— Что-то случилось, Дерек?

— А были времена, когда меня называли исключительно магистром, — вздохнул волшебник.

— Простите, Дерек, — упрямо продолжил Жаров, — в прошлый раз вы за своими разглагольствованиями так и не успели толком ничего важного сказать. Давайте не будем повторять прежних ошибок.

Старый волшебник сверкнул глазами, но все же сдержался и склонил голову, признавая правоту собеседника.

— Молодость, молодость… вы считаете, что вы всегда и во всем правы. Почему вы так задержались, что-то случилось? Я вижу, вы здесь неплохо устроились.

— Мы были в плену.

— Очень комфортабельная тюрьма…

— От этого она не перестает быть тюрьмой. Но мы уже свободны и можем…

— Увы, уже поздно. Мое время истекло. Нарушения в магических потоках этого мира становятся все сильнее, и сейчас они уже напрямую затрагивают основы моего существования. Вы не успеете застать мою… м-м… душу в той пещере. Поэтому идти туда вам не стоит. Как я уже говорил, вам надо искать путь в Ноэль-де-Тор. Я не могу этого доказать, я просто чувствую — все идет оттуда. Шпиль вне пространства и вне времени, и потому у меня есть подозрение, что дер Зорген жив. Уровень воздействия очень силен, хотя я и не могу понять его природу. Магов такого уровня не было в прошлом, нет и сейчас. Если, конечно, не предположить вмешательство кого-нибудь из другого мира…

— Ты говорил о Гавани.

— Да, истоки заклинания, которое упрятало Ноэль-де-Тор в Междумирье, лежат именно там. Проблема в другом… Найти Гавань нетрудно, думаю, Таяна прекрасно знает это место. Но сейчас, да и в мое время тоже, Гавань — не более чем руины, не более чем остатки места, откуда можно было войти в мир Гавани Семи Ветров. Начало пути.

— Так в чем проблема?

— В том, что мне неизвестно, как войти в Гавань. Я рассказывал вам о том, как Зарид просил соизволения на посещение Гавани. О да, он хорохорился и утверждал, что сумеет достичь своей цели даже и без санкции Совета… я даже готов предположить, что дер Рэй и в самом деле знал что-то, мне неизвестное. А я знаю только один путь в Гавань, так называемый Ключ Ветра.

— Красивое название.

— Может, и красивое, суть не в том. Это — один из самых оберегаемых артефактов, которые находились в распоряжении Совета Пяти. Его происхождение… ладно, не стоит об этом говорить. Скажу только, что это вещь не нашего мира. Так вот, он хранился в Тирит-де-Тор, Шпиле Жизни, под присмотром Тионны дер Касс. Тогда было сочтено хорошим решением — доверить Ключ нашей главной целительнице. Но Тирит-де-Тор разрушен, и местонахождение Ключа мне неизвестно. Есть шанс, что тайник находился на первом этаже или где-то в подвалах Шпиля Жизни. Поговори с фантомом Зоргена, сошлись на меня. Хранитель библиотеки несет в себе отпечаток личности Зоргена и знает многое из того, что было известно Ульриху. Лишь бы убедить его поделиться этими знаниями.

— Если мы найдем Ключ… — Денис старался получить максимум информации, понимая, что Оракул может исчезнуть в любой момент. — Если найдем, как его использовать?

— Предельно просто. Ключ Ветра имеет форму шара, состоящего из двух половинок. Необходимо прибыть в Гавань… я имею в виду — в то место, которое называют Гаванью в этом мире, найти Пьедестал Ветра — это небольшой постамент в одноименном храме, в середине постамента — углубление для шара. Поверните половинки шара относительно друг друга и поместите его на Пьедестал. Через десять ударов сердца раскроется портал. Вы можете взять Ключ и войти в портал — тогда он закроется за вами. Увы… скорее всего вернуться вам не удастся. Ключей когда-то было пять… и, если верить дошедшим до нас легендам, четыре были использованы именно так. Никто не вернулся. Если оставить Ключ на постаменте, то портал будет держаться до вашего возвращения. Но если кто-то в ваше отсутствие прикоснется к нему… сам понимаешь.

Денис попытался почесать затылок, убедился, что это невозможно, и вздохнул.

— Все это напоминает какую-то игру. Пойди туда, найди то, потом пойди сюда, найди это, отдай тому. Вам не кажется, Оракул, что вся цепочка событий выглядит несколько натянуто?

— Учитывая, что жить мне осталось не более нескольких часов, — невесело усмехнулся Дерек, — не кажется. Имей в виду, независимо от того, сделаете ли вы то, что нужно, или нет, мне вы помочь уже не сможете. А вот помогать или не помогать этому миру — решать вам. Если что-то высосет из него всю магию… сначала вымрут некоторые чисто магические создания. Их немного, и в этом мире они не играют особой роли. Потом погибнут урги, гномы и эльфы. Их жизнь в какой-то мере основывается на магических потоках. Они продержатся долго, но не вечно. При нынешних темпах оттока магии… не знаю, лет сорок-пятьдесят. Может, сто. Людям в этот раз, возможно, ничего серьезного не грозит… хотя я, признаться, не способен заглянуть очень уж далеко в будущее. Но в любом случае маги из этого мира исчезнут.

— Допустим, я не желаю смерти эльфам или гномам… гномов я в глаза не видел и ничего хорошего о них не слышал, но с эльфами мне как-то приходилось сражаться плечом к плечу. — Жаров нахмурился, пытаясь понять, был ли в словах Дерека подтекст. — Но если исчезновение магии ничем не грозит людям…

— О, Светлая Эрнис, почему же в наш мир не занесло какого-нибудь ученого, а не обычного солдата, — вздохнул волшебник. — Дьен, подумай головой ради разнообразия. Вспомни, с чего все началось. Законы, управляющие миром, формируются тысячелетиями, десятками, а может, и сотнями тысячелетий. И если законы радикально изменятся за какую-нибудь жалкую сотню лет, Границы могут не выдержать. Исчезновение одного из фундаментальных законов этого мира может… я подчеркиваю, может привести к тому, что Границы прорвутся. А может, и устоят… Но ты, — голос волшебника источал яд, — ты можешь махнуть на все рукой. Свой век ты доживешь спокойно.

Похоже было, старый маг разбушевался не на шутку, а может, отдав этому миру тысячу с лишним лет жизни, магистр и в самом деле очень близко к сердцу воспринимал его будущее — куда ближе, чем любой обыватель, чей век — максимум сотня лет, да еще если повезет. В любом случае спорить с ним сейчас Жаров не собирался.

— Хорошо, Дерек, я подумаю об этом позже. Мы отправляемся в Хрустальную Цитадель завтра утром.

— Это хорошо, — голос мага заметно слабел, и теперь, когда из интонаций ушел гнев, стало ясно, что магическая связь может порваться в любое мгновение, — мне остается только пожелать вам удачи. Этот ваш спутник, тьер, он с вами?

— У нас вышла размолвка, и он… в общем, он нас покинул.

— Это плохо… я не могу читать судьбу тьера, он магическое создание, но он как-то связан с вами. Вы трое… Денис, все мое искусство бесполезно, когда речь идет о тебе, линию судьбы тьера я тоже не вижу, но Таяна — теперь и ее дорога скрылась от моих глаз. Объяснение этому только одно: ваши пути слились. Берегите друг друга… и помните, тьер нужен вам. Зачем, для чего… не могу… сказать… не знаю… но…

Голос старого волшебника становился все тише, и даже сам он, казалось, теряет форму, расплываясь, иногда становясь немного прозрачным. Видимо, время Дерека дер Сана стремительно истекало.

— Прощайте, магистр.

— Прощай, Дьен… удачи…

Денис проводил взглядом тающую в воздухе фигуру Дерека и задумался. Что ж, все опять свелось к Границам, к непонятным, таинственным, неощутимым и не поддающимся никаким приборам пленкам, отделявшим миры друг от друга. Пока целы эти мембраны — миры варятся в собственном соку, ничуть не беспокоясь о соседстве с иными пространствами. Но стоит пленке разрушиться — хотя бы на малом участке, — и тогда пространства начинают смешиваться. Каждое передает соседу капельку своих… нет, речь не о физическом взаимодействии. Происходит смешение фундаментальных законов природы. Если они мало отличаются друг от друга, то миры даже не заметят слияния… но если они различаются достаточно сильно, то наложение принципиально различных законов может породить что угодно. Любые мыслимые и немыслимые катаклизмы — вплоть до полного нарушения стабильности мироздания, как произошло в свое время с Гаванью Семи Ветров. Один раз Жарову уже пришлось участвовать в предотвращении подобной катастрофы. Означает ли это, что теперь подобного рода дела станут его повседневной обязанностью?

В любом случае, похоже, скучать в ближайшее время не придется.

Тернер похлопал ладонью по морщинистому стволу дерева. Этот великан помнил седые времена, может быть, под его ветвями проходили армии, блистая железом, проплывали овеянные славой боевые знамена, полководцы вели войска в бой за правое дело. Те времена прошли — теперь это было просто старое дерево, одиноко стоящее неподалеку от опушки леса, прямо у дороги. Сколько ему осталось? Тернер был старше, гораздо старше этого великана и, если на его магическую шкуру не найдется управы, будет жив еще долго после того, как морщинистый ствол и раскидистая крона исчезнут из памяти людской.

Сейчас дереву предстояло опять увидеть воинов. Только теперь не мужественные легионеры следуют дорогой чести… теперь здесь сойдутся убийцы, сделавшие это дело своей профессией, и их наемники, прельстившиеся немалой толикой золота и обещанием еще большего в будущем, и их жертва. Почти три десятка профессиональных магов и охотников за чужими жизнями с одной стороны — и он, Тернер, с другой. Что и говорить, весьма неравнозначные силы.

Одним прыжком, глядя на который любой понял бы, что у прыгуна с человеком нет ничего общего, Тернер взлетел на толстую ветвь, расположенную на высоте трех его ростов от земли. Еще прыжок, еще… последний был не слишком удачен — ветвь, оказавшаяся слишком старой, обломилась под тяжестью Тернера. На пальцах мгновенно выросли длинные когти, они впились в дерево, остановив падение. На какое-то мгновение Тернер повис в воздухе на высоте чуть ли не полусотни локтей[1]. Не то чтобы его волновало падение — но тогда придется опять забираться наверх и терять время. Решив больше не доверять ненадежным ветвям, Тернер полез вверх, оставляя в коре глубокие порезы — пожалуй, даже кошка не угналась бы за ним. В считанные секунды он вскарабкался на самую вершину и огляделся.

Далеко, почти у самого горизонта, отлично видимые отсюда, двигались люди. Их было много, даже немного больше, чем ожидалось. Тернер подумал, что стоило ночью побродить вокруг лагеря охотников. Ему в целом было не так уж и важно — двадцать, сорок или сто. Ни воинов, ни колдунов он не боялся. Тернер не считал себя неуязвимым, но он был воином — и верил в себя. И еще за тысячу лет вполне научился правильно оценивать собственные силы.

Ему просто не хотелось убивать врагов. Впервые в жизни. Размолвка с Таяной отдавалась болью в его душе. Тернер никогда не подсчитывал, сколько людей и нелюдей ему пришлось уничтожить за долгие века, но впервые он задумался о том, что иногда милосердие может быть важнее, чем общение. Не то чтобы он согласился с таким взглядом на жизнь — но… но сейчас он не хотел бойни.

И все же хищник в его душе был силен — теперь, после пятидневного бегства, он настоятельно требовал боя. Тернер понимал, что Охота идет не только за ним — угроза Денису и Таяне была ничуть не меньшей, а пожалуй, гораздо большей, поскольку Дьен, несмотря на всю загадочность его появления в этом мире, был весьма посредственным бойцом. Да и Таяна, хотя и считалась перспективной волшебницей, вряд ли смогла бы выдержать прямое столкновение даже с полудесятком профессиональных убийц. А с такой мощной командой — и подавно. И потому, уничтожив преследователей, он хотя бы в какой-то мере защищал и их, своих друзей. Значит, будет бой.

Глаза Тернера изменились, долина резко бросилась навстречу, фигурки людей стремительно вырастали в размерах, и теперь он мог разглядеть все — оружие, скакунов, доспехи тех, кто предпочитал облачиться в сталь, одежду остальных. И даже лица. Он вгляделся…

И замер.

В голове отряда тяжелый, явно выращенный под рыцарскую стать, скакун нес на своей спине хрупкую изящную женщину. Черные волосы развевались на ветру подобно плащу, а по бедру хлопал короткий легкий клинок. Тернер знал этот клинок и знал эту женщину. И если жизни остальных преследователей ничего для него не значили и он принял решение, исходя из соображений целесообразности, то она… Ее убивать он не хотел. Впервые в жизни Тернер по-настоящему не хотел убить врага. И эта двойственность, нарушающая гармонию его естества, раздражала тьера.

Оттолкнувшись от ствола, он пролетел десяток локтей и, вновь вонзив когти в дерево, притормозил падение. Во все стороны полетело крошево иссеченной коры и срубленных ударом мелких веточек. Они еще не достигли корней, а Тернер вновь прыгнул вниз, мысленно извиняясь перед древним деревом за наносимые тому увечья.

Вот наконец его сапоги коснулись земли. Тьер убрал когти, стряхнул с ладоней щепки, осмотрел одежду — кое-где кожа куртки была порядком измазана древесной смолой. Тернер сосредоточился — через несколько мгновений одежда приняла первозданный, чистый и аккуратный вид. Способный к метаморфозам, он не нуждался в вещах, предпочитая выращивать их прямо на теле. Одно время — там, в Тирланте, среди толп людей — он предпочитал одеваться так же, как эти люди, опасаясь выдать себя чем-нибудь. Здесь же надобность в этом отпала — и преследователи наверняка прекрасно знали, с кем им предстоит встретиться.

А вот оружие было очень даже настоящим. Хотя боевая форма тьера обладала куда более эффективными средствами убийства, чем меч или кинжал, принимая человеческую форму Тернер предпочитал иметь на бедре клинок. И он блестяще умел им пользоваться, тем самым избавляя себя от необходимости в случае чего лишний раз обнажать свою сущность.

Солнце вот-вот должно было коснуться краем горизонта. Еще один день подошел к концу. Относительно спокойный день — тьер при желании мог двигаться гораздо быстрее людей. Пусть даже и верховых. А потому то, что для преследователей было бешеной скачкой, он рассматривал всего лишь как приятную прогулку. Но это не могло продолжаться бесконечно, он и так уже несколько дней подряд боролся с собой, не желая устраивать резню. Но и не мог заставить себя убежать — а потому эти дни и превратились в преследование. Душа тьера рвалась на части — разум кричал о том, что бойня не должна случиться, сердце требовало схватки.

Сегодня сердце победило. Эта ночь спокойной не будет. Для кого-то ее вообще не будет, ночи, ни этой… ни всех последующих.

Тернер поправил меч, убедился, что кинжал легко выходит из ножен, и не торопясь двинулся навстречу преследователям. Откладывать столкновение больше не имело смысла. Он дал им все мыслимые шансы, он предупреждал — что ж, время разговоров кончилось. Может, следовало бы подождать ночи и атаковать в темноте? Это было бы мудро с точки зрения тьера, для которого день ли, ночь — все одно, зрение послушно подстроится под нужный суточный ритм.

И все же он не стал ждать темноты. Пусть они нападут первыми. Пусть в очередной раз проявят свою сущность…

Всадники, нещадно нахлестывающие малочувствительных к такого рода воздействию скакунов, приближались быстро. Тернер шел им навстречу пешком. Своего скакуна он уже неделю как оставил в какой-то хижине, хозяин которой вышел навстречу путнику и предложил разделить с ним кров и скудный стол. В тот момент это поразило Хищника — он никак не мог понять, как может человек вот так спокойно пригласить в гости незнакомца, да еще отдать ему часть своего и без того небогатого ужина. Это было странно… как, впрочем, и многое из того, с чем ему пришлось столкнуться, сменив скуку пребывания в Хрустальной Цитадели на полную приключений жизнь странника. Он не нуждался ни в пище, ни в отдыхе… но, неожиданно для себя самого, соскочил с седла. А утром, уходя, оставил в этом весьма небогатом доме скакуна, а заодно и все монеты, что имел. Почему он так поступил? Сам Тернер ответить на этот вопрос не мог…

Первый из преследователей вынырнул из-за холма и резко осадил скакуна. Тот, присев на задние лапы, забил передними в воздухе и лишь через некоторое время успокоился и позволил своему седоку думать о чем-либо, кроме отчаянных попыток удержаться в седле.

Мутации, превратившие грациозных лошадей в покрытых чешуей клыкастых и когтистых тварей, заодно поменяли и характер животных. Все без исключения скакуны были законченными флегматиками, почти равнодушными к тому, что происходит вокруг. Все как один нервничали в присутствии мертвецов. Все терпеть не могли быстрой скачки. Но когда они, неохотно повинуясь воле хозяина, переходили в неуклюжий, но довольно быстрый галоп, остановить их было немногим проще, чем сорвавшийся с горы камень.

Всаднику понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы убедиться — перед ним вожделенная жертва, сам Тернер собственной персоной.

Вполне вероятно, что всадник был наслышан о том, что преследуемый совсем не так прост, как хотелось бы. Да и то сказать, обычные люди редко становятся объектами Большой Охоты. Но и сам он был отнюдь не простым наемником, а вполне квалифицированным магом… и все же сумма, за которую он подрядился участвовать в погоне, должна была насторожить его. Напомнить, что огромные, неслыханно огромные деньги не даются за просто так.

Ни о чем таком маг не подумал. Он видел перед собой Тернера и помнил только, что тот, кто убьет жертву, получит золото. Много, много золотых кружочков с портретом Его Величества, столько, что и сосчитать-то их будет немалой проблемой. И он очень хотел это золото…

Огненная молния ударила в грудь пешему. Во всяком случае, магу, который в памяти Тернера так и остался безымянным, так показалось. На самом деле мишень, которой следовало бы оставаться неподвижной и принять смерть, мгновенно сместилась в сторону, и пламенный заряд разорвался на земле, подняв в воздух клуб дыма, осколков камней и комочков почвы. А в следующее мгновение маг увидел, что его мишень спокойно стоит в полушаге от дымящейся воронки.

Тернер спокойно переждал еще три или четыре выпада. Маг, противостоящий ему, был неплох. Не столь хорош, как Древние… и даже не дотягивающий до уровня Таяны, но все же он явно не вчера покинул скамью Академии. Любой другой на месте Тернера не имел бы шансов уцелеть. Но тьер не боялся мага.

— Остановись, безумец! — крикнул Тернер, в очередной раз увернувшись от атаки, на этот раз маг воспользовался ледяной молнией. Изрядный участок земли, на котором только что стоял тьер, затянуло ледяной коркой. — Ты что, смерти ищешь? Остановись!

Еще одна атака. В этот раз не хватило даже нечеловеческой изворотливости тьера — голубая молния мазнула его по плечу. И Хищник внутри Тернера прорвался наружу, затмевая сознание, переводя его в состояние боя, когда действует уже не разум — инстинкты, боевые рефлексы, вложенные в это тело еще тысячу лет назад и с тех пор непрерывно совершенствовавшиеся.

Еще какое-то мгновение назад жертва находилась в десятке шагов от мага, мечась из стороны в сторону и отчаянно пытаясь уйти из-под удара. И вдруг она оказалась совсем рядом. Маг даже не понял, что произошло, — руки вдруг стали ватными, в глазах потемнело. Он уже не ощущал, как тонкий клинок, только что пробивший насквозь его сердце, выходит из тела, как это тело, еще недавно такое послушное, теперь безвольно валится из седла на землю. Он уже ничего не ощущал.

Тернер задумчиво посмотрел на окровавленное лезвие.

— Вот и первый…

Второй не замедлил последовать. Если бы у этого боя нашлись зрители, расположившиеся на одном из находящихся на безопасном удалении холмов, то им бы открылась весьма впечатляющая картина. Множество людей — кто верхом, кто оставив седла, нападали… казалось, что нападали они друг на друга. Непрерывно сверкали молнии, вздымали фонтаны земли и пламени огненные шары, свистели стрелы и сверкала сталь. В толчее бойцам немало доставалось и от своих же товарищей. То маг, выпустив в стремительно перемещающуюся тень жертвы заклинание «стальных челюстей», промахнулся — и призрачные зубья разорвали на куски троих мечников, оказавшихся, на свою беду, на пути заклятия. А спустя всего лишь полминуты и сам маг повалился на землю, получив в спину стрелу, обильно смазанную ядом. Яду работы не осталось — тяжелая стрела перебила позвоночник.

А Тернер чувствовал себя в этой толчее как рыба в воде. Конечно, было бы смешно рассчитывать, что ему удастся увернуться от всех ударов, — он уже успел получить не менее полудесятка незначительных ранений, ни одно из которых не повлияло на его подвижность. Смени тьер форму с человека на хищника, ран было бы меньше, а потерь среди нападавших — больше. Менять форму он не хотел… пока.

Увернувшись от очередного выпада, отрубив одному из противников руку, сжимающую меч, и одновременно получив в плечо стрелу, Тернер вырвался из круга взбешенных охотников и, взбежав на вершину ближайшего холмика, остановился. Его грудь вздымалась легко, он ничуть не устал. Такой бой он мог бы вести сутки, двое… да сколько угодно. Одним движением вырвал из плеча стрелу — плохо закрепленный наконечник остался в ране. Это было не важно… или выйдет наружу сам, или то, что заменяло Тернеру кровь, растворит железо, и тело от этого станет только крепче.

— Может, поговорим? — крикнул он.

Только теперь толпа воинов и магов опомнилась, осознав, что их мишени уже нет рядом и что они, по сути, воюют с тенью. Солнце уже зашло, и закат догорал. С каждым мгновением становилось все темнее и темнее, на небе загорелись первые, пока что только самые яркие звезды. Тьеру темнота нравилась — для людей она была извечным врагом, с которым боролись огнем, которого боялись… Ибо во тьме подстерегала опасность, невидимая, неощутимая, вызывающая безотчетный страх.

— Вы потеряли уже половину своих. Хотите продолжать бойню?

Ему не отвечали. Все те, кто стоял у подножия холма, пришли сюда не просто так. Членов Гильдии убийц привел долг и шанс поймать за хвост самую большую в своей жизни удачу — без долгого и трудного пути наверх, без многолетних интриг, подкупа нужных людей и устранения ненужных добиться высочайшего положения. Стать главой Гильдии… и каждый из них готов был пролить во имя этой цели немного крови — или пусть даже много, но желательно чужой.

Где-то в глубине души члены Гильдии, каждый в отдельности, знали — если удастся убить этого Тернера, то с его головой отсюда вернется кто-то один. Потому что кресло главы — одно, и никто не собирался делить его с кем-нибудь другим. И еще больше любой из них боялся мысли о том, что стоит сейчас отступить, уйти, бежать — и тогда наверняка оставшимся улыбнется удача. А он, не решившийся сделать последний шаг, не просто останется ни с чем — он станет посмешищем, даже внуки живущих ныне будут вспоминать о нем не иначе как о трусе…

И потому никто из них не шелохнулся. Только дружно щелкнули курки взводимых арбалетов. Сейчас кованые острия стрел предназначались Тернеру. Друг с другом можно будет разобраться потом. После победы.

Маги тоже имели свои резоны остаться, хотя теперь их стало гораздо меньше, ибо из двух-десятков полегших магами было семеро — из десяти, вошедших в отряд. Черри Лесс, Дикая Кошка, нынешняя глава Гильдии, была щедра — но золото, предназначенное победителю, ждало своего часа.

В отличие от профессиональных убийц по крайней мере двое магов подумали о том, что риск неожиданно оказался слишком велик. Но тут же в их душах заговорили иные голоса. Спесь, самомнение… или правильнее было бы назвать это гордостью и верой в себя? Не суть важно… они вспомнили о том, что являются настоящими магами, не какими-то там воинами, ничего, кроме меча и арбалета, не знающими, а настоящими боевыми магами. И о золоте они тоже вспомнили.

Тернер медленно обвел взглядом толпу, мысленно считая. Двадцать два человека. Да, чуть более половины отряда. Слишком слабы, чтобы причинить ему реальный вред. Будь здесь хотя бы один ньорк… тогда у них были бы шансы. Не очень большие, тьер не боялся встречи с ньорком, их все-таки создавали, в первую очередь, именно для борьбы с этими существами. Но у ньорка шансы были… а у людей — нет. Они пришли сюда, понадеявшись на оружие и заклинания — ни то, ни другое не представляло особой опасности. Вот прихвати они с собой сети… магические неразрушимые гномьи сети, которыми однажды сумели его, тьера, спеленать враги. Сами же потом и выпустили — по глупости, по незнанию. Дело прошлое… он усвоил урок и теперь не намеревался попасть в подобную ловушку повторно.

— Тот, кто захочет уйти с миром, — в его голосе не слышно было особой надежды на то, что эти слова найдут отклик в сердцах охотников, — останется в живых. Я обещаю. Остальные же…

— Да он же боится, — послышался насмешливый голос Черри. — Боится… тянет время, старается перевести дух. Вперед!

Наверное, если бы девушка визжала, плевалась слюной и обещала бы на головы малодушным все кары небесные, эффект был бы иным. Хуже. Но насмешка — он была услышана сразу всеми, и каждый поверил — сразу, всем сердцем.

Взвизгнули стрелы, хлестнули по вершине холма гибкие голубые плети молний. Вновь зазвенела сталь…

Он перевернул сапогом еще одно тело — труп. Из всего Отряда охотников в живых остались человек семь. Правда, двое или трое вряд ли дотянут до утра. Еще один, восьмой, был настолько плох, что Тернер просто добил раненого — искренне считая это проявлением милосердия.

— Ну и чего ты добилась? — тихо спросил он.

Черри, не получившая в битве… или, вернее сказать, в бойне ни царапины, теперь извивалась, как змея, пытаясь вырваться из тугих узлов веревки, которой ее заботливо спеленал тьер. Пыталась зря, уже местами сорвав кожу и лишь чудом ничего себе не вывихнув, — узлы Тернер вязать умел. Он вообще много чего умел.

— Ты привела этих людей на смерть. — Он дал длинным, отливающим сталью когтям вырасти на пальцах и ухватил ее за горло. — Зачем? Ты же знала, что им не совладать со мной… или тебе так нужна была их гибель?

— Хочешь убить — убей! — прошипела она, задыхаясь.

— Хотел бы — давно бы убил…

С противным чмоканьем в плечо вошел арбалетный болт. Тернер скривился — это все же было немного больно. Обернулся — один из воинов, пятная землю кровью из почти перерубленной ноги, скрипя зубами от боли и бессильной ярости, старался повторно натянуть арбалет. Тернер покачал головой — а это явно неплохой боец. И очень силен, большинство других от такой раны уже давно потеряли бы сознание. Тьер поднял с земли чей-то кинжал и, почти не целясь, бросил его в стрелка. Лезвие вошло тому прямо в рот, сила удара была такова, что клинок пробил кости и выставил кровавую сталь немного ниже затылка. Стрелок рухнул навзничь, выпустив оружие из рук. Число оставшихся в живых сократилось на одного.

— Для тебя люди — грязь, — прошипела Черри, отчаянно стараясь сорвать веревки и чувствуя, как от боли в изуродованных запястьях по щекам ползут слезы. — Ты ведь получаешь удовольствие, убивая, верно?

— С чего ты взяла? — удивленно поднял бровь Тернер, извлекая стрелу из тела. Для этого пришлось немного удлинить руку. Можно было бы, наверное, дотянуться и так, но Тернер привык к пластичности своего тела и не видел причин отказываться от удобств. — Я не собирался нападать, я пытался предотвратить драку.

— Смешно! — Она сплюнула ему под ноги. — Я видела, как ты дерешься. Ты мог бы уйти от погони, и мы не настигли бы тебя.

— Это верно…

— Тебе нужен был повод.

— Опомнись, девчонка! — Голос Тернера громыхнул так, что Черри на мгновение перестала извиваться. — Я просил тебя прекратить Охоту. Я предлагал им уйти с миром. Даже эта ваша Семья, которых я… они ведь напали первыми, ты помнишь? Ты приняла контракт на мою голову, не так ли? Так стоит ли теперь сожалеть, что дичь оказалась с зубами и теперь грызет тело охотника? Тебе стоит понять, девчонка, я не нападаю на тех, кто не делает мне зла.

Ну… в этом Тернер несколько погрешил против правды. Бывали времена, когда тяга Хищника к убийству становилась невыносимой, и тогда он нападал на любое разумное или неразумное создание, которого нелегкая заносила в ближайшие окрестности Хрустальной Цитадели.

— Ты дерьмо, Тернер, — внезапно совершенно спокойным тоном сказала Черри, глядя прямо в глаза Хищнику. — Дерьмо и убийца. Только ты плохой убийца… мы работаем за деньги, спокойно и без лишних сантиментов. А ты… тебе ведь нужно моральное оправдание. Ты хочешь убивать, тебе нравится убивать… но ты желаешь выглядеть при этом правым. Да, ты приходил, предупреждал… но как ты это сделал! И эти… здесь… ты ведь дразнил их, разве не понимаешь? Ты ведь хотел, чтобы они напали. Первыми, заметь. Ты мог убежать, ты мог скрыться… не захотел, а? Не захотел.

— Ты бредишь…

— Нет, Тернер, нет. Я поняла тебя. Ты убийца, который хочет иметь чистую совесть. Но она все равно не будет чиста, Тернер, все равно не будет. Потому что убийства могло бы и не быть.

— Я должен был подставить шею под ваши мечи?

— А если и так, — усмехнулась она. — Ты предпочел вырезать Семью, ты предпочел положить здесь и сейчас сорок человек…

— Еще не сорок.

— Значит, будут… не важно. Ты хотел этого… Так к чему все твои слова?

Он встал, взял еще один лежащий под ногами клинок. Их много теперь здесь лежало — любой профессионал всегда имел при себе не один только меч, выбрать было из чего.

Черри закусила губу, решив, что Тернер нашел единственно верный способ заткнуть ей рот — перерезать горло. Но он лишь с силой вогнал меч в землю, так что на поверхности осталось не более двух ладоней лезвия.

— Немного постараешься — сумеешь разрезать веревки. И не воспринимай это как издевку или, как ты говоришь, попытку дразнить… не преследуйте меня больше. Вам, людям, я неравный противник. Сколько бы вас ни было. Лучше немного позора, чем очень много крови.

Он повернулся и, больше не оглядываясь, зашагал к виднеющемуся вдалеке темному пятну леса, кажущемуся темной стеной на фоне звездного неба. И с каждым шагом все слабее и слабее ощущал давящий на спину ненавидящий взгляд.

— Для людей ты неравный противник… — шептали губы девушки, пока еще не сделавшей и движения в сторону острой, режущей кромки. — Хорошо, Тернер, я найду тебе достойного противника.

Несколькими днями позже…

Дверь камеры, протяжно заскрипев, распахнулась. На пороге стоял здоровенный лоб — если бы вывести его на солнышко, то любой мало-мальски повидавший в жизни человек тут же понял бы, что перед ним человек немного не от мира сего. Розовощекое лицо, странный, подолгу ни на чем не останавливающийся взгляд, дурацкая улыбка…