Тигр пожал плечами и промолчал. Ринф тоже не стал продолжать и через некоторое время улегся спать.
Наутро эльф, наемник и Лишенный Имени отправились дальше. На пути у них был последний из приграничных храмов Световида. В трех предыдущих им отказались выдать список «Янтаря Вечности», причем отказали в довольно грубой форме, пояснив, что с такими запросами Айлегрэнд и все в нем проживающие могут отправляться прямиком на пресветлый Световидов жезл, коим он и сотворил всех Чуд в Мире. Белый Тигр на первый раз оскорбился было, но потом передумал обижаться и просто махнул рукой. Не дадут — ну и ладно. Гюрза побесится пару дней, а потом успокоится.
Путь к храму пролегал через небольшую деревеньку, жившую не столько земледелием, сколько охотой и торговлей, так как через нее проходил большой тракт на Айлегрэнд из Приграничных Степей.
В деревню путники въехали чуть позже полудня и решили остановиться в трактире перекусить и немного передохнуть в тепле. До храма оставалось всего ничего, и задержка на пару часов не должна была кардинально что-то изменить.
Трактир обнаружился, как и предполагалось, на центральной площади деревеньки и был довольно приличным заведением, причем не слишком дорогим. Тигр, Ринф и Гриф, оставив своих лошадей у коновязи под присмотром служки, вошли в зал и заняли места за длинным общим столом. Посетителей было немного. Пара подвыпивших корредов дремала в углу, какой-то человек, по виду купец, обнимался с лоскоталкой на другом конце стола, еще несколько, похожих на гномов, Чуд шумно хлебали из своих мисок за отдельным столиком. Ринфа поразило, что здесь еще выжили какие-то иные, кроме Людей существа, но долго размышлять над этой странностью не стал. Явился половой, и Белый Тигр быстро сделал заказ на троих, уже зная вкусы своих спутников.
— Ринф, — негромко проговорил Гриф, глядя на купца с лоскоталкой, — Чуды опять стали возвращаться в Приграничье…
— Ага, — эльф хмыкнул. — От нас зависит — выживут ли они здесь…
— Ох вряд ли… — Гриф покачал головой.
А дальше стало не до разговоров. Служка принес заказ, и трое путников по достоинству смогли оценить местную кухню. Им подали осетринку с хреном, налимью печенку с белыми грибами, креветочный суп (совершенно неизвестно откуда здесь взявшийся), жареного поросенка с хрустящей корочкой, судака в горчичном соусе, копченые ребрышки со спаржей, сырный пирог с опятами, соленые грузди, селедочку в пряном соусе, карпа с лисичками и в сметане, разнокалиберные салатики — крабовые с тертым лимончиком, овощные с нежным майонезом, мясные с гвоздичкой и кисловатым соусом на меду — и, конечно, замечательный темный эль гномьего производства. Даже Белый Тигр, не ожидавший такого разнообразия, несколько ошалел. А когда узнал цену за всю эту благодать — так и вовсе пришел в восторг.
— Хоть каждый день сюда обедать мотайся! — восторженно сообщил он спутникам, уминая карпа. — Это ж просто чудо какое-то!
— Угум-с, — невнятно согласился с ним Ринф, налегающий в основном на ребрышки и поросенка. — Я давненько такого не едал!
Дальнейшее потребление блюд происходило в молчании, прерываемом только просьбами чего-нибудь передать поближе. Казалось, что все трое совершенно забыли о своей миссии и теперь бездумно предавались радости насыщения желудков. Однако вскоре спутники наелись и, медленно попивая эль да закусывая его вяленой корюшкой, вернулись к цели своей поездки.
— Ну вот на фига Гюрзе «Янтарь Вечности»? — горестно вопросил Тигр, откидываясь на спинку стула. — За этот обед я ей, конечно, благодарен, но все-таки не стоило нас так далеко гнать, чтобы вкусно угостить…
— Что верно, то верно, — согласился с Лишенным Имени Ринф. — Еда тут хорошая, но уж больно далеко мы влезли в Приграничные Степи… Хотя… Знаешь, легенды о Хоори, в принципе, имеют довольно большое значение, но… — он замолк, не обращая внимания на ожидающие взгляды Грифа и Тигра.
— Что «но»? — не выдержал наемник, громко ставя свою кружку на стол. — Что?
— Но значение их понимаешь только после смерти… — Ринф помотал начавшей кружиться от хмеля гномьего эля головой. — Умирая, так или иначе сталкиваешься со своими богами. И Гюрза уже знает, с кем повстречается, знает, что они от нее потребуют. Поэтому хочет знать, что будет дальше.
Ринф полуприкрыл глаза и вдруг негромко, нараспев начал цитировать…
«Серебристая струпа, натянутая до звона, до крика, до болезненной ломоты в висках. Это пограничная тропа. Что мы знали о ней? Мы трое? Мы — Тень Огня по имени Хоори, Жизнь по имени Осаннэль и Смерть по имени Тоэнно… Да ничего мы не знали и не понимали. Был просто звук, обретший на мгновение плоть, на мгновение, равное всего лишь размазанному взгляду… Тихий-тихий, но такой резкий, ввинчивающийся в виски звук. И кажется, что уже невозможно его забыть, но лишь на миг отвернешься — и ничего. Серебристая струна, повисшая где-то между не-бытъ и нигде. Что-то, ставшее реальным. Мы смотрели и не видели, но слышали. Мы слушали, и тишина отзывалась кровавой болью, номы видели. Это невозможно описать. Это можно только знать.
Нас было трое. Осаннэль всегда была немного впереди, я видел лишь Ее спину, время от времени замечая точеный, тонкий, словно вылепленный из фарфора, профиль. Тоэнно была за спиной. Иногда мелькал Ее нервный абрис, проступали на взмах ресниц черты невероятного лица и — опять тишина и ничего. А я был между Ними. И так мы шли, шли, шли, шли… По серебряной струне между ничем и нигде, между никогда и…
Мы шли. Наверное, надеясь куда-то прийти, но Отец наш, Дракон Хаос, еще не придумал, куда бы мы могли прийти. Мы просто шли. И была боль. И была радость. И была кровь. И быт тень тени среди теней — я. Никто и нигде, распятый между вечностью и бесконечностью абрис на кресте безвременья. И этот выматывающий душу звукKAП-КАП… Боль. Боль. Это всего лишь память о боли. Ни о чем. О тишине и звуке, о плоти и пустоте.
А пока была лишь струна, была лишь тонкая нить звука е пустоте, наполненной жизнью. В Хаосе.
А еще был лязг бронзовой чешуи. Рядом. Вокруг. Во мне. В нас. Лязг, отдающийся болью, сладостной и невыносимой. Потому что этот лязг — то, куда мы идем. Еще не придуманное и не оформленное, но уже тут. Уже где-то поблизости. Я чувствовал это всем своим еще не живым существом. И Дракон Хаос смеялся над нами, над струной, над еще не созданным Миром. Но он имел право. А потом возникло видение, и этот невероятный, еще не созданный, но уже завершенный Мир вторгся в нас, заново сотворил и разрушил все, что мы из себя представляли.
— Тоэнно всегда возьмет свое…»
— Это цитата из «Алмаза Изначалья», одной из глав «Янтаря Вечности», — Ринф хмыкнул. — Пусть Гюрза поинтересуется у Огненного Лиса о смысле этого эпоса. Ведь Хоори записал в него не только то, что видел сам, но и то, что знал Локи…
— Ладно, хватит. — Тигр отставил кружку и решительно поднялся. — Едем. Нам надо поторопиться.
Гриф некоторое время помедлил, допивая свой эль и глядя поверх кружки на собирающихся эльфа и Лишенного Имени, а потом решительно встал и, подхватив клинок, направился впереди всех к выходу.
К храму Световида трое путников выбрались уже под вечер. Закатное солнце окрасило шпили строения в кровавые цвета, и Ринф невольно передернул плечами. На мгновение ему почудилось, что ледяной северный ветер принес дыхание свежей могилы. Слишком многое и слишком часто стало говорить о смерти.
Двери храма, как всегда, были открыты, и изнутри на портал входа падало яркое сияние. Гигантская статуя Световида нависала над путниками, и огромные хрустальные глаза ее, показалось, осветились на мгновение багровым закатным светом.
— А бог-то гневается, — хмыкнул Тигр, но тут Ринф с неожиданным бешенством прошипел:
— Заткнись! Здесь не место для шуток!
Лишенный Имени открыл было рот, собираясь отбрить наглеца эльфа, но вдруг смутился и ничего не сказал. Гриф хмыкнул и первым спешился. Привязав коня, он, не оглядываясь, пошагал к входу в храм. Эльфу и Волшебнику ничего не оставалось, как двинуться следом.
Гриф поднялся по ступеням и шагнул внутрь храма, тут же канув в белом сиянии. Ринф и Тигр, прежде чем войти, помедлили, но только мгновение.
Свет обнял всех троих и, казалось, принялся осторожно подталкивать к замершей в отдалении жрице Световида в белой тунике. Она стояла подле алтаря и не смотрела на вошедших, но Ринф мог поклясться, что она знала, кто пожаловал в святилище.
— Здравствуйте, дети Огня, — пропела жрица, не оборачиваясь. — Меня зовут Арна. Что вас привело в наш храм?
Белый Тигр дернулся было вперед, потом шарахнулся в сторону и замер в нелепой позе, словно связанный светом, разлитым по помещению. Ринф с недоумением глянул на Лишенного Имени и покачал головой, не понимая происходящего. Зато Гриф, похоже, знал причину такого странного поведения Тигра и теперь, судорожно стискивая рукоять клинка, молча буравил спину жрицы. Та еще некоторое время подождала ответа и медленно обернулась. На мгновение Ринф даже зажмурился — столь невероятно красивой оказалась Арна.
— Я ждала вас— Она изящным движением откинула за спину стекающее по плечам золото волос и перевела взгляд на Тигра. — Здравствуй…
— Здравствуй, — шелестом пергамента на легком ветерке прозвучал ответ Лишенного Имени. — Я не знал, что ты жива… До сих пор…
Арна улыбнулась и жестом пригласила следовать за собой. Трое путников послушно побрели следом за ней, пробираясь сквозь свет, словно через чащобу, пока не вышли к столику розового дерева с двумя скамьями друг проти в друга. Эльф, наемник и Тигр уселись по одну сторону стола, а Арна опустилась на скамью по другую.
— Что привело вас в наш храм? — повторила она вопрос, тепло оглядев всех троих и лишь на мгновение задержав взгляд на Тигре, сидевшем опустив голову и уронив руки на колени.
— Нам нужен «Янтарь Вечности», — взял на себя перс говоры Ринф, так как Чародей и Гриф молчали. — У вас наверняка должен быть список.
— Разумеется, — Арна склонила головку набок и улыбнулась. — И даже не один. Вы можете получить список, если на то будет соизволение Световида. Переночуйте в храме, а наутро поговорим.
Тигр обреченно кивнул, и у эльфа с Грифом не оказалось другого выбора, как тоже согласиться.
— Арна… — Тигр отлепился от стены, у которой стоял уже битый час, ожидая жрицу. Его спутники давно спали, а к нему сон не шел. Потому что где-то здесь была Арна.
— Я слушаю тебя, — откликнулась жрица, останавливаясь и оборачиваясь к Лишенному Имени. — Только если ты хочешь говорить о прошлом, то… Нет, не стоит ворошить канувшее во Тьму.
— Нет Тьмы, нет Света… — негромко проговорил Тигр, глядя в сторону, и лицо его исказилось от боли воспоминаний. — Нас лишили Имен, а не Памяти…
— Я знаю, — Арна кивнула и отошла на шаг назад, почти слившись с сиянием. — Ты мне говорил: есть только Сумерки. Ты говорил: разделяющая их Граница только в нас. Ты говорил: мы можем выбирать. Я выбрала. Мы теперь по разные стороны одного Рубежа.
— Арна… — Тигр сжал кулаки, зажмурился на секунду и отвернулся. — Арна, я не собираюсь ворошить прошлое, я же все понимаю, но почему ты и тогда, и сейчас выбираешь совсем иное, совсем чужое…
— Ты говорил: есть вещи, по которым оценивают нас. Я не хочу, чтобы меня оценивали так, как вас. Я слишком слаба для этого. Мне не выдержать плена в Темнице у Корней Земли.
— Ты была сильной Волшебницей, свободной, яростной, бешеной, часто злой, но всегда вольной… Не верю я в то, что и теперь это — ты.
— Главное, что верю я, — Арна усмехнулась. — Ты считаешь, что быть тайной любовницей одного из поднявших восстание легче, чем гнуть спину перед алтарем Све-товида?! — в голосе Арны прорезались злые, металлические нотки, и Тигр резко обернулся, но перед ним была жрица этого храма, а не прежняя Волшебница. Изменился только голос— Ты ошибаешься, сильно ошибаешься. Оказалось, что мне проще ломать комедию перед Ог-нивовной, чем терпеть ваши — не мои, заметь! — муки!
— Арна, Арна… — Тигр горько хмыкнул. — Похоже, что каждый из нас теперь должен сталкиваться со своим прошлым. С тем прошлым, что мы помним, но уже не в силах вернуть. Прощай, Арна.
— Прощай, — она запнулась, явно не помня имени Тигра. — Прощай, мое прошлое.
Лишенный Имени развернулся на каблуках и стремительным шагом направился в комнату, где расположились на ночлег все трое. На душе у него была сумятица, гнетущее чувство сжало сердце холодными пальцами предвестника скорой беды. «Теперь уж точно — всё, — вдруг подумал Чародей, протискиваясь через душный свет. — Все ниточки оборваны, все долги оплачены. Нет, еще не все, но уже почти…»
Ринф проснулся еще затемно. На фоне чуть более светлого оконца он различил черный неподвижный силуэт Тигра, стоящего, опираясь на свой клинок. Эльф шелохнулся, и Лишенный Имени неспешно повернул на звук голову. За ночь, как показалось Ринфу, профиль Тигра заострился, приобретя хищность и жесткость.
— Ты не спал? — шепотом поинтересовался эльф, приподнимаясь на локте.
— Нет, — Тигр едва приметно качнул головой. — Как только рассветет, едем обратно, в Айлегрэнд.
— Айлегрэнд… — едва слышно повторил за Волшебником Ринф и упал обратно на подушку. Ему и хотелось вернуться, и в то же время — нет. Черный Город перестал манить эльфа, как это было когда-то, казалось, века назад, в Драконьих Пределах за Пепельными Равнинами. Там все мнилось простым и понятным. Пришли Лишенные Имен, сильные и смелые. Они просто непременно должны были навалять злой и нехорошей империи Алых, а потом наступит Золотая Эра…
В реальности же все оказалось совсем другим. Люди, боги, Чуды — все смешалось, все сорвалось с привычных, тысячелетия назад отведенных им мест и закружилось в причудливом вьюжном вихре, понеслось к пропасти, где за краем..,
Ринф не хотел знать, что там, за краем. Он вообще ничего уже не хотел знать. Просто плыл по течению, несся вместе со всеми в вихре и просто молился всем богам без разбору: пусть это будет в последний раз, больше уже никогда не повторится и, быть может, принесет какую-то пользу… Ну хоть какую-то.
— Ринф, Гриф, подъем, — проговорил Тигр, и наемник завозился на своей постели. — Все равно уже оба не спите.
— Да рано еще, — буркнул было нежелавший покидать теплую кровать Гриф, но Лишенный Имени довольно грубо, с активным использованием ненормативной лексики, повторил свое требование. И эльфу, и наемнику пришлось подниматься и, позевывая, собираться в путь. Бесшумно отворилась дверь, и в комнату, смешавшись со светом свечей, ворвалось белое сияние из основного помещения храма. На пороге застыла Арна и мрачно оглядела всех троих путников.
— Забирайте список и выметайтесь с территории нашего храма, — глухо произнесла жрица, швыряя на незаправленную кровать Грифа тяжелую шкатулку черного дерева с бронзовой оковкой, покрытой толстым слоем патины.
— Что случилось, Арна? — встревоженно спросил Тигр, резко отворачиваясь от окна и плавным, текучим движением вкладывая клинок в ножны. — Это из-за… — он запнулся и поджал губы.
— Нет, нет, — жрица замотала головой, и на ее глаза навернулись слезы. — Это из-за Альтх. Мне… И не только мне, сегодня было видение. Световид своей властью простер наш взор до Альтхгрэнда, до покоев Императора и… и… — она всхлипнула, вытирая тыльной стороной ладони мокрые щеки. — И мы все увидели жуткое чудовище об одном глазе, покрытое клочковатой черной шерстью, клыкастое и когтистое. Оно приняло облик Лакха и отдавало приказания его голосом… Оно… — Арна судорожно вздохнула и вдруг выкрикнула: — Мы не вмешиваемся в политику! Нас не интересует, что происходит! Зачем Световид нам это показал?! Это все из-за вас!
— Успокойся, маленькая. — Тигр бесшумно пересек комнату и обнял плачущую жрицу Световида. — Это не из-за нас, это потому, что видение ваше — чистая правда. А мысли богов нам знать не положено. Если Световид захотел так сделать, значит, так необходимо…
— Уходи! — вдруг люто, сквозь зубы, выплюнула Арна и, оттолкнув Лишенного Имени, убежала.
— Я убью его, — тихо произнес Тигр, оборачиваясь к Грифу. — Я убью Лакха!
Старый наемник покачал головой и, ничего не сказав, продолжил собираться.
Ринф сидел на кровати в своей комнате на постоялом дворе и нерешительно смотрел на черную шкатулку. Тигр и Гриф где-то пьянствовали уже второй день, и эльф надеялся только на благоразумие наемника, который не должен был допустить какой-нибудь беды. Сам же Ринф решил пока заняться изучением «Янтаря Вечности». Этот эпос он никогда воочию не видел. В Драконьих Пределах не сохранилось ни одного списка, и все передавалось на уровне легенд. Память у эльфов была долгой, но тем не менее многое потерялось. Однако Ринф вот уже второй день все никак не мог решиться открыть черную шкатулку. Он просто боялся.
— Страх — чувство постыдное, нам, эльфам, не присущее, — дрожащим голосом проговорил Ринф и решительно откинул крышку шкатулки. Ничего особенного не произошло. Подсознательно Ринф ожидал чего-то волшебного и необъяснимого, чего-то хотя бы яркого, но в шкатулке просто спокойно лежала небольшая по формату, но при этом пухлая книжица в бледно-зеленом сафьяновом переплете. Ни названия, ни тиснения — только серебряные застежки, отполированные многими прикосновениями. Видимо, к эпосу часто обращались служители Световида, хотя для других он считался запретным.
Ринф осторожно достал книгу из шкатулки и повертел в руках. Страх постепенно уходил, оставалось только жгучее любопытство, больше присущее людям, чем эльфам, но Ринф об этом не думал. Он осторожно расстегнул обложку и раскрыл книгу примерно на середине.
— «Изломанный нефрит воспоминаний», — прочел он название главки и на мгновение прикрыл глаза. Снова стало страшно. Мысли и чувства Хоори, первого существа, созданного Драконом Хаосом, записанные в эту книгу, манили своей чуждостью и ею же отталкивали. Ринф и хотел в них разобраться, и боялся этого.
— Эх, терять-то уже все равно нечего, — обреченно махнул он рукой и открыл первую страницу. — «Сумеречный аметист теней»? Отлично! С него и начнем…
«В темноте мерно капает вода. Однообразный, давно приевшийся до тошноты звук падающих на пол капель.
И почему-то известно: пол каменный, гранитный, с вырезанными на нем цветами, формы которых столь разнообразно-однообразны, что если бы не было темноты, то они в одно мгновение свели любого с ума. Говорят, что это и есть барельеф жизни и смерти, плоти и духа, бодрствования и сна. Говорят… Кто?!
Темнота окутывает все. Когда-то наполненное жизнью пространство теперь мертво и тихо. Только это разрывающее мозг кап-кап, кап-кап, КАП-КАП!!! И ненавижу, ненавижу, НЕНАВИЖУ!!!
Когда-то на гранитном полу, источенном сейчас капающей из ниоткуда водой, стояли столы и вокруг них толпились гости, смеющиеся, танцующие, поедающие яства. Шорох шелков и бархата, шепотки, загадочные взмахи ресниц и волнующие колебания вуалей… Теперь — темнота, теперь — тишина. Бронзовые светильники на тысячу свечей не вспыхнут, повинуясь едва приметному движению брови, не вызолотят своим светом яшмовые, нефритовые и янтарные колонны, не расцветят парчовые драпировки на стенах… Величественный слуга в серебряной ливрее и с рубиновым жезлом в два его роста, больше не войдет в эти залы, не объявит звучным голосом о прибытии гостей… Не заиграет невидимый оркестр божественную мазурку, изящный вальс или задорную польку… Ничего. Пусто. Темно. Кап-кап. Ждать. Вспоминать. Ненавидеть…
Навеки затворилась камнем в пещере и обратилась в мумию скандалистка Аматэрасу; омрачила свой лик и исчезла во Тьме Ночи Тоэнно; не станцует более развратница Амэно Удзумэ; навеки изгнан буян Сусаноо… Тхен Фак-хын утонул в потопе, им же самим и устроенном… Паньгу раздавлен обломками грязного неба, и останки его смешались с землей; девочка по имени Жэнь заживо спалила на жертвенном алтаре Нюй-ва; запутался в собственных сетях Фу-си; без всякой причины поубивали друг друга Фэн-бо и Юй-ши… Упал с небес и разбился Сурья; Индра случайно убил ваджрой Шиву и умер от мук совести; Вишну сошел с ума и растворился в Асат, тоже больше не существующем…BoxyМана, Ахура-Мазда и Ашу Вахишта не поделили с Другом, Ака Мана и Айшмой ездового льва-грифона, передрались и были развеяны в прах Заратуштрой, впоследствии растворившимся вместе с Буддой в нирване… Инара повесилась на Иггдрасиле; сгинул в неведомом Теле-пину… Шамаш и Ушу, Иштар и Инанна, Адад и Ишкур, Син и Наина, Осирис и Сет, Анубис и Тот, Исида и Нут, Тосмису иAнy… Где они теперь, что с ними стало? Куда пропали Владыка Тимериннона Локи, вспыльчивый Перун и прячущий от Фригг поллитровку Один, замученный вечными поездками Скирнир и виршеплет Браги, недалекий Зевс и хромоногий Гефест, шлюха Афродита и воительница Алура, мрачная красавица Магура и истеричная Мария?..
Неведомо. Тишина, темнота и лишь эта осточертевшая капель в темноте…
Тень тени среди теней. Она бродит по сумеречным залам, слушает стук капель о гранитный пол и с ужасом думает о том, когда опять все укутает тьма и растворит тень е себе, когда исчезнет это бледное подобие формы, таская жизнь в мертвом мире. Тень бродит из зала в зал, мечтает всего лишь о вдохе, глотке вина или звуке ветра, но мертво все в чертогах, наполненных вечность назад жизнью.
«Когда-то меня звали Тенью Огня…»
Тень тени среди теней шепчет плоскими губами свое имя, цепляясь за него и мечтая снова увидеть живой золотистый огонь. Но застывшая в капле янтаря, упавшей в бесконечность океана Вселенной, вечность намертво сковывает тень, сдавливает ее в два измерения, вырывает из уст имя, но все напрасно. Тень продолжает помнить, как ее звали тысячи миллионов веков назад всего на одной исчезающе малой песчинке материи среди безбрежной, наполненной жизнью пустоты. Но именно это и не нравится Хозяину залов и снова укрывает чертоги мертвых богов, припавших где-то между вечностью и бесконечностью янтарной реки липкого времени, Тьма…
«Меня звали Хоори, Тень Огня, — говорит тень тени среди теней, — меня так звали,.. Теперь я тень-воспоминание, абрис боли на мраморной стене, гниющая муха, попавшая в янтарь…»
И тень тени среди теней, которую когда-то звали Хоори, вспоминает, пока снова не наступают сумерки и он не отправляется бродить по пустым залам с гранитным полом. Бесконечно долго падает на пол вода, стачивает вырезанные цветы и все никак не может сточить. Разрывает мозг этот звук: кап, кап, кап-кап, кап… И остается — ненависть.
Тень Огня падает на мраморную колонну с рубинами, но не чувствует этого. Хоори давно мертв, как и все здесь, но признать этого никак не может, не хочет, не в силах. Жить, ненавидя вечность, храня воспоминания о том, что здесь было раньше, о Небесном Доме, пограничной тропе, скале Мудрости Тимеринноне, Межмирье… О жизни.
Хоори осталось только вспоминать и слушать звук падающих на пол капель вечности. И звук такой же вязкий, как янтарь, бесконечный, медленный, выматывающий силы и душу. По ненависть сильнее смерти, хотя ненавидеть уже давно некого…»
Ринф отложил книгу и подошел к окну. Читать дальше он не мог: руки дрожали, перед глазами все плыло, зубы лязгали от страха, в голове что-то звенело. Эльф понимал, что он просто слишком свыкся с мыслью о том, что всего этого знать смертным не положено, чтобы не случилось беды или еще чего похуже, но ничего не мог с собой поделать.
Вдруг кто-то пинком отворил дверь, и Ринф едва не подпрыгнул от слишком резкого звука. Стремительно обернувшись, эльф имел сомнительное счастье наблюдать загулявшую парочку его спутников, причем Гриф, с основательно попорченным лицом, нес на плече совершенно невменяемого Белого Тигра.
— Эт' наш' комнат', — глотая окончания, заплетающимся языком произнес то ли вопросительно, то ли утвердительно наемник.
— Ваша соседняя, — устало проговорил эльф. — Пойдем, провожу.
Он взвалил Тигра себе на плечо и тут же понял, что зря это сделал. Гриф, потеряв ношу, потерял и равновесие и теперь был способен передвигаться исключительно при посильной поддержке со стороны всегда радой прийти на помощь стены. Хорошо, что комната наемника была поблизости. Эльф решил не тащить Тигра в его номер и, не слушая возражений Грифа, уложил Лишенного Имени на единственную постель в комнате.
— Agtsenhaeslagrassel. Zihazutshaesgiilte…Tsvin, короче, — выругался Гриф, усаживаясь на пол и закутываясь в плащ. — Чего ты, r'okke ol zutsh gliignteg, смотришь? Думал, мы напиться не можем? Можем… Tuel ilh wes ag-tsenha отсюдова!
Ринф хмыкнул. Ругань наемника прогнала страх, вызванный чтением «Янтаря Вечности», и теперь эльфу уже совершенно не хотелось уходить из этой комнаты и возвращаться к книге. Потому он и не спешил. Ринф стащил сапоги со спящего мертвым сном, пьяного в стельку Тигра, поставил их рядом со столом и теперь придумывал, куда бы уложить умолкшего, но так и не поднявшегося с пола Грифа.
— Начитался своего драгоценного «Янтаря»? — вдруг поинтересовался наемник, поднимая мутный, залитый спиртным, взгляд на эльфа. — Умный теперь, наверное… Все наперед знаешь. А ведь частенько гораздо меньше мы знаем о прошлом. Вот, например, эта Арна. Кто ж знал, что она жива и теперь всего лишь жрица Световида? А раньше… О, ты не видел ее до падения Айлегрэнда! Сумасшедшая красота совершенного тела не вступала в диссонанс с острым умом и прекрасно гармонировала с бешеным нравом… И кто бы мог подумать… А я и не знал, что Тигр ее действительно любил… Я думал…
Гриф так и не высказал свою мысль, упал на бок и захрапел. Ринф вздохнул, махнул рукой, решив, что в теплом плаще крепкий наемник не замерзнет, и вернулся в свою комнату.
Закат червонным золотом стекал по оконным стеклам, уступая место лиловым сумеркам. Ринф сел па широкий подоконник и прислонился щекой к холодному стеклу.
— Я всего лишь снежинка в вихре подобных, — пробормотал он негромко. — Я всего лишь…
— Ты эльф и этим все сказано, — прозвучал знакомый голос, и Ринф приоткрыл один глаз, успев заметить около двери синюю нить схлопывающегося портала. Рядом со столом посреди комнаты стояла Гюрза и медленно стягивала с рук перчатки. — Вы нашли?..
— Да. — Эльф кивком указал на черную шкатулку. — Только… Тебе надо бы поговорить с Локи. Огненный Лис знает гораздо больше, чем кажется.
— Где же я его найду? — хмыкнула Гюрза, осторожно беря в руки бледно-зеленую книжицу.
— А ты угадай! — Ринф рассмеялся. — Кое-что в «Янтаре Вечности» может оказаться полезным и при жизни, не только после смерти.
Гюрза вскинула на эльфа непонимающий взгляд, а потом вдруг несмело улыбнулась.
— Ты ведь знаешь уже, что я еду в Близкое Приграничье, верно?..
Ответить Ринф не успел. Лишенная Имени, явно воспользовавшись заранее заготовленным сквиллом, открыла портал и канула в его черно-фиолетовом нутре.
Локи встряхнул стаканчик и выбросил кости на стол. Три шестерки и одна тройка. Результат более чем замечательный, особенно когда он выпадает пятый раз подряд. Чужими костями. Локи поморщился. Если кости падали не шестерками вверх, значит, где-то он совершил промашку, что-то сделал не так.
Рослый Пограничник хмыкнул и сгреб кости. Его это уже не забавляло. Он пять раз подряд выбросил три шестерки и единицу. Самое минимальное, в чем он подозревал Локи, — это в использовании Волшебства, но пока опасался об этом заговаривать.
Локи закрыл глаза, загадал желание и представил катящиеся по столу кости. Пять и три. Действительно, где-то он здорово дал маху. Но где?
— А мне-то почем знать, — пожал плечами Пограничник и бросил кости. Три шестерки и единица.
Локи хмыкнул, поняв, что произнес последний вопрос вслух. Такая игра в кости его не развлекала, а лишь заставляла задуматься. На равных в игре он чувствовал себя только с Алурой, но и тогда случались вот такие шуточки, когда иллиа Судьба настойчиво намекала на что-то. На что?
От подобных размышлений третий день подряд разболелась голова, но и откинуть эти мысли Локи не мог. По опыту он прекрасно знал, что последствия подобного небрежения к намекам Судьбы заканчивались, как правило, очень большими неприятностями. А Локи неприятностей не любил. Когда они приходили, он их встречал лицом, а не бегал от них, но все же они были неприятны.
— Еще раз кинем? — предложил Пограничник.
— А какой толк? — Локи пожал плечами и отодвинул стаканчик с костями в сторону. Пограничник закрыл его крышечкой и убрал в карман. После второго совпадения они даже ставок не делали, просто надеясь переупрямить кости, но они всегда падали одинаково.
— Может, в карты? — Пограничнику было так же, как и Локи, муторно от долгого стояния на одном месте, и он не знал, чем бы ему заняться.
— Да нет, пожалуй.
С картами было еще хуже. Локи на руки шли все самые крупные карты, но всякий раз он едва не проигрывал. Вот это «едва» и «чуть-чуть» раздражало больше всего. Что имела в виду Судьба? Что?
Локи не знал.
После смерти Одди прошел целый месяц. С того момента лагерь Пограничников совсем немного продвинулся на юг, а командование целиком и полностью перешло в руки Алуры. Яровитовна занималась этим с превеликим удовольствием, но кидаться в бой не спешила. А осень уже вступила в свои права и того гляди могли начаться дожди. Вряд ли кому хотелось мокнуть в открытом всем ветрам лагере или на марше, и Алура металась в поисках выхода.
Локи же скучал. Он не помогал Алуре, не следил за Огнянкой. Он просто хотел понять, на что ему настойчиво намекала Судьба. Просто понять.
Пограничник оглянулся на ближайший костер и потер переносицу средним пальцем. Локи тоже учуял запах разваренного мяса и ячменя. Есть совершенно не хотелось, и он максимально вежливо надоумил Пограничника, что тому неплохо бы подкрепиться и оставить на время Локи в покое. Воин ушел, оставив рыжеволосого бога в одиночестве за походным столиком. Этот столик со стулом смотрелся довольно странно на голом месте посреди лагеря, но Локи не позволял его убирать, часто используя для игр в карты или кости.