Справедливость силы

      Нет ничего о Джоне Дэвисе. Весьма скупы сведения о Шарле Ригуло. В цифрах же допускаются искажения.
      Французская энциклопедия Дэноэля не относит этот почетнейший титул вообще ни к одному из атлетов, помимо Шарля Ригуло и меня. Мангер, Дэвис, Шемански и Эндерсон не приняты в качестве "самых сильных людей". Нет даже оговорок об исключительности их силы. Выдерживается, так сказать, принцип вкуса) и впервые с далеких предреволюционных турнирных столкновений по всем статьям перешел к русскому атлету.
      Не сужу, получилось ли, но я старался так, чтобы моя сила возбуждала любовь к спорту и жизни и никогда не была сокрушающей, всезапретной для порывов, надежд…
      "Давить!" – это я стал слышать потом…

Глава 67.

 
      Я сознавал неизбежность своего утяжеления до 130– 140 кг. Вес даст мышечная масса. Поэтому я сохраню скоростные качества и выносливость. Без выносливости к нагрузкам не стоит загадывать и о результатах. Одаренность одаренностью, но прежде – труд. Свирепый труд. Десять, двадцать, тридцать тонн тяжестей в тренировочный заход при заданной интенсивности – это изменит мышцу, обеспечит направленные приспособительные процессы. Это тысячи тонн в строгостях соотношений, определенностях расчета…
      Мне нравилось строить силу. Ошибки тренировок не могли укротить меня. Особенное отвращение вызывало (и вызывает) благоразумие. Беречь себя, лелеять, мелочно брать все, что дают выгоды силы, расходовать себя скаредно, вообще скупиться на выдачу себя – не умел так, не понимал этих слов, презирал, как ползучую мудрость. Опрокидывать все, на что достает силы, а отдав ее, добыть сызнова! Гадливость я испытывал и к тем анализам историков спорта, которые лишь сводили результаты в столбцы. Без соприкосновения с чувствами цифры и факты мертвы и часто лгут вопреки самому принципиальному объективизму. Восторг силы наделял дерзостью. Упадки духа – это от усталости, это ухабы дерзости. Это и есть счастье борьбы – отдав, заново взрастить силу.
      Нет, слишком многое оставалось и остается за столбцами цифр. Я не умел отказываться от цели. Просто не ведал, как это бывает. Если живешь – значит, всегда сохраняешь способность к движению. Всегда остаются иные заходы к цели. Ошибки благословенны. Они могут быть трагичны по форме, но не по существу.
      Ошибки поворачивают на цель, когда умеешь читать их. Искусство обращения с ошибками и отличает удачника от неудачника, победителя от просителя, талант от посредственного умника…
      Впрочем, случалось и по-другому. Сяду – и нет желания шевелиться. Кажется, везде и всюду теряешь себя. Жизнь ускользает. Все дни – мимо. Ничего не помнишь. Только помосты, диски… Я непростительно сорю днями, а смысл спорта ради результата бледен, ущербен, и вся игра преувеличенно серьезна.
      Не проще ли, не честнее сразу заняться чем дорожу?
      И однозначность ответа: к той, другой жизни я не готов, скорее даже беспомощен, а там борьба. И гораздо более суровая, изощренная – на знаниях и воле, которых у меня еще нет!
      И еще – о молчании. Кто молчит, изменяет истине, навешивает тяжесть и боль на других. И принципы – они для выводов! Непрерывности выводов. Новых упорств жизни.
      Не лгать, не играть в кумира, не выдумывать себя. Быть собой. Быть преданным движению, устоять в себе. Не дать себя выдумывать. Быть собой.
      А пока искать себя, пусть через спорт. Выходить на верное направление, главное… Но и тогда я знал твердо: не буду приживальщиком от побед, не дам себя раздавить, обезличить победами. Это не дозволяло самолюбие, но еще в большей степени это соответствовало убеждению: большой спорт имеет смысл, пока ты сохраняешь способность к росту. Нет этой способности – нет спорта, лишь голый смысл выгоды вместо спорта. Поэтому я не страшился поражения. Его не могло быть. Не пустые слова – ведь впереди жизнь, новое приложение себя.
      Я спешил. Достать заветные килограммы – и уйти! Есть это внутреннее обязательство, радость и злость постижения цели, а за ними – все новое, все сброшу с плеч… Перевод слова "атлет" с греческого означает "бороться, трудиться, терпеть, переносить бедствия". Точно так!

Глава 68.

 
      Я, конечно, тешил себя выдумками, но в веренице тренировок, освоении новых весов, озорстве натиска на новые рекорды и поединках я слышал свою музыку. Дней в жизни мало, как мало! Вышагнуть за убогость "килограммового" движения.
      Заложенная природой страсть к владению телом, подчинению борьбы своей воле – великое искушение! Тяготы тренировок смывала музыка настроения.
      Эйнштейн утверждал: научное творчество-это процесс одной природы с искусством вообще. Я жил именно таким ощущением. И спорт я не представлял без этого приложения. Я многое выдумывал, многое идеализировал, но разве можно без мечты? Мечта и лишенные мечты. Расточительство силы и скупость расхода. Копеечность каждого шага. Торжествующий мещанин, вооруженный дипломом и чином, везде и по мере возможностей столбит участки…
      Жизни еще предстояло вколачивать некоторые истины, противные всему моему существу.
      Очень скоро я уверился: слава – это необходимость новых побед, это долг перед обществом, причем долг с процентами. И очень высокими. А со стороны она казалась такой уютной, удобной…
      "Когда общество доходит до известной высоты развития, тогда оно начинает требовать от своих членов, чтобы у них были определенные и сознательные убеждения и чтобы они держались за свои убеждения. Кроме обыкновенной честности, является тогда высшая честность, честность политическая…" (Писарев Д.. И. Соч., т. 3. М., 1956. С. 95-96). Я понимал это как самостоятельную твердость убеждений. И разве от отсутствия похвал хуже то, чему ты предан?
      Спорт давал и здесь предметные уроки. Еще бы, это такая жизнь!
      Разве ограниченная духовность силы не есть насмешка над человеком, издевательство и обнаженность наживы? Разве победа – только победа, высшая правота, и все? Разве она по своей природе лишена разборчивости? Если победитель – значит, уже прав?
      Как ни странно, спорт воспитывал отвращение к самонадеянности силы и победам, которые нередко приучают к неразборчивости средств. Я презирал победы от барышей. Барышей любого порядка.
      Я старался понять смысл силы. Силы вообще. Справедливость силы. Да, вышагнуть за убогость только "килограммового" движения!

Глава 69.

 
      11 сентября. Воскресенье.
 
      Если церемония открытия Игр – шествие колонн, то в торжестве закрытия вместо команд участвовали лишь знаменосцы.
      Я шагнул на дорожку "Стадио Олимпико" из тоннеля со стороны малого, "мраморного", стадиона – все плыло в мареве прожекторов! Нести флаг по стадиону долго. Я знал, зрители следят, буду ли перехватывать древко. Это было как бы небольшим продолжением соревнования. Новым маленьким испытанием.
      Агентство Юнайтед Пресс Интернэшнл поместило в заголовок: "…в течение десяти минут рука знаменосца ни разу не дрогнула…"
      Уже в ночи знаменосцы выстраиваются против почетной трибуны. Под гимн Греции на флагшток поднимается ее стяг. Погодя взвиваются флаги Италии и Японии – страны будущей Олимпиады.
      Прощай, Рим! Прощай, город щедрого солнца!..
      Команда СССР набрала 683 очка, 43 золотые медали, 29 серебряных, 31 бронзовую. Всего– 103 медали.
      Второе место заняла команда США: 463,5 очка, 34 золотые медали, 21 серебряная, 16 бронзовых. Всего – 71 медаль.
      На третье место вышла объединенная германская команда: 282,5 очка, 12 золотых медалей, 19 серебряных, 11 бронзовых. Всего – 42 медали. Сборная США впервые уступила первенство и в легкой атлетике.
      "Нью-Йорк тайме" писала: "Русские подавили американцев по всем видам подсчетов, посвященных Олимпийским играм. Они забрали больше нас золотых, больше серебряных и больше бронзовых медалей. Они победили американскую команду по числу очков. И русские выиграли все это совершенно честно".

Глава 70.

 
      До римского выступления едва ли не все в один голос твердили, что из меня не выйдет атлета: я не умею выступать, чересчур горю, не управляю собой. Я убедился: этот недостаток преодолевается. Да и недостаток ли – ожидание могучего выплеска силы?..
      В Милане завершилось ученичество. В Риме я навсегда расстался с ученичеством. С тех пор я уже не выступал, а строил силу. Все заменил расчет. Даже выход чувств – я управлял ими. Но, как я уже писал, положиться на себя смог лишь. после своего четвертого чемпионата мира, будапештского (1962).
      Норму мастера спорта СССР я выполнил 22 февраля 1957 года на показательном выступлении в Зимнем манеже ЦСКА – это на Комсомольском проспекте. Значок тут же вручил Маршал Советского Союза Буденный.
      И орден Ленина мне вручил Буденный. Это дало ему повод для шутки, что и следующую награду он вручит мне, такова, видно, судьба. Однако новый орден в 1964 году я получил из рук А. И. Микояна.
      Память о римской победе запечатлелась и в почтовой марке, выпущенной зимой 1961 года. Я изображен на марке в рывковой фиксации.
      Радовался очень. И лишь сознание того, что каждый день уносит те мгновения счастья, что их будет меньше, пока они не превратятся лишь в газетные строки – бумажный мусор, мнилось несправедливостью. Спорт – это постоянное расставание с дорогим, большим, потеря этого дорогого, превращение в заурядность, если не в курьез. Всему этому надо противопоставлять волю движения, презрение к мнениям от выгод, сытости и, если угодно, достоинство художника, сознающего ценность своего творения. В большом спорте всегда опасно превращение в кумира, идола, ибо оно выхолащивает первородную любовь, разменивает ее на выгоды, грозит потерей движения. И опошляет жизнь. Ибо в поклонении всегда есть доля унижения, незаметная, но очевидная: признание своей неспособности, отказ от активности, уступка этой активности другой воле или волям. Восторг талантом и победой естествен, но превращение восторга в поклонение – болезнь…
      Спортсмен исполняет общественную функцию. Я всегда считал определения роли художника Петровым-Водкиным самым близким и к определениям назначения таланта от спорта: "Искусство-движение человека, его вечный путь, вечная борьба за новые и новые откровения… В искусстве есть закон для художника: что не для тебя, то никому не нужно. Если твоя работа не совершенствует тебя – другого она бессильна усовершенствовать, а иной социальной задачи, как улучшение человеческого вида, и нет". Трудная задача большого спорта – противоборство с навязанным ему самой природой (отчасти и обществом) грубого, прямолинейного смысла быть лишь мускульным механизмом.
      Мужество, мудрость большого спортсмена не только в понимании данных обстоятельств и определении верного поведения, но и в уважении к спорту как творчеству, как самостоятельной ценности. Отсюда и осознание стратегии тренировок, решительный отказ от мелочного разбазаривания таланта ради соблазнительных условностей, умение видеть за лишениями главное назначение, определенное спортивным дарованием: достижение предельно возможных результатов. Да, сосредоточение для этого всей энергии, подчинение всех обстоятельств. Ведь в конце концов победы и высшие достижения – меньше всего эгоизм, но выражение способностей людей вообще, доказательство этих способностей, что в итоге совпадает и с интересами коллектива.
      Довольно часто мое поведение и подчинение достижению высших результатов всего уклада тренировок истолковывались как спесивость, заносчивость и эгоизм. Даже один из моих близких друзей в спорте заметил: "Тяжеловесы все капризны". И это заметил тот, кто видел всю подноготную труда. Очевидно, чтобы это понимать до конца, надо самому нести что-то в жизни, не просто складывать дни…
      Я за понимание достоинства спортивного труда, понимание всех необходимостей риска, потерь, усталости. И нелепо после пересматривать это прошлое. Ничто не напрасно: ни настоящее, ни прошлое-осознание этого чувства, имеющего объективную обоснованность, до конца дней должно определять достоинство спортсмена. Полотна художника – в музеях, музыка композиторов – в нотах, все прошлые свершения в спорте – в физическом совершенстве и красоте каждого.
      "Как должны быть герои духа и вдохновения,– писал теоретик российского спорта и атлет Чаплинский,– так нужны и апостолы, и носители силы. И те и другие являются верстовыми столбами культуры, все равно духовной или телесной… Вот почему человечество всегда будет интересоваться необыкновенными деяниями, выдающимися проявлениями духовной и физической мощи и энергии. А к числу последних относятся и рекорды…"
      Безусловно, спорт противоречив. Противоречив и в то же время велик. Его болезни – фетишизация, превращение в оружие, средство. Однако его заблуждения вообще так же естественны, как заблуждения в искусстве и науке. Но изначальная суть спорта благородна, чиста и в тысячелетиях напрочь спаялась с культурой. Не глумливым придатком культур упадка, культур разрушения, а общим, благородным порывом за совершенного человека.
      Горькие падения не следует распространять на все явление. Спорт – и это заложено в его существе – предмет прекрасного, добывание совершенного. А это добывание свойственно человечеству, неотделимо от его сознания. И есть не что иное, как история его развития. Но политизация губит спорт, уродуя его изначальную суть.
      И нелишне помнить: спортсмены таковы, какими их создают условия общества, они только отзываются и следуют этим условиям. Самостоятельного, обособленного мира спорта не существует. Он такой же продукт общества, как и культура вообще.

Глава 71.

 
      Я выступил 10 сентября, а через день агентство Ассошиэйтед Пресс оповестило мир:
      "Токкоа, штат Джорджия, 12 сентября.
      Американский силач вызывает советского.
      Силач Пол Эндерсон, чьи мускулы вызывали когда-то благоговейное уважение в Советском Союзе, послал тяжелоатлетический вызов русскому, который вырвал у него олимпийские рекорды.
      "Я поеду куда угодно",– заявил вчера Пол Эндерсон, вызывая Юрия Власова, чья победа в 1960 году в Риме среди атлетов тяжелой весовой категории была событием. Власов поднял 537,5 кг в трех подходах, затмив рекордные эндерсоновские 512,5 кг. Сейчас 360-фунтовый тяжелоатлет из Джорджии, а также профессиональный боксер говорит: "Мое профессиональное выступление далеко превысит все, что он сможет показать"".
      Вызов подали крупнейшие американские газеты, в том числе и "Нью-Йорк тайме". Не только у Эндерсона, но и у Хоффмана были все основания надеяться на реванш. Американцы по-прежнему преобладали в тяжелом весе.
      На 31 декабря 1960 года первые шесть лучших результатов года соответственно распределялись: Ю. Власов (537,5 кг), Д. Брэдфорд (512,5), Д. Эшмэн (503), Н. Шемански (500), А. Медведев (490), Р. Зирк (483 кг) – четверо американцев и двое русских, но Медведев выбывал из борьбы. А поодаль, в стороне, еще не совсем развенчанный "монарх силы"– Пол Эндерсон, в решимости навести порядок.
      Так законами большого спорта победа всегда предполагает новые испытания, гораздо более серьезные. Миг победы и есть покой. Другая форма покоя несовместима с природой большого спорта.

Глава 72.

 
      "Победителей Олимпийских игр награждали венком, свитым из оливковой ветви. Эту ветвь срезал золотым ножом со святого оливкового дерева двенадцатилетний отрок, мать и отец которого были еще живы. На счастливых победителей судьи возлагали венки в Олимпии, в храме Зевса, и оттуда они, сопровождаемые пением и музыкой, начинали свое шествие через священную рощу. Подлинное великолепие, блеск и торжество достигали здесь своей кульминации. Все облачались в тканные золотом и серебром праздничные одежды, сияние солнца отражалось в сокровищах и драгоценностях, которые несли делегации государств и городов. При этом в честь победителей раздавались песенные экспромты и пели импровизированные хоры…" (Мёзэ Ференц. Современные Олимпийские игры. Будапешт, изд. Корвина, 1961. С. 14. В этом фундаментальном справочнике серьезные неточности. Ничего нет об олимпийских соревнованиях по тяжелой атлетике 1896, 1905 годов. Неверны написания имен. Не разъяснены изменения в программе соревнований, что дает неверное представление о турнирах).
      Еврипид – один из творцов классической драмы. Реалист-трагик не одобрял пристрастия сограждан к атлетике, точнее – к силе во имя силы: "…среди известных в Греции профессий нет более несчастной, как профессия атлета! Во-первых, эти люди никогда не умеют хорошо жить! В самом деле, как может человек, превратившийся в раба собственного желудка, работать, чтобы создать средства, достаточные для поддержания своей семьи?! И к тому же они совершенно непривычны к бедности, живя всегда в полном довольстве; характер у них тяжелый, ибо в молодости в расцвете сил и своей славы они мнят себя гордостью своих городов; в старости они стараются свалить все заботы о себе на своих сограждан…"
      А жил Еврипид в эпоху расцвета Олимпийских игр. В 440 году до н. э. ему исполнилось сорок лет. В тот год проходили 85-е Олимпийские игры.
      В 67 году до н. э. Нерон выступал на 211-х Олимпийских играх. Император, разумеется, не имел соперников. Однако "олимпиец" ухитрился сверзнуться с колесницы.
      И все же судьи, не дрогнув, провозгласили Нерона победителем. Нерону везло и на благодарную память, когда не то чтобы судьям, а любому римлянину он уже не мог ничем угрожать. Светоний пишет не без удивления и досады: "Тем не менее было немало и таких, которые еще долго спустя весною и летом украшали его гробницу цветами; на рострах выставляли также его изображения в ширококамчатой тоге или его эдикты, словно он был жив и словно ожидалось скорое его возвращение…" (Светоний Гай Транквилл. Жизнеописание двенадцати цезарей. М., Академия, 1933. С. 420). Надо полагать, ожидали возвращения не на олимпийский стадион. Кнут и плаху не все принимают несчастьем.
      Искуснейший врач древности Гален высказался не менее определенно: "…атлеты не способны в силу своей тучности и лени помочь друг другу в беде, скорее способны лишь советовать, чем делать, выполнять что-либо… Толстый живот не делает ум острее" (Высказывания Еврипида и Галена приведены в журнале "Геркулес" Иваном Лебедевым – дядей Ваней).
      Поэт Пиндар считает: "Победитель всю свою жизнь пользуется сладостным спокойствием за свои подвиги, и это счастье, не имеющее границ,– высший предел желаний каждого смертного" (Соболев П. Олимпия. Афины. Рим. М., Физкультура и спорт 1960. С. 35).
      В юности мое представление об атлетах вполне соответствовало дохристианским суждениям Еврипида и Галена (впрочем, так думали в древности не только они, высказывались еще более непримиримо).
      Гиревой же спорт меня отталкивал. Что увлекательного в однообразном накачивании мышц! Каким умом надо обладать, дабы находить удовольствие в животных и самодовольных упражнениях! Не мог взять в толк я и восторга соревнований: что за красота в безобразном натуживании, раскормленных телесах, где, в чем праздник изящного, совершенного?! Балаган! Балаганное зрелище! И чувства наипростейшие, низшего разряда. Я решительно относил тяжелую атлетику к спорту ограниченных, соревнования – к ярмарке силачей. Именно силачей.
      Зато легкая атлетика, а в ней метания, покоряла. Я бредил тренировками, победами, и знай я тогда Еврипида, ни за что не согласился бы с ним. Для меня легкая атлетика являлась совершенством движений, естественностью и благородством состязаний.
      Я был слушателем первого курса Военно-воздушной инженерной академии имени Жуковского – рядовым по званию. В декабре 1953 года мне приказали выступить за факультет на академических соревнованиях ("Власов, шаг вперед!" Я сделал шаг. "Будете выступать за факультет по штанге". По шеренгам ехидный шепоток. "Явитесь в шестнадцать ноль-ноль в спортивный зал академии. Становитесь в строй"). Там же, на соревнованиях, научили приблизительному жиму, рывку и толчку. Я выжал 80 кг, вырвал 75 (ну и мерзким мне показался рывок!), толкнул 95 (взял же на грудь 105 кг). Азарта и в помине не было.
      Однако я поддался уговорам тренера по тяжелой атлетике. Знал: сила понадобится для метаний, а зима все равно пропадала для легкоатлетических тренировок. Москва имела единственный зимний манеж – при МГУ, даже сборной команде страны не хватало места. В последнем классе Саратовского суворовского училища я выиграл на Всесоюзных соревнованиях суворовских, нахимовских и военных подготовительных училищ (свыше 30 команд) первое место в метании гранаты и второе – в толкании "мужского" ядра. До сих пор привязан к стадиону, жаден на зеленое поле, сектор для метаний… Не сомневаюсь: в метаниях достиг бы гораздо более внушительных результатов. Я привязан к ним был по-настоящему, понимал и был отлично подготовлен. Даже 100 м при собственном весе около 100 кг я пробегал почти за 12 секунд. Для тех условий, в которых я вырос, и того времени – недурной показатель.
      В 1961 и 1962 годах на всесоюзных сборах в Леселидзе – в то время центральной спортивной базе страны – специальные исследования проводил Юрий Иванович Черняев. На полидинамометрическом стенде определялась относительная сила различных групп мышц (сила в перерасчете на 1 кг личного веса) и скрытые периоды двигательной реакции. Что самые производительные и, следовательно, важные мышцы у тяжелоатлетов – разгибатели бедра, голени, стопы, измерения свидетельствовали безоговорочно. От силы ног зависят результаты в рывке и толчке. Руки являются своего рода лямками. Они как бы привязывают штангу к атлету, а тяжесть поднимают, разгоняют и выкатывают на прямые руки мышцы ног и туловища. Поэтому непреложным законом темповых упражнений является выключение рук из работы. Этот закон формулируется тренером кратко: "Выключи локти (руки)!"
      Только при данном условии получается мощный отрыв штанги от помоста и полноценный подрыв от колен. Именно с выключением рук при удержании веса на груди и удается полноценный посыл в толчке. Самостоятельно руки лишь ничтожно действуют в заключительной фазе подрыва штанги.
      В рывке и толчке тяжесть снаряда в основном преодолевается мышцами ног и спины (К 1973 году жим был исключен из программы соревнований решением, принятым Международной федерацией тяжелой атлетики после Олимпийских игр 1972 года в Мюнхене). Поэтому столь массивны ноги у атлетов. Их тренируют особо – от них зависит конечный успех. Поэтому у атлетов горбы мышц на спине, здесь вторые по мощности группы мышц. Их тоже готовят, не щадя сил. Отсюда и общая несоразмерность в сложении. Относительно тонкие руки, недостаточно развитые грудные мышцы и вроде бы непомерно объемистые ноги, трапециевидные мышцы и прямые мышцы спины.
      По общему суждению, атлеты тяжелой весовой категории – вялые, малоподвижные. Скоростно-силовые показатели в опытах Черняева доказали обратное. У меня, атлета абсолютно самого большого веса сборной команды, двигательные реакции являлись лучшими. Сверх того, они по большинству групп мышц превзошли показатели первых легкоатлетов, конькобежцев, фигуристов и боксеров страны. По совокупному результату всех измерений впереди меня оказался лишь рекордсмен по прыжкам в высоту В. Брумель. Трудно поверить, но я, самый тяжелый из спортсменов и к тому же занятый поднятием тяжестей, практически оказался вторым среди лучших спортсменов страны по двигательной реакции.
      "Кроме специфического развития групп мышц, несущих на себе основную нагрузку при выполнении определенного вида упражнений, очень важным является и общее силовое развитие. В этом отношении интересно привести некоторые данные измерения силы отдельных групп мышц у самого сильного человека в мире – Юрия Власова… Интересно отметить, что Власов, обладая огромнейшей физической силой, является в то же время и очень быстрым. Исследования показали, что по скорости двигательной реакции при сокращении всех основных групп мышц он стоит на одном уровне с самыми быстрыми легкоатлетами. Все это лишний раз доказывает значение силовой подготовки в спортивной тренировке" (Советский спорт, 1962, 12 декабря).
      Результаты измерений явились для меня дополнительным доводом в пользу общефизической подготовки. Узконаправленная тренировка, тренировка лишь с тяжестями есть пережиток. Она не способна раскрыть возможности организма. Поэтому я с тренером столько времени уделял гибкости, ловкости, прыгучести, выносливости и даже чисто балетным упражнениям: надлежало подготовить и связочный аппарат. Подготовка исключала наперед те травмы, которые я пережил в спортивной молодости.
      Значению общефизической подготовки особое место в своих исследованиях уделил крупнейший теоретик физической культуры и спорта Л. П. Матвеев. Он, пожалуй, первый в мире обобщил опыт исследований, заложил основы понимания самой тренировочной нагрузки и ее динамики в циклах работы.
      Главным условием для достижения классных результатов я считаю научно организованную тренировку и непрерывное расширение общефизической базы – это не итог рассуждений, это из опыта. Всеобъемлющая общефизическая база позволяет вести специальные тренировки во всевозрастающем ритме. И тогда первенствующую роль приобретает правильная периодизация тренировки. В исследовании этого вопроса мы и сошлись с Матвеевым. Под специальные тренировки необходимо подкладывать новую общефизическую базу, непрерывно расширять эту базу. Все будущее большого спорта покоится на обращении к этой базе, грамотном использовании ее богатств… Вообще ее нужно разрабатывать как можно раньше, лучше всего в детстве и юности.
      Отсюда очевидна и бесперспективность направления в тяжелой атлетике, связанного с наеданием собственного веса. Возможность выколачивать новые результаты посредством наедания веса – свидетельство низкого уровня результатов вообще. Истинно крупные результаты еще за горизонтом нынешних побед. И для их достижения немышечный вес всегда обуза. Только ряд субъективных обстоятельств сообщает направлению, связанному с увеличением собственного веса, выгоду. Но эта выгода временная. Тот, кто осознает преимущества подлинной тренировки, вырвется вперед и поразит воображение современников. У организма великолепные и достойные возможности для освоения результатов без наедания веса и специальных препаратов, ранящих организм. В противном случае спорт превращается в свою противоположность и выступает в разрушительной роли.
      Вес вяжет силу, не позволяет вести энергичный тренинг. В будущем атлет станет тренироваться много плотнее. Организм тучного человека не вынесет подобной нагрузки. На моих глазах Эндерсон восстанавливал дыхание после попытки минут пятнадцать. Я же подходил к весу через три-четыре минуты. Только в приседаниях пауза удлинялась до пяти-шести минут. В итоге я мог за то же время выполнять значительно большую нагрузку. И это не была тренировка на измор (не путать с экспериментальными тренировками). Я выдерживал эти тренировки, потому что был к ним приспособлен всем родом предварительной физической работы.
      И вес должен увеличиваться естественно, как следствие приспособления организма к нагрузкам. Лишь в таком случае допустим собственный вес в 150 и 160 кг, хотя эти веса неизбежно ухудшат выносливость и скорость.
      Не из кокетства я старался держать свой вес в пределах управляемости на любых упражнениях. Я стремился доказать существование новых путей, их неизбежность. Будущий спорт принадлежит атлетам 130-140 кг веса, но подобранных, быстрых, лишенных жировой ткани. И это требование борьбы. Атлеты силы Геракла и резвости бегунов-спринтеров станут повелевать рекордами.
      В приседаниях, тягах и прочих вспомогательных упражнениях я мог приучить себя к весьма большим весам, таким, которые прописаны в энциклопедиях как легендарные. Но для них нужна своя тренировка. Она несовместима с тренировкой для классического троеборья. Этот путь великого "раскачивания" силы в определенных направлениях лишен смысла, не нужен для жима, рывка и толчка. Всегда в спортивном троеборье, теперь в двоеборье, веса в любых вспомогательных упражнениях строго соответствуют поставленной цели. Нелепо затрачивать энергию, тренировочное время, дабы освоить приседания в 500 кг, хотя это вполне достижимо, как достижимы и более высокие показатели. Скажем, для толчкового упражнения в 200 кг такой запас прочности, такая его цена в переводе на энергию и время излишни. Для взятия на грудь, распрямления и посыла на вытянутые руки достаточны тяги 215-225 кг и честные глубокие приседания "на разы" с 215-225 кг без подпружинивания ногами внизу. Веса во вспомогательных упражнениях совершенно однозначно соответствуют весам, подготавливаемым для взятия в классическом упражнении.
      В то же время существуют специальные соревнования на самый большой вес, поднятый в тяге до пояса, просто оторванный от помоста или поднятый в приседаниях и т. п. (как, например, в США). На мой взгляд, спортивное многоборье наиболее разносторонне характеризует силу, все ее качества. Доказывать силу свертыванием пятака можно, но это всего лишь сила пальцев, кисти, и она беспомощна, если такому человеку взвалить на плечи 300 кг и предложить присесть. Этот вес его изувечит. Только спортивное многоборье развивает силу по всем направлениям.
      Я не хочу умалить великие рекорды, скажем, Луи Сира или нашего современника Пола Эндерсона. Хочу лишь внести ясность в вопрос о пределах силы. Спортивное многоборье здесь идет своим путем. И в итоге за ним доказательство самой высшей силы – вес, поднятый на вытянутые руки. Именно к этому подвигу готовит спортивное многоборье, именно оно решает задачу многообразия силы. И за ним – самая большая сила, только за ним.

Глава 73.

 
      Как же я почитал силу! Как мечтал быть сильным!
 
      – Тебе под силу 220 и 230 килограммов! "Заправишь" обязательно!
      Я тренировался всего несколько месяцев. Я полагал: Евгений Николаевич Шаповалов "заводит" меня. Однако он повторял это все время, пока тренировался у него в спортивной секции академии. Для посторонних это звучало бредом. Всесоюзный рекорд в толчке тогда был легче 180 кг! Если 230 кг кто-либо и поднимет, нас уже в ту пору не будет – так полагали атлеты. А Шаповалов свое мнение не скрывал. На меня смотрели как на явно ненормального. Ведь я не отказывался от его цифр. Я гордился ими. Гордился и… страшился!