петром Айхшпальтским. Этому юноше по праву принадлежало графство Кибургское, доставщееся в наследство от матери. Между тем Альбрехт из-за свойственной ему алчности не торопился отдать ему это графство: нелегко было расстаться с тем, что попало к нему в руки. К тому же юноша имел притязания на чешскую корону и был обижен, когда королем Чехии был избран его двоюродный брат Рудольф, сын Альбрехта. Так понемногу в душе юноши зрела ненависть к Альбрехту, который вообще никому не был симпатичен. Насмешки, которыми король отвечал Иоанну на его усиленные просьбы отдать наследственные земли, еще больше возмутили юношу, и у него, а также в кружке приближенных к нему рыцарей возник план злодейства, которое должно было прийтись по вкусу многим. Габсбургский хронист Оттокар фон Хорнек оставил подробное описание этого страшного события: произошло оно невдалеке от родового замка Габсбургов, в Ааргау. Король возвращался от Бадена к жене, ехал с очень небольшой свитой и уже достиг берегов Рейна, где ему пришлось переправляться через реку на пароме. Заговорщики — рыцари фон Варт, фон Тегерфельд, фон Эшенбах — устроились на этом же пароме, рядом с королем, и переправились за реку вместе с ним. Герцог Иоанн сумел устроить так, что свита короля на некоторое время была задержана по ту сторону реки. Между тем заговорщики окружили короля и двинулись с ним далее; герцог, догнав их, крикнул: «Начинайте!» И Эшенбах схватил под уздцы королевского коня. Король воспринял это как шутку. «Нет, тут уж не до шуток!» — отвечал ему рыцарь. Справа и слева на короля посыпались удары мечей, и он, уже обливаясь кровью из страшной раны, пересекшей ему все лицо, крикнул герцогу: «Помоги!» Тогда и тот бросился на него, воскликнув: «Вот тебе моя помощь!» — и пронзил его сзади мечом с такой силой, что острие вышло из груди. Затем они бросили истекающего кровью Альбрехта на дороге и умчались. Иоанн даже не постыдился захватить королевского коня, на которого пересел после совершения злодеяния.

Кандидаты на германскую корону

      Внезапная смерть Альбрехта прервала его очень полезную десятилетнюю государственную деятельность. О его сыновьях на предстоящих выборах уже не могло быть и речи. Все ужасались злодеяниям, все осуждали убийц, которые умерли в изгнании, но даже ужас, внушенный трагическим концом Альбрехта, никого не примирил с его деятельностью. Общее настроение было направлено против всякой наследственности короны, и никому даже в голову не приходило хотя бы на некоторое время предоставить корону одной и той же династии. Притом не было недостатка ни в кандидатах на королевский престол, ни в его прямых соискателях. В Германии насчитывалось уже 38 дворов и самостоятельных княжеств: владетельные дома гордились представителями, которых удалось возвести на королевский престол, да и помимо прав наследственности, которая могла и не установиться в том или другом роде, обладание королевской властью в Германии было выгодным в глазах тех, кто способен был смотреть на права короля как на доходные статьи, не задаваясь при выполнении королевских обязанностей никакими нравственными задачами. Среди претендентов на германскую корону был и один чужеземец — Филипп IV, французский король, который добивался короны для своего брата Карла Валуа. К тому же дом Капетингов в данное время был весьма могущественным; обладая уже французской и неаполитанской коронами, Капетинги добивались обладания венгерской и германской коронами. И на их стороне была очень серьезная сила — папство, которое, восторжествовав над Гогенштауфенами, полвека спустя пришло в упадок вследствие событий, которые поставили пап в позорнейшую зависимость от французских королей.

Папство

      После смерти Людовика Святого и краткого и незначительного правления его сына Филиппа III (1270–1285) на трон вступил его старший сын Филипп IV, который впервые с полной ясностью, а потому и с блестящим успехом сумел противопоставить власть национального государства всем поползновениям на всемирное владычество со стороны церкви.
 
 
      Король Филипп IV Красивый. Конная статуя.
      Из собора Парижской Богоматери. Разрушена в 1772 г.
      Притязания папства на всемирное господство, выдвинутые Григорием VII, в 1294 г. нашли себе преемника в лице Бонифация VIII. Этот папа, прежде носивший имя Бенедетто Каэтани ди Ананьи, суровый священнослужитель и ученый юрист, поседевший на службе папской курии, был человеком в высшей степени гордым и глубоко преданным внешним формам. Не обладая государственным умом Григория VII или Иннокентиев III и IV, он пытался настолько резко проводить их воззрения, что подорвал этим и сам авторитет папства. Временные и второстепенные пререкания, возникшие между Римом и французскими королями, вдруг превратились в великую войну между папством и национальной королевской властью. Поводом к борьбе послужило то, что король Филипп IV во время войны с Англией обложил известного рода налогом и духовенство. Папа ответил на это общим запрещением такой меры в булле, известной под названием «Clericis laicos», на основании которой одинаково подвергались отлучению от церкви и клирики, которые стали бы платить вышеупомянутый налог без разрешения папы, и миряне, которые без этого разрешения стали бы взимать налог. Король, вступивший на престол 17-летним юношей и теперь находившийся во цвете лет, очень ловко отразил этот удар, запретив вывоз из своего королевства денег и всякого рода драгоценностей, и заявил, что только бесполезный и «так сказать, парализованный» член тела может отказывать телу в помощи, и что в нуждах государственных обязаны равным образом участвовать и миряне, и духовенство. Таким образом, он и духовенство признал составной частью (членом) государственного организма. На мгновение спор как бы притих. Папа, которому невыгодно было наложенное королем запрещение на вывоз ценностей, попытался добавить к своей булле несколько смягчавшее ее объяснение. К тому же в это время дед короля, Людовик IX, был причислен к лику святых, и Филипп решил отменить свое распоряжение о невывозе ценностей. Но в 1301 г, борьба разгорелась вновь, и еще сильнее прежнего. Легат, посланный Бонифацием, вызвал гнев короля своим высокомерием и неосторожными высказываниями. Король не затруднился обжаловать образ действий прелата, который был его подданным, и даже заключил его под стражу. Тогда начался обмен дипломатическими нотами между королем и папой, и эти ноты принимали все более ожесточенный тон. Ответное послание папы (Ausculta fili) было в феврале 1302 г. публично предано сожжению в Париже. Вообще Филипп весьма кстати сумел перенести борьбу в плоскость национального самосознания, которое уже и в то время было развито во Франции сильнее, чем где-либо. Он созвал баронов и прелатов королевства и даже выборных от городов в Париж, где собрал их в соборе Парижской Богоматери. Все сословия были глубоко возмущены, услышав, что, по утверждению папы, их король якобы владеет своим королевством только как леном, данным ему папской властью, и все приняли сторону короля, сочтя нанесенное ему оскорбление своим личным оскорблением. Французское духовенство, конечно, не могло отнестись к делу так же горячо, однако и оно обратилось к папе с посланием, в котором просило папу восстановить мир и спокойствие в недрах французской церкви. Как раз в это время, в ноябре 1302 г., из Рима последовала знаменитая папская булла «Unam, sanctam» — классическое изложение всех коренных убеждений и упований римской курии. В этой булле утверждалось: «Церковь, единая, святая, католическая, апостольская, в какую возможно верить, представляет собой тело с единой главой, а не двуглавое чудовище (monstrum): эта единая глава есть Христос и его наместник на земле святой Петр, а равно и преемник Петра — папа. Мечей же существует два: духовный и мирской. Оба они, как духовный, так и материальный (мирской), находятся во власти церкви, и первый из них может быть употреблен в дело только церковью, а второй — только в защиту церкви. Первым может владеть всякое духовное лицо, вторым же и короли, и рыцари (milites), но не иначе, как по указанию и благорасположению (ad nutum et patientiam) духовенства, ибо каждому из смертных для спасения его души необходимо подчиняться воле и велениям римского первосвященника».

Бонифаций VIII и Филипп IV

      В ответ на эту буллу канцлер короля Гийом де Ногаре выступил на собрании нотаблей в Лувре обвинителем папы, которого, по его словам, на общем соборе следовало осудить как преступника; при этом он призывал всех присутствующих обратиться к королю с просьбой защитить церковь от неистовства папы. Обнаружилось, что король в глазах народа имел больше значения, чем папа. И вот вторично в Лувре собрались все сословия королевства в июне 1303 г., и тут было решено в ближайшем будущем собрать общий собор по инициативе короля, который таким образом предстал здесь поборником веры и защитником церкви от папы — прецедент очень грозный для папского всемогущества, т. к. здесь решения собора опирались на действительную силу. Во множестве адресов — их насчитывали до 700 — различные корпорации королевства, а также университеты и монастыри выражали свое согласие с принятыми на соборе решениями. В свою очередь, и Бонифаций решил прибегнуть к последнему средству, бывшему в его распоряжении. Он отправился со своими кардиналами и прочей свитой в Ананьи — на юго-восток от Рима, у подножья Апеннин — чтобы здесь подготовить акт отлучения короля от церкви и освобождения его подданных от присяги ему на верность. Булла уже была подготовлена, как вдруг неслыханное происшествие воспрепятствовало ее обнародованию. Утром 7 сентября 1303 г. в Ананьи увидели всадников и многочисленный отряд пехоты, спускавшихся с гор. Во главе этого войска ехал канцлер французского короля Гийом де Ногаре, снабженный своим государем большими полномочиями. Его сопровождал глава гибеллинской партии в Риме Шарра Колонна, с которым Ногаре вступил в некоторого рода соглашение. Подступив к городу, войско развернуло знамя Франции и затем вошло в город, из которого кардиналы поспешно бежали. С криками «Смерть Бонифацию» и «Да здравствует король французский!» папский дворец заняли солдаты, и маститому старцу-папе было нанесено тяжкое оскорбление. Говорят, что Колонна позволил себе ударить его железной перчаткой по лицу и назвал его первенцем сатаны, как описывают эту отвратительную сцену современные хронисты, и папа перенес оскорбление с полным спокойствием и достоинством главы церкви. Само собой разумеется, что оккупация городка не могла быть продолжительной: граждане восстали поголовно, и небольшой отряд войска, который не мог бы выдержать серьезной борьбы, поспешил удалиться. Но цель этой миссии была достигнута — папство, в лице одного из самых гордых своих представителей, было жестоко унижено, и земля не разверзлась, чтобы поглотить оскорбителей, совершивших чудовищное преступление. Бонифаций поспешил в Рим: он задумал созвать вселенский собор и предоставить на его решение вопрос о том, что случилось. Однако силы ему изменили, испытания оказались слишком тяжелы для 80-летнего старца, и немного спустя, в октябре того же года — черного года в истории церкви — он скончался.

Вавилонское пленение церкви

      Последствия случившегося в Ананьи очень скоро обнаружились. Уже преемник Бонифация Бенедикт XI оказался уступчивым по отношению к французскому королю.
 
 
      Монета папы Бенедикта XI (1303–1304).
      Но он правил всего несколько месяцев, и при новом избрании папы в комиссии кардиналов одержала верх французская партия: был избран архиепископ Бордоский Климент V, который заручился поддержкой короля, приняв на себя самые стеснительные обязательства, и даже будучи избран в папы, не покинул Францию, т. е. остался в сфере влияния и власти короля Филиппа (1305 г.). С 1309 г. он избрал резиденцией город Авиньон на левом берегу Роны, и с 1305 по 1377 гг. все папы продолжали жить во Франции. Этот период времени и называют вавилонским пленением церкви.

Генрих VII — германский король

      Король Филипп рассчитывал именно на эту зависимость пап от его воли, когда стал добиваться германской королевской короны для одного из членов своего дома. Этого, однако, ему добиться не удалось, хотя некоторые из курфюрстов, как, например, архиепископ Генрих Кельнский, и склонялись на его сторону. Но архиепископу Петру Майнцскому удалось привлечь всех к избранию Генриха, графа Люксембургского, человека прекрасного, хотя уже и пожилого, и не обладавшего ни большими владениями, ни большим значением. При короле Адольфе он даже держал сторону Франции и оказал некоторые услуги королю Филиппу IV. И в его образовании, и в образе жизни было больше французского, чем немецкого. Под именем Генриха VII oн правил с 1308 по 1313 г. и, в противоположность своему предшественнику, был правителем просвещенным, в личных отношениях приятным и даже способным стремиться к достижению высших идеалов.
 
 
      Коронация Генриха VII 6 января 1309 г. германской королевской короной в Аахенском соборе. Миниатюра из лицевой рукописи «Кодекс Балдуина Трирского». Кобленц. Провинциальный архив.
      Архиепископ Генрих Кёльнский возлагает корону на голову коленопреклоненному Генриху VII; корона его супруги, стоящей за ним на коленях, еще лежит на алтаре.
 
 
      Петр Айхшпальтский, архиепископ Майнцский. Статуя с его гробницы в Майнцском соборе.
      Окружен тремя коронованными им монархами: императорами Генрихом VII и Людовиком Баварским и Яном Люксембургом, королем Чехии.
      Счастье улыбалось ему. Осудив на изгнание убийц своего предшественника, он вступил в соглашение с Габсбургами, и т. к. чешский король Генрих Каринтийский, власть которого была очень слаба, не ходатайствовал в определенный срок об отдаче ему этого лена, он отдал это королевство в лен своему сыну Иоганну (в Чехии — Ян), зная, что Генриху Каринтийскому не по силам было бы справиться с этим королевством. Папа Климент признал Генриха королем, и когда вслед за этим все владетельные князья собрались на блестящий рейхстаг в Шпейере, Генрих VII вспомнил о недавнем печальном прошлом и приказал торжественно похоронить останки королей Адольфа и Альбрехта в соборе, где уже покоились трое последних императоров Салического дома, а также Филипп Штауфен и Рудольф I — этот факт рисует Генриха VII как человека тонкого и деликатного.

Положение Италии

      Генрих VII, чтобы утвердить свой авторитет, пошел путем многих своих предшественников: он задался целью восстановления авторитета империи в итальянских землях. Условия жизни в Италии сложились так, что у многих возникло непреодолимое стремление к восстановлению императорской власти. Отсутствие этой власти и его печальные последствия увенчали ее неким ореолом в глазах общественного мнения.
 
 
      Генрих Люксембург во время торжественных выборов императора. Миниатюра из лицевой рукописи «Кодекс Балдуина Трирского». Кобленц. Провинциальный архив.
      Генрих сидит один за высоким столом; по бокам от него за столами — три кардинала, коронующие его. Напротив слева — архиепископ Балдуин Трирский, справа (в шапке с меховой опушкой) — пфальцграф Рудольф Баварский. Конные слуги разносят кушанья; трухзес, указывающий жезлом на избранного, тоже верхом.
 
 
      Император Генрих VII со свитой. Миниатюра из лицевой рукописи «Кодекс Балдуина Трирского». Кобленц. Провинциальный архив.
      Генрих VII, возвращающийся из Рима со своего коронования императорской короной (произошедшего 29 июня 1312 г. в церкви св. Иоанна в Латеране), встречает депутацию евреев. Указом папы Каликста II от 1119 г. евреи должны были испрашивать у каждого вновь избранного папы и императора позволения жить дальше в городах и исповедовать свою религию.
 
 
      Избрание императора. Миниатюра из лицевой рукописи «Кодекс Балдуина Трирского». Кобленц. Провинциальный архив.
      Семь курфюрстов (слева направо: архиепископы Кёльнский, Майнцский и Трирский, герцоги Баварский и Саксонский, маркграф Бранденбургский и король Чешский) 27 ноября 1308 г. избирают графа Генриха Люксембурга императором.
      Казалось, что по своей природе Италия, более чем другие страны, предназначена быть единой, какой она некогда и была, а в то же время едва ли какая-нибудь другая страна была вынуждена так долго бороться против розни и с таким трудом добивалась единства, как Италия. Новая династия, завладевшая с 1268 г. Неаполитанским королевством в лице Карла Анжуйского, в это время владела уже только материковой половиной государства Штауфенов. Еще в 1282 г. ненависть к французскому владычеству на острове Сицилия привела к крупному заговору, опиравшемуся на связи с константинопольским двором и с Педро III Арагонским, зятем короля Манфреда, которого несчастный Конрадин, говорят, уже на эшафоте назвал наследником своих притязаний. Душой этого заговора был один из представителей сицилийской знати, Джованни да Прочида. Случайное происшествие — насилие, совершенное французским часовым над одной палермской девушкой — вдруг пробудило народную ярость в праздник Пасхи 1282 г., и все французы, каких только удалось разыскать на острове, пали жертвой этого восстания: около 12 тысяч человек погибли во время этой страшной «Сицилийской вечерни». На острове было установлено временное правительство, и при помощи Педро Арагонского сицилийцам удалось отстоять свою независимость и от завоевательных попыток французов, и от угроз и карательных мероприятий римской курии. И даже когда Хайме II Арагонский отрекся от притязаний на остров, сицилийцы на своем сейме избрали своим королем его брата Федерико и создали самостоятельное правление (1295 г.). Таким образом, здесь, на юге, вместо одного государства создалось два, и тем самым надолго была утрачена всякая возможность прийти к какому-нибудь умиротворению.

Италия

      В остальной Италии, где политический процесс образования меньших и больших территориальных государств шел почти тем же путем, что и в Германии, хаос всевозможных усобиц был еще запутаннее, чем в Германии, а при более живом и страстном характере народа эти усобицы были еще более кровавыми и жестокими. В Северной Италии независимость и свобода, которую здесь города отстояли в борьбе с императорами из Штауфенского дома, вызвала к жизни многие силы, но в то же время привела к образованию множества отдельных центров: на пространстве между Альпами и Адриатическим морем образовалось около 40 самостоятельных общин, которые переживали то же, что некогда уже было пережито мелкими греческими автономиями… Жизнь этих городов представляла собой непрерывную цепь всяких перемен и усобиц между отдельными городами и коалициями городов, борьбы за гегемонию, угнетение меньших городов большими, а также вечные распри среди необузданной демократии, жестокой тирании и бессердечной аристократии, во всех возможных проявлениях. Названия гвельфов и гибеллинов, давно уже утратившие свой настоящий смысл, т. к. о династии Штауфенов или «Вайблингенов» все уже давно забыли, обозначали уже только две главные партии, которые тут и там уже боролись не за определенные принципы или идеи, а за обладание властью, и каждая из них, победив, самым жестоким образом старалась воспользоваться плодами своей победы. Вожаки побежденной партии немедленно должны были покидать город как изгнанники — banditi — и то значение, которое впоследствии приобрело слово «бандит», лучше всего характеризует способ мести своим согражданам, избираемый этими изгнанниками. При этом, однако, нельзя отрицать, что эта острая борьба за власть, это естественное соперничество больших городов, таких как Пиза и Флоренция, Милан, Генуя, Венеция, приводили, как в городах древней Греции, к страшному напряжению сил и тем самым давали мощный толчок всему течению жизни, так что этот период по отношению к Италии ни в коем случае нельзя считать периодом регресса. Достаточно вспомнить, что величайший, глубокомысленный и гениальнейший из всех средневековых поэтов Данте Алигьери родился в 1265 г. во Флоренции, и вся его жизнь с самой ранней юности прошла среди борьбы партий черных и белых, как называли их во Флоренции. И если в это время, на вулканической почве Италии, могло появиться поэтическое произведение, подобное Дантовой «Комедии», надо предположить, что здесь действовали такие силы, которые могли проявляться только в людях, одаренных благородными и возвышенными задатками.

Походы Генриха в Рим. 1310 г.

      Такие люди с грустью размышляли о печальном положении своей родины (вышеупомянутый великий поэт сравнивает Италию с кораблем в жестокую бурю и без путеводных звезд), и теперь, когда даже папство попало в позорную зависимость от французской короны, с надеждой обращали взоры в сторону германского короля, который, по их мнению, мог быть единственным миротворцем и третейским судьей среди бушующей борьбы партий. Многие из здравомыслящих людей поспешили войти в отношения с Генрихом VII, который смотрел на свою задачу в Италии исключительно с этой идеалистической точки зрения третейского судьи. Он предавался благородным мечтам, как он справится с раздирающими усобицами партий посредством доброй воли и полного беспристрастия. Мечты эти поддерживались отчасти и итальянцами, а сам папа Климент V, несмотря на свое стесненное положение, относился к замыслу Генриха благосклонно. Но, увы, королевская власть в Германии была слаба, и это особенно ясно видно по тому ничтожному количеству войск (всего 5 тысяч человек!), с которым Генрих двинулся за Альпы в октябре 1310 г. В этом отношении, впрочем, его поход в Италию мало отличался от многих предшествующих.
 
 
      Генрих. VII в полном боевом облачении на коне.
      Миниатюра из лицевой рукописи «Кодекс Балдуина Трирского». Кобленц. Провинциальный архив.
      Вначале все шло довольно удачно, Генриху даже удалось устроить нечто вроде соглашения между вожаками двух главных партий в Милане. Однако вскоре ненависть взяла верх над миролюбием, и король, конечно, не мог действовать иначе, как решительно приняв сторону одной из партий и подставив ей под нож другую. Он поставил одного из членов фамилии Висконти, Маттео, градоправителем Милана, украсил свое чело знаменитой железной короной, а затем отплыл из Пизы с 1300 рыцарями и прибыл в Рим. И здесь он застал разгар борьбы двух враждующих партий. Вождями одной были Орсини, другой — фамилия Колонна. Здесь его пребывание сопровождалось тревогами и кровавыми схватками, которые длились в течение всего времени, пока король готовился к принятию императорской короны. Коронование это наконец было совершено по приказанию папы в Латеране в июне 1312 г., т. к. Ватикан и церковь святого Петра находились во власти партии, противной императору.

Кончина Генриха. 1313 г.

      Естественным вождем гвельфов в Италии был король Роберт Неаполитанский, против которого Генрих и вступил в союз с Федерико II Сицилийским. Надо заметить, что гвельфская партия преобладала во Флоренции, да и во всей Северной Италии была сильнее гибеллинской; в дела Италии вмешалась и Франция. Филипп IV предложил Генриху уступить ему Арелатское королевство, обещая в случае уступки оставаться нейтральным по отношению к его действиям в Италии. Когда же Генрих отказал ему, то Филипп IV, а затем и папа перешли на сторону врагов императора, у которого и войска, и денег было слишком мало, чтобы решить борьбу одним ударом. В то время сын Генриха Ян Чешский, оставленный им в Германии правителем, благополучно успел утвердиться в обладании чешским королевским престолом. На сейме, созванном Яном в начале 1313 г. в Нюрнберге, война против Роберта Неаполитанского была признана общегосударственной войной, и решено было отправить в Италию значительные военные силы. Господству в Неаполе французской династии (вообще нелюбимой) грозила большая опасность, и Генрих уже собирался, несмотря на то, что папа грозил ему отлучением от церкви, двинуться в поход против сильного врага… Но вдруг во время похода, в августе 1313 г., в г. Буонковенто близ Сиены его постигла смерть на 51-м году жизни. По слухам, он был отравлен, а яд будто бы был дан ему доминиканцем во время причастия.
 
 
      Гробница Генриха VII в церкви Кампо-Санто в Пизе.
      Мрамор. Школа Джованни Пизано, фигуры апостолов на фризе работы Тано ди Камайно. Тело, окутанное дорогими одеждами, лежит в естественной позе, нижняя мантия украшена люксембургскими львами, верхняя орлами империи. В надписи, в частности, говорится, что останки императора покоятся в гробнице нетленными.
      Смерть его, конечно, избавляла и флорентийцев, и неаполитанского короля от большой опасности, и отравление во всех видах было в тогдашней Италии делом обычным, однако все это, конечно, еще не может быть ручательством в несомненности этого страшного факта. Но уже сами слухи и толки такого рода служат указанием на то, что в этой стране яростных и разнузданных страстей «все было возможно», выражаясь словами одного хрониста.