– Дракон тебя подбросит, – сказал Сан Саныч, окончательно переключая свое внимание на монитор. – Он во дворе болтается, я велел ему подождать.

Уходя, Валерий обернулся с порога. Сан Саныч по-прежнему играл мышкой. Стоя в дверях, Бондарев видел волнистое, расплывчатое отражение экрана в полированной дверце шкафа. Судя по этому отражению, каменноликий Сан Саныч развлекался игрой в «Косынку» – совершенно дурацкий пасьянс, предназначенный исключительно для того, чтобы убивать время, целиком поглощающий внимание и не требующий от игрока почти никакого умственного напряжения. Валерий сдержал улыбку и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. «Все-таки Сан Саныч – свойский мужик», – подумал он, идя по темноватому коридору к выходу, где скучал в своей стеклянной будке дежурный.

Дракон действительно поджидал Валерия во дворе.

Он курил, привалившись к переднему крылу битого-перебитого корейского джипа, на котором обычно ездил на работу, а также на природу – половить рыбку, пострелять на радость девкам из пистолета по пустым пивным жестянкам, погонять на бешеной скорости по кочкам и ямам, нажарить шашлыков и выпить водки. В представительских целях Дракон использовал трехлетний «Рено», и Валерию оставалось только гадать, каким образом его напарник, проработавший в «Кирасе» всего на год дольше его, ухитрился накопить такую сумму. Слишком экономным он не выглядел, да и вообще… Родители, что ли, помогают? Вряд ли..

Фамилия Дракона была Дракин – Леха Дракин, простой люберецкий паренек двухметрового роста, накачанный до такой степени, что напоминал обряженный в короткое драповое пальто трехстворчатый шкаф. Ему ничего не стоило поднять автомобиль, ухватившись за бампер, а то и за фаркоп, – поднять, подержать немного на весу и смеха ради развернуть вокруг оси, придав ему такое положение, что не сообразишь, в какую сторону ехать – вперед или назад. Валерия Дракон уважал, потому что был одним из тех, на ком тот демонстрировал свое искусство, когда нанимался на работу в «Кирасу», и продержался против новичка ровным счетом двадцать четыре секунды. «Большой шкаф громко падает, – сказал по этому поводу Сан Саныч, когда Дракон очухался после нокаута. – Учись, качок. Будете напарниками – может, хоть так до тебя дойдет, что сила не в мясе».

Дракон оказался парнем необидчивым, и работалось Валерию с ним, по большому счету, неплохо.

Скучновато, конечно, но, в конце концов, нельзя же требовать от жизни всего сразу! Зато бывали случаи, и не раз, когда потенциальные злоумышленники, завидев на пороге охраняемого объекта внушительную фигуру Лехи Дракина, мигом уносили ноги от греха подальше.

Увидев Валерия, Дракон в последний раз затянулся сигаретой и растер окурок по асфальту подошвой своего тупоносого ботинка. На его широкой простодушной физиономии появилась улыбка, которой он приветствовал каждого, с кем был знаком. Валерий пожал ему руку и без приглашения залез на переднее сиденье джипа.

Дракон плюхнулся за руль, заставив машину закачаться на амортизаторах, и без лишних слов запустил двигатель. Джип у него был трехдверный, с укороченной базой и очень жесткой подвеской, и ездить на нем было все равно что скакать верхом на взбесившейся табуретке. Водил Дракон лихо – пожалуй, даже чересчур лихо, но Валерию как-то не доводилось слышать, чтобы он попал в аварию.

Рыкнув движком, джип выкатился за ворота, а спустя какое-то время остановился перед стеклянной дверью антикварного магазина. Дракон постучал в створку и показал подошедшей к двери женщине свое удостоверение. Дверь открылась, и Валерий вслед за Драконом вошел на территорию нового охраняемого объекта.

Юрий остановил машину, опустил стекло, открыл люк над головой и закурил. Сквозняк подхватил дым и утащил его в щель открытого люка. Часы на приборной панели показывали начало второго – время обеденного перерыва в большинстве учреждений, в том числе и в редакциях газет. Очевидно, именно по этой причине главный редактор еженедельника «Московский полдень»

Дмитрий Светлов назначил Юрию встречу в этот час.

Дмитрий, которого совсем недавно все называли просто Димочкой, сменил на посту главного редактора покойного Мирона – Игоря Миронова, с которым Юрий состоял в полуприятельских отношениях. Впрочем, в точно таких же отношениях Юрий был и со Светловым, и вообще со всем коллективом редакции, поскольку в свое время работал в «Московском полудне» редакционным водителем.

Юрий не знал, зачем понадобился Светлову, но кое-какие подозрения на этот счет у него имелись. Светлов, похоже, до сих пор продолжал считать его фигурой в высшей степени загадочной и представляющей огромный интерес для широкого круга читателей. Когда-то он здорово надоедал Юрию своими настойчивыми уговорами дать эксклюзивное интервью для газеты. Желание сделать подробности биографии Юрия Филатова достоянием гласности было главным недостатком Димочки Светлова.

Но, помимо недостатков, журналист имел и кое-какие неоспоримые достоинства, так что просто послать его ко всем чертям Юрий не мог. Светлов не раз помогал ему добывать жизненно важную информацию; к тому же он был Юрию симпатичен, хотя вести дела с покойным Мироном было проще и безопаснее.

Он снова покосился на часы и тут же увидел Светлова. Главный редактор «Московского полудня» шагал по тротуару, озираясь по сторонам, будто что-то искал.

Юрий вспомнил, что Светлов не знает его машины, и ткнул пальцем в кнопку звукового сигнала. Журналист вздрогнул, услышав в шаге от себя короткий гудок, нашел глазами высунувшегося из окна машины Юрия и помахал рукой.

– Я вижу, уровень твоего благосостояния продолжает неуклонно расти, – сказал Светлов, усаживаясь на сиденье рядом с Юрием и пожимая протянутую им руку. – Хорошая машина.

– Ерунда, – сказал Юрий, цитируя старый анекдот, – стеклотару сдал и купил. Тебя куда-нибудь под везти или просто посидим в машине?

– Честно говоря, жрать охота патологически, – признался Светлов. – Время-то как раз обеденное.

– Правильно, – похвалил Юрий. – Война войной, а обед по расписанию. Тут неподалеку есть один шалман, в котором прилично кормят, и притом недорого.

Сказав про шалман, он немного загрустил. Это было одно из фирменных высказываний Мирона, который всегда знал какой-нибудь шалман неподалеку и не упускал случая лишний раз «промочить горло». Впрочем, заведения, о котором говорил Юрий, Мирон как раз таки не знал, поскольку открылось оно совсем недавно.

Запуская двигатель, Юрий поймал на себе острый, какой-то очень профессиональный взгляд Светлова и подумал, что за последние пару лет мальчишка сильно повзрослел, причем не только внешне, но и внутренне.

Карьера – чепуха, особенно в такой малопочтенной газетенке, как «Московский полдень», но, судя по некоторым признакам, Светлов стал Мирону достойной заменой. Во всяком случае, журналист из него, кажется, получился настоящий, без дураков – типичная акула пера из большого города, от которой ничего не скроешь.

«Вон как смотрит, – подумал Юрий. – Наверняка догадался, что я подумал о Мироне. Невелика хитрость, если разобраться. В последние недели перед смертью Мирона слово „шалман“ буквально не сходило у него с уст, так что сообразить, о чем я подумал, было нетрудно. И непременно сейчас начнет приставать – расскажи ему про бойцовский клуб, про то, как именно погиб Мирон, да что стало с теми, кто помог ему отправиться на тот свет…»

– Что нового на свете? – нанес он опережающий удар. – Или, как сказал классик, «ладно ль за морем иль худо? и какое в свете чудо?»

Светлов с видимым удовольствием откинулся на мягко пружинящую спинку сиденья, вытянул ноги, благо размеры салона позволяли это сделать, и провел пятерней по коротко стриженным каштановым волосам, сменившим его прежнюю волнистую шевелюру.

– За морем житье не худо, – вслед за Юрием цитируя Пушкина, сообщил он и перешел на прозу:

– Что же касается чудес, то они, как известно, на протяжении последних ста лет случаются в основном поганые.

– Не правда, – сказал Юрий. Улица позади очистилась (видимо, на перекрестке зажегся красный свет), и он задним ходом вывел машину на проезжую часть. – Чудеса случаются всякие, просто о хороших чудесах меньше говорят, да и верят в них не так охотно, как в очередное землетрясение или террористический акт. И в этом, между прочим, большая заслуга средств массовой информации.

Он переключил передачу и дал газ. Ему пришлось напрячь слух, чтобы услышать, как работает двигатель, – машина у него теперь действительно была очень недурная.

– Перестань, – лениво отмахнулся Светлов. – Нынче такие времена, что в газетчиков не швыряется камнями только ленивый. А теперь и ты туда же… Хотя в чем-то ты, наверное, прав. Вот тебе пример так называемого «хорошего» чуда: нашлась икона Любомльской Божьей Матери. Чудотворная. Пропала во время гражданской, а теперь вдруг взяла и нашлась. Один московский антиквар выразил желание вернуть ее церкви – каково?

– Странно, – сказал Юрий. – Похоже на утку. Антиквар выразил желание вернуть… Странно. Даже как-то не верится.

– Вот-вот, – сказал Светлов и рассмеялся. – Если бы я сказал, что известного московского антиквара повязали в аэропорту при попытке вывезти икону за бугор, ты бы поверил. И все бы поверили, не сомневайся, даже если бы это было вранье от первого до последнего слова.

Юрий хмыкнул и полез было в карман за сигаретами, но на курение времени уже не осталось: они приехали. Припарковав машину, он заглушил двигатель и все-таки закурил.

– Публику интересуют прежде всего скандалы и всякие ужасы, – заключил Светлов, – так что ты напрасно обвиняешь во всем журналистов. Мы просто используем то, чего не можем изменить. Перед войной в Ираке все про нее врали: Америка – одно, Ирак – другое, а Россия с Францией – третье. И если я на этом фоне начну публиковать материалы под лозунгом «Как прекрасен этот мир, посмотри», газету просто перестанут покупать.

– То есть идти на материальные жертвы ты не готов, – констатировал Юрий, запирая центральный замок и бросая брелок с ключом в карман куртки.

– Материальные жертвы и финансовое самоубийство – не совсем одно и то же, – возразил Светлов. – И не надо на меня так смотреть. Я знаю, что ты хочешь сказать, помню, чем тебе обязан, и, поверь, извлек из того случая надлежащий урок. Ты доволен? Но даже ты не можешь всерьез настаивать на том, чтобы я перекрасил страницы газеты в розовый цвет и зелеными буквами печатал на них благоглупости.

– Желтый цвет, конечно, приятнее, – рассеянно заметил Юрий, длинными затяжками добивая сигарету.

– Демагог, – с отвращением произнес Светлов.

– Папарацци, – дал сдачи Юрий. – И вообще, чего ты пузыришься? Не надо накручивать себя перед едой, не то оглянуться не успеешь, как заработаешь язву желудка. Я ведь от тебя ровным счетом ничего не требую.

Только уж и ты, будь добр, не требуй от меня выражений восторга по поводу того, что ты печатаешь в своей газете.

Ей-богу, глазу отдохнуть не на чем!

– Хороших историй мало, – пожаловался Светлов, и Юрий подумал, что парень и впрямь повзрослел. Он очень ловко закруглил затеянный Юрием отвлеченный спор и вернулся к тому, что его интересовало. – Практически, их нет совсем. Я имею в виду полномасштабные, законченные истории с прологом и эпилогом, которые можно с интересом и пользой для себя почитать на сон грядущий.

Чтобы добро торжествовало победу, а зло несло заслуженное наказание…

– Не мылься, – сказал ему Юрий, бросая в урну окурок и направляясь в кафе. – Все равно, где сядешь, там и слезешь.

Они вошли в небольшой уютный зальчик, по случаю дневного времени почти совсем пустой, и уселись за накрытый белоснежной скатертью столик у окна.

– Какой же это шалман? – устраиваясь на мягком стуле с высокой спинкой и с одобрением оглядывая со вкусом оформленный интерьер, сказал Светлов. – Вполне приличное заведение. Только здесь, наверное, дорого.

– Финансовая гибель тебе не грозит, – поддел его Юрий, – хотя на определенные материальные жертвы пойти все-таки придется. Впрочем, я согласен заплатить за обед, если ты от меня отстанешь. Если хочешь, я буду кормить тебя месяц или даже целый год, только перестань рассматривать меня в качестве новой Шехерезады.

– Заманчиво, – сказал Светлов, с благодарным кивком принимая у подошедшей официантки папку с меню. – Но неприемлемо. Меня неплохо кормят дома, а твои истории стоят как-нибудь подороже здешних обедов. Странный ты человек, Юрий Алексеевич. Некоторым людям совершенно нечего сказать, а они трещат без умолку. Ты же набит ценной информацией по самую макушку и молчишь как рыба. Неужели ты не уважаешь российского читателя?

– Не особенно, – честно признался Юрий, изучая меню.

– Все у тебя не как у людей, – вздохнул Светлов, проигнорировав это признание, которое не было для него новостью.

– Наоборот, – сказал Юрий. – Если хочешь, давай начистоту. Тебе нужно, чтобы я подробно рассказал тебе, как это вышло с Мироном, так? Не спорю, история была занимательная, да только после Мирона остались жена и ребенок. Каково им будет прочесть то, что ты накатаешь, этот твой вонючий эксклюзив? Даже если ты не станешь называть имен, все равно любой, кто знал Мирона, догадается, о ком речь. По-твоему, так и должен поступать нормальный человек?

На скулах Светлова разгорелись неровные красные пятна, но он сдержался, не вспылил.

– Ты меня еще поучи, как вести себя за столом, – глядя в скатерть, негромко произнес он. – Или на какой сигнал светофора улицу переходить… Мирона ведь можно и не трогать. Та история с бойцовским клубом Адреналина сама по себе интересна.

Юрий бросил на него быстрый взгляд.

– Однако, – сказал он, – копать ты навострился!

Бойцовский клуб, говоришь? Ну, так за чем же дело стало? Их рекламу я собственными глазами видел в твоей газете. Сходи, полюбопытствуй. Про этих клоунов ты можешь писать что угодно, они совершенно безопасны. Самое страшное, что тебе может грозить, это иск о защите чести и достоинства. Но, я думаю, они не станут выносить сор из избы. А по соплям им давно пора вмазать.

– Этим убогим? – с презрением переспросил Светлов. – Сам мараться не хочешь, а меня заставляешь? Ты же знаешь, что это совсем не то. И почему не то – тоже знаешь. Но не хочешь говорить.

– Вот это верно, – сказал Юрий, – не хочу. И не буду. А чтоб ты успокоился, скажу тебе так: это, Димочка, не скромность, а обыкновенный инстинкт самосохранения, понял? Даже если ты не станешь называть имен, их из тебя вытянут угрюмые дяди в штатском.

Вернулась официантка, и ему пришлось замолчать.

Да он, собственно, уже сказал все, что считал нужным теперь оставалось только дождаться ответной реплики Светлова, пообедать, расплатиться и уйти. "И приходить не следовало, – подумал он, выкладывая на скатерть сигареты и зажигалку и рассеянно закуривая. – Знал ведь, зачем понадобился Светлову, так какого дьявола притащился? "

– Все так серьезно? – глядя в сторону, спросил Светлов, когда официантка ушла.

Юрий вздохнул.

– Дима, – сказал он, постукивая тлеющим кончиком сигареты по бортику керамической пепельницы, – зачем ты задаешь такие вопросы? Был клуб, в нем происходили убийства, замаскированные под несчастные случаи, а потом это кончилось – и убийства, и клуб, и в особенности его организаторы. А ты спрашиваешь, серьезно ли это.

Кстати, где твой диктофон?

Глядя ему в глаза, Светлов опустил руку в карман пиджака, вынул оттуда плоскую коробочку диктофона и открыл крышку. Кассеты с пленкой внутри не было.

– Всегда со мной, – сказал он. – Но это не означает, что он включен двадцать четыре часа в сутки. Батарейки тоже денег стоят, и я не хочу тратить пленку на твои уклончивые междометия. Знаешь, тебе повезло, что ты имеешь дело со мной, а не кое с кем из моих коллег.

Ты крайне загадочный тип, Юрий Алексеевич, а у журналистов это вызывает вполне определенную реакцию.

Даже на догадках, которые у меня имеются в отношении тебя, можно построить настоящую сенсацию. А ведешь ты себя как дурак. Играть в молчанку – самая проигрышная тактика, когда имеешь дело с идущим по твоему следу журналистом. Молчание только подогревает интерес, тебя начинают преследовать, следить за каждым твоим шагом, отравлять тебе жизнь и публиковать в печати глупейшие домыслы, причем в таких количествах, что судиться с газетой бессмысленно – никаких денег не хватит, чтобы отреагировать на каждую напечатанную про тебя глупость судебным иском.

– Угу, – сказал Юрий. – Это угроза?

– Чудак, – Светлов болезненно усмехнулся и тоже вынул из кармана сигареты. Юрий удивленно приподнял брови – это было что-то новое. – Чудак, – повторил Светлов, неумело закуривая. – Знаешь, в чем твоя самая главная странность? Вот если, к примеру, представить себе идеального современного обывателя, коренного москвича, не обремененного излишней ученостью и тяжким наследием пяти поколений российских интеллигентов, представить наиболее разумную с его точки зрения линию поведения в той или иной ситуации, а потом все это умножить на минус – то есть перевернуть с ног на голову, – то как раз и получишься ты.

Юрий пожал мощными плечами.

– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, – признался он.

– Вот именно, – жуя фильтр сигареты, сказал журналист. – Не понимаешь. В этом-то, наверное, и секрет.

Ты не понимаешь элементарных вещей, а все вокруг, похоже, не понимают чего-то, что очевидно для тебя. Эх, Юрий Алексеевич! Грохнут тебя когда-нибудь, и интервью дать не успеешь.

В дверях кухни возникла официантка с подносом.

– Как жена? – спросил Юрий, меняя тему. – Дочка как?

Светлов улыбнулся.

– Все в порядке, – сказал он. – Лида привет тебе передает, а дочка велела попенять дяде Юре, что до сих пор не зашел познакомиться.

– Так прямо и велела? – дочери Светлова не исполнилось еще и года, и Юрий об этом прекрасно знал. – Строгая у тебя растет дамочка. Впрочем, она права, я таки повел себя по-свински. Как-то незаметно время пролетело. Оглянуться не успел, а уже весна. Долго мы с тобой не виделись!

Официантка выставила на стол тарелки с заказанной ими едой. У нее была стройная фигурка и миловидная мордашка хорошо ухоженного домашнего зверька. Светлов потушил в пепельнице длинный бычок с изжеванным фильтром, придвинул тарелку поближе к себе и набросился на еду со зверским аппетитом человека, чей организм еще находится в процессе роста.

– Полгода, – промычал он с набитым ртом.

– Что? – рассеянно пересппосил Юрий, который думал о своем.

Светлов сглотнул, вытер губы салфеткой и повторил:

– Мы не виделись полгода. Я думал, ты куда-нибудь уехал.

Юрий покачал головой, нерешительно вертя в руке вилку.

– Не то чтобы уехал, – сказал он. – Скорее уж ушел. Во внутреннюю, так сказать, эмиграцию. Лежал на диване, смотрел телевизор, гулял в парке и лечил нервы водкой. Знаешь, Адреналин был очень интересным человеком – сумасшедшим, конечно, но в его сумасшествии прослеживалась простая и очень заманчивая логика.

Словом, это было чертовски заразное сумасшествие, и чтобы вылечиться… Короче говоря, я не стану излагать тебе суть его идей, потому что, во-первых, боюсь рецидива, а во-вторых, потому, что у тебя семья.

Светлов отодвинул от себя опустевшую тарелку и задумчиво поиграл вилкой.

– Значит, эксклюзива не будет, – сказал он. – Ну и черт с ним, в конце-то концов. Если разобраться, разум нам дан именно для того, чтобы контролировать инстинкты, в том числе и охотничий. А в твой разум, Юрий Алексеевич, я верю, даже помимо, собственной воли. Ты как будто знаешь что-то, чего другие не знают. Черт с ним, с эксклюзивом. Расскажи лучше, как жизнь. Так и собираешься лежать на диване в обнимку с бутылкой? А то, может, обратно к нам, в редакцию? Подыщем тебе должность, и будем мы с тобой, как в добрые старые времена, вдвоем на задания ездить…

– Угу, – сказал Юрий. – Я буду морды крошить, а ты – описывать этот процесс. Куда как хорошо!

– А чем плохо?

– Да ничем, наверное. Только я, Дима, действительно странно устроен. Хотел бы вернуться, да не могу. Не пускает что-то. В одну воду нельзя ступить дважды, понимаешь? Не умею я возвращаться. А насчет дивана… Нет, брат, от дивана у меня уже пролежни. Я тут подыскал себе одну работенку – вернее, это она сама меня подыскала. Завтра пойду на собеседование.

– Рад за тебя, – сказал Светлов, благодарно кивая официантке, которая принесла кофе. – А что за работа?

– В ЧОПе, – сказал Юрий.

К его удивлению, Светлов отлично знал, что такое ЧОП. Юрий подумал, что и впрямь отстал от жизни и не знает самых элементарных вещей, зато помнит аббревиатуры организаций, давно канувших в Лету – ЦПКиО, например, или, не к ночи будь помянут, ОБХСС. Он в очередной раз мысленно обозвал себя ископаемым, пригубил кофе и зажег сигарету. Кофе был так себе – на вкус Юрия, жидковат.

– А что за ЧОП? – заинтересовался Светлов. – Название знаешь?

– Мне говорили, да я забыл, – сказал Юрий. – Дурацкое какое-то название. Что-то там про щит… Нет, про латы. Латы, нагрудник… А, вспомнил! «Кираса». Я, как услышал, сразу подумал: они что, защищают своих клиентов только от шеи до пояса?

– Примерно так, – сказал Светлов, слегка поморщившись.

Юрий поднял бровь и посмотрел на него одним глазом, безмолвно требуя разъяснений.

– Ну, что смотришь? – сказал Светлов, верно оценивший смысл этой простенькой пантомимы. – Был такой анекдот про еврея, который пришел домой и стал хвастаться жене, что вступил в партию. А она ему в ответ: дескать, до чего же ты у меня неловкий, вечно во что-нибудь вступишь – то в говно, то в партию…

– Никогда бы не подумал, что ты можешь знать этот анекдот, – засмеялся Юрий. – У него борода, как у Черномора.

– Компартия существует и сейчас, – пожав плечами, ответил Светлов, – да и кроме нее у нас партий хватает.

Так что анекдотец этот нынче еще более актуален, чем в дни твоего отрочества.

– А какое отношение все это, имеет к «Кирасе»? – спросил Юрий.

– Да самое прямое. Знаешь, большинство этих ЧОПов – просто легализованные бригады. Внешне они стараются держаться в рамках закона, и их поэтому терпят… Но это не суть важно. Речь не обо всех ЧОПах, а об этой твоей «Кирасе». До меня доходили слухи, что они не совсем чисты на руку. Пару раз их пытались прикрыть и даже привлечь к уголовной ответственности, но доказать ничего не удалось. А делишки были самого неприятного толка. Я сейчас не помню подробностей, поэтому врать не стану, но речь шла о коррупции – в частности, о том, что кое-кто из сотрудников «Кирасы» не прочь за хорошие бабки сдать своего клиента.

– Любопытно, – сказал Юрий. – Слухи – они слухи и есть. Вот я, например, слышал об этой самой «Кирасе» совсем другое. Да и потом, сам подумай: уголовные дела – уголовными делами, но кто бы стал их нанимать, если бы это было правдой? Кто бы рискнул доверить таким ненадежным людям свою шкуру? Да что там шкуру – деньги! Впрочем, не стану с тобой спорить. Просто пойду туда сам и посмотрю.

– Смотри, – сказал Светлов, – только не особенно увлекайся. Знаю я тебя… А там ребята покруче, чем в твоем бойцовском клубе. Это профессионалы, Юра, и они не лежат месяцами на диване, попивая водочку, а все время тренируются. Тренируются, насколько мне известно, по программе спецназа, так что, если ты вздумаешь и там устанавливать справедливость, они быстро свернут тебе твою могучую выю.

– Кого свернут? – переспросил Юрий.

– Шею, тундра ты необразованная.

Юрий засмеялся – легко и непринужденно, и Светлов понял, что разговаривать с этим человеком бесполезно.

– Зря смеешься, – сказал он тем не менее.

– А ты зря меня стращаешь, – парировал Филатов. – Я вовсе не собираюсь объявлять новый крестовый поход. Я просто хочу устроиться на работу, чтобы не повеситься от тоски. Что ты обо мне вообразил? Я не настолько глуп, чтобы пытаться переделать мир, Дима. И если ты в этом сомневаешься, это твои проблемы. В твоем возрасте и при твоей должности давно пора расстаться с романтическими бреднями. Мне просто нужна работа, понял?

– Понял, – кротко сказал Светлов, которого эта речь ни в чем не убедила, и посмотрел на часы. – Что ж, если ты не хочешь делиться информацией, то и разговаривать с тобой не о чем. Тем более что до конца обеденного перерыва осталось всего десять минут. Подбросишь меня до редакции?

– Не вопрос, – сказал Филатов. Ему хотелось подбросить Димочку Светлова не до редакции, а в воздух, да повыше, и, пока он летает, повернуться и уйти, но журналист был не виноват в проблемах бывшего десантника, и срывать на нем свое внезапно испортившееся настроение он не стал. – Извини, что не оправдал твоих надежд, но это в самом деле не та информация, которой можно делиться.

– Пустое, – сказал Светлов. – Найду что-нибудь Другое.

Выходя из ресторана, он подумал, что встреча получилась не такой уж бесполезной, какой могла бы быть. Во-первых, встретиться с Филатовым было приятно, независимо от того, давал он информацию или нет; а во-вторых, главный редактор еженедельника «Московский полдень»

Дмитрий Светлов хорошо знал своего собеседника и чувствовал, что, коль скоро тот пробудился к активности, с ним в ближайшее время непременно должно произойти что-нибудь весьма любопытное. Поэтому, усаживаясь в машину Филатова, Дмитрий уже начал прикидывать, каким образом ему проследить за этим странным, вечно притягивающим к себе неприятности человеком.