Черный снег

Гриб же, подняв очи горе, задумчиво сказал, что представитель Городской Думы в приватной беседе с начальником Управы хотя и не порицал слишком строго действия их сотрудника, то есть Бориса, признавая, что их депутат вёл себя явно не подобающим образом и, как говорится,"сам наскрёб на свой хребёт", всё же требовал от начальника для Бориса наказания в дисциплинарном порядке. Так сказать, для профилактики. Начальник же, по словам Гриба, хотя и был в восторге от инициативы своего работника по отношению к зарвавшемуся "демократу", всё же был вынужден пообещать, что Бориса накажут, а меру наказания предложил выбрать ему, то есть Грибу, попросив того обойтись "малой кровью". Что он, в смысле Гриб, и делает, отправляя Бориса на перевоспитание в объятия Тарасыча, начальника дежурной части.
      . ..все эти подробности Борис сообщать Юле не стал, сказав ей вкратце, что, дескать "...с одним оглоедом поступил так, как он того и заслуживал". Та, в свою очередь, на подробностях и не настаивала и они бодро вошли в здание Управления.
      Первым, что сразу бросилось в глаза и на что Борис не преминул обратить внимание своей спутницы, было отсутствие вахтёра пенсионного возраста. На его месте восседал добрый молодец в камуфляже и бронежилете, вооружённый "Калашниковым". На Борисово пожелание доброго утра молодец отреагировал хмурой улыбкой и, небрежно проверив удостоверение Бориса и временное удостоверение Юли, молча кивнул. Мол, проходите, не задерживайтесь. "Кто это? поинтересовалась Юля у Бориса, пока они поднимались по лестнице, здороваясь с попадавшимися им по пути знакомыми сотрудниками, - Вид уж больно грозен." Борис пояснил ей, что сие есть конторский спецназ. "Обычно они находятся не в самой Конторе. База у них за городом, а у нас в Управе они только как группа захвата по заказу какого-либо отдела появляются, - разъяснил он ей, - И то, в основном по ночам. Посему и рожи их тут не примелькались. Я лично по работе с ними всего пару раз и сталкивался, поэтому знаю в лицо далеко не всех."
      На своём этаже они сразу же наткнулись на беседующих прямо в коридоре Рэма и начальника отдела. Они о чём-то весьма жарко спорили, причём начальство в лице полковника Грибоедова попросту орало, брызжа слюной, а Рэм, по-видимому, оправдывался. Заметив Бориса, начальство перестало блажить и всё своё внимание переключило на него:
      - Ну наконец-то! Вас одного и ждём. В три общее собрание в актовом зале, а нам надо ещё перед этим успеть предварительно провести своё совещание. Коллективом нашего отдела, - раздражённо произнёс полковник и строго глянул на Юлю, - Практикантов тоже касается! Собираемся через пять минут в кабинете у старшего лейтенанта Веселова. У его кабинета самый подходящий размер.
      - Размер-то подходящий... - буркнул Рэм, - Только... Не получится у Веселова, товарищ полковник!
      - Это ещё почему? - сердито поинтересовался Гриб, - Веселов на месте, я сам его видел.
      - У Веселова в кабинете сегодня не выжить. У него "Наступление немцев при Ипре", - сообщил Рэм, глядя в потолок.
      - Чего?! -вытаращило глаза начальство, - Выражайтесь яснее, капитан!
      Борис хмыкнул. Куда уж яснее. Слова Рэма могли означать только одно Радик Веселов вступил в новую фазу своей непримиримой борьбы с полчищами насекомых, именуемых тараканами. История этой борьбы была известна далеко за пределами их отдела. Дело было в том, что несчастному Радику достался кабинет, который при всех своих достоинствах (размеры, новая мебель и проч.) имел один недостаток, который сводил на нет все его преимущества: через стенку кабинет соседствовал с конторским буфетом. В буфете тараканы плодились и размножались, а Радиков кабинет был у них чем-то вроде клуба. Поначалу, по молодости лет Радик не придал этому большого значения, наивно предполагая, что непрошеные гости не будут особенной помехой в работе, но после трёхмесячного вооруженного нейтралитета ему пришлось перейти к активным действиям: во время беседы со свидетельницей один из представителей тараканьего племени свалился прямо с потолка ей на голову. Почувствовав, что что-то копошится в волосах, несчастная смахнула зверька с причёски на стол пред свои ясные очи...
      ...некоторые умники утверждают, что ультразвук услышать невозможно. Это полная чепуха! В тот знаменательный день ультразвук услышали ВСЕ. И не только работники Управления, но и мирные граждане, проходящие мимо окон Конторы по улице. У организации Бориса и без того была мрачноватая репутация, а после того чёрного для Радика дня по городу поползли мрачные слухи о том, что снова возрождается лихолетье тридцатых и в Конторских подвалах возобновились допросы третьей степени, с пристрастием. Услышавшие визг свидетельницы граждане утверждали, что ни в каких ужастиках ничего подобного никогда не было. Журналисты требовали от высшего руководства объяснений, руководство орало на старшего лейтенанта Веселова, а старший лейтенант Веселов, в свою очередь, требовал у руководства новый кабинет с не столь разнообразной фауной. Нового кабинета ему не дали, предложив, однако, разделаться с насекомыми в наикратчайшие сроки и об исполнении доложить.
      И началась Великая Война Веселова, которая и продолжалась по сей день. Поначалу Радик понадеялся на разрекламированные средства, типа всяких там "РЭЙД - Мегакиллов, убивающих наповал". Но не тут-то было! Отечественные "стасики", как их любовно зовёт наш народ, "убиваться наповал" явно не собирались. Может быть, какого-нибудь буржуйского слабака-таракана эти средства и могли отправить на тот свет, но наш отечественный таракан, давным-давно мутировавший на дихлофосно-хлорофосной диете, на все эти "Мегакиллы" чихал с высокой колокольни. Радик даже утверждал, что с помощью этих средств они (в смысле, тараканы), похоже, размножаются. Он уверял всех в отделе, что однажды пронаблюдал, как два таракана проследовали прямо на его глазах в коробочку с заморским ядом, который, судя по телевизионной рекламе, должен был истребить зверьков немедленно, пробыли внутри коробочки некоторое время и вылезли наружу уже втроём. Из этого Радик делал вывод, что там у них что-то вроде роддома. Слова Рэма о том, что у Веселова в кабинете "немецкое наступление при Ипре" переводились на человеческий язык следующим образом: несчастный Радик отчаялся справиться с насекомыми при помощи невоняющих иностранных средств массового тараканьего поражения и прибег к какому-то отечественному, проверенному временем средству, очень вонючему, но зато дающему больше шансов на успешный геноцид. Что они вместе с Рэмом и объяснили полковнику, который, естественно, был полностью в курсе Радиковой беды, но, как и всё руководство, каждый раз делал вид, что "священная война" старшего лейтенанта для него новость. Гриб чертыхнулся, пробормотав что-то вроде: "Как всё это не вовремя!..." и предложил в таком случае в качестве места сбора их с Рэмом конуру. Борис пожал плечами: "Да за ради Бога!" и выговорил себе десять минут на приведение кабинета в порядок. Гриб кивнул, соглашаясь и трусцой ускакал на третий этаж. Борис вместе с Юлей и Рэмом поспешил к себе в кабинет.
      - Нервничает наш Грибогрызов! - злорадно проговорил Рэм, когда вся троица оказалась в кабинете.
      - А чего ему нервничать? - пожал плечами Борис, - Он у нас сошка мелкая, ему-то всё это каким боком?
      - Ты не поверишь, - многозначительно сказал Рэм, - Но новая власть оказалась на удивление резвой! Во-первых: освобождён от занимаемой должности наш старшой. Новый начальник Управы должен не сегодня-завтра прибыть из Центра.
      - Обалдеть! - пробормотал слегка ошарашенный Борис, - Когда успели?..
      - Это первое, что пришло из Белокаменной. Но и это ещё не всё! Меня УПээСовцы знакомые просветили первого, а сейчас вся Контора уже гудит: вот, прочитай, на столе лежит... - продолжал Рэм, кивая на стол, где лежал какой-то список. Борис взял его со стола, быстро пробежал глазами. Ничего особенного, список из полутора десятков фамилий. В большинстве своём - генералитет их профиля, пара министров из оборонки, один армейский генерал-полковник... ещё кто-то... Он посмотрел сначала на так же ничего не понимающую Юлю, потом на Рэма и совсем уж было собирался спросить его, зачем он дал ему эту бумажку и что в ней такого особенного, как вдруг неожиданная догадка с быстротой молнии про-неслась в его мозгу. Он ещё раз просмотрел список и вопросительно посмотрел на Рэма, который был явно доволен произведённым эффектом:
      - Ты хочешь сказать, что это...
      - Именно. Список так называемого Временного Комитета.
      - Но ведь это значит...
      - Угу. Это значит, что всё происходящее не обычная клоунада, а самый настоящий переворот. С далеко идущими последствиями. Ребята сам видишь, какие собрались. Ни одного ведущего политика, почти сплошные генералы. Как в Парагвае. Только явно выделенного Стресснера пока, вроде, не вырисовывается. Но то ли ещё будет, - закончил за него Рэм, - Новые указивки, наверное, прибудут одновременно с новым начальством.
      - Круто! Поразил, что и говорить, - вздохнул Борис, - Что делать будем?
      - Наше дело - котячье. Что скажут, то и будем делать, - махнул Рэм рукой, - Мне кажется, что сверхъестественного ничего не потребуют.
      - А вот мне почему-то всё больше и больше начинает казаться, что теперь напротив, от нас потребуют нечто большее, чем просто посещать рабочее место. Ты что, забыл, где мы работаем? - вздохнул Борис.
      - Поживём - увидим, - с интонациями законченного фаталиста заметил Рэм, Ладно, давай к совещанию кабинет готовить. Проветрить надо, накурили тут мы вчера, было - хоть топор вешай, до сих пор воняет!..
      - Через пятнадцать минут в их кабинете прошло некое действо, которое Гриб торжественно назвал производственным совещанием. Всё прошло как-то смазано, начальство ничего умного или же нового не сказало, видимо, само толком ничего не зная. Основным рефреном начальства был призыв не встревать ни в какие авантюры и поддерживать строжайшую рабочую дисциплину. Гриб раз пять повторил, что никаких новых указаний от новых властей пока не поступало, надо, де, дождаться приезда нового руководства. А пока сидим, прижавши хвосты и ни во что не лезем. Остальное - на общем собрании.
      Из всего сказанного у них в кабинете, Бориса нехорошо удивило лишь то, что он, оказывается, не просто так не узнал сидящего на вахте спецназовца. Ребятишки эти, оказывается, были из соседней области, а наша бригада спецов, оказывается, полным составом была в гостях у соседей. Так сказать, по обмену опытом. Всё это говорило только о том, что новые власти действуют решительно, продуманно и подготовленно, причём считают вполне допустимым применение грубой силы. Он шёпотом сказал это на ухо Рэму и Юле. Рэм (старый вояка!) согласно кивнул, Юля наивно поинтересовалась, с каких щей Борис так решил. Пришлось на пальцах объяснять, зачем наш спецназ отправляют в соседнюю область, а соседи, в свою очередь, едут к нам с ответным визитом. У себя дома-то не особенно постреляешь, когда кругом все свои. В гостях значительно проще перешагнуть барьер и нажать на спусковой крючок. До неё, наконец, дошло и она округлила глаза. Неужели Борис думает, что дело может дойти до пальбы? Сам Борис так не думал, но заметил, что новые власти, по всей видимости, такое развитие событий вполне допускают. Но это ведь - ужас? Да, конечно, это весьма неприятный вариант развития событий, но, будем надеяться, что до этого не дойдёт, заметил Рэм и тут же схлопотал от начальства замечание за "разговорчики в строю". В заключение начальство пискнуло, что общее собрание в актовом в три и распустило гудящую, как улей, толпу по кабинетам.
      4.
      Оставшаяся в кабинете компания со стороны напоминала картину "Казаки пишут письмо турецкому султану". Роль писаря играл Борис, бездумно черкавшийся на лежащем перед ним клочке бумаги, остальные, включая Викторию, Стаса и Игоря, присоединившихся в процессе совещания, сидя и стоя вокруг стола уставились на эту бумажонку, как на шедевр из Лувра. Молчание нарушила Юля, щёлкнув пальцем по продолжавшей подвергаться истязаниям бумажке, бывшей ни чем иным, как злополучным списком членов Временного Комитета:
      - Всё-таки я не совсем понимаю, Боря, почему вы придаёте такое большое значение тому, что среди новых властей нет ни одного известного политика?
      Борис с Рэмом переглянулись и горестно вздохнули. Ох, уж эти детки! Вечно приходится разжёвывать им прописные истины:
      - Это элементарно, Ватсон! - ответил Борис, - Наличие известных политиков или тому подобных проходимцев прямо указывает на то, что всё это либо цирк чистейшей воды, либо не до конца продуманная акция. Ведь люди известные как раз и рассчитывают в первую очередь на свою известность в народе, а значит, в той или иной степени рассчитывают на поддержку этого народа. Ну или, хотя бы, на привлечение его внимания к своим деяниям. А остальное, как они почему-то считают, приложится само собой. Армия там всякая, или мы, например. И именно тут-то они и делают главную ошибку: наш народ не любит перемен. Кто его знает, ку-да повернут новые рулевые? По этой самой причине переворот с участием известных людей и обречён на провал изначально - его участники либо самонадеянные идиоты с переоценкой роли своей личности в истории, либо провокаторы в компании вышеупомянутых идиотов...
      - А вот "серым генералам", - продолжил Рэм, - Как раз заранее известно, что никакой поддержки населения они не дождутся, скорее наоборот, столкнутся с явным неприятием своих действий...
      - ...и раз это им заранее известно, то вполне логично предположить, что они готовы как к пассивному, так и к активному сопротивлению. И не строят иллюзий, что удастся обойтись совсем без бучи. Да и с мозгами у них, в целом, чуть получше, чем у высшего силового руководства, - закончил крохотную лекцию на тему "Что такое переворот в нашей стране?" Борис, - Dixi, у меня всё.
      Стажёры переглянулись и почти хором спросили:
      - Ну и что теперь будет?
      Борис посмотрел на часы и ответил:
      - А теперь будет общее собрание! Время - три.
      Но посетить это "вече" Борису так и не удалось. Его изловил прямо в коридоре второй зам начальника Управы полковник Воротилов и, бешено жестикулируя, начал взывать к его (Бориса) здравому смыслу и патриотическим чувствам. В течении нескольких минут Борис честно пытался понять, что именно от него хотят, и, убедившись наконец, что начальство не спешит переходить от общих фраз к конкретике, осмелился задать наводящий вопрос:
      - Ну, и?.. От меня-то что требуется?
      Начальство, отдышавшись, объяснило, что от Бориса потребовалась помощь в улаживании конфликтной ситуации. Оказывается, командир спецназа, ранее, ещё до слияния их организаций, имевшего статус городского ОМОНа и подчинявшегося непосредственно городским властям, отказался признать нынешнюю власть и заявил о своей преданности "законно избранному президенту". После чего он, вместе с примерно половиной своего отряда, занял оборону у себя на базе и намеревается держать её вплоть до (как он выразился)"прихода наших". Конторский же спецназ, приехавший "в гости" из соседней области, если и не абсолютно лоялен к новому правительству, то уж указы-то его, по крайней мере, собирается не обсуждать, а напротив - неукоснительно выполнять. А Борис-де должен сам знать, что соседи самые натуральные отморозки и получится натуральная резня. Борис ещё более недоумённо заявил, что, хотя он и наслышан об отмороженности соседей вполне достаточно, чтобы полностью разделять опасения Воротилова насчёт резни, но совсем не понимает, причём тут его скромная личность?
      - Но вы же, Борис Рудольфович, лично знакомы с командиром ОМОНовцев! Руководство просит вас поехать вместе с соседями и попытаться уговорить капитана Кравца закончить дело миром. Что за детство, в конце-то концов?! Устроили там, понимаешь, "оборону Брестской крепости"! Хорош шутки шутить, завывал Воротилов, - Мы на вас очень надеемся!
      Борис хмуро пожал плечами и пообещал, что сделает всё от него зависящее, но, насколько он знает капитана Кравца, тот вряд ли его послушает. Означенный капитан действительно был с некоторыми заскоками. И у "смежников", и в Борисовой организации за свои действия он получил прозвище "Капитан Отвага". Например, дорвавшись до права самому разработать форму для своего отряда, он надизайнил ТАКОЕ, какое не приснилось бы костюмерам Голливуда даже в самых радужных снах, а рядовой американец, увидев "Отвагиного" бойца на улице, воочию бы убедился, что "советская угроза" не миф, а суровая действительность. Но в принципе, если даже и не ставить "Капитану Отваге" в вину его страсть к внешним эффектам, было у него ещё одно неприятное качество: патологическое упрямство, заставляющее порой усомниться в его умственных способностях. Компромиссов "Капитан Отвага" не признавал в принципе, что делало переговоры с ним делом с весьма сомнительными шансами на успех, что Борис и довёл до сведения начальства. Воротилов кивнул, соглашаясь ( характер "Отваги" ни для кого не был секретом ), но, в свою очередь, высказал предположение, что хотя, по его мнению, капитан Кравец и взаправду человек тяжелый, и не без заскоков, но уж, вроде бы, не окончательный болван. С подготовкой его бойцов, до сего момента всего лишь отличившихся в боях со сборищами всеразличнейших неформалов на рок-концертах, лезть в бой с "соседским" спецназом, поставившим в своё время на уши одну из прибалтийских республик, было то же самое, что идти с голой пяткой на пулемёты. Так что, заявил Воротилов, есть авторитетное мнение, что позиция капитана Кравца не что иное, как просто "понты вологодские". Желание рисануться и набить себе цену в глазах городской администрации.
      Через пару-другую минут в дежурной части Воротилов представил друг другу Бориса и командира спецназа. Командир "соседей" оказался в тех же чинах, что и Борис, то есть, тоже был майором. Он хмуро посоветовал Борису надеть бронежилет и прихватить что-нибудь посерьёзнее табельного "Макарона". Хотя бы тот же самый АКС-74у, в просторечии именуемый "ублюдком". Борис вспомнил, что так и не достал из сейфа свой пистолет, но от "ублюдка" отказался, ограничившись взятым из оружейки вместе с бронежилетом "Стечкиным". Воротилов ускакал в актовый зал, пожелав им удачи, а оба майора полезли в стоящий во дворе Конторы спецавтомобиль, почему-то прозванный ОМОНовцами "крокодилом". Весь остальной личный состав "спецов" сидел уже внутри означенного "крокодила", поэтому тронулись сразу же после краткого инструктажа, проведённого зам начальника Управы по службе.
      Во время езды "спецы" развлекались, вспоминая особенно идиотские фрагменты инструктажа, но, по мере приближения к базе "Отвагиного" отряда, находящейся на краю города, разговоры сами собой утихли. Борис провёл взглядом по лицам "спецов", отметив про себя их мрачную угрюмость. "Да и у самого-то меня сейчас, небось, рожа - краше в гроб кладут. Что и говорить, перевороты эти, батенька, архимерзкая вещь!" - подумал он, резко наваливаясь правым плечом на сидящего рядом "спеца" по инерции, естественным образом возникшей после резкого торможения. Открылась задняя дверца и "спецы", как горох, посыпались из "крокодила", очень профессионально и не теряя времени понапрасну рассредоточиваясь по территории. Действуя очень слаженно, явно работая по уже давным-давно отработанным схемам, отряд "соседей" занял позиции, полностью окружив здание из красного кирпича, огороженное таким же забором. Это здание как раз и было базой "Капитана Отваги", то есть, целью их поездки. Особенно не прячась, Борис вместе с командиром "спецов" вылезли из авто последними и осмотрелись.
      Внешне никакой активности заметно не было, правда ворота, обычно (как помнилось Борису) до тех пор закрывавшиеся только на ночь, на сей раз были наглухо заперты. Над зданием трепыхался на ветру трехцветный нынешний государственный стяг, судя по внешнему виду которого можно было предположить, что "Капитан Отвага" с ним в руках брал Бастилию. По слухам, этот флаг достался отряду Кравца в качестве боевого трофея, то есть, именно это знамя кравцовские бойцы отняли у разгоняемых "демократов" ещё в те времена, когда "демократов" не выбирали во власть, а лечили их демократические порывы изделием ПР-73, попросту говоря, резиновым дубинатором. А когда дунул, как поёт группа Scorpions, "Wind of Changes", а по-нашему: "Ветер с Запада", Кравец извлёк стяг на свет Божий и водрузил его на крыше здания, в котором размещался отряд, вверенный его чуткому руководству.
      Борис вопросительно посмотрел на командира "спецов", тот развёл руками и махнув правой в сторону ворот, давая понять, что по распоряжению высшего руководства, сейчас, так сказать, "время пить Херши" с мятежным капитаном, а его время придёт позже, когда дипломатические методы сядут в лужу. В том, что дипломатия не поможет, он, судя по всему, не сомневался, так как периодически отдавал характерные приказы по рации своим подчинённым. Борис, кряхтя, полез обратно в "крокодил", вытащил оттуда мегафон и проорал в сторону ворот:
      - Эй, там, на барже! Есть кто живой?
      - Ответа не последовало и Борис выразился более конкретно:
      - Мне нужно поговорить с капитаном Кравцом! До переговоров с ним обещаем не предпринимать никаких действий. Говорит майор госбезопасности Златокольцев, капитан Кравец меня знает.
      На сей раз он добился некоторого эффекта. Открылось крохотное окошко, врезанное в ворота и чей-то голос крикнул в ответ:
      - Капитан обедает! Приходите попозже.
      - Эй, ты там, как тебя! Щенок, твою мать! Юморист хренов! - завопил не на шутку разозлённый Борис, - Немедленно позови командира! Мы тут что, по твоему, на рюмку чая приехали?! Я когда до тебя доберусь, уши с корнем вырву!
      - Доберись сначала, - громко проворчали за воротами, но нехотя добавили, Сейчас позову.
      Скрипнуло закрываемое окошко и снова воцарилась тишина. Борис перевёл озлобленный взгляд с ворот на майора-"спеца". Тот хмыкнул и заметил:
      - Зачем вам утруждаться, коллега? Мой зам ему уши не оторвёт, а аккуратно отрежет и принесёт на блюдечке.
      Борис аж поперхнулся от неожиданности. Майор сказал всё это так обыденно и таким деловитым тоном, что сразу становилось ясно: не шутит. Отрежут и подарят на день ангела. И не только уши, но и все остальные, сильно выступающие части тела. Такие шуток и гипербол не понимают. В этот момент окошечко в воротах опять приоткрылось и тот же голос прокричал:
      - Капитан примет майора Златокольцева! Но только его одного и без оружия.
      Борис вопросительно взглянул на "спеца", тот яростно зашипел:
      - Пусть и не мечтают! Без оружия - хрен с ним, но одного!.. Дулю с маком! С вами пойдут двое моих бойцов. Могут - тоже без оружия, но обязательно.
      Борис пожал плечами и передал "стражу врат" их поправки. Тот на некоторое время умолк, видимо совещаясь по телефону со старшими и, наконец, крикнул в ответ:
      - Капитан согласен! Но эти двое останутся во дворе, в здание не войдут.
      Борис снова кинул взгляд на майора, тот согласно кивнул:
      - По сердцу. Пусть во дворе. Сейчас назначу, кто с вами пойдёт.
      Он бросил несколько слов по рации и через несколько мгновений рядом с ними выросли двое "спецов", внешним видом больше смахивающих на два платяных шкафа, чем на простых смертных. Майор пожелал им всем "ни пуха", был послан Борисом к чёрту и вся троица неспешно протопала к воротам. В воротах, кроме окошечка, была врезана ещё и дверь, которая и распахнулась перед ними. За дверью оказалось целых пятеро "Отвагиных" бойцов, которые обшмонали Бориса и его сопровождающих на предмет оружия, причём сделали это крайне неумело и поверхностно. Борис невольно подумал, что если бы захотел, то пронёс бы не только тривиальный "Макаров", но и пулемёт "Максим" с парой запасных лент на теле крест-накрест, как у матроса с "Авроры". Что и говорить, "Капитан Отвага" всегда больше заботился об внешнем виде своих бойцов, вот и теперь выглядевших, как идиотская пародия на тему "морских котиков" (даже морды зачем-то намазаны маскировочным карандашом, дебилы ряженые, мать их! Ведь в городе, а не в тропическом лесу!), чем об их профессиональной подготовке. "Спецовские" головорезы остались у ворот под присмотром четверых "рейнджеров", а пятый "крутой Уохер - правосудие по N-ски" повёл Бориса в "ставку Верховного и Отважного", то есть, попросту говоря, в штаб отряда.
      У дверей штаба Борис слегка обалдел то ли от неожиданности, то ли от "Отвагиной" дурости. А, может быть, и от того и другого вместе. На доске приказов щупленький боец, по комплекции видать: из штабных, али писарь, али кадровик, деловито пришпандоривал... Что бы вы думали? Правильно! То самое кретиническое наследие Имперских Вооружённых Сил, носящее гордое прозвище Боевого Листка.
      "Бог ты мой! Они же совсем инвалиды умственного труда! - с невольной жалостью подумал он, - Стрелять в таких - великий грех! Это ж как стрелять в грудное невинное дитя до крещения!" Он плечом отстранил щуплого "рейнджера", любовавшегося пришпиленным творением чьего то больного разума (задумка - явно "Отваги", или, что тоже не исключено, его зам по работе с личным составом, в имперские времена именовавшегося замполитом. У этого, до сих пор многочисленного, племени и вовсе мозги набекрень) и проследовал внутрь штабного здания.
      Немного задержавшись около дежурной части (ритуал, блин!) и подождав, когда его сопровождающий перекинется парой стандартных фраз с дежурным сержантом, Борис был передан с рук на руки другому бойцу, поведшему его далее по коридору. Вместе они подошли к обитой дерьмантином командирской двери, сопровождающий слегка приоткрыл её и просунул в образовавшуюся небольшую щель свою бритую голову. Борис невольно вспомнил, как в Конторе хохмили на тему, что "Отвага" набирает своих бойцов по принципу: чтобы голова была размером с нормальный человеческий кулак, а кулак, в свою очередь - с нормальную человеческую голову и мысленно согласился с правотой этих баек. В такую узкую щель его голова ни за что бы не пролезла. Между бойцом и сидящими (или сидящим) в кабинете произошёл краткий диалог, боец отступил в сторону, уступая дорогу, и Борис наконец вступил пред ясны очи командира городского спецназа, по поводу которого у Бориса уже сложилось чёткое убеждение, что тому не городским ОМОНом бы командовать, зарывает Кравец свой талант в землю. Безо всяких усилий он мог бы стать директором цирка или, на худой конец, зоопарка.
      Кравец был в кабинете один. Он сидел за своим столом и гонял чаи. Берет его, так же, как и бронежилет, покоились перед ним на столе. Он небрежно кивнул Борису: привет, мол, присаживайся и с шумом втянул в себя очередной глоток чая, консистенцией более напоминавшего зоновский чифир. Борис присел на краешек стоявшего в кабинете дивана варварской расцветки, и произнёс:
      - Здорово, капитан. Чай пьём?
      - Пьём. Здорово, капитан, - сказал прямо в гранёный стакан Кравец.
      - Обижаешь, капитан! - усмехнулся Борис.
      - Как? Уже майор? Ннда... А годы летят...
      - "Наши годы, как птицы, летят. И некогда нам оглянуться назад", - закончил за него Борис.
      - Певец... Чего забыл в наших краях? - буркнул "Отвага".
      - Да вроде, ничего... Пообщаться вот пришёл.
      - Да не один, а с друзьями, - язвительно, как показалось Борису, произнёс Кравец, мотнув головой куда-то в сторону, обозначив таким образом засевших в округе "спецов".
      Борис разозлился. В чём этот баран его упрекает?!
      - Слушай, капитан! Мы с тобой не друзья, а просто знакомые. А жаль, что мы вообще знакомы. Потому что именно об этом нашем знакомстве знает моё руководство. И именно в связи с этим оно припахало меня поехать сюда вместе с "соседским" спецназом в качестве парламентёра. Сам бы я - ни за какие коврижки! Вы мне нужны, как корове - седло. Посему можешь оставить тон, которым говорят с друзьями, которые тебя предали.
      - Не кипятись, - примирительно сказал "Отвага", - Пришёл парламентёрствовать - парламентёрствуй. Чего хочет твоё начальство? Впрочем, он махнул рукой, - Можешь не говорить. Сам знаю. Чтобы я прекратил безобразничать и признал новую власть.
      - Ну, и? Ты сам за меня уже всё сказал. И абсолютно верно.
      Кравец с шумом выдохнул и поставил стакан на стол перед собой. Упёрся обоими руками о крышку стола, как будто бы собираясь встать, напрягся и чётко, разделяя слова сказал, как припечатал:
      - Ни на какие сделки с новой властью я не пойду! Это - хунта.
      Борис свёл зрачки к переносице:
      - Хосподи, словей-то каких нахватался! По радио, что ли? Аль, по ящику? "Сделки", "хунта"! А себя ты что, вообразил Сальвадором Альенде? Решил погибнуть за идеалы демократии?
      - Какая еще - "Омальенда"? - недоумённо вскинул брови Кравец.
      - Культура и эрудиция - на уровне! - саркастически сказал Борис, Сальвадор Альенде - президент Чилийской республики, социалист. Был убит во время переворота 73-его года, произведённого чилийской армией во главе с генералом Пином, именуемым потом Пиночетом. Последними его словами было: "Да здравствует Республика!" Помер, согласно легенде, обвязавшись государственным флагом.
      У "Отваги" невольно загорелись глаза. Борис с досадой подумал, что зря он так красочно расписал смерть чилийского президента. Нормальный человек сразу бы уловил сарказм, заключённый в этой красочности, но то - нормальный, а "Отвагу" к этой категории причислить сложновато. Он сразу ярко представил себе, что после того, как он, ни о чём не договорившись с Кравцом (а чтобы догадаться о том, что они не договорятся, не надо было быть ни Нострадамусом, ни просто экстрасенсом), уйдёт, этот "гений" сразу же прикажет снять знамя с крыши, или достать другое из запасника, чтобы иметь его под рукой, когда "спецы" начнут штурмовать его твердыню. Но он всё же предпринял ещё одну попытку переубедить этого упрямца:
      - Так что? Решил погибнуть "смертью храбрых"? За демократию?
      - А что? - азартно сказал "Отвага", - Она того, по твоему, не стоит?
      Борис, как наяву, представил себе картины, проносящиеся в данный момент в Кравцовском воспалённом воображении. Вот он, Кравец, прикрывает грудью амбразуру дзота... Нет, кидается, обвязанный гранатами, под танк с "проклятыми фрицами"... Не. Ещё круче! Картина - "Свобода на баррикадах". Вместо грудастой бабы - "Капитан Отвага" со знаменем, вокруг поднимаются на "последний и решительный" его "рейнджеры" с размалёванными рожами... Борис отогнал от себя эти видения, как гонят дурной сон или чертей при приступе белой горячки: