Стражи Границ (№2) - Гавань Семи Ветров

Она шевельнулась, но вампир отрицательно замотал головой:

— Нет, госпожа, нет… вам нельзя шевелиться…

— Не называй меня госпожой, — прошептала она в тысячный, наверное, раз, зная, что это все равно не будет иметь никакого смысла. Мерль будет поступать по-своему, он мог слушаться ее во всем — кроме этого. Раз вбив себе в голову, что Таяна — его спасительница и его госпожа, молодой вампир был не намерен менять сложившуюся точку зрения.

Она устало опустила веки — жар вызывал резь в глазах. А в голове, с трудом продираясь сквозь лабиринт воспаленного сознания, вяло копошились мысли: «Где я? Что со мной? Я больна? Откуда здесь взялся Мерль? Где Дьен?» Снова почувствовала на лбу прохладу — вампир менял компресс. Может, и не было смысла делать это столь часто, но он, видимо, переживал.

— Что со мной? — не открывая глаз, еле шевеля губами, спросила она.

— Вы очень больны, госпожа. — Голос Мерля доносился издалека, словно пробиваясь сквозь толстую подушку. — Наверное, дождь виноват. Вы были на холме, как всегда, поливали поля этим лентяям… а потом… наверное, вы и сами под дождь попали. Я прилетел домой, а вас нет… я искал… а потом нашел вас на холме, вы лежали и что-то бормотали, только неразборчиво, я не понял. Про какого-то Дьена, про какую-то Гавань. И еще Эрнис упоминали… И лоб у вас пылал… я домой вас принес, и вы уже три дня в горячке бьетесь. Сегодня только первый раз глаза открыли. Приходила травница из соседнего села, Калльна, каким-то отваром вас отпаивала, сказала, что ежели сегодня проснетесь…

Он всхлипнул и сжал ее ладонь.

— Сказала, ежели проснетесь, то жить будете. А если нет…

Теперь он зарыдал в голос. Таяна лишь однажды видела Мерля плачущим — когда вытаскивала его с костра. Это было давно, и с тех пор молодой вампир всегда находился в хорошем настроении, поскольку справедливо счел, что после пережитого все остальное — сущие пустяки.

— Не плачь… — шепнула она.

Таяна старалась понять, что же происходит. Она дома? Больна? А как же… как же все события, которые она помнит так хорошо? Оракул, Хрустальная Цитадель, Эрнис, отправляющая их с Дьеном в прошлое… Дьен… Девушка попыталась вызвать из памяти его лицо. Картина плыла, не желая становиться четкой и ясной, — или это из-за жара? Почему Мерль не помнит Дьена, они же жили под одной крышей чуть ли не месяц. Или больше? И почему она сама не может вспомнить лица Дьена?

Глупая мысль упорно пыталась привлечь к себе внимание — сон… Так бывает, что поутру яркий, красивый сон стремительно бледнеет, распадается на отдельные кусочки, а затем гаснут и они, оставляя за собой лишь смутные воспоминания. Может, все это было лишь сном?

Мерль снова сменил компресс на голове девушки. Подушка пропиталась водой и теперь вызывала не самые приятные ощущения. Тэй почувствовала, что страх заползает в душу. Это был даже не страх смерти — просто она вдруг поняла, что, если бы не очнулась сегодня, Мерль вполне способен был обратить ее, сделать вампиром — просто для того, чтобы не дать уйти из жизни.

— Я посплю, ладно? — Губы едва шевелились. — Теперь все будет хорошо, я только немного посплю…

Сознание куда-то уплывало, воспаленный разум погружался в сон. Тэй надеялась снова увидеть во сне Дьена… Может, она влюбилась? Можно ли влюбиться в героя из сна?

Грохот, слегка смягченный шлемом бронекостюма, бил по ушам. Жаров чувствовал, как его куда-то тащат, и попутно удивился — сильны мужики. Тащить тело, затянутое в скорлупу боевого скафандра, — тут нужна немалая сила.

Дисплей лицевого щитка был мертв, но связь работала, и из наушников доносились знакомые голоса:

— Шестой, отходите к фабрике! Мать твою, что вы там застряли?

— Орел-один, у нас потери, двое убитых, один контужен.

— Орел-три, два танка у вас за спиной.

— Видим, Орел-один…

— Орел-шесть, где Жаров, ядрена вошь?

— Его долбануло снарядом, почти прямое попадание…

— О черт… живой?

— А хрен его знает. — Это был голос Карлоса, хриплый, поминутно срывающийся на кашель. В другое время его вряд ли пустили бы в рейд, но людей не хватало. Впрочем, их всегда не хватает. — Датчики показывают, что жив. Пытаемся оттащить его в укрытие.

Долгая пауза, полковник Вебер, он же Орел-один, прикидывал варианты. Затем послышались неразборчивые приказы, отдаваемые не в микрофон, а кому-то из находившихся рядом с полковником на командном центре.

— Шестой, сейчас к вам подойдут парни из группы «Филин». Забирайте Жарова и отходите к фабрике. Как поняли?

— Понял, босс… ждем подкрепления.

Жаров закрыл глаза. Все равно ни черта не видно, только оранжевые огоньки системы жизнеобеспечения информируют о том, что скафандр пробит… спасибо, атмосфера на Дженнесе пригодна для дыхания, иначе уже коньки отбросил бы. Пробить скафандр было сложно, а случаи, когда при этом боец оставался в живых, вообще можно было пересчитать по пальцам. Так что можно сказать, что ему безмерно повезло. И теперь оставалось только размышлять на тему, как же ему довелось вляпаться в эти неприятности.

Операция флота на Дженнесе с самого начала шла неудачно. Пиратская база, по донесениям разведки, располагала всего десятком кораблей, которые с натяжкой можно было назвать боевыми, плюс еще небольшой контингент на Дженнесе — сотня боевиков да несколько легкобронированных флаеров — модели, используемые на планетах с агрессивной биосферой. Кто-то из разведкорпуса, вполне вероятно, отправится под трибунал… только это будет потом. А пока «Тигры Вебера» — второй батальон седьмой десантной бригады флота — оказался по самые уши в дерьме.

Сначала оказалось, что один из пиратских, так называемых «боевых» кораблей — старый крейсер класса «Команч». Откуда они добыли этот реликт — еще предстояло узнать, а для начала «Команч» прошел сквозь легкие корабли «Тигров», как нож сквозь масло, превратив два эсминца в груду обломков и заставив остальных бросить все силы на отражение ракетных ударов. А затем, когда его все-таки раздолбали и десантные шаттлы устремились к поверхности планеты, оказалось, что их там ждали…

Именно что ждали — пираты, конечно, понимали, что справиться с батальоном им не удастся. И знали о негласном законе, известном всем в десанте и исполняемом куда более рьяно, чем все уставы, вместе взятые, — во время операций против пиратов десант пленных не берет. Закон появился после того, как одна из группировок, повязанная почти в полном составе, была после нудных судебных разбирательств выпущена на свободу — мол, не соблюдена процедура ареста, нет достаточных улик… А спустя всего лишь месяцев эти же ублюдки перехватили у Беги пассажирский лайнер, отправив экипаж и пассажиров в свободный полет… без скафандров. Вот и здесь пираты понимали, что жалости не будет — независимо от того, поднимут ли они руки сразу, или будут драться до последнего. Вот они и решили драться.

Их оказалось много, гораздо больше, чем предполагалось… И у них на самом деле была бронетехника — только не флаеры, пробиваемые из ручного оружия навылет, а тяжелые танки класса «Бегемот», снятые с вооружения лет двадцать назад, но отнюдь не утратившие своей грозной мощи. И потому вопреки всем традициям десанта поступил категоричный приказ — главарей брать живыми. У военной разведки возникла масса вопросов об источниках поступления к пиратской вольнице списанного тяжелого вооружения.

Это было гораздо легче приказать, чем сделать… Взвод Жарова попал под тяжелый обстрел, почти сразу потерял одного из бойцов — бронескафандр мог выдержать многое, но не прямое попадание из тяжелого стационарного лучемета. А потом из-за здания ударило орудие «Бегемота»… и больше Жаров ничего не помнил. Вернее, кое-что помнил… странные лица, женщина с золотистыми волосами, ящерицы-переростки, на которых зачем-то взгромоздили что-то вроде седел. Толпа уродцев, размахивающих топорами, расплывалась перед мысленным взором, превращаясь вдруг в такую же толпу разномастно обмундированных людей, увешанных бластерами, старыми пулевыми автоматами и ручными ракетометами… для бронекостюмов определенную опасность представляли разве что последние, и то — с минимальной дистанции, почти в упор. А потом лица людей — то открытые, то упрятанные под шлемы — плавно перетекали в оскаленные клыкастые морды, а бластерная винтовка М-331, именуемая в просторечии «Коброй», снова превращалась в странноватого вида топор с двумя лезвиями.

И снова вспоминалась девушка — молодая, красивая… с ней что-то было связано, что-то важное, только он никак не мог вспомнить, что именно. Как ее звали? Жаров напрягся, стараясь ухватить за хвост ускользающее воспоминание. Слово, странное, непривычное, так и вертелось на языке. С некоторым усилием он все же ухватил его… Таяна. Красивое имя.

Вдруг странные образы сделались четче… Вырубленный в скалах храм, две каменные статуи у входа… Величественные, вызывающие трепет фигуры… и вдруг все изменилось. Храм остался на месте, да и статуи, в общем, тоже — только теперь они выглядели незаконченными, и на них и вокруг них копошились люди, что-то делая. Странные, почти голые люди, каждый из которых носил тонкое серебряное ожерелье.

А потом храм плавно превратился в порядком искалеченное здание из толстых бетонных панелей, из-за которого медленно выползала куполообразная махина «Бегемота», на его башне сидел монстр в одежде из шкур и целился прямо в лоб Жарову из массивного допотопного арбалета.

Денис почувствовал укол в шею. Умная автоматика бронекостюма решила, что человек, отданный на ее попечение, остро нуждается в дозе какого-то лекарства. По телу разлилась слабость, мысли стали путаться, и Жаров потерял сознание.

Очнувшись, он обнаружил, что бронекостюм с него уже сняли и что лежит он на вполне чистой простыне, на обычной койке. И потолок над ним вполне обычный — металлический, как и положено на уважающем себя эсминце флота. Жаров потянулся и тут же коротко выругался, увидев несколько круглых черных датчиков, приклеенных к рукам и груди. Первым желанием было поснимать всю эту ерунду, но, по зрелом размышлении, он все же передумал. Ссориться с медиками и получать фитиль за нарушение режима не стоило.

Видимо, датчики сообщили заинтересованным лицам, что он пришел в себя. Дверь отъехала в сторону, и на пороге появилась затянутая в серую униформу медслужбы фигура. Фигура, имеющая две весьма вызывающие выпуклости, смотреть на которые было исключительно приятно. Девушка — на вид ей было лет двадцать от силы — тряхнула копной золотых волос.

— Привет, Денис… как самочувствие?

Он пожал плечами:

— Нормально.

Девушка казалась очень знакомой, но он, хоть убей, никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах видел ее. И еще… ее лицо очень напоминало ему другой образ, тот, из сна… только на той девушке обычно был кожаный камзол, какой носили, наверное, лет пятьсот назад… или даже тысячу. И еще иногда на ней было платье… а вот таких комбинезонов она никогда не носила.

— Ты смотришь на меня словно призрак увидал…

— Мы знакомы? — с некоторым усилием выговорил он. Такой вопрос, да еще заданный девушке, с вероятностью процентов в девяносто исключал дальнейшие теплые отношения, но сейчас Жаров слишком сильно хотел разобраться в собственных ощущениях, чтобы думать о таких вещах.

Она фыркнула — с легким оттенком горечи, как ему показалось.

— Смешно было бы ожидать, что бравый лейтенант Жаров запомнит случайную знакомую, которая к тому же не из его команды. Меня зовут Татьяна. Татьяна Диброва.

Имя ударило, словно кувалдой по голове. Жаров даже дернулся — словно и в самом деле получил в лоб… Это имя — оно тоже принадлежало той, из сна, — и в то же время не принадлежало ей. Ту, в кожаном камзоле, элегантно восседающую на спине чешуйчатого чудища, к которому и приблизиться-то страшно, звали немного иначе. Совсем немного… Таяна… Татьяна… Таяна… Жаров почувствовал, что мысли опять путаются.

— Я медик из группы «Филин». — Она поправила локон, и Денис только поразился, как же девушка запихивает всю эту роскошь в боевой шлем.

Конечно, в десанте женщин было немало… в основном, правда, киборги. Но были и обычные девчонки — физическая сила уже давно не была актуальной для солдата — с тех пор, как появились бронекостюмы с экзоскелетами, увеличивающими силу человека в несколько раз, зато ни в чем другом девушки парням не уступали. А в скорости реакции — иногда и превосходили. Мужчины, разумеется, старались девушек беречь и — если получалось, конечно, — на самые «горячие» операции не пускать. Получалось не всегда…

— Кстати, лейтенант, можешь сказать спасибо. Мы вытащили твою задницу с этой долбаной планеты.

— Спасибо. А что… что со мной случилось?

Татьяна пожала плечами и, открыв шкафчик, бросила на колени Жарову пакет с одеждой. До него только в этот момент дошло, что он совершенно обнажен. Глупо стесняться медиков, и все же…

— Легкая контузия, пробой скафандра, отравление галлюциногенами.

— Чем?

— Галлюциногенами, — любезно повторила она, повернувшись к нему лицом и облокотившись о стену. Отворачиваться, чтобы дать ему одеться, девушка явно не собиралась. Эдакая маленькая месть за то, что он ее не узнал. Жаров честно еще раз попытался вспомнить, видел ли он ее раньше, — бессмысленно. Таяна и Татьяна — два образа сливались в один, и невозможно было разобрать, где реальность, а где отголоски галлюцинаций.

— Они применили газ? — недоверчиво хмыкнул он. — На кой черт? У большинства и скафандров не было, они ж первые и перетравились бы.

— Они и перетравились — Татьяна продолжала разглядывать Дениса нахальным взглядом зеленых глаз. Зеленых настолько, что возникало сомнение в естественности происхождения этого цвета. — Никто газ не применял, просто один из ваших залпов накрыл хранилище с баллонами «Фантазма-10». После этого их можно было брать тепленькими, по крайней мере — пехоту. С танками пришлось повозиться.

— Потери?

— Я тебе что, штаб флота? — Девушка поджала губы. — Одевайся и дуй к Веберу.

— Таня…

— Татьяна! — отрезала та.

— Ну прости… ты не могла бы… э-э… отвернуться?

— И что я там не видела? — живо поинтересовалась девушка.

Жаров помянул чью-то мать в самых нелицеприятных выражениях и, стараясь сдержать льющийся на лицо румянец, принялся одеваться, демонстративно отвернувшись от девушки.

— Тебе будет интересно узнать, что ты весьма занятно бредил, — сообщила она ему в спину. И, заметив, что он вздрогнул, ехидно добавила: — Обычно от «Фантазма» галюны попроще… После Вебера зайдешь к Риллентайну, медблок, шестой бокс. Он хотел с тобой побеседовать.

— Разбежался, — буркнул Денис.

Штатного психиатра и заодно психолога батальона все десантники старались избегать, насколько это было возможно в ограниченном пространстве корабля. Чтобы вылететь из десанта навсегда, нужно было как минимум лишиться пары конечностей… и то бывали исключения. А вот ежели «псих» ставил в личное дело любой из своих штампов, кроме «годен», — это была труба. Нет, при некотором желании диагноз можно было потом оспорить… а толку? Штамп оставался в личном деле навсегда — и ни один командир никогда не отправит в десант бойца с «черной меткой». И придется в лучшем случае до окончания срока службы торчать на базе, встречая чуть сочувствующие, чуть насмешливые взгляды возвращающихся с задания товарищей… и стоять в строю на очередных похоронах, мучительно размышляя о том, что если бы ты был там, внизу… может, кто-то из лежащих в гробах парней теперь стоял бы рядом с тобой плечом к плечу… Выдерживали это немногие.

И хотя на общем фоне Риллентайн и не был такой уж большой задницей, на его счету «убитых» десантников было лишь немногим меньше, чем выбывших по тем или иным причинам в ходе проведения боевых операций. А потому Жарову не слишком-то хотелось докладывать коротышке-доктору о своих видениях — мало ли, вдруг решит, что газ тут ни при чем и господин лейтенант страдает каким-нибудь экзотическим, с длинным и труднопроизносимым названием психическим заболеванием.

— Это приказ медслужбы, лейтенант. — Остатки доброжелательности испарились из голоса Татьяны словно по мановению волшебной палочки. — А ваше дело — исполнять его. Вам ясно?

Жаров промолчал, натягивая мундир. Мундир был его собственный, доставленный сюда, видимо, из его каюты. Аккуратно отглаженный… интересно, кто это постарался? Уж не сама ли Татьяна… хотя вряд ли, с чего бы медику из боевой десантной группы заниматься такой ерундой. Надо же, даже ряды орденских планок прикололи. Надо будет при случае поинтересоваться, кто ж это копался в его личных вещах.

— Вам ясно, лейтенант? — раздался за спиной ледяной голос.

— Ясно, — вздохнул он. — Чего ж тут неясного…

Таяна открыла глаза. Слабость еще не прошла, но жара не было, да и чувствовала она себя относительно неплохо. Приподнялась на кровати, огляделась. Мерля в комнате не было, зато прямо рядом с постелью стоял столик, а на нем — большая кружка. Не иначе как с молоком. Мерль был искренне убежден, что для людей молоко — лучшее средство от всех болезней. Может, не так уж он был и неправ. Девушка медленно, с удовольствием опустошила кружку и села на кровати, опустив босые ноги на дощатый пол, укрытый пушистым ковриком. Коврик — она помнила его… это был подарок от жителей села, подарок за спасение от засухи. В прошлом, кажется, году.

Тэй попыталась встать — и почувствовала, как ее повело в сторону. Она вскрикнула, прикусила губу и села обратно — но Мерль услышал этот звук и тут же вырос на пороге открытой двери.

— Госпожа, как вы себя чувствуете?

— Нормально, — пожала она плечами. — Уже почти нормально.

— Вставать вам еще рано, — безапелляционно заявил вампир, ставя перед девушкой дымящуюся пиалу, в которой плескалась золотистая жидкость. — Бульон выпейте, госпожа, вам сейчас пить много надо.

— А то я не знаю… — Она приложилась к пиале. Бульон был густым, вкусным.

А Мерль, похоже, не знал, куда себя деть. И сидеть возле хозяйки вроде бы потребности не было — и уйти он явно не решался. А вдруг как Таяне опять худо станет?

Она оглянулась по сторонам, словно бы заново привыкая к собственному дому. Здесь все было так, как должно было быть… и все же что-то было неправильно. Таяна заставила себя медленно пройтись взглядом по помещению, не упуская ни малейшей детали. Взгляд остановился на небольшой глиняной вазе, из горлышка которой торчали полевые цветы. Тэй нахмурилась — в памяти всплыла сцена, как Дьен роняет вазу и она разлетается брызгами черепков.

Только вот Дьен — образ из ее горячечного бреда. Или нет?

— Мерль, я хочу тебя спросить. — Она дотронулась пальцем до вазы, словно намереваясь убедиться в ее существовании. — Ты помнишь, как нашел в лесу странного человека?

Вампир уселся перед девушкой на корточки и отрицательно помотал головой.

— Простите, госпожа… нашел… может, вы имеете в виду того мальчишку, что потерялся в прошлом году? А он странный?

Тэй закрыла глаза. Нет, все не так. И слова Мерля… он говорит как-то неправильно, не удивляется ее вопросу, просто отвечает и все. Или просто не хочет ее огорчить, старается не замечать странностей хозяйки, относя все на последствия болезни? Возможно, возможно…

Менее всего ей сейчас нужно было лежать и страдать. Таяна попыталась вспомнить курс лечебной магии, там было что-то подходящее к случаю. Память после некоторого сопротивления выдала нужный рецепт — и спустя несколько минут слабость отступила. Таким способом нельзя было справиться с серьезной болезнью, но теперь, когда лихорадка ушла, добавить телу жизненной силы было вполне возможно. Она снова встала, прислушиваясь к своим ощущениям… что ж, почти нормально. Устраивать скачки верхом, пожалуй, не стоит, но самостоятельно передвигаться по дому она вполне сможет.

При мысли о скачках снова появилась странная, малопонятная картина. Животное — длинноногое, довольно изящное, с красиво изогнутой шеей… и на нем — почти обычные на вид седло, уздечка, поводья. Странно, неужели кто-то в здравом уме влезет на это создание? Да если рыцарь в доспехах попробует сесть на эту — память услужливо подсказала — лошадь, — у нее же ноги подломятся.

Таяна мотнула головой, отгоняя болезненные видения. Она слышала о том, что скакуны произошли от лошадей, страшно мутировавших во время Волны изменений, что началась из-за похода в Гавань Семи Ветров какого-то искателя новых знаний. Оракул рассказывал…

Девушка прижала ладони к вискам. Оракул рассказывал… это что, опять отголоски горячечного бреда?

— Госпожа, вчера приезжал гонец, — подал голос Мерль, — привез письмо от вашего батюшки.

— И что в нем?

— О, госпожа, неужели я посмел бы заглянуть в письмо, что предназначено вам?

Мерль, при непосредственном участии Таяны обучившийся и чтению, и письму, немало гордился своими умениями. Хотя, разумеется, для вампиров грамотность была не редкостью. Когда у тебя в запасе сотни и сотни лет, научишься всему — даже тому, что в повседневной жизни, может, не так уж и надо. Другое дело, что по меркам своих сородичей молодой вампир был, по сути, подростком, если не ребенком. И что с того, что в нем четыре с половиной локтя росту, а силы достаточно, чтобы согнуть в бараний рог деревенского кузнеца. У людей, возможно, возраст меряется опытом, силой или навыками, а у вампиров — только годами. И ежели тебе меньше ста — и не вздумай даже заговорить в присутствии старших, пока они к тебе не обратятся.

Тэй взяла протянутую ей «складку» — лист пергамента, свернутый вчетверо и запечатанный оттиском перстня де Бреев. На пергаменте рукой барона был начертан адрес — стало быть, гонец был не из числа его адъютантов, а кто-то из «зеленых плащей». Новшество, введенное еще дедом нынешнего Императора, Таласом Четырнадцатым Дальновидным, прижилось — теперь по дорогам, пусть и не слишком часто, мчались верховые в зеленых плащах, неся при себе сумки с пергаментными «складками», доставляя их по назначению.

Сломав печать, она развернула лист и разочарованно вздохнула. Отец, как обычно, не слишком много времени потратил на послание единственной дочери — десяток строк, не более. Но, пробежав эти строки глазами, девушка улыбнулась…

— Отец пишет, что заедет в гости…

— Именно это я и сделал! — раздался от двери густой бас. — И что я вижу? Меня никто не встречает, как будто бы и не рады…

— Папка!!! — завопила Таяна, бросаясь навстречу отцу, и тут же утонула в могучих объятиях барона.

Спустя несколько минут, освободившись от объятий дочери, барон Арманд де Брей опустился на жалобно скрипнувший стул и выразительно посмотрел на кружку. Тэй столь же выразительно глянула на Мерля, и тот, поняв намек, исчез за дверью. Сама девушка не любила эль, но всегда держала в погребе небольшой запасец на такой как раз случай. А пока отец будет приканчивать принесенный Мерлем кувшинчик, вампир как раз успеет слетать в село и притащить любимый бароном напиток в достаточном количестве.

— Да, дочка, а я ведь не один приехал. Тут паренек со мной… очень уж хотел тебя увидеть.

— Паренек? — Таяна непонимающе уставилась на отца.

Барон молодецки свистнул, так что в окне зазвенело стекло, а занавески дернулись, будто подхваченные ветром. Или это и был сквозняк? Дверь скрипнула, и в комнату вошел…

Тэй ошеломленно уставилась на вошедшего мужчину. Воин — легкая кольчуга, не столько как защита, сколько как указание на статус, золотые крылья центуриона, длинный лиловый плащ, отороченный красной каймой, — цвета элитных имперских легионов. Его нельзя было назвать молодым, пожалуй, он уже встретил свое тридцатое лето, но во всем облике его была видна молодость. Молодость души, молодость устремлений… а то, что темные волосы уже тронуты сединой, — что ж, мужчины седеют рано. Широкоплечий, наверняка очень сильный — а лицо открытое, доброе. И во всем этом облике столько знакомого, столько родного…

— Дьен… — прошептала она, чувствуя, что сейчас заплачет. И даже сама не понимала, отчего вдруг начали слезиться глаза.

Воин улыбнулся. Улыбка получилась нежная, чуть застенчивая… так пошло бы улыбаться молодому парнишке, глядя на свою первую возлюбленную, а уж никак не опытному воину.

— Да… значит, ты не забыла. Тогда, на балу… я знаю, что не умею танцевать, и думал, что ты оскорблена… но я так хотел… — Он окончательно замялся и замолчал. Может, на поле боя он бывал неудержим, но в разговорах с женщинами у него, видимо, опыта было недостаточно.

— Дьен чуть не с мечом у горла заставил меня взять его с собой к тебе в гости, — демонстративно делая вид, что не замечает красного лица своего спутника, заметил барон с легким оттенком ехидства. — Ты уж его не обижай, девочка, он хороший парень. И командир из него неплохой…

Чувствуя, как все холодеет внутри, девушка сделала шаг назад. Ее улыбка увяла.

— К-командир?

— Что тебя, хотел бы я знать, так удивило? — вскинул брови Арманд. Покачал головой, нахмурился. — Или, живя в этом захолустье, ты стала забывать все то, чему я тебя учил?

Девушка не отвечала. Только во все глаза смотрела на этого молодого офицера, изучая каждую черточку его лица, сравнивая с теми обрывками, что хранила ее память. Это был он… и не он. Рост, ширина плеч, черты лица, даже имя — все это принадлежало тому, из сна, из видений, из воспоминаний. Все, кроме одного.

Она не чувствовала по отношению к нему ничего. Совершенно. Интересный мужчина, мужественное лицо, неплохое телосложение… наверняка и молодые дурочки, и зрелые матроны при дворе спят и видят, как бы заполучить его в постель, а то и в мужья. Может, несколько лет назад и ей такой мужчина вскружил бы голову… на некоторое время. Но сейчас… она просто смотрела на него и не видела. Не видела ничего такого, чего не было бы у многих и многих других мужчин. В памяти всплыли слова Оракула, слова, которые она уже почти считала пригрезившимися: «Если ты победишь, то вы с ним будете навсегда связаны друг с другом». Она не могла с уверенностью сказать, какой победы от нее ждал Оракул в этом сне-воспоминании, но вот слова о связанных душах, о том, что при внешних проявлениях, сходных с любовью, это — нечто большее и одновременно неизмеримо худшее, она помнила очень хорошо. Как будто бы они были сказаны совсем недавно.

Тот Дьен, мужчина из сна-яви… Каждый раз, когда Таяна пыталась вспомнить его лицо, одновременно и сладко, и горько сжимало сердце, и к горлу подступал комок, как при мысли о чем-то безвозвратно утраченном, но и безмерно дорогом. А этот… этот был чужим. Просто чужим — и она каким-то шестым, не поддающимся объяснению чувством знала, что он таковым и останется. И не помогут ни встречи при луне, ни кружение в бальной зале под звуки музыки, ни витиеватые излияния чувств, ни поцелуй — робкий и нежный или грубый и властный. Ничего не поможет.

— Дьен — хороший парень, — заметил, улыбаясь, барон. — Он уже года три служит под моим началом… И все это время он вспоминал о тебе. Такая преданность достойна некоторой… м-м… награды, так, дочка?

— Награды? — переспросила Таяна больше для того, чтобы сказать хоть что-нибудь. — Какой награды?

Отец чуть поморщился, словно огорченный непонятливостью дочери.

— Я… то есть мы приехали дней на пять. Не стесним? — Не дожидаясь ответа, он широко улыбнулся. — Я бы хотел, чтобы ты, девочка, показала Дьену окрестности. Помню, ты всегда утверждала, что здесь красивые места.

— Да… да, конечно, — механически ответила она, все еще пребывая в плену своих мыслей, все еще пытаясь понять, почему этот молодой человек столь похож на того, другого, на Дьена из сна. Может, воспоминание о давней встрече и послужило толчком к самому сну? Вернее, бреду — ведь Мерль говорил, что она бредила. Таяна в Академии занималась лекарским искусством и знала, что горячечный бред может принимать самые причудливые формы.

— Вот и прекрасно! — воскликнул, потирая руки, барон. И, увидев входящего в комнату Мерля, нагруженного пивом и соответствующей закуской, довольно улыбнулся. — А теперь почему бы нам как следует не отметить нашу встречу?

Тэй сделала шаг к столу и запнулась — краем глаза она перехватила брошенный на нее взгляд Дьена. На какое-то мгновение ей показалось, что у него очень странные глаза, желтые, с узким вертикальным, как у змеи, зрачком. Девушка повернула голову, чтобы удостовериться в этом, — и натолкнулась на доброжелательный взгляд самых обыкновенных серых глаз. Самых обыкновенных…

— Вот примерно так, — закончил Жаров свой рассказ. Повествование получилось обрывочным, явно неполным, но доктора это не смутило. Лгать Денис не рискнул — с Риллентайна вполне могло статься подключить какую-нибудь хрень вроде детектора лжи, право на это он имел.

— Занятно… — протянул доктор, с глубокомысленным видом раскуривая трубку — роскошь на борту военного корабля немыслимая, доступная разве что трем-четырем высшим чинам. Это вам не пассажирский лайнер. Риллентайн затянулся, выпустил сизый бесформенный клуб дыма и повторил: — Занятно. В целом «Фантазм» вызывает более простые галлюцинации, обычно сексуального характера, за что он и ценится… м-м… в определенных кругах. Но вот общие признаки, реалистичность происходящего, острое последующее ощущение того, что воспоминания соответствуют действительно происходившим событиям… все это весьма похоже. Простите, лейтенант, а когда вы последний раз были с женщиной?

— Э-э… давно.

С этим и в самом деле было сложно. Там, на базе, было немало женщин среди обслуживающего персонала, которые с радостью скрасили бы досуг офицера, были и те, для кого такое времяпровождение было работой. В конце концов, были и девушки-киборги — немало мужчин предпочитало их женщинам, мотивируя это тем, что не хотят брать на себя никаких обязательств. К тому же киборги, в базовую программу которых входило немало вещей, напрямую не относящихся к их основным обязанностям, в вопросах техники секса могли дать сто очков вперед иной профессиональной шлюхе.

Увы, Жаров как-то не вписывался в эту систему, выстроенную для того, чтобы десантники, находясь на базе месяцами, не испытывали проблем сексуального характера. Веселые девчонки, для которых офицеры и рядовые были источником дополнительной (и неплохой) зарплаты, были ему неинтересны.