Глава 11

В понедельник утром Уилл Генри встал, умылся, побрился и в первый раз надел форму. Кэрри чуть укоротила брюки и все отгладила. Он приколол большой значок на рубашку, а средний прикрепил к шапке. Эти значки он еще не носил, только маленький, золотой, имел при себе в кармане.

– Какой ты красивый! – сказала Кэрри, когда он спустился к завтраку. Она подала ему перевязанную ленточкой коробочку. – Вот последний штрих для твоей формы от меня и детей. – В коробочке оказался золотой зажим для галстука с изображением уменьшенного подобия значка.

– Где же тебе удалось добыть такую вещь?

– Я заказала ее в той же самой фирме в Атланте, которая изготовила твои значки.

Уилл Генри поцеловал ее и решил, что тут не обошлось без изящной ручки Т. Т. Брауна.

В участок Уилл Генри прибыл без четверти восемь и тотчас же растопил печь. Вчера вечером, придя из церкви, они с Кэрри провели тут целых два часа, наводя последний глянец перед официальным открытием. Первым прибыл Идес Брэй – без нескольких минут девять. Он вошел небрежной походкой, точно ему просто вдруг пришло в голову заглянуть сюда, а затем дотошно осмотрел все помещение. В конце концов, он, похоже, остался доволен тем, что городские средства были потрачены с толком.

– Телефон в порядке? – спросил он, похлопывая по аппарату.

– Работает отлично, Идес. Нам уже звонили в субботу вечером, еще до официального открытия.

– Да, слышал об этом. Бить жен мужьям, конечно, нельзя. И все-таки не знаю, стоит ли полиции тратить время на такие дела.

– Ну, я полагаю, что это как раз и является тем самым видом полицейской работы, который называется «защита мира и спокойствия». Нельзя, чтобы публика колотила друг друга, даже у себя дома.

Брэй хмыкнул, что, по-видимому, означало согласие.

В течение следующего часа подошли прочие члены совета, не преминули заглянуть и просто прохожие. Все делали комплименты Уиллу Генри и Холмсу по поводу того, с какой тщательностью был запроектирован и оснащен полицейский участок. Скитер Уиллис скрепил печатью акт о приемке тюрьмы в эксплуатацию и похвалил новую форму Уилла Генри, отчего тот откровенно смутился. Сам он размышлял над тем, когда же, наконец, к ней привыкнет.

Наконец, каждый занялся своим делом, и Уилл Генри остался один. К нему зашел почтальон Джордж Питтмен и принес почту. Сунув нос в тюремное помещение, он поспешно сбежал, точно боялся, что его там оставят и запрут, если он хоть чуть-чуть задержится. Уилл Генри стал вскрывать корреспонденцию.

Тут он услышал, как кто-то мощным движением распахнул дверь и стал с шумом вытирать ноги о половик. Он оторвался от почты в тот самый миг, когда Фокси Фандерберк прошагал через контору и направился в тюремное помещение. Он встал и пошел следом. Фокси деловым шагом прошелся по всем четырем камерам, пощупал матрасы, спустил воду в унитазах, попрыгал по полу, заглянул под нары и проверил крепость решеток.

– Доброе утро, Фокси.

– Взаимно, Ли.

Фокси устроился в простенке между камерами и стал осматриваться. Очевидно, он был раздражен, поскольку не обнаружил никаких недостатков. Он важно проследовал мимо Генри и вернулся в конторское помещение, небрежно окинув его взглядом. Уиллу Генри стало тревожно на душе.

– Можно предложить чашечку кофе, Фокси? – Больше ничего не пришло ему в голову.

– Никогда не пью эту отраву. Съедает внутренности.

Уиллу Генри показалось, будто Фокси имел в виду занимаемую им должность.

После этого Фокси секунд тридцать в упор глядел на него, не произнеся ни слова. Уилл Генри вынужден был отвести взгляд. Он сел за стол и стал перебирать почту.

– Ты не годишься для этой работы. Ли. Уилл Генри бессмысленно посмотрел на Фокси, потрясенный этим заявлением.

– Я делаю все, что могу, Фокси. Послушай-ка, надеюсь, мы не будем дуться друг на друга из-за того, что это место досталось мне. Я...

– Тебе суждено умереть на посту. Кто-нибудь тебя убьет.

Настало недолгое молчание, оба, не говоря ни слова, глядели друг на друга. Первым заговорил Уилл Генри.

– Ну, если услышишь, что кто-нибудь намеревается сделать это, так ты уж приходи и расскажи.

Фокси еще секунд десять сверлил его ледяным взглядом, затем почти что по-военному развернулся и, чеканя шаг, вышел из помещения участка.

Разговор потряс Уилла Генри. Он не привык иметь дело с людьми, которые выражали бы свои мысли обиняком. Вдобавок, за этой дурацкой эксцентричностью Фокси проглядывало что-то еще, чего многие просто не замечали. Что-то злое – и угрожающее. Уиллу Генри стало не по себе.

Глава 12

За исключением происшествия с неудачливыми банковскими грабителями, первый месяц пребывания Уилла Генри в должности начальника полиции не ознаменовался сколько-нибудь серьезными обращениями к нему, как к полицейскому. Благоприятное стечение обстоятельств, отсутствие серьезных инцидентов позволили ему без труда войти в курс служебных обязанностей, привыкнуть к ним и почувствовать себя в новом качестве комфортно. Но в первую же среду после официального открытия полицейского участка этот период окончился.

В тот день Уилл Генри явился на службу ровно в восемь и обнаружил, что у дверей сидит и ждет его маленький мальчик, держа на поводке охотничью собаку и рыдая, словно близится конец света. Уилл Генри встречался с мальчиком в церкви. Его все звали Братцем, а сестру его – Сестричкой.

– Доброе утро, Братец, – приветствовал его Уилл Генри, стараясь говорить спокойно. Ему не хотелось, чтобы мальчик заметил его озабоченность, потому что тогда он будет плакать еще сильнее; так он поступал со своими детьми, когда они расшибали пальцы ног о пенек. – Чем могу быть полезен? Что случилось? – Братец от облегчения чуть не свалился на пол и попытался начать свой рассказ, но рыдания сдавили ему горло и не дали говорить. Уилл Генри присел рядом с ним на ступеньки. – Ладно, не волнуйся. Не торопись и дыши глубже. Рабочий день только начался, так что спешить некуда. – Братец, наконец, пришел в себя и заговорил.

– Там, в лесу, этот парень. И он опять умолк.

– Значит, в лесу.

– Да, сэр, рядом со скаутской хижиной, прямо у подножия Обрыва Голо.

– И что этот парень там делает. Братец?

– Он ничего не делает, сэр. Он мертв. У Уилла Генри перехватило дыхание.

– А раньше, Братец, ты когда-нибудь видел мертвецов?

– Нет, сэр.

– Так откуда ты знаешь, что он мертв? – Уилл Генри подумал, что, быть может, мальчик наткнулся в лесу на спящего бродягу.

– Ну, он голый, сэр. А в глазах у него муравьи.

Братец Мэйнард проснулся ровно в шесть утра. Будильник был ему не нужен. Он почистил зубы, оделся и отправился на кухню. Сделал яичницу, поджарил два ломтика бекона и положил их в сэндвич, аккуратно завернув его в вощеную бумагу. Собака Бастер, почти что чистокровная гончая, следила за всем этим с интересом и за внимательное ко всему отношение заработала кусочек хлеба. Братца звали Джон, но родители звали его Братцем, а сестру Сестрицей, и чужие люди тоже стали их так называть. Братцу было четырнадцать.

Он тепло оделся и поехал на велосипеде в депо МБЖД. Бастер семенил поблизости. Где-то около шести тридцати поезд из Атланты, проходя станцию, сбрасывал 400 экземпляров газеты «Атланта Конститьюшн». Братец отсчитывал 172 и складывал каждый из них в форме шляпы-треуголки, пока грелся у печки в кабинете начальника станции. Газеты он ровной стопкой укладывал в велосипедной корзинке, предназначенной для перевозки продуктов, затем, крутя педали, объезжал практически весь «город» (в противоположность «рабочему поселку») по эту сторону железнодорожной линии и аккуратно раскладывал их на крыльце каждого из подписчиков. Он редко клал теперь газеты на крышу или под крыльцо. В завершение пути он стал изо всех сил крутить педали, взбираясь вверх по Широкой улице, где у него жили еще одиннадцать подписчиков. Этот район он всегда объезжал в самом конце, чтобы потом получить удовольствие от свободного спуска с горы. Последней точкой доставки был почтовый ящик Фокси Фандерберка, который тот, чтобы не ездить за газетой в Делано, приколотил к одинокому столбу, установленному на гребне горы, как раз на границе города. А дом Фокси стоял на целую милю дальше, по ту сторону горы, которая находилась уже в графстве Тэлбот.

Когда Братец опустил «Конститьюшн» в почтовый ящик Фокси, он свернул с дороги на тропу, прорубленную бойскаутами и шедшую от вершины горы мимо бойскаутской хижины прямо к концу Четвертой улицы. Тропа была достаточно широкой и ровной, вполне пригодной для езды на велосипеде, и Братец уже предвкушал долгий, крутой и практически беспрепятственный спуск с горы. Солнце уже встало, и половина горы была ярко освещена его лучами, в то время, как вторая половина покоилась в холодном голубом мареве. Братец поехал вниз со все возрастающей скоростью. Ему еще никогда не удавалось проехать весь путь, ни разу не воспользовавшись тормозом, но в это утро он был преисполнен решимости. Велосипед несся все быстрее и быстрее. Бастер стал отставать и, задыхаясь от быстрого бега, сумел пролаять лишь считанное число раз. Сильный встречный ветер заставил Братца зажмуриться. По щекам его текли слезы. От пронизывающего холода онемели руки, их не спасали даже шерстяные перчатки, а лоб, щеки и переносицу страшно ломило. И он подумал, что если налетит на камень или отломившуюся ветку, то изуродованное тело его так и будет лететь до самой бойскаутской хижины.

Вдруг скорость резко замедлилась, так как начался небольшой подъем, сменившийся ровным участком дороги перед самой хижиной. И лишь теперь он нажал на тормоз и остановился у подножия Скалы Годо, стеной возвышавшейся почти на сто футов вверх. Велосипед он прислонил к дереву, а сам устроился на земле среди листьев и сосновых иголок. Сердце бешено колотилось. Подбежал Бастер и упал рядом, как подкошенный. С минуту оба выравнивали дыхание, и, наконец. Братец сумел собраться с силами и развернул пакет с сандвичем. Бастер жадно заглотал причитающийся ему кусочек, а затем, вопреки очевидности, стал ждать еще.

Братец отодвинулся от него спиной вперед, пока не уперся в скалу. Жуя сандвич, он лениво осматривался. Лучи утреннего солнца пробивались сквозь сосновую поросль и рассветную дымку. Все, что находилось от него на расстоянии нескольких футов, виделось нерезко, не в фокусе, что доставляло Братцу особенное удовольствие. Больше всего ему нравились освещенные солнцем гладкие гранитные валуны, вросшие в землю и осыпанные сосновыми иглами. Косое освещение и гладкая поверхность камня создавала иллюзию, будто это туши павших животных, к примеру, слонов, заваленных ружьем могучего охотника. Тут он обратил внимание на внешний вид одного из более мелких валунов. Он был белее прочих, возможно, потому, что его покрывал мертвый, сереющий мох. Пока он продолжал жевать сандвич и разглядывать этот камень, ему вдруг показалось, что поверхность его изменилась, точно сам он стал жертвой оптического обмана. Появилось внешне что-то знакомое, что-то такое, что он видел не далее, чем сегодня утром. И тут его неприятно поразило воспоминание: поверхность валуна напомнила ему поверхность его собственной кожи – он вспомнил, как одеваясь, внимательно рассматривал себя в зеркало, сетуя на отсутствие загара.

Он медленно поднялся и подошел к камню. И перестал жевать. В желудке вдруг стало кисло. И когда он приблизился к этому валуну, он четко и ясно увидел, что это не камень, а чьи-то ягодицы, а еще ближе, под новым углом зрения, он сумел разглядеть часть спины, плечо и, наконец, сильно свернутую вправо голову. Нос и подбородок были усыпаны листьями, но зато был открыт один глаз. Одна колонна муравьев входила в него, другая выходила. Бастер подбежал и обнюхал труп. Братец уронил сандвич и бросился бежать. Бастер подобрал сандвич, и только потом помчался следом.

Уилл Генри, слушая рассказ Братца, тотчас же составил в уме план действий. О такого рода событиях нельзя сообщать по телефону. Лучше поехать в Атланту, встать перед микрофоном местной радиостанции и выйти в эфир.

– Вот что я тебе скажу. Братец. Беги-ка ты в похоронное бюро и скажи мистеру Мэддоксу, что я прошу его подъехать к скаутской хижине со своей перевозкой. А я заеду за доктором Мадтером, и через пару минут мы там встретимся. Так ты говоришь, он лежит прямо у подножия Скалы Годо?

– Так вы говорите, что он голый? В такую погоду? – Фрэнк Мадтер ежился в пальто, просовывая руки под приборную доску полицейской машины в надежде, что хоть там чуточку теплее.

– Так мне сказал Братец. Все это, конечно, его потрясло. Он еще что-то говорил насчет муравьев в глазу этого парня. Похоже, он все это придумал. По крайней мере, надеюсь, на это.

Уилл Генри постарался подъехать как можно ближе к скаутской хижине, поставил машину, а остаток пути они прошли пешком.

Доктор Мадтер опустился на колени возле трупа.

– Увы, Братец был прав. И насчет того, что он голый. И насчет муравьев. – Уилла Генри передернуло. – Помогите мне, Уилл Генри, его надо перевернуть. – Уилл Генри пришел в ужас при одной мысли о том, что придется дотронуться до хладной плоти, но постарался этого не показывать. – Ничего, за исключением поверхностных ранений. Не вижу ни следов выстрела, ни колющих ран. – Где-то поблизости хлопнула дверца машины. Доктор Мадтер встал.

– Фрэнк, так отчего же он умер? Свалился с обрыва?

– Думаю, Уилл Генри, что как раз это не вызывает ни малейших сомнений. Сомнения возникают вот какого рода: что с ним произошло прежде, чем он свалился. Что он тут такое делал, что бегал голенький, точно ощипанная курица.

– Ну, первое, что мне приходит в голову, это мысль достаточно странная, и потому возможная.

– Клан?

Уилл Генри кивнул.

– Два года назад они выпороли в Гринвилле одного мужика кнутом. Этот белый погуливал с цветной девчонкой. Но это же совсем мальчик. Ну, сколько ему может быть: восемнадцать, девятнадцать?

Уилл Генри невольно бросил взгляд на труп.

– Думаю, что не больше. А как вы думаете, когда наступила смерть?

– Ну, «rigor mortis»[3]еще наблюдается. Смерть наступила менее двадцати четырех часов назад, а возможно и менее двенадцати. Как только мы его доставим, измерим температуру тела. Возможно, это нам подскажет срок. Прошлой ночью температура была около двадцати, и сейчас не больше двадцати пяти, и тело не промерзло. По правде говоря, Уилл Генри, это не мой профиль работы. Я обычно имею дело с людьми до того, как они отправляются на тот свет. Понятно?

– Как видите, на меня свалилось настоящее уголовное дело. Потому что, судя по всему, на несчастный случай это никак не похоже. О подобном я и не слыхивал. Это дело нуждается в тщательнейшем расследовании, и начать надо с медицинской экспертизы. Не вызвать ли нам для этого дела кого-нибудь из Атланты? Вы кого-нибудь знаете?

Ламар Мэддокс широко шагал по опавшей листве, волоча за собой носилки. За ним семенил Братец Мэйнард, поддерживая носилки с другой стороны. Следом бежал Бастер.

– Фрэнк, Уилл Генри, доброе утро. Что мы тут имеем?

– Мы знаем столько же, сколько и вы, Ламар. Только что сюда прибыли. Я как раз спрашивал Фрэнка, не знает ли он кого-нибудь в Атланте, специалиста, способного провести тщательную медицинскую экспертизу.

Братец перебил их.

– Извините, начальник, но я уже на пятнадцать минут опаздываю в школу. Вы разрешите мне ехать?

– Конечно, поезжай, Братец, и спасибо тебе, что известил о происшедшем именно меня. Ты поступил правильно.

– Ага, начальник! А не дадите мне записку или что-нибудь еще? У нас, если опаздываешь, спрашивают записку.

Уилл Генри вынул блокнот и стал писать: «Всем, кого это касается. Сегодня утром Братец Мэйнард опоздал в школу, потому что помогал полиции в одном весьма деликатном деле. С дополнительными вопросами просьба звонить мне».

Он расписался, поставил дату и отдал записку мальчику.

– Слушай, Братец. Пока что мы еще точно не знаем, что здесь случилось. Рано или поздно слух об этом пройдет, но сейчас ни в коем случае нельзя, чтобы об этом узнали, понял? И потому я хочу, чтобы ты не рассказывал об этом никому, и когда я говорю «никому», это значит абсолютно никому, особенно о том, что на мертвом не было одежды. Это может оказаться исключительно важным, и пока что об этом никто не должен знать. Ясно?

– Да, сэр, обещаю, сэр. – Тут Братец вскочил на велосипед и покатил в школу.

– Вы думаете, он не проболтается? – спросил Фрэнк Мадтер.

– Господи, да я надеюсь на это! Фрэнк, вы с Ламаром должны мне помочь удержать все это под контролем. Если начнутся расспросы, будем пока говорить, что похоже, парнишка заблудился и упал со скалы. Этого вполне достаточно, чтобы хоть как-то справиться со слухами и избежать истерии. Согласны?

Он кивнул. А Фрэнку Мадтеру, по-видимому, пришла t голову какая-то мысль.

– Уилл Генри, у меня в Коламбусе есть старый приятель по медицинскому факультету, который в последнее время заработал репутацию въедливого и дотошного патологоанатома. Время от времени он проводит экспертизу по поручению полиции города Коламбуса. Я мог бы позвонить ему и попросить приехать сюда, чтобы провести квалифицированное вскрытие. И если вы решите, что ему стоит приехать, гонорар его составит двадцать пять – тридцать долларов, но я полагаю, что совет это выдержит.

– По-моему, это то, что надо, Фрэнк. Есть ли противопоказания для перевозки трупа?

– Не думаю. Послушайте, Ламар, наверное, можно уложить его на носилки и отвезти на вашем катафалке?

– Нет проблем, Фрэнк. – Как и подобает людям этой профессии, Ламар Мэддокс был стоек.

Из похоронного бюро доктор Мадтер позвонил в Коламбус. Затем он вернулся в процедурный зал, где Уилл Генри, ежась, глядел на шприцы и трубки.

– Ну, я пообещал ему ужин с жареной курицей – он холостяк – так что приедет сразу, как освободится в больнице. Рассчитывает быть часам к четырем. А пока что надо измерить температуру и держать тело на холоде. Ламар, его можно положить туда, где у вас хранят покойников, и открыть окно?

– Само собой. А чем вы собираетесь измерять температуру? Моим клиентам термометр не очень-то требуется!

– Я лучше сбегаю быстренько к себе и принесу анальный градусник.

Тут заговорил Уилл Генри.

– Фрэнк, боюсь, что от меня тут пользы больше не будет. Поэтому поеду-ка я в участок и посмотрю, как идут дела, а потом займусь кое-какими расследованиями.

– Тогда вам стоит заехать сюда в четыре. Он сначала проведет вскрытие, а потом поедем ко мне ужинать. Марту и детей отправлю ужинать с Кэрри, а Нелли, как только приготовит ужин, сможет уйти. Таким образом мы сможем переговорить обо всем наедине и без помех.

– Годится. Не исключено, что я уже кое-что разузнаю к этому времени.

Глава 13

Уилл Генри уселся за стол и вынул из ящика блокнот и карандаш. Заметил, что руки у него дрожат. Его одолевали странные и противоречивые ощущения. Он был зол, что кто-то стал причиной смерти мальчика; его мутило от одной мысли, что парнишке возможно пришлось скитаться по лесу, спасаясь от преследования; но он еще и радовался. По этому поводу он испытывал чувство вины, и все же был рад, что ему довелось расследовать крупное преступление, причем сразу же после назначения на пост. Он не сомневался, что сумеет его раскрыть. И подумал, что, наверное, то же самое чувствует профессиональный военный, когда узнает об объявлении войны: огорчение и стремление действовать одновременно. И Уилл Генри стал составлять перечень неотложных дел:

1. Расспросить всех, кто живет неподалеку от того места, где было обнаружено тело.

2. Проверить в Атланте, не было ли в последнее время обращений о розыске пропавшего без вести.

3. Проверить наличие улик на вершине Скалы Годо.

4. Проверить действия Клана.

5. Позвонить Скитеру Уиллису.

6. Увидеться с Хармоном Эмерсоном.

Больше ничего он придумать не мог, по крайней мере, на этой стадии, пока не проведена медицинская экспертиза. Он позвонил в полицию штата в Атланте. Сообщений о пропавших без вести, которые бы соответствовали приметам жертвы, не было. Тогда он позвонил Скитеру Уиллису.

– Скитер, не мешало бы заехать к нам сегодня или завтра, как только представится возможность.

– А что такое, Уилл Генри?

– Нечто интересное. Больше я пока ничего сообщить не могу.

– Понял. – Скитеру тоже приходилось считаться с наличием телефонисток на линии.

– Если меня не будет на месте, попросите Джимми Рили включить сирену и я немедленно приеду в участок. У нас с ним разработана система сигналов.

– Наверное, сумею добраться до вас только завтра утром. Дело терпит?

– Вполне. Буду у себя к восьми.

Он знал, как проверить, чем занимается Клан, но с этим лучше подождать до тех пор, пока не удастся переговорить со всеми домовладельцами неподалеку от Скалы Годо. А Хармона Эмерсона он прибережет напоследок. Ему хотелось разузнать как можно больше, прежде чем входить в контакт с прессой, пусть даже это будет редактор «Мессенджера».

Прошло два часа, а он уже успел переговорить с жителями девяти домов на склоне горы. Никто ничего не видел, не слышал и не заметил той ночью, за исключением одной женщины, которая услышала, как кто-то с шумом продирается через кустарник где-то около полуночи. Она не придала этому особого значения: вокруг бродили олени и прочие звери; шум от них доносился часто. В одном из домов никого не оказалось, и сосед объяснил, что эти люди уехали на неделю навестить родственников в Уэйкроссе. Оставалось лишь заехать к Фокси Фандерберку и осмотреть скалу. Фокси жил по другую сторону горы и, с точки зрения Уилла Генри, был в наименьшей степени способен что-нибудь увидеть или услышать. Однако, Уилл Генри не торопился встретиться с Фокси лично.

Он медленно ехал по гравийной дорожке прямо к дому Фокси. Дорога петляла, взбираясь вверх, и местами подъем был весьма крут, однако, она была ухоженной и вовсе не ухабистой. У Фокси, по-видимому, бывало не так уж много гостей, не такой он был человек, и, видно, оттого-то дорога и не была слишком разбита. И все же, прикинул Уилл Генри, Фокси, должно быть, вкладывал кругленькую сумму, чтобы держать ее в порядке, поскольку эта дорога принадлежала не графству, а ему лично. Дорога продолжала петлять и, наконец, стала спускаться вниз еще до того, как высокие сосны расступились, давая место обширной поляне. Дом стоял точно напротив дороги, и по бокам его симметрично располагались цветочные клумбы. В это время года цвести было еще нечему, однако, подумал Уилл Генри, весной эти места должны смотреться красиво. На клумбах расцветет огромное количество азалий, цветы появятся и на двух кизиловых деревьях, стоящих друг против друга перед домом. Он ожидал увидеть что-нибудь попроще и был поражен тем, сколько усилий затратил Фокси, чтобы тут было красиво. Становилось ясно, на что он тратил почти все свое время, ибо у него не было постоянной работы и он в ней не нуждался. И все же посреди зимы особой красоты не замечалось. Странно, но все тут было точно по ранжиру, как будто здесь располагалось какое-то необычное военное поселение. В этом был весь Фокси. И Уилл Генри тотчас же почувствовал себя непрошеным гостем.

Он вышел из машины и подошел к дому. Казалось, там никого не было. Никто не ответил на стук в парадную дверь. Он обошел дом, заглядывая в окна. Комнаты казались неестественно чистыми. На заднем дворе находился большой сарай. Уилл Генри посмотрел в щель между дверями, запертыми на висячий замок. Там стоял пикап Фокси. Он вернулся к дому и заглянул через окно на кухню. Она была похожа на другие комнаты: такая же аккуратная, чистенькая, хорошо оборудованная и... неприветливая. Правда, на кухне заметны были следы кое-какого беспорядка. В частности, ремонтировались плетеные стулья, стоявшие вокруг небольшого кухонного стола. У двух плетение спинок и сидений было совершенно новым, одно было готово наполовину, а у четвертого плетение оказалось полностью снятым, и он ждал своей очереди. По-видимому, Фокси знал множество ремесел.

Вдруг Уилл Генри замер. Послышался тихий, едва различимый звук, и вновь воцарилась тишина. Внезапно раздался оглушительный удар по дереву и скрежет металла. Уилл Генри дернулся вправо, схватившись за оружие, и обнаружил, что перед ним стоит огромный, смирный, золотистый Лабрадор. Собака подошла поближе, ласкаясь и помахивая хвостом. Уилл Генри беспомощно привалился к стене, вздыхая от облегчения. Он почувствовал себя полнейшим идиотом и почесал собаку за ушами. Ну зачем он вытащил револьвер? Чего он там боялся на участке Фокси? И он осознал, что испытывал и испытывает необъяснимый страх. Сердце бешено колотилось, и, несмотря на холод, с него лился пот. Это непростой испуг от неожиданной встречи с собакой.

– Ну, как ты поживаешь, старик? Знаешь, ты меня напугал!

Опять послышался шорох. Собака подбежала к кухонной двери и ткнулась носом в нижнюю планку. Та повернулась, и в образовавшееся отверстие выскочили пятеро щенят.

– Прости, старушка, ошибка вышла! Щенята, которым было недель пять-шесть, забегали между ногами, пытаясь взобраться повыше и при этом повизгивая. Он присел на корточки, поиграл некоторое время с ними, и все его страхи как рукой сняло. Собака-мама со щенятами сразу сделала это место менее опасным. Он подошел к двери, просунул щенят в щель, дружески шлепнул мамашу и вернулся к машине. Собака последовала за ним и, усевшись перед домом, следила, как он отъезжает.

Уилл Генри проехал по дороге, ведущей от дома Фокси к магистральному шоссе, проехал еще милю, а затем повернул влево на Живописное шоссе, как официально именовалась дорога, проходящая по гребню Сосновых гор, откуда открывался великолепный вид на город Делано. Он проехал еще милю, пока не очутился у подножия крутого откоса, известного, как Разлом Годо, который получил свое название от уединенно жившего в тех местах старого индейца племени чероки, скончавшегося несколько лет назад. Говорили, что Годо тогда было далеко за девяносто. А умер он, сорвавшись со скалы, после этого тоже получившей его имя.

Уилл Генри поставил машину и двинулся через лес к этому обрыву. Даже зимой этот путь требовал много времени, и идти через подлесок было неловко. Он стал искать признаки того, что в этих зарослях кто-то побывал до него, но ничего не обнаружил. Незадолго до того, как он вышел на край обрыва, ему показалось, что он слышит, как движется кто-то еще. На мгновение он замер и прислушался, но ничего не услышав, продолжил свой путь.

Внезапно он очутился на краю пропасти. Он ожидал, что у кромки обрыва подлесок станет реже, но этого не произошло. Он отдавал себе отчет в том, что уцелел лишь потому, что в прозрачном воздухе видел на несколько футов вперед и еще потому, что заранее знал, что впереди обрыв. Теперь ему стало понятно, как человек, не знающий этих мест, да еще передвигающийся в ночное время, мог просто переступить через край обрыва, особенно в спешке, особенно, если убегал от кого-то. Как он ни старался, но так и не смог найти ничего, что дало бы ему ключ к разгадке. Он был разочарован, потому что в глубине души надеялся отыскать какую-нибудь важную улику, которая раскроет тайну случившегося: клок одежды, вырванный колючкой, по которому можно будет выйти на владельца; отчетливый след с характерной отметиной; какая-нибудь мелочь, по которой можно будет установить личность преследователей или преследуемого. Но ничего не было.

И только он начал двигаться вправо, как заросли поредели, и он чуть не налетел на Фокси Фандерберка, стоявшего широко расставив ноги и держа наизготовку ружье калибра 30х30 с рычажной перезарядкой. Несмотря на неожиданность встречи, Уилл Генри не упустил из виду, что курок у ружья взведен.

– Господи, Фокси, вы же напугали меня до полусмерти! Что вы тут делаете?

Выражение лица Фокси было абсолютно бесстрастным, даже губы не были, как обычно, поджаты.

– Охочусь. А что тут делаете вы?

– Осматриваю окрестности. Я к вам заезжал, чтобы переговорить, но дома никого не оказалось, кроме собаки со щенятами. Милое животное. – Уиллу Генри показалось, что упоминание о посещении дома не осталось для Фокси незамеченным. – Щенята продаются? Я подумывал о том, чтобы завести детям собаку. Ведь фермерские собаки в городе не приживаются.

– Как-то не задумывался об этом. А о чем вы хотели со мной переговорить?

– Просто хотел выяснить, не слышали ли вы этой ночью чего-нибудь или кого-нибудь.

– Нет.

– Ни в лесу, ни где-нибудь еще?

– Нет. А что я должен был услышать?

– Мне сообщили, что этой ночью тут поблизости было собрание Клана.

– Они собираются на пастбище, по ту сторону дороги, – Фокси указал направление, – примерно в полумиле отсюда. Я обычно слышу, как туда съезжаются машины, а вот прошлой ночью не слышал ничего.

– Ну, это все, что меня интересует. Как отсюда лучше всего выбраться на дорогу?

– По тропе. – Фокси указал налево. – Идите вперед.

Уилл Генри проследовал за ним и вышел на тропу. Идти стало значительно легче. Она, похоже, шла от дороги прямо к обрыву, а потом огибала гору. Не исключено, что она была продолжением тропинки, проложенной бойскаутами. Они шли гуськом, Фокси сзади. Тут Уилл Генри вспомнил про ружье со взведенным курком. Он не видел, чтобы Фокси снял курок с боевого взвода, и ему стало не по себе оттого, что это ружье находилось у него за спиной. Оба молчали, пока не вышли на дорогу.

– Подвезти до дома?

– Дойду пешком.

– Скажите, Фокси, на кого вы охотитесь с «тридцаткой»?

– На рысь.

– Днем, и без собаки?

– Не всегда.

Уилл Генри сел в машину.

– Дайте знать, если надумаете продавать щенят. Мне бы хотелось мальчика. Билли и Элоиза так обрадуются!

Фокси неопределенно кивнул. Уилл Генри уехал. Он видел Фокси в зеркале заднего обзора, пока не оказался за гребнем холма. А Фокси все это время стоял и смотрел на машину, держа в руках ружье со взведенным курком. Он застыл, как изваяние.

Глава 14

Прежде чем передать информацию в газеты, Уиллу Генри надо было заехать еще в одно место, переговорить еще с одним человеком. Он чувствовал, что предстоит самая важная часть расследования и что ее надо будет провести самым тщательным образом. Иначе, вероятно, придется оставить всякую надежду на разрешение загадки смерти мальчика и привлечение к ответу тех, кто в ней повинны.