Поцелуй льва

      «Ничто не вечно, кроме изменений»
      Гераклит

 

КОНЕЦ БУДУЩЕГО?

      Волны взрывов в разных частях города разбудили, наверное, всех и каждого. По дороге со станции домой я видел перепуганные, ошеломлённые лица в окнах ? люди не знали чего ожидать.
      Я был единственным на узкой улочке. Какой-то мужчина открыл окно и заметив меня, спросил о том, что интересовало всех: «Что творится?» В его голосе было больше тревоги, чем интереса. Я конечно не знал, но рассказал ему про налёт на железнодорожную станцию. Одно крыло вокзала сравняло с землёй.
      Он выругался, а потом настойчиво повторил свой вопрос: «Что, чёрт возьми, происходит? Радио поёт песни так, словно ничего не происходит. Погоди-ка, сейчас будут новости».
      Он поставил радио на подоконник, одну пару наушников дал мне, вторую взял себе. В моих ушах зазвучала «Катюша» ? песня о девушке, которая встречает на берегу речки юношу и предлагает ему любить не её, а «социалистическую родину». Слова песни, конечно, не были поэтическими, но мелодия была навязчивой. Слушая её, я поймал себя на том, что непроизвольно подпеваю.
      Затем были новости, обыкновенные ежедневные новости. Про важные решения ЦК КП; про успехи стахановского движения; про прогресс в свиноводстве, которого достигла какая-то свинарка. Наконец, про «радостную реакцию советских людей» на призыв товарища Сталина «удвоить усилия в построении будущего». По радио было всё нормально.
      В своей квартире пан Коваль, одетый в халат, прикипел к своему коротковолновому радиоприёмнику. Он крутил ручку туда-сюда. Интересно, где он прятал тот приёмник? Ведь русские прибыв во Львов, приказали сдать все коротковолновики. Тех, кто этого не сделает, они будут считать шпионами и соответственно наказывать.
      Проверив провода, пан Коваль снова принялся медленно крутить ручку. Я смотрел как стрелка медленно двигалась по шкале с названиями европейских столиц. Слышно было только хриплый, урчащий треск. Когда указатель приблизился к Берлину, скрип и дребезжание усилились, и вдруг послышался чёткий голос: «Deutscher Rundfunk, Berlin, den 22 Juni 1941, 8 Uhr Morgens. Sondermeldung». К моему удивлению, школьных знаний немецкого было достаточно, чтобы понять: «Немецкое радио, Берлин, 22 июня, 1941, 8 часов утра, Спецвыпуск».
      Лицо пана Коваля просветлело. В глазах вспыхнули искорки. Он глянул на меня, словно говорил: «Видишь, я добился своего!» Приложил указательный палец к губам ? мол: молчи. Когда начались новости, я хотел похвастаться перед паном Ковалем своими знаниями немецкого языка, но уже во втором предложении споткнулся на слове «Барбаросса». Это имя для меня никак не вязалось с новостями. Впервые я услышал его на уроке истории. Припоминаю, учитель рассказывал про германского короля, который стал где-то в XII столетии императором Священной Римской империи. Из-за цвета бороды его назвали «Барбаросса» ? от итальянского «рыжебородый». Тот учитель был такой смешной ? говорил, что Священная Римская империя была ни священной, ни империей.
      Мысленно углубившись в ХІІ столетие, теперь я мог улавливал только отдельные отрывки новостей. Единственное что я понял, так это то, что что-то случилось в три часа ночи. Судя по торжественному тону диктора, что-то серьёзное, но что, я не понял.
      Близкие взрывы положили конец моему недоумению. Наверно разрушили электростанцию, потому что зелёный огонёк радиоприёмника несколько раз моргнул и погас вместе с голосом диктора.
      Пан Коваль повернулся ко мне: «Война! Сегодня в три часа немецкие войска пересекли советскую границу, встретив только небольшое сопротивление. Советская армия в панике отступает. Так говорит радио».
      Переводя только что услышанные новости, он и сам говорил как диктор, но в его голосе зазвучала грустная нотка, когда он добавил: «Это уже третья война в моей жизни, надеюсь последняя, но»… Он не окончил. Молча смотрел на меня, словно старался представить, что может мне приготовить эта война.
      ? Я ожидал эту войну, ? наконец тихо проговорил он. ? Как иначе можно справиться с лицемерным, примитивным русским. Но, ? заколебался он, словно не зная, стоит ли это говорить, ? кто знает, что там будет. Война ? панночка привередливая. Как говорят, человек стреляет, а Бог пули носит.
      ? А что там было про Барбароссу? ? серьёзно спросил я. ? Что общего имеет император ХІІ столетия к войне против России?
      Пан Коваль медленно снял очки, и окинул меня таким взглядом, словно я спросил что-то очень смешное, и захохотал. Он пытался что-то сказать, но не мог сдержать смех. Сначала я не понимал в чём дело, но этот смех был таким заразительным, что я и сам начал смеяться. Мы аж за бока брались. Впервые за два года это был настоящий, искренний смех, а не вынуждаемый нашими «освободителями».
      ? Ну как насчёт Барбароссы? ? снова спросил я.
      ? Это название немецкого похода против России, его называют «Операция Барбаросса». Может они употребили это имя просто как сентиментальное воспоминание про былое германское величие, а может это намёк, что Гитлер начал войну, чтобы восстановить Германскую империю. Увидим. Всё покажет его отношение к Украине.
      Мне понравились слова пана Коваля. Он выражался чётко и формально, рассматривая события, по его словам, «в исторической перспективе». Но мне был непонятен его намёк на то, что отношение немцев к нашей стране может быть негативным. Что бы они могли иметь против Украины, думал я. В отличие от россиян, немцы прибыли из цивилизованного Запада. Они представляют западную культуру. Я не видел причин, чтобы немцы не хотели видеть нас свободными после столетий угнетения. Мы были бы их лучшими друзьями.
      Один раз у нас Богданом зашла беседа на эту тему, когда он рассказал мне, что Организация «разыгрывает немецкую карту». Зная, что Богдан всегда интересовался «глобальными проблемами», я сказал, хотя и не был уверен, что как по мне, это нормально, но не следует забывать, что Россия имеет мирный договор с Германией. Слова Богдана рассердили меня. Он говорил как всезнайка: «Этот пакт ? просто тактический ход. Столкновения не избежать».
      Теперь, слыша гром далёких взрывов, я понял, что Богдан был прав, но одновременно почему-то думал, что его бы слова да Богу в уши. Наши мнения сходились в том, что поддержка немцев нам необходима, чтобы добыть свободу, хотя бы потому, что больше помощи просить не у кого. Франция уже пала под немецкими ударами. Англия? Кто бы поверил Англии! Она должна была прийти на помощь Польше в войне с немцами, но даже пальцем не пошевелила.
      Пан Коваль снял очки и крутил их в правой руке, сидя перед радиоприёмником и опёршись головой на левую руку. Я часто видел его в таком положении глубокомыслия. Я хотел уйти прочь, но он остановил меня:
      ? Подожди, мы совсем забыли о пани Шебець. Её порадуют такие новости. Пойди разбуди её.
      ? Не может быть, чтобы она спала, ? ответил я, такие фейерверки и мёртвого разбудят.
      ? Ошибаешься, когда она спит, ей можно возле уха из пушки стрелять. Пойди постучись к ней, но хорошо постучись.
      Я постучался ? безрезультатно. Постучал сильнее ? ни звука. Может она умерла? Да нет, наверно она просто напугана до смерти и поэтому не отвечает. Стук в дверь неоговоренным заранее способом означал, что пришли «они», чтобы депортировать её. Владельцы соседних домов давно были в Казахстане или где-то в Сибири.
      ? Это я, Михась ? закричал я.
      Я был прав. Она не спала. Из-за двери послышался её голос.
      ? Михась? Неправда. Он уехал. Я видела, как он ушёл на рассвете.
      Наверно она не узнала мой голос, потому что я кричал. Поэтому я сказал уже обыкновенным тоном.
      ? Пани Шебець, клянусь ? это я. Михась.
      ? Но ты же ушёл, я видела тебя на рассвете, теперь ты должен уже быть в Яворе.
      ? Да, но железнодорожную станцию разбомбили, поезда не ходят.
      ? Разбомбили? Ты что, с ума сошёл? Кто?
      ? Немцы. Началась война, пани Шебець, настоящая война. Пан Коваль отправил меня известить вас. Вы должны радоваться, вам вернут дом, вы снова станете хозяйкой.
      Такая перспектива ей нравилась, после минутного молчания она добавила:
      ?Я хотела бы верить тебе, но…? она не закончила предложения, потому что воздух расколол взрыв, дом аж зашатался. Я упал на пол. Прозвучала серия последующих взрывов.
      Встав, я посмотрел через разболтанное окно веранды. На другой стороне улицы, неподалёку от нашего дома бомба оставила глубокую воронку. Посмотрев левее, на Кульпарковскую, я увидел темное облако над бывшей психиатрической больницей. Россияне в прошлом году превратили её в военную базу. Мы с Богданом не один час следили за войсками, которые там располагались. От мысли, что немцы используют информацию, которую мы собирали, мне стало как-то не по себе.

      «Мы наиболее и прежде всего заинтересованы в Украине»
Геринг (1933)

      «Если бы Урал, Сибирь и Украина принадлежали Германии, то наше государство под управлением национал-социалистов жило бы в полном достатке»
Гитлер

      «В Украине и на Урале Германия найдёт богатства, каких нет ни в одной заморской колонии»
Риббентроп (1938)

 

BLITZKRIEG, 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА

      Рыжебородый император Барбаросса, наверно, испытывал радость в своём гробу, видя, как его потомки борются за то, что не удалось ему семь столетий тому назад. Историки смеялись над Священной Римской империей. Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Операция «Барбаросса», как называли поход против Советского Союза, поможет создать невиданную до сих пор империю от Северного моря до Средиземного, от Атлантического океана аж до Урала, а может и дальше.
      Гитлер, исполнитель воли Барбароссы, был уверен в успехе. Современные технологии дали ему невероятные возможности вести войну неизвестным до сих пор способом. Имя этого способа было Blitzkrieg. Сила Blitzkrieg была в неожиданности и скорости — молниеносной скорости воздушных и наземных атак. Так воевали разве что древние боги. Зевс и Юпитер были мастерами этого дела. Они, как никто другой, умели использовать молнию как оружие.
      Внезапная бомбёжка Львовской железнодорожной станции и военных лагерей засвидетельствовали начало войны. Уже несколько дней во Львов доносится эхо немецких наземных боёв. На восьмой день немецкая армия была уже на подступах ко Львову. Под молниеносным напором бомбардировщиков и танков российская армия отступала.
      Первым в город вошёл батальон «Нахтигаль» ? батальон соловьёв. Это было 30 июня. Нахтигаль ? соловья считали родным сыном Украины. Хорошие и не очень хорошие поэты воспевали его во многих стихах, немало пели песен, наследуя птичий голос.
      Воины «Нахтигаль» были украинцами в немецкой форме. Немцы создали батальон, чтобы, двигаясь дальше на Восток, иметь переводчиков. Однако, члены батальона, имели иную цель. Для них «Нахтигаль» был первым отрядом будущей Украинской армии. Как члены ОУН они стремились к независимости Украины и от России, и от Германии. Именно ОУН была той тайной Организацией, к которой принадлежали мы с Богданом. Командование батальона «Нахтигаль» перехитрило регулярные отряды немецкой армии и появилось во Львове на семь часов раньше. В городе немедленно провозгласили независимость Украины и создание Временного правительства под руководством ОУН. Все улицы были облеплены плакатами, которые провозглашали это историческое событие. Над Ратушей развивался сине-жёлтый флаг. Мама когда-то говорила, что синий цвет обозначал небо и свободу, а жёлтый ? пшеничные поля и независимость.
      Встретившись с Богданом, мы не могли вымолвить и слова, просто стояли и зачарованно смотрели один на другого. Ещё несколько дней назад мы боялись. Я хотел убежать на Запад, однако Запад сам пришёл сюда. Мы свободные! Видеть сине-жёлтые цвета вместо кроваво-красных цветов, которые душили нас страхом, было невероятным счастьем.
      ? Да здравствует Украина! ? выкрикнул Богдан, когда мы подошли к университету ? нынешней резиденции Временного правительства.
      Здание университета тянулось вдоль нижней стороны парка Иезуитов. Как суды и тюрьмы, её возвели во времена Австро-Венгрии. Построили университет как доказательство того, что император любил искусство и науку. То здание смотрелось как императорский орёл, который вот-вот поднимется в воздух. Два крыла его разделяла центральная часть с высокими ионическими колоннами. Оно пережило императора и его империю. Когда в конце Первой мировой войны империя распалась, огромную гранитную статую Франца-Иосифа, что стояла напротив университета, сбросили и выбросили на свалку. Имперские эмблемы заменили гербами только что созданного Польского государства.
      Два года назад россияне вместо польской символики установили красные звёзды и серпы с молотами. Теперь, когда россияне дали драпа, а немцы ещё не объявили своих прав на здание, оно «принадлежало нам». На фасаде, рядом со статуями трёх муз ? правды, науки и власти ? развевались жёлто-голубые стяги.
      Наконец Львов стал «нашим». Мы были «в собственном дом». Мы быстро пошли к университету. Издалека было видно, как в него входят и выходят какие-то люди.
      Возле входа стояло четыре часовых в одежде, похожей на различную военную форму. Они были не очень старше нас с Богданом. Лица их были суровы, но приветливы. Они напомнили мне наши «милицейские» времена. Один из них был похож на старшеклассника из нашей школы. Скорее всего он узнал нас, потому что поздоровался первым: «Слава Украине!» Это было приветствие Организации, которое использовали только её члены. Впервые услышав его вот так открыто, свободно, мы с гордостью ответили: «Слава Вождю!» ? таким был официальный ответ организации.
      Однако… на эти наши слова часовые скривились как среда на пятницу. Самый длинный направил на нас винтовку: «Ни с места! Руки вверх!» Другой часовой начал дуть в свисток.
      Нас мигом окружили молодые люди в импровизированной форме. Они схватили нас за руки и повели в здание. Я слышал, как один из них, который вёл себя как начальник, называл нас «агентами Мельника». Богдан хотел что-то сказать, скорее, спросить, кто такой Мельник, но ему приказали «закрыть рот» ? «поговорим в подвале». Богдан недоуменно посмотрел на меня, но я был ошарашен так же, как и он. Только мгновение назад мы чувствовали себя свободными хозяевами в собственном городе, а теперь с нами обходятся как с пленниками. Если бы нашими поработителями были хотя бы россияне, но это же наши! У них сине-жёлтые повязки. Заговор? Недоразумение? Жестокая шутка? Мы ? «агенты Мельника»? Это что за один? Такие мысли роились в моей голове, но все они были напрасными. Когда по мрачной лестнице мы спустились вниз, я не на шутку перепугался, потому что один из наших поработителей вставил ключ в щель дверей подвала ? они собирались закрыть нас. Я ощутил холодный пот на ладонях. Рефлекторно крикнул: «Стойте! Что вы делаете? Мы же члены Организации! Мы рисковали жизнью под Советами!»
      Мой крик подействовал. Они согласились нас выслушать. Затем они проинформировали нас про запутанные изменения в руководстве Организации, о которых мы с Богданом и даже и не слышали.
      Организация, сказали нам, уходит корнями ещё в Первую мировую войну. В конце той войны на смену российскому царизму пришёл коммунистический режим, а Польша, которая вот уже столетие была под Австро-Венгрией, получила независимость. Как результат ? восточная Украина очутилась под российским коммунистическим упралением, а западная ? под польским. После Первой мировой офицеры разгромленной украинской армии организовали тайный центр, из которого в конце 20-х годов создалась ОУН. Своей целью она ставила освобождение Украины и от польской, и от российской оккупации.
      Чтобы не попасть в лапы коммунистов после раздела Польши между Россией и Германией в 1939 году, руководство Организации перебралось на польскую территорию, оккупированную немцами. Оттуда она поддерживала тайную связь с сетью Организации на западной Украине.
      Однако вскоре руководство, а вместе с ним и Организация, раскололись на две враждующие фракции, каждая из которых считала другую незаконной и пыталась получить эвентуальную власть в Украине. Руководителем одной из фракций был Мельник. Её члены называли себя мельниковцами. Другую фракцию возглавлял Бандера. Её члены назывались бандеровцы.
      Как нам сообщили, мельниковцы стремились сотрудничать с немцами, шли на большие уступки. С другой стороны бендеровцы, которые находились в большинстве, «проводили принципиальную, бескомпромиссную политику в вопросах украинской независимости».
      Именно бендеровцы прибыли во Львов в составе батальона «Нахтигаль» и обклеили город объявлениями о самостоятельности Украины и создании Временного правительства. Такими мерами они хотели упредить захват власти мельниковцами. Но мельниковцы, как сказали нам, собираются войти в Киев и там провозгласить себя правительством Украины. Бендеровцы хотели помешать им, задерживая их, насколько это было возможно.
      А что к этим событиям имели мы с Богданом? Получилось так, что после раскола фракция Мельника всё ещё придерживалась старого приветствия ? «Слава Украине!/ Слава Вождю!», которое знали мы с Богданом. А вот фракция Бендеры изменила ответ на «Героям слава!» Поскольку мы ответили «Слава Вождю!», они решили, что мы мельниковцы, которые только что пришли от немцев.
      Когда мы рассказали о своей деятельности во время российской оккупации, нас засыпали извинениями. Покрасневши, руководитель группы, который арестовал нас, всё повторял: «Это недоразумение», «Большое недоразумение», «Больше так не повторится».
      Чтобы загладить свою вину, они дали нам возможность встретиться с каким-то членом Временного правительства. По дороге в его кабинет, я представлял себе в годах, представительного господина, похожего на пана Коваля, а он оказался крепким мужчиной средних лет. Выбритая голова с высоким, выпуклым лбом и тёмные глаза придавали ему вид начальника. Некоторое время он смотрел мне в глаза. Услышав про наши подвиги, он похвалил нас как «самых молодых подпольщиков», которых он когда-либо встречал.
      Позже нас представили руководителю, ответственному за подготовку «походных групп». Как нам сказали, это были небольшие группы, которые отправлялись на восточную Украину, чтобы создать местную сеть постов Организации Бандеры. Когда немцы захватят Киев, Организация, имея в своём распоряжении такие посты, сможет противопоставить себя немцам, как власть столицы Украины. Нам предложили присоединиться.
      Это казалось интересным приключением. И хоть я ощущал горький привкус нашего «ареста», эта идея пленила моё воображение. Я уже видел себя в Киеве, возле Золотых Ворот, в старинном соборе св. Софии, искал следы монгольского нашествия в степях восточной Украины, исследовал поля битв казаков с турками. Осуществится моя мечта детства посетить памятник Тарасу Шевченко на берегах Днепра. Мысленно ожили, прояснились, приобрели новых красок фотографии из учебников истории. Сомнений не оставалось ? я согласился.

ПОХОДНЫЕ ГРУППЫ

      Наша группа упорно двигалась по тропинке, что стелилась параллельно дороги из гравия. Мы не торопились, шли размеренным шагом. Нас ожидали несколько недель хода. Конечным пунктом у нас была Белая Церковь ? городок в 500 км от Львова и в каких-то 40 ? от Киева. Когда мы выходили из Львова, Белая Цековь была в руках Красной армии, поэтому мы не знали, когда туда прибудем. Всё зависело от скорости продвижения немецкой армии.
      Тропинка была сухой. Уже две недели с начала войны, но не упало ни одной капли дождя. Наша обувь поднимала тучи пыли. У каждого был рюкзак. По дороге мы не встретили ни души.
      Мы были одной из бандеровских «походных групп» ? одной из многих, которые послали на восточную Украину. Нас было трое: наш руководитель пан Сорока, Богдан и я. Перед тем как выступить в дорогу, мы с Богданом прошли недельную подготовку ? изучали программу Организации и способы образования местных постов. Наши рюкзаки были наполнены агитлитературой и плакатами. Я едва нашёл место для одной рубашки и нижнего белья. Единственная пара носков была на мне.
      Руководителем нашей группы был пан Сорока ? «старый волк» Организации. Он прибыл с «немецкой стороны» через несколько дней после «Нахтигаля». Он в совершенстве владел немецким языком и носил зелёную «тирольскую» шапочку. Эта шапочка и густые усы были ему очень к лицу, как и сапоги, которые он ежедневно чистил. Его белоснежные зубы сразу бросались в глаза, как и очки в толстой оправе. Был одет в такие облегающие галифе, что впереди виделся бугорок. Как для мужчины, которому за тридцать, он был очень быстрым и проворным. Кода я или Богдан замедляли движение, он подбадривал нас словами: «Представьте себе, что если мы не потеряем темп, то первыми придём в Киев и установим наш национальный флаг на соборе св. Софии».
      Он загорелся идеей прибыть первым в Киев и хотел заразить этим желанием нас с Богданом. Разговаривал тихо, никогда не повышал голос, словно в его словах не было никаких эмоций. Его голос был голосом Организации. Время от времени он распространялся о преданности «нашему делу», у меня было жуткое чувство, что слушаю выступления директрисы Боцвы про славное будущее, которого я так счастливо избежал. Его голос был бесцветным, монотонным, с нотками приглушённой надменности, если не агрессии. Как-то я об этом заговорил с Богданом, но он заявил, что это всё плоды моей извращённой фантазии. «Пан Сорока, ? сказал Богдан, ? настоящий патриот, нам повезло что он наш руководитель, нам есть чему у него поучиться».
      С тех пор я держал эти мысли при себе. Чем дальше, тем больше Богдан попадал под чары нашего руководителя. Однажды, когда я запротестовал против приказа Сороки идти дальше, Богдан полностью согласился с ним, что в «походной группе» должна быть такая тесная связь, как нитки в материи, и поэтому тут нет места тем, кто выбивается из ритма. Я ничего не имел против такого постулата, но марширование было нудным и ограничивало свободу. Прожив два года по «указаниям партии», мне было необходимо «сбиться с шага», побегать по полю, поваляться в траве, дышать как мне захочется.
      Мы шагали день за днём, ночуя в пустых сараях и конюшнях. Дорога, обрамлённая тополями, стелилась перед нами, как серебряный узор. Пшеничные поля справа от дороги казались бесконечными, сливаясь на горизонте с небом. Слева было море подсолнухов. Они безобидно покачивались, словно приглашая нас остановиться и отдохнуть, но наш руководитель всё торопил и торопил нас.
      Иногда нам попадались российские Т-34, застрявшие в грязи или просто брошенные посреди дороги, с открытыми люками. Один раз мы увидели кучи мёртвых солдат в открытом поле ? лица некоторых из них почернели, как сажа, других обклевали вороны или пообгрызали какие-то звери. К удивлению, мы не видели разрушенных мостов, из чего мы сделали вывод, что Красная армия поспешно убегала.
      Наконец мы пришли в Ровно. Сине-жёлтый флаг привёл нас к городской ратуше, где расположился пост бандеровцев. Он состоял из множества юношей моего возраста и более старших мужчин ? руководителей. Они координировали «походные группы».
      Через три дня мы выступили на Житомир ? первый большой город восточной Украины на нашем пути. Перед нами протянулась современная широкая асфальтированная двухсторонняя дорога ? первая в Восточной Европе, хотя ещё и недостроенная. Россияне строили её для передвижения своих войск на случай, если они начнут войну с Германией. Теперь немцы использовали её для транспорта своих отрядов и снабжения.
      Движение было в двух направлениях, но в основном на восток, к границе, туда, куда направлялись и мы. Мимо нас проезжали нескончаемые колоны немецких машин, нагруженных боеприпасами. Когда одна из колон притормозила, мы им помахали, а они вылупили глаза, не понимая, какая лихая нас сюда забросила.
      Поток на запад был другим. Многочисленные колонны советских военнопленных под охраной немцев тянулись, словно похоронные процессии. Измождённые, с выражением обречённости на лицах, они еле волокли ноги, спотыкаясь, как поломанные куклы. Я вздрагивал при их виде. В учебниках истории такого не было. Война должна была быть весёлой…
      От мыслей меня отвлёкло скрежетание тормозов. Остановился военный грузовик. Водитель позвал нас. Не спрашивая ни кто мы, ни куда направляемся, предложил подвезти. Пан Сорока сел впереди, мы с Богданом устроились на кузове на боеприпасах.
      Какое это было облегчение ? ехать после стольких недель ходьбы и не видеть впереди себя спину нашего начальника. Теперь нам было больше видно военнопленных, покалеченных российских танков, брошенных пушек, поломанных грузовиков и телег, тьму-тьмущую противогазов, которые наверно выбрасывали красноармейцы, чтобы легче было убегать. Иногда над головой тарахтел разведывательный самолёт.
      Дорога уходила вперёд, пересекая необозримые равнины ? бывшие степи, а теперь колхозные поля. Именно этими степями когда-то кочевали орды турок и татар, разрушая и сжигая всё на своём пути. Именно тут, триста лет назад, родилось движение против польской шляхты, которая делала крепостными свободных людей. Я листал страницы истории быстрее, чем ехал грузовик.
      Бандеровский пост в Житомире размещался в школе. Его легко было найти по сине-жёлтому флагу. Однако нам сказали, что мельниковцы пришли на день раньше и разместили свой пост в помещении суда в противоположной части города.
      Кто первый, у того и преимущество. Чтобы избежать таких поражений, съезд руководства постановил назначить пана Сороку главным координатором «походных групп», которые будут проходить Житомир.
      Поскольку Белая Церковь была чрезвычайно важным пунктом на пути в Киев, нам с Богданом приказали идти туда на следующее утро. Как нам сказали, город ещё в руках россиян, но вот-вот должен сдаться. Наша задача ? установить там пост.

      «Увлечение ? это не программа»
Томас Масарик

 

ЖАРЕНЫЙ ЛЕНИН

      Белая Церковь когда-то была шумным городом, но когда мы туда прибыли, она казалось голым пустырём. Ни главные улицы, ни узенькие переулки не подавали никаких признаков жизни. Маленькие низкие домики, некоторые ещё под соломенной крышей, казалось, всасывала сила притяжения. Мы постучали в несколько дверей ? ни шороха. Ни одного звука, ни одного взгляда из-за задёрнутых занавесок. Ни детского плача, ни собачьего гавканья, ни птичьего чириканья. Красная армия оставила город два дня назад, а немецкая прокатилась без остановки.
      Единственным звуком было эхо наших шагов, когда мы шли вымощенной площадью к административному зданию. Напротив него стояла гранитная статуя Ленина, почти такой же высоты, как и здание сзади неё. Ещё несколько дней назад Ленину поклонялись тут как великому пророку будущего. Теперь, брошенный своими покровителями, он глазел на площадь ? такую же пустую, как и его обещания.
      Тот кто последним покидал административное здание, очень торопился. Двери были открыты и придавлены мешком с зерном, чтобы не захлопнулись. Комнаты были захламлены открытыми ящиками из-под боеприпасов и винтовками. В главной, самой большой комнате, были только скамейки и стулья. Эту комнату наверно использовали для заседаний городского совета. Над столом посередине стены висел портрет Сталина, на скамье лежала «Правда», словно кто-то её бросил не дочитав. Я заметил заголовок «Героический отпор рабочих и крестьян фашистскому нашествию».
      Мы повесили над входом сине-жёлтый стяг и облепили город объявлениями, что Организация Бандеры берёт на себя власть в городе и призывает население сотрудничать с ней.
      Но читать эти объявления было некому. Чуть ли не целый день мы ходили пустынными улицами, надеясь случайно встретить кого-нибудь. Только вечером мы попали на две живые души ? деда, который гонялся за своей курицей, и очень старую бабку, которая сидела на пороге дома за стеной подсолнухов. Когда мы рассказали кто мы и что привело нас в Белую Церковь, она подозрительно глянула на нас, как бабушка на капризных внуков. «А вы для этого не очень малы? ? спросила она огрубевшим от возраста голосом. ? Да и согласятся ли немцы на вашу независимость? А ваши родители ? знают ли они, чем вы занимаетесь?» Нам эти вопросы не понравились. Мы покраснели и отвернулись.
      Женщина сказала, что ей восемьдесят лет, но выглядела она ещё старше, а её сморщенное лицо напомнило мне зрелый подсолнух. Её было нужно, чтобы её кто-то выслушал. Рассказала, что ей посчастливилось пережить Первую мировую, революцию и коллективизацию. Её муж погиб в шахте, а маленькая дочь умерла от голода в 1930-х. У неё были надежды на сына ? офицера Красной армии, но он полтора года назад был убит на Финской войне.
      Задумавшись, замолчала. Потом, всматриваясь в наши с Богданом лица, словно стремясь увидеть наше с Богданом будущее, промолвила: «Если бы возвратить время назад, я бы не хотела быть матерью». Её слова оказали на меня тяжелое впечатление, ведь и моя мать не знала, чем я занимаюсь.
      Старик, её сосед, пока она говорила, сидел молча. Его взгляд блуждал где-то далеко, словно пытался сложить воедино куски своей жизни, придать ему какое-нибудь значение. От него воняло махоркой. Когда баба замолчала, он оторвал кусок бумаги и попробовал скрутить самокрутку своими узловатыми пальцами. Он долго слюнявил конец газеты языком, но она не держалась ? старая слюна не была уже такой клейкой, а бумага была слишком толстой. Он раздражённо выбросил недоделанную сигарету: «Единственное, что я сейчас хочу ? это нормальной сигареты перед смертью. Может немцы хоть настоящую папиросную бумагу привезут.»
      Казалось, что он ждал ответа. Не зная что ответить, мы с Богданом перекинулись взглядом. Тем временем дед нашёл более мягкую бумагу и скрутил новую сигарету. Затягиваясь, словно это было единственное утешение в его жизни, он разговорился. Сообщил, что за несколько дней перед немцами прибыла Красная армия и приказала всем эвакуироваться. Также рассказал, что многие не хотели подчиниться и теперь прячутся в лесах, ожидая, не придут ли опять красные. «Вот увидите, ? сказал он, выпуская облако дыма, ? только красные окажутся по другую сторону Днепра, сразу в городе будет полно народа».