Книга I "От Одоакра до Карла Великого"

 

 
      Слева: герб английских королей, претендующих на французскую корону после восшествия на престол Филиппа VI Валуа в 1328 г. С балюстрады в Вестминстер-холле. Справа: печать Филиппа VI Валуа.

Англо-французская война

      Борьба между двумя странами, лежавшими по разные стороны пролива, не была чем-то новым, и спорный вопрос о престолонаследии был лишь поводом, а не основной причиной войны, к которой Эдуард III приступал теперь через довольно продолжительный срок после смерти последнего из старшей линии Капетингов. Война была объявлена с одобрения английского парламента, который при последних королях Генрихе III, Эдуарде I (1272–1307), Эдуарде II и теперь при Эдуарде III (1328–1377) стал неизбежной частью правления, хотя и не установился еще в окончательной форме.

Англия времен Эдуарда I. 1272 г.

      У сына Генриха III Эдуарда I появилась честолюбивая мысль соединить под своим скипетром весь остров. Он победил уэльского князя Ллевелина, последнего из Уэльской династии, покорил область и искоренил здесь старый строй: вытеснил бардов, которые пользовались большим влиянием в стране как хранители древних обычаев и воззрений, польстил покоренным, дав своему сыну, рожденному на их земле, титул принца Уэльского, который сохраняют наследники английской короны (1282 г.). После этого он обратил свое оружие против Шотландии, заявляя на нее ленно-владетельные притязания.
 

 
      Печать Эдуарда I (1272–1307), короля Англии.
      Спор двух соперничавших здесь домов, Брюсов и Балиолов, и других претендентов на шотландский престол Эдуардом был решен в пользу Джона Балиола. Но шотландцы, отстаивавшие свою независимость, не успокоились, и война вспыхнула снова, угрожая затянуться из-за помощи, которую шотландцам оказывали французы. Для такой борьбы требовались большие денежные средства, а могущественный и властолюбивый король мог добывать их лишь при помощи парламента, которому за это вынужден был делать уступки, далеко выходившие за оговоренные Великой Хартией. В борьбе с папой Бонифацием VIII, с которым он столкнулся, как и его враг Филипп Красивый, потому что Бонифаций выдвигал претензии к Шотландии, считая ее леном церкви, Эдуард, как и Филипп, должен был искать опоры у парламента. И если такие уступки были сделаны энергичным, воинственным, гордым Эдуардом I, то его преемник, слабый Эдуард II теперь мог только покориться.

Эдуард III. Парламент

 
      Эдуард II, король Англии (1307–1328).
      Статуя с его гробницы в Вестминстерском аббатстве.
      Парламент достиг теперь полного участия в деле законодательства: законы создавались с взаимного согласия короля, магнатов и общин, и при преемнике Эдуарда II Эдуарде III без утверждения законодательным порядком постепенно установился обычай созывать 4 государственных сословия: прелатов, баронов, рыцарей и горожан, — таким образом, что два первых сословия соединялись в верхнюю палату, а два последних (сельское дворянство и общины) — в нижнюю. В их обязанности входило ходатайство о народных нуждах перед государем. «Добрые люди королевства, пришедшие сюда, в парламент, просят господина нашего, короля, чтобы он, если ему будет угодно, бросил взгляд на своих бедных подданных, которые весьма скорбят, ибо правят ими не так, как должно…» (1309 г.). В таких униженных выражениях, подписываясь «мы, бедные и глупые общинники, взывая к нашему достославному и трижды милостивому государю», обращались общины к своему королю, хотя несомненно, что в это время они уже имели право постоянного голоса в решении не только внутренних, но и внешних вопросов. Энергия, с которой Эдуард III продолжал политику своего деда против Шотландии и Франции, вынуждала его часто созывать парламент. В течение его 50-летнего правления таких парламентских сессий было не менее семидесяти.
 

 
      Анна Бретонская, королева Франции, в окружении своих святых покровительниц. Миниатюра из рукописи конца XV в. «Часослов Анны Бретонской»
 

 
      Вид Парижа XVI в. Ковер из Бове.
      По Ашилю Жюбиналю.

Начало Столетней войны между Англией и Францией

      Война с Францией была благоприятна для англичан. Эдуард III имел значительное превосходство над французскими королями, как Филиппом, так и его сыном и преемником Иоанном (1350–1364). Он находил союзников во фландрских городах, не терпевших ни Филиппа, благоприятствовавшего знати, ни французского господства. Впрочем, война велась медленно, прерываясь продолжительными перемириями, переговорами, соглашениями, и лишь в 1346 г. около местечка Креси в графстве Понтье произошла большая битва между английской и французской армиями, которые находились под предводительством своих королей.
 

 
      Битва при Креси.
      Миниатюра из лицевой рукописной хроники Фруассара второй половины XV в.
      Рыцарство проявило храбрость, специально обученные арбалетчики действовали мастерски. Здесь было пущено в ход новое изобретение, первоначальное происхождение которого неизвестно, — бомбарды, заряжаемые порохом и пулями. Сражение закончилось поражением французов, которые после этого потеряли Кале. Было заключено перемирие, но для Франции наступили тяжелые времена: ужасная чума, свирепствовавшая на материке, не пощадила и ее. Из одной только большой парижской больницы Hotel Dieu ежедневно уносили на кладбища по 500 трупов. Как бывало уже не раз, началось чудовищное преследование евреев под предлогом того, что они отравляют колодцы. Недовольство росло, налоги, возбуждавшие ропот при Филиппе Красивом, увеличивались, и король Иоанн, прозванный «Добрым», но такой же посредственный, как и его отец, не мог помочь беде после своего вступления на престол в 1350 г. В 1351 г., после того, как истек последний срок продленного перемирия, снова вспыхнула война с Англией. Впрочем, вскоре наступило новое перемирие благодаря усилиям папы положить конец ожесточенной борьбе, повсюду сопровождавшейся варварским опустошением земель. Но в 1355 г. снова начались военные действия, и в июле 1356 г. при Мопертюи, в нескольких милях от Пуатье, произошла решительная битва, оказавшаяся для французов еще более пагубной, чем битва при Креси. Французский король попал в плен, и в тот же вечер ему за столом прислуживал его победитель принц Уэльский, «Черный принц», командовавший в этот день английскими войсками. Это поражение вызвало во Франции взрыв ожесточенного народного негодования против дворянства. В это время везде восстал плебейский элемент. Съезд северофранцузских сословий, созванный в Париже регентом дофином Карлом, заявил обширные притязания, и мятежная толпа под предводительством купеческого старшины Этьена Марселя ворвалась во дворец, излагая свои требования. Двое вельмож были убиты на глазах регента. Та же рознь между низшим сословием и дворянством обнаружилась и в провинции. Раздражение, вызываемое необходимостью жертвовать деньги на выкуп знати, больше всего виновной в понесенном поражении; пренебрежение, которое оказывалось дворянством крестьянству, угнетение крестьянства всякими наемниками — эти причины заставили простонародье (этого многотерпеливого Жака, «Jacques Bonhomme») поднять знамя дикого мятежа, который, быстро распространяясь, нашел удовлетворение в крови своих притеснителей и разграблении их имущества. Эта «жакерия» тоже была подавлена кровью, но анархия и междоусобицы не прекратились и при возобновлении войны с Англией. У французов впереди было мало хорошего: король Эдуард грозил на этот раз добиться своих прав. Однако благодаря посредничеству папы был заключен мир, носящий название мира в Бретиньи, по имени деревушки близ Шартра, где велись переговоры по этому поводу в 1360 г.
 

 
      Монета Эдуарда III. Чеканена в Ла-Рошели.
      Париж. Нумизматический кабинет.

Мир в Бретиньи.

      Мирные условия были тяжелыми. Король Эдуард отказывался от своих прав на корону, но зато присоединял к своим уже бывшим владениям целый ряд других во Франции: Пуату, Сентонж, Ла-Рошель, Перигор, Лимузен, а на северо-западе — графство Понтьё, город Кале с его округом, так что почти треть современной Франции переходила под власть англичан. Король Иоанн вернулся домой; проснулись надежды на лучшие времена, но напрасно. Особой нагрузкой были изголодавшиеся наемные войска. Необдуманный обет о совершении крестового похода, данный королем папе, не мог помочь бедствиям страны тем более, что она лишилась одного из плодов своего прежнего преуспевания из-за отделения герцогства Бургудского, лежавшего на запад от Соны: король отдал его своему младшему сыну Филиппу, взятому вместе с ним в плен при Мопертюи, в качестве наследственного лена от французской короны со всеми привилегиями прежних бургундских герцогов (1363 г.). В следующем году во время поездки в Лондон король Иоанн умер, оставив своему сыну Карлу V (1364–1380) много неразрешенных задач, из которых одной из самых неотложных и трудных было избавление страны от притеснений и разорения шайками наемных солдат. Впрочем, эти наемники скоро занялись настоящим делом, потому что Эдуард снова начал войну (1369 г.), поводов для которой у него было достаточно. В этот раз счастье ему изменило: он сам был уже не тем, что прежде. Он вернулся в Англию больным и в последние годы был подвержен влиянию корыстолюбивой женщины Алисы Перрерс. Его старший сын, на которого возлагались большие надежды, умер. Французский король Карл V оказался справедливым и способным правителем, нашедшим в этой борьбе с англичанами и их случайными союзниками превосходного помощника в лице бретонца Бертрана Дюгеклена, обладавшего теми тактическими и стратегическими способностями, которых был лишен сам король. Дюгеклен отвоевал почти все, отнятое у Франции договором в Бретиньи. Но в 1380 г. он умер к несчастью для страны, для которой наступало самое бурное время: в ней, также как и в Англии, честолюбие знати, толпившейся вокруг слабого правителя, должно было породить много смут.

Англия с 1377 по 1400 г.

      Царствование Эдуарда III Английского, последние годы которого противоречили славе его прежних лет, закончилось в 1377 г.
 

 
      Черный принц Эдуард.
      Статуя с его гробницы в Кентерберийском соборе.
      Он оставил престол 11-летнему мальчику, своему внуку Ричарду II, сыну принца Уэльского. Карлу V тоже пришлось оставить свой престол 10-летнему Карлу VI.
 

 
      Карл V Французский передает офицеру королевское знамя, освященное аббатом Сен-Дени. По картине из собрания Ганьера.
      Молодому королю Ричарду предстояла борьба с восстанием сельского населения, которое было сильно возбуждено вследствие постоянно возраставших требований правительства на военные нужды, а также религиозных воззрений. Мятежники, составив огромное войско под предводительством кровельщика Уота Тайлера, яростно набросились на дворянство, требуя от него равные права на основании первобытного равенства всех людей. Они повторяли поговорку: «Когда Адам пахал землю, а Ева пряла, кто был тогда джентльменом?» В течение некоторого времени они считали себя хозяевами положения. Тауэр, крепкий лондонский замок, был в их руках. При встрече с молодым королем Уот Тайлер стал наступать на него с радикальными требованиями, ухватив за уздцы его коня. Но лондонский лорд-мэр смелым ударом сшиб с ног государственного изменника, а молодой король воспользовался замешательством толпы, воскликнув: «Я сам буду вашим вождем!» Он поехал во главе сборища, брожение улеглось, и дело повернулось в хорошую сторону. Все произошло, как всегда при подобных восстаниях, затрагивающих большие народные массы, которыми движут лишь нужда и собственные страсти: какие-нибудь негодяи овладевают движением, и взбудораженная толпа предается на некоторое время разрушению. Но прежде чем она успевает прийти в себя и что-нибудь понять, силы, охраняющие существующий порядок, овладевают положением и усмиряют ее. Подавление восстания, распространившегося во многих графствах и направленного против дворянства, не принесло пользы Ричарду, а только поощрило аристократию, на стороне которой была победа, к новым жестокостям и усиленному самомнению. Король был слишком юн и слишком нерешителен для того, чтобы осуществить на деле те слова, которыми он смутил и обезоружил мятежников у Смитфилда. Он сказал им: «Следуйте за мной, люди мои, я сам буду вашим вождем», но ему было не под силу разобраться в том, что справедливого было в требованиях простонародья, и решительно проявить королевскую власть. Последовавшая реакция стала опасной даже для него самого. Во главе магнатов, стремившихся к ограничению королевской власти, находился младший из сыновей покойного короля, Томас, герцог Глостерский, и горожане, которым восстание Уота Тайлера тоже грозило гибелью, действовали теперь заодно с аристократией. Таким образом, снова начиналась рознь и борьба между притязаниями королевской власти и парламента. Ричарду II дали понять, что если он не станет править согласно внушениям парламента, то в воле последнего будет низложить его с народного одобрения и возвести на престол кого-нибудь другого из королевской династии.
 

 
      Печать Ричарда II.
      Однажды (1397 г.) Ричарду удалось укрепиться и отвергнуть предложенные ему невыгодные условия, но это продолжалось недолго. Его колебания восстановили против него всех, и когда его двоюродный брат герцог Генрих Ланкастерский вернулся в Англию из ссылки по соглашению с оппозицией, то потребовалось всего несколько дней для свержения непрочного престола. Генрих завладел самим Ричардом, не имевшим уже ни одного надежного слуги, заставил его немедленно созвать парламент, объявить себя перед этим собранием недостойным королевского сана и отказаться от престола. Ричард сам надел на руку Ланкастера свой перстень с королевской печатью. На следующий день, 30 сентября 1399 г., переворот завершился тем, что парламент, заседая в Вестминстере, признал короля отказавшимся от престола, то есть низложил его, причем, нарушив обычный порядок престолонаследия устранением лица, имевшего самые большие права, провозгласил королем герцога Ланкастерского под именем Генриха IV (1400–1413). Ричард умер в заточении в замке Понтефракт в 1400 г.
 

 
      Генрих IV Английский. Статуя с его гробницы в Кентерберийском соборе.

Церковное движение

      Высшее духовенство, с которым Ричард не ладил, не отказало Генриху в благословении и помазании, и новый король отблагодарил церковь тем, что помог ей подавить ересь, бурно развившуюся в Англии. Эти еретические стремления росли под влиянием человека, значение которого очень велико даже за пределами Англии, потому что он был первым, кто напал на основы церковной системы во всех ее проявлениях, и при этом с ясным, острым, вполне сознательным пониманием своей цели. Это был оксфордский профессор Джон Уиклиф, с именем которого связано развитие церковного вопроса, вступавшего, как и вопросы гражданский и политический, на новую почву, совершенно изменявшую господствовавшие до этого времени воззрения и начала.

Джон Уиклиф

      Деятельность Уиклифа, самого выдающегося из провозвестников Реформации, составляла целую эпоху в том отношении, что он нападал не на какие-либо отдельные стороны установленного церковного порядка, а подрывал основные положения римской церкви. Он родился в 1324 г. в одной из северных английских деревушек и провел большую часть своей жизни в Оксфорде, возглавляя там кафедру богословия. Когда его учение было отвергнуто Лондонским собором (1382 г.), он удалился в свой приход в Латтеруорте, где и умер в 1384 г. В своих богословских воззрениях он опирался на Августина, строгое понятие которого о предопределении: «Все совершается по неизменному начертанию Господню» привлекало его с силой, с которой он и впоследствии действовал на столь многие стойкие и светлые умы. Хотя его мысль вращалась лишь в круге схоластического учения, он вникал в смысл священного писания, которое перевел на английский язык с «Вульгаты», старинного, одобренного церковью латинского перевода, и в своих исследованиях о святых таинствах горячо восстал против того положения, которое служило главной опорой церковной власти и заключалось в учении о пресуществлении. Он называл ересью, богохульством такое истолкование, по которому претворенное вещество могло сохранять вид и вкус хлеба и вина, а священнослужитель — создание слабое и тленное — мог одним своим словом совершать над ним чудодейственное таинство. С особенной и последовательной энергией он осуждал нищенствующих монахов, которых и без того недолюбливали в университете и которые были главными сторонниками существовавшей церковной системы. Ее извращение требовало коренной реформы, даже полнейшего переворота. Но кто же должен был произвести такое преобразование церкви, которое должно настать, «захочет ли того антихрист или нет»? Конечно, не папа: в папстве, каким оно было в то время, находилось первейшее и главное препятствие этому. Папство было для Уиклифа «антихристом» или его сильнейшим орудием. Но не сможет это сделать и собор: по мнению Уиклифа, призвание евангельской истины путем голосования составляло ложный принцип, противный разуму и божескому закону и придуманный дьяволом для омрачения людей. Скорее всего, начало этого должны были взять на себя светские власти, «domini temporales», считал Уиклиф, подкапываясь здесь и под другую основу церковной власти и становясь на ту почву, на которой полтора столетия спустя возникли протестантские форма и содержание церковной общины. Согласно церковному учению, развившемуся до окончательной формы, посвящение в церковнослужители составляло таинство, сообщавшее рукоположенному неизменное свойство, которое делало его членом особого, своеобразного, властвующего, священного сословия, — сословия, жившего по своим собственным уставам, под своим собственным началом и имевшего в своей сфере, к которой оно причисляло очень многое, если не все, безусловный перевес над мирянами. Уиклиф, напротив, своеобразно применяя первоначальное евангельское понятие о бедности, видит в правах духовенства лишь милостыню, которую община ему дает и которую она вправе отнять, если найдет его недостойным. Он некоторым образом приравнивает духовное звание к сменяемым должностям, делает мирян судьями над духовенством, причем оправдывает бывшие конфискации имущества духовенства и сожалеет о том, что больше четверти всей страны находится в мертвых руках: «Наш король владеет поэтому не всей Англией». По взгляду Уиклифа, владение землями и власть не приличествовали духовенству по смыслу христианства, которое он сам настойчиво толкует в духе «первоначального учения Христова», искаженного господствовавшей церковной системой. Из этого видно, что он восставал против всего механического и внешнего развития церковной жизни, против индульгенций, преувеличенного чествования заслуг святых и разрешительных слов. Путем своеобразных заключений он сводит все эти внешние выражения «сообщения благодати» к той же философо-богословской ереси, с которой уже боролся по вопросу о причащении.

Реакция при Генрихе IV

      Нельзя не удивляться той ясности и последовательности, с которой этот одинокий богослов выступил с совершенно новым взглядом на христианское Откровение, в противоречие с всесильно господствовавшим учением, в то время как через полтора века немецкие и особенно швейцарские реформаторы дошли до того же, — в целом и в частностях своей системы, — лишь после упорной борьбы и напряжения мысли. Учение Уиклифа, которое он окончательно систематизировал только за два года до смерти в своем «Триалоге», произвело сильное впечатление. Многие из знатных мирян покровительствовали ученому, правительство давало ему дипломатические и церковно-политические поручения. Он положил и практическое начало своей реформой, вызвав существование «бедных священников». Это были духовные лица, согласные с его учением, которые, основываясь на примере апостолов и боясь осквернить себя симонией, не принимали никаких бенефиций, а в простой одежде, не спрашивая разрешения церковного начальства, проповедовали Евангелие, странствуя с места на место. Церковная реакция, наступившая со времени Лондонского собора в 1382 г. и сильно обострившаяся в последующие годы, заставила считать последователей Уиклифа еретической сектой, и кентерберийский архиепископ Томас Арундел особенно горячо преследовал ее членов, прозванных «лоллардами».
 

 
      Башня Лоллардов. XV в. Лондон.
      Одной из первых законодательных мер нового короля из дома Ланкастеров, находившего целесообразным поддерживать хорошие отношения с церковью, был парламентский акт «The comburendo haeretico», которым смертная казнь за еретичество превращалась в закон. Это произошло в стране, считавшейся наиболее хорошо управляемой и во всем опередившей другие страны, причем такая оценка имела веские основания, т. к. частные военные распри, игравшие такую роль на материке, особенно в Германии, здесь почти закончились, сменясь действительно мирным состоянием края. Равенство прав, общее равенство всех перед законом достигло высшей степени развития и устойчивости. Но церковные обстоятельства во всей Европе были таковы, что никакой, самый суровый закон не мог подавить возраставшую оппозицию. Она могла замолчать лишь после принципиальной реформы церкви, и эта реформа сверху донизу стала лозунгом всех слоев общества. Едва наступило новое столетие, как требования реформы стали естественным выражением непреодолимого движения. Знаменательным было совпадение деятельности одинокого богослова, принципиально восставшего против основ тогдашней церкви, с разложением и загниванием этой церкви, ощутимыми как в верхних, так и в нижних слоях общества того времени.

ГЛАВА ПЯТАЯ
История северо-восточной Руси с начала XIII до конца XIV в. Положение русских княжеств на северо-востоке и юго-западе Руси перед нашествием монголов. — Первое появление татар. — Нашествие Батыя. Покорение Руси монголами. — Общие бедствия. — Александр Невский. — Дмитрий Донской. — Деятельность князей и духовенства в период татарщины (1200–1395)

Обособленность Руси в начале XIII в.

      В то время, когда вся Европа была вовлечена в бурный водоворот движения крестовых походов, а затем принимала участие в вызванной этим движением борьбе усилившегося папства с Германской империей, Русь на крайнем востоке Европы продолжала жить своей отдельной жизнью, обусловленной в значительной степени теми религиозными отличиями от остальной Европы, которые были естественным следствием принятия христианства из Византии. Эта обособленность была не настолько велика, чтобы такие общеевропейские движения, как крестовые походы, не находили своего отголоска, тем более что толпы русских паломников в XI в. из года в год непрерывно направлялись в Иерусалим на поклонение святым местам из Руси и из остальных стран Европы. Но об участии русских князей в крестовых походах не могло быть и речи, потому что во главе его стоял папа римский, а от всяких отношений с ним восточная церковь благоразумно отказывалась, оберегая от его влияния и свою паству.

Суздальское княжество

      При этой обособленности Руси к концу XII в. в ее внутренней жизни появились новые серьезные задачи, которые приковали к себе внимание князей и поневоле заставили их вести новую политику, вызванную изменившимся строем жизни и ее новыми условиями. Из разрозненной массы княжеств по частям начинало складываться государство. Выше говорилось, как к концу XII в. изменился центр тяготения русской жизни и на месте великого Киевского княжества появились более могущественные: на северо-востоке — Суздальское, на юго-западе — Волынско-Галицкое. Но Суздальское, видимо, преобладало. Его суровый и твердый правитель великий князь Андрей Боголюбский подчинил себе все соседние княжества, обуздал вольнолюбивый Новгород, заставил трепетать соседних болгарских князей. Его политика была так верно рассчитана и значение Суздальского княжества так прочно обосновано, что даже тогда, когда он пал жертвой какого-то заговора среди его бояр, княжество не утратило своего значения.
 

 
      Церковь Святого Георгия в Юрьеве-Польском. Реконструкция Г. К. Вагнера.
      Построена в 1230–1234 гг. великим князем Владимирским Юрием Всеволодовичем (1188–1238).
      Его брат Всеволод (по прозвищу Большое Гнездо) в свое долгое и мудрое правление успел довести Владимиро-Суздальское княжество до высокой степени процветания и могущества и передал его детям, как готовое ядро будущего великого государства. При сыновьях Всеволода Юрии и Ярославе, наследовавших отцу, произошло то страшное нашествие монголов, которое два с лишним века угнетало Русь и на борьбу с которым долгое время уходили все ее нравственные силы и материальные средства.

Первое появление татар

      В 1224 г. до южнорусских князей дошло известие, что в задонских степях появился какой-то новый, дикий и страшный народ, избивающий половцев и движущийся на Русь из-за Кавказских гор, которые он обошел около берегов Хвалынского моря. Половцы, редко воевавшие в это время с русскими князьями, а со многими из них даже состоявшие в родственных отношениях, обратились к русским князьям за помощью. Знаменитый своей храбростью князь Мстислав Удалый, правивший в то время Галицким княжеством, всеми уважаемый, созвал князей на съезд, где было принято решение: оказать помощь половцам против «неведомых» врагов. Южные князья собрались под знаменем Мстислава Удалого. Важнейшими среди них были князь Мстислав Киевский и Мстислав Черниговский. Княжеское ополчение двинулось в степи навстречу наступавшему неприятелю и соединилось с половцами. На берегах реки Калки произошла битва с татарами. Половцы, до этого уже много раз испытавшие силу их оружия, не выдержали первого натиска, дрогнули и побежали, смяв ряды русских воинов. Русские князья действовали несогласованно, врозь, не поддерживая друг друга. Поэтому, несмотря на все свое мужество, русские князья были полностью разбиты, многие из них пали в битве, в том числе и Мстислав Киевский, а попавшие в плен были страшно замучены татарами. Летописец замечает, что в битве при Калке «одних богатырей пало 70». Надо полагать, что это полчище монголов было отдельным, малочисленным отрядом полчищ Чингисхана, воевавших на побережье Каспийского моря. Мимоходом он опустошил Грузию и случайно, как бы разведывая новые неизвестные страны, проник в половецкие степи. После битвы при Калке это полчище не двинулось дальше на Русь, а повернуло обратно и скрылось в степях. «Неведомо, откуда пришли и куда ушли», — наивно замечает летописец. Да никто и не стал разведывать. Все были рады тому, что Бог избавил от грозившего бедствия, и очень скоро забыли о нем. Князья опять занялись своими бесконечными войнами, и жизнь Южной и Северной Руси потекла по-прежнему. Только двенадцать лет спустя весть о грозном и страшном враге пришла на Русь, но уже совсем с другой стороны. Несметные полчища татар нахлынули на Волгу с юго-востока из среднеазиатских степей и сначала набросились на волжских булгар и мордву, победили их и опустошили их страну, а затем стремительно ударили и на ближайшие русские княжества.
      Прежде чем описывать ту страшную эпоху русской истории, которая известна под названием эпохи татарского ига или просто татарщины, несколько слов нужно сказать о самих татарах.

Образование монгольской кочевой империи

      В одном из кочевых племен Монголии в середине XII в. появился замечательный вождь по имени Темучин (1154–1227). Детство он провел среди тревог и опасностей борьбы мелких кочевых племен, значительную часть молодости жил пленником в Китае, где многое сумел повидать и многому научиться и хорошо познакомился со слабыми сторонами Поднебесной Империи. Вернувшись в Монголию, он обнаружил замечательный ум, несомненный воинский талант и железную волю. Тесно сплотив между собой монгольские племена, он предпринял целый ряд победоносных войн с соседями и уже в 1206 г. стал грозным владыкой целого ряда покоренных стран. Затем он покорил Тангутское царство, долго воевал с Китаем и постепенно подчинил своей власти Бухару и все соседние с ней среднеазиатские ханства. За эти победы и обширные завоевания Темучин получил от современников почетное имя Чингисхана (т. е. владыки мира). В 1227 г. Чингисхан умер. Еще при жизни он поделил свое огромное царство между сыновьями, один из которых, Угедей, был назначен был старшим — великим ханом.
 

 
      Чингисхан (ок. 1155–1228).
      Рисунок из китайской рукописи «История первых четырех ханов из рода Чингиза».

Нашествие Батыя

      Племянник Угедея и внук Чингисхана Батый в 1235 г. отделился со всей своей ордой от родичей и, с разрешения старшего хана, двинулся на запад для завоевания новых земель.
 

 
      Бату-хан (ум. 1255 г.), внук Чингисхана, сын Джучи.
      Рисунок из китайской рукописи «История первых четырех ханов из рода Чингиза».
      С Батыем шло не войско, а целый народ в несколько сот тысяч человек, со своими семьями, кибитками, заменявшими кочевникам жилища, несметными стадами верблюдов и овец, табунами коней. Народ, привычный к простому, кочевому образу жизни, закаленный в борьбе с природой, с детства выраставший на коне, проводивший всю жизнь с оружием в руках, т. к. мужская его половина не знала никаких других занятий, кроме войны и охоты. В состав этого народа входили кочевники трех различных племен: манчжурского, монгольского и тюркского, — но все эти кочевники называли себя общим именем татал, откуда и взялось русское название татары. В войске Батыя находились также отряды, сформированные из многочисленных подвластных монголам народов, — хорошо вооруженные, закаленные в бесконечных походах и битвах бесстрашные воины.