Черный снег

В мои прямые обязанности входит, - тут Борис с горечью вздохнул, - прекратить распитие спиртных напитков в помещении управления, а конкретно, нашего отдела, накатать на всех хором телегу и настучать завтра с утра начальству про то, что здесь творилось в выходные дни. А вместо этого я лезу в сейф за шикарным коньяком. Правда, предупреждаю сразу - на два пальца этому алкоголику, - он показал на мирно похрапывающего Рэма, придется оставить. Пузырь все-таки был куплен для него.
      - Да мы в общем-то коньяку и не хотим...
      - Фройляйн, кто сегодня не выпил с нами, завтра выпьет против нас! Закон Ньютона. Или Бойля-Мариотта... в общем - не предмет для обсуждения. Я что, даром бутылку открывал?!
      - А ты уже успел открыть? - поинтересовалась Юля.
      - Долго ли умеючи.
      В этот момент дверь кабинета открылась, и вошли Игорь со Стасом. В руках у Стаса был полиэтиленовый пакет, который при сотрясении издавал мелодичный звон. По размерам пакета можно было подумать, что господа стажеры собрались на зимовку, как герои доисторического фильма "Семеро смелых".
      - Орлы, вы чего, с ума сошли? Сколько взяли? - спросил ошеломленный Борис.
      - Да там, товарищ майор, всего две.
      -Литровых?
      - Не, по 0,7, - зарделся Игорь, - Пакет большим кажется из-за закуси.
      - Вы этой закуси что, на всю будущую голодную зиму набрали? Хотя... - тут Борис посмотрел в сторону похрапывающего на диване Рэма, - Вы правы. Пить без закуски - вредно. Сильно отражается на трудоспособности.
      Все посмотрели на спящего Рэма и дружно рассмеялись.
      - Вермуту взяли?
      - Да. Белого, венгерского. - сказал Стас.
      - Девушки, что скажете по поводу белого и, вдобавок, венгерского?
      - Наливайте! - ответила за обоих Виктория.
      - Ответ, как говорят в "Что? Где? Когда?", принят. Теперь послушаем правильный ответ. Как это ни удивительно, но правильный ответ полностью, до всех мелочей и маловажных деталей, совпадает с вашим...
      Далее всё пошло по давным-давно проторенному пути - пара тостов за здоровье всех присутствующих, естественно, "за прекрасных дам", за стажеров мужеска пола - "дабы они стали настоящими рейнджерами", здравица начальству "...Боря, ты такой славный!...". Через пару часов свершилось чудо - проснулся Рэм, и, на удивление, слегка трезвый. За это время Борис пару раз бегал до де-журки, проверял обстановку. Рэм в очередной раз оказался прав - Тарасыч действительно свалил отмечать рождение внука, погрозив всем пальцем и строго-настрого приказав не пить на рабочем месте ничего крепче колодезной воды. Дежурка отреагировала соответственно - за "колодезной водой" уже успели сбегать до ближайшего винного и теперь вся дежурная часть находилась в расслабленно - благодушном настроении. Рэм заявил, что от них он ничего другого и не ожидал. Дескать, "...удивительно, что они там еще в состоянии отвечать на телефонные звонки!.." В общем, пир был, как обычно - на весь мир.
      Через некоторое время Борис заметил, что компания явно стала уставать продолжать пить далее. Пьяненькие девицы сидели уже с порядком утомлённым видом и явно желали привалиться головушкой своей к чьему-либо мужественному плечику. Подставлять своё Борис не то чтобы не собирался, но делать к сему подвижки собственноручно - увольте! Хватило того случая, когда он однажды приударил за одной медичкою ( в смысле, не совсем медичкою, а студенточкой N-ско-го медзаведения), а через три недели знакомства, причем достаточно платонического, она сказала, что ЕЁ МАМА очччччень интересуется, сколько Борис собирается работать в конторе и не собирается ли он закончить наконец-то институт (в своё время благополучно брошенный сразу после получения лейтенантских звездочек). Это было, как после шумного бала, случайно, взяли и послали за картошкой, посему отношения с медичкой пришлось душить прямо в зародыше.
      - Ап! И тигры у ног моих сели! - сказал Рэм, обхватывая Викторию за плечи. Та, в принципе, не сопротивлялась, тем более, что Рэм выглядел этаким мужественным папуасиком. "Началось!" - пьяно подумал Борис, смачно плюнув на дно стакана, в котором бесславно погибал невесть как попавший туда таракан. Спасать животное почему-то не хотелось, а вот положение спасать явно приходилось. Тигры-то ведь у ног сели! И не просто сели, а уже чего-то там нашептывали на Рэмкино ушко. Точнее, не тигры, а всего лишь одна девица, по имени Виктория. Но в определённых случаях и таких девиц можно назвать тигром. Или ещё как покруче. Борис поднялся из-за стола, бесцеремонно выплеснув водку на давно уже не мытый пол, сказав при этом:
      - Рэма, а Рэма! Ты б деушкам пообъяснял кой чего. Да и стажёрам тож.
      - А чаго им объяснять? - пьяно спросил Рэм, продолжая обнимать Викторию за плечо.
      - Да на предмет, чем мы тут, в нашей сраной конторе занимаемся у настояшший момент, и вообще.
      - А это, ты думаешь, стоит отдельной беседы?
      - Я думаю, что не только беседы, а исчо и энного профилактического воспитания ради - стоило бы.
      - А сам?..
      - С усам. Действуй, не всё скоту масленица.
      - Не предмет. Проведём, причём - даром... ик!.
      "Опять успел надраться!" - с ненавистью подумал Борис, и, сгрёбши довольно-таки бесцеремонно что Юлию, что стажёров за плечи, заявил:
      - Так, господа! В рядом - хоп!!!
      - "В рядом" - это куда? - поинтересовалась Юлия, причем сделала это опять как то по своему. То ли с ленцой какой, толи просто специально так растягивая слова. " Эх, деваха, объяснил бы, куда, да воспитание не позволяет!" - подумал Борис, а вслух сказал:
      - Туда, куда ну совсем никогда не ходят поезда, в смысле, в соседний кабинет, вообще-то, и не приставайте хоть с такими-то идиотскими, по меньшей мере, вопросами. Раз начальство сказало - надо идтить.
      Народ проникся и пошёл следом за Борисом без лишних разговоров. Полупьяные стажёры, как Борис успел заметить, прониклись неподдельной серьёзностью его тона и вышагивали за ним по коридору, как не то что на параде, а на не менее чем ответственном строевом смотре у полубезумного на сей счёт начальника Управы. Тот умел застроить личный состав так, что самому делалось тошно. Или, по крайней мере, создавалось такое впечатление. В смысле, что ему тошно. В соседнем кабинете, принадлежавшем старшему оперу Тумкину, с которым у Бориса были весьма дружеские отношения (вплоть до сдачи кабинета в аренду для задушевных бесед с женской половиной Управы) Борис рассадил компанию за стол и прищурившись, задал вопрос:
      - Позвольте поинтересоваться, господа стажирующиеся, вы хоть вкратце представляете, чем занимается отдел, в котором вы проходите стажировку?
      - Борьбой с терроризмом и экстремизмом! - икнул Стас.
      - Даже чересчур кратко, - заметил Борис. - А каким, по-вашему, образом мы с ними боремся?
      - Не образом, батюшка, а чем-то, похожим на свечку... - пробормотал не менее кривой Игорь.
      - Так, орлы, будем пошлить - отправлю на перевоспитание в дежурную часть! - посуровел Борис. - Пора бы вам в домик, господа, пьяны-с вы и перевоспитанию не пддаётесь...- и в этот момент он почувствовал, что его повело. И не просто повело, а пьян он уже до зелёных слоников...
      Остальное Борис помнил весьма слабо. Ещё не совсем помутневшим сознанием он отразил отъезд Рэма, посаженного им же лично на тачку, сдуру нарисовавшуюся напротив Управы. На таком же автопилоте он разогнал стажеров и прикорнувшую на диване Викторию. Правда, её он тоже (чисто по-джентельменски) отправил домой на такси. Потом, заглянув в дежурку, сообщил, что его "не кантовать", на что дежурка, как и следовало ожидать, не обратила особого внимания, и именно укантовала его в дежурную машину. Лёжа в дежурной машине на заднем сиденье, он смутно ощущал руку, которая гладила его по голове, и не менее смут но ощущал, что ему это не просто приятно. Потом он помнил, как его волокли вверх по лестнице, как открывали дверь в Его квартиру и Его ключами... А потом пришло блаженное беспамятство...
      2.
      Проснувшись около половины четвертого утра ( что являлось вполне естественным явлением после неумеренного возлияния и раннего впадения в полулетаргический сон), Борис осознал себя дома. Именно так это ощущение и передавалось простым человеческим языком - "осознал". Случалось, и значительно чаще, особенно после такого разгула, проснувшись, мучительно соображаешь сначала кто ты, а потом - где ты...
      Голова не просто болела, а буквально раскалывалась на части. Во рту было сухо, как в Сахаре, и гадко так, как будто там останавливался на ночлег эскадрон гусар летучих вместе с маркитантками, слугами, кошками и борзыми щенятами. Сделав над собой поистине нечеловеческое усилие, Борис приподнялся на локтях, и осмотрелся вокруг в поисках какой-либо влаги. Обнаружив рядом с кроватью журнальный столик со стоящим на нем полным какой-то жидкости графином, он схватил его и приложился к горлышку, попутно удивившись данному обстоятельству. Вчера ему было явно не до установки рядом с кроватью столика, и уж тем более, не до наполнения графинов водой с размешанным там (как выяснилось в процессе питья) Алка Зельцером. Утолив мучительную жажду, Борис почувствовал себя относительно лучше. По крайней мере, теперь он был более в состоянии воспринимать всё происходящее в квартире. Только теперь он заметил, что из-под прикрытой двери в спальню пробивается свет, и на кухне раздаётся позвякивание давно не мытой посуды вкупе со звуками бегущей из крана воды и чьих то шагов. Как говорит народная мудрость, воплощенная в бесчисленных анекдотах, Штирлиц насторожился. "Дьявол меня раздери, кто там?!" - подумал Борис и решил, что лучший способ узнать об этом - это пойти и посмотреть. Не воры же там посуду драят! Хотя был вариант похуже воров-посудомоек: могла заявиться Борисова мама. "Уж лучше воры!" - с ужасом подумал он, - " Если она, то выслушивания моралей не избежать!" Но идти надо было, хотя бы для того, чтобы развеять туман неизвестности. Борис рывком поднялся с кровати, и совсем было уже собрался пойти на кухню, как вдруг обнаружил, что он не одет. Сие только подтверждало самые худшие подозрения насчет родительницы; моду раздевать его, валяющегося одетым и в пьяном виде имела именно его мать. Всё снятое с него чересчур аккуратно было сложено стопочкой на стуле, стоящем около стены. Семь бед - один ответ! Борис слегка оделся ( в смысле - напялил брюки и накинул рубашку ) и неуверенным шагом прошел на кухню.
      То, что он залицезрел на кухне, превзошло все ожидания. Точнее, не "что", а кого. За кухонным столом, уставленным свежевымытой посудой, которая до сего дня, к слову, горой копилась в раковине, с сигаретой в руке и с усталым видом сидела не кто иная, как одна из вчерашних стажерок. А конкретно - та, которую звали Юлей. Ошеломлённый Борис рухнул на стул, стоявший по другую сторону стола и задал совершенно идиотский вопрос, как нельзя более отражавший его нынешнее состояние:
      - Где я?
      - Дома, - слегка улыбнулась девушка Юля.
      - У кого?
      - У себя, - улыбнулась она ещё шире.
      - А ты?
      - Что - "а я"? - спросила она недоуменно.
      Тут он задал такой вопрос, который по десятибалльной шкале оценки дебилизма получал верные одиннадцать баллов, свидетельствуя о том, что дебилизм прогрессирует:
      - А ты у кого? - вид у него был такой, что невольно заставлял усомниться в его умственных способностях. Он почти сразу понял не только идиотизм своего вопроса, но и то, что он ставит Юлю в неловкое положение. Только он собрался поправить положение, сведя всё к шутке, как девушка Юля сама всё расставила по своим местам, согнав с лица улыбку, посерьёзнев и сказав, глядя ему прямо в глаза:
      - И я - у тебя.
      Борис смотрел на неё с восхищением. Вот так вот! У тебя я, и всё тут! Хочешь, согласись с этим, а нет - так возьми, и прогони. Только почему-то Борису совершенно не хотелось её прогонять. Ни сейчас, ни позже. И вообще никогда. Ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы она осталась. И всю гамму своих мыслей и чувств Борис выразил так же, как и она, одной короткой фразой:
      - Вот и славно, - взгляд его скользнул по холодильнику ( там была заначка - бутылка "Мартини - Розе"), потом по раковине и, наконец, упал на стол, на перемытую посуду, - Давно не спишь?
      - Да я и не ложилась, - опять улыбнулась она, - Хотела упасть на диван в гостиной, даже бельё нашла, а потом увидела на кухне...кхм...беспорядок, ну и... Инстинкты, понимаешь, сработали.
      Борис хмыкнул. У него эти инстинкты тоже, случалось, срабатывали. Примерно раз этак в две недели или перед обещанным приходом родителей, например, или гостей. Ну ещё и тогда, когда полез за чистой тарелкой в буфет, а там - free space, так сказать. В смысле, не "Свободный Космос", а просто пусто.
      - У меня там в холодильнике бутылка Мартини завалялась. Хотя, тебе может быть, сегодня на труды на праведные? Я-то в отгуле за дежурство в выходной.
      Тут они оба, посмотрев друг на друга, фыркнули и рассмеялись. Обстановка не просто разрядилась, а стала какой-то домашней.
      - Ты чего смеёшься? - спросил Борис, справившись с охватившим его весельем.
      - Вспомнила вчерашнее дежурство. В выходной, - ответила Юля, вытерев выступившие у неё от смеха слёзы.
      - И я тоже. Так ты трудишься? - еще раз спросил он у неё.
      - Нет, у нас на сегодня практика тоже - отбой. Нас же вчера тоже в выходной в Управу гоняли. Поэтому...
      - ...поэтому сегодня ты вместо работы просто идешь домой отсыпаться. После бессонной ночи, проведённой на кухне у пьяного опера, - грустно закончил за неё Борис.
      Юля с грустью посмотрела куда-то за окно и спросила, туша окурок в пепельнице:
      - Тебе этого хочется?
      - Честно говоря, напротив, я бы очень хотел, чтобы ты осталась. На весь день... хотя бы на день... - тихо сказал он. Юля молча поднялась из-за стола, подошла к Борису, встав у него за спиной и положила руки ему на плечи. Он услышал её голос и почувствовал её губы прямо возле уха:
      - Тогда вопрос закрыт, товарищ майор! Я остаюсь.
      Борис не удержался и , в знак благодарности, чмокнул её в правую кисть, продолжавшую лежать у него на плече. Потом сообразил, что последствия вчерашней гулянки-опохмелянки не самым лучшим образом отразились на его внешнем виде. Сидеть на кухне с восхитительной девушкой в полумумифицированном виде было по меньшей мере неприлично. Даже щекой к её руке не приложиться морда-то небритая. Он бодро встал со стула и сказал, не поворачиваясь:
      - Так. Я - в ванную, в порядок себя приведу, а то видок, как у бича вокзального. А ты, - добавил он, развернувшись к Юле лицом, - Ну, в общем, будь, как дома. На кухне пошукай, должен где-то быть НЗ кофею. Не растворимого, а нормального. И в холодильнике покопайся. Жрать охота - слона бы съел.
      - Еще бы! - усмехнулась она, направляясь к холодильнику, - Сколько вчера водки слопали, а ведь закуска-то почти нетронутой осталась.
      - И куда её дели? - резко остановился Борис на полпути к ванной, живо представив себе возможный оставленный в кабинете бардак. Кабинет, конечно его с Рэмом личный, но кто знает? Припрется Рэм с бодуна, да с опозданием... Лениво ему будет порядок наводить, а тут начальство с проверкой. Лучше уж сейчас звякнуть в дежурку и, посулив им все мыслимые и немыслимые блага, попросить их (вот уже в который раз!) навести в кабинете порядок. Видимо угадав ход его мыслей, Юля ответила, хлопая дверцей холодильника:
      - Да ты не беспокойся, я все вчера там убрала. А остатки... Ты ключ дал, а я в сейф спрятала. Пистолет, кстати, не ищи понапрасну. Я вчера тебя заставила его туда же убрать, - она высунулась в коридор, - Неужто ни капельки не помнишь? (Борис сокрушенно покачал головой) Хотя... Выпили все вчера от души. Я, правда, немного поменьше, но Вика!.. Я её в первый раз в таком состоянии видела.
      Борис еле сдержался, чтоб не сказать, что все, кто с ним и Рэмом пьют, рано или поздно оказываются в таком состоянии, но вовремя сдержался: такие подробности ни к чему. Сама узнает. С течением времени. Поэтому он только благодарно улыбнулся ей и поплелся в ванную.
      О, ванная! О, вода, льющаяся мощной струёй из душа! Если, кстати, еще вдобавок не отключили, по обыкновению, горячую воду, то просто нет слов. Мощные струи, пузырясь на груди, на руках, на лице, подхватывали и уносили на себе похмелье, если и не избавляя от него совсем, то, по крайней мере, делая его более или менее переносимым. Борис счастливо отфыркивался, стоя под теплым душем, чувствуя, как к нему постепенно возвращаются силы и он начинает принимать нормальный человеческий облик. При мысли о том, что на кухне сейчас орудует очаровательная девушка, придавая его холостяцкой берлоге вид семейного гнездышка, он делался еще счастливее. А если учесть то, что она хочет провести весь этот день с ним... Дальше загадывать не хотелось. Он уже миллион раз убеждался в том, что гадать - самое мерзкое занятие. Проверено электроникой все самые удачные застолья, походы в гости и проч. всегда были спонтанными. И наоборот, чем больше от встречи или гулянки ждешь, чем больше к ней готовишься, тем хреновее всё получается. Прям закон подлости! Что из всего этого в результате получится? А черт его знает! Достаточно и того, что сейчас всё так, как есть. Закончив водные процедуры, Борис докрасна растер себя махровым полотенцем и, напялив на себя спортивный костюм от дяди Адольфа Дасслера, вернулся на кухню.
      Кухню было не узнать. Вымытая посуда перекочевала со стола в буфет, на столе была постелена давно забытая скатерть. На скатерти разместились кофейные чашки и наспех сделанный салат из завалявшихся в холодильнике помидоров с огурцами. Открытая банка шпрот, невесть откуда взявшаяся банка с крабами и горка бутербродов с ветчиной. Ветчина, кстати, тоже была неизвестного происхождения. Не из холодильника, это уж как пить дать. Над всем этим утренним великолепием (по скромным оперским замашкам) возвышалась сияющая Юля, глядевшая на Бориса с гордостью, присущей разве что повару из Максима. И было чем гордиться. Соорудить всё это за столь короткий срок и имея на руках содержимое Борисова холодильника, в котором, если внимательно приглядеться, можно было заметить повесившуюся мышь, было не иначе, как гражданским подвигом. Достойным вручения ордена "Мать-домохозяйка" высшей степени. Борис довольно крякнул, улыбнулся Юле и спросил:
      - Ничего, что я так, по-домашнему?
      - Ничего. Тем более, ты хозяин, тебе сам бог велел.
      - Хозяевам бог велел встречать гостей не пожилыми огурцами да томатами. Откуда крабы с ветчиной? - сурово спросил Борис.
      - Из моей сумки, - виновато ответила Юля, скромно потупив глазки. Хотя издалека было видно, что она не более, чем придуривается, и на самом деле до безобразия счастлива внести свою лепту в этот весьма ранний и необычный завтрак, - Я домой купила. Скоро ведь праздник. Но раз уж такое дело.
      - Никакого "такого" дела нет! Я же просто просил посмотреть, нет ли чего пожрать, а не... Нечего меня разносолами баловать, - тут он почувствовал, что немного перестарался. Девчонка готовила, спешила, а он... Балбес, одним словом! Поэтому он как можно шире улыбнулся на манер бывшего американского президента Джимми Картера и добавил, - А ты молодец! Моментально и фактически ни из чего - прям королевская трапеза. Правда, кой чего не хватает... - и Борис полез в холодильник за бутылкой вермута. Водрузив её на стол, он ещё раз полюбовался яствами и сервировкой и сказал:
      - Ну, вот теперь вроде все на месте. Чего сама-то её не достала? Или, после вчерашнего - ни грамма в рот?..
      - Нет, я просто постеснялась. Мало ли, для чего припасено, - улыбнулась она, - А насчет вермуту выпить... - она разлила Мартини по бокалам, которые Борис поставил на стол вместе с бутылкой, посмотрела на свет сквозь розовый напиток и закончила, - Что ж, выпить можно.
      - Господи, не сочти за пьянство, сочти за лекарство, - согласился Борис, опрокинув в себя одним махом свой бокал.
      От смеха она едва не поперхнулась вермутом. Просмеявшись, поставила свой бокал на стол и спросила, глядя на Бориса, как на редкое, неизвестное современной науке существо:
      - А ты чего Мартини, как водку хлещешь?
      - Не приучены мы к напиткам барским. Я б сейчас точно бы водочки тяпнул, ответил Борис, подцепляя на вилку самую большую шпротину. (Назвав её большой, автор льстит её шпротскому самолюбию.) Шпротина подцепляться никак не желала, оказавшись того самого мерзкого вида, который, мало того, что достоин лишь наблюдения под микроскопом, но вдобавок еще и рассыпчат, как хорошо проваренный картофель, - Эта рыбёшка человека с менее крепкими нервами давно бы в бешенство привела, - добавил он, наконец-то изловив "золотую" рыбку из банки и отправив её в рот.
      - Терпимее надо быть к братьям нашим меньшим, да ещё и в оливковом масле изжаренным, - невнятно заметила Юля, жуя бутерброд, - У этой кильки и так судьба - не позавидуешь.
      - И не собирался. В смысле - завидовать, - ответил Борис, наливая по второй, - Кстати, а на какой ещё праздник куплена сия божественная снедь? добавил он, кивнув на стол.
      - Как - "какой"? - округлила глаза Юля, - на этой же неделе День независимости!
      - А!.. - поморщился Борис, - Из этих, новоблагословенных... Черт их дери, никак к ним не привыкну! Да и название какое-то дурацкое...
      - Почему дурацкое? - обиделась Юля за всенародный праздник.
      - Ну сама подумай: день независимости. Чьей?
      - Нашей, разумеется...
      - Тогда вопрос второй - от кого?
      - Чего - "от кого"?
      - Независимости от кого? Независимость, понимаешь ли, просто так не бывает. Она, как правило, независимость кого-то от кого-то. Государства от государства. А у нас от кого независимость? От Золотой Орды, что ли? Так тогда надо в день Куликовской битвы её, независимость эту, праздновать. А так бред какой-то!
      - А в этот день выбрали первого президента в истории страны! - вывернулась Юля.
      - Ага, выбрали... На свою голову... Так и надо праздновать День выборов первого президента, а не драть все подчистую у америкозов! - буркнул Борис, У них-то с названиями полный порядок. Всё на своих местах. Были раньше аглицкой колонией, отделились, вот и День независимости. А у нас? - он горестно махнул рукой, - Что ни крестьяне, то и обезьяне... Одно слово Евразия!
      - Да ладно тебе, - сказала Юля, успокаивающе положив свою руку поверх его руки, - Чего ты так развоевался?
      - Да бесит просто всё это. Ложь эта, фальшь везде и во всём... Ты посмотри, что творится! Президент наш доблестный в церкви крестится, только что не земные поклоны бьёт. А ведь совсем недавно от имени и по поручению и от себя лично нес гордый факел атеизма в массы. По заветам нашего Иллича-Святича, вечно молодого и бессмертного. Шавки эти его, что в парламенте да в аппарате... Как ни интервью по телеку, так и поют: ах, какими же они при старой власти все были чуть ли не диссидентами! Да как они всегда, да на всех партсобраниях... Хорошо, хоть не врут, что они еще тогда выступали за свержение "прогнившего коммунистического режима". Да то ли ещё будет! Или вопят на каждом углу : "да здравствует демократия, да здравствуют реформы"! Ну, с реформами, в принципе, всё ясно. Как же они могут не "да здравствовать"? При них же воровать в особо крупных размерах - просто рай. Клондайк! А демократия? Вякать можно всё, что угодно, пока это не касается их власти и денег, нажитых за счет этой власти. Попробуй-ка поинтересоваться у них насчет всего этого или в прессе хоть намек кинуть. Живо башку вместе с позвоночником вырвут, да так быстро, что Хищник из кино позавидует. А, что там говорить! У тебя скоро закончатся славные студенческие годы, придешь в Контору работать, там всю эту гниль сама увидишь.
      - У меня ещё экзамены... - вздохнула Юля, - Давай не будем о грустном. Ты хороший...
      - А ты - просто замечательная. Давай на брудершафт.
      - Мы вчера на брудершафт пили, - рассмеялась она, - Не помнишь?
      - Ничегошеньки, поэтому не считается. Да и что за брудершафты по пьяному делу? Так, блажь, - сказал он, наполняя бокалы и вставая со своего места,
      - Итак?
      Они выпили, переплетя руки; и отведя бокалы от лиц, не расплетая рук, их губы слились в далеко не братском, долгом поцелуе. Борис почувствовал, что всё её тело подалось ему навстречу. Не отрываясь от её губ, он поставил свой бокал на стол, взял бокал у неё из рук и поступил с ним аналогичным образом. Его руки сами, помимо его воли, сначала легли ей на плечи, а потом подхватили её и понесли. Куда? Он сам не знал этого, он даже не знал, имеет ли он на это право и не получит ли он сейчас по морде за то, что распускает руки. Хотя по морде это вряд ли. Юля явно ничего не имела против таких вольностей. Поэтому он выбрал единственно верное в таких случаях направление - в спальню...
      ...Потом они долго просто лежали в постели, глядя в потолок и не говоря друг другу ни слова. Борис курил, сосредоточенно пуская кольца табачного дыма и думал, что же последует далее. Должно же быть у всего этого какое то логическое продолжение? Со своими бывшими подружками он особенно не стеснялся, продолжение всегда было одно: три копейки на трамвай и ни в чем себе не отказывай. Но с Юлей он так расставаться не то, чтобы не мог, а именно не хотел. Сама того не зная (или все-таки зная?), она своим вот таким появлением в его жизни ухитрилась разбудить доселе дремавшее в нём чувство неудовлетворенности своим холостяцким положением...
      (Лирическое отступление.
      ...многие считают (и, будем честными до конца, в значительной степени оказываются правы!), что авторы, особенно начинающие, списывают личность главного героя чаще всего с самого себя, реже - со своих друзей, близких и просто знакомых. Я, в данном случае, можно сказать, не исключение. Да и проще так - писать о том, кого знаешь и о том, что знаешь. По крайней мере, вначале. Но в описании любого героя есть элемент надуманности (на то он и книжный герой, а не герой стенгазетной статьи на тему "На сегодняшнем пленарном заседании нашего актива". Да и там, к слову, тоже, кхм... ну Вы меня понимаете!..) Поэтому не надо думать, что автор так уж тяготится своим холостяцким положением. Да, скажу честно, я разведен! И не по своей инициативе. Но это к делу не относится. Да, какое-то сходство характера у меня и героя моей книги прослеживается. Но СХОДСТВО, и не более того. Тем паче, что герой мой по ходу пьесы будет выдавать (это я обещаю!) такие перлы что в словах, что в характере, да и в поступках тоже, что некоторым из Вас, а, может быть и всем, станет явно не по себе. Вполне может быть, что некоторые из вас завопят: "Да что же это делается, люди добрые! Как можно писать о такой мерзкой личности, да еще называть её Героем! Он же абсолютно... (тут может быть масса вариантов: антиобщественен, бессовестен, аморален и проч.) Да таких писак бить смертным боем надобно!.." и выбросят моё творение на помойку. Поэтому прошу не отождествлять меня с моим героем, мы в чем-то с ним похожи, а в чем-то - полные антагонисты. Сюжет, знаете ли :-).
      И вообще, как говаривал незабвенный Николай Васильевич, в смысле Гоголь: "И откуда только авторы берут такие сюжеты?.." :-)
      С уважением к возможным читателям - Автор.)
      - Я пойду, сварю кофе, - прервала затянувшееся молчание Юля и добавила, Не кури в постели!
      - А что такое? Тебя дым раздражает? - меланхолично поинтересовался Борис, не прекращая, однако, курить, - Привычка, знаешь ли. Сразу не отвыкнешь.
      - Дурацкая привычка. Меня не то, что бы раздражает, но это может стать причиной...
      - ...лесного пожара, - закончил он за неё, - Всё, тушу.
      - Насчет лесного - не знаю, - улыбнулась Юля, - Но вот будешь курить в постели пьяный, то себя-то запросто подпалишь.
      - И начальству придется устраивать сбор средств на покупку венка с надписью: "От сослуживцев". А ты ко мне на могилку раз в год приходить будешь?
      - Дурак! - беззлобно ругнулась она и вздохнула, набрасывая на себя рубашку Бориса, - Кто ж такими вещами шутит?
      - Ваш покорный слуга, мадемуазель. А кофе - это прелестно! Интересно, который сейчас час?
      - Семь часов доходит, - донёсся с кухни Юлин голос. Через некоторое время оттуда потянуло ароматами свежесваренного натурального, не суррогатного кофе, - Боря, кофе готов, иди сюда!
      Борис встал с кровати, оделся и вошел в кухню как раз в тот момент, когда Юля голыми руками схватилась за рукоятку джезвы, стоявшей на плите. Не надо быть великим Нострадамусом, чтобы предсказать следующие пять-десять секунд: естественно, она тут же обожглась и едва не разлила кофе по всей плите. Выругавшись, она схватилась обожженной рукой за мочку правого уха и исполнила перед Борисом несколько па, напомнивших ему ритуальные индейские танцы перед охотой, виденные им когда-то по телевизору в передаче "Танцы и песни народов мира".
      - Сочувствую. Прихватка на стене, на гвоздике, - сказал Борис.
      - Да я что-то задумалась, - сказала она, берясь за джезву на этот раз уже прихваткой, - Ситечко есть?
      - Само собой, - сказал Борис, доставая ситечко и протягивая его Юле. Чашки сейчас из комнаты принесу, они в серванте.
      Некоторое время они молча пили кофе и жевали бутерброды с ветчиной. Потом Борис взял со стола шоколадку дистанционного пульта и ткнул ей в экран стоящего на столе небольшого "Самсунга". Творение южнокорейского узкоглазого гения послушно включилось и дало возможность лицезреть усладительную картину полосатой радуги. Попрыгав по каналам, он с удивлением обнаружил, что все без исключения коммерческие каналы показывают то же самое. Центральные каналы работали, но по ним шла какая-то бодяга вроде "Вестей с полей", и Борис, негодуя на отечественное телевидение, переключился на телевидение кабельное, которое недавно за гроши провели в их подъезд предприимчивые молодые ребятапредприниматели. Кабельное "порадовало" ликбезом для сексуально неграмотной части населения Родины - крутили порнуху, причем такую, какую народ за откровенность метко и сочно прозвал "мясом".
      - Видишь, как у нас всё классно: утром детишки завтракают перед школой, смотрят телевизор. А там такая педерача для педеровиков. Они и обучаются в процессе приема пищи. Чтобы в школе, значитца, перед девицами из класса рылом в грязь не ударить, - сказал Борис, плюнув в сердцах и переключив телевизор на первый общегосударственный канал.
      - Нынешних детишек ничем этим уже не удивишь, - вздохнула Юля, - Они сами кого хошь и чему хошь научат. Сексуальная революция!