Тэйн склонил голову, и бритый череп сверкнул в тусклом свете фонаря.
      – Не могу. Поэтому я их и сторонился.
      – Давай поговорим начистоту. – Азара откинула назад черные с красной прядью волосы и наклонилась к юноше. – Кайку – порченая. Она способна, подобно ткачам, проникать в Узор. Но сейчас Кайку опасна для себя и других. Ей необходимо научиться владеть своими способностями, обрести мастерство. Я прибыла на остров Фо по нескольким причинам, и одна из них – помочь Кайку выжить. С каждым днем увеличивается риск того, что ее сила выйдет из-под контроля. В конечном счете, она или сожжет себя, или погибнет от рук тех, кто ее боится. – Азара откинулась назад, продолжая пристально следить за реакцией Тэйна. – Я пообещала Кайлин, что привезу Кайку назад, и я сделаю это. Если она еще жива, конечно. Я буду ждать ее в этой проклятой духами пустоши, пока есть надежда. Могут пройти недели, месяцы. Но время ничто в моем возрасте, Тэйн. Я – терпеливая женщина.
      Послушник молчал. Он вдруг понял, что выпил лишнего, и от этого ему стало не по себе.
      – Присоединяйся к нам, Тэйн, – предложила Азара. – У нас с тобой одни цели. Может, ты и ненавидишь искаженных, как мы предпочитаем себя называть, но у тебя есть желание излечить землю от заразы. И наследница императрицы – наш единственный шанс.
      – Я не… – запинаясь, начал Тэйн. – Я не ненавижу порченых, – наконец выдавил он.
      – Разумеется, нет. – Азара приподняла бровь. – Мне казалось, что ты даже любишь одного из них.
      Тэйн густо покраснел. Он хотел возразить, но слова не шли с языка. Юноша насупился и угрюмо отвернулся.
      – Бедный Тэйн, – усмехнулась Азара. – Ты загнал себя в угол, выбирая между верой и чувством. Я пожалела бы тебя, если бы уже не сталкивалась с таким прежде. Люди – трогательно предсказуемые животные.
      Тэйн стукнул по столу кулаком, но сумел сдержаться и не набросился на собеседницу. У Азары на лице не дрогнул ни один мускул. Все так же спокойно сидя на циновке, девушка наблюдала за послушником с выражением, приводящим его в бешенство. Немногочисленные посетители трактира уставились на них.
      «Весь в отца…» Мысль эта пришла внезапно, и он похолодел. Всколыхнувшийся было гнев быстро оседал. Тэйн еще раз стукнул кулаком по столу, выплескивая в бессильном жесте избыток чувства. Затем встал и вышел из трактира в ночь.
      Холодный воздух и ветер, острый как лезвие ножа, отрезвили юношу. Тэйн поспешно шел прочь от трактира, подальше от освещенных окон, подальше от Азары и всего, что она сказала. Но истина стояла теперь перед ним во всем своем ужасном обличье. Не осталось ни вопросов, ни сомнений. До сегодняшнего дня юноша сохранял еще надежду на то, что сможет оставаться рядом с Кайку, не оскорбляя свою богиню, что неуверенность в действительном положении дел дает ему оправдание для общения с девушкой. Но теперь все иллюзии развеялись, и Тэйн оказался в затруднительном положении.
      Навстречу ему попадались редкие прохожие. На улицах не горели фонари, свет падал наружу лишь из узких окон. Лун сегодня не было, и темнота казалась зловещей. Тэйн позволил мраку поглотить себя.
      Через некоторое время послушник оказался на склоне холма, откуда открывался вид на мерцающий слабыми огоньками Хайм, и уселся прямо на каменистую землю, поплотнее запахнув плащ. Он попытался медитировать, но из этого ничего не получалось. Просветление не приходит в смятенную душу. И послушник зашептал молитву, прося у Эню помощи и наставления.
      Зачем богиня поставила своего слугу на путь, где он стал союзником порченых, если все отклонения – зло? В душе накопилось слишком много сомнений и оставшихся без ответа вопросов. Его опять заставили искать цель, которая еще вчера была ясна и понятна. И как вера может быть настолько противоречивой?
      «Это – мое наказание, – думал Тэйн. – И я должен терпеливо переносить его».
      Так и должно быть. В этом и крылся ответ. Пытка неопределенностью была лишь частью его покаяния. Он должен принять ее с радостью, не роптать, поступать так, как считает правильным, и нести бремя ответственности.
      «Так угодно богам, – снова и снова шептал Тэйн. – Им я обязан жизнью».
      Эту фразу юноша повторял с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать лет, и он убил своего отца.
 
      У Тэйна не осталось ясных воспоминаний о своем детстве до восьми или девяти лет, кроме вселяющей ужас темной фигуры, тяжелая поступь которой крошила сохранившиеся впечатления, и давящей неизбежности боли, следовавшей за ее появлением. Боль была неотъемлемой частью детства, такой же, как радость, голод, победа или огорчение. Боль приходила к маленькому Тэйну ежедневно. Иногда с оплеухой, когда он ел перловую кашу, или пинком за совершенную или предполагаемую проделку.
      Его отец, Эрий ту Джерибос являлся членом совета Амады, городишка, затерянного в глубине леса Юна. Занятие политикой подогревало честолюбие, к тому же Эрий был проницателен и достаточно умен, чтобы добиваться успеха. Но другие качества не способствовали сближению с людьми.
      Отец Тэйна был набожен, и никто не мог упрекнуть его за это. Но чрезмерно строгие убеждения не поощрялись другими членами совета. Он проповедовал чрезвычайно строгие жизненные заповеди, и коллеги боялись наделять его большей властью, чтобы не оказаться в зависимом положении. Это всегда расстраивало Эрия, и он замыкался в себе, все более укрепляясь в вере в свою правоту.
      Но кроме чрезмерного благочестия было и еще одно качество, скрываемое отцом Тэйна в глубоких тайниках души. Он был жестоким человеком, и, хотя всячески старался сдерживаться, это чувствовалось и отдаляло от него людей. Возможно, что-то проскальзывало в мутных невыразительных глазах, или интонациях голоса, или движениях худого, изможденного, сутулого тела.
      Отец начал брать Тэйна на охоту, когда мальчику исполнилось десять лет. Он был старательным учеником и с удовольствием постигал азы мастерства, радуясь тому, что занимается делом, которое так нравится строгому родителю. И если малыш замечал, как вспыхивали глаза Эрия при виде кролика, мечущегося в ловушке или раненной дробью птицы, то считал, что отец, как и все охотники, счастлив, и старался оставить его одного.
      Тэйну исполнилось двенадцать, когда он натолкнулся на отца, достававшего из ловушки небольшую дикую собаку, которые водились на севере леса Юна. Внимание мальчика привлекло приглушенное повизгивание. Животное было еще живо, и Эрий растягивал его, привязывая за лапы веревкой к деревьям. Только духи знали, зачем ему это понадобилось. Затем он обвязал пасть собаки тонким шнурком.
      Тэйн стоял в стороне и наблюдал, как отец медленно и осторожно разделяет ножом слои кожи и подкожного жира, отодвигая кровавую створку, чтобы выставить наружу блестящие розовые мускулы. В течение получаса мальчик неподвижно стоял в кустарнике. Но отец не видел сына, увлеченно снимая с животного слой за слоем, очищая его словно апельсин, пока не дошел до сердца несчастной собаки, бившегося в ужасе между оголенными ребрами. Тэйн перевел глаза с животного на лицо Эрия и обратно и тогда впервые понял, что его отец – чудовище.
      Мать мальчика, Кенда, была маленькой и застенчивой женщиной, серой и тихой словно мышка. Тэйн только потом понял, что такой ее сделал брак с его отцом. Но жестокость Эрия никогда не распространялась на жену, и он не бил ее, как сына. Чаще всего отец кричал на бедняжку, и она старалась спрятаться, словно землеройка. Кенда отсиживалась в каком-нибудь укромном месте, стараясь не попадаться мужу на глаза, чтобы не навлечь на себя его гнев. Тэйн плохо помнил мать. Она так и осталась в его воспоминаниях прислугой, вечно что-то скребущей, моющей, чистящей.
      Кенда родила от Эрия двух детей. Каждый едва не стоил женщине жизни, беременность и роды протекали очень тяжело. Но Тэйн сомневался, что мать когда-нибудь думала о себе и своем здоровье. Сестра Тэйна, Исия, была младше брата на шесть лет, и мальчик просто обожал ее. Девочка росла ласковой и веселой, с чистой трепетной душой и с любовью относилась ко всему, что ее окружало.
      Исия, в отличие от брата, была счастливым ребенком. Мечтательная девочка с воображением и безграничной фантазией, плачущая над выпавшим из гнезда птенцом или смеющаяся и танцующая, когда шел дождь. Тэйн завидовал ее страсти к жизни, беззаботной радости и старался держаться поближе, впитывая тепло, исходящее от нее. Весь мир казался лучше оттого, что Исия была рядом. Как и все дети, девочка падала и набивала синяки, но Тэйн всегда оказывался около сестры и умело перевязывал кровоточащее колено и вытирал слезы. Именно стремясь облегчить ее боль, мальчик и начал изучать заживляющие свойства трав, прикладывая их и на свои ушибы.
      Со своей стороны Исия обожала старшего брата. Но девочка любила всех и каждого, даже строгого отца, который не проявлял при малышке своих жестоких наклонностей. Эрий никогда не наказывал сына в присутствии дочери, чтобы не лишиться ее привязанности.
      Исия была единственным светлым пятном в жизни Тэйна. Похоже, отец почувствовал отвращение сына к себе после того случая в лесу. Эти догадки вместе с нарастающими разногласиями с членами совета привели к тому, что Эрий стал избивать мальчика все чаще и сильнее, не прощая ни малейшей провинности. Отец заставлял Тэйна учить наизусть целые главы истории Сарамира, а затем пересказывать их. И если тот где-то ошибался, то подвергался немедленному жестокому избиению.
      Тэйн спасался от насилия в лесу. Он уходил туда на несколько дней, постигая искусство охоты и выживания в дикой местности. Все чаще ему хотелось оставить семью и остаться жить здесь, в окружении животных и деревьев, где никто не был так жесток, как тот тощий, страшный человек, который поджидал его дома. Но Тэйн всегда возвращался, помня про Исию.
      Это случилось, когда ему исполнилось шестнадцать лет.
      В течение недели юноша не появлялся дома, рыская по берегам реки и в скалистых укромных уголках в поисках редкого кустарника под названием иристисима. Корни этого растения обладали мощным жаропонижающим свойством, и их использовали, чтобы снять лихорадку. К этому времени Тэйн учил в библиотеке не только бесполезную историю Сарамира, но и ботанику, от которой получал удовольствие. Исия скучала по нему, а он убеждал себя, что сестра уже не слишком нуждается в постоянном присутствии старшего брата, поскольку обрела в городке друзей, настоящих, а не просто знакомых, как у Тэйна. Юноша так и не обзавелся приятелями, потому что постоянно был вынужден скрывать свои побои, прикидываясь больным.
      Подойдя к дому, Тэйн, прежде чем войти, посидел в тени дубов, прислонившись спиной к большому камню. День был жарким и душным, и рубашка промокла от пота. Затем, опираясь на ружье, как на посох, чего отец никогда не разрешал ему делать, шагнул в дверь и огляделся. Тишина в доме обычно свидетельствовала, что Эрий далеко. Но на этот раз сердце заколотилось от недоброго предчувствия.
      – Мама, – позвал он, прислонив винтовку к крыльцу. Испуганное лицо появилось в дверях кухни, а затем вновь исчезло.
      Тэйн почувствовал, как внутри все похолодело. Юноша стремительно, не постучав, распахнул дверь в комнату Исии.
      Девочка сжалась комочком в углу простой деревянной кровати, спутанные длинные волосы закрывали распухшее от слез лицо. В следующий момент Тэйн понял, осознал, что случилось. Именно этого он подсознательно опасался все время.
      Как во сне, он пересек комнату и встал на колени перед сестрой. Девочка бросилась в его объятья и прижалась так крепко и отчаянно, словно брат мог успокоить ее боль, как делал прежде. Вены на шее юноши пульсировали, пока Исия рыдала на его плече. Взгляд Тэйна упал на темные пятна крови на простыне, на синяки на тонких запястьях, оставшиеся от пальцев Эрия, когда он удерживал дочь. Подол желто-шафранового платья стал рыже-коричневым в том месте, где девочка сжимала его коленями.
      Приготовив успокаивающий отвар из шлемника и валерианы, Тэйн дал его Исии и укачивал сестренку на руках до тех пор, пока она не уснула. Только потом он ушел в лес и не возвращался до следующего утра.
      К тому времени, как он вернулся, отец уже пришел домой и теперь сидел за круглом столом в кухне. Тэйн заглянул в комнату сестры, чтобы проведать Исию, но она еще спала. Он спустился в кухню, сел напротив Эрия и поставил на стол наполовину пустую бутылку вина. Отец наблюдал за действиями сына с каменным выражением лица, словно все шло как обычно, и он не разрушил только что самое драгоценное, навсегда сломав хрупкую невинность создания, объединявшего их семью.
      – Где ты взял бутылку? – спросил отец низким и хриплым голосом, что предвещало близкую беду.
      – В твоем шкафу. – Тэйн больше его не боялся.
      Кенда, склонившаяся у печи, попыталась незаметно улизнуть, почувствовав надвигающийся скандал.
      – Принеси нам две кружки, мать, – остановил ее Тэйн.
      Женщина замерла. Сын еще никогда не приказывал ей. Кенда вопросительно посмотрела на мужа. Тот утвердительно кивнул, и женщина принесла кружки. После чего поспешно вышла из кухни.
      – Ты пьян.
      – Верно, – согласился Тэйн, разливая вино.
      Эрий пил редко и в таких случаях всегда становился спокойным, как абаксия, тихий дух гор.
      Отец пристально смотрел на сына. Обычно их разговоры заканчивались тем, что Тэйн катался по полу, стараясь закрыться от ударов кулаков или пряжки ремня. Но сейчас Эрий почувствовал, что зашел слишком далеко, пересек некую невидимую линию. И к тому же Тэйн стал достаточно силен и мог противостоять ему. Сын вел себя дерзко, вызывающе и смотрел на родителя таким взглядом, какого Эрий никогда прежде не видел. В глазах Тэйна была пустота, словно все живое в них умерло. Впервые в жизни отец почувствовал, что боится отпрыска.
      – Чего ты от меня хочешь? – осторожно спросил Эрий.
      – Мы с тобой сначала выпьем. – Тэйн подтолкнул к нему кружку. – А потом поговорим.
      – Ты не будешь указывать, что мне делать, – возмутился Эрий, приподнимаясь.
      – Сядь! – Тэйн стукнул кулаком по столу. Отец замер. Сын впился в него ненавидящим взглядом. – Ты сядешь и возьмешь кружку. Или, боги – свидетели моим словам, пожалеешь, что не послушался.
      Эрий сел, поняв, что уже не властен над сыном. За долгие годы он привык к беспрекословному выполнению своих приказов, желаний и прихотей и теперь просто не знал, как вести себя с новым Тэйном. Руки его задрожали, когда сын небрежно откинул назад волосы со лба – тогда он еще не брился наголо.
      – Тост. – Тэйн поднял кружку. Задрожав, Эрий последовал его примеру. – За семью.
      С этими словами он одним глотком выпил свое вино. Отец сделал то же самое.
      – Исия была всем для меня, отец, – горько произнес Тэйн. – Единственное хорошее, что ты сделал в своей жизни. И сам же разрушил.
      Эрий опустил глаза в пол, чтобы не смотреть на сына.
      – Почему? – прошептал Тэйн.
      Отец долго не отвечал, но юноша ждал.
      – Потому что тебя не было, – спокойно сознался Эрий.
      Тэйн горько засмеялся.
      Отец с недоумением посмотрел на него.
      – Что ты собираешься делать?
      Тэйн постучал ногтем по бутылке.
      – Я уже все сделал.
      Отец открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Выражение ужаса, появившееся на лице Эрия порадовало исстрадавшуюся душу Тэйна.
      – Корень древесной султаны, – пояснил он. – Вначале парализует твои голосовые связки, затем высосет силу из конечностей. После этого примется за твои внутренности. В книгах написано, что человек умирает за пятнадцать минут. А самое лучшее, что следы яда невозможно обнаружить. Все выглядит как простая остановка сердца.
      – Ты… но ты пил… – Эрий задыхался. Он уже чувствовал, как немеет горло и раздувается гортань.
      – Это растение – настоящий клад. – Под влиянием вина Тэйн разговорился. – Листья и стебли служат противоядием от яда, вырабатывающегося в корнях. – Открыв рот, юноша показал комок зеленого месива, который держал под языком, и проглотил его.
      Отец попытался что-то сказать, может быть, попросить, но соскользнул со стула и повалился на пол. Тэйн присел возле него, наблюдая за конвульсиями. Глаза умирающего бешено вращались, из них катились слезы. Юноша слушал хрип и стоны, которые Эрию удавалось выдавить из себя.
      – Посмотри, что ты сделал со мной, отец, – прошептал Тэйн. – Теперь я стал убийцей.
      Перед уходом юноша забрал с собой кружки и бутылку. Они были единственными уликами, которые могли свидетельствовать о его виновности. Тэйн не верил, что его обвинят в убийстве. У матери не хватит смелости начать разбирательство. Он уходил в лес, слыша за спиной ее крики, которые усилились, когда женщина поняла, что супруг мертв.
      В тот день Тэйн бродил по лесу, обезумев от печали и ненависти к себе. Юноша не представлял, как они теперь будут жить, что с ними станет. Наверняка он знал только, что будет заботиться об Исии, защищать ее и никогда не позволит никому причинить ей зло. Тэйн надеялся, что сестра сможет оправиться от пережитого и вновь станет той милой девочкой, которую он так любил.
      Тэйн возвратился домой ночью. Тело отца все еще лежало на полу в кухне. Ни матери, ни Исии нигде не было видно. Вначале его охватила паника, но чуть позже здравый смысл взял верх, и он успокоился. Вероятно, мать и сестра ушли к знакомым, или мать повезла Исию к врачу. Тэйн вытащил тело из дома и захоронил в лесу, а затем стал ждать их возвращения.
      Через неделю он понял, что они не вернутся. Юноша недооценил мать. Возможно, женщину подтолкнули к бегству страх перед столкновением с внешним миром и необходимость самостоятельно, без мужа принимать решения. А может, Кенда действительно возненавидела сына за то, что он сделал. Или просто сильно испугалась, что юноша вернется и убьет их, так же как и отца.
      Кто знает. Мать ушла и забрала с собой дочь. Он потерял самое дорогое существо, ту единственную, о которой хотел заботиться и которую хотел защищать. Теперь у него никого не осталось.
      Он был одинок.

* * *

      На рассвете Тэйн возвратился на постоялый двор, чтобы собрать пожитки. Он не стал входить в комнату Азары. Видеть ее сейчас не хотелось. Слишком о многом нужно было подумать. Слишком много накопилось вопросов, на которые следовало найти ответы. Тэйн не мог сделать это здесь, в Хайме. Азара останется и дождется Кайку. По крайней мере это он мог ей доверить.
      Тэйн собрал вещи и уже собирался уходить, когда увидел на деревянной кровати записку, написанную бегущим почерком Азары. Нерешительно покрутив кусочек бумаги в руках, послушник поднес его к глазам.
 
       Если хочешь во всем разобраться, отнеси эту записку в храм Паназу в Аксеками. Скажи тем, кто тебя встретит, что хочешь попасть в Провал. Они поймут.
 
      Тэйн нахмурился, положил записку в карман и вышел. Караван торговцев уходил на юг с рассветом. Он намеревался отправиться с ними.

Глава 22