Глава 14

Когда Бадди Бартлетт вернулся, закончив свои домашние дела, Такер находился в туалете и сидел на опущенной крышке унитаза, опустив голову на колени, приложив к лицу тотчас же намокшую бумажную салфетку и мучительно борясь с подкатывающей тошнотой.

– Начальник?

Голос как бы подстегнул его, заставил расправить спину и взять себя в руки.

– Ага, – ответил он, – я тут.

Он встал на ноги, поглядел в зеркало и увидел испуганного человека, чье отражение пристально его разглядывало. Он быстро вышел из туалета и прошел к себе в кабинет, бросив через плечо:

– Все тихо, даже телефон не звонил.

Затворив за собой дверь, он уселся на стол. Пошарив в одном из ящиков, нашел бутылочку с десятком таблеток либриума и принял одну, даже не запив ее водой. Год назад это лекарство прописал ему армейский врач: он тогда сильно уставал на работе и от этого нервничал. Откинувшись в кресло, он стал ждать, когда подействует принятый им транквилизатор. К тому моменту, как вернулся Джон Хауэлл, отсутствовавший более часа, Такер почувствовал себя лучше и уже почти полностью себя контролировал.

Хауэлл постучал и просунул голову в дверь.

– Я привез свидетеля, – проговорил он, отворяя дверь и просовывая щенка. – Правда, жуть? Такер рассмеялся.

– Я посылал вас туда не для того, чтобы вы в кого-то влюблялись.

– Ну, поразмыслив, я решил, что собаки, как предлог, лучше оружия, приехал – и увлекся.

– Ладно, рассказывайте с самого начала, и ничего не опускайте.

Хауэлл уселся в кресло.

– Первое, что бросилось мне в глаза, – это аккуратность, симметричность, которые отметил и врач в своем заключении. Когда я подъехал к дому, то заметил, что и клумбы, и высаженный кустарник располагаются абсолютно симметрично. Дом точно так же распланирован строго по законам симметрии, ей подчиняется внешний вид окон и жалюзи. Я остановился на углу дома и уже шел к главному входу, как со стороны заднего двора появился хозяин и спросил меня, какого черта я тут делаю.

– Это его точные слова?

– Нет, но смысл был именно таким. Я сказал ему, что Бартлетт рассказал мне, что он разводит лабрадоров, а меня интересует эта порода. Он переспросил меня, кто я такой, – я ему представился сразу же, – и, казалось, пытался припомнить, знакомы ли мы; потом он немного расслабился и проводил меня на задний двор, где у него находится псарня.

– Значит, вы как следует рассмотрели помещения и пространство за домом.

– Да, но почти ничего не увидел. Там находится гараж, располагаются псарни и, как вы говорили, простирается полоса выжженной земли. Он рассказал мне про кудзу; объяснил, что, несмотря на пожар, так окончательно от него и не избавился и потому боится, что весной оно опять пойдет в наступление. Показал мне собак, и тут-то я купился на щеночка. Я совсем не ожидал увидеть щенят.

– Каким к этому моменту стало его отношение к вам?

– Он, как я уже говорил, несколько расслабился, но все же... был, так сказать, настороже. Мне очень хотелось попасть в дом, но заговорить об оружии я побоялся, потому что совершенно в нем не разбираюсь, так что я стал расхваливать участок и дом и, вдобавок, заявил, что впервые вижу настоящий дом, сложенный из бревен. Он сказал, что почти все выстроил собственными руками, я уцепился за это и спросил, не будет ли он возражать, если я погляжу на такое чудо изнутри. Он сказал: «О'кей», но, скорее всего, только потому, что не мог с ходу выдумать предлог для отказа; и тогда мы вошли внутрь.

– Как это выглядит? В доме я ни разу не был.

– Гостиная, спальня, ванная, кухня. Вот и все. Комнаты, надо сказать, просторные. Все чисто, нигде ни пылинки, ни соринки. Однако, возникает ощущение чего-то нежилого, стерильного. Оружие развешано по стенам в гостиной. И когда он стал про него рассказывать, он немного отошел, и вдруг я сказал, что один мой друг, с которым я когда-то работал в газете, является коллекционером, после чего он прекратил объяснения и задал мне прямой вопрос, не работаю ли я в газете сейчас.

– Ас чего он так перепугался?

– Даже не знаю, но он тотчас же вспыхнул, как перегорающая лампочка. И постарался как можно скорее от меня избавиться. Думаю, что в общей сложности я провел там не более двадцати минут.

– Итак, ваше мнение?

Хауэлл покачал головой.

– Видите ли, Такер, пока что вы ходите по тонкому льду. Скажу вам честно, мне бы хотелось, чтобы ваша догадка оказалась верной; этот мужик прекрасно подходит для этой роли: эксцентричен, живет замкнуто и все такое прочее, из этого могла бы получиться не просто сенсация для прессы, но целая книга, однако, я не заметил ничего, подчеркиваю, ничего, свидетельствующего о связи этого типа с цепочкой исчезновений, включая полицейского с мотоциклом. Не уверен, что вам даже удастся добыть постановление об обыске.

– А я и не ждал, что на кушетке гостиной вы обнаружите чей-то труп. Мне нужны были ваши впечатления. Со мною он просто бы не стал разговаривать, потому что у меня не тот цвет кожи. Однако, в отношении постановления об обыске, вы к сожалению, правы. Место, где он живет, находится не только вне городской черты, но и в графстве Тэлбот, поскольку граница проходит по вершине горы, так что он вообще вне моей юрисдикции. И все же эта история не выходит у меня из головы!

– Да, что-то здесь не так. Бог его знает, отчего, но обстановка в доме какая-то странная. Там до того все приглажено и прилизано, что становится не по себе. А особенно неприятное чувство я испытывал, когда находился на кухне.

– А конкретнее?

– Мне показалось, что я нахожусь в каком-то другом месте, в каком, до меня сразу и не дошло, но первое, что пришло в голову, – больница. Потом я понял, почему. Из-за пола. На кухне такого пола обычно не делают: выложен глазурованной плиткой, в центре, точно под столом, – сток.

– Вот как?

Хауэлл подался вперед, не переставая гладить щенка.

– Этот пол напомнил мне морг в Атланте, точнее, то помещение, где производят вскрытие. Такой пол можно полить из шланга, и он высохнет сам собой. В кухнях такого пола никогда я не видел.

Такера невольно передернуло.

– И не только вы, – заметил он.

Когда Хауэлл вместе с щенком уехал к себе в Атланту, Такер погрузился в раздумья. Теперь он чувствовал себя лучше, ощущая успокоительное действие либриума. Он поднялся и погасил свет. А когда вышел из кабинета в дежурное помещение, то увидел, что Бартлетт уже запер все двери и кладет связку ключей на стол, качая головой.

– Что-нибудь не так? – спросил Такер.

– Это все Джонсон-с-Негнущейся-Спиной, – заявил полицейский. – Я страшно рад, что не буду вместе с ним на ночном дежурстве, когда он проснется. У него наверняка будет приступ белой горячки.

– И часто так бывает?

– Как только он как следует накачается. Видели его днем? Он даже решил, что вас знает. Говорю я вам, в мозгу у этого парня уже давно творятся чудеса.

– А как вы думаете, с ним сейчас все в порядке? Ему не нужен врач?

– Да нет, он сопит, как паровоз, и что-то бормочет во сне. Не хотел бы я оказаться в соседней камере!

Такер стал надевать пальто.

– Ну и денек нам сегодня выдался, ничего не скажешь!

– Верно, начальник. Утром увидимся. Веселого Рождества!

– Веселого Рождества! – произнес в ответ Такер. И медленно вышел в морозный туман. Сел в машину. Он почувствовал, словно заново родился. Дошел до самого края, но вовремя остановился. Теперь оставалось сделать нечто очень важное, нечто такое, что он долго откладывал, нечто такое, что, как он надеется, никогда не придется делать.

Она сидела за кухонным столом, кофе у нее давно остыл. Сидела, не отрывая от него взгляда. А он не осмелился отвести глаза.

– Итак, – проговорила она, – как мне теперь прикажешь тебя называть? Уилли? Значит, я теперь миссис Коул?

– Я Такер Уоттс, – твердо заявил он. – А ты миссис Такер Уоттс. Уилли мертв. Уилли Коула насмерть задавил грузовик в Алабаме в 1932 году. И никому неизвестно, где он похоронен.

Она все еще не отводила от него взгляда.

– Я тот же самый человек, за кого ты выходила замуж; тот же самый человек, каким я был с тех пор, как поступил на военную службу.

– Я это знаю, – наконец, произнесла она, – И я тебя люблю.

– И я тоже тебя люблю. Ничего не изменилось. Мы те же самые люди. И мама так и останется тетей Нелли. Навсегда.

Она склонила голову набок.

– А почему ты вдруг решился рассказать мне об этом именно сейчас, по прошествии стольких лет?

– Потому что сегодня днем я чуть не совершил страшно глупый поступок, и лишь потому, что ты ничего не знала. Теперь ты все знаешь, и больше я 'ничего не буду от тебя скрывать. – До него дошел запах поджарившегося мяса. – Я голоден, – проговорил он.

– Тогда будем есть, Такер Уоттс.

Глава 15

Теперь, когда Элизабет узнала все, Такеру стало намного легче на душе. Джонсон-с-Негнущейся-Спиной, в конце концов, был просто старым алкоголиком, и никто не обратит ни малейшего внимания на его слова. Гораздо больше и чаще тревожили его мысли о Фокси Фандерберке. Не имея достаточных оснований, чтобы явиться к Фокси и произвести обыск, он применил иную тактику, давно опробованную полицейскую методику.

Он стал, как бы между прочим, расспрашивать всех, с кем Фокси имел дело. Поговорил с человеком, у которого Фокси заправлял грузовик; с владельцем фуражной лавки, где тот покупал сухой корм для собак; с продавцом магазина Мак-Киббона, где Фокси приобретал хозяйственные товары; при этом узнал он немного, ибо этим людям рассказывать было почти не о чем, но важно было то, чтобы Фокси со временем узнал, что Такер ведет о нем расспросы, и тогда этот человек начнет нервничать. А тот, кто нервничает, совершает ошибки, хотя пока что Такеру не представлялось даже, какие именно конкретные ошибки может совершить Фокси. Но Такер был готов ждать.

И вот, когда он как-то утром в середине марта сидел в припаркованной на Главной улице машине, кто-то постучал в окошко со стороны тротуара. А затем дверцу отворил Хью Холмс.

– Доброе утро, Такер, можно посидеть с вами?

– Да, конечно, мистер Холмс! Я просто обдумывал планы на вторую половину дня.

Холмс уютно устроился на сиденье рядом.

– Я что-то давно вас не видел и хочу сказать, какое приятное впечатление вы, похоже, произвели на наших людей. Дорожная ситуация на Главной улице улучшилась на все сто процентов, и все этому по-настоящему рады. – Дело было в том, что Такер предложил городскому совету рассмотреть вопрос о введении на Главной улице одностороннего движения и о починке всех не работающих счетчиков стояночного времени.

– Рад это слышать, сэр. – Такер был действительно рад, но у него появилось ощущение, что Холмс подсел не за этим.

– Владельцы магазинов довольны тем, что поймали этих взломщиков. Пропадало значительное количество товара.

– Я тоже этому рад, – ответил Такер, ожидая, что последует дальше. И был страшно удивлен.

– Меня, однако, беспокоят кое-какие разговоры.

– Да?

– Если я правильно понял, вы ведете какое-то расследование по поводу Фокси Фандерберка. Это так?

– Я не назвал бы это расследованием. Я просто пытаюсь выяснить о нем все, что только можно. Это довольно странный тип.

– Вы имеете в виду что-то конкретное? Вы в чем-нибудь его подозреваете?

– У меня нет ни малейших улик, свидетельствующих о том, что он совершил нечто противозаконное.

– И все-таки вы его в чем-то подозреваете, не правда ли?

– Ну...

– Я вовсе не собираюсь вмешиваться в служебные дела полицейского характера, об этом не может быть и речи. Так что вы вправе не объяснять мне, что имеете в виду.

– Я благодарен вам за это, сэр.

Холмс уставился куда-то в пространство.

– Такер, я знаю, что Делано для вас – это нечто новое, маленький городок и все такое прочее.

– Видите ли, хотя маленькие города бывают в некоторых отношениях более строги, чем большие, они терпимее относятся к эксцентричным личностям. Думаю, что у нас в Делано есть некоторое количество гомосексуалистов, но люди их не трогают. Есть люди умственно отсталые, есть те, что просто не в себе, есть и такие, с которыми просто невозможно иметь дело, но мы делаем на это скидку. Теперь насчет Фокси. Он уже давно стал занозой в теле нашего города. Он раздражает окружающих, меня в том числе, он оскорбляет окружающих и вообще ведет себя странно, но значительную часть своего времени он пополняет коллекцию оружия, разводит собак, в общем, занимается своим делом. И что довольно неожиданно, несмотря на все его странности, у него множество друзей, и они уже обращались ко мне.

– Ясно.

– Поймите меня правильно. Если Фокси приедет в Делано и не остановится на знак «Стоп» или сделает еще что-нибудь в этом роде, он должен быть оштрафован, как любой прочий. Если он пойдет грабить «Банк Делано», он должен быть отправлен в тюрьму. Но вы говорите, что у вас на него ничего конкретного нет.

– Да, сэр, это так.

– Ну, что ж, тогда, пожалуйста, не забывайте о том, что хотя он совершает покупки в Делано, причем иной раз на довольно крупные суммы, ибо Фокси человек далеко не бедный, и это здесь учитывается и принимается во внимание, он все же живет за пределами городской черты, да еще в графстве Тэлбот. Несколько недель назад, не знаю, на счастье или на беду, жители графства Тэлбот избрали шерифом Бобби Патрика. Если вы полагаете, что Фокси совершил нечто незаконное, вы должны передать, как это ни прискорбно, все материалы и доказательства в распоряжение Бобби, а уж он пусть решает, как с ними поступить. Заниматься Фоксом – его дело, не так ли?

Такер устало кивнул.

– Да, сэр. Не могу не согласиться с вами.

– Думаю, что вам также известно, что завтра Билли Ли выдвигает свою кандидатуру на пост губернатора. Он это сделает сразу же по окончании очередной сессии законодательных органов штата. А факт вашего присутствия в Делано для него политически очень важен.

– Да, сэр, я это понимаю.

– Теперь дело обстоит так, что, похоже. Билли убрал от вас Скитера Уиллиса, хотя я не уверен в этом на сто процентов, но если пойдет слух, что вы преследуете гражданина, за которым не числится никакой вины, к тому же гражданина весьма эксцентричного, – ну, вы сами понимаете, что из этого можно раздуть, а есть люди, которые только и ждут, когда вы оступитесь, и тогда Билли невольно окажется в неловком положении.

– Мне понятна ваша точка зрения, мистер Холмс.

– И еще одно, Такер. Если у вас появится что-то по поводу Фокси, обязательно действуйте, но по надлежащим каналам. Если захотите сами что-то предпринять, подстрахуйтесь заранее. – Они пожали друг другу руки, и Холмс вышел из машины. – Так держать, Такер, я горжусь вами, – заключил он и зашагал по направлению к банку.

Такер уставился в аптечную витрину и задумался. Конечно, Холмс был прав и очень тактично разъяснил ему свою позицию. Счастье, что его не разрезали пополам, отправив одну половинку на корм скоту, а вторую – в канализацию. И он медленно поехал в участок.

Там он спросил Бартлетта:

– Какую часть дел вы уже разобрали? До какого года?

– Они идут не по годам. Каждого году помаленьку. Если раскладывать все в хронологическом порядке, потребуется года два.

– А сколько еще времени займет работа по вашему методу?

Бартлетт поглядел на шкафы с делами и покачал головой.

– Я думаю, что процентов шестьдесят я уже разобрал. Понадобится еще месяцев шесть, если, конечно, вы не усадите меня исключительно за это дело, освободив от всего остального. Но тогда придется снять кого-то с уличного патрулирования и посадить здесь вместо меня, если я буду заниматься только этим.

Такер знал, что людей и без того не хватает. И покачал головой.

– Нет, этого мы сделать не в состоянии. Просто работайте с документацией по мере возможности. И как только обнаружится что-нибудь, относящееся к пропавшим без вести, сразу несите мне.

– Так точно.

Такер прошел к себе в кабинет, сел и стал медленно ругать себя за проявленную гордыню. Ему не хватало публичного внимания, которым он упивался, когда был только назначен на свой пост. У него появилось тогда ощущение, точно он стал звездой, и ему вновь захотелось того же. Глупо. Он всего лишь демобилизованный офицер на пенсии, занимающий мелкий муниципальный пост, и если он хочет сохранить голову на плечах, то ему надо заниматься разметкой дорожного полотна улиц и поножовщиной по субботам. Для этого его и брали на работу, и этим, видит Бог, ему и следует заниматься. И он раскрыл записную книжку, решив раз и навсегда выбросить Фокси из головы.

Глава 16

Весной и летом 1963 года Билли занимался избирательной кампанией пять дней в неделю, проводя уик-энды дома, отчасти потому, что ему хотелось быть в эти дни дома, а отчасти и потому, что ему не хотелось принимать приглашения и читать воскресные проповеди по разным церквам. Такая перспектива его не прельщала, и потому он отклонял подобные приглашения под тем предлогом, что будет в воскресенье дома и пойдет в свою собственную церковь.

Билли безостановочно колесил по штату, посещая и север, и юг, и города, и деревни. Он без устали жал руки – пока его собственные не краснели и не начинали болеть, ел на пикниках жареное мясо, так что в конце концов сода прочно вошла в его рацион. Иногда, если то или иное мероприятие могло попасть на телеэкран, он брал с собой Патрицию, но чаще она оставалась дома и, как и раньше, занималась фермой.

– Если когда-нибудь ты станешь президентом, – как-то заявила она, – тебе придется купить мне ферму где-нибудь в Вирджинии.

Главный его оппонент Джексон Маллинз вел избирательную кампанию при помощи ключевых посылов-клише типа «права отдельно взятых штатов», «сохранение традиций Юга», «свобода социального выбора», и тому подобных, однако, подчеркнуто-демонстративно отвергая поддержку со стороны Клана и других экстремистских групп.. Билли тоже использовал клише, но иного плана. Так, он обращался к «населению штата в целом», избегая прямых заявлений о справедливых межрасовых отношениях. Ему как-то пришло в голову, что он, по-видимому, в последний раз участвует в избирательной кампании, когда умеренному кандидату приходится, взывая к лучшим человеческим чувствам, пользоваться клише-иносказаниями. Он на это надеялся и был уверен в том, что, как только его изберут, он сможет говорить и действовать более открыто и целенаправленно, поскольку, согласно конституции штата Джорджия, повторное выдвижение своей кандидатуры уже избранным губернатором не допускалось.

На третье сентября были назначены предварительные выборы демократической партии. Кандидаты и их сторонники разошлись по своим штаб-квартирам пить «бурбон» и ждать результатов. Билли находился в апартаментах атлантского отеля «Генри Грэди», а Маллинз – отеля «Динклер» на той же улице. После очередного вечера рукопожатий и уверенных заявлений в прессе Билли собрал в спальне номера узкий круг близких ему людей: