"Как дела?" - и, получив ответ: "Нормально", удалялся. Правда, он успел нам за время полета рассказать, что когда-то учился в Киевском институте инженеров гражданской авиации и очень хотел жениться на какой-то Оксане Аноприенко или Онуфриенко - это по его произношению было трудно понять. Но точно так же, как эта Оксана не захотела выходить за араба, так и мы на его КИИГА не купились. Никто с ним, беднягой, откровенничать не стал. Хотя очень может быть, что среди нас были и киевляне, и вообще украинцы.
      Фамилий тех, кто вообще не знал, зачем летит, мне не сообщили. Чудо-юдо провел меня, переодетого и вооруженного, в подземный гараж, где я и увидел впервые будущих соратников.
      - Коля, - так представил меня отец, и я понял, что теперь отзываться на "Диму" не имею права. - Он ваш командир. Со всеми полномочиями.
      Я лично насчет своих полномочий был слабо осведомлен. Но, судя по вескости, с которой Чудо-юдо об этом заявил, они у меня были самые широкие, вплоть до расстрела, должно быть.
      - Это Болт, - сказал Сергей Сергеевич, указывая на коренастого смуглого бойца, которому можно было по первому прикиду дать и чуть-чуть за тридцать, и полных сорок пять. - Он пойдет к Латифу.
      - Понял, - ответил я.
      - А это Вася. - Чудо-юдо показал мне воина, которого я здесь вряд ли надеялся увидеть. Если у Болта на лице читалось его бойцовское нутро - без всякого ГВЭПа, между прочим! - и можно было надеяться, что, даже замахнувшись на него, а не то что ударив, наверняка получишь в ответ по мордасам, то Вася был явно не от мира сего. Во всяком случае, не от того мира, в котором люди прыгают с парашютом в горно-пустынную местность, начиненную всякими пакостями. Вася производил впечатление человека, которого только что подняли с дивана, где он мирно почитывал что-нибудь лирическое, и сказали: "Ну-ка, вставай, сукин кот, сейчас мы тебя с парашютом выбросим! И попробуй отказаться - башку свернем!" Одет он был, как и все мы, в темный утепленный комбез, вязаную шлем-маску, прочные и легкие темно-коричневые кроссовки. Но если на других все сидело как родное, то Вася явно напялил амуницию в первый раз, да и то с чужой помощью. Мне даже показалось, что при такой подгонке экипировки для него даже в туалет сходить будет большой проблемой, не говоря уже о ночном передвижении по пустынным сопкам.
      Два остальных воина тоже вызвали сомнение. Нет, у этих все было пригнано. И живость тела просматривалась. Но уж больно молоды. Афган, слава Аллаху, кончился в 1989 году, то есть семь лет назад с гаком. Этим же бойцам, по самому большому округлению, было максимум по двадцать. То есть по идее были они самыми настоящими срочниками, которые должны были в лучшем случае Чечни хлебнуть. Правда, может, одно другого и стоило, но ведь Чудо-юдо утверждал, будто все они бывали в Афгане. В тринадцать лет, что ли, сподобились? Не могет быть никак. Если Болт вполне мог там летехой или даже капитаном попылиться, то Ваня и Валет - так звали этих юношей - явно могли про Афган только в кино смотреть. Может, у них тоже личности реноминированы? Ведь я сам во Вьетнаме не бывал по молодости лет, а как Браун многое помню хорошо...
      Для работы, рассчитанной, как я понял, не больше, чем на одни сутки, мы снарядились неплохо. Кроме ГВЭПа, на котором должен был работать Вася и о боевых возможностях коих - и прибора, и Васи - я мог только догадываться, у нас было в хозяйстве довольно много обычного стреляющего инвентаря. У меня лично имелось три ствола. "АКС-74" с подствольником, "ПП-90" и "ПСМ". Для подствольника было пять гранат, для автомата шесть магазинов в "лифчике", для "кобры" четыре в карманах и три магазина к "ПСМ". Ножичек с патроном в рукоятке я тоже не поленился взять.
      У Болта было примерно то же, только гранат к подствольнику он взял целый десяток да еще пару обычных "лимонок" "Ф-1" прихватил.
      На Васю навьючили ГВЭП, к которому, оказывается, еще тренога прилагалась, и он больше напоминал не то геодезиста, не то телеоператора. Для самообороны ему дали "АКС-74у", который довольно долго пришлось на Васе пристраивать, чтобы он его при прыжке не посеял. Да и все прочее он закрепил не больно умело, пришлось помучиться в самолете.
      Молодежь, то есть Ваня и Валет, набарахлились тяжеловато. Я даже засомневался, потянут ли их купола. Оба поволокли с собой "ПК" и по паре коробок на сто пятьдесят патронов каждая. Плюс ночные прицелы к пулеметам, по четыре ручные гранаты и "ПП-90" с четырьмя магазинами. Конечно, я знал, что парашют раскрывается только в том случае, если вес парашютиста не меньше минимально допустимого, но догадывался и о том, что бывает, если вес превышает максимально допустимый. Успокоил Болт, сказавший уверенно: "Ништяк!" Я ему поверил.
      Кроме оружия, взяли самую малость жратвы. По банке тушенки и по упаковке печенья неизвестно чьего производства. Взяли по санпакету и аптечке, хотя Болт мрачновато заметил:
      - В таких делах "трехсотых" не бывает...
      Ему, специалисту, было виднее. Мне лично хотелось вернуться с нормальным здоровьем, но в случае чего представлялось более приятным сразу подохнуть, чем служить материалом для всяких азиатских упражнений Ахмад-хана и его публики.
      Никто никаких вопросов насчет целей нашего полета не задавал. Даже Вася и молодежь. Вообще оба юноши - Ваня, и Валет - производили странное впечатление. Я еще не видел ребят такого возраста, которые могли бы спокойно и в полном молчании сидеть хотя бы полчаса. Конечно, меня и моих сверстников никогда не таскали на боевые десантирования, только на учебные, хотя и там вообще-то немало шансов хорошо приложиться о землю-матушку. Тем не менее, народец все время ерзал, дергался, матюкался, раздавал друг другу легкие тумаки, травил анекдотики и ржал. Начальники на нас, конечно, погавкивали, но не сильно. Что же касается этих двоих представителей "племени младого, незнакомого", то они сидели как пришитые, не меняясь в лице, равнодушные и молчаливые. То ли они были настолько уверены в себе, то ли, наоборот, уже давно поняли, что их на убой везут, - мне и то и другое попеременно чудилось. Болт показался мне наиболее подходящим мужиком для того, чтобы навести справки.
      Я подсел к нему и спросил:
      - Вы друг с другом знакомы?
      - А на фига? - ответил он кратко. - Знаю, как тебя. Сегодня познакомился. Сергея знаю, он меня не раз в разные места отправлял, а этих - нет. Моя задача вас на Латифа вывести - и все.
      - Но ведь по идее, надо знать, кто что может...
      - Тебе надо - ты и знай.
      - Нам там вместе не бутылку распивать придется, ты в курсе?
      - Жалко, что не бутылку. Чуток не помешало бы.
      - Но ведь я даже не знаю, прыгали они или нет...
      - Ну и наплевать. Ты сам-то прыгал?
      - Я-то да, а вот Вася...
      - Бог поможет, приземлится живой.
      - А пацаны?
      - Так само. Думай за себя, спокойнее будет. Тебя поставили командовать, задачу дали, аванс выписали - работай. Хочешь - учи их всех, пока еще до места не долетели, а хочешь - на ручках спускай на землю. Думай!
      Оставив в покое Болта, я пересел к Васе.
      - Ты с парашютом прыгал? - спросил я напрямик.
      - Нет, - ответил тот, - но это неважно. Не беспокойтесь, пожалуйста, у меня все получится.
      - Не боитесь? - Голос у Васи был очень интеллигентный, и мне показалось неудобным называть его на "ты".
      - Нет-нет, - рассеянно сказал Вася, - абсолютно нет. С этим тоже, как мне показалось, вести разговоры было бесполезно. Решил поспрошать пацанов.
      - Какой раз прыгать будете? - спросил я.
      - Тридцатый, - ответили они хором.
      - Срочную отслужили?
      - Нет, - снова дружно ответили бойцы. - Мы дезертиры. Запросто так сказали, хотя могли бы соврать и проверить я бы не смог.
      - А сюда, в Афган, летали?
      - Два раза. С другими командирами, - Они отвечали так, будто в них какой-то синхронизатор стоял.
      - Зачем на этот раз летим, знаете?
      - Нет. Нам это не говорят.
      "Ну и народ попался!" - подумал я и сел на мешки. Ну и задача! Мало того, что народ друг друга не знает, не знает, зачем летит, так еще и сам командир толком не знает, где произойдет выброска, как получить от Ахмад-хана Black Box, сохранив свою шкуру, и как выбираться обратно. Но самое интересное, что всех прочих вообще ничто не волнует. Какого Аллаха спрашивать, чтобы вразумил?
      За этими раздумьями меня и застал голос вошедшего в грузовой отсек Фарида.
      - Прыгат будэмо, хлопцы? Точка.
      - Открывай, - сказал я, хотя он и без меня открыл бы аппарель. - Проверить снаряжение!
      Зазудели моторчики, дунуло холодочком.
      - Болт - первый, Вася - второй, Ваня - третий, Валет - четвертый, я пятый. Первый, пошел!
      - Как скажешь, начальник! - Болт с ледяным спокойствием шагнул в черноту, где никаких ориентиров не проглядывало. Может, тут какой горный пик всего в сотне метров под самолетом? Хрен разглядишь!
      - Второй, пошел!
      Вася явно неуклюже, но совершенно спокойно свалился в люк.
      - Третий, пошел! Четвертый, пошел!
      Юные дезертиры попрыгали друг за дружкой.
      - Рисковые хлопцы! - сказал Фарид с легким уважением, когда я сделал шаг к люку.
      Отделился я нормально, громада "С-130" уплыла куда-то вверх и за спину. Воздух в морду, палец на кольце... Раз, два, три, четыре, пять! Колечко! Вытяжной выскочил, купол потянуло... Чпок! Открылся. Полдела сделано, чтобы не убиться. Ветер куда-то ведет. Лишь бы не на скалу какую-нибудь. А как ее увидишь, блин? Темнотища! Ни луны, ни звезд, облака, должно быть, выше нас, но один хрен - земли-то не видно. Так и жди, что сейчас наискось приложит о какой-нибудь бульничек весом в десять тонн...
      И тут, когда количество внутренних матюков явно подошло к предельному значению и мат неизбежно должен был вырваться наружу, в голове моей зазвучал спокойный и уверенный голос Чудо-юда:
      - Нормально идете, не дрейфь! Включаю инфракрасный спектр!
      В глазах у меня мигнула неяркая вспышка. Само собой, не такая ослепительная, какие сверкали у Майка Атвуда, когда срабатывал Black Box. Но зато вместо непроглядной тьмы я видел довольно четкие, хотя и зеленоватые, контуры ближних и дальних гор, реки, над которой в данный момент я проплывал, вися на стропах, а также четыре пузырька разного размера - купола парашютов, один за другим движущихся к земле, словно бы по невидимой наклонной плоскости. Головной, тот, что казался самым маленьким, чуть накренился и стал сворачивать влево. Болт, видимо, подтянул стропы и собрался входить в спираль. Следом за ним - будто всю жизнь прыгал! - плавно отвернул в спираль Вася.
      - Ну что, нормально видишь? - спросил Чудо-юдо. - Отвечай голосом, я услышу.
      - Да, вижу все нормально, прямо как в ПНВ, даже лучше немного. А вот как ты меня слышишь - не понимаю.
      - Микросхему мы тебе подновили. Чувствуешь разницу?
      - А Болт, Вася, пацаны? Они-то как видят? У них тоже схемы?
      - Тоже. Только полностью мои. А у тебя - сорокинская, с капелькой моей добавки. Сережа теперь тобой управлять никогда не сможет, а я - в любое время и в любом месте. Подтяни левую группу строп, заходи в спираль...
      Я повиновался. Парашют плавно поплыл влево, точно следуя за ближайшим ко мне парашютом Валета.
      - Вас отлично сбросили, - сообщил Чудо-юдо. - Сядете примерно в двухстах метрах на север от заброшенного кишлака. Болт уже на глиссаде, видишь?
      - Вижу, он второй виток спирали дописывает. Точно, третьего не надо будет.
      Пузырек смялся. Болт, пробежавшись по земле, погасил купол. Следом уже накатывал Вася. Я думал, что его завалит, но он тоже сел четко. Ваня и Валет приземлились с интервалом в сорок секунд, как выражаются космонавты, "штатно". Оставалось только мне в грязь лицом не ударить. Нет, не ударил. Во-первых, грязи не было - земля оказалась сухой и хрустящей от мелких камешков, а во-вторых, садился я не вслепую, подобрал место поровнее.
      Собирать народ пришлось недолго, потому что все приземлились в круге радиусом не больше полусотни метров. Отрадно было видеть, что никто ничего не потерял и не поломал.
      - Парашюты понесем с собой, - сообщил Болт. - Закапывать нет смысла, лучше в кишлаке спрячем. Вон он, на холме торчит.
      Бесформенные очертания, в которых можно было признать что угодно, кроме населенного пункта, обрисованные инфракрасным зрением не очень четко, действительно маячили на пологом холме.
      - Дистанция - десять метров, - сказал Болт. - И строго за мной. Тут еще до хрена "итальянок" наставлено, а кто ставил - давно у Аллаха. У них корпус из пластмассы, металлоискатель не чует. Собаку надо, а где ж ее взять? Один загремит - нас через десять минут покосят. Вон на тех сопках, - он пальцем указал три точки, - у Ахмада сидят дежурные пулеметчики. Ночных прицелов у них нет, но могут ракетами осветить. Каждый метр пристрелян. Так что аккуратнее.
      Пошли. Дорожка вообще-то нервировала, особенно после россказней Болта. К тому же на склоне, метрах в пятидесяти левее нас, обозначилась "бээмпэшка" с бестолково задранным стволом пушки, распахнутыми уже несколько лет люками кто-то все же успел выскочить! - и размотанной гусеницей. А совсем близко, по другую сторону от нашей тропки виднелась неглубокая осыпавшаяся воронка, рядом с которой валялась советская каска.
      Тем не менее двести метров до первого дувала мы дошли, "не загремев", и следом за Болтом влезли в пролом, который проделал в дувале какой-то солидный снаряд.
      - Значит, так, - прошептал Болт, когда мы подошли к нему. - Сейчас заходим в домишку, кладем парашюты под задницы и ждем меня. Кладов тут нет, все, что было приличного, еще наши потырили. Так что не ползайте зря, а то налетите на что-нибудь. Здесь, в общем, мин не ставили. Но есть снаряды неразорвавшиеся. Их хрен поймешь: одним можно в футбол играть - и ни фига не будет, на другой чихнешь погромче - звезданет. Так что лучше пока сидите здесь и глядите по сторонам. Опять же можете на змеюку наступить. Насчет кобры и гюрзы небось наслышаны. Все, мне пора в мечеть.
      Домишко был сварганен из камней и глины, крепко спекшихся на солнце в прочный агломерат, но, как известно, нет таких крепостей, которые не смогли бы поломать большевики. Крышу снесли начисто, проломали дыры в стенах снарядами и кумулятивными гранатами. Но не зазря, не из одной любви к искусству. Похоже, что кто-то отсюда шарашил из "ПК", и на заметенном песком полу еще лежали поеденные зеленью гильзы, валялась большая переносная коробка, в десяти местах продырявленная пулями. Из песка торчал хвост поржавелой и покореженной пулеметной ленты, похожий на обглоданный спинной хребет большущей змеи. Настоящих змей не заметили - небось уползли от греха подальше.
      Свалив растрепанные парашюты в кучу, мы уселись на них и стали ждать Болта, прислушиваясь к тому, что доносилось снаружи. Вроде было тихо, но очень тревожно. Расслабухи такая тишина не вызывала. То и дело что-то где-то шуршало, шелестело, тихонько поскрипывало. Один раз отчетливо грюкнуло. Мы повскакали с мест, глянули в окна и дыры - никого. Может, ящерица или какой-нибудь грызун вывалил из дувала расшатавшийся камешек.
      Прождали минут двадцать. Наконец учуяли шаги. На всякий случай изготовились, но зря - вернулся Болт. И не один. С ним был низкорослый бородатый мужичок в блинообразной душманской шапочке, латаной поддевке не то из плохо выделанной кожи, не то из ощипанной овчины, надетой поверх грязной полотняной рубахи навыпуск. Драные камуфляжные штаны, заправленные в теплые китайские кроссовки, украшала здоровенная заплата из мешковины с надписью: "USSR. V/O Exportkhleb". За спиной у моджахеда торчал приклад старого "АК-47", на котором была прилеплена переводная картинка - красный кружок с вензелем "Coca-cola". Поверх поддевки висел "лифчик", набитый магазинами, на поясе кривой кинжал. Хороший мальчик, нечего сказать.
      - Это Латиф, - представил Болт, и боец за ислам приятно ощерился. Из тридцати двух зубов, полагавшихся по штату, добрых двадцать пять уже вышли в расход. Окромя того, воин Аллаха, пожрав жирной баранинки, обычно вытирал руки о штаны и весь продуханился курдючным салом. Аромат - специфический!
      - Привет, как дела, командор? - очень уверенно произнес Латиф.
      - Нормально, - ответил я. - Салам алейкум, гражданин начальник!
      - Зря стараешься, - хмыкнул Болт, - он окромя этой фразы ни хрена по-русски не знает и юмора не поймет. Говори, что надо, я ему переведу.
      И тут опять началась непонятная моему разумению хренотень. То есть нечто похожее я уже испытывал два года назад на Хайди, когда в ранге президента "Rodriguez AnSo incorporated" встречался с президентом Хосе Соррильей. Тогда Чудо-юдо произнес моими устами убойную речь, заставившую дона Хосе поднять лапки кверху и не тянуть резину. Но тогда я четко осознавал, что говорю по-испански. Сейчас же я вроде бы говорил на родном русском языке, но с физического языка у меня одна за другой слетали пуштунские словеса, которых я никогда не знал и даже знать не хотел. В то же время у меня было полное впечатление, что Латиф говорит на чистом русском языке, по крайней мере на таком, какой я привык слышать в Москве. Хотя, судя по губам, Латиф говорил на пушту, и по идее я ни хрена не должен был бы понять. Офигительное впечатление! Болт, который думал, что, кроме него, никто по-здешнему не шпрехает, сидел с такой рожей, будто ему в задницу заползла гюрза и медленно двигалась по желудочно-кишечному тракту в направлении пищевода.
      - Уважаемый Латиф, - сказал Чудо-юдо моими устами, - меня прислал сюда светлейший шейх Абу Рустем, который хотел бы передать свой привет и наилучшие пожелания достойному правоверному, истинному воину ислама, многоуважаемому Ахмад-хану. Мой господин Абу Рустем просил также передать, что если многоуважаемый Ахмад-хан не найдет времени, чтобы принять и выслушать меня, скромного посланника, то многие договоренности, достигнутые между ними, могут, к глубочайшему прискорбию, потерять всякую силу.
      - Могу ли я, простой воин, узнать имя посланца светлейшего шейха? поинтересовался Латиф.
      Я даже не успел подумать, что соврать, как Чудо-юдо уже выговорил за меня:
      - Много ли значит имя простого слуги? Называйте меня Рахмон.
      И, приложив руку к груди, я скромно наклонил голову.
      - Великий воин Ахмад-хан предупреждал меня, что так будут звать посланца Абу Рустема, - улыбнулся Латиф. - И я готов проводить уважаемого Рахмона к моему начальнику. Но только одного и без оружия. Остальные должны остаться здесь и уповать на милость Аллаха, моля его о том, чтоб и переговоры завершились, к обоюдному удовольствию.
      У меня, честно скажем, не было ровно никакой уверенности в том, что переговоры с Ахмад-ханом завершатся обоюдным удовольствием. Конечно, будь моя воля, я бы туда и не сунулся, не только "один и без оружия", но и со всеми вооруженными спутниками. Что такое пять человек против двухсот пятидесяти? Но я был себе не хозяин.
      - Воля повелителя здешних мест священна для гостя, пришедшего с миром и добрыми намерениями. - Пришлось мне опять склонить голову. - Я готов следовать за вами, почтенный Латиф.
      Разоружившись - только "ПСМ", припрятанный под мышкой за боковину броника, оставил, - я встал и показал, что готов идти в любом указанном Латифом направлении.
      Латиф с повышенной учтивостью указал мне на выход: дескать, только после вас, уважаемый...
      - Выходите вот через этот пролом в дувале, - сказал он, - а затем идите по улице между дувалами до поворота. К сожалению, я должен убедиться, не следуют ли ваши люди за нами. Я не сомневаюсь в вашей честности, уважаемый Рахмон, а лишь исполняю волю хана.
      В то время как я шел по узенькой улочке, а вернее, тропочке между двумя трехметровыми дувалами, у меня не раз возникало нехорошее ощущение, что учтивый Латиф - явно не дехканин, хоть и шибко щербатый, - в конце концов, просто пристукнет меня, заведя в какой-нибудь тихий уголок этого мертвого глиняно-каменного лабиринта. Но до перекрестка одной улочки с другой, чуточку пошире, я дошел живым и невредимым. Здесь я остановился и дождался Латифа.
      Один на один он перестал накручивать восточные витиеватости и заговорил попроще:
      - У хана большие сложности, Рахмон. Талибы хотят, чтобы он признал их правительство и отрекся от присяги Раббани. Ему дали неделю на размышление. Только потому, что его дядя уже присягнул Омару. Ахмад должен сделать правильный выбор, верно?
      - На все воля Аллаха! - сказал я так уверенно, будто с детства из мечети не вылезал. - Иногда маленькие люди помогают большим развеять их сомнения и выбрать правильный путь. Абу Рустем обещал Ахмаду свою помощь в обмен на небольшую услугу. Если Ахмад сомневается в честности Абу Рустема - пусть примет условия Талибана. Но боюсь, что очень скоро ему придется об этом пожалеть. Ахмад привык быть вольным человеком, признавая власть одного лишь Аллаха, а талибы либо заставят его стать послушным, либо убьют. Второе вернее, ибо Ахмад воин, а не льстец. И он понимает это лучше нас.
      - Да, он сам так говорил. Для него подчиниться талибам - все равно что надеть ярмо и впрячься в плуг. Никогда, ни при Мохаммад-Закир-шахе, ни при Мохаммад Дауде, ни при Тараки, ни при Хафизулло Амине, ни при Бабраке, ни при Наджибе, ни при Раббани никто не устанавливал в наших местах иных законов, чем те, по которым жили наши предки. Инглизи принесли сюда машинган, но ушли, потеряв много людей. Шоурави привели танки, "град" и вертолеты, - много убили людей, много потеряли сами, но тоже ушли. Талибы не уйдут. Они убьют всех, пусть даже за одного нашего человека их погибнет сотня. Их много. Ахмад знает это и хочет спасти свой народ. Поэтому ему хочется подумать над тем, что предложил Омар.
      - Ахмад-хан устал от битв, - сказал я так, будто вчерась перекуривал с Ахмадом на завалинке, и он мне лично душу открывал. - Ему пятьдесят восемь лет, он был шесть раз ранен, шурави убили двух его братьев, трех сыновей, его младшая жена умерла от раны после бомбежки. И это только ближайшие родственники, которых он потерял за последние годы...
      Шайтан меня побери, если я знал хоть какие-нибудь подробности из жизни Ахмад-хана всего за пару секунд до того, как о них заговорил!
      - И это правда, уважаемый, - закивал Латиф. - Ахмад-хан стареет. Он всего лишь человек, а Аллах не дарует вечную молодость в земной жизни.
      - А потому его младший брат Хамид - последний оставшийся в живых из трех братьев Ахмад-хана - уверен, что его брату пора на покой. Ему только сорок два, он любим воинами, и если воины узнают, что Ахмад собирается покориться воле талибов, нарушив заветы предков... - мне не хотелось бы произносить печальных слов.
      - Вы сказали, уважаемый, - задумчиво произнес Латиф, - что маленькие люди часто помогают большим развеять сомнения и выбрать правильный путь?
      - Да, я сказал это.
      - Но часто ли бывает так, что, помогая большим людям найти правильный путь, маленькие люди не ищут для себя своих маленьких выгод?
      - Это справедливо, уважаемый Латиф, - степенно кивнул я, - большим людям свойственно искать больших выгод, а маленьким - маленьких. Большой человек может поступиться маленькой выгодой ради большой, а маленькому человеку поступиться нечем.
      - Если бы маленькие люди знали, что большая выгода большого человека принесет им их маленькую выгоду, то с большим старанием помогали бы большому человеку найти правильный путь к его большой выгоде...
      Теперь мне, Дмитрию Баринову, маленькому человеку-ретранслятору, стало ясно многое. Латифчик явно размышлял над тем, а что он лично будет иметь с успешной сделки между Абу Рустемом и Ахмад-ханом. Интересовался за комиссионные, как говорили когда-то в Одессе. Я, конечно, не знал, какие материальные интересы может иметь товарищ Латиф, но Чудо-юдо, видать, знал их как дважды два.
      - Светлейший шейх Абу Рустем, - сказал я, вовремя посмотрев под ноги и аккуратно обойдя торчащий из почвы стабилизатор 82-миллиметровой мины, как-то раз вспоминал об одном маленьком человеке, которому было поручено ходить в Иран с караванами, доставшими оружие Ахмад-хану, а в обмен привозившими туда чаре и героин. Этот маленький человек искал своих маленьких выгод и регулярно утаивал небольшие суммы от продажи наркотиков. Дела ведь шли неофициально, без строгой бухгалтерии. В Иране с наркотиками боролись очень строго, цены были высокие - за риск, - и маленький человек, покупая ровно столько оружия, сколько требовалось Ахмад-хану, мог кое-что оставить себе на черный день. Но поскольку хранить эти денежки ни в Афганистане, где шла война, ни в Иране, где их в любой момент могли конфисковать, было нельзя, этот маленький человек нашел другого маленького человека, который создал в Бендер-Аббасе маленькую торговую фирму, а в Шардже, на другом берегу Персидского залива, открыл ее филиал. Конечно, время было неспокойное, то ирано-иракская война, то "Буря в пустыне", но бизнес есть бизнес. Через подставную фирму маленького иранского человека небольшие деньги маленького человека Ахмад-хана переплывали залив и ложились на банковский счет филиала в Шардже. Однако маленького иранского человека арестовали и расстреляли за торговлю наркотиками, а все его имущество конфисковали. В Бендер-Аббасе, естественно. А вот в Шардже филиал приобрел по дешевке Абу Рустем. И узнал, что маленький человек Ахмад-хана очень страдает оттого, что его последние полтора миллиона долларов оказались в чужих руках. Но как он будет рад, если узнает, что светлейший шейх не зарится на чужое добро и готов оказать маленькому человеку протекцию...
      - О, почтенный! - покачал головой Латиф, которому (я лично уверен в этом!) за время моего повествования несколько раз приходила в голову идея перерезать мне глотку. - Я думаю, что если бы все это было правдой, то маленький человек сделал бы все от него зависящее, чтобы помочь Абу Рустему найти общий язык с Ахмад-ханом.
      Ахмад-хан и другие
      Я-то думал, что на встречу с Ахмад-ханом мне придется пилить часа три, куда-нибудь в горы, в пещеру типа такой, какая была в сказке про Али-Бабу и сорок разбойников. Но все оказалось намного проще. Попетляв по разрушенному кишлаку, мы прошли через давно отсутствующие ворота, которые, должно быть, вышибли танком вместе с частью дувала, и оказались в маленьком дворике очередного раздолбанного домишки. Казалось, что во дворе никого нет, и, не установи мне Чудо-юдо инфракрасное зрение - как это у него получается, интересно? - я бы в это запросто поверил. Но, поскольку людям и в темноте свойственно излучать тепло, мои глазки увидели два десятка вооруженных бойцов, расположившихся в темноте за развалинами разных построек. За нашими спинами в воротах никто не показывался, но кое-какой шорох за дувалом слышался.
      - Спускаемся вот сюда, уважаемый, - гостеприимно пригласил Латиф, указывая на земляные ступеньки, уводящие куда-то под руины дома. Сердце мое опять екнуло. Запрут в зиндон или что тут имеется - вот и все переговоры. Обнадежило лишь то, что впереди брезжил красноватый свет. Чудо-юдо выключил за ненадобностью инфракрасное зрение, и я стал видеть все обычным образом.
      Свет исходил от керосиновой лампы "летучая мышь" советского производства, висевшей на крюке под сводчатым потолком подвала. В этой подвальной комнатке площадью 2х2 метра проще было вести допрос с применением пыток, нежели деловые переговоры. Там находились два солидных мордастых моджахеда с "АКМами", которые вряд ли были высокими чинами. Скорее что-то вроде придворных гвардейцев.
      Они сторожили небольшую дверцу, завешенную ковром с вытершимся ворсом. Должно быть, здесь, в "камере пыток", размещалась приемная-предбанник, а за маленькой дверцей располагался не то кабинет, не то тронный зал, и именно там восседал Ахмад-хан.
      - Посидите здесь, уважаемый Рахмон, - скорее распорядился, чем попросил Латиф, пододвинув ко мне какой-то ящик. - Я должен сообщить о вас хану...
      - Надеюсь, что он найдет время, возможность уделить время скромному слуге Абу Рустема, - вякнул я по инициативе Чудо-юда, хотя сам лично почему-то очень хотел, чтобы Ахмад-хан вообще не принял меня и сказал: "Гражданин Рахмон, ко мне люди на прием за две недели записываются. Давайте не будем нарушать общий порядок. Запишитесь в секретариате и приходите через две недели". Тогда я с чистым сердцем вернулся бы к Чудо-юду - если бы он, конечно, объяснил мне, как это сделать! - и сказал бы, что сделал все что можно, но бюрократы помешали...
      Конечно, это была очередная хохма, родившаяся, как всегда, не от хорошей жизни, а от изрядного страха, который неистребимо сидел у меня в душе. Но тут вмешался Чудо-юдо:
      - Так, опять шутить изволите, господин Баринов? Смотрите дошутитесь. Вертолет со спецгруппой "джикеев" уже вылетел из Кандагара. Максимум через полтора часа будет у вас, лучше рассчитывай на минимум, то есть на час. Но времени в целом гораздо меньше. Так что как следует соберись. Мне отвечай, не разжимая губ, внутренне, понял? Голос буду контролировать, но главное фиксируй глазами Ахмад-хана. Если за пять минут диалога тебя не убьют, Вася по твоей визуальной информации, которую я ему передам, сумеет точно настроить ГВЭП и начать работу в режиме "У", то есть управлять Ахмад-ханом. Вообще-то настроиться ему можно и быстрее, но сейчас дальность не позволяет. Надо подобраться на пятьсот метров для полной надежности, потому что у Ахмада очень сильная контрсуггестия, с предельной дистанции ее подавить нельзя. Подобраться будет не так просто, так что держись.
      - Это они что, по сто метров в минуту будут проходить? - спросил я, не открывая рта, главным образом для того, чтобы проверить, как меня услышит Чудо-юдо.
      - Ничего, тише поедут - дальше будут. То есть ближе к цели. Отец умолк. Я не сомневался, что он продолжает слушать и, вероятно, видеть все, что тут у нас происходит. Но в течение длительного, как мне показалось, времени Чудо-юдо никак не вмешивался. А я сидел на старом патронном ящике и думал, чего там Латиф может наговорить хану. Мне казалось, будто доложить о том, что товарищ Рахмон прибыл на переговоры, можно по самой длинной мере в течение пяти минут. Что он там, решил полностью взять на себя мою миссию? Может, он вообще выйдет оттуда с коробочкой, стоящей на блюдечке с голубой каемочкой? От этой дурацкой мысли на душе у меня немного потеплело, но лишь на сорок секунд, не больше. Потому что по прошествии этих сорока секунд Латиф вышел из дверцы, поклонился и сказал: