Глава 23

Кое-кто считал, что это старый Бен восстал из могилы. Оборванный и лохматый старик сидел в углу пивной при гостинице «Вепрь» и медленно потягивал эль. Он никогда не приходил днем, а появлялся только с наступлением темноты, без единого слова забирался за дальний столик и швырял на стол монету, после чего Молли приносила ему полную кружку крепкого портера. Он напоминал ей мэра, но сильный запах табака и пота, грязная, засаленная одежда и спутанные усы сбивали ее с толку. Так что она довольно быстро отбросила эту мысль. Посетитель с трудом расставался с каждой монетой и никогда не оставлял на чай, поэтому Молли и не старалась ублажить его вежливыми разговорами.

Глаза Эвери Флеминга постоянно бегали по залу. Он подскакивал всякий раз, когда входил какой-нибудь человек в плаще, напоминавший ему Ситона, и вздрагивал от малейшего скрипа стульев, боясь, что это ковыляет хромой Сакстон.

Кошелек, который вручил ему Паркер, уже почти опустел, и он надеялся, впрочем, с каждым днем все меньше, что шериф и лорд Толбот вспомнят о нем.

Он боялся, что Ситон или Сакстон могут напасть на него в любую минуту. Он надеялся, что они еще не нашли лачугу на болоте, но был уверен, что они уже идут по его следам. В прошлую ночь какая-то охотничья собака ужасно испугала его, разбудив своим лаем, и спросонья ему показалось, что перед ним стоит лорд Сакстон. Потом Эвери провалился по пояс в грязную воду и, только ужасно замерзнув, решился зайти домой за сухой одеждой. Но он не мог там уснуть. Он не осмелился зажечь огонь или даже свечу, и каждый звук в темноте заставлял его вздрагивать. Несколько раз ему казалось, что он видит в окне эту ужасную кожаную маску, слышит шелест плаща или шум шагов в гостиной. И, только вернувшись в лачугу, он погрузился в сон.

В гостиницу вошел молодой мужчина и, никем не узнанный, заказал большую кружку эля. Он повернул голову, внимательно разглядывая лица, и наконец его взгляд остановился на человеке, сидящем в углу. Отхлебнув эля, незнакомец подошел к нему и тихо сказал:

— Флеминг?

Эвери подпрыгнул от страха, но затем взял себя в руки.

— Что тебе нужно?

— Меня послал Паркер. Здесь, на заднем дворе, лошадь. Шериф будет ждать тебя на первом перекрестке к северу от города. — Передав сообщение, мужчина равнодушно отвернулся и вскоре уже болтал с Молли.

Эвери незаметно выскользнул через заднюю дверь, где, как и было обещано, стояла оседланная лошадь. Спустя несколько минут он уже скакал на север, окрыленный надеждой наконец-то получить деньги. Тогда он уедет подальше отсюда и поселится в каком-нибудь тепленьком местечке, где с моря дует южный ветер.

Паркер ждал его в компании полудюжины парней. Пока Си-тона не поймали, он не решался нигде показываться один. Эвери слез с лошади, и Паркер отвел его в сторону.

Мэр на всякий случай взял с собой пистолет. Он часто думал об ужасной кончине Тимми Сиарса и в последнее время стал сомневаться, что его убийца — Ситон. Впрочем, его страхи несколько рассеялись, когда он увидел, что обе руки Алана заняты: одна — письмом, а вторая — внушительных размеров кошельком.

— Боюсь, что у меня для тебя плохие новости, Эвери. Лорд Толбот прислал письмо из Йорка, в котором освобождает тебя от обязанностей мэра. Его решение вступило в силу месяц назад. Он приказал вручить тебе кошелек с двумя сотнями фунтов, удвоив причитавшееся жалованье за последние два месяца. Если будешь тратить деньги с умом, их должно хватить на то, чтобы убраться подальше отсюда. Я спросил его и о плате за девчонку, но он ужаснулся тому, что ты хочешь продать свою дочь еще раз.

— Но без нее ты не сможешь схватить Ситона! — запротестовал Звери.

Паркер протянул деньги и письмо, якобы написанное лордом, довольный тем, что его хитрость удалась. Толбот действительно решил уволить мэра, все правильно, но его светлость еще ничего не слышал о последних событиях, и Алан взял на себя смелость собственноручно отстранить Эвери от дел. Было бы забавно наблюдать, как бывший мэр бредет от деревни к деревне, гонимый страхом. Эвери не знал ничего такого, что могло бы кому-нибудь повредить, поэтому мог болтать что угодно.

— Возьми их, Эвери. Не похоже, что ты когда-нибудь получишь больше.

Ворча от разочарования, Эвери принял предложенные деньги. Он надеялся на гораздо более внушительную сумму, но не решился ввязываться в ссору, увидев, как рука шерифа потянулась к рукоятке пистолета. Эвери сунул письмо в карман пальто, а кошелек осторожно опустил в жилетный карман.

— А сейчас, Эвери, в знак нашей дружбы, — Паркер обнял его за плечо, — я подарю тебе лошадь, на которой ты сюда приехал, и дельный совет. Один из моих людей видел высокого мужчину в плаще, скакавшего ночью на вороной лошади неподалеку от твоего дома. — Он улыбнулся, заметив, как у Эвери от ужаса перехватило дыхание. — Нет сомнений, что он искал тебя. На твоем месте, Эвери, я бы убрался подальше от Мобри, и чем скорее, тем лучше.

Эвери кивнул. Он и сам так думал.

— Теперь я ни за что туда не вернусь. Сейчас, когда у меня есть лошадь и немного деньжат, я вполне могу двинуться куда-нибудь на юг.

— Молодец, Эвери. — Шериф похлопал его по плечу. — Желаю тебе удачи. — Он отошел и издали стал наблюдать, как бывший мэр неуклюже вскарабкивается на лошадь, устраивается в седле и, наконец, постоянно оглядываясь, скачет прочь. — Счастливого пути!

— Капитан! — К Паркеру подошел один из его людей. — Зачем вы отдали мэру лошадь старины Чарли? Вы же знаете, Мур убьет любого, кто покусится на его лучшее седло и лошадь.

Паркер, довольно посмеиваясь, залез на своего верного коня.

— Бедняга Эвери. Слишком много волков будут гнаться за одним жалким зайцем. Боюсь, что мы за много миль услышим, как трясутся его поджилки. Интересно, кто схватит его первым? — В лесу раздался дружный хохот, но шериф взмахнул рукой, приказывая замолчать. — Заткнитесь, идиоты! Ситон может ошиваться тут неподалеку, а я не собираюсь попасть ему в лапы. Поехали обратно, посмотрим, как там поживают Хаггард и девка Сакстона.

Эвери был не слишком доволен. Но что поделаешь? Во всяком случае, он оставлял Мобри без всякого сожаления. Между ним и шерифом пролегло уже много миль, и он уже начал потихоньку расслабляться, когда топот лошадиных копыт заставил его с тревогой оглянуться. Страх пронзил его и без того дрожащее тело, и он застонал. Из теней деревьев материализовался призрак, и он понял: его догоняет смерть!

Мэр всхлипнул и принялся подстегивать лошадь каблуками и кулаками, страстно мечтая о шпорах и хлысте. Оглянувшись еще раз, Эвери увидел развевающийся широкий плащ, и ему показалось, что его преследователь не сидит на лошади, а парит над ней, подобно огромной летучей мыши, которая вырвет из него сердце, как только догонит.

В ночи раздался жуткий смех. Эвери, дрожа как осиновый лист, продолжал изо всех сил стегать лошадь поводьями и лупить кулаками по крупу, но животное, почувствовав его страх, и так мчалось во весь опор. Дорога проходила вдоль края глубокого оврага, на дне которого петлял шумный ручей. Ночной всадник куда-то исчез, но это не успокоило Эвери: было слишком темно, и повсюду торчали корявые корни деревьев.

Лошадь споткнулась, и Эвери на секунду потерял равновесие. Пытаясь усидеть на лошади, Эвери выпустил из рук поводья. Все! Теперь он погиб! Лошадь внезапно остановилась, пошатнувшись на самом краю оврага, и резко отпрянула от обрыва, а через мгновение Эвери понял, что летит в пустоту.

На секунду падение задержали его подтяжки, которые зацепились за выступающий сук дерева. Но они не выдержали, и он упал, покатился кубарем через заросли кустарника, ударяясь о деревья, крупные камни и проверяя своими боками твердость земли. Первый удар вышиб воздух из его легких, после следующего в глазах заплясали звезды, а затем он полностью погрузился во тьму ночи.

Чуть позже на дороге ночной всадник нагнал испуганную лошадь и с сомнением посмотрел на пустое седло, не понимая, куда делся седок. Погоня увлекла его и несколько отвлекла от мрачных мыслей. Оглядевшись с недовольным видом, Кристофер подхватил чужую лошадь под уздцы и повернул вместе с ней к Сакстон-Холлу. Возможно, у него просто разыгралось воображение, когда ему на мгновение показалось, что это Флеминг, но, кто бы то ни был, ему придется продолжить свой путь пешком.

Вернувшись в особняк, он ощутил, как темно и пусто в доме. Кристофер бесцельно бродил по комнатам, каждой своей клеточкой ощущая мучительное одиночество. Впервые в жизни он познал счастье обладания любимой и любящей его женщиной. Счастье ушло, и ему оставалось только вспоминать.

Только луна освещала темную гостиную. Камин остыл, и призрачные тени на стенах печально напоминали о царивших здесь недавно смехе, тепле и веселье. Он застонал от бессилия. Зайдя в кабинет старого лорда, он машинально коснулся клавиш клавесина. Когда рядом не было Ирены, даже инструмент звучал тускло и безжизненно.

Кристофер услышал, как большие часы в холле пробили три часа ночи. Он вошел в свою спальню и, сняв только ботинки, вытянулся на кровати. Пытаясь расслабиться, он заставил себя представить парусник, качающийся на волнах. Ему необходим отдых, хотя бы на несколько часов. Вскоре он уснул.

Солнце светило прямо на Эвери, и сквозь опущенные веки он видел красные движущиеся пятна. Он чувствовал боль в каждой клеточке своего истерзанного тела и совсем не мог шевелить левой рукой. Но он все еще жив, с радостью подумал он, чувствуя, как в висках стучит кровь. Ночной холод все еще напоминал о себе противной мелкой дрожью. Он лежал там же, куда упал, чувствуя, как острая галька впивается в спину и ноют глубокие царапины, оставленные колючками кустов. У него не было сил встать, да и желания тоже. Он знал, что любое движение причинит ему новую боль.

Какая-то птичка пролетела над его головой и опустилась на ближайшую ветку дерева. Эвери приоткрыл глаза и, увидев пичужку, радующуюся новому дню, решил, что она над ним просто издевается.

Легкое дуновение ветра коснулось его тела, и Эвери почувствовал, что он босой. Кривясь от боли, он приподнял голову и увидел свои голые исцарапанные ноги. Из-под жилета торчали только обрывки подтяжек. Он откинул голову назад и посмотрел на край обрыва. Там, зацепившись за сук поваленного дерева, развевалось то, что осталось от его брюк.

Несколько минут Эвери уговаривал себя, что кости целы. Постанывая от боли, он перевернулся, опираясь о землю ладонями и коленями, и медленно пополз, огибая кусты и деревья, по направлению к своим штанам. Его усилия ни в коей мере не были вознаграждены: обрывки ткани мало напоминали прежнюю деталь туалета. Лучшее, что можно было сделать в этой ситуации для соблюдения приличий, — это соорудить из остатков одежды нечто наподобие юбочки.

Естественно, лошади, которую ему подарил шериф, и след простыл. Эвери застонал, оплакивая потерю прекрасного седла. Если бы он продал его, то получил бы фунтов пятьдесят или даже больше. Вполне достаточно, чтобы сесть за карточный стол и начать заново испытывать свою удачу. Но как он мог забыть?! Две сотни фунтов в кошельке прекрасно послужат этой цели.

Он не мог удержаться, чтобы не пересчитать свое сокровище. Достал кошелек и высыпал содержимое на плоский камень. По большей части монеты были почему-то очень толстыми и темными. Он схватил одну из них и прикусил зубами. На ней остался довольно заметный след. Это свинец! Тяжелый свинец, чтобы кошелек выглядел внушительно. Приглядевшись, Эвери обнаружил, что обладает всего лишь двадцатью фунтами с небольшим! Он выкрикнул в тишину леса самое грязное проклятие, которое знал, потрясая пригоршней бесполезных свинцовых кружочков. Его обдурили! Слезы застилали глаза. Все его планы, надежды и ожидания рухнули! Каких-то жалких двадцать фунтов!

Отчаяние уступило место злости, и Эвери поклялся встретиться с лордом Толботом и рассказать ему об этом издевательстве. Он натянул шляпу, затем встал на колени и на четвереньках пополз к дороге. Он уже собрался было встать во весь рост, когда услышал приближающийся стук лошадиных копыт, и спрятался за куст. Через минуту на дороге показалась большая черная карета и четверо всадников, сопровождавших ее. Он смотрел во все глаза, пока они не подъехали достаточно близко, а потом бросился на землю, узнав на дверце кареты герб Сакстона.

Клаудиа похлопывала письмом по ладони, все сильнее раздражаясь от невозможности заглянуть внутрь. Она заверила человека, который его доставил, что передаст письмо лорду Толботу, как только тот вернется. Но тогда она точно не узнает, что там написано. Временами отец становился ужасно скрытным и ничего не рассказывал ей о своих делах.

Недавно она подслушала его разговор с Аланом Паркером, и довольно частое упоминание имени Кристофера не ускользнуло от ее ушей. Они говорили о том, что янки и есть ужасный ночной всадник, и эта мысль взволновала ее.

Она представляла его себе прекрасным рыцарем, который скачет под покровом ночи, но не убивает, как писали в газетах, а утоляет свое вожделение с красивыми молодыми девушками, пленяя их на несколько сладостных часов. Но конечно, ночной всадник мог себе позволить убить Тимми Сиарса и Бена Моуза, они все равно никому не нужны.

Клаудиа все теребила и теребила печать, которая скрепляла письмо, затем, не выдержав, подошла поближе к камину и протянула руку к огню. Воск размягчился, и она осторожно соскоблила его с одной половинки сложенной бумаги. Отец ничего не заметит, если опять нагреть и примять воск. Но надо спешить. Он обещал Паркеру вернуться сегодня до полудня.

Клаудиа нетерпеливо раскрыла письмо и забегала глазами по строчкам, медленно шевеля губами.

«…сообщил мне, что его дочь, леди Сакстон, носит ребенка от Ситона. Я взял ее под свою охрану и держу в качестве приманки для негодяя янки. До вашего прибытия она будет находиться в разрушенной крепости на западном берегу реки. Алан Паркер».

Лицо Клаудии исказило бешенство, она отбросила письмо прочь и вылетела из кабинета отца, не заботясь о его реакции на свой поступок. Ей было необходимо поквитаться с этой мерзавкой, так называемой леди Сакстон, и ничто не могло ее остановить.

— Чарльз! — нетерпеливо окликнула она слугу, пробегая через залу.

Послышались звуки торопливых шагов, и слуга влетел в дверь, напуганный гневом госпожи. Бросив взгляд на Клаудию, он замер.

— Да, хозяйка? — еле слышно проговорил он.

— Пусть Руфус приготовит карету, — выпалила Клаудиа. — Я уезжаю.

— Да, хозяйка. — Он покорно кивнул и заторопился выполнять ее приказание.

Кликнув горничную, Клаудиа помчалась к себе в спальню, а бедная девушка бегом припустилась за ней.

— Я собираюсь уехать, — сообщила ей на ходу Клаудиа. — Приготовь мою одежду.

— Ка…

— Красное дорожное платье и шляпку с перьями. И сейчас же, пошевеливайся! Я тороплюсь!

Юная горничная собралась было проскользнуть в спальню, но вовремя опомнилась и посторонилась, чтобы пропустить хозяйку. Проходя мимо, Клаудиа бросила на нее уничтожающий взгляд, и девушка задрожала. После недавней выволочки, которую ей устроила Клаудиа, синяки едва успели зажить, и, глядя на разъяренную хозяйку, она ожидала, что та и на сей раз не ограничится словами.

Через полчаса Клаудиа вышла из спальни, миновала искусно отделанную залу и стала спускаться по ступенькам, на ходу натягивая перчатки. Она увидела, что дворецкий уже торопится открыть дверь, но решила, что такое рвение должно входить в его обязанности. Слишком поздно она поняла, что ошиблась, ибо, когда Чарли открыл, на пороге она увидела человека, от одного вида которого ее охватывала паника, — лорда Сакстона.

— Я приехал к лорду Тол…

Лорд Сакстон остановился на полуслове, заметив на ступенях фигуру в темно-красном, и Клаудиа в страхе огляделась, пытаясь найти, куда спрятаться. Но не успела она сделать и шага, как гость, обойдя слугу, достаточно быстро подскочил к лестнице.

— Мисс Толбот, — прозвучал в тишине его резкий голос. — Я надеялся, что ваш отец вернулся, но и вы можете мне помочь.

— Я не знаю, куда они ее увезли! — высоким, каким-то визгливым голосом воскликнула Клаудиа.

— Ах вот как. — Лорд Сакстон оперся на трость и задумчиво наклонил голову. — Значит, вы догадались о цели моего визита.

Клаудиа прикусила дрожащую губу, не в силах ответить, и судорожными движениями начала стягивать перчатки.

— Мне не хочется быть назойливым, — с издевкой продолжал незваный гость. — Вижу, что вы собираетесь уезжать…

— Я… — Она попыталась придумать что-нибудь правдоподобное. — Я хочу подышать свежим воздухом.

— Вам не следует меня бояться. — Он громко рассмеялся. — Я редко бываю опасен… если только меня не злят.