Выход на бис (Black Box - N)

      Голоса, которые мне удалось различить, говорили по-английски, больше того - по-американски. "Джикеи", больше некому. Марселины американцы вряд ли стали бы меня перехватывать, "койоты" общаются по-испански, "куракинцы" по-французски, "чудо-юдовцы" и "сорокинцы" - по-русски. Может, я и примитивно рассуждал, но угадал точно. По крайней мере уже через пять минут я в этом убедился.
      Не знаю, дышал ли я все эти пять минут или задерживал дыхание, но они меня не услышали. А я слышал, как они сопят. Даже несмотря на то, что Линда с Ленкой никак не могли уняться.
      - Надо его осмотреть, - прошептал тот, что рассказывал о моей микросхеме. - Может быть, он жив.
      - Давай лучше проверим. Надо пострелять над ним, чтобы он не смог вскочить.
      - Нет. Нам надо сказать, что ему ничего не грозит.
      - Попробуй! - с сомнением произнес напарник.
      - Эй! Мистер Баринов! Вам нечего бояться. Компания "G & К" поручила нам доставить вас в безопасное место.
      Само собой, отзываться я не собирался. С пляжа в это время донеслись бултыхи - бабоньки с визгом бросились в воду и, похоже, поплыли. Неужели они ни черта не слышали?
      - Вы живы, мистер Баринов?
      Не знаю, кой черт дернул меня застонать. Можно ведь было и дошутиться с этими друзьями... Но ведь везет дуракам, ей-Богу, везет!
      Эти бараны встали и пошли! Проверять, застрелили они меня или нет! Такого подарка даже к столетию не делают. Хоть бы с двух сторон заходили, лохи! Нет же, гуськом двинулись. Прямо под очередь! Правда, сперва полоснули по кустам, в дерево попали, но только кору отсекли немножко. А я своего не упустил. Дал точно по мозгам. Обоим.
      Один повалился молча, другой заорал - коротко, но громко.
      - Ой, что это? - услышал я голос Линды.
      - Обезьяна, должно быть, - отозвалась Хрюшка. Я чуть не заржал, несмотря на всю серьезность момента.
      Серьезность момента состояла в том, что, помимо тех четырех, что уже лежали горкой поблизости от моего куста, здесь могли оказаться какие-нибудь еще, резервные, запасные, неучтенные. А сгоряча, при виде четырех ухайдаканных, они могли и позабыть про инструкции. Замочили бы только так, в пределах необходимой обороны или при попытке к бегству.
      Поэтому я, наплевав на то, что бабы - глухие тетери, раз не могли расслышать ни выстрелов, ни криков, выждал приличное время, вертя глазами и ушами на все триста шестьдесят градусов. Дождался я, однако, не подхода резервов к "джикеям", а появления со стороны пляжа милых дам, которые в полном восторге от общения друг с другом, беспечно обнявшись и тихонько щебеча, прошли мимо меня и четырех трупов, даже не повернув головы. Я аж обалдел!
      Когда они благополучно миновали меня, лишь чуть-чуть скрытого кустами с этой стороны, я не стал напоминать о себе. Мне показалось, что будет удобнее, если я потихоньку пойду позади них. Ежели кто-то поджидает нас по дороге к гидроплану, то пусть сперва выскочит на них. Ленку они, если что, не убьют, а порнушницу-разлучницу, если честно, я и сам бы пристрелил, если бы мне не надо было благополучно сесть в самолет.
      Перед тем как пойти следом за влюбленными дурами, я снял с одного из бойцов чистенький ремень с малогабаритным короткоствольным револьвером и приспособил его на талию, прямо на голое тело. После этого подтянул шорты и надел дырявую рубашку навыпуск. Впрочем, дырки были не такие уж заметные. Была надежда сесть в самолет и протащить с собой пушку. Конечно, я не против был бы прихватить с собой и автомат, но чтобы его спрятать, мне понадобился бы плащ, а в тропиках он выглядел так же уместно, как пляжный ансамбль посреди заснеженной тундры.
      Впрочем, автомат я решил не бросать до самого последнего момента. То есть до тех пор, пока будет возможность тащить его незаметно для публики.
      Каких-либо неприятностей по пути к самолету не встретилось. Я старался не выпускать дам из поля зрения. Обмен поцелуями и поглаживаниями между ними продолжался почти до самого трапа. Мне удалось дойти с автоматом почти до кромки растительности, и лишь там я решился выкинуть автомат в кусты. Когда влезал в самолет, я немного беспокоился, не засекут ли мой пистолет под шортами и рубахой, но стюардесса совершенно не интересовалась этим.
      Ленка с Линдой уселись на наши с Хрюшкой места. Меня для них не существовало. Лишь через пять или даже десять минут после взлета с Роса-Негро Ленка спросила немного фальшивым голоском:
      - Ну, как тебе понравились черепахи?
      Хоть бы поинтересовалась, зараза, отчего у меня рубашка в двух местах прострелена, а я тем не менее жив... Срамотища!
      Цап-царап!
      На дурацкий вопрос я отвечать не стал. Мне вообще-то хотелось ткнуть Хрюшку носом в дерьмо, высказать ей все, что я о ней думаю, а также о возможности хорошенько отшлепать по попе. Не из садистских побуждений, а исключительно в плане воспитательной работы. Но ничего этого я делать не стал. Потому что притомился. Но заснуть - мне очень хотелось посмотреть продолжение приключений Майка Атвуда - не удалось. Слишком недолго продолжался на сей раз полет.
      Стюардесса объявила, что мы через десять минут приводнимся в государстве Сент-Китс и Невис, в стольном граде Бакстере. Исключительно для того, чтобы пожрать. Мне показалось неприятным, что наше путешествие будет проходить через столицу. Небось таможня пожалует, а у меня пушка... На фига только брал! Впрочем, пуэрториканка сказала, что на Сент-Китсе можно все вещи оставить в самолете, за их сохранность несет ответственность компания.
      На всякий случай, если таможня и полиция захотят пошмонать самолет, я принял меры предосторожности. Пользуясь тем, что рядом со мной было пустое кресло, а Ленка и Линда глядели только друг на друга и ворковали проникновенными голосочками, я втихаря снял ремень с кобурой и запихнул все снаряжение вместе с пушкой под чехол пустого сиденья, находившегося впереди моего, ближнего к иллюминатору.
      Но волновался я зря. Все сошло благополучно. Нас действительно встретили какие-то люди в форме, но похоже, что они находились тут только для порядка. Потом был микроавтобус, в котором нас отвезли в ресторан, где мы слопали нечто океаническое из рыбы, креветок, риса и сверхкислого лимонного сока. Кто-то из знатоков, кажется, Тим, пояснил, что блюдо, строго говоря, не то чилийское, не то перуанское и здесь его вообще готовить не умеют. Впрочем, мне лично показалось, что сожрать это можно.
      Потом мы полетели дальше. Солнце висело уже очень низко, и, когда мы совершили пятую посадку на островке Дельмира, окончательно скрылось за горизонтом.
      Вот тут-то, где никак не ожидалось облома, ибо намечалось всего лишь посмотреть какой-то небольшой водопадик, подсвеченный разноцветными прожекторами, нас и ждали.
      К трапу подкатил катер с весьма солидными мужчинами и дамой строгого вида. Прожектор на рубке осветил люк и через минуту гости появились в салоне.
      - Леди и джентльмены! - произнесла стюардесса. - Мы находимся вблизи территории военной базы Соединенных Штатов. Самолет подлежит проверке службой безопасности. Просьба приготовить документы и личные вещи для досмотра.
      Народ полез за паспортами, бабка с дедом закопошились, Линда покинула Ленку и побежала на свое место. Порнушников досмотрели без проблем, хотя, как мне казалось, к ним могли быть вопросы. На деда с бабкой и вовсе внимания не обратили.
      Когда мы с Ленкой подали свои бумаги, они только краем глаза глянули на карточки.
      - Мистер Баринов, миссис Баринова, ваши документы нуждаются в дополнительной проверке. Прошу вас пройти на катер.
      Про револьвер и кобуру никто не спрашивал. Поэтому мы с Ленкой спокойненько, дабы не обострять ситуацию, двинулись за дядями и тетей. Тетя, конечно, пристроилась к Ленке.
      По трапу мы сошли на катер. Нас нежно подтолкнули в каюту, мощный мотор взревел, и посудина понеслась прочь от самолета.
      - Простите, сэр, - обратился я к тому, который повелел нам пройти на катер. - Разве для того, чтобы тщательно проверить документы, необходимо увозить нас?
      - Заткнись, Барин! - это было сказано так четко и так по-русски, что я сразу сник. Тем более что "сэр" поднес к моему носу хорошенькое дуло калибром 11,43.
      Два паренька в который раз на этой неделе украсили мои запястья наручниками. С Ленкой в одиночку справилась могучая тетя.
      Для "куракинцев" русский выговор был слишком чистым. Чудо-юдо, даже если бы захотел меня прикончить, не стал бы обращаться со мной так круто. Сарториус! Больше некому!
      Радоваться этому обстоятельству, а также тому, что я влип дешевее некуда, у меня не было желания. Сарториус был как раз тем человеком, которому моя голова была бы интереснее в простреленном виде. Его мне надо было бояться так, как буржую - вчк.
      Но Сарториуса среди прибравших меня молодцов не было. Ни одной знакомой рожи тоже не проглядывалось. Тетя была совсем не похожа на Танечку Кармелюк.
      Пока катер мчал куда-то в темноту, я пытался маленько себя утешить. В конце концов, при нынешней международной обстановке все может быть. Могли, например, ФБР и ФСБ сгарбузовать совместную группу, которой было поручено отследить и отловить пакостного бандюгу Короткова-Брауна-Баринова-Родригеса и т.д.
      Конечно, утешение было слабое. Вряд ли у ФБР против меня больше доказательств, чем у ФСБ. Так что судить меня потащили бы в Россию со всеми возможными дурными последствиями. Произойти такое могло бы только в одном случае - если бы Чудо-юдо потерял свою экономическую и юридическую силу. Потому что во всех других случаях - я был абсолютно уверен в этом! - он не остановился бы перед применением ядерного оружия (если оно у него, конечно, было), но заставил бы правоохранительные органы России передать ему блудного сына и невестку с непредсказуемым характером.
      Но ежели Чудо-юдо и впрямь вышел в тираж, тут мне ничего хорошего на Родине не светило. Считаться с такой возможностью было необходимо. Россия, как известно, не меняясь по сути, любит смену фигур и вывесок, а потому ничего нереального в том, что его влияние могло упасть, не было. Мало ли какие комбинации были разыграны в верхах, какие интриги прокручены и какие людишки государевы в опалу ушли, а какие, наоборот, возбухли. Соответственно, если были среди "опавших" "чудо-юдовские", то не будет у него прежней силы, пока он вновь не найдет канала к верхушке, а на это иногда годы нужны. В такое трудное время ему придется думать лишь о том, чтобы сохранить репутацию, не нарваться на компромат, который на него собирают. И наверняка наличие сынули с темным прошлым ему вовсе ни к чему окажется...
      Не очень утешало и предположение, что Чудо-юдо, может быть, благодаря превратностям судьбы уже перебрался из своего загородного дворца в Лефортово. Даже если я окажусь в лапах тех, кому захочется иметь против него живого свидетеля, много шансов дожить хотя бы до суда у меня не будет, да и у Ленки тоже. Потому что крутых людей, которые когда-то где-то и зачем-то контачили с Чудо-юдом, куча. Одни захотят помочь, другие просто будут себя ограждать от неприятных вызовов в прокуратуру. Кончится все плохо. Но если даже те ребята, которые, выражаясь языком игроков в русские шашки, сумеют запереть Чудо-юдо в "сортир", исхитрятся - другого слова не подберешь! - сохранить нас с Ленкой живыми до суда, то приговор нам ничего хорошего не сулит. Мне уж точно. Конечно, все эпизоды просто не раскопают. Даже, наверно, пятую часть. Особенно за последние, так сказать, "послеавгустовские" годы, когда мы работали особенно четко и профессионально. Например, многие из тех, что исчезли и по сей день безуспешно разыскивались. Ибо их пепел, смешанный с молотым шлаком, уже давно служил дорожным покрытием для московских улиц. А те, кто их туда спровадил, молчать и не попадаться умели. Конечно, пока я тут два года давил матрац в клинике доктора Кеведо, там, в Москве, мог кто-то проколоться. И раньше такое бывало, не всегда везло, а тот, кто прокалывался, тоже уходил в кочегарку. Но все-таки за истекший период всякое могло случиться. А потом, если уж совсем откровенно, то дела более ранние, навороченные еще в перестроечный период, когда мы не все умели, плохо соображали и не все предусматривали, были едва-едва "снежком присыпаны". Раскопать их при большом желании ни хрена не стоило. Конечно, сейчас они лежали себе на дальних полочках, давным-давно закрытые и забытые, но лежали, и кто-то мог до них добраться когда-нибудь.
      Даже если бы удалось доказать пару-тройку случаев, где мне светило амплуа "организатора" по 102-й, и еще два-три, в которых можно было сделать меня основным исполнителем, вышак мне светил как маяк со всей исторической неизбежностью.
      В общем, от всех этих "утешений" мне стало казаться, что попасть в лапы товарища Сорокина не так уж и плохо. В принципе у него было много возможностей меня прикончить, но он этого не сделал. То, что два года назад мы с Хрюшкой не взорвались, а просто шлепнулись в океан на парашюте, наводило на размышление, что он не собирался нас уничтожать. Если, конечно, самолет уцелел по причине дефекта взрывного устройства, не был своевременно разминирован Чудо-юдом или Перальтой, на которого Сарториус, заполаскивая мне мозги через микросхему, взваливал вину за эту диверсию.
      Оставалось ждать и трюхать в катере по морям, по волнам. Судя по всему, мы не крутились около острова, а перли куда-то в открытое море. Катер ощутимо подпрыгивал, по маленьким наглухо завинченным иллюминаторам хлестали брызги.
      Никто не заговаривал, не задавал вопросов. Болтунов в этой конторе, в отличие от приблатненных "койотов", не держали. Ленка тоже благоразумно рта не раскрывала, сидела, как мокрая клуша, видимо, еще не переварив резкое изменение обстановки.
      Я еще разок попытался утешиться: а вдруг это нас натуральные штатники захапали? Конечно, "заткнись. Барин!" было произнесено по-русски, и человек, сказавший эту фразу, вряд ли был уроженцем Брайтон-бич. Но он мог быть и сотрудником спецслужб, который тщательно выучил язык вероятного противника (скажем, по тем же методикам, по каким Чудо-юдо научил сестер Чебаковых английскому и испанскому). Или нашим родным, завербованным-перевербованным.
      Вещички наши они, конечно, прибрали. Вывернули сумку, но там ничего интересного не было. Я опасался, что стюардесса или кто там еще могли подсмотреть, как я прятал пистолет, однако его с гидроплана не сняли. "Ингрема", слава Богу, тоже не было, он все-таки остался в вертолете. Но, по-моему, ребята и не надеялись найти там микрофотоаппараты, шифроблокноты и еще что-нибудь эдакое шпионское. Но индикатор, лежавший у Ленки в кармане шортов, конечно, вытащили. Конкретно это сделала тетя, которая сидела справа от Ленки, пристегнувшись к ней наручниками. Приборчик молча поглядел дядя, который был за старшего, но особенно не удивился. Во всяком случае, справляться у нас, что это за хреновина, не стал. Это наводило на мысль, что нас все же ухватили "джикеи", но тут же вставал вопрос: на хрена "джикеям" тогда было высаживать четверку ныне покойных бойцов на Роса-Негро? Ведь тут, на Дельмиро, как ни странно, все получилось тихо и без жертв.
      Прошел час, может быть, полтора. Мотор катера застучал пореже, на малых оборотах. Через иллюминаторы по-прежнему ни черта не просматривалось, но я сердцем чуял, что мы приближаемся либо к кораблю, либо к берегу. Последнее было более вероятно, потому что с корабля наверняка доносились бы какие-нибудь специфические звуки типа плеска волн о металлические борта, урчания двигателей на холостом ходу, скрипа блоков, талей и прочего боцманского хозяйства.
      Мотор катера вырубился, и некоторое время слышалось только журчание воды по бортам да слабый гул волн, где-то вдалеке накатывавших на берег. Еще через минутку под днищем зашуршал и заскрипел песочек, катер вздрогнул и остановился.
      Тот, кого я счел начальником, жестом показал, что всем надо подниматься с мест и топать наверх. Нас с Ленкой взяли под белы ручки и вывели на нос катера, откуда уже была положена сходня, а потом по этой сходне аккуратно свели на песок темного, освещенного только фарой катера пляжа. Островок был, судя по всему, необитаемый, а потому очень пригодный для того, чтобы граждане, которым незачем продолжать свою вредную жизнь, навеки тут успокоились. И у меня, скажем так, сложилось отчетливое впечатление, что вот-вот из прибрежных зарослей появится Сергей Сорокин, после чего с выражением прочитает приговор: "Именем мировой революции..."
      Тогда будет без толку кричать: "Я требую адвоката! Где суд, прокурор, присяжные?!" Не помогут ни покаяние, ни попытка объяснить свое поведение общей неблагоприятной обстановкой в обществе, тяжелым детством, недостатком витаминов и родительской ласки... Это будет всем по фигу, потому что с врагами надо быть беспощадным. Когда враг не сдается - его уничтожают. И если сдается - тоже уничтожают, чтобы никому обидно не было.
      Но, может быть, проще было привязать нам к ногам по камешку и спровадить в воду прямо с катера? Нынче ведь и на необитаемых островах свидетели попадаются. И уже завтра какие-нибудь любители морского туризма могут случайно выкопать трупы. Идиотизм, конечно, но ведь не станешь объяснять ребятам, что гораздо проще нас утопить, что можно на этом пару патронов сэкономить...
      Нас повели в глубь островка. Молча, но быстро, подталкивая вперед. Ленку ее тетя прямо-таки волокла за собой на браслетке. Шли по какой-то неприметной тропке. Всего с нами было пять сопровождающих - четыре мужика и тетка. Оружие было в кобурах, но вынуть они его могли очень быстро. Немного успокаивало то, что никакой лопаты не проглядывало, но они ведь могли и раньше позаботиться привести к уже готовой могилке...
      Шедший впереди дядя трижды нажал кнопку фонарика. В ответ из темноты тоже трижды мигнул свет. "Ну вот, - подумалось мне, - вот и привели к могилке".
      Но это было не так. Нас привели на площадку, где стоял в темноте небольшой вертолет. Я, правда, не спешил испускать вздох облегчения. Во-первых, этот вертолет мог быть предназначен вовсе не для нас. В том смысле, что нас могли прихлопнуть, а сами улететь. Во-вторых, на вертолете нас можно было увезти отсюда на сто километров, швырнуть без парашюта с километровой высоты - мы бы с гарантией расшиблись о воду.
      Вертолет чихнул, засвистел и стал с нарастающей силой раскручивать ротор. Это был "Белл". На таком или похожем меня два года назад эвакуировали с поста ГАИ после того, как я раздобыл для Чудо-юда перстеньки с плюсами и Таню Кармелюк в довесок.
      Нас быстро подсадили и впихнули в отодвинутую дверцу, усадили на сиденья. Когда отстегнулись сопровождающие и перецепили наручники на подлокотники, я даже не успел углядеть.
      Свет в кабине не зажигали, только где-то за кабиной мигал проблесковый огонь. За окном была чернота, даже понять, на какой высоте летим, было невозможно. А уж куда - тем более. На борту, кроме нас и пилота, оказалось еще двое, но это были уже не те люди, что привезли нас на катере. Похоже, что на этом этапе нас передали с рук на руки, как эстафетную палочку.
      Говорить в присутствии посторонних не хотелось. Здешние хозяева тоже помалкивали. Насчет сброса в океан с тысячи метров кое-какие мыслишки изредка пробегали, но все меньше и меньше. По-моему, все можно было сделать гораздо проще, не тратя горючего. Вертолет, даже такой экономичный, как "Белл", все-таки жрет порядочно.
      Летели около часа. Помнится, я уже начал дремать, когда в окошке показался какой-то город, освещенный многочисленными огнями, а потом пунктирные огоньки взлетных полос. Пилот вел переговоры с диспетчером, выясняя, на какой круг ему садиться. Одновременно один из новых сопровождающих вел разговор с кем-то по радиотелефону. Похоже, сообщал, куда подавать транспорт.
      Вертолет пошел на посадку. Едва он коснулся посадочного круга, как оба сопровождающих встали, отстегнули Ленку от кресла и, откатив дверь, передали ее тем, кто подкатил к вертолету на фургончике с открытой задней дверцей.
      Я сразу вспомнил, как меня когда-то вывозил из Штатов Сарториус, и нашел много общего. Похожего даже.
      Конечно, за то время, что меня перекидывали из вертолета в фургончик, у меня не было времени проводить аналогии. Но уже тогда, когда дверца захлопнулась и машина помчалась куда-то по аэродрому - сопровождающие опять поменялись! - я даже позволил себе предположить, что фургончик привезет нас в грузовой отсек транспортного самолета.
      Так оно и вышло. Уже через три минуты фургон замедлил движение и на малой скорости поехал вверх по чему-то металлическому. Ясно - по аппарели. В свое время, когда Кольку Короткова привезли на самолет, ему сделали усыпляющий укол. Может, и это опять повторится?
      На сей раз не повторилось. Нас вывели в грузовой отсек, едва закрылась аппарель. Ничего не объясняя, разумеется, повели в сторону пилотской кабины. Самолет был небольшой, кроме нашего фургончика, стояли еще два таких же, новеньких, должно быть, свежеприобретенных.
      Впереди грузового отсека обнаружился маленький пассажирский салон. Туда нас провели в очередной раз поменявшиеся конвоиры. Среднего роста, поджарые, одетые в темные комбинезоны с капюшонами, они не выглядели так внушительно, как предыдущие, но ощущалось, что и с этими шутить не надо. Их рожи разглядеть было трудно, в грузовом отсеке горело только несколько тусклых дежурных лампочек, а в пассажирском салончике и вовсе мрачно, полная темень. Окна были замазаны, свет не горел. При этом никто из сопровождающих, как уже стало традицией, ничего не говорил, ни о чем не спрашивал, ни о чем не предупреждал. Нас просто опять пристегнули к креслам и ремнями, и наручниками.
      Послышался нарастающий звенящий гул, самолет порулил куда-то, потом разогнался, оторвал нос от земли, нас слегка вдавило в кресла. Взлетели!
      Само собой, интересоваться насчет того, где будем садиться, мне показалось неудобным. Гораздо более существенный вопрос задала Ленка:
      - Мне в туалет нужно!
      Один из сопровождающих, ничего не говоря, отстегнул Ленкину руку от подлокотника и прицепил свободную браслетку к своему запястью. Затем расстегнул ремень кресла и повел Хрюшку за собой.
      - Боитесь, что ли, что из самолета выпрыгну? - сердито проворчала Премудрая. - Может, над горшком на ручках подержите?
      Хавронья последнюю фразу произнесла по-русски, очень надеясь, что ее не поймут.
      - Надо будет - подержим, - ответил конвоир женским голосом и тоже по-русски. Хрюшка успокоилась и уже без вопросов отправилась по делам в пристегнутом состоянии. Когда она с приставленной к ней дамой вернулась, меня тоже сводили до ветру тем же образом. После этого я ощутил какое-то успокоение и усталость. Денек, который не назовешь самым легким в моей жизни, наконец-то завершился.
      Я думал, что после всех этих полетов, перестрелок, морских прогулок и трахов буду спать, как труп. И вообще-то не думал, что посмотрю во сне то, о чем уже знал со слов Линды Атвуд. Но душа ее кузена вновь стала моим "я"...
      Дурацкий сон №12 Дмитрия Баринова.
      Пропажа
      - Зря я взял тебя с собой, Майк... - задумчиво произнес отец, когда автомобиль уже отъехал почти на двадцать миль от нашего городка.
      - Почему, па? - обиделся я, думая, что он скажет что-нибудь вроде: "Тебе пора спать, малыш!"
      - Потому что у нас появился "хвост", - сказал отец, озабоченно вглядываясь в зеркало заднего вида. - Почти от самого города за нами идет "Шевроле", хотя давно мог бы нас обогнать. Не отстает, не сворачивает, держится в трехстах ярдах. Я прибавляю скорость - он прибавляет, я сбавляю - и он сбавляет. Не знаю, может быть, у меня мания преследования началась...
      - Папа, - сказал я, - может быть, попробовать использовать ящик? Он нас в два счета донесет куда нужно.
      - Черт возьми, это мысль! - отец еще раз глянул в зеркало. - Действуй!
      Я перегнулся через спинку сиденья и взял в руки коробку. Вот черт, кольца опять не было! На сей раз я удивился меньше, потому что знал - или думал, что знаю! - как надо действовать. Black box был по-прежнему маленьким. Я положил руки на две противоположные длинные грани коробки и стал думать о том, чтобы появилось кольцо. Почти так же, как час назад дома. Я даже стал представлять себе, как в середине торцевой стенки ящика выпучивается непрозрачный пузырь, который раздувается, превращается в сферу, потом сплющивается и становится кольцом, продетым сквозь цапфы.
      Поначалу все было так, как в прошлый раз. Ящик стал нагреваться. Но очень медленно, во всяком случае, намного медленнее, чем тогда, дома. При этом, как мне показалось, коробка начала сжиматься.
      - Ну что? - нетерпеливо спросил отец, не оборачиваясь.
      - Кольцо опять пропало! - пробормотал я. - Я пробую его вытащить.
      - Давай быстрее! Дальше начинается неприятный участок - десять миль по горной трассе. Если бы я хотел отделаться от лейтенанта Атвуда, то устроил бы западню где-нибудь там.
      Я продолжал держаться за ящик ладонями. Он чуть-чуть нагрелся, но, похоже, не собирался превышать эту температуру. А обе торцевые стенки и не думали вспучиваться.
      - Не выходит? - спросил отец.
      - Нет! - ответил я. - Там что-то испортилось, наверное...
      - Батарейки сели? - без особого веселья усмехнулся отец. - Что же мы будем показывать губернатору, а?
      - Но ты же видел, он работал. Ты даже выпил виски, которое...
      - Да, я все видел. Но показать будет нечего.
      - Нет, он же греется! Я положил руки на бока, и ящик нагревается! Может быть, еще что-то получится... Попробую положить руки на большие грани.
      - Пробуй, пробуй... - рассеянно кивнул отец, прибавляя скорость.
      Я действительно попробовал переложить руки на длинные грани. На какое-то время мне показалось, что дело пойдет лучше. Во всяком случае, едва я поменял положение рук, как коробка начала разогреваться, причем заметно быстрее, чем раньше. Мне показалось, что в торцевой стенке коробки вроде бы даже начала появляться выпуклость. Но...
      Этот самый разогрев пошел не просто быстро, а очень быстро. Не прошло и пяти минут, как я вынужден был отпустить обе руки от ящика. Потому что иначе бы на ладонях у меня появились волдыри. Я попытался перехватить коробку так, как держал сначала, но не смог. Она накалилась со всех сторон. И продолжала греться даже после того, как я уронил ее на сиденье. От матерчатого чехла пошел запах паленого, такой, как тогда, когда забывают выключить электроутюг без терморегулятора и оставляют его на ткани...
      - Папа! - закричал я. - Она разогревается! Сейчас сиденье загорится!
      - Не говори ерунды! - пробормотал он. - Не работает коробка, ну и ладно. Сейчас надо о другом думать...
      Дорога сворачивала влево, огибая высокий холм. Справа за мелькавшими в лучах фар столбиками ограждения просматривался довольно крутой откос, а дальше - каменистый склон с редкими кустами. Такой же склон накатывал на дорогу слева. Там, выше нас, тянулась еще одна дорога, и по ней катил тяжелый грузовик. Слишком быстро катил.
      - Надо успеть! - выкрикнул отец. - Те, сзади, скорости тоже прибавили!
      А чехол сиденья уже дымился! Я втянул ноги на сиденье и попытался подошвами отпихнуть ящик ближе к дверце. Жар, исходивший от него, я почувствовал даже через обувь. Когда кроссовки прикоснулись к поверхности ящика, послышалось шипение и вонь от горящей резины заполнила сарай. Но я сумел придвинуть ящик почти к самой дверце. На какое-то время я перестал смотреть по сторонам, потому что, сняв куртку, пытался захлопать ею тлеющий чехол.
      - Выкидывай ее к чертовой матери! - заорал отец, глядя куда-то влево.
      - Остановись! - взмолился я.
      - Нельзя! - рявкнул он. - На ходу выкидывай!
      Сиденье затлело и там, куда я передвинул ящик. Чтобы не обжечься, я слез с сиденья, повернулся спиной по ходу автомобиля и осторожно потянулся к рукоятке, открывающей правую заднюю дверь. Я думал, что смогу распахнуть ее, а потом подогнуть ногу и вытолкнуть ящик из автомобиля. Но этому плану не суждено было сбыться. Я успел только взяться за ручку дверцы и оглянуться на отца, всей тяжестью тела давившего на акселератор. Впереди пересекались две дороги - наша и та, верхняя, по которой мчался грузовик. Точнее, другая дорога соединялась с нашей. Я понимал, что отец стремится проскочить перекресток прежде, чем туда выкатит этот самый грузовичище. Наверно, если бы он не засомневался в исходе этой гонки, то успел бы опередить грузовик и проскочить перед его капотом примерно в семи-десяти ярдах. Но он засомневался и чуть-чуть сбавил газ. Крик ужаса вырвался у меня из груди, когда я увидел мощный бампер грузовика совсем рядом. Скрип тормозов и звон разбитых стекол были последними звуками, которые я успел услышать... (Обрыв памяти.)
      ...Открыв глаза, наверно, минут через пять, может быть, через десять, я долго не мог увидеть ничего, кроме темного неба, немногочисленных звезд и красноватых отсветов пламени, полыхавшего где-то поблизости.
      Какое-то время, наверно, я ничего не слышал. Потому что мне казалось, будто вокруг стоит абсолютная тишина. Звуки стали проникать в мою голову через пять минут. Первыми из них стали шуршащие по траве и камням шаги нескольких пар ног и слова:
      - Он ехал не один, Грэг. С ним был мальчишка. Нельзя оставлять...
      - Не надо быть слишком жестоким. Мы работали с папой, а не с сыном.
      - Мы прихватили эту коробку, босс, - вмешался кто-то третий. - Не знаю, что там внутри, но думаю, есть смысл поглядеть.
      - Забирай и сматывайся побыстрее. Полиция должна появиться через десять минут... (Обрыв памяти.)
      (Остаток "дурацкого сна" состоял из нескольких не связанных между собой обрывков, несомненно, пережитого Майклом Атвудом, но уже в другие времена и периоды жизни.)
      ...Пятнадцатилетняя Линда Атвуд, худенькая и веселая, катила на велосипеде рядом со мной.
      - Майк, расскажи, как ты видел пришельцев...
      - Мне надоело рассказывать. Все думают, будто я псих.
      - Но это было или не было?
      - Я думаю, что было. А что другие думают, мне наплевать. Доктор сказал, что я нормальный. И на том спасибо. По крайней мере, я смогу поступить в армию и поехать во Вьетнам.
      - Зачем тебе туда? Все говорят, что война скоро кончится. Столько уже убито!.. Солдаты, которые оттуда возвращаются, похожи на сумасшедших.