- А господин Абу Рустем знает о предпринятой вами акции? Мартин - или как его там? - опупел в крайней степени. Должно быть, он слыхивал это имя, но под большим секретом. О том, что я мог узнать это шибко секретное имя от Марселы, он явно не думал. И, похоже, именно после этого опасность вылететь за борт окончательно перестала мне угрожать.
      Хотя бы потому, что с палубы спустился парень и сказал:
      - Мы на месте.
      Фьерро мотнул головой, мои молчаливые соседи по диванчику потянули меня наверх.
      Приятно было вдохнуть предрассветной свежести, морского воздуха, ощутить эдакую бодрящую прохладу (я все еще был в больничном халате на голое тело). Катерок сбросил обороты до минимума и, неторопливо постукивая мотором, входил в узенькую горловину совсем маленькой бухточки. Там и четырех метров по ширине не было, а катеришко по мидель-шпангоуту пару метров имел. Вокруг были скалы и камушки, о которые даже на небольшой волне можно было хорошо почесаться днищем, да и винт сорвать было очень удобно. Но рулевой четко знал здешний фарватер и, хотя ему пришлось пройти метров двести по очень извилистому проливчику, нежно перекладывая штурвал с борта на борт, пролез в бухточку успешно. Батюшки-светы!
      Место очень знакомым показалось, просто до ужаса знакомым. Только вот побывал я тут впервые не два года назад и даже не тринадцать. А ужас как давно. В 1654 году!
      Нет, я не тронулся умом, и крыша у меня никуда не поехала. Хотя объяви я о своих мыслях товарищу Фьерро, он подумал бы, что все именно так и обстоит. Или подумал, будто я хочу психом прикинуться. Профессор Кеведо & С°, обрадовавшись, что я начал молоть ерунду, решил бы, что единственный шанс спасти пациента - это убрать у него из башки непонятное затемнение. Что он для этой цели использовал бы, не знаю, но догадываюсь: моей микросхеме не понравились бы ни лазер, ни скальпель, ни кухонный ножик. Скорее всего, схему угробили бы вместе со мной, а в лучшем случае привели меня в состояние самого натурального кретинизма.
      Конечно, я не стал никому ничего сообщать. Да, именно здесь, на сравнительно маленьком необитаемом острове, побывал негритенок Мануэль, купленный английским капитаном О'Брайеном на Хайди. После боя фрегата О'Брайена с двумя голландскими кораблями Мануэлю удалось спастись на шлюпке вместе с сеньорой Мерседес-Консуэлой де Костелло-д'Оро и ее служанкой Роситой. Негритенок, ставший впоследствии мужем Роситы и дальним предком Ричарда Брауна-настоящего. Эпизоды жизни Мануэля, Мерседес и О'Брайена передались мне через генетическую память. Правда, память эта кое в чем врала. О'Брайен называл остров Сан-Фернандо. Но на настоящем Сан-Фернандо я тоже бывал и не перепутал бы его ни с каким другим.
      Дурдом, ё-мое! Поведать об этом всерьез ученым мужам, составившим свои представления на основании современных научных данных? Мигом нащупают синдром или манию, поставят диагноз - и кранты. Запросто положат и будут лечить от всей правды.
      Именно от правды. То есть от того, что врезалось в память и передалось через дюжину поколений О'Брайенов и Бариновых. Как - неизвестно, почему тоже, но передалось. Ведь действительно, я, никогда здесь наяву не бывавший, стал узнавать те места, которые помнил лишь по видениям распаковавшегося в моем мозгу "архивированного файла" генетической памяти.
      Конечно, тут многое изменилось. И скалы поменяли форму, и деревья поредели, и рельеф вокруг бухты сгладился. Но дом, построенный некогда родственником доньи Мерседес, несомненно не раз отремонтированный и подновленный, был все тот же.
      Точнее, это был небольшой замок, обнесенный шестиметровой зубчатой стеной из тесаных камней с четырьмя башенками по углам. Там, где когда-то были джунгли, сгоревшие после обстрела из пушек, располагался просторный парк, где просматривались теннисные корты и просторная площадка для гольфа с припаркованными на ночь электромобилями. Парк занимал почти пол-острова, почти всю территорию, расположенную в котловине-кальдере древнего, давным-давно потухшего, разрушившегося и заросшего растительностью вулкана. На реке, впадавшей в бухточку, была возведена мини-ГЭС, питавшая электроэнергией это старинное пиратское гнездо.
      Теперь, конечно, времена изменились. Когда наш катер, пройдя двести извилистых метров пролива, подошел к выходу в бухту, дорогу ему преградила железобетонная конструкция, на мой непросвещенный взгляд, вполне способная выдержать прямое попадание из танковой пушки, землетрясение в 8 баллов по шкале Рихтера и небольшую волну цунами. Оказывается, силу приливов и отливов здешние товарищи тоже использовали для получения электроэнергии на халяву. А заодно капитально перекрыли ход в бухту и от чужих катеров, и от мини-подлодок, и от боевых пловцов. Для своего катера сделали шикарную кран-балку, с помощью которой попросту переносили его из пролива в бухту и ставили с воды на воду. Что ей, блин, 25 тонн?
      У нас на такой бетонной дуре непременно написали бы лозунг. Например: "Енисей покорен!", или "Планы партии - планы народа!", или даже в стихах: "Течет вода Кубань-реки, куда велят большевики!". Здешние были проще, написали сурово, но внятно: "NO ENTER! PRIVATE PROPERTY! ARMED REACTION!" Короче: чужие, валите все на хрен, пока стрелять не начали.
      Когда ребятки застроповали катер и кран-балка потянула его вверх, у меня немного дух захватило. На двадцать метров в воздух подняли, тросики, конечно, стальные, надежные, но все-таки... Падать пришлось бы на бетонный откос плотины или на окрестные скалы, а с такой высоты, наверное, очень больно. Но нас перенесли просто изящно, не раскачав при повороте стрелы, и мягко приводнили, особо не плюхнув. Зато, пока ехали по воздуху, я сумел поглядеть и на бухту, и на парк, и на дом, и на речку с высоты чаечьего полета. Благо, уже почти совсем рассвело.
      Катер быстро пересек бухту и подошел к уютному причалу, где дремали с десяток небольших спортивных яхт и моторных лодок, предназначенных, я думаю, лишь для прогулок по этой самой частной бухте. На пирсе позевывали - небось всю ночь пробдили! - два крупных, супертяжного вида дяденьки с пистолет-пулеметами "CALICO", висевшими под мышкой на ремешках. Фьерро первым соскочил на пирс, затем мои сопровождающие довольно аккуратно выгрузили меня.
      - Босс спит, - явно завидуя хозяину, произнес один из парней, охранявших пирс. - Как ему передали, что вы подошли к плотине, так он перестал паниковать, успокоился и решил вздремнуть. А до этого всю ночь не спал, переживал очень.
      - Дело того стоит, - важно заметил Фьерро и пошагал с пирса. Меня повели следом. Пахло тут - обалдеть! Рай, да и только. Хотя, конечно, обитателей здешних я бы к ангельской породе не отнес.
      По асфальтированной лестнице мы поднялись с причала на обрыв, где очутились на аллее, обсаженной симпатичными деревцами и ровно подстриженными кустиками. Не длинной, метров с полсотни. В конце аллеи оказался забор из металлической сетки, приваренной к стальным рамам, и раздвижные ворота, около которых дежурили пареньки вроде тех, что на пирсе. Фьерро они поприветствовали кивками, не сказав ни слова, и пропустили нас за забор. Тут аллея расходилась в двух направлениях параллельно ограде. Мы свернули направо.
      Замок, сооруженный некогда непутевым дядюшкой доньи Мерседес, стоял на небольшой возвышенности, и его стены хорошо просматривались в просветы между листвой. Птички щебетали, перепархивали через дорожку. Встретился совсем мирного вида мужичок в майке, легком комбинезоне и бейсболке, который усердно поливал из шланга большую клумбу. На нас он постарался не смотреть и специально повернулся спиной, чтобы не видеть, как кого-то по этим райским кущам водят в наручниках. Ручаюсь, что если бы я чего сказать попробовал, так он бы и уши заткнул: "Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу!"
      К замку мы не пошли, а свернули в аллею-тупичок, закончившуюся бетонным забором, ограждавшим площадку примерно 10х10 метров. Посреди нее стоял одноэтажный домишко. Неприятно смотрелась только спираль Бруно поверху забора. Кроме того, едва мы подошли к этому сооружению, как загавкало сразу несколько псов. И явно не тойтерьерчиков, а малость покрупнее. В стальную калитку здесь ворот не было - нас пропустил улыбчивый усатый сеньор, коптивший небо сигарой.
      - Это новый постоялец? - спросил он, ткнув в меня пальцем.
      - Именно, - кивнул Фьерро. - Поручаю его тебе, Игнасио.
      В тесном дворике на меня ласково оскалили клыки шесть немецких овчарок. Естественно, такой добрый хозяин, как Игнасио, не мог ограничивать собачью свободу, и все зверье было на беспривязном содержании, ну и, конечно, без намордников.
      - Здесь есть все, что нужно для хорошего отдыха, - сообщил Игнасио, открывая дверь в домик, - туалет с унитазом, душ с горячей водой и койка, чтобы отоспаться всласть. Чем тебя тут будут кормить и когда - не мое дело. Можешь загорать во дворе, но не ближе, чем в метре от забора. Там по траве прокрашена белая полоса. Заступишь за нее одной ногой - собаки зарычат, переступишь обеими - схватят. Подружиться с ними нельзя, попробуешь прикармливать или называть их по именам - покусают. Не бери в руки ни камней, ни палок, не выноси во двор табуреты - тут же познакомишься с клыками. Ну, и, конечно, не спорь со мной и не ругайся, не говоря о том, чтобы поднять на меня руку. Раздерут в клочья.
      - Вот этого нам не надо, - недовольным тоном предупредил собачника Фьерро. - Он нам нужен живой и только живой, так что предупреди собачек, чтобы они были поаккуратней. Чтобы брали за пятки, а не за глотку. Понял? Иначе босс тебя самого на цепь посадит.
      - Я постараюсь, - поспешил поправиться Игнасио, - выше икр брать не будут.
      Перспектива была приятная. Одно спасибо, сняли наручники. Фьерро удалился вместе со своими бойцами, а я плюхнулся на койку, расположенную в комнатке размером с вагонное купе. Окошка в ней не было, но имелся вентилятор. Он монотонно и вкрадчиво урчал, напоминая, что я маленько не выспался. Я позевал-позевал да и заснул на радость собаководу, который мог спокойно заняться своими четвероногими друзьями.
      Ему-то было хорошо, а мне не очень. Вместо того, чтобы нормально отдохнуть от неприятностей, пережитых наяву, пришлось возвращаться в кошмар Полутьма комнаты, куда меня поселили головорезы Косого, как-то незаметно перешла в кромешный мрак обесточенного подземелья, а прохлада, навеваемая вентилятором, - в ледяной холод подземной воды, затопляющей подземный дом...
      Дурацкий сон № 7 Дмитрия Баринова.
      К свету
      Она хлынула потоком, эта вода. Я и пикнуть не успел, как она залила меня по шею, а затем подняла почти к самому потолку холла. Наверно, я не догадался бы об этом, если бы, барахтаясь, не задел рукой за светильник, привинченный к стене. Потому что темень была совершенно непроглядная. Но поскольку я сразу нащупал стену и понял, что держусь рукой за бра, которое было прикреплено примерно в семи футах от пола, то смог представить себе уровень воды. Потолок находился на высоте в десять футов, стало быть, вода оставила мне (я еще не знал, куда делась мисс Уильямс) чуть больше трех футов, но в том, что она быстро поднимается и скоро воздуха не останется вовсе, я был совершенно уверен. Спасения я не ждал. И молился - если это можно назвать молитвой, потому что я ни одного слова не мог припомнить' - только о спасении души. Мне отчего-то показалось, будто в этой пещере и впрямь орудует Сатана...
      Внезапно в дальнем от меня углу затопленного холла вспыхнул свет. Загорелась лампочка на каске. Я помнил, что мы с Тиной садились в автомобиль без касок и склад тоже обшаривали с непокрытыми головами. На секунду даже появилась радостная мысль: может быть, это спасатели?
      Но оказалось, что лампочка зажглась на каске Тины. Учительница плавала в трех ярдах от меня, держась одной рукой за верх вешалки, а другой - за деревянный стул, всплывший кверху ножками. При свете лампы стало видно, что вода уже затопила все дверные проемы, и от поверхности воды до потолка осталось всего полтора фута. То самое бра, за которое я уцепился, почти совсем скрылось в воде. А на поверхности плавали разные предметы, всплывшие с пола.
      - Майк! - крикнула мисс Уильямс, высветив меня своей лампой. Держись! Я сейчас подплыву к тебе.
      Она действительно поплыла в мою сторону, расталкивая все плавающие предметы. Один из них в результате оказался почти рядом со мной. Как ни странно, он был не деревянный и не пластмассовый. Сперва мне показалось, будто это какая-то жестяная коробка, но чуть позже, когда Тина, а вместе с ней и свет приблизились ко мне, я увидел, что это тяжеленный черный ящик. Вот уж не думал, что эта тяжеленная штуковина всплывет! Он был, пожалуй, намного тяжелее ящика с кетчупом. Но кетчуп не всплыл, а этот плавает. Я нащупал кольцо, приделанное к торцу ящика, и продел в него палец. Потом потянул ящик к себе и почувствовал, что он не тяжелее пакета с молоком.
      В этот момент подплыла мисс Уильяме.
      - Держись! Держись, ради Бога! - пробормотала она. - Бог нам поможет!
      В это я не верил совершенно.
      - Надо попробовать выплыть отсюда в туннель. - Она явно молола чушь, потому что я прекрасно помнил - свод автомобильного туннеля был намного ниже, чем пол холла. Если вода залилась сюда и добралась почти до потолка, то в туннеле ловить нечего. Там вода уже давно заполнила все до самого верха. А проплыть отсюда через ангар в грот нам не удастся - не хватит воздуха.
      - Там может быть больше воздуха, - продолжала Тина. - Там мы сможем продержаться. Нас найдут и спасут!
      Но по тому, что она не торопила меня нырять и перебираться в туннель, я понял, что она болтает, чтобы меня утешить и не дать совсем упасть духом. Она тоже понимала, что мы погибаем, но не хотела, чтоб и я потерял надежду... Чудачка! Наверно, думала, что я грудной младенец.
      Холод воды вытаскивал из меня жизнь даже быстрее, чем сама вода, подступавшая к потолку. Теперь и фута до потолка уже не оставалось. Оторвать руку от бра я не мог, хотя это пора было сделать: бра было на целый фут под водой, продолжая за него цепляться, я мог захлебнуться.
      Мне казалось, что лучше, если все произойдет быстрее... Но когда вода уже касалась моих губ, я все же сумел отцепиться от светильника и держался теперь только за ящик. Одной рукой - за кольцо, другой - просто так, за холодный бок. Тина плавала рядом, держась за стул. Она явно теряла силы.
      - Господи, спаси нас! - лепетала она, уже не заикаясь о том, чтобы нырять и выплывать через туннель.
      У меня не было сил говорить. Мне только очень сильно, так сильно, что дальше некуда, захотелось вырваться отсюда, из этой мокрой преисподней на свежий воздух. И чтоб Тина тоже спаслась, хоть она была во всем виновата. Очень захотелось, потому что макушка коснулась потолка и стало ясно: жить осталось даже не пять минут, а много меньше. И тут произошло нечто совершенно невероятное.
      Вспышка! Ярчайшая, будто от взрыва атомной бомбы, про которую нам рассказывала Тина, вспышка ослепила меня на несколько секунд. Была даже мысль, что это и есть смерть... (Обрыв памяти.)
      Небо голубое и чистое - ни облачка. (Я-Баринов в этот момент даже подумал, что сон кончился.) Надо мной жужжал шмель или пчела, а с боков поднимались стебли высокой травы. Я зажмурил глаза, открыл их опять. Нет, небо не исчезло, не появился опять потолок подземного дома и черная вода. Может, все это пригрезилось? Нет, одежда была мокрая, хотя солнце, гревшее вовсю, немного подсушило ее. А на пальце правой руки ощущалось кольцо...
      Я сел. Огляделся. Да, я находился на небольшой полянке, между сосен, росших на склоне горы. И рядом со мной лежал тот самый черный ящик с кольцом на торцевой стенке, через которое был продет указательный палец правой руки.
      В десяти ярдах от меня лежала мисс Уильямс. Она была жива и опиралась на локти, крутила головой, будто боксер, получивший нокаутирующий удар и не понимающий, как очутился на полу.
      - Боже мой! - воскликнула она. - Мы живы!
      А я сомневался. Может быть, мы умерли и перешли в иной мир? Но тут с небес донесся свист турбин. "Боинг-707", судя по раскраске хвоста относившийся к компании "Пан Америкэн", рассекая небесную синь, прошел над горой и исчез из виду. Вряд ли в Раю нужны самолеты. Нет, мы явно были на Земле.
      Я встал, отцепился от ящика, пощупал руки-ноги - все цело, ничего не болело. Тина тоже встала, посмотрела по сторонам и увидела ящик.
      - Он тоже здесь? - удивилась она.
      - Да, - сказал я. - Я же плавал, держась за него.
      - Плавал? - Она поглядела на меня как на идиота. - Ты не ошибся? В нем верных семьдесят фунтов веса.
      - Я это точно помню, мэм. И сам удивлялся. Но он действительно плавал, если бы не он, я бы утонул.
      Тина подошла к ящику и подцепила его пальцем за кольцо.
      - Не может такого быть, - сказала она, - я не могу его оторвать от земли. Такая штука должна была тебя утопить.
      - Но он плавал! - упрямо произнес я. - Может, вы еще скажете, что мы вообще в пещере не были?
      - Нет, не скажу. Мы там были. Вот и одежда мокрая. Кстати, неплохо было бы, если б она высохла, а то мы простудимся...
      И опять сверкнула вспышка!
      На сей раз я быстро открыл глаза. Ничего вокруг не изменилось,
      мисс Уильямс стояла на том же месте, и палец у нее был продет через кольцо на торцевой стенке черного ящика. Ни огня, ни дыма нигде не было видно, но мне стало заметно теплее и комфортнее. Уже через секунду, ощупав одежду, я понял отчего.
      - Все высохло! - вскрикнула Тина. - Одежда сухая, будто ее жарили на солнце часов пять, а потом еще и утюгом прогладили!
      - Это ящик! - неожиданно догадался я. - Он исполняет желания! Как в сказке!
      - Не может быть... - пробормотала мисс Уильяме, отшатываясь от ящика, словно от гремучей змеи.
      Мне захотелось проверить. В то время как мисс Уильяме с дурацким выражением оторопело стояла в стороне, должно быть, размышляя, как данное явление согласуется с теорией относительности Эйнштейна, я подошел к ящику и потребовал:
      - Хочу, чтоб здесь появился "Кадиллак"!
      Нет, ничего не получилось. Никакой вспышки не последовало, и "Кадиллак" не появился. Я даже украдкой на небо глянул, думая, что, может, увижу, как этот "Кадиллак" оттуда падает, но там, кроме солнца, ничего не было.
      - Не надо придумывать глупости, Майк, - снисходительно усмехнулась Тина, чудес не бывает...
      - Но ведь мы были в пещере! - вскричал я. - Еще и полчаса не прошло. За это время наша одежда не успела бы просохнуть. Мисс Уильямс задумчиво посмотрела на ящик.
      - Вспомни, пожалуйста, все, что можешь. Самые последние мгновения в пещере.
      Я даже лоб наморщил, припоминая:
      - Там вода уже у потолка была. Я держался за ящик...
      - Как ты держался? - перебила Тина. - Покажи! - Мне пришлось просунуть в кольцо палец одной руки и обхватить ящик другой. Мисс Уильямс задумчиво поглядела и сказала:
      - Когда мне захотелось, чтоб одежда была сухая, я держалась только за кольцо...
      В этот момент мне тоже пришла в голову эта идея. И я почти сразу же подумал, что если б я не орал: "Хочу "Кадиллак!", стоя рядом с ящиком, а представил себе такую машину, просунув палец в кольцо, то...
      Бац! Вспышка полоснула по глазам!
      Я еще не успел открыть их, когда услышал испуганно-восхищенный голос Тины:
      - Боже мой! Дьявольщина какая-то!
      Ну, вот он, этот "Кадиллак", стоит посреди полянки. Появился. Только отсюда на нем никуда не уедешь. Дороги-то нет. Сосны стоят плотно, и на такой длинной машине, как эта, да еще и по горному склону между ними не продерешься. Но факт есть факт. "Кадиллак" появился из ничего! Настоящее чудо!
      Тина со страхом подошла к автомобилю. По-моему, она даже принюхивалась к нему, не пахнет ли серой? Черный лак, хромированный металл отделки. Блеск! Американская мечта на четырех колесах. Престиж и имидж! Я помнил, как целый час глазел на такой, когда был с отцом в автосалоне мистера Логана. Наверно, Логан выставил "Кадиллак" ради престижа. На такую покупку у нас в городе вряд ли нашелся бы желающий. Это прожорливый крокодил, который за месяц слопает целую цистерну бензина. Да и гараж у нас такой, что капот этой дылды будет торчать на воздухе. Но все-таки шикарно было бы подкатить к школе на такой штуке! Самому сидеть сзади, перед баром и цветным телевизором, а за руль посадить какого-нибудь здоровенного детину в фуражке. Чтоб он, остановившись, открыл правую заднюю дверь и сказал: "Прошу вас, сэр!"
      Хорошо, что к этому времени я уже не держался за кольцо. Мне все так живо представилось, что наверняка черный ящик реализовал бы мои фантазии.
      Тина тем временем открыла переднюю дверцу, осторожно села за руль, дотронулась до баранки - почти, как до змеи, ей-Богу! - и нажала клаксон. Бибикнуло.
      - Он с полными баками, - сообщила она. - Хоть сейчас можно ехать. Только куда?
      До нее тоже дошло, что выехать с этой полянки невозможно. Но я сразу подумал, что если эта черная штука - почему-то мне захотелось придумать ей какое-нибудь название - вытащила нас из затопленной пещеры, то она же, наверное, сможет нас и домой доставить вместе с "Кадиллаком". Я втащил ящик на сиденье, уселся рядом с мисс Уильяме и продел палец в кольцо... Вспышка!
      Самое интересное, что я не очень точно представлял себе, куда надо перемещаться. Сначала захотелось прямо к нашему дому, потом к школе, чтоб похвастать "Кадиллаком", затем на площадку салона. Видимо, эта чертова сила, которая сидела в ящике, все-таки выполнила последнее желание.
      Конечно, днем тут никого не было. Ни машин, ни людей. Тина посмотрела на меня и на ящик, а затем пробормотала:
      - Это страшная штука! Она может... ВСЕ!
      - Ну и что, разве это плохо? - удивился я.
      - Понимаешь, этот черный ящик может принести и пользу, и вред. Представь себе, что кто-то, обидевшись на весь мир, пожелает Конца Света?
      - На кой черт человеку, у которого в руках этот ящик, желать Конца Света? - удивился я. - Это же как джинн из арабской сказки. Хочешь - дворец выстроит, хочешь - автомобиль подарит.
      - Ты лучше убери руку от кольца! - строго сказала Тина. - У людей, пресыщенных богатством и властью, появляются самые идиотские желания. Неожиданные, непонятные, нелогичные. Император Нерон Рим сжег. Калигула своего коня провозгласил сенатором. А в нашем сумасшедшем мире кому-нибудь захочется атомную войну устроить.
      Я отдернул руку от ящика. Действительно, иногда мне хотелось, чтоб началась атомная война. Например, в те дни, когда я шел в школу, не выучив уроков. Правда, теперь, наверно, ничего такого не надо. Можно за один день сделаться профессором всех наук.
      - Но почему вы думаете, мисс Уильямс, - обиженно сказал я, - что мне захочется устроить атомную войну или там Конец Света? Я же не идиот.
      - А ты уверен, что этот ящик непременно останется у тебя? Ты представляешь себе, что будет, если хоть кто-то узнает, что черный ящик у нас? На нас начнут охотиться.
      Мне стало страшно.
      - Но ведь если мы его выбросим, - произнес я, - кто-то может его подобрать? И сдуру наделает таких дел, от которых с ума сойдешь!
      Тина задумалась. Как видно, ей это тоже не понравилось бы.
      - Вот что, - сказала мисс Уильямс. - Давай сюда ящик. Мы еще разок воспользуемся им. Попробуем перебраться в Хьюстон. У меня там работает однокурсник, Милтон Роджерс, очень серьезный физик, который, наверно, подскажет, что делать.
      Она продела палец в кольцо... Вспышка!
      Старый друг лучше новых двух
      Я-Баринов открыл глаза с явным сожалением. У Майка Атвуда и его учительницы дела пошли на лад, хотя и самым фантастическим образом. Конечно, чего во сне не привидится, тем более если этот сон достался в наследство от товарища, заполучившего тяжелую контузию на вьетнамской войне. Черный ящик был похлеще, чем перстеньки Аль-Мохадов, с которыми у меня лично тоже связано много всяких фантастических воспоминаний. Но точно так же, как и перстеньки, этот ящик не существовал лишь как плод больного воображения. Особенно четко я понял это, когда прозвучала фамилия Милтона Роджерса.
      Впервые я эту фамилию узнал от... Майкла Атвуда, в которого переселился Ричард Браун. Это он встретился с профессором в Хьюстоне. Именно Милтон Роджерс поведал ему свою полуфантастическую версию исчезновения "Боинга-737", на котором летели Киска и прочие. И этот самый Роджерс погиб в автомобильной катастрофе через два дня после встречи с Брауном-Атвудом. Странное совпадение?
      Интересно, что же было дальше? Осталось легкое чувство досады, что сериал, который мне показывали во сне все последние дни, оборвался на самом интересном месте. К тому же в прошлых сериях Майку и Тине приходилось много хуже, чем мне наяву. Теперь ситуация поменялась. Они-то выкарабкались из своей Преисподней, а я, очень может быть, только-только подошел к ее порогу. Сейчас я, пожалуй, с удовольствием очутился бы на месте малыша Атвуда в затопленной пещере, имея под рукой чудесный ящик, исполняющий все желания. Реальность, в которую я вернулся, была похуже, хотя внешне и не была такой жуткой.
      Разбудил меня собачник Игнасио. Он без особых церемоний тряхнул меня за плечо.
      - Просыпайся! У тебя деловая встреча, сеньор Беспорточник! Тебе принесли выходной костюм.
      Два здоровых мулата в черных очках, подпиравшие филенки узкой двери квадратными спинами, гнусно загоготали.
      Одежду мне выдали, это точно. Майку, шорты и кроссовки на липучке. Шнурков, конечно, не доверили. Умелый человек ими и сам удавиться сумеет, и кого другого придавит. Майку отпустили драную, мечту московского панка. На ней когда-то была картинка, но сейчас - надо думать, лет двадцать спустя! - все вылиняло до неразличимости. И шорты выглядели, как после пулеметного обстрела. Ну, да что там! Дареному коню в зубы не смотрят.
      Когда я оделся, мулат, тот, что повыше, приказал:
      - Выходи. С тобой хочет поговорить босс. На всякий случай помолись о спасении души!
      Молиться я, конечно, не стал. Во-первых, не умел, а во-вторых, не чуял надобности. Все-таки с Доминго Косым у меня в прошлом не было особых неприятностей.
      Мулаты, должно быть, не очень надеясь на свои мышцы, пристроили мне на запястья браслетки. Чудаки, ей-Богу! Бежать от них мне было некуда - мы же на острове находились, и охранников с оружием тут было до фига.
      Они повели меня не в замок, а в другую сторону. Мне это не понравилось. Черт его знает, не переборщил ли я сегодня ночью со своими россказнями? Напугал дуралея Фьерро своими мифическими "чеченскими родственниками", а он в свою очередь - Косого. Кто его знает, может, он уже набрал по спутниковой связи номерок и орет сейчас в трубку: "Это Джохар Мусаевич? Здравствуй, дорогой! Как не узнал, слушай?! Доминго Косой говорит..."
      Нет, вроде бы Фьерро обмолвился, будто Дудаева убили. Ну и вообще, шуточки пора кончать, дело серьезное. Шлепнуть ведь могут. Просто со страху, чтоб не ввязываться в крупную разборку. Эх, отстал я от жизни за два года! Черт его знает, что теперь и как?
      После пятиминутной прогулки по аллеям меня привели на теннисный корт. Там происходил занятный по форме матч между двумя приятно смуглявыми девицами, которые орудовали ракетками, будучи одетыми намного легче, чем положено в этом виде спорта. На них вообще ничего не было. Дядюшка Доминго в окружении группы товарищей наблюдал за состязанием из инвалидной коляски. Правый глаз у него аж из орбиты выпрыгивал. Был бы левый, тот тоже не удержался бы.
      Мои конвоиры остановились перед калиткой, ведущей на корт, и ожидали команды. Должно быть, не решались о себе напомнить. Их узрел кто-то из окружения Косого, шепнул на ухо боссу, и тот объявил соревнования завершенными. Теннисистки подошли к Доминго, тот ласково пошлепал их по влажным попкам и прилепил на животики по зеленой бумажке. После этого девочки убежали в направлении бассейна, просматривавшегося за ближайшими кустами, а меня повели на аудиенцию к боссу.
      - Сеньор Родригес! - Косой изобразил радушнейшую улыбку. - Боже мой, вот уж не чаял увидеться! Никак не думал, что вы окажетесь здесь, так близко.
      - Что делать, дон Доминго, - сказал я, - такой вот поворот судьбы.
      - Усадите его, ребятки! - велел Доминго. - Невежливо заставлять гостя стоять.
      Мулаты подставили мне стульчик на металлических ножках, я уселся и мог продолжать беседу в более комфортных условиях, хотя и со скованными за спиной руками.
      - Нет, я скажу тебе серьезно, парень, - ухмыльнулся сеньор Ибаньес, - мне и вправду очень приятно тебя видеть. После того как эти кретины-коммандос продырявили мне ходули и отволокли меня в тюремную больницу, где сдохнуть проще, чем поправиться, я думал: "Пресвятая Дева, спаси и помилуй того, кто вытащит меня оттуда!" Они - он обвел рукой почтительно склонившихся над ним помощников - уже сидели по камерам, ожидая как минимум по пять-десять лет за уклонение от уплаты налогов, а некоторые виселицы или пожизненного за пять-шесть убийств. История такого не знала, клянусь Христом! Мы, "морские койоты", после десяти лет благоденствия сели на нары! Президент Соррилья явно сходил с ума. И вдруг свобода, безопасность, извинения за незаконный арест! Еще более невероятное событие. До этого у нас на Хайди либо вообще не сажали, либо сажали так крепко, что уже не выпускали. А тут фантастика! И кому же, ребята, мы должны быть благодарны за все это?
      Косой сделал небольшую, но очень эффектную паузу. Прав был, ё-мое, товарищ Шекспир: "Весь мир - театр, а люди в нем актеры!"
      - А должны мы благодарить, - громогласно объявил Косой, - нашего дорогого Анхеля Родригеса Рамоса, то бишь Деметрио Баринова, который крепко тряханул за мошонку старого вонючку дона Хосе Соррилью.
      "Койоты" изобразили бурные, но непродолжительные аплодисменты. Доминго поднял вверх волосатую пятерню и прекратил овацию.
      - Однако все было бы совсем хорошо, - резко сменил тон Косой, - если б тот же самый Анхель вкупе со своим папашей и колумбийским воротилой Даниэлем Перальтой не запродали нас с потрохами этому чертову шейху Абу Рустему.