Отец Александр Мень. Жизнь, смерть, бессмертие

Владимир Илюшенко

Отец Александр Мень. Жизнь, смерть, бессмертие

© Илюшенко В.И., текст, 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

От автора

Он приносил радость. Он создавал вокруг себя мощное силовое поле. Видеть его хотелось всегда, и невозможно было наговориться. Свет, который от него исходил, был ощутим почти физически. Он явил нам Христа и во многом повторил Его земной путь. Вот почему он был обречен: наш мир не прощает святости.

Александр Мень – одна из самых ярких фигур ХХ века. Священник, ученый, просветитель, он был прежде всего пламенным проповедником слова Божия, человеком, раньше других осознавшим, что без утверждения в России вечных евангельских ценностей страна просто не выживет. И он делал все для того, чтобы наша жизнь обрела твердое нравственное основание. За свою веру во Христа, за проповедь открытого христианства, противостоящего шовинизму, фашизму, ксенофобии, отец Александр был убит.

Фактически Александр Мень был духовным лидером России, и это стало особенно очевидным после его смерти. Его книги изданы у нас в миллионах экземпляров и пользуются всё нарастающим спросом. Они переведены и на многие языки мира. Не только в России, но и в других странах его имя ставят рядом с именами великих святых. Давно распроданы книги воспоминаний об отце Александре. Люди испытывают потребность узнать о нем, о его жизни и смерти как можно больше.

Я знал отца Александра в течение многих лет. Годы гонений, годы кропотливой работы по собиранию духовных сил, годы творчества и открытого общественного служения прошли перед моими глазами. Этот великий сеятель трудился на нашей запущенной ниве всю свою жизнь – не щадя себя, без устали, без остановки, пока топор палача не поставил точку.

Отец Александр – это грандиозное явление света, духа, культуры. Забудутся имена современных властителей дум – политических деятелей, трибунов, писателей, но его имя будет сиять века. В этом нет сомнения: история всё поставит на свое место.

После его смерти я почти ежедневно вел дневник. Хотелось уяснить себе: кем же был этот удивительный человек, с которым меня свела судьба, какую роль он сыграл в моей жизни, а главное, в жизни России? В памяти всплывало всё, что с ним связано, – каждая мелочь, каждое его слово, жест, взгляд. Но память несовершенна: пока еще не поздно, следовало закрепить все живые впечатления на бумаге.

Не раз мне доводилось выступать на вечерах его памяти. Не раз я говорил о нем в разных аудиториях. Постепенно у меня созрела мысль собрать все разрозненные заметки, статьи и выступления воедино, добавив сюда воспоминания, стихи, ему посвященные, и в первую очередь его письма и еще не опубликованные материалы. Так сложилась эта книга.

Я задумал ее в начале 1991 года. Возможно, к лучшему, что я не написал ее тогда же. Теперь многое устоялось и окончательно определилось, хотя и тогда основной замысел книги был тот же, что и сегодня, и тогда главное было для меня ясно.

Это не биография отца Александра: такие биографические исследования уже есть. Моя задача иная – дать объемный портрет Александра Меня, высвечивая разные грани его личности. Лучше всего для этого подходит техника мозаики: именно она позволяет соединить разнородные детали жизненного пути и духовного облика отца Александра в единую целостную картину. Такой подход предопределяет многожанровый, полифонический характер книги и ее композицию.

Земная жизнь отца Александра Меня завершена. Никому не под силу всецело воплотить ее в словах. И если я все же пытаюсь выразить невыразимое, уловить дух в слове, то лишь потому, что обязан исполнить свой долг – оставить свидетельство.

Я не претендую на сколько-нибудь полную характеристику личности отца Александра – это невозможно: слишком много у нее граней, слишком много здесь глубинного, скрытого, таинственного. Мистического. Я лишь пытаюсь сделать то, что мне доступно: дать хотя бы некоторое представление об этом великом человеке, чья жизнь – не только подвиг веры, подвиг любви, но и совершенное художественное произведение.

Отец Александр Мень: жизнь и смерть во Христе[1]

Девять лет назад был убит священник Русской Православной Церкви отец Александр Мень. Его смерть потрясла Россию, и не ее одну. Священников у нас не убивали с 30-х годов. Но о. Александр был не просто священником – он был духовным лидером России. Те, кто задумал его убийство, хорошо сознавали это.

Я познакомился с о. Александром в середине 70-х. Очень быстро я понял, что встреча с ним – поворотный пункт в моей жизни. Она была подарком судьбы. Он поразил меня с первого взгляда. Я увидел необычайно красивого, мудрого и абсолютно свободного человека. Свободного в несвободном обществе. Его эрудиция, гармоничность, переполнявшая его радость бытия завораживали. Общение с ним неизменно приводило в восторг: он заряжал вас (и надолго) духовным озоном; всё начинало как бы искриться и входить в резонанс с его настроем. Любая ваша мысль ловилась на лету и возвращалась преображенной. Не было вопроса, на который он не мог бы дать исчерпывающего и, казалось, окончательного ответа. Его доброжелательность и интерес к собеседнику были неподдельными. Он был чужд какой-либо позы, не любил внешних эффектов. Во всем он был прост и искренен. Его обаяние было непреодолимым, его чувство юмора – неподражаемым, причем часто оно выражалось в самоиронии. В каком бы обществе он ни появлялся, он немедленно становился его центром.

Одним словом, вы наяву встречались с «положительно прекрасной личностью», воплотить которую в своих романах пытался, но так и не сумел Достоевский. Да и никому не удалось сколько-нибудь убедительно воплотить идеал христианина – а именно его имел в виду Достоевский – в художественной форме (в нехудожественной – тем более). Оказалось, однако, что это возможно не в романе, а в жизни. Отец Александр и был реализованным идеалом христианина. Но сказать так – значит ничего не сказать, потому что всё сказанное – лишь намек на ту тайну, которую представлял собой этот человек. Прошли годы, прежде чем я смог сформулировать для себя главное в Александре Мене: религиозный гений, живущий верой и действующий любовью, живая икона Христа.

Вряд ли можно что-то понять в о. Александре, если упустить из виду, что он прежде всего пастырь, духовный наставник вселенского масштаба, слово которого именно потому обладало такой мощью, что он был образцом христианина, а значит, образом Христа. Он внутренне соединился с Сыном Человеческим и вслед за апостолом Павлом мог бы сказать: «Уже не я живу, но живет во мне Христос». Все, что он делал, каждый его шаг, каждый помысел были освещены тем Светом Разума, Который воссиял миру две тысячи лет назад. Мне часто приходило в голову: если у Христа могут быть такие служители, значит, Его дело действительно непобедимо.

О. Александр не раз подчеркивал, что христианство – не новое учение и не новая этика, а новая жизнь. По его убеждению, сущность христианства – в личности Богочеловека Христа, соединившего небесное и земное, бросившего вызов силам тьмы, прежде всего человеческому эгоцентризму, отдавшего жизнь за спасение людей. Он углубил наше знание об Иисусе Назарянине – истинном Боге и истинном человеке, страждущем и отринутом Мессии, «человеческом лике Бесконечного, Неизъяснимого, Неисповедимого, Необъятного, Безымянного». Важнее другое: он передал нам свою любовь ко Христу – Сыну Бога Живого.

О. Александр говорил, что Христос неизменен, но христианство может и должно изменяться. Он понимал его как динамическую силу, преображающую и душу человека, и общество в целом. Христианский взгляд на мир позволял ему рассматривать земную жизнь как мистерию, как грандиозную битву Добра и Зла. Он, как никто, осознавал глубокое извращение человеческой природы, вытекающее из попрания духовного начала. На социальном уровне это проявилось, в частности, в рабском подчинении Церкви государству. Это извращение, культивировавшееся в России на протяжении нескольких веков, в конце концов привело к тяжелому кризису христианства и явилось, быть может, главной причиной победы тоталитаризма в нашей стране, который, в свою очередь, продолжил и довел до опасной черты процесс дехристианизации России.

«В христианстве, – сказал о. Александр накануне своей гибели, – есть освящение мира, победа над злом, над тьмой, над грехом. Но это победа Бога». Человечество же далеко не одержало здесь победы. Ради нее и работал всю жизнь Александр Мень.

Для победы добра необходимы вера, твердость духа и непрестанное духовное усилие. Но гарантии это не дает. Необходимо некоторое количество праведников, которые оправдывают человечество в глазах Господа. Не только село – вся земля не стоит без праведников. Не стоит она и без пророков, духовных вождей, ведущих человечество из мрака в свет. «Я верю, – говорил о. Александр, – что если в минувшие эпохи находились люди, которые выводили мир из духовного тупика, то найдутся они и в наши дни».

Таким праведником, таким человеком и был Александр Мень. Он стал голосом живого христианства, новым апостолом язычников, составлявших абсолютное большинство населения обезбоженной, расхристанной страны. Несколько поколений превратилось в людей с выжженными душами. Они и сейчас глубоко больны, и они нуждаются в лечении. Радикальное лечение может быть только духовным, рассчитанным на много лет. Начало ему, мощное начало, и положил о. Александр.

Он понял: надо заново христианизировать тяжело больную страну, выход России из духовного тупика возможен лишь на пути ее новой евангелизации. И он не только понял это – он реально вел Россию по этому пути. Его вклад в духовное возрождение страны трудно переоценить.

Что же успел сделать о. Александр? Он дал новое, современное прочтение христианства, углубил и развил мировую религиозную мысль. Он обратился к истокам – к Евангелию, к живому и вечному христианству, восходящему к Самому Спасителю, к апостолам и Отцам Церкви. Он говорил с людьми о добре и зле, о вере, о смысле жизни на понятном им языке. Он не уставал повторять, что наша главная беда – размывание нравственных ценностей, а они могут возродиться лишь на духовной, религиозной основе. Между тем потеря духовных ориентиров, отход от идеалов ввергают мир в хаос и одичание.

Нетерпимости, фанатизму, насилию о. Александр противопоставил евангельские принципы, дух свободы, любви и терпимости, уважение к личности человека – образа и подобия Творца. Он хранил верность прежде всего духу Евангелия, потому что христианство ориентировано именно на дух, на высшее начало. Истинный идеалист, он в то же время был необычайно активным человеком и считал своим долгом противостоять злу в любой его ипостаси.

Человек трезвый, он не заблуждался насчет того, чем чревато помрачение духа. Он говорил о «стихии зверя» в существе, наделенном рассудком, об «эскалации демонизма», которая привела к «мировой гражданской войне всех «детей Адама», терзающей его единое тело». Он писал: «Невольно рождается чувство, что народы и племена, страны и правительства, вожаки и толпы – весь род человеческий катится в бездну самоистребления». Он был уверен, однако, что верность Христу, жертвенность и героизм подвижников, служение ближнему и милосердие позволят нашему общему дому, Земле, избежать участи Содома. И сам он делал всё, что в человеческих силах, чтобы остановить сползание к вселенской катастрофе.

И тут надо сказать, что самую большую опасность для России о. Александр видел не в атеизме, а в контрнаступлении язычества, которое всё чаще выступает в «православной обертке», сбивая с толку миллионы людей, затуманивая их сознание, извращая веру. Это ведет к трансформации религии, исповедники которой всё настойчивее прибегают к внешнему принуждению, опираются на фанатизм и насилие, вовлекаются в водоворот политических страстей и интересов отдельных, подчас экстремистских, общественных групп.

Русская Православная Церковь не избежала этой опасности. Десятилетия тоталитарного режима не прошли бесследно. Имперская, великодержавная идеология всё еще определяет сознание большинства клириков и многих верующих. Чувство национальной исключительности, национального превосходства является преобладающим. Обрядоверие, нетерпимость к инакомыслию, консервация отечественной старины получили самое широкое распространение.

Для Русской Православной Церкви в целом характерна закрытая модель христианства, основанная на традиционалистских ценностях, ксенофобии и шовинизме. Агрессивный национализм в православном обличье представляет собой новое язычество, антихристианское по своей сути.

Для охранительно-консервативной разновидности православия чрезвычайно характерно то, что можно назвать духовным и культурным нарциссизмом, – самоупоение, самообожение, идеализация себя и своего прошлого. Эти клерикальные круги, как говорил о. Александр, «в восторге от себя». И он же за два дня до смерти в интервью испанской журналистке указал на новую реальность нашего времени: «Произошло соединение русского фашизма с русским клерикализмом и ностальгией церковной». Он говорил, что это очень опасная тенденция, потому что люди приходят в Церковь за проповедью добра, а встречаются с изоляционизмом, антисемитизмом и т. д. Он с горечью констатировал: «…общество ожидало найти в нас какую-то поддержку, а поддержка получается для фашистов». И действительно, многие священники стоят на крайне шовинистических позициях, а иные даже становятся идеологами нацизма. В свою очередь, экстремистские силы надеются получить от Церкви некую сакральную санкцию на проведение погромной, ксенофобской политики. Те и другие стремятся превратить православие в этническую религию, в элемент «национально-религиозной идеологии». Те и другие превращают христианство из религии любви в идеологию ненависти.

Борьба Александра Меня с фашиствующим лжеправославием, его проповедь духовной свободы, бескомпромиссное отстаивание Христовой истины встретили ожесточенное сопротивление со стороны спецслужб, настроенного державно-националистически консервативного крыла Церкви, включая ряд ее иерархов, а также со стороны околоцерковных идеологов, стоящих на почве «православного» антисемитизма. Клевета, как и постоянная слежка, сопровождала о. Александра на протяжении десятилетий.

С 70-х годов «патриотическая» пресса начинает обвинять его в том, что он тайно служит иудаизму, стремится превратить православие в орудие сионизма, а к тому же хочет объединить православную Церковь с католической, которая будто бы погрязла в ересях. Со временем эти нападки становятся всё более частыми и всё более озлобленными. Из самой новодеревенской церкви, где служил о. Александр, в патриархию текут доносы. Их авторы в унисон с профессиональными «патриотами» утверждают, что он превращает церковь в синагогу. В середине 80-х годов в официозной газете появляются инспирированные КГБ статьи, в которых о. Александра обвиняют в «попытке создания антисоветского подполья под прикрытием религии». Эта кампания проходит под аккомпанемент допросов, где из священника пытаются вытянуть признание в «антисоветской деятельности».

Между тем люди жадно тянутся к о. Александру, читают его книги, впитывают каждое его слово. С конца 80-х, когда отношение государства к Церкви изменилось, он стал выступать с лекциями в массовых аудиториях. Потом к ним прибавились радио и телевидение. В результате его услышали миллионы людей. Тысячи и десятки тысяч он обратил в христианство – не угрюмое и замкнутое, а радостное и открытое.

Поразительно, сколько успел сделать этот человек за свою короткую жизнь: написал множество книг и статей, утверждающих непреходящую новизну христианства; прочитал десятки, если не сотни, лекций; провел сотни домашних бесед; произнес тысячи глубоких и проникновенных проповедей; сделал слайд-фильмы о Христе и апостолах; перевел ряд книг христианских писателей; создал первые в постреволюционной России малые группы для изучения Библии, первые воскресные школы, первые группы милосердия в детских больницах; писал стихи и прозу; крестил тысячи людей.

И это лишь небольшая часть сделанного им. Причем темп его деятельности становился всё более ускоренным, время его как бы спрессовывалось. Летом 1990 г. он писал моей сестре: «Я погружен в свои обычные (для него обычные. – В. И.) труды, Вам известные: храм, писание, школа, воскресная школа, Библейское общество, издательские дела и пр. Теперь меня спокойно публикуют в разных органах – «Огонек», «Наше наследие», «Знание – сила», «Наука и жизнь», «Лат[инская] Америка» и т. д., включая газеты. За всё слава Богу. От лекций отдыхаю до 1 сентября… Веду постоянные передачи по радио. Приходят сотни писем, даже из тюрем. Сам не пойму, как успеваю отвечать хотя бы на часть».

Однажды я спросил его: «Как Вы это выдерживаете? Где Вы берете силы?» Он ответил: «Силы мне дает Евхаристия. Без нее не выдержал бы. Она удесятеряет силы». Для тех, кто этого, быть может, не знает, поясню: Евхаристия – центральный момент христианского богослужения, таинство Благодарения, во время которого хлеб и вино прелагаются в мистическую Кровь и Плоть Христа. Человек несокрушимой веры, о. Александр черпал силы именно в Евхаристии, глубоко переживая реальное присутствие Христа.

Незадолго до смерти он написал моей сестре: «Я воспринимаю это время как суд Божий. Теперь мы все узнаем, кто на что способен. Думаю, что сделать что-то можно лишь с помощью свыше. Обычных сил недостаточно».

И помощь свыше была ему дарована. Чувствуя, а может быть, и зная, что конец близок, он торопился, брал на себя всё больше и больше…

На похоронах о. Александра высокий человек в монашеской скуфье, с мутными глазами цвета бутылочного стекла, заявил с паперти новодеревенской церкви, что священника убили «свои». «Свои» – значит, евреи, сионисты. Получалось, что еврей Александр Мень – еще один «умученный от жидов». Монах (если это был монах) первым озвучил «сионистскую» версию преступления, с радостью подхваченную «патриотами».

Зачем «своим» убивать о. Александра? У «патриотов» наготове был ответ. А как же – они («свои») сразу достигали этим несколько целей: убирали с дороги священника, «соблазнившего» сотни, если не тысячи, евреев принять христианскую веру и, стало быть, толкнувшего их на путь измены иудаизму; путая следы, они бросали тень на истинных патриотов, которым наверняка будет приписано это преступление; они тем самым способствовали раздуванию антисемитизма в России, чтобы вызвать новую волну отъезда соплеменников на историческую родину.

«Сионистская» версия, представлявшая собой один из вариантов известного мифа о жидомасонском заговоре, быстро приобрела популярность не только в «патриотической» среде, но и в… органах прокуратуры. Некоторые из ее следователей, с подачи Лубянки, строили свое дознание на том, что убийство – ответ на подрывную работу о. Александра внутри Русской Православной Церкви. Стратегической целью его, на полном серьезе утверждали эти пинкертоны, было разрушение православия путем создания внутри РПЦ особой «еврейской» церкви. Таким образом, «сионистская» версия, слегка модифицированная, была взята прокуратурой на вооружение.

Впрочем, основной всё-таки оказалась не «сионистская», а уголовно-бытовая версия. Выдвинул ее немедленно после убийства и до всякого расследования тогдашний министр внутренних дел Баранников. Позднее ее повторили такие ответственные люди, как Степашин, Ильюшенко и Куликов. Суть ее сводилась к тому, что убийство никак не связано с политикой и было совершено то ли в целях ограбления, то ли на почве личной мести.

Я никогда не верил в эту версию. С самого начала я был убежден, что убийство носило религиозно-политический характер. Не раз я писал об этом, не раз говорил публично, в том числе и как свидетель по делу в Генеральной прокуратуре. Я пришел к этому выводу чисто логически, зная, кем был о. Александр и кому он мешал. Я был уверен, что он, как некогда Джон Кеннеди, пал жертвой заговора, но не «жидомасонского», а вполне реального заговора с участием спецслужб. Только в случае с Кеннеди отсутствовал религиозный компонент, а здесь он играл важнейшую роль.

В печать просочилась информация, что первоначально военно-фашистский переворот планировался не на август 91-го, а на сентябрь 90-го года. Я исходил из того, что те, кто задумал эту акцию, давно уже не верили в коммунистическую идеологию и готовились заменить ее новой – «русской национальной», государственным православием на черносотенный манер. Александр Мень был главной духовной преградой на пути этих замыслов, поэтому устранить его надо было в первую очередь.

Однако в цепи моих рассуждений недоставало ключевого звена – фактического доказательства, что дело обстояло именно так. Неожиданно я нашел подтверждение своим мыслям. Как ни странно, оно содержалось в книге Александра Лебедя «За державу обидно…» (М., 1995). Генерал вовсе не ставил перед собой задачи раскрыть заговор. Более того, он вообще не упоминает в своей книге имени о. Александра. Но приведенные им факты говорят сами за себя. Напомню, что о. Александр был убит ранним утром 9 сентября 1990 года. А. Лебедь, который тогда командовал Рязанской дивизией воздушно-десантных войск, пишет в своей книге: «Вечером 8 сентября 1990 года от командующего ВДВ генерал-полковника Ачалова я получил очередной смутный приказ: «Привести дивизию в состояние повышенной боевой готовности «по южному варианту»… Ничто нигде не было напряжено до такой степени, чтобы требовалось наше присутствие…» (с. 343).

«Южный вариант» означал бросок на Москву. Приказ вызвал тревогу, неуверенность и нервозность, потому что причины этой странной передислокации, как и задачи десантников, не объяснили даже комдиву. Нервозность, видимо, вызывалась и тем, что всего за полтора года до этого подчиненные Лебедя участвовали в кровавом разгоне митинга тбилисцев. Генерал пишет: «Неопределенность продолжалась до 20 часов 9 сентября. В 20 часов поступило распоряжение: двумя полками, Костромским и Рязанским, совершить марш и в 6.00 10-го сосредоточиться на парадной площадке аэродрома имени Фрунзе (под Москвой. – В.И.)» (с. 344). Тогда же пришли в движение еще 4 дивизии ВДВ, которым была поставлена аналогичная задача.

Приказ был выполнен. Рязанская дивизия, на танках и бронетранспортерах, с полным набором боеприпасов, в 5.30 утра 10 сентября сосредоточилась на аэродроме. Передвижение войск такого масштаба невозможно было скрыть ни от общественности, ни от журналистов, ни от депутатов, которых тогда называли народными. Все задавали вопрос: «Зачем вы сюда прилетели?» Была создана депутатская комиссия для ответа на этот вопрос, а также и на другие вопросы: «Зачем автоматы, зачем бронежилеты, зачем каски, зачем танки?» Лебедь пишет, что вразумительного ответа на эти вопросы не было, а врать не хотелось. Пришлось тем не менее изворачиваться и что-то придумывать. Комиссия придумкам, естественно, не верила.

Лебедь описывает ситуацию не без комизма, сопровождая изложение фактов смачным армейским юмором. Но дело было вполне серьезным. Москва была в тревоге. Депутаты требовали разъяснений. В конце концов генерала вызвали в штаб ВДВ, к командующему. Вот как Лебедь описывает свой разговор с Ачаловым:

«Командующий был взвинчен и сильно нервничал:

– Значит, так! Ты сюда прибыл для подготовки к параду. Полки-то у тебя парадные, понял?

– Понял! А куда мне 113 единиц рязанской брони девать? Куда боеприпасы? Сроду не бывало, чтоб на парадную площадку войска с боеприпасами выходили.

– Что ты мне дурацкие вопросы задаешь! Думай! Думай, как машины на парадной площадке спрятать, думай, куда боеприпасы девать. Решение доложить через три часа и… лично!» (с. 347).

Лебедь – человек сообразительный, и он сделал правильный вывод: поднять 5 дивизий командующий ВДВ самостоятельно не мог. Такой приказ мог отдать только министр обороны СССР Язов. Но Язов, пишет он, «был человеком дисциплинированным и осторожным. Значит, еще выше. Кто – можно было только догадываться. Министр и выше сразу были отсечены и никоим образом ко всему этому безобразию причастны быть не могли. А командующему ВДВ была поставлена задача: аргументированно и доказательно объяснить, чем это он и вверенные ему войска в субботу и воскресенье занимались и что вынудило его против всяких правил привести в повышенную боевую готовность кучу дивизий. Доказать научно это было нельзя, оставалось наукообразно» (с. 347).

Итак, заговор. Язов потом объяснил народным депутатам с трибуны съезда, что войска прибыли для того, чтобы помочь жителям Подмосковья убирать картошку, почему Лебедь и назвал главу своей книги, где он всё это описывает, «Картошка в мундирах». Смешно… Депутаты проглотили идиотское объяснение, но о. Александр уже был убит. Заговор состоялся, однако реализацию его остановили на начальной стадии, и Александр Мень был принесен в жертву. Уверен, что эта жертва сорвала переворот. А ведь в 1990 г. он имел все шансы на успех…

Убийц о. Александра следовало бы разделить на три категории: исполнители, организаторы и вдохновители. Исполнители – профессиональные убийцы, люди с опытом, уже имеющие на совести тяжкие преступления. Им хорошо заплатили и посулили если не отпущение грехов, то защиту от закона. Этих людей, очевидно, нет в живых: такие свидетели смертельно опасны, и от них избавляются сразу после «акции». Как ни парадоксально это прозвучит, исполнители менее всего виноваты в этом преступлении.

Организаторы – те, кто обладал огромной и бесконтрольной тайной властью, те, кто имел в своем распоряжении практически неограниченный запас киллеров и в любой момент мог использовать их для деликатных операций. Это люди циничные и не столько идеологизированные, сколько использующие идеологию в интересах собственной власти, которую они отождествляют с интересами государства. Эти люди и сейчас сохраняют свои связи и огромное влияние. У них достаточно сил и средств, чтобы надежно упрятать концы в воду, чтобы преступление, о котором мы говорим, никогда не было раскрыто. Вина этих людей необычайно тяжела.

И, наконец, вдохновители (инспираторы, заказчики). Это те, кто принадлежал к высшей церковной иерархии, однако создавал атмосферу нетерпимости ко всему, что отклонялось от средневековой модели православия, те, кто стоял на позициях агрессивного национализма. Говорю (и подчеркиваю это) лишь об отдельных князьях Церкви, зависевших от тайной государственной власти и в то же время оказывавших на нее немалое влияние. Эти люди, по сути, враждебны христианству, пронизанному духом истины, любви и свободы. Для них православие – русский этнографический заповедник, охраняемый государством, и, более того, религия ненависти к общему врагу – иноверцу, инородцу, инакомыслящему. Люди бездарные, они полны были лютой ненависти и зависти к о. Александру, одаренному свыше сверх всякой меры.

Эти люди убедили своих патронов, что о. Александр – «скрытый иудей», он представляет смертельную угрозу для России, для Русской Православной Церкви, для безопасности государства. Пока он будет жив, он будет мутить народ и угрожать священным интересам Державы. В подобном же духе они воспитали свою паству. Эти люди, очевидно, ведали, что творили. К ним в полной мере относятся слова Христа: «…кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы ему повесили мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской» (Мф 18,6). Я не завидую участи этих людей.

Христианский святой – человек, всецело посвятивший себя служению Богу. О. Александр Мень отдал себя без остатка Богу и людям. Известный религиозный мыслитель Георгий Федотов однажды сказал: «Святые неизбежно становятся мучениками». Так и произошло с о. Александром. Он был убит за Христа, за свою пламенную веру в Него.

Клевета сопровождает о. Александра и после смерти. Нападки на него становятся всё более ожесточенными. Его книги, за редчайшими исключениями, не продаются в церквах и монастырях, где его самовольно объявляют еретиком, а теперь уже и сжигаются, как это проделали недавно в Екатеринбурге по приказу (или по благословению?) местного епископа Никона. Реакция Патриархии была холодно-отстраненной, прикровенно-одобрительной. Это печальный знак. Это свидетельство глубокого духовного неблагополучия, точнее, глубокой духовной болезни, охватившей не только общество, но и Церковь.

О. Александр не раз напоминал, что Отцы Церкви, как и русские религиозные мыслители, подчеркивали, что существуют две формы религиозности: «открытая», свободная, человечная, и «закрытая», мертвящая, унижающая человека. Вечным примером столкновения между ними является антитеза Евангелия и фарисейства». Он не разделял взгляда, по которому любая религиозность служит этическому возрождению. Нет, тот, кто заявляет о любви к Богу, а брата своего ненавидит, тот, по слову апостола, лжец: «… служение истине и Богу невозможно без верности нравственным заветам, данным человеку».

О. Александра чрезвычайно беспокоила ситуация, сложившаяся у нас и в Церкви, и в обществе. Он понимал, что темные силы могут обуздываться только духовным началом, но если идеалы отсутствуют, никакая политика и никакая экономика не помогут. Он писал: «Одни лишь социальные перемены помогут не больше, чем манипуляции крыловского квартета». В правоте его слов мы убедились сегодня в полной мере.

«Мы живем в последствиях колоссальной исторической патологии… которые и сейчас живут в душах людей», – его диагноз был точен. И это относится не только к России, но и ко всей современной цивилизации, потому что «мир стоит на распутье, дойдя до последней роковой черты… мы должны знать, что, если не пойдем верной дорогой, наше столетье может стать последним в истории. Не волен ли Творец начать ее сызнова?..»

Однако, несмотря на грозные знаки Апокалипсиса, о. Александр был полон надежды. Он любил повторять слова Альберта Швейцера: «Мое знание пессимистично, но моя вера оптимистична». Он разделял этот оптимизм. Он говорил: «…надежды мои чисто мистические, потому что я всё равно верю в победу светлых сил. Я убежден, что сила зла базируется на нашей трусости и тупости, но то, что на протяжении эры беззаконий всегда находились стойкие люди, праведники, мученики… – утешает, это залог того, что дух непобедим и черные призраки всё равно рассеются рано или поздно».

В эти дни, когда нашу страну сотрясают социальные бури, как призыв, обращенный к нам, с необычайной силой звучат слова Александра Меня: «Сегодня, когда напряженность в обществе достигла точки почти критической, я не хотел бы давать людям никаких поводов полагать, что у меня есть иллюзии, – я человек без иллюзий, – но я верю, что Промысел Божий не даст нам погибнуть, и всех, у кого есть искра Божья в сердце, я призываю к тому, чтобы твердо стоять и не поддаваться ужасу и панике: мы пройдем через все эти полосы в конце концов, пройдем, я убежден».

«Нет пророка в своем отечестве» – эти слова Христа оправдывались множество раз. Оправдываются они и сегодня. Но за пределами нашего Отечества нашлось немало людей, которые поняли, с кем мы имеем дело. Их свидетельством об Александре Мене я и хотел бы закончить этот краткий очерк.

«Пусть каждый, прикоснувшийся к его светлой и мудрой душе, возблагодарит Бога за то, что и в наше безвременье есть подобные ему свидетели Веры, Жизни, Правды – и Божией, и человеческой» (митрополит Сурожский Антоний).

«Он излучал необыкновенное духовное и интеллектуальное сияние. Он был Человеком Мира…

Это варварское убийство – трагедия для всей страны, которая более чем когда-либо за всю свою историю нуждается в Благой Вести и Евангелии.

Убийство человека, отдавшего жизнь Богу, – это бунт против Бога и рана, нанесенная собственному народу» (архиепископ Парижский кардинал Люстиже).

«Великий пророк, в котором была великая любовь к Иисусу. Мужественный человек, в котором, без сомнения, Бог был источником жизни.

Он глубоко тронул меня. Я бы хотел провести минуту в молчании, чтобы побыть в общении с отцом Александром Менем. Давайте побудем в общении с ним…

Господь посылает своих пророков, чтобы показать нам путь, чтобы направить наши жизни. Господь посылает своих пророков, и Его пророки возвращаются к Нему.

…Я думаю, что есть тайна в его жизни и есть тайна в его смерти. И теперь, когда он возвращается к Богу, происходит то, что каждый из нас, на своем малом пути, становится Александром Менем, каждый – на своем собственном пути…

И вот так совершается история христианства, от поколения к поколению: пророков убивают, и мы призываемся нести Весть до тех пор, пока и сами сможем отдать свои жизни. И поэтому важно, что – каждый из нас по-своему – мы становимся Александром Менем.

Я призываю вас доверять, верить Богу, живущему в вашем сердце, слышать его. По существу, это и есть Весть Александра Меня. Так он жил, и так призваны жить все мы – как ученики Иисуса» (Жан Ванье, христианский проповедник).

* * *

Отца Александра гнали при жизни. Его гонят после смерти. «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах…» (Мф 5, 11–12).

Строчки из дневника

Время от времени я вел дневниковые записи. Со дня смерти отца Александра (9 сентября 1990 г.) они, как уже сказано, становятся почти ежедневными. Часть из них я воспроизвожу здесь. Быть может, это и не дневник в традиционном смысле слова. Скорее, это размышления, и прежде всего размышления над тем, что это такое – феномен отца Александра.

В дальнейшем я использовал эти записи в своих статьях и публичных выступлениях. Они несут на себе печать определенного дня и определенного настроения, но перечитав их, я понял, что основное в моем восприятии отца Александра оставалось неизменным. Да, неизменным, но его образ, неотступно стоявший передо мной, всё время уточнялся, обогащался и укрупнялся.

Это пристальное вглядывание в отца неожиданно для меня самого стало открывать в нем нечто новое, и, мне кажется, в итоге я стал лучше понимать его и точнее оценивать эту исполинскую личность. Теперь я вижу, что ходил вокруг отца Александра как бы концентрическими кругами, возвращаясь подчас на то же место, к одному и тому же его качеству, но рассматривая его каждый раз в несколько ином ракурсе.

Ограничусь здесь записями начала 90-х годов, когда я думал об отце Александре особенно напряженно.

Ночь с 9-го на 10 сентября 1990 г.

Как страшно жить, Господи!

Отец Александр – убит.

Это известие потрясло меня до основания. И разве меня одного?

* * *

Не зря он повторял мне в последнее время: «Memento mori». Не зря он так часто возвращался к мысли о быстротечности нашей жизни, о том, что скоро мы должны будем дать отчет Отцу нашему Небесному за всё – за каждый прожитый день, за каждый час, за то, как мы распорядились Его великим даром.

* * *

Погасло наше светило. Ушел наш духовный отец, наш друг, учитель жизни. Ушел, потому что его убили.

* * *

Я не верю в случайность этой смерти, в случайность этого злодейства. Напротив, я уверен, что его смерть провиденциальна и что она имеет мистический смысл.

* * *

Мы не догадываемся о той духовной брани, которую он вел всю свою жизнь, все последние годы. Победить его в открытом бою было невозможно. Поэтому враг ударил подло, коварно, из-за угла.

* * *

Для меня его святость всегда была несомненна. Но он был не просто святым – его правильно назвать священномучеником, потому что он погиб за веру.

* * *

В отце Александре с наибольшей полнотой отобразился Христос.

* * *

Свет Христов горел в нем всегда, и мы тому свидетели.

* * *

Он дал нам великий урок, и это урок любви. Любовь – это то, чем он жил, чем было переполнено его сердце, что он отдавал нам. Он отдал себя без остатка – нам и Христу.

* * *

Он оставил нам великое сокровище – пример своей жизни, свой образ, который будет с нами до конца наших дней, и он оставил сокровища своего духа – книги, проповеди, статьи, лекции, беседы. Все это мы должны собрать и сохранить – для нас и для будущих поколений.

* * *

Достоевский когда-то сказал, что Пушкин унес с собой некоторую великую тайну и мы теперь должны ее разгадывать. Вот и мы должны разгадывать тайну отца Александра. Мы пока не в силах оценить, кем он был для нашей эпохи. Это будет раскрываться постепенно. Многое мы поймем ретроспективно. Такие люди рождаются не в каждом столетии.

* * *

Он был призван как великий учитель веры, учитель надежды, учитель любви. Он был дан нашей несчастной стране как живая икона любви.

Его жизнь – лучшее доказательство того, что дело Христа живет и что оно победит.

10.09.90

Духовная катастрофа. Кошмар, который невозможно стряхнуть.

* * *

Новая Деревня. Разговоры в церковной ограде перед службой.

– За 70 лет натренировались – и убивать, и грабить, и воровать. И сейчас это делаем.

– Может быть, вам покажется это диким, но почему бы нам не помолиться о его воскресении? Христос воскрес, и он может воскреснуть.

– Это какую же веру надо иметь! Каких людей он воспитал!

– Мудрость божественная.

– Почему мы его не охраняли?.. Нас научили бояться!

– Смерть апостольская.

11.09.90

Новая Деревня. Похороны.

* * *

Сегодня у его гроба я молился: «Встань! Ну встань!..»

* * *

Нет, не встал.

* * *

Нет, встал. Но по-другому. По-другому…

* * *

Говорят, на похоронах среди нас стоял убийца. Убийца?.. Он не мог быть один. Этот монах с мутными глазами – он что-то знает. Боюсь, он многое знает.

Стоя на паперти, он прокричал: «Отца Александра убили свои!» (евреи). Нет, братец, совсем не «свои», и тебе ли об этом не знать?

12.09.90

Сегодня день ангела отца Александра. Для нас это всегда был день радости, праздник, когда мы все собирались в церкви, поздравляли отца, а вечером приходили к нему домой, где праздник разгорался с новой силой. Сегодня мы вспоминаем об этом с горькой болью, потому что сегодня мы едем на его могилу. Только вчера, в день Усекновения главы Иоанна Предтечи, мы хоронили его – могила свежа и покрыта цветами.

Я и при жизни считал отца Александра святым, а сейчас это явлено всем, кто зряч, если вообще требуется еще какое-то подтверждение.

После Серафима Саровского наша земля, быть может, не рождала человека подобной святости, а кто из них больше – пускай судит Господь.

13.09.90

Его суждения поражали оригинальностью, свежестью, глубиной. Так никто не говорил.

* * *

Через какие-то промежутки времени ему приходилось говорить об одном и том же (наши грехи, праздники, притчи), и никогда он не повторялся. Говоря об одном и том же, он не облекал ту же самую мысль в другие слова, но находил новый поворот темы.

* * *

Даже слова, брошенные им вскользь, имели глубокий смысл.

* * *

Сегодня Христа распяли бы так же, как две тысячи лет назад.

* * *

«Друзья мои! Вы же мне родные!» – и это было так. Никакого зазора между словом и делом.

* * *

Мне никогда не приходило в голову звать его по имени-отчеству. Только – отец.

* * *

Теперь особенно понятно, почему никому не удался художественный портрет Христа. Здесь – тайна.

* * *

Неприхотливость в еде, в одежде. Аккуратно заштопанная ряса.

* * *

Помню его слова: «Вы думаете, что святые это были какие-то особенные люди, какие-то супермены? Нет, это были такие же люди, как мы с вами, с теми же грехами, теми же страхами. Но они умели побороть их, они открыли свое сердце Богу и служили Ему. Святой – это служащий Богу».

* * *

Все сказанное им всплывает как Атлантида.

13/14.09.90

Он родил нас во Христе – мы стали другими людьми.

* * *

Когда он говорил о Серафиме Саровском, всегда подчеркивал, что тот был гоним. Он и сам был гоним. Это участь всех, кто следует за Христом.

* * *

Сейчас, когда Церковь легализована и даже находится под протекцией государства, опасностей и искушений в ней больше, гораздо больше. Он был прав. Он предупреждал об этом.

* * *

«Благословенно царство!» – голос его звенел и переливался торжеством.

* * *

Его шутки – не ради шуток. Они снимали напряженность, разрешали ситуацию.

Сколько людей после минутного разговора отходили от него со счастливой улыбкой.

* * *

Мгновенное переключение с одной темы на другую: философия, искусство, религия, политика, быт, природа – всё что угодно. Немедленная реакция на любое слово, любой поворот разговора. Краткие, сжатые суждения. Экспромты выглядят так, как будто они давно продуманы. Неожиданные сравнения. Поэтичность, лиризм.

* * *

Всесторонние способности – и все развиты в высшей степени (притча о талантах). Универсальность. Интегральная личность.

* * *

Доброта. И в то же время – глубокое и точное знание человеческой души, трезвость. Его обличения во время общей исповеди (он говорил «мы», хотя к нему это не относилось): «Наши души подобны пылесосам, мы всасываем всякий мусор, без конца перемываем косточки людям, наслаждаемся осуждением ближних. Возносим себя. Мы не следуем завету Христа: «Да будет воля Твоя». Наш закон: «Да будет воля моя»».

* * *

Никто не видел его рассерженным, гневным или раздражительным. Казалось, он не умеет сердиться. И действительно не умел – всё покрывала любовь. Обличал не грешника, а его грех. Его терпение было бесконечным, нечеловеческим. Кто мог выдерживать такую тяжесть годами?

* * *

«Блаженнее давать, нежели брать» (его любимое изречение). Отдавал себя каждый день, каждый час и в конце концов принес себя в жертву.

* * *

Круг общения – кто угодно. Знал несколько поколений прихожан.

* * *

Как ни странно, его смерть – духовное торжество.

* * *

Я постоянно веду с ним безмолвный разговор. Его голос, его жесты, его интонации – всё живое.

* * *

Не лицо, а лик. Большие зрачки с нежной-нежной светло-карей опушкой.

* * *

Вселенская катастрофа. Она отозвалась эхом во всех мирах.

14.09.90

До какого же скотского состояния надо пасть, чтобы совершить такое надругательство над святым!

* * *

Мы будем жить в его присутствии.

* * *

Виноваты не только злобные убийцы и те, кто их натравил, – виноваты все. Виноваты и мы, его близкие, – что не уберегли, не закрыли, не защитили.

* * *

Господи, мы потеряли пастыря доброго, которого Ты дал нам. Ты дал нам Твоего подвижника, Твоего святого, а мы не уберегли его. Он принял мученическую смерть за нас. Он стал новым агнцем, принесенным в жертву. Обрати это злодейство в победу Добра.

Сделай так, чтобы эта жертва смягчила наши сердца, соединила нас, укрепила. Сделай так, чтобы она содействовала примирению людей в нашей несчастной стране и во всем мире. Сделай так, чтобы свет, который он нес, загорелся в душах тысяч и миллионов повсюду.

15.09.90

Отец Александр – это новый Иоанн Креститель, возвещающий второе пришествие Христа.

17.09.90

9-й день.

Прежде чем говорить об отце Александре, надо осознать, кого мы имели и кого потеряли. Для тех, кто знал его и был рядом с ним, ясно кого – великого святого, пророка и апостола. И мы можем свидетельствовать об этом. Апостол – значит «посланник», «посланный в мир». Он посылается свыше с особой миссией. Такая миссия была и у отца Александра. Если говорить обобщенно, это борьба с духовной деградацией, с энтропией путем обновления христианства.

Почти все апостолы погибли мученической смертью. Они утверждали победу своего дела путем жертвы. Только великая жертва может пробудить людей от спячки, от духовного сна, направить их на путь добра. Только огромное потрясение приводит в чувство. Такая жертва – апостол конца второго тысячелетия от Рождества Христова, отец Александр Мень.

19/20.09.90

Его жизнь была непрерывно длящимся чудом, и мы тому свидетели. Ему не дано было умереть обычной смертью. Мученический конец логически увенчивает эту необыкновенную жизнь.

20/21.09.90

Целитель душ.

* * *

«Стяжи Духа Святого, и тысячи вокруг тебя спасутся». Это слова преподобного Серафима Саровского. О. Александр стяжал Духа Святого, и тысячи спаслись. Число их стремительно росло. А теперь, после своей мученической кончины, он спасет миллионы.

Вспомним слова Христа: «Пастырь добрый полагает душу свою за овец». И еще: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Это тоже об отце.

21.09.90

Священников у нас не убивали с 20—30-х годов. Ни один представитель власти, кроме Ельцина, не счел нужным сказать хоть какие-то слова сочувствия. Убийство Попелюшко вызвало волну народного негодования, бурную реакцию народа и Костела.

У нас – полное молчание Церкви. По телевизору звучат сомнительные нравственные проповеди, компрометирующие православие.

То, что митрополит Ювеналий отпевал отца, то, что он сказал на его похоронах, не будет забыто. Но Церковь как институция, как иерархия не сочла нужным в какой-либо форме выразить свое отношение – свое возмущение, свой протест, свою боль – с амвона или в средствах массовой информации. Это молчание красноречивей всяких слов.

Совсем иначе реагировали представители других христианских конфессий и даже других религий. Чего стоит одно лишь заявление кардинала Парижского Люстиже!

Таким образом, смерть отца Александра, реакция на эту смерть официальных структур показывают, что болен не только мир – больна Церковь.

* * *

Портреты отца Александра изменились: на них лежит трагический отсвет. А в жизни этого не было.

* * *

Фейерверк мысли, остроумия, радости, света. Свет. Сияние.

27.09.90

Энергия, бодрость, живость.

Тысячекратно приумножил свои таланты.

29.09.90

Как должен чувствовать себя человек, который общается со святым и знает, что это святой? Казалось бы, он должен испытывать робость и смущение… Нет, этого не было. Было только одно – радость.

30.09.90

Жертвенность была его сутью, его повседневностью.

* * *

Он превратил свою жизнь в литургию.

* * *

Глубокое и точное знание человеческой души. Он мгновенно «просекал» человека – любого.

01.10.90

Эта смерть открыла подлинную меру вещей: вся эта пена, кипение политических страстей, вбирающих миллионы в свою воронку, бесплодное и опустошающее, и – вечное, нетленное, что исподволь определяет ход вещей.

* * *

Я не могу говорить об о. Александре бесстрастно, подвергать его сочинения холодному анализу – это не для меня. О. Александр – моя любовь и рана, которая кровоточит.

02.10.90

Духовный просветитель России.

03.10.90

Встреча с о. Александром была главным событием моей жизни. Я понял это очень быстро.

* * *

Уже давно говорится, что у нас больное общество. Однако акцент обычно делается на том, что это болезнь социальная и нравственная. Но это преступление доказывает, что главное – болезнь духа.

* * *

Это убийство – антихристианская акция, а в смысле метафизическом – антихристова. Зло сорвалось с цепи.

* * *

Отец Александр – это тот человек, который созидал гражданский мир на прочной основе, потому что сам он как личность и его служение были духовной скрепой, ограждающей общество от распада и хаоса. Он противостоял духовной и социальной энтропии. «Не устоит дом, разделившийся сам в себе».

Будь я на месте президента, каждый день пускал бы по радио и по телевидению запись его проповедей.

04.10.90

Полюс Света и Добра, каким был отец Александр, неудержимо притягивал к себе темные силы, влекущие к гибели и распаду. Агрессивность, наглость и безнаказанность зла – это грозный признак, симптом глубокой духовной болезни, гниения духа.

05.10.90

Кризис духа, кризис цивилизации, язычество в церковной ограде.

Будущее проблематично.

* * *

Мы уже давно живем внутри катастрофы, но убийство о. Александра обозначило новый рубеж – конец одной эпохи и начало другой. Это эпоха контрнаступления язычества.

* * *

Чем дальше мы уходим от 9 сентября 1990 г., тем более чудовищным кажется это преступление.

* * *

Я принимаю эту смерть только умозрительно, но сердцем и душой я ее не принимаю, не могу принять. Для меня о. Александр остается живым, и я представляю его только живым, хоть и видел его лежащим в гробу.

Его присутствие в моей жизни, всегда важное, стало постоянным, ежедневным, если не ежечасным.

11.10.90

Его наследие – достояние человечества.

* * *

Идеология «крови и почвы» способна отбросить нас в джунгли каменного века. Она уже не раз доказывала эту свою способность. Она ставит родовое, стадное над личностным, человеческим. На этом стоит квазиправославие.

* * *

Никакой взвинченности, экстатичности – трезвость. Внутренняя свобода. Воля, подчиненная воле Творца.

Титанический труд – вопреки всему, независимо от условий. Безграничное терпение. Никакой аффектации, самолюбования.

Целостность, гармония. Живое чудо.

* * *

Черный сентябрь.

* * *

Величие духа и непоказная скромность, целомудрие.

* * *

Злокачественные социальные мифы – как точно он их оценивал.

* * *

«Если бы отца Александра не было, его следовало бы выдумать». Так я говорил в день 25-летия его служения. Он смеялся.

13.10.90

Мощное излучение духа. Отказ от насилия, принуждения, морального давления – свобода, трезвость, бодрствование. Точная оценка людей, характеров, ситуаций.

Юмор. Глубочайшее знание мировой литературы.

14.10.90

Это убийство – одновременно акт духовного самоубийства.

* * *

Любящий Бога любит людей. И наоборот.

* * *

Убийство священника – акт кощунства и надругательства, убийство о. Александра – тысячекратно.

* * *

В нем воплотился идеал священника-христианина.

Несмотря ни на что, его жизнь – доказательство грядущей победы Христа на Земле. Христос призывает к служению таких людей, как о. Александр.

16.10.90

Сартр: «Ад – это другие». Нет, ад внутри нас. Как говорил отец, «ад – то, что мы несем внутри себя в вечность».

* * *

Для меня о. Александр – это прежде всего образ любви.

* * *

В одной из проповедей он говорил о «правде сердца»: «Счастлив тот, кто может служить другим, приносить им мир. И потому блаженны миротворцы. Cчастливы кроткие, то есть те, кто старается убить зло в корне, побеждает его добром. Счастлив человек, который ищет правды – правды Божией, правды жизни, правды истории, правды сердца».

А что такое правда сердца? Это Сам Христос, Он и есть Живая правда, и Он обитал в сердце отца Александра.

19.10.90

Он не любил заниматься предсказаниями, так как понимал, что будущее вариативно, что оно зависит от усилий человека.

20.10.90

Оглядываясь назад, я думаю: какое же это было счастье – знать, видеть, слышать его, общаться, любить…

Я благодарю Господа за то, что Он дал мне жить во времена отца Александра, и более того – подарил мне знакомство и дружбу с ним.

* * *

Совершенство во всем. Печать гармонии. Несомненная гениальность – норма, которую нам пока что не суждено достичь. Он не был суперменом, буддой – естественный, живой человек.

20/21.10.90

Почему я весь этот год думал, что буду говорить на похоронах отца? Это всплывало снова и снова. Мысль была кощунственной, и я гнал ее. До этого я ведь так не думал. Он меня крестил, он меня венчал, и я был уверен, что он меня отпоет. Но получилось не так, а как в предчувствиях…

* * *

Рыдание пело во мне, рыдание. Господи, услышь меня.

* * *

В его облике была царственность, но проявлялось это только во время литургии и особенно во время Евхаристии. Она была действительно таинством, и вел службу вдохновенный пророк.

23.10.90

Любая встреча с ним давала ощущение праздника. Это праздник, который всегда был с нами.

Жизнь как непрерывное творчество. Со-творчество. Жизнь, исполненная смысла.

27.10.90

Когда мы говорим о святых, апостолах, не надо забывать, что это не просто иконные образы – это были живые люди. И о. Александр – не икона, а живой человек.

28.10.90

Он видел, сколько в нас безумия, глупости, ограниченности, какое у нас злое, окаменевшее, черствое сердце.

* * *

Его книги, проповеди, статьи – это кладезь премудрости, и каждый может почерпнуть оттуда чистой воды.

* * *

Вера – уверенность в существовании Высшей духовной силы. Вера – доверие к Творцу, к Его благой воле, к Провидению. Вера – верность Христу в любом состоянии – и в радости, и в горе. Вера как всецелое отдание себя Богу и людям. У о. Александра – сплав всех этих видов веры, их нерасторжимое единство.

* * *

Я говорил над его гробом и хотел бы сказать еще раз: он был голосом Истины в наше время.

29.10.90

А у нас всё еще «роковая отрада в попираньи заветных святынь».

* * *

Он говорил: «Обретая веру, человек находит самого себя, он находит то глубокое, что всегда живет в нашем сердце».

* * *

Он говорил о постоянном присутствии Христа в мире, потому что ощущал это присутствие.

11.11.90

Что было главным в отце Александре? Несокрушимая вера?

Да, конечно.

Твердое упование на Творца, на Его благую волю?

Безусловно.

Любовь к Богу и людям, любовь всепоглощающая, всепроникающая, непрестающая?

Да, это так.

А может быть, его универсализм, глубина богопознания или особое, только ему присущее обаяние?

И это верно.

Но, по зрелом размышлении, приходишь к выводу: главное – это сама личность отца Александра, уникальная, неповторимая личность, в которой слиты воедино вера, надежда, любовь и высшая, богоподобная мудрость. Нам, грешным, было явлено это чудо из чудес, и стало оно возможным потому, что он всецело принадлежал Тому, Кто сказал: «Аз есмь Путь, Истина и Жизнь».

* * *

Мы, видевшие столько личин, столько обличий, наконец увидели лик, который был отражением великой души – истинного образа и подобия Божия.

12.11.90

Такого не было никогда. Такого больше не будет.

* * *

День 9 сентября был самым черным днем в моей жизни. Чем больше отдаляется от нас эта дата, тем больше щемит сердце.

30.11.90

Мы перестали что-либо производить, кроме нищеты и бедствий.

Было бы наивно думать, что это убийство – изолированный акт. Нет, это система. Его надо рассматривать в широком социально-политическом и духовно-нравственном контексте.

* * *

Роковая роль телевидения в жизни о. Александра. Пленки с его выступлениями размагничены. Может стереть пленки на TV одинокий грабитель, уголовник, охотник за портфелем?

Для Порфирия Петровича это не вопрос.

30.11/01.12.90

Есть силы, которые боялись отца как огня при его жизни, и это те же силы, которые боятся его как огня и после его смерти.

* * *

Глубоко эшелонированное преступление, подобное убийству Кеннеди. Не удивлюсь, если появится свой Иван Иванович Освальд.

Нет сомнения, что есть серьезные структуры и люди, которые, выражаясь языком Ю.В. Андропова, «задействованы» в этом деле.

* * *

Вдохновители и организаторы убийства будут посрамлены. Ничего у них не выйдет. Ничего не выйдет из их расчетов, из их хитрого человеческого мудрования. Великая искупительная жертва о. Александра не пройдет даром, она принесет обильные и богатые плоды. Это дело не только человеческое, это дело Божие.

* * *

Гниющие и обозленные тоталитарные структуры готовы в очередной раз принести в жертву народ и страну. Хладнокровно готовят почву для неофашизма.

01.12.90

В момент, когда всё рушится, нужны скрепы, ограждающие мир от распада. Андрей Сахаров, Мераб Мамардашвили, о. Александр Мень олицетворяют собой нравственное, экзистенциальное, духовное противостояние тоталитаризму и энтропии.

* * *

Раненый зверь опасен. Кровавые банкроты идут на всё, чтобы удержать в своих руках слабеющую власть.

03.12.90

Все это ужасает, но не удивляет. Цепь национальных катастроф. Еще одной катастрофой стала попытка выйти из катастрофы – перестройка. Семь десятилетий государственного бандитизма не прошли даром. Россия – на крови. И кровью мучеников она спасается.

04.12.90

В который раз ловлю себя на том, что молюсь о нем как о живом (о его здравии).

* * *

Конвульсии тоталитарного режима не менее опасны, чем его победы: первыми падают лучшие.

05.12.90

То, что происходит с конца 1989 г. и особенно сейчас, это откат, с перспективой соскальзывания в военную или полувоенную диктатуру.

07.12.90

Эта система не может быть модернизирована. Она может либо сохраниться, либо сломаться.

* * *

О. Александр убит за святость своей жизни, за праведность, за проповедь христианской веры, за свидетельство о Христе. Он убит за то, что был истинным христианином. Именно так погибали христианские мученики, пророки и апостолы.

* * *

Он не раз говорил, что мы не слишком отличаемся от тех людей, которые две тысячи лет назад кричали: «Распни Его!» Те же страсти, то же духовное убожество. В наше зверское время даже христиане в большинстве своем живут как язычники. Что же говорить о других?

* * *

Акт устрашения, но и акт бессилия.

* * *

О. Александр: абсолютное бесстрашие, абсолютное бескорыстие.

* * *

В широком смысле отца убила система, тоталитарная система, в еще более широком смысле – метаисторическом, метафизическом – его убили силы зла. Он говорил мне, что дьявол – реальная личность.

* * *

Тело можно убить, но дух неуничтожим. Дух Истины, Добра и Красоты, живший в отце Александре, – не абстракция, а реальность, еще большая, чем та отвратительная реальность, которую мы видим глазами. Зло действует быстро, нагло, нахрапом. Добро побеждает медленно, но прочно.

07/08.12.90

Среди его ненавистников поднимающий голову русский фашизм, идеологи «крови и почвы», националисты и шовинисты, современные фарисеи в церковной ограде (запятнавшие себя сотрудничеством с КГБ и позорными компромиссами с безбожной властью), догматики и обскуранты, служители буквы. Среди них же – политические авантюристы, теряющие власть, делающие ставку на самые черные силы, и репрессивные органы, воспитанные на насилии и терроре. Это убийство – акт политического терроризма. И одновременно это свидетельство духовного одичания, духовного гниения и общества, и части Церкви, и властных структур.

Николай Лесков: «Кто блюдет мертвую букву, тот убивает живое Божие дело».

08.12.90

«Голос крови вопиет от земли» (Кн. Бытия). Кровь новомученика о. Александра взывает не к мести – она взывает к нашему сердцу.

15.12.90

Завершенность этой жизни – к ней ни прибавить, ни убавить.

16.12.90

О. Александр как точка приложения космического (духовного, нравственного, психического, интеллектуального) воздействия на человека. Кристаллизация духа.

* * *

Всю жизнь – сеятель и одновременно тот делатель, который осуществляет жатву.

* * *

Лаконизм. Совершенное, почти абсолютное знание. Мудрая простота.

* * *

Стыдно теперь, насколько низко мы стояли, насколько низко и примитивно мы судили о других, какими ничтожными были наши помыслы.

* * *

Избегал полемики, – возможно, потому, что она раздражает душу, отвлекает от добра и красоты, постепенно ведет к недоброжелательству.

* * *

Спокойная, трезвая, осознанная и прочувствованная вера.

* * *

Франциск Сальский: «Способ остаться простым состоит в том, чтобы прилепить сердце свое к Богу, ибо Он есть Дух высочайшей простоты».

18/19.12.90

Несравненный знаток Библии («Как читать Библию», «Таинство, Слово и образ», «Словарь по библиологии», памятка катехизатору, статья «Основные черты христианского мировоззрения», комментарии к Библии, проповеди и т. д.). На каком же грандиозном фундаменте покоились его знания!

* * *

Казалось, для него не было тайн – давал исчерпывающий ответ на любой вопрос (не насилуя при этом свободу человека, предоставляя ему возможность самому прийти к истине).

15/16.01.91

Экуменизм, который отстаивал о. Александр, не просто потребность – это условие выживания рода человеческого. Экуменизм – основа духовного единства, а такое единство – основа единства социального и политического, общечеловеческого. Без этого мир не выживет. Духовный сепаратизм в наше время – явление не только глубоко архаичное, но и смертельно опасное. Он разъедает мир как ржавчина, и те, кто осознанно или по неразумию эту ржавчину защищает, готовят Апокалипсис.

22.01.91

Когда человек живет какой-то идеей как верой, она как бы входит в его состав, в его плоть и кровь, в его мысли, действия и поступки и в конце концов отпечатывается на его внешнем облике. Порок, жестокость – всё это можно считывать с лица как с открытой книги. Если это добрая идея – иные мысли, иные поступки, другое лицо. Но прежде всего идея входит в сердце человека.

А если человек живет великой идеей? Это тоже всё определяет. Отец Александр жил именно великой идеей как истиной и верой, самой великой и больше, чем идеей, ибо эта «идея» – Христос. Вера в Христа как в Бога, Путеводителя, как в Спасающую Любовь была стержнем его жизни. И этой верой дышат его книги, его проповеди, ею наполнены и его мысли и его поступки, она как бы проступила во всем его облике, сформировала его характер и дала это поразительное сочетание благородства, величия, царственности и – простоты. Вера одухотворяла его, сделала его самого воплощением любви. Любви, которая имела невероятную силу.

Он с нами. Я ощущаю это сейчас не меньше, а может быть, и больше, чем при его жизни. Он ведь знал, что смерть – это переход в иную фазу бытия, где душа человека обогащается еще больше. Он говорил, что всегда чувствует связь со святыми, с ушедшими, с Еленой Семеновной, что он общается с ними.

И я ощущаю очень глубокую связь с ним самим, ощущаю его как своего заступника, молитвенника. Я думаю, что Замысел о нем был необычайно высок и, как не случайна его жизнь, каждое ее мгновение, так не случаен его мученический венец. Я думаю, что его молитва о нас, наши молитвы о нем и к нему имеют огромную силу. И утром и вечером я обращаюсь к нему: «Святый отче Александре, моли Бога о нас!»

* * *

В самом глубоком, не физическом, а духовном смысле отец Александр жив, он постоянно с нами, участвует в наших трудах и наших невзгодах, заботится о нас. Мы имеем могучего заступника на небесах и здесь, совсем рядом.

Поэтому и сегодня день его рождения должен быть светлым днем радости, радости о Боге, который вызвал к жизни этого человека, благодарности Богу за то, что Он дал нам встретиться с отцом Александром, дал нам знать и любить его. И это день благодарности самому отцу Александру за всё, что он сделал для нас. Через себя и собою он соединил нас как христиан и своих учеников.

24.01.91

Если внимательно читать слова отца (особенно последние), мы убедимся, что он сам указал своих будущих убийц.

* * *

Иные могут подумать, что силы зла победили: о. Александр убит, он уже не скажет того, что мог сказать, заменить его некем; таким образом, его миссия оказалась невыполненной.

Это глубокое заблуждение. Вспомните, что Христос по видимости тоже потерпел поражение.

27.01.91

Мученический венец о. Александра – начало той славы, которою прославит его Господь.

* * *

Виновны все – и те, кто не признает своей вины, и те, кто охвачен покаянием.

31.01.91

Пишу статью об отце (для сборника ВГБИЛ[2]). Хотелось бы, чтоб она была сжатой и концентрированной. Тянет написать и о том, и о том. Но как объять необъятное?[3]

05.02.91

Полнокровность. Никакой засушенности, вымученности. Из него буквально била энергия, и он заряжал ею всех, кто с ним соприкасался. У него был дар вселять в человека уверенность, веру в себя, в свои силы.

* * *

Откликался на самые тонкие вибрации собеседника. И вместе с тем – глубокая внутренняя сосредоточенность (хорошо видна на известном теперь фотоснимке работы Сергея Бессмертного).

08.02.91

В одной из своих проповедей о. Александр говорил, что Бог избрал Деву Марию не случайно, а потому, что «Она была готова, воля Ее была к Господу устремлена, сердце Ее было открыто Небу». По этой же причине Бог избрал своим орудием о. Александра.

11.02.91

Неуловимость главного в отце. Оно растворено, существует в диффузном виде.

18.02.91

В свете событий, которые мы сейчас переживаем, это убийство выглядит особенно зловещим. Оно – как спусковой крючок или как обвал, положивший начало гигантской лавине.

18/19.02.91

Рецепторов у него было в сотни раз больше, чем у обычного человека. Тончайшее восприятие, мгновенный отклик на интонацию, жест, слово.

05.03.91

Если говорить о его духовных детях, то можно сказать, что он образовал нас, заново родил каждого из нас во Христе.

06.03.91

Сейчас для о. Александра началась «жизнь после жизни», но не в том смысле, который придал этому выражению Р. Муди.

07.03.91

Духовная чистота. Глубокая одухотворенность и – приятие ценностей земной жизни.

09.03.91

Прозрачность (и таинственность) его слова.

11/12.03.91

О. Александр был глубоко связан с мировой христианской традицией и тончайшими нитями – с русской Катакомбной Церковью. Может быть, от нее он взял пристальное внимание к каждому отдельному человеку, особую теплоту, проникновенность.

Он являл собой живой храм веры, храм любви.

* * *

Спрессованность информации в его текстах.

12.03.91

Осуждал охоту на ведьм, страсть везде унюхивать ересь и крамолу.

* * *

Говорил, что Страшный суд не «где», а в ином измерении, в ином плане бытия. В нашем сердце уже есть иное измерение.

14.03.91

Сегодня слово о. Александра приобретает особую актуальность.

* * *

Это террористическая власть. Она была такой с самого начала. Она осталась такой.

15.03.91

Закрепленные в истории, в космосе и в вечности, мы не можем выпасть из мироздания: аз есмь, мы есмы (по-древнерусски). Мы существуем – от слова «суть», а суть – это духовная эссенция, божественная сущность (греч. «усия»), которая есть основа нашего существа. В отце Александре эта эссенция обладала особой концентрацией и мощью. Отсюда – исходившее от него веяние благодати.

17.03.91

Надо полагаться не на цели, а на средства. Цель – результат побочный по отношению к средствам. Да и вообще наперед загаданное обычно не сбывается или сбывается с такой «примесью», что лучше бы не сбылось. Средства трансформируют цель (известно, чем вымощена дорога в ад). В этом смысле они первичны. Благие средства обязательно приведут к благой цели. Сдается мне, что о. Александр этим и руководствовался. Он делал то, что должен был делать, и цель достигалась сама собой. Это и означает «положиться на волю Божию».

18.03.91

Я говорил: о. Александр был счастливым человеком. И это правда. Но правда и другое: «Чем выше человек, тем больше он страдает» (А. Ельчанинов). Нам даже трудно представить себе, сколько страданий причинял отцу этот подлый мир. А мы, его близкие, отнюдь не считающие себя подлыми, разве мы не заставляли его страдать при всяком почти соприкосновении с нами?

20.03.91

Мень=Man (Человек). Символично, что Человека убил зомби – двуногое существо, из которого вытравлено все человеческое.

21.03.91

Он был напрямую подключен к Сверхсознанию.

24.03.91

В жизни отца Александра все таинственно и символично, если не сказать – сакрально. Символична и дата его смерти – достаточно записать ее цифрами, чтобы убедиться в этом: 09.09.90.

Вначале – поток: 09.09, потом противопоток, как удар топором, – 90!

9 – астрологическое число имени Александр[4].

09 – от небытия к бытию, рождение.

Второе 09 – духовный план, второе рождение.

90 – противопоток, остановка. Земная жизнь переворачивается и устремляется к своему истоку.

Очевидно, мистика чисел, о которой говорили Пифагор, Агриппа и Хлебников, действительно существует.

О том же писал Флоренский: «…существует тайная и необъяснимая гармония… между человеком и событиями его жизни… Имя – тончайшая плоть, посредством которой объявляется духовная сущность».

В имени закодировано число, и наоборот. «Потому что все оттенки смысла умное число передает» (Н. Гумилев).

Для Ахматовой чрезвычайно важен размер, для о. Александра – мера и ритм, т. е. опять-таки нечто гармонически упорядоченное. Только у Ахматовой гармонию вносит душа, а у отца Александра – дух.

29.03.91

Мы воспринимаем мир неадекватно, и в этом все дело. Мы, как правило, игнорируем, недооцениваем или извращаем духовную реальность. В этом смысле мы, мягко говоря, вовсе не реалисты. Реалистом был о. Александр.

Сергей Каледин: «Мне… кажется, что убили о. Александра те, кого смущали его прекрасная репутация и огромный авторитет, его воздействие на умы. Ведь всего за несколько лет своей легальной деятельности он успел стать кумиром интеллигенции. Ему прочили чин ректора Духовной академии и телепроповедника. Представляете, какая была бы у него аудитория? И, конечно, человек такого ума и такого обаяния произвел бы переворот в сознании людей» («Союз». Март 1991. № 13. С. 10).

Не знаю, как насчет «чина» ректора и телепроповедника, но все остальное точно. Я тоже об этом говорил. Неточно только слово «смущали». Не смущали их его репутация, авторитет и воздействие на умы, а пугали. Те, кто вдохновил и организовал убийство, – люди неглупые. Они отдавали себе отчет, кем был о. Александр и какова была его потенциальная взрывчатая (для них) сила.

19.04.91

Там я буду… Кем?.. Кем-то или никем? Тем же или другим? А главное, я ли это буду или кто-то совсем чужой выберется из этого тела и будет зваться мной?

От этой мысли становится зябко, и я обращаюсь к отцу: «Там я буду – кем?» И слышу голос, теплый, ободряющий, и чувствую улыбку: «Собой. Только собой».

* * *

«…От мысленного волка звероуловлен буду» (молитва св. Иоанна Златоуста). Сказано гениально. Только великий поэт мог родить такую метафору. И главное, когда слушаешь, кажется, что это не моление (пронеси чашу сию!), а утверждение: буду звероуловлен, буду! никуда мне не деться!

Такие здесь глубины разверзаются, такие бездны, и все это пережито, прочувствовано, все испытано на личном опыте.

Был ли «звероуловлен» отец?.. Не знаю. Не думаю. Наверное, не был, а если был (у великих праведников великие искушения), то выскользнул из этих лап – звериные объятия разжались. Потому что он из святых, «от века Тебе благо угодивших».

Мысленный волк вынужден был искать другую жертву.

20.04.91

Уже появились воспоминатели, выдавшие на-гора сочинения, которые можно было бы объединить под шапкой: «Я и отец Александр». Или: «Я в жизни отца Александра». Чего и следовало ожидать. Ни целомудрия, ни такта, ни чувства меры.

Это как раз тот эгоцентризм, та зацикленность на себе, та самость, которые отец искоренял в нас годами. Ан нет, жив курилка.

Единственно допустимая тональность воспоминаний – «Отец Александр в моей жизни». Помнить, кто он, сознавать счастье, которое было даровано нам на краткое время (и на всю оставшуюся жизнь). Помнить о своем недостоинстве.

21.04.91 Вся жизнь – самоотдача.

22.04.91

Говорить о том, что мы были вровень с ним, – все равно как если бы кто-нибудь из апостолов сказал, что Христос действует под его влиянием.

28.04.91

О. Александр: глубоко продуманная, глубоко пережитая мысль. И мысль именно религиозная.

01.05.91

Я все думаю: чего не хватает нашей Церкви? И вот к чему прихожу: почти всегда, почти везде – в ней нет Христа. Хотя поминают Его – бессчетно. Нет Христа – значит, нет любви.

А в Новой Деревне Он был. Отец Александр явил Его нам. И всегда дух Христов витал в этом убогом храме.

Исторический грех РПЦ не изжит, не преодолен – он длится. Потому-то болезнь духа за церковной оградой приняла такой затяжной, такой мучительный характер.

* * *

Отец Александр утверждал не только абсолютную ценность трансцендентной Истины, но и высочайшую ценность мира дольнего, из которого душа призвана унести в вечность все лучшее. И, парадоксальным образом, это лучшее – проросшие в мире (проросшие в душе) семена Царства Божия. Этот мир соединяет в себе черты ада, чистилища и рая. Душа сама выбирает (вбирает) то, что ей более сродно.

* * *

Кенозис[5] отца Александра для меня несомненен. Вот пример преображения души и урок маловерным.

09.05.91

У него был такой опыт любви, которого не было ни у кого из нас.

10.05.91

Лицо пророка и мудреца. Вдохновение и величие. Воистину человек, отмеченный Богом.

12.05.91

О. Александр не хотел быть мучеником, но стал им, хотя и не по своей воле. Однако он и не воспротивился этому, не уклонился. Полная самореализация – вопреки всему.

13.05.91

Необыкновенная «сгущенность» мысли при кажущейся простоте и прозрачности слов характерна не только для Библии (прежде всего, для Евангелия), но и для всего, что писал и говорил отец Александр.

16.05.91

Однажды (это было в июле 1988 г.) он позвонил мне и спросил, хочу ли я пойти с ним на празднование 1000-летия крещения Руси. Разумеется, хочу. «Тогда берите с собой Машу (моя жена. – В.И.) и приезжайте». Где это будет? В Колонном зале. Выходить надо было сразу.

Мы встретились у входа. Там уже собралась небольшая толпа. Люди останавливались, пораженные обилием черных ряс. Внутри их было еще больше. Казалось, сюда съехалось все московское и подмосковное священство, все епископы и митрополиты.

Когда мы вошли в зал, он был почти заполнен. Мы сели сбоку, недалеко от сцены. Основной доклад был выдержан в осторожных, дипломатичных тонах – о зверствах режима по отношению к Церкви тогда еще не решались говорить открыто. Но здесь и до разрешенных пределов было далеко: ни слова критики в адрес государства, ни слова покаяния от лица Церкви. Я смотрел на сцену, потом в зал, узнавал некоторых священников в лицо. Они были со знаками отличия, с панагиями и наперсными крестами, иногда в сопровождении жен. Был и настоятель новодеревенской церкви о. Иоанн Клименко со своей пышнотелой матушкой.

Неожиданно я ощутил какое-то беспокойство. Я оглянулся вокруг, потом взглянул на сцену. Сидевший за столом президиума импозантный и осанистый почитатель Иосифа Волоцкого смотрел на нас. Но как смотрел! Никогда в жизни я не видел взгляда, исполненного такой прочувствованной, такой сосредоточенной, такой испепеляющей ненависти. Он обладал как бы физической тяжестью. Разумеется, он предназначался не мне, а отцу Александру. Для него это, конечно, не было в новинку, но я содрогнулся. Это была ненависть Сальери к Моцарту.

Вельможный пан заметил, что его сигнал принят, но взгляда не отвел – по-прежнему холодно, давяще, мрачно он сверлил отца своими оловянными глазами. Это были антиподы, живое воплощение света и тьмы.

Я наклонился к отцу и сказал вполголоса: «Старик Державин нас заметил». Он кивнул.

20.05.91

Некоторые полагают, что на отца можно было легко воздействовать, что он во всем был мягок и благодушен. Нет, у него была стальная воля, сбить его с пути было невозможно – ни мирянам, ни иерархам. Его пластичность вовсе не исключала несгибаемости и твердости в следовании тому, что он считал главным. А главным были верность Христу, любовь к Богу и людям, служение им. Никакими силами нельзя было заставить его изменить своему призванию.

* * *

Во всем, даже в мелочах, он следовал Евангелию, духу Христову. Он смог стать великим наставником, потому что исповедовал своей жизнью великое смирение, был слугой всем нам и тем самым – образцом для всех нас.

* * *

Скромность, смирение, простота и непритязательность, присущие, по словам о. Александра, великим святым (напр., Феодосию Печерскому и Сергию Радонежскому), были в высшей степени свойственны ему самому.

* * *

Никакой сентиментальности, расслабленности, дряблости духа, никакого святочного добродушия. Нет, трезвость.

* * *

Возрождал дух народа после многих десятилетий насилия и одичания.

* * *

Харизма духовного водительства, наставничества.

* * *

Просто смешно читать о якобы литературной неумелости о. Александра. Всякий, кто читал и слышал его, знает, что он был богословом-художником, замечательным стилистом, мастером слова. Каждая его проповедь, книга, статья – произведение искусства.

22.05.91

Сейчас особенно ясно, что весь этот поток новостей, стихия политических страстей, политическая суета, калейдоскопическая смена фигур на сцене политического театра – все это пена, селевый поток, сметающий на своем пути многие жизни, но оставляющий лишь горечь, разочарование и опустошенность.

Пока эта политическая жизнь лишена духовно-нравственного измерения, она обрекает нас на крысиные гонки, на вечный бег в беличьем колесе. И все это очень быстро кончается – личным крахом, смертью, увенчивающей бессмысленную, ничтожную жизнь.

Только следование Христу дает опору в этой жизни, придает ей цель и смысл, оправдывает наше пребывание на земле. Именно этому учил нас отец Александр.

Он был дан нам ввиду нашей духовной немощи. И он отнят у нас ввиду нашего недостоинства. Нашего – в широком смысле: народа, страны, Русской Православной Церкви. Но и в узком смысле – то же, в смысле прихода новодеревенского. Инфантильное сознание, об опасности которого отец нас предупреждал, и не раз, оно невероятно живуче, и оно может привести к страшным последствиям. Это удобно – не только отдать себя на волю Божию (что правильно), но и отрешиться от собственной воли вообще – плыть по течению. Это ленивое, потребительское сознание, которое рассчитывает не на свои внутренние, духовные усилия, а лишь на то, что тебя будут вести, пасти и думать тебе не надо ни о чем.

Это опасное заблуждение, и оно карается сурово. О. Александр говорил, что корень этого заблуждения – в непонимании смысла Богочеловечества, которое (непонимание) ведет к несвободе.

* * *

О. Александр, по слову Христа, познал истину, и она сделала его свободным. Мы истину не познали – и мы несвободны.

26.05.91

Мне кажется, для человека, еще неустойчивого в вере, о. Александр был великим примером и великим утешением: если есть о. Александр, значит, есть Бог, есть Христос.

* * *

Новая Деревня. Троица. У могилы о. Александра.

Первая старуха: Ну, нашли кто убил?

Вторая старуха: Не нашли.

Я: И не найдут.

Первая старуха: Значит, свои его убили.

Я: Это кто же – «свои»?

Первая: Ну, друзья его.

Я: Да нет, таких «друзей» у него не было. Это именно не свои, а чужие.

Вторая: Мне знакомая рассказывала: он к ней за неделю до смерти приезжал в Калининград и говорил: «Мне так много надо успеть сделать, а жить мне осталось совсем мало». Не знаю, было это или нет, но она говорит – он к каким-то знакомым заезжал.

То к ней самой, то «к каким-то знакомым». Так рождаются мифы. Но в мифе есть и правда: он знал, что жить ему осталось мало…

Другая старуха у могилы о. Александра. Земно кланяется, молится:

– Упокой тебя Боже. С праздником тебя, отче!

* * *

Он создавал вокруг себя особое молитвенное пространство. Это было как бы заряженное духовное поле.

14.06.91

О. Александр – гигант духа. Первыми осознали масштаб его личности и масштаб его дела не его друзья, а враги. Именно поэтому он стал объектом дикой ненависти, мишенью самых темных сил.

* * *

Это убийство задумал, подготовил и осуществил симбиоз клерикальных, государственно-репрессивных и правонационалистических (профашистских) сил.

* * *

25.06.91

Это убийство – трагедия не только о. Александра. Это трагедия общества и трагедия Церкви. Всей Церкви. Провал в архаику.

28/29.06.91

Невероятным напряжением сил человечество исторгает из себя такие сгустки энергии, как отец Александр, как Сахаров, как Швейцер. Это протуберанцы света и добра. Это энергия благодатная, спасительная, спасающая всех нас от гибели.

* * *

Как Сократ, о. Александр не отклонил чашу. Сократ – христианин до Христа. Отец Александр – христианин после Христа.

Христос – Он ведь тоже не отклонил чашу.

30.06.91

30 тиранов осудили Сократа на смерть.

30 сребреников получил Иуда.

30 лет служения о. Александра в сане священника.

Выходит, 30 – тоже символическое число.

01.07.91

Сколько я ни подходил к нему под благословение – никогда он меня не благословлял. Только обнимал и целовал… Но это и было благословение.

11.07.91

Отец призывал нас к бодрствованию – и всегда бодрствовал.

Он призывал нас прощать – и прощал нам все наши художества.

Он призывал любить Бога – и любил Его беззаветно, всем сердцем, всей душой, всем разумением, всей крепостью.

Он призывал только к тому, что испытывал и знал сам. Если он умел, испытывал, знал – значит, это возможно.

22.07.91

Я отчетливо понимаю: встреча с отцом Александром – главная удача моей жизни. Она определила мое внутреннее устроение, позволила мне жить осмысленно, дала мне упор и несравненный образец.

* * *

Кто более популярен в нашей стране – о. Александр или какой-нибудь эстрадный идол? Вопрос риторический: конечно, идол. Впрочем, на Западе то же самое – не стоит обольщаться. Поп-культура для нынешнего общества важнее, чем культура. Не говорю уже о том, что превышает культуру и потому превышает разумение толпы.

27.07.91

Он исцелял людей (духовно и физически) как бы мимоходом, не желая акцентировать свои заслуги, привлекать к себе внимание.

02.08.91

Необозримый космос его души.

* * *

Снова вспомнил похороны о. Александра. Митрополит Ювеналий, огласив частное послание Патриарха и сказав достаточно тепло об отце, удалился в храм. Начались надгробные речи. Первый – Глеб Якунин. Неожиданно вслед за ним предложили выступить мне (наверно, потому, что я оказался у гроба). Согласен ли я? Да, я согласен. Собраться с мыслями было нелегко. Все как в тумане. Говорил с долгими, мучительными паузами. Все сказано верно, но как мало я сказал, как многое успел забыть в тот момент!

Политковский снимал для TV – сначала панихиду в храме, потом ее продолжение на улице, забрался на крышу церкви и снимал оттуда, а потом – на дерево у могилы. Эти съемки – бесценный документ. Куда это пойдет?[6]

Когда закончились наши надгробные слова, а отпевание все не начиналось, желающие стали высказываться с паперти храма. Среди них – высокий человек в монашеской скуфье с бледным одутловатым лицом и ускользающим взглядом. Это он провозгласил, что отца убили «свои», а потом и вовсе, неожиданно для всех, стал распоряжаться похоронами. Где я его видел?.. Вспомнил: в толпе «патриотов» из «Памяти» и прочего сброда.

До чего ж отвратителен этот тусклый мертвенный голос, с точностью метронома повторяющий по мегафону одну и ту же фразу: «Пойте все!» Мы идем со свечами к могиле, прощаться. «Пойте все!» И опять: «Пойте все!»… Господи, да без тебя ж поем! Кто поставил тебя командовать?

Самозванец. Чужой. Эта братия и здесь распоряжается, налагает на святыню свою мохнатую лапу. Примазывается. Наглость – их отличительное свойство.

07.08.91

Эта потеря невосполнима, ее последствия необозримы. Нам еще предстоит осознать, кем был отец Александр для нашей несчастной страны.

* * *

Я уже не представляю своей жизни без отца Александра. Он вошел в нее прочно и навсегда. Без него это была бы другая жизнь. Совсем другая. Страшно подумать, что я мог его не встретить.

* * *

Он сумел соединить быт и бытие в одно целое. Быт его был пронизан высоким светом, высоким смыслом.

* * *

Его оценки (философов, богословов, литературных произведений) были абсолютно оригинальными, ни у кого не заимствованными. Он мог сколько угодно цитировать (всегда к месту) других авторов, но эти цитаты иллюстрировали его собственные мысли.

14.08.91

Отец Александр – первая жертва советского неофашизма.

29/30.08.91

Постоянно думал о нем в дни путча. По его молитвам Бог сократил эти страшные дни. Воспринимаю все, что свершилось, как его духовную победу.

На похоронах я говорил, что о. Александр будет молитвенником за нас, нашим заступником. Так и произошло.

04/05.09.91

Не оставляй нас своими молитвами, своим попечением. Научи нас служить Христу, служить людям хотя бы в сотую долю того, как им служил ты.

Святый отче Александре, моли Бога о нас!

05.09.91

Даниил Андреев: «Дар святости есть такой же дар, как гениальность или как та же незыблемая ось героического душевного склада, которая делает человека способным не на отдельный героический акт (на это способны многие), но на превращение своей жизни в героическую повесть».

28.09.91

Чтения[7] стали событием, пусть и не очень громким. Почти все пропели песнь любви отцу, хотя временами она звучала фальшиво.

Я хотел бы воспользоваться определением Мераба Мамардашвили, когда он говорит о трагедии человека как конечного существа, решающего бесконечную задачу. И еще (его же): «Многим русским мыслителям пришлось писать свои книги перед лицом смерти», т. е. «философствовать в атмосфере, охваченной смертельной опасностью».

Вот это в полной мере относится к о. Александру. Он жил и трудился перед лицом смерти. Он решал бесконечную задачу и, кажется, решил ее.

30.09/01.10.91

Практически всегда, когда я общался с о. Александром, я испытывал чувство восторга. В этом не было ничего сентиментального. Как я теперь понимаю, это был религиозный восторг. Как всякий великий человек, он несводим к сумме составляющих. В нем была какая-то ускользающая тайна. Я думаю, что эта тайна и этот восторг связаны с одним и тем же – с духом. Дух дышит, где хочет, но Он почему-то хотел дышать (всегда хотел) в этом теле, в этом человеке. Общаясь с ним, вы постоянно взаимодействовали с чудом.

Что такое чудо? Это вторжение мира невидимого в мир видимый, в наш мир. Это и вызывало восторг, который был именно религиозным по своей сути, хотя вы этого могли и не осознавать, да обычно и не осознавали.

15/16.10.91

По мнению о. Александра, разделение на конфессии – человеческое, историческое и условное.

20.10.91

Мгновенный переход от иронии к страстной религиозной мысли, и наоборот.

01.11.91

Вот мои записи (в сокращенном виде), сделанные во время Чтений памяти о. Александра 10–11 сентября.

Открыл Чтения митрополит Ювеналий. Говорил благостно, медленно, но с живым чувством. Прорывалось личное отношение к отцу: назвал его «героем духа». Отметил неизменный оптимизм и жизнерадостность о. Александра, порожденные его «глубоким религиозным и священническим призванием». Сказал о «необычности его пастырского подвига», о том, что его служение – «вопреки окружающему атеистическому миру». (Тут бы надо добавить: «И вопреки официальной церковности» – это еще важнее и еще мучительнее.)

Сослался на слова отца в личной беседе: «Я ни на минуту не переставал писать, и когда мне было особенно трудно, я еще больше трудился». Оценка митрополита точна: «В этом сказалась глубокая вера».

Заметил, что о. Александр использовал возможность нести слово Божие, «может быть, как никто из нас».

Уже не в первый раз упомянул о том, что о. Александр «при его известности, таланте, обаянии» не соблазнился возможностью быть избранным народным депутатом. «Я бы отметил в этом отсутствие в нем греховного человеческого честолюбия, которое сидит в каждом из нас в большей или меньшей мере».

Вывод: «Его жизнь представляется очень цельной, устремленной к Богу и к служению людям».

Таким образом, митрополит Ювеналий понимает, с кем он имел дело. То, что он защищал отца и при жизни, ему безусловно зачтется.

* * *

Вяч. Вс. Иванов говорил о соединении науки и религии в творчестве о. Александра, который «был близок к русской религиозной философии, думавшей о единстве христианства в целом», и одновременно считал важным все, в чем мировые религии не противоречат друг другу.

О. Александр «проявил и богословскую ученость, и человеческий ум, и мудрость». Замечательный богослов. Через его книги «молодые впервые приобщались к серьезной религиозной мысли». Его труды много значили для приобщения людей к Церкви и составляют «существенную часть духовной жизни страны».

Во многом благодаря таким людям, как о. Александр, в нашей стране (в отличие от Запада) нет антагонизма между наукой и религией. (Эта мысль Иванова представляется мне спорной: увы, есть такой антагонизм.)

Отметил также, что о. Александр «показал в своих сочинениях, каково реальное соотношение разных истин, какова их духовная перспектива». Считает, что эта, очень существенная, сторона мысли отца должна быть продолжена.

И еще: «Некоторые очень важные открытия современной физики (например, антропный принцип, согласно которому Вселенная с самого начала предполагает появление человека) важны и для развития основной мысли отца Александра о связи современного научного мировоззрения и православного взгляда на мир. Его сочинения – начало плодотворной линии в научной и религиозной мысли. В нем жил дух настоящего пытливого исследователя».

* * *

О. Александр Борисов. О нравственной чистоте Александра Меня: «Ни разу не слышал из его уст грубого или бранного слова». Его необычайная любовь к Богу. Другая его черта – противостояние злу. «Люди, ориентированные здраво в политическом смысле, открыты для Бога, здраво смотрят и на вещи религиозные». Тем не менее политика сама по себе о. Александра не увлекала – его интересовали те духовные процессы, которые были основанием политики.

О. Александр всегда стремился согласовывать свои действия с правящим архиереем, негативно относился к позиции Русской Зарубежной Церкви как наиболее консервативной и направленной вспять, к Средневековью.

О. Александр о приходе к власти Андропова: «Наконец стремление тоталитарных сил захватить власть получило воплощение».

О Штейнере: «Если бы он не увлекся антропософией, был бы замечательный священник».

Отметил необычайную широту отца, его терпимость (но далеко не ко всему), целительность общения с ним, его невероятный демократизм, любовь к знанию и культуре, особенно русской.

Еще о терпимости. «Почему, любя свою Церковь, надо искать в чужой недостатки? К сожалению, сейчас эта позиция захватывает многих. Еще не успев ознакомиться с христианством, встретиться со Христом, уже получают инъекцию ненависти». О. Александр был верен своей конфессии, но не забывал: то, что объединяет ее с другими, безмерно больше того, что их разъединяет.

О личном мужестве о. Александра, особенно в последний год его жизни: «Он сказал тогда: «А вот этого я уже не смогу сделать, потому что через год меня убьют». Но это произошло через несколько месяцев».

Потрясающее свидетельство. Борисов полагает, что это было не мистическое знание, а знание определенных фактов. Все же, возможно, и то и другое.

* * *

Евгения Завадская (китаист, искусствовед, знала отца с 1962 г.): «Никогда не стремился к исключительности судьбы. История православия будет связана с его именем. Всегда ощущалось, что он в Пути, Истине и Жизни. Подлинная религиозность, приятие жизни как божественного дара, жизнерадостность».

Очень значительны (и созвучны мне) ее слова: «Его судьба идет по Писанию. Это тоже текст. Сбывается Писание». Речь идет о причастности о. Александра к Тексту (Писанию). Стал буквой в Книге жизни. «Оказаться буквой, «виноградной строчкой» в Книге жизни – это и есть бессмертие».

* * *

Я прочитал избранные «Строчки из дневника». Когда закончил, у многих – слезы на глазах. Ко мне подошла Завадская, сказала: «Это почти невозможно слушать» (от боли). Предложила отдать в журнал «Человек». Я почему-то не отдал.

* * *

Зоя Масленикова. О непрестанной творческой активности о. Александра. Он только начинает по-настоящему жить в людях как закваска. Дело каждого из нас – писать о нем. Его книги войдут в сокровищницу русской духовной литературы. Привела его слова: «Чем силен дятел? Головой. Потому что головой он бьет в одну точку».

* * *

Юлий Шрейдер. О фундаменталистской позиции, особенно у христиан-неофитов, только что распрощавшихся с марксизмом. Это позиция человека, обладающего истиной, выраженной в вероучении. «У о. Александра – противоположная позиция: каждый богослов сам ищет истину, открывает ее для себя и для других. То же – у Фомы Аквината. Так же происходит и в серьезной науке: человек хочет вначале понять что-то для себя». О. Александр понимал, что истина вероучения раскрывается постепенно. Бог вечен, но Он раскрывается во времени, Он абсолютен, но мы не можем объять Его. Весь шеститомник отца – история Богоявления. Теистическая позиция проста, но трудна, требует большого мужества для принятия.

* * *

Григорий Померанц. Об огромном историческом значении жизни и смерти о. Александра. «Оказавшись в условиях неоязычества, он пытался обосновать свой выбор духовного пути», не унижая другие конфессии. «О. Александр считал, что в духе различия между конфессиями в сущности ничтожны. Он сравнивал выбор вероисповедания с выбором жены. Это как бы брак. Выбирая свою жену, вы не умаляете достоинства другой женщины. Т. е. выбор вероисповедания не связан с тем, что другие вероисповедания стоят ниже. Это выбор любви, а не доказательств, и это является решающим. Нельзя доказать человеку, что он не любит, если он любит. Но остаться на уровне этого утверждения трудно: если полноты любви нет, то появляется необходимость доказательств».

Померанц прав, когда он говорит: «Важен только Христос, спор между вероисповеданиями не имеет сущностного значения».

* * *

На этом закончился первый день Чтений. Во второй его половине будто струна натянута была. Все, как на подбор, были хороши. Второй день оказался не менее интересным.

* * *

Екатерина Гениева рассказала, что на лекции о. Александра в Библиотеке иностранной литературы 7 сентября 90-го года ему задавали такие вопросы: «Боитесь ли Вы смерти?», «Можно ли убить священника?», «Можно ли убить муравья?» Не хотел оставить своего портфеля в кабинете Иванова (директор ВГБИЛ).

После лекции оказалось, что у библиотеки стоит машина с крепко сбитыми молодыми людьми. Явно следили за отцом. Он шел к метро «Таганская», перемещаясь так, чтобы быть позади сопровождающих.

«О. Александр был убит, чтобы мы все узнали и почувствовали на собственном опыте, что такое жизнь без учителя, что такое жизнь после Голгофы». Не для этого, конечно, он был убит, но мы действительно это узнали и почувствовали. В остальном она права: «После Голгофы – утешение. Чудо существует каждую минуту среди нас. Мы были свидетелями многочисленных чудес».

Призвала восстановить авторство о. Александра как переводчика «Силы и славы» Грэма Грина и «Благословения на геноцид» Нормана Кона. Рассказала об анонимном звонке в библиотеку после выставки «Мир Анны Франк»: «Не достаточно ли вам о. Александра Меня?»

* * *

Евгений Рашковский. Доклад «Что дает наследие о. Александра для наук о человеке?» Однажды он сказал Жене: «Надо все же душу питать – почаще на природе бывать, в консерватории бывать». Вывод Жени: «К вселенскому вслушиванию он подключал миры природы и искусства». И еще: «Библейский текст был его Прекрасной Дамой. Он был ее рыцарем без страха и упрека. Знал Библию превосходно и в разных преломлениях».

Говорил о его мастерстве как ученого-гуманитария. «У него была добрая память – на лица, на творчество, на бытие. У него и глубокая историческая память. У настоящих гуманитариев нет злобы против мира и против людей. Батюшкино гуманитарное творчество было таково, каков он сам. Его открытость и любовь вырастают из осознанного чувства присутствия Христа».

* * *

Наталья Большакова из Риги была утром 8 сентября в Новой Деревне, когда отец служил, и вечером в Москве на его последней лекции. Эти воспоминания, по ее собственным словам, – «свидетельство о святом». Встречи с ним были всегда судом, но и праздником. Утром на исповеди «были решены два главных вопроса моей жизни». Сказал ей: «Вы только любите». Прерывал ее и отвечал так, будто она все сказала (а она не успела сказать).

Еще сказал ей на исповеди: «Никогда не верьте тому, кто будет говорить, что Церковь наша не свята. Церковь свята не нами, грешными, а Иисусом Христом. Здесь уже Его царство, и врата ада не одолеют ее». Посмотрел на нее и засмеялся. «От переполнявшего его ликования весь сиял, озаренный ярким светом. Светоносный взгляд – было больно смотреть».

О лекции 8 сентября: «Когда он говорил, слова оживали. Происходило таинство пресуществления слова».

* * *

Наталия Трауберг. В начале 70-х о. Станислав Добровольский из Литвы, который очень любил о. Александра, писал ему: «О, как труден Ваш пастораций в великом Бабилоне». Н.Т.: «Он действительно очень труден. Это ужас какой-то! Бабилон есть Бабилон. О. Александр приспособился к тому, что мы – обитатели лагеря (говорю об искривленных душах)».

«Когда с ним знакомилась, было ощущение, что нахожусь внутри Писания» (замечательно сказано). «Последние три года – разговор об этом Бабилоне. Отец жизнью и смертью доказал, что прав он. Он считал, что есть только несчастные униженные люди, и больше ничего». (Это иллюстрирует ее мысль, что мы все – духовные калеки. Отсюда – наше самовозвеличивание.) «Умел соединять исключительную терпимость с исключительным неравнодушием. Мы должны просить о. Александра о двух добродетелях – об Авраамовой вверенности (вера с надеждой) и милосердии (несусальном)».

* * *

Очень живой и яркий доклад («Отец Александр и музыка») сделал Олег Степурко. Вот что он сказал (без цитат).

О. Александр, как подземные воды, оживотворял нашу культуру. Его музыкальность, модуляции голоса. Выпевал свои проповеди. (Олег дал ритмическую расшифровку его проповедей, показал, как он интонировал.) Его голос феноменально построен по диапазонам: сначала – в низком регистре, в кульминации – верхний регистр. Его фразы очень музыкальны, сравнимы с музыкой Мусоргского, интонационно построены. Большинство его ритмов триольные – как в джазе. Триольная пульсация – когда на ритм накладывается сердце. Наполнял самые простые слова интонационным смыслом. Самое главное – огонь, сердечное биение, кровь – заключено в интонации. У него все фигуры – как в речитативе. Обладал колоссальным слухом, блестяще владел тональностью.

Писал свои книги под музыку. Но слушал пластинки не просто так: в его фильмах (имеются в виду слайд-фильмы) – музыкальные шедевры.

О. Александр – генератор музыкальных идей. Цикл Николая Каретникова об апостоле Павле – реализация идей отца. Сказал Михаилу Смоле (прихожанин о. Александра, директор школы): «Обязательно сделай хор. Хор – это то место, которое стирает грани между людьми».

Организовал музыкальную детскую школу (подпольную). Возобновил древнюю православную мистерию. Мы поставили шесть детских спектаклей: «Франциск», «Сергий Радонежский», «Царь Иудейский» и др. Ребенок превращался из объекта в субъект Священной истории[8].

О. Александр стоял у истоков бардовского христианского движения. Был инициатором фестиваля «Пробуждение». Впервые в русской истории церковная и авангардная музыка встретились вместе. О. Александр: «Слушаю любую музыку. Могу слушать и рок». Помнил всех церковных композиторов. Прекрасно знал «Jesus Christ Superstar» Дюка Эллингтона. Воспитал многих регентов – Нину Фортунатову, Соню Рукову, Володю Шишкарева. Но и натерпелся от хористов. Мало того, они все время писали на него доносы.

Олег – человек живой, непосредственный, совсем не академичный. Он джазовый композитор. По скромности не упомянул, что музыку ко всем упомянутым детским спектаклям написал он сам. То, что он говорил, на мой вкус, было свежо и очень интересно. Но не такова была реакция части зала. Их (особенно довольно чинных старушек) его горячность, его манера говорить и сама суть говоримого довольно быстро вывели из себя. Особенно их раздражало, что он время от времени подбегал к роялю и пытался что-то наигрывать (для иллюстрации своих тезисов), искал (и не находил) микрофон и т. п. Чинные старушки стали топать и требовать, чтобы он заканчивал (тем более что он перебрал время). В результате его почти согнали со сцены. Нет пророка в своем Отечестве…

* * *

Тамара Жирмунская. Привела несколько высказываний отца: «Спиритуализм, теософия – вход в то же здание, но с черного хода: низкий астральный план»; «Беспозвоночные давно бы вымерли, а человек приспособился»; о самом себе: «Проскочил, как креветка между усами кита».

Его лекция (в узком кругу) об иронии и юморе в Евангелии.

Вулканический темперамент, который он постоянно сдерживал.

* * *

Владимир Леви. «О. Александр сделал всех нас родными. Обмолвился однажды мне, что никогда не готовится к лекциям, а говорит что Бог на душу положит. А кажется, что там все продумано и нет ничего лишнего. Лекции совершенно музыкальны по архитектонике, по золотому сечению. Это именно то, что Бог на душу положит и что было дано в совершенстве только ему.

О. Александр действовал как психолог и психотерапевт, не называясь так. Профессионально интересовался этими вопросами». (Могу сказать от себя: в любой области, за которую отец брался, он был профессионалом.) «Громадный практический опыт, колоссальная эрудиция. Сам опыт Церкви и св. Отцов – в огромной мере психологический опыт, опыт познания живых людей.

Все время учился, всю жизнь. Извлекал материал из каждого человека. Так и должен действовать врач. Для врача пациент – страница учебника, иначе – шаблоны и начинаешь губить людей. Не знаю другого такого мощного врача, психотерапевта, целителя. История отношений с каждым из нас – целая книга, и это история болезни. Из людей здесь присутствующих идеально здоровым психически человеком можно считать только одного – отца Александра».

«Назвать его безоблачным было бы неправильно, но он излучал такое душевное, духовное и физическое здоровье, что казалось, что это не так. Иногда какие-то тучки закрывали его душу – может быть, из-за груза, который он взял на себя. Его личное, сокровенное было глубоко скрыто. Тут не комплексы (их не было), а жертвы, потери, несвершившееся. Он не развернул, может быть, и сотой доли своих дарований. Артист, художник, музыкант – все это он свел в своем пастырском служении».

Боролся со своими болезнями и болезнями других с помощью Божией благодати. Главное в его психологической работе с людьми (один из уровней его священнической работы) – мгновенное вживание в другого человека. Это дар эмпатии и нечто большее – моментальное, целостное вживание в человека, которого он поместил в себя. Он мог бы исповедоваться за каждого из нас: он знал о каждом из нас все. «В письмах он психотерапевтировал психотерапевта, и до сих пор он мне помогает».

По-моему, Володя Леви, человек рефлектирующий, тонкий, дал глубокий анализ, и не только как специалист.

* * *

Не менее замечательным и, пожалуй, еще более глубоким было выступление Светланы Долгополовой (перескажу его кратко). О. Александр явил абсолютное осуществление веры, явил в себе инобытие. Чудо и тайна Божественной любви. О. Александр – Божий избранник. Значение его личности в истории России будет такое же, как значение Серафима Саровского и Пушкина. Будут три имени.

Бог дал России это чудо. Это дар Бога России в страшную непролазную тьму. О. Александр не просто жил, но жил Божественной жизнью. У него была другая энергетика – энергетика Божественной жизни. Это всегда было инобытие.

Всякий шедевр, чудо – проявление Бога. О. Александр всегда жил в том мире, который создал Бог. Всякое зло для него – пустота и мимикрия. Тайна его: он видел пути Бога на земле.

Чудо его шеститомника: о. Александр свидетельствует изнутри, что такое Царство Божие. Он был всегда внутри Царства Божия и – пользовался тем, что наработали мир и человечество. Он был зрячим, потому что находился внутри инобытия.

О. Александр был дан Богом России в такой страшный момент. То, что он еврей, давало ему понимание, что предстоять перед Богом должны все вместе. О. Александр – сама музыка, а не игра на рояле. Его аскеза была глубоко скрытой.

Каков бы ни был человек, но, приходя к о. Александру, он был уже спасен. Говорили, что отец сам хорош, но паства у него тяжелая. Он был пастырем добрым в этом странном стаде. О. Александр открыл новый период в русской истории, и в судьбах России он будет означать очень многое. Отец Александр – это явление русской истории, чудо, и даже странно, что рядом с ним оказались мы.

* * *

Марианна Вехова. О. Александр нас выпрямил. Проницал в человеке его возможности, раскручивая его талант.

* * *

Габриэль Голицына знала его в быту. Отец о ее рисунках: «Этих двух видов ежиков я не знаю совершенно». Купил ей диванчик и 9 книжных полок (однажды она сказала, что любит цифру 9).

* * *

Никита Струве. Убийство о. Александра и события 19–21 августа взаимосвязаны. Там было и прославление о. Александра. Надо начать говорить уже не о его гибели, а о его прославлении.

«Ощущаю посмертный рост о. Александра. Его апостольский подвиг получил печать истинности» (эта печать – его мученическая смерть). Войдет в историю Русской Православной Церкви не только как один из великих ее просветителей, миссионеров, но и в первоапостольском смысле. Мученическая кончина о. Александра возвращает нас к первоапостольским временам. В этом смысле его слава беспримерна.

Он творил свой апостольский подвиг в неимоверно тяжелых условиях. Мы согревались от его лучей и получали необычайный духовный импульс.

О. Александр глубоко укоренен в чистой православной традиции – оптинской, исповеднической. Благодаря этому не переставал мыслить Церковь во вселенском масштабе. Поэтому он парадигматичен для возрождающейся православной Церкви в России. Вышел на широкий вселенский простор.

О. Александра упрекают в чрезмерной открытости, в чрезмерном экуменизме. Некоторые провозглашают, что экуменизм – это ересь, но ересь – само это провозглашение. Долг каждого православного – стремиться уйти от разъединения христиан, страдать от этого. У о. Александра есть это страдание. Полагают, что католичество и православие – два легких, которыми должен дышать человек. На деле – это два близнеца, которые разошлись и у которых не может не быть жгучего страдания из-за этой разделенности».

Цельность и незаменимость о. Александра. «Чрезмерная» открытость его – пример и живительный источник. Из его письма в Иерусалим: «История Церкви только начинается». Может быть, в этом ключ к жизненности о. Александра.

* * *

Владимир Файнберг. О. Александр был сделан из того же материала, что библейские пророки и евангельские апостолы. Глаза веселые, а на самом деле – грустные. Самый свободный и самый бесстрашный человек. Общался с разными людьми, непостижимым образом оставаясь самим собой. Подтягивал всех на свой уровень.

Не ограничивался культуртрегерством. Он видел жизнь глазами Христа. Если не переймем это зрение, не станем настоящими христианами – грош нам цена.

О. Александр: «В сущности исполнить заповеди Христа очень трудно, но и очень легко. Жаль, что этого не понимают»; «Ну почему не смотрят на Того, Кто смотрит на нас отовсюду?»

* * *

Леонид Василенко. О. Александр наводил мосты над пропастями. Себя он мог бы назвать христианским персоналистом. Утверждал личностное достоинство человека, искупленного самим Христом. Видел жизненную, церковную, общинную задачу в том, чтобы вырастить новую генерацию активных деятелей, которые должны выращивать культуру. Хотел, чтобы мы могли стать центром социального обновления там, где мы трудимся. В этом он ученик Владимира Соловьева и других русских религиозных мыслителей, но он не повторял их, а шел гораздо дальше. Оставил нам оригинальное понимание судеб культуры и Церкви.

О. Александр: «Традиции, которые существуют сотни лет, иссякают, истощается их жизненный заряд. Нужны новые традиции». Путь – христианский персонализм. Понимал, что какая-то фаза христианства закончилась. Ни одна культура еще не воплотила христианство. Он был провозвестником великой христианской культуры будущего.

О. Александр, как и Христос, искал почву будущей христианской культуры везде, искал то, из чего вырастет новая культура, которая внесет обновление и на Востоке и на Западе. Но обновления церковной культуры не произошло. В Церкви – авторитарная, патерналистская культура, зато светская перешла какой-то предел – это культура тех, кто брал на себя ответственность, инициативу. «Церковь не повзрослела и не может учить взрослой культуре». О. Александр считал, что обновление христианской культуры обновит и христианскую Церковь, через обновление внутрицерковной культуры произойдет и обновление Церквей. «Но в нашей церковной среде не поиск культуры будущего, а сыск церковного криминала».

Традиция – нечто второстепенное. О. Александр не видел особой разницы между католичеством и православием, так как видел Церковь будущего, в которой все эти различия исчезнут. Возможно, думал, что Церковь будущего создастся не принудительно, а свободно, через доверие личностно зрелых людей. Это прорезывалось в лекциях отца последних нескольких лет. Это мнение разделяли и некоторые западные богословы, напр., о. Жак Лев. Становление Христовой Церкви будущего, может быть, уже началось.

* * *

Общее впечатление от Чтений: вокруг о. Александра было невероятное количество ярких и талантливых людей, и то, что многие из них сказали, – бесценное свидетельство о нем.

02.11.91

Знакомство с отцом – ничем не заслуженный дар. В нем была та полнота христианской жизни, при которой любовь и вера переливаются через край.

В одной из проповедей он говорил: «Познай Господа, и ты не будешь колебаться и сомневаться, ты не будешь унывать, страшиться – ты будешь побеждать в себе и грех, и страх, и трепет, и косность, и все наше земное человеческое несовершенство». Это пережито на собственном опыте. Он – познал и потому имел право и власть так говорить.

«Познаешь Господа и найдешь Истинного Проводника, Который будет тебя вести по жизни. Указатель пути, знамение надежды – Крест, который нам светит впереди». Вот Кто его вел, вот Кто был с ним на его кресте…

Он породнился с нами – а это знак его величайшего доверия и любви к нам.

03/04.11.91

Его проповеди, да и не только проповеди, поражают своей безупречной логикой, которая непонятным образом сочетается с художественным стилем изложения.

04.11.91

Временами я отчетливо ощущал его одиночество. Он был на такой высоте, на которую никто из нас подняться не мог. Вместе с тем и одиночество его было все-таки относительным: он был всегда со Христом.

06.11.91

Все наше несчастье – от нашей духовной слепоты. Мы сами навлекаем на себя бедствия. Как выйти из леса, если ты все более углубляешься в чащу? Терапия и хирургия – самые распространенные методы лечения, а в духовной жизни их роль играют скорби и бедствия. Только они могут заставить нас прозреть. Но подобно лекарству терапевта и скальпелю хирурга, они могут и убить. Это во многом зависит от нас – выйти из дремучего леса на прекрасную поляну или заблудиться в чаще и погибнуть.

Мы дети, сующие руку в огонь. Кто виноват, что нам больно? Если хочешь уцелеть, не лезь в горящий дом, иначе сгоришь.

Редко кому удается стать зрячим без страданий. Но тот, кому дано стать зрячим свыше, тоже страдает, и даже больше, но по-другому – не от своих грехов, а от чужих. Таков отец Александр.

* * *

Если хочешь, чтоб тебя любили, – полюби сам.

08.11.91

О. Александр о разнице Ветхого и Нового Завета: закон справедливости и закон любви. Там – дикость нравов – нужна узда (закон), иначе хаос. Христианство обращается к уже приуготовленным людям.

Сейчас – оживление хаоса, вызванное контрнаступлением язычества.

09.11.91

Ретроспективный анализ последних дней жизни о. Александра привел меня к выводу: он знал, что с ним произойдет. Может быть, знал и дату смерти. Есть много признаков, свидетельствующих об этом.

С другой стороны, заканчивая лекцию в Историко-архивном институте 4 сентября, он говорит о том, что будет на следующих его лекциях, и, кроме того, перечисляет, где еще он читает циклы лекций, говорит, что собирается опубликовать сводную таблицу своих выступлений в газете.

Может быть, мистическое знание сталкивается здесь с обыденным? Или точное знание пришло после 4 сентября?

14/15.11.91

Еще о Чтениях. Рогатый не мог, разумеется, остаться равнодушным. Человек, фамилию которого я называть не хочу (прихожанин отца), явил такой взвинченный эгоцентризм, такую душевную неопрятность, такую расхристанность, что стало тошно (в буквальном смысле слова). Он облил грязью и отца, и всех сидящих в зале. Со снисходительной фамильярностью похлопывая о. Александра по плечу, он сообщил аудитории, что ничего нового отец не внес, а сказать что-либо вразумительное об апостоле Павле якобы вообще оказался не в силах (претендовавший на это оратор – тем более). Как глухарь на току, не замечая реакции зала, он изливал свои чувства трепетного восхищения и обожания – обращенные не к ближнему, а к себе, любимому.

Этот словесный понос продолжался минут 40 (при регламенте 10–15). И хотя солисту неоднократно кричали «Хватит!» (не только чинные старушки), а председатель напоминал о времени, он не сошел со сцены, пока не изнемог, выразив сожаление, что сказал так мало. Клинический случай чудовищной самовлюбленности.

Когда цыпленок-табака учит курицу, это не просто смешно – это противно. А если он еще страдает синдромом Сальери, это говорит о запущенной духовной болезни.

* * *

Хорошо ответила этому человеку Соня Рукова. «Предыдущее выступление вызвало глубокую боль. Это вольная или невольная спекуляция именем отца. Как же мы можем быть его духовными детьми? Что мы можем сказать о нем, когда еще живы его родные? Апостол Павел – фигура загадочная, которая вызывала у него благоговение».

«Для меня о. Александр – воплощенная Благая Весть. Утверждаю, что о. Александр свят. Он святой в том смысле, в каком он учил нас, – в смысле всецелой поглощенности христианством. Он живое воплощенное свидетельство правоты Евангелия и исполненных заповедей Христовых. Евангелие – это же все про него. Этот человек всецело со Христом». Привела слова отца: «Они думают, что я принадлежу всем. А я не принадлежу даже себе».

О. Александр говорил о дефиците благоговения: «Мы абсолютно фамильярны с Богом, со святостью». Из телевизионной записи вычеркнуты его слова о дефиците любви. Это его подлинная боль. «Что такое дистанция между мной и духовным отцом? – Мы не осознаем этого».

Самый дорогой сувенир отца, который он всегда носил с собой, – кусочек листа с гефсиманской оливы. Постоянно хранил в шкатулке камень из Гефсиманского сада.

«Однажды я уронила банку с крещенской водой. На его лице появилось выражение боли. Он сказал: «Со священными предметами надо обращаться очень осторожно».

Другие слова о. Александра: «Когда вы пишете о Деве Марии и Христе, старайтесь смотреть на них не изнутри, а только на расстоянии: мы можем внести свое».

«Мы по отношению к отцу очень виноваты. Нас много, тех, кто ощущал эту вину. Мы потеряли бдительность. Мы забыли, что такое период гонений.

У о. Александра была, есть и остается могучая атмосфера любви, но он боялся погружать в нее насильно.

Он просвещал любовью. Это чудо, подвластное далеко не каждому. Он думал: сначала Москва, потом Московская область, Ленинград, а потом – в 1991–1992 годах – лекции по Сибири. Мечтал сказать свое слово для детей. Наконец он сказал: «Всех жителей Пушкино надо считать за наших прихожан. Именно здесь просвещенных меньше всего».

При передаче его текстов надо сохранить неправильные слова и незаконченные фразы – эффект потрясающий, это дает увидеть работу души человека.

Мы теряем благоговение, не ощущаем дистанцию между собой и о. Александром. Нельзя было прикасаться к нему и снимать посмертную маску: это лик святого человека. Нельзя делать из его облачения экспонат.

Первые слова Христа Магдалине: «Не прикасайся ко мне».

Блаженны соблюдающие благоговение, ибо они Бога узрят».

19/20.12.91

Наше время – время раздрызга, разъединения, уныния – требует от нас духовной собранности, противостояния распаду. Это то, чего хотел от нас о. Александр. И это то, что мы должны делать хотя бы из уважения к его памяти.

29.12.91

Его вера была не вымученной, не окаменевшей, а глубокой, творческой, живой. Это была радостная вера.

30.12.91

Сейчас, после его смерти, люди интуитивно тянутся к нему.

31.12.91

Гонимый и преследуемый при жизни, гонимый и преследуемый после смерти, он недосягаем для лжи и клеветы.

01.01.92

Его убили те же силы, которые убили Христа: имперская власть, синедрион, т. е. церковная иерархия (часть ее), и чернь. Эта власть могла функционировать, лишь творя преступления. Она преступна по своей сути. И неважно, кто убил отца Александра – группа «Альфа» или группа зомби, созданная тем же ведомством, – важно, что это сделали силы зла, полагавшие, что стоит устранить эту преграду, и они победили. Но вот преграда устранена, а они – не победили. Наоборот, эта жертва предопределила их поражение.

02.01.92

Отец Александр – образ Христа. Как Христос, он был гоним. Гоним за свою веру, за проповедь Евангелия, гоним как праведник, как ученик Христа (Христос – ученикам: «Если Меня гнали, будут гнать и вас»). Как Христос, он мужественно перенес гонения.

Как Христос, он страдал и умер ради нашего спасения. Как Христос, он стал мучеником, принес себя в жертву. Свою верность Христу засвидетельствовал своей кровью.

Как верный ученик Христа, как свидетель он будет прославлен.

* * *

Нечестивый ненавидит праведника, потому что праведник для него живой укор (см. Прем 2, 12–20).

17.01.92

Для него вечность была не где-то там, в другом измерении или после смерти, а рядом, здесь и сейчас. Он говорил о том, что спасение в значительной степени зависит от нас самих. А что такое спасение? Это соединение с Богом, пребывание с Ним, и мы должны стремиться к этому, потому что Он – наш Творец и Источник жизни.

Вот отец Александр постоянно пребывал с Богом, со Христом, открыл себя Ему, открыл двери своего сердца. По его словам, нам дано все – жизнь, разум, воля. Господь усыновил нас, жил и умер ради нас, воскрес ради нас и всегда рядом с нами, всегда протягивает нам руку.

20/21.01.92

Глубоко осмысленная жизнь. В ней не пропадало зря ни минуты. Творческий разумный дух почил на нем. Как он сам говорил, творение красоты, служение людям, самоотверженная любовь – черты богоподобия.

Жизнь как задача, поставленная перед нами Творцом, была решена отцом Александром. Жизнь как служение была его свободным ответом на призыв Бога. Он вверил Ему свое сердце, свою волю и разум и обрел полноту бытия на этой земле и, я уверен, полноту бытия в вечности. Уже здесь, на Земле, он достиг Царства Божия.

21.01.92

Он был очень разным. Временами он был похож на ветхозаветного пророка – грозного, возвещающего волю Божию, временами – на иконного святого, погруженного в глубокое созерцание, в безмолвную молитву. Вся осанка была такой – лицо, фигура, жест, взгляд. Для меня он как бы соединял те и эти времена, древнюю и новую эпоху. Он был необходимым и неразрывным звеном в цепи святых, пророков, апостолов.

А временами – это был озорной, веселый, неистощимый на шутку человек.

22.01.92

В нем соединялось, казалось бы, несоединимое. Это был земной человек, очень трезвый, видевший нас насквозь, знавший истинную цену нашим поступкам и нашим помыслам, и одновременно это был самый большой идеалист из всех, кого я когда-либо знал, потому что все его мысли, его сердце, его душа были устремлены к небесам. Там была та могучая корневая система, которая питала своими соками эту удивительную личность.

Его задачей было соединение земного с небесным, и не просто соединение, а приближение земли к духовному небу, чтобы человек уже здесь и теперь начал жить в Царстве Небесном, чтобы он знал и любил свою истинную родину, был достоин ее, достоин Того, Кто создал и нас, и всю Вселенную. Цель этого соединения и этого приближения – спасение людей, приобщение их к Богу, к высшей, божественной жизни. В этом же состояла миссия Христа.

23.01.92

Он соединяет людей и после своей смерти.

24.01.92

Он знал Господа не абстрактно, не книжно, а опытом сердца. По его вере ему были даны силы свыше, и это не были обычные человеческие силы: он мог передвигать горы.

* * *

Он завещал нам учиться любить друг друга. Это трудно, потому что он жил по закону «Да будет воля Твоя», а мы – нет.

31.01.92

Для о. Александра главное – дух христианства, сам Христос. Для наших фарисеев главное – сохранение форм обрядового благочестия, консервация, а по возможности и реставрация архаики, сведение духа к букве.

Но христианство – это огонь. В Библии сказано: «Бог есть огонь поядающий» – поядающий все грязное, нечистое, злое. Это, конечно, страшно – страшно для грязных, нечистых, злых, потому что им не устоять.

О. Александр, как и Христос, не оставил какого-то нового, систематизированного учения. Его учение – это глубоко прочувствованное, пережитое, просветленное христианство.

02.03.92

Сегодня ночью была встреча с отцом Александром. Помню, что он живой, и у меня полное ощущение и даже уверенность, знание, что он не просто живой, а воскресший. Меня переполняет буйная радость. Он в черной рясе, лицо почему-то очень смуглое. Вначале я стою вплотную к нему, лицом к лицу и говорю ему несколько раз: «Я люблю вас! Я люблю вас!» – и плачу. Потом мы стоим у стены, он слева от меня, я смотрю перед собой и вижу его краем глаза. Он говорит обо мне, и, когда он кончил говорить, я думал (сознавая, что это сон): «Надо это немедленно записать». Я мог усилием воли проснуться и записать, но Встреча еще не была окончена (хотя главное уже было сказано), и я не мог прервать ее. Не проснулся и не записал, хотя и потом, уже после расставания, когда он исчез, я повторял себе во сне: «Это надо записать».

В результате осталось только несколько слов и общий смысл: «Я сам выбрал Вас («чтобы вы обо мне написали» – это подразумевалось), потому что… (дальнейшее опускаю. – В.И.)».

Я понял, что написанное мной об отце (а может быть, и то, что мне предстоит написать) очень важно и что оно останется. И что это предопределено.

Вот, собственно, и все. Никакого другого разговора не было. Я не задавал вопросов и не получал ответов. Но сказанное было абсолютно ясно и не подлежит какому-то истолкованию. Это не аллегория, а констатация факта, точнее – выражение воли, которая мне объявлена.

31.03.92

Отношение к о. Александру в РПЦ есть свидетельство духовного и нравственного падения церковного клира.

24/25.04.92

О. Александр – абсолютное знание предмета, ясность мысли, чеканная логика, четкость и образность выражения.

По TV в программе «Взгляд» встреча с молодыми священниками – из РПЦ, Зарубежной и Катакомбной Церкви. Вначале услышал второго – самоуверенность и агрессивность, требование сместить всех 72 епископов РПЦ, запятнавших себя сотрудничеством с властями. Положим, в этом – большая доля истины. А деятели Зарубежной Русской Церкви с их приветствием Гитлеру – безгрешны?

На вопрос об отношении к о. Александру Меню этот тип (тоже Александр) заявил: «Мы скорбим по поводу его гибели (и я уже знал, что сейчас будет «но»), но его богословские взгляды были спорными, в Церкви их многие не разделяют, его рекламируют (?!) в основном католики и протестанты (деятели РПЦ мысленно кричат «браво!»). Он не учитель Церкви. Мы, конечно, жалеем, что он так… кончил».

На физиономии этого Савонаролы – ни скорби, ни сожаления не было. Он, быть может, и не читал отца.

И эти люди смеют судить о нем!

* * *

Есть догматы и каноны, а есть теологумены. Если бы отец преступил хоть в малом первые, он был бы осужден нашим священноначалием незамедлительно. Уж будьте уверены, ему бы это не прошло даром, ему бы не спустили.

Но этого не случилось – не к чему было прицепиться.

А теологумены (богословские мнения) вполне допустимы в Церкви даже с точки зрения канонической. Именно в связи с о. Александром патриарх напомнил слова апостола Павла: «Надлежит быть разномыслиям между вами» (т. е. в Церкви).

Но нет, не могут угомониться. О. Александр и сейчас в центре христианской жизни, и сейчас ему не могут простить близости ко Христу, яркости таланта, и сейчас бешено ненавидят. Это их свидетельство. Не о нем, а о самих себе.

Гнали Христа, гнали Иоанна Златоуста, гнали Серафима Саровского, гнали и о. Александра. Кто гнал? Церковные иерархи, князья Церкви, мракобесы церковные, фарисеи, которых всегда было предостаточно.

А вот кто гнал Каиафу и Анну или Питирима? Они сами были гонителями.

Странным образом смыкаются иные князья Церкви и те, кто говорит, что христианство – это сионистский заговор. У тех и других – одни и те же враги.

30.04.92

Наследие о. Александра необозримо. Он оставил нам множество книг, статей, проповедей, большинство которых стало общим достоянием. Но не проходит и месяца, чтобы не появилась на страницах печати какая-то новая его вещь. Вчера в «Литгазете» опубликовано предисловие отца к стихам Бориса Евсеева. Это предисловие – сплав богомыслия, философии и поэзии. Это само по себе законченное художественное произведение. А существуют еще сотни, а может быть, и тысячи писем о. Александра.

Все это драгоценное наследие должно быть собрано, сохранено и отдано людям. Следует помнить, что главное в жизни о. Александра – подвиг духа, провозвестие Христовой истины, Христовой любви. Как это концентрировалось в одном человеке – до конца мы не узнаем, это тайна его личности. Но эта тайна выразилась в его наследии, и потому так важно сберечь это наследие, сохранить и развить. Я надеюсь, что фонд о. Александра, наряду с другими организациями и вместе с духовными детьми отца, окажется на высоте этой задачи.

* * *

Наследие о. Александра – это мы, его духовные дети.

11.05.92

О. Александр – сторонник светского государства и демократического общежития. Господь не хочет, чтобы вера была навязана человеку государством: человек должен определяться сам. Принудительная, огосударствленная вера – дорога в ад. Там, где христианство становится агитпропом, оно перестает быть христианством.

30.05.92

Сегодня в Историко-архивном институте прошла конференция «Духовное противостояние 50–80-х годов». Я там сделал доклад: «Духовное противостояние тоталитаризму: отец Александр Мень». Говорил о его личности, его жизненном пути, служении, творчестве, отношениях с властью (духовной и светской) и причинах убийства. Среди прочего упомянул, что вначале он активно сотрудничал с ЖМП («Журнал Московской Патриархии»), опубликовал там десятки статей, но когда издательский отдел Патриархии возглавил Питирим, он закрыл для о. Александра доступ к журналу и вообще к изданиям Патриархии. Так продолжалось более 25 лет.

Полемизировал с Аверинцевым, который утверждал, что о. Александр был послан к дикому племени – советской интеллигенции, зараженной всевозможными предрассудками и оторванной от религиозной традиции. Речь шла, по сути, об «образованщине». Миссия о. Александра, по мнению Аверинцева, состояла в том, чтобы просветить это дикое племя, вразумить его.

Это и верно и неверно. Да, интеллигенция тянулась к нему, он в самом деле просвещал ее и многих поставил на путь христианства, но его паства – далеко не только интеллигенция. Это и самые простые люди, деревенские жители, большинство из которых его боготворили. И это люди из всех слоев общества, в том числе, конечно, интеллигенты, но вовсе не обязательно «образованщина». За его словом, за его советом приезжал Солженицын, его духовной дочерью была Надежда Мандельштам, он крестил Галича и т. д.

Одно из слагаемых подвига о. Александра – духовное сопротивление тоталитаризму. Он очень рано понял истинные причины Октябрьского переворота – кризис христианства, несостоятельность официальной Церкви и, как следствие, оскудение духа, массовое нравственное растление, разнуздание подземных стихий. На этой почве возникла и укрепилась подменная, марксистская псевдорелигия.

Задача о. Александра – привести в действие противоположный вектор, заново христианизировать Россию, оторвать православие от язычества. Он был убит за свою веру, за то, что продолжил дело Христа. Убит потому, что силы зла видели в нем непреодолимую преграду на пути реванша, на пути возвращения в тоталитарное прошлое.

Доклад получился довольно длинным, но слушали хорошо.

08.06.92

Мы по-прежнему исходим из некоего внешнего устроения. Между тем то, что происходит в социальной жизни, есть проекция нашего внутреннего мира, состояния нашей души. О. Александр: «Нормальное состояние человека – быть связанным с Высшим, с идеалом».

У интеллигенции должны быть те же нравственные ориентиры, что и у обычного человека. Если интеллигенция не протестует против зла, не борется с ним, она заслуживает печальной участи и не достойна называться интеллигенцией – не только хранительницей прометеева огня (знания), но и хранительницей совести.

* * *

Бог есть любовь – это ясно. Но приближение к Нему тоже невозможно без любви.

* * *

Когда читаешь о. Александра, возникает то же чувство, что и при чтении Евангелия.

22.06.92

О. Александр – путеводитель ко Христу. Как Христос, он не создавал какой-то новой теологии. Как Христос, он жил жизнью обычного человека, жизнью удивительной по своей внешней простоте. Как Христос, он бросил вызов силам тьмы. И, как Христос, он оставил нам себя.

05.09.92

Для о. Александра христианство – не теоретическое воззрение, а служение, свидетельство словом и делом, жизнь во Христе.

09.09.92

О. Александр – соединение творчества и святости.

* * *

Умножение беззакония. Снята пятая печать: убиенные за Слово Божие облачены в белые одежды.

10.09.92

Сегодня открылась II Международная конференция памяти отца Александра. Снова в Библиотеке иностранной литературы.

* * *

Вяч. Вс. Иванов, директор библиотеки, о необычайной причастности к мирозданию молодого о. Александра, устремленного ко всему и ко всем. «Будущая судьба отбрасывала все больше отблесков на о. Александра, и он менялся поэтому. Говоря об Апокалипсисе, он высказывал личные мысли о том, что означает жертва и что означает смерть».

* * *

Митрополит Ювеналий: «Сегодняшняя научная конференция – новый венок на могилу о. Александра. Мы благоговеем перед теми, которые в прошлые годы не склонили своих колен перед Ваалом. Нам очень не хватает о. Александра. Запомнился его сияющий вдохновенный взгляд при нашей последней встрече, когда он говорил, что сейчас самое благоприятное время, когда можно, по словам преп. Серафима Саровского, сеять Божью пшеницу. И о. Александр заложил своей неутомимой деятельностью целые направления катехизаторской, социальной и просветительской деятельности для Церкви. О. Александр достойно представлял Церковь, усердным и мужественным служителем которой он был.

Православные люди молятся зачастую в руинах, но дух их горит тем же энтузиазмом и верой, которыми обладал о. Александр. «Жатвы много, а делателей мало». Священники нужны не только для «отправления культа». Нужны священнослужители, которые должны нести весть о спасении повсюду. Для РПЦ очень ценно то, что вы делаете в память о. Александра.

Все, что отнималось у народа, возвращено сейчас. Ему должен быть возвращен и о. Александр, служение которого невозможно убить и уничтожить. Наш православный народ должен знать, каков был пастырь Церкви, который отдал свою жизнь, все силы своей души для проповеди евангельского благовестия.

Меня очень вдохновил вчерашний день, когда у могилы о. Александра собрались столь разные люди, которых привлекла любовь о. Александра, вера во Христа. Хотел бы попросить его духовных детей, его друзей, его экуменических братьев, людей доброй воли взглянуть глазами о. Александра на Церковь, постараться проникнуться евангельским благовестием в это счастливое для нас время».

* * *

О. Александр Борисов, доклад «Церковь и общество сегодня». Вначале исторический экскурс, обзор деятельности Церкви и ее взаимоотношений с государством от Петра до наших дней. До 1917 г. – кризис Церкви и веры, раскол Церкви и образованного общества. Церковь несет свою долю ответственности за революцию и Гражданскую войну.

«Сейчас мы подобны человеку, из которого изгнали злой дух, а потом он возвращается с семью другими, злейшими его. Люди начинают крещение не с покаяния, а с того, что «нас так учили». Хотят знать не о своих новых обязанностях, а о чисто магических вещах. Даже элита не понимает разницы между РПЦ и йогами, экстрасенсами, объединяя их.

Коррелятом к бытовым предрассудкам являются предрассудки социальные. Через верующих и даже священников распространяются идеи, что все, что случилось у нас, – результат «жидомасонского заговора». Вместо призыва к покаянию и понимания, что наша жизнь – результат жизни без Бога, слова о всемирном еврейском заговоре».

«Смирение – прежде всего открытость к другим, непревозношение над другими конфессиями. Существует досадное расхождение между личным и общественным духовным наставлением. В личном признается необходимость смирения, в общественном – наоборот: правда только у нас, остальные – еретики. Истина Христова – драгоценный камень, который имеет много граней, и ни одна Церковь не может вместить эту полноту – она только во всех христианских конфессиях.

Восстановление Церкви – не просто реконструкция ХIХ в., а учет всего лучшего, что было за тысячелетие. А у нас допускают в свое сердце злобу, ненависть, забывают, что «православный» – прилагательное к слову «христианин». Причина – отсутствие евангельского наставления. Проповедь Евангелия о Христе – главная задача Церкви.

Вовсе не только монархия является формой церковной традиции и не только русский может быть православным. В Москве только в трех или четырех православных церквах продаются книги о. Александра. Нашим книжным киоскам угрожают: «Мы вас подожжем».

Наследие о. Александра, его радостный дух открытого христианства дают надежду, что Бог будет жить в наших сердцах, а мы будем нести слово Христово».

* * *

Никита Струве, доклад «Где начинается ересь?» «Без понятия ереси христианство не определилось бы. Но в наши дни – извращенное употребление этого понятия… В Карловацкой Церкви – ересиомания, самоуслаждение в борьбе с мнимыми ересями. Отсюда невежественное осуждение о. Сергия Булгакова (а в Москве это сделал митрополит Сергий). Это следствие политических страстей и политической ситуации. Карловацкая юрисдикция придумывает ереси, чтобы утвердить свою правоту. Придумали ересь сергианства, а это не ересь и не учение, а стремление понять другого, сблизиться с ним. Стремление к объединению – долг христианства. Как раз антиэкуменизм – ересь.

И здесь, в России, придумывают ереси и приписывают их о. Александру, прикрываясь авторитетом Троице-Сергиевой лавры, давая этим нападкам как бы духовную санкцию. Они приписывают о. Александру мнения, которые он не выражал, или разоблачают его мнения, которые разделяли Отцы Церкви. Это проявление ересиомании. Она вытекает из невежества, зависти, комплекса неполноценности по отношению к творчеству и свидетельству о. Александра, из блокированности сознания.

Христианство – трудная вещь во всех отношениях. В нем краеугольно понятие истины. Отклонения от нее опасны и губительны. Но не в меньшей мере в христианстве важны понятия любви и свободы. Диалектика этих трех понятий составляет экологию христианства. Там, где одно из трех преобладает над другим, там начинаются опасные нарушения. Нас всех объединяет святоотеческая формула, которую любил о. Александр: «В главном – единство, в спорном – свобода, во всем – любовь».

* * *

Ив Аман[9], доклад «Христианство в пути».

«Новый Завет аскетичен, зовет к самозабвению, учит бороться с грехом, но не отвергает земной жизни. В этом глубокое отличие христиан от кумранских монахов и от других христиан, ненавидящих все земное. Сейчас зло, которое было внутри, выступает наружу. На Западе, в условиях секуляризации, дехристианизации, появляются христиане, которые везде видят зло. О. Александр: «Надо научиться видеть доброе в мире. Все доброе в мире – от Бога». Он не хотел, чтобы его духовные дети оторвались от жизни, чтобы они оставляли свою работу».

Далее Ив Аман привел несколько изречений о. Александра:

«Христианин в современном мире – в этих словах целая программа. Если бы Бог хотел видеть нас христианами ХIХ века, он родил бы нас именно в ХIХ веке».

«Мы не отделены от мира каким-то колпаком – мы люди современного мира. На работе мы не должны афишировать себя христианами, но не должны забывать, что мы свидетели Церкви, чтобы это было во славу Церкви, а не наоборот».

«Соблазн разделить жизнь на две части – религиозную и светскую – всегда остается. Человеческая деятельность для христианина не должна превращаться в активизм. Наша краткая жизнь – школа вечности. Все, что в нас Божеское, должно расти и воспитываться. Поток мирских дел не должен нас захлестнуть. Мы должны быть современными людьми, но остаться настоящими христианами по духу, взглядам и жизни».

«Люди заворожены и оглушены духом века сего. Это далеко не ново и пройдет, как всякая мода».

Подытоживая, Ив Аман сказал: «Это говорит об ортодоксальности о. Александра. Один человек во Франции прочел его «Истоки религии» и вернулся к вере».

О. Александр: «Книга подобна стреле, пущенной из лука. Ты отдыхай, а она за тебя потрудится».

Заключительные слова Ива Амана: «Стрелы, выпущенные о. Александром, теперь летят не только в России, но и за ее пределами».

12.09.92

Я прочел доклад «Отец Александр Мень: взгляд на общественную жизнь»[10].

10.12.92

В отличие от многих, кого мы чтим, о. Александр весь в настоящем и будущем. Христианство о. Александра – это не только не ревизия учения, в чем обвиняют его обскуранты, а напротив, – творческое развитие и углубление христианства при абсолютной верности его духу.

Иное «христианство» преобладает у нас. Это христианство без Христа. Его имя поминают всуе, а духа Его нет. Это псевдо-, квазихристианство, пустая оболочка. Это ритуализованное, мертвое христианство, школа формального благочестия, которое воспитывают фарисеи, люди буквы.

* * *

В отношении к о. Александру сплелось все: зависть, невежество, комплекс неполноценности, злоба, ненависть.

12.12.92

Ритуальное христианство: шаг влево, шаг вправо – открываем огонь. Они считают, что на каждый вызов времени уже есть готовый ответ – см. катехизис. Это карикатурный катехизис: на самом деле христианство основано на свободе и творчестве.

13.12.92

Появились многочисленные материалы, которые ставят под сомнение православие о. Александра. Здесь обвинения в целом букете ересей, наветы и инсинуации, придирки. Но не они, а он приводит людей ко Христу.

11/12.05.93

О. Александр – это прежде всего явление духа.

22.07.93

О. Александр – учитель жизни, но это такой учитель, который учил не словами. Вернее, словами тоже, но лишь потому, что они были обеспечены золотым запасом – его личностью, его жизнью. Он учил прежде всего своим поведением, своим отношением к людям и больше всего – любовью. Школа любви – вот что он нам дал. Любви не сентиментальной, не снисходительной тем более, – а горящей, всеобъемлющей. Она из него истекала. Божественная любовь привела к созданию мира и человека. Любовь о. Александра просветляла и очищала душу, возвышала ее.

* * *

Это был самый свободный человек из всех, кого я когда-либо знал. В чем же коренилась эта свобода? Здесь надо обратиться к словам Христа: «Познаете истину, и истина сделает вас свободными». А что такое истина? «Что есть истина?» – спрашивал Пилат. Христос не ответил, потому что вопрос задан так, что отвечать бессмысленно. Надо спрашивать – Кто есть Истина? Истина – это не абстракция, не сумма знаний. Истина – живая, Она личностна. Истина – это Христос. «Я есмь Путь, Истина и Жизнь». Вот эту Истину – реальную, настоящую – отец Александр познал. Он соединился со Христом внутренне и потому был самым свободным человеком. И он нес в себе Истину. «Свобода вырастает из внутренней глубины человека» (о. Александр).

Теперь вопрос: как он познал Истину? Ответ ясен: верой.

* * *

О. Александр: «Ненависть – дух антихристианский».

* * *

Как мы живем? Нас же все время сотрясают гнев, раздражение, осуждение, зависть. А он как бы жил в другом измерении: спокоен, деятелен, радостен, дружелюбен, внимателен.

* * *

О. Александр: «Если люди погибают, это еще не значит, что они побеждены».

22/23.07.93

О. Александр – душа, преображенная верой в высший смысл бытия, в конечную победу Добра, в бессмертие духа и бессмертие человека. Не слепая, не бездумная вера, а основанная на внутреннем опыте.

23.07.93

Любовь о. Александра – открытость, терпимость, милующее сердце. Способность увидеть в другом такую же ценность, как в себе. Самоотвержение, самоотдача, служение. Жизнь – жертва.

09.09.93

Три года назад о. Александр был убит. Три года назад начался его путь в бессмертие.

Сын человечества.

^{Выступления, статьи, доклады}

За 10 лет, истекших со дня гибели отца Александра Меня, состоялись десятки, если не сотни, вечеров его памяти, проходивших чаще всего в годовщины его рождения и его смерти. Многие из них довелось вести мне, в иных я принимал участие. Я воспроизвожу здесь часть своих выступлений на этих вечерах, а также свои статьи и доклады об отце Александре, почти ничего в них не меняя, как некую летопись эпохи, которая позволяет увидеть, как углублялись оценки этого удивительного человека, знания о нем, как проступала как бы из тумана его фигура, становясь все более объемной и значительной.

По образованию я историк-архивист. Поэтому, относясь к этим выступлениям, статьям и иным документам как к своего рода историческим источникам, я счел нужным датировать их и указать место их произнесения или публикации. Текст выступлений воспроизводится по магнитофонным и письменным записям.

Письмо в Нобелевский комитет

В марте 1990 г. заместитель директора Библиотеки иностранной литературы Екатерина Гениева попросила меня написать текст ходатайства общества «Культурное возрождение» в Нобелевский комитет Стортинга о присуждении Нобелевской премии мира отцу Александру Меню. Я написал этот текст, мы, трое руководителей «Культурного возрождения», подписали его и отослали в адрес Стортинга.

Трудно сказать, как сложилась бы судьба нашего ходатайства в благополучных условиях (думаю, что у него были все шансы на успех), однако условия резко изменились: 9 сентября 1990 г. отец Александр был убит. К сожалению, Нобелевский комитет не присуждает своих премий посмертно, и наше обращение после этой даты не могло быть рассмотрено. Но каждое его слово можно подтвердить фактами. Воспроизвожу это ходатайство как документ эпохи.

В Нобелевский комитет Стортинга

Уважаемые господа!

Всесоюзное добровольное общество «Культурное возрождение» ходатайствует о присуждении Нобелевской премии мира священнику Русской Православной Церкви отцу Александру Меню.

Волею судеб в конце ХХ века Советский Союз стал поприщем грандиозной борьбы сил добра и сил зла. От исхода этой борьбы в решающей степени зависит, сохранится ли мир на планете Земля. Отказ от чудовищной социальной системы, породившей геноцид неслыханной протяженности во времени и пространстве, – это императив. Без этого мы не выживем. Более того, мы не только погибнем сами, но и взорвем мир. Современный мир настолько хрупок и взаимозависим, что победа сил реванша в нашей стране приведет к катастрофическим последствиям в глобальных масштабах. Однако такое развитие событий не фатально: мы можем и должны воспрепятствовать ему. Задача состоит в том, чтобы развал системы не перешел в распад общества.

В критический момент нашей истории, когда страна охвачена социальным, политическим и экономическим кризисом, когда ее сотрясают межнациональные конфликты, когда ей угрожают мощные процессы дезинтеграции, – единственной скрепой, способной уберечь общество от распада, является обращение к основополагающим общечеловеческим ценностям, составляющим духовный и нравственный фундамент цивилизации.

В этих условиях многолетняя самоотверженная работа отца Александра по духовному воспитанию миллионов людей приобретает важнейшее значение для сохранения гражданского мира в нашей стране. Его книги, статьи, проповеди, его лекции, выступления по радио и по телевидению находят кратчайший путь к человеческому сердцу, смягчают души, ожесточенные нищетой и трудной борьбой за существование, удерживают людей от рокового шага. Отец Александр стоит в одном ряду с такими гигантами духа, как Андрей Сахаров и Александр Солженицын. Его многотомный труд «В поисках Пути, Истины и Жизни», глубокое и необычайно яркое исследование духовных исканий человечества, известен на всех континентах планеты. Это относится также к его обширному Комментарию к Ветхому и Новому Завету, книгам «Сын Человеческий», «Таинство, Слово и образ», «Как читать Библию» и др. Если добавить сюда сотни научных и популярных статей, неизданный семитомный «Библиологический словарь», то отец Александр предстанет перед нами как крупнейший богослов, оригинальный философ и выдающийся ученый. Но мало этого: он еще и автор многочисленных слайд-фильмов на ветхозаветные и евангельские сюжеты («Моисей», «Давид», «Свет миру», «Апостолы» и пр.), о жизни святых («Франциск Ассизский», «Шарль де Фуко» и др.), на иные религиозные темы («Откуда все это?», «Туринская плащаница» и т. д.).

В течение десятилетий подвижническая миротворческая деятельность отца Александра проходила в условиях гигантского давления со стороны тоталитарного государства. Допросы, обыски, клеветнические статьи в газетах, другие формы преследования и психологического нажима – все было пущено в ход, чтобы воспрепятствовать его служению, чтобы его голос не доходил до людей. Ныне, когда обстоятельства изменились, слово отца Александра звучит в школах и институтах, в клубах и домах культуры, в рабочей и интеллигентской аудитории. Повсюду оно находит благодарный отклик, везде сеет мир в сердцах людей, тот мир, который заповедал нам Христос.

Особо следует отметить пастырскую деятельность отца Александра. Блистательный проповедник, замечательный литургист, проникновенный исповедник, он сделал жизнь своего прихода высоким образцом для других. Речь идет не только о массовой катехизации взрослых и детей или о создании богатой приходской библиотеки, но прежде всего об уникальной для нашей Церкви связи прихожан друг с другом. Феноменальное знание души, ситуации и жизненных проблем каждого из его прихожан позволяет отцу Александру безошибочно вести их по пути духовного возрастания, исцелять и укреплять их сердца. К этому следует добавить, что он воспитал плеяду высокообразованных и преданных делу священнослужителей. И не случайно скромный сельский храм, настоятелем которого он является, стал одним из главных духовных центров современной России.

Широкая экуменическая деятельность, направленная на сближение не только христианских конфессий, но и всех мировых религий, выступления на международных симпозиумах и конгрессах, активное участие в делах милосердия – все это проходит в русле той огромной миротворческой деятельности, которую ведет отец Александр.

Исходя из вышесказанного, выражаем твердое убеждение, что отец Александр Мень достоин высокого звания лауреата Нобелевской премии мира.

С глубоким уважениемПредседатель Всесоюзного добровольногообщества «Культурное возрождение»,директор Всесоюзной государственнойбиблиотеки иностранной литературы,народный депутат СССР,доктор филологических наук, профессорВ.В. ИвановЗаместитель председателя ОбществаЕ.Ю. ГениеваЗаместитель председателя ОбществаВ.И. Илюшенко23 марта 1990 г.

Надгробное слово

Новая Деревня. 11 сентября 1990 г.

Погасло наше светило. Ушел наш духовный отец, наш друг, учитель жизни. Ушел, потому что его убили. Весть об этом злодействе не укладывается в сознании – настолько она чудовищна.

Противостояние сил зла и сил добра стало в последнее время таким острым, что оно должно было вылиться и вылилось в безумную акцию, в какую-то судорогу, в конвульсию.

Силы зла подняли руку на самого лучшего, самого светлого, самого достойного. Я уверен, что они понимали, с кем имеют дело, понимали, кто такой отец Александр. Само присутствие его на свете было для них непереносимым. Мы не догадываемся о той духовной борьбе, которую он вел всю свою жизнь, все последние годы. Победить его в открытом бою было невозможно. Поэтому враг ударил подло, коварно, из-за угла.

Отец Александр был не только великим праведником – он был святым. Он часто говорил, что святой – это человек, служащий Богу. Именно это было смыслом жизни отца Александра. Он служил Богу, служил Церкви, служил Истине. Он был голосом Истины в наше время. И он служил нам – всем нам и каждому из нас. Он отдал себя без остатка. Он принес себя в жертву.

Отец Александр был не просто святым – его правильно назвать священномучеником, потому что он погиб за веру. Он дополнил число святых, убиенных за веру и за свидетельство, которое они имели.

В отце Александре с наибольшей полнотой отобразился Христос. Свет Христов горел в нем всегда – и все мы тому свидетели. Он дал нам великий урок, и это урок любви. Любовь – это то, чем он жил, чем было переполнено его сердце, что он отдавал нам.

Александр – значит «защитник людей». Он и был нашим защитником. И он будет нашим заступником, молитвенником за нас там, на небесах.

Вечная память нашему дорогому убиенному новопреставленному мученику отцу Александру. Вечная ему слава, вечный покой, вечная наша любовь.

16 сентября 1990 г.[11]

Мы понесли утрату, которую невозможно выразить никакими человеческими словами. Мы потеряли духовного наставника, пастыря доброго, данного нам Богом. Мы потеряли вождя. Вождя не в пошлом политическом смысле, а в исконном, глубоком смысле – как путеводителя. Мы потеряли учителя веры, учителя надежды, учителя любви. Он был живой иконой любви, и мы не уберегли его.

Я впервые по-настоящему понял состояние учеников Христа после Голгофы – это именно то, что мы испытываем сейчас. Очевидно, миру через две тысячи лет понадобилась еще одна страшная жертва. Она обличает порочность мира и немощность нас, его учеников.

Я не верю в случайность этой смерти. Напротив, я думаю, что она провиденциальна, то есть имеет духовный, мистический смысл. Без высшей воли ни один волос с его головы не упал бы.

Отец Александр был апостолом нашего времени и принял мученическую смерть как все апостолы. Он был послан в мир с очень важной миссией, и я думаю, что эта миссия – в том, чтобы остановить духовную деградацию в России и во всем мире, обновить христианство, придать ему новую динамику и новый облик.

Те, кто задумал и организовал его убийство, рассчитывали сорвать этот замысел. Но я думаю, что их расчет будет бит. Своим присутствием в мире, в нас, его духовных детях, своим колоссальным духовным, философским, богословским наследием отец Александр продолжит свое дело, смертию смерть поправ.

Я уверен, что он меньше всего хотел бы, чтоб мы впали в уныние, сломались, согнулись под тяжестью несчастья. Напротив, он хотел бы, чтоб мы вышли из этого страшного испытания окрепшими, закаленными, сплоченными. Вспомните слова Христа на Тайной Вечере: «Да не смущается сердце ваше». И еще: «По тому узнают, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою».

Вот я думаю, что этими заветами мы должны руководствоваться. Надо отбросить все мелкое, наносное, все обиды. Надо оставить всякие распри и взаимные обвинения. «Это все пустое», – помните, говорил отец? Мы должны наконец соединиться в одну семью. Мы действительно должны быть братьями и сестрами. Мы должны понести в мир тот свет, который зажег в нас отец Александр.

В Библии еще сказано: «Поражу пастыря, и рассеются овцы». И они действительно рассеялись. Но на короткое время. А затем из этих немощных, раздавленных горем, оцепеневших людей родились подвижники, праведники, столпы христианства. Мы должны нести дальше эту свечу, эту эстафету.

Вы помните, отец Александр любил повторять слова Христа: «Блаженнее давать, нежели брать». Отец Александр всю жизнь – давал. Он отдал себя по капле – миру и всем нам, принес себя в жертву. Это новый агнец, закланный за мир.

Теперь пришла наша пора отдавать – ведь мы его ученики, он напитал нас огромным духовным богатством. Нам есть что сказать людям. И, главное, мы должны донести до них мысли, слова, дела отца Александра.

Я и при жизни считал его святым. А теперь, если кому-то нужны доказательства, эта святость подтверждена его жизнью и его смертью. И мы свидетели этому. Я уверен, что его могила будет окружена народным поклонением. Я уверен, что на ней будут явлены чудеса и исцеления. Всякой канонизации предшествует народное почитание, и оно уже началось.

Многие задавали вопрос: «Как мы теперь будем жить?» И я отвечал: «Мы будем жить в его присутствии». С самого первого дня его смерти я молюсь: «Святый отче Александре, моли Бога о нас!»

30 сентября 1990 г.[12]

Я знал отца Александра в течение многих лет и видел его в разных ситуациях. У него было очень живое, переменчивое лицо, реагирующее мгновенно на любое слово, взгляд, интонацию, необыкновенной лепки лоб, вьющиеся черные, а потом с густой сединой волосы, очень внимательные, то искрящиеся юмором, то серьезные, то ласковые, то грустные глаза со светло-светло-карей опушкой. Я видел его сосредоточенным, радостным, удивленным, веселым, возвышенным, задумчивым, вдохновенным, но никогда – трагическим.

У Анны Ахматовой есть стихотворение:

Когда человек умирает,

Изменяются его портреты.

По-другому глаза глядят, и губы

Улыбаются другою улыбкой.

Я заметила это, вернувшись

С похорон одного поэта.

И с тех пор проверяла часто.

И моя догадка подтвердилась.

Вот так изменились портреты отца Александра: на них лежит трагический отсвет. А раньше этого не было.

Фотография – вещь таинственная: в ней содержится вся информация о человеке начиная с детства, нечто вроде астрального портрета. И есть люди, умеющие эту информацию считывать. Очевидно, трагизм скрыто присутствовал в этом человеке, и теперь его лицо на фотографиях носит явственный отпечаток высокой трагедии.

Я познакомился с ним заочно. В конце 60-х вышел фильм Михаила Калика «Любить…» Он прошел в Москве по кинотеатрам третьего ряда и быстро был снят, а потом и вовсе запрещен, потому что Калик решил эмигрировать. Всю эту картину было приказано смыть с пленок, что и было исполнено. Остался, может быть, единственный экземпляр фильма, который Калик увез с собой в Израиль. Вот этот-то экземпляр перед отъездом он показал втайне в каком-то клубе около метро «Аэропорт». Там я его и увидел. Это был то ли 69-й, то ли 70-й год. Публика была почти сплошь диссидентская.

Фильм произвел на меня сильное впечатление. Он был документально-художественным, точнее, художественным с документальными вставками. Эти вставки представляли собой интервью со священником. Он говорил о любви. Но как говорил! Меня поразили свежесть, глубина и оригинальность его мысли. Так никто не говорил. От всего фильма в памяти осталось только это – легкость, блеск, точность, духовная высота, непередаваемый юмор отца Александра (я только потом узнал, что это был он). Все остальные сюжеты померкли.

Прошло некоторое время, и я увидел отца Александра не на экране, а в жизни (я познакомился с ним в середине 70-х). Все совпало, и более чем совпало, потому что он был неизмеримо богаче своего экранного образа. И опять – фейерверк мысли, остроумия, радости, света. Именно свет, сияние исходили от него. Я сразу полюбил его. Его нельзя было не любить.

У него было не лицо, а лик. От него трудно было отвести глаза. Его обаяние было непреодолимым.

Есть разные типы людей. Грубо говоря, два основных типа: созерцательный, рефлектирующий, человек мысли и – практик, человек дела. В отце Александре в равной мере сочеталось то и другое – необычайная энергия действия и необычайная сила мысли. Причем никакого зазора между словом и делом не было: слово было одновременно делом. Вообще гармонией отмечено в нем все – и облик, и слова, и мысли.

Не перестаешь удивляться: сколько же сумел сделать этот человек за одну-единственную жизнь! Говорят, он сделал столько, сколько несколько академических институтов. Да ничего подобного! Никакие институты, ни порознь, ни вместе, не сделали и не могли сделать то, что сделал он один. Это было под силу только такой могучей личности. Он сделал, в частности, то, о чем мечтал, но не смог реализовать Владимир Соловьев, – осмыслил, проанализировал и в сжатой форме описал духовный путь человечества, его философские и религиозные поиски на протяжении всей истории. Причем небывалая глубина исследования непостижимым образом сочетается с простотой, доступностью и художественностью изложения. И это не единственное его достижение.

Каждое его появление в Церкви было вспышкой света. Все освещалось и освящалось – храм, лица людей, души. Но таким же явлением света, сосредоточенного и сильного, или же, если воспользоваться образом Цветаевой, световым ливнем, было само его пребывание на Земле. Это было мощное, все возрастающее горение духа. Я говорю «было», но на самом деле – есть. И будет.

Его проповеди всегда были потоком – не потоком сознания, а потоком духовной лавы, которая горит, но имеет берега. Когда он возглашал: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа!» – его голос звенел, как голос древнего пророка, и вы сразу переносились из мира обыденности в иной мир, «где нет болезни, печали и воздыхания». Когда он служил литургию, лик его становился грозным, иконописным. Когда он пел «Отче наш», он становился похожим на апостола.

Из всех живших на Земле в наше время людей Христос с наибольшей полнотой отобразился в отце Александре. Надо это, наконец, понять. Он повторил путь Христа и, как Христос, принял мученический венец.

Мы входим здесь в сферу сакрального, мистического. Достоевский однажды сказал, что Пушкин унес с собой некую тайну, и мы теперь без него эту тайну разгадываем. Вот и тайну отца Александра мы должны теперь разгадывать.

Разгадаем ли? Сам отец Александр говорил, что разгадать можно загадку, а тайну – нет. И это правильно, это прекрасно. На иконах Христос или Богородица часто изображаются внутри некой сферы, внутри овала. Это символ иного, небесного измерения. Находясь в измерении земном, мы не можем постичь небесного – нам это не дано. Нам даны только намеки, подобия, и даны они лишь потому, что мы сами – образ и подобие Божие. А отец Александр жил сразу в нескольких измерениях – во многих временах и во многих пространствах.

Он, как никто, ощущал присутствие Христа в мире – не в далеком прошлом, а здесь и сейчас. Он говорил, что Христос всегда стучится в двери нашего сердца и встреча с Ним – встреча внутренняя, в глубине сердца. Только от нас зависит, произойдет ли она. Христос был стержнем и смыслом его жизни, как и у других великих святых. Однажды он сказал о преподобном Сергии: «Вера его была не возбужденной, не святошеской, а здравой, твердой, надежной, спокойной, уверенной, как весь характер святого Сергия».

Вот такая же вера была у самого отца Александра. Теперь мы знаем, «делать жизнь с кого» – совсем не с того, кто стоит на Лубянской площади, повернувшись спиной к своему учреждению.

Отец Александр оставил нам высочайший образец – пример собственной жизни. Я мог бы сказать вслед за Шекспиром: «Он человек был в полном смысле слова». Но это была бы не вся правда, да и слова эти затерты. Я даже не стал бы говорить вслед за Гоголем, что это русский человек в его развитии, каким он будет через двести-триста лет: я не верю, что такие люди будут через двести-триста лет.

Мы жили при нем, как у Христа за пазухой, как за каменной стеной. Нам было покойно и тепло. Теперь стена рухнула, и мы должны – нет, мы обязаны! – встать на собственные ноги.

Есть странные сближения, странные знаки, которые мы понимаем только ретроспективно. Юлиан Семенов, ценивший отца Александра и выступавший в 1990 г. вместе с ним в спорткомплексе «Олимпийский», одним из первых стал печатать его в своем ежемесячнике «Совершенно секретно» и даже ввел в состав редакционного совета. За месяц до убийства отца Александра этот ежемесячник поместил статью «Неоконченный реквием». Всю первую полосу этого номера занимал огромный топор…

Убийство отца Александра стало духовной катастрофой. Это злодейство потрясло всех – не только христиан. Я не завидую участи убийц, и еще меньше – участи тех, кто их натравил. Среди них, к сожалению, – люди, причастные к Церкви.

Церковь – учреждение богочеловеческое, и то, что в ней от человеческого, несет на себе отпечаток всех грехов и пороков общества – мира в широком смысле. Мало того, в Церкви искушения более опасны и изощренны, страсти более сильны, чувства более обострены, и это чревато тяжкими последствиями. Но то, что в Церкви от Бога, многократно сильнее любых человеческих слабостей и преступлений. Смерть отца Александра может пробудить спящих, открыть глаза многим, привлечь их сердца к истинной Церкви Христовой. Продолжать жить так, как живет сейчас большинство людей, значит готовить Апокалипсис.

Сейчас всех волнует переход к рыночной экономике, заседания Верховного Совета, митинги и забастовки, но – не убийство священника на подмосковной станции, утром, когда встает солнце. Между тем это несопоставимые по масштабу события. Сейчас это ясно немногим, потом станет ясно многим, и придет время, когда это будет ясно всем.

Отец Александр Мень останется для нас учителем. Учителем веры, надежды, любви. Веры в то, что Господь ведет нас и не даст нам погибнуть. Надежды на милость Божию. Любви к Богу и к его творению – человеку. Отец Александр жил верой и учил нас жить так же. Он говорил: «Если человек обретает веру – это не значит, что он нашел что-то другое; а он нашел самого себя, он нашел то глубокое, что живет всегда в нашем сердце».

19 октября 1990 г.[13]

В одном из своих последних писем отец Александр писал: «Я воспринимаю это время как суд Божий. Теперь мы все узнаем, кто на что способен. Думаю, что сделать что-то можно лишь с помощью свыше. Обычных сил недостаточно».

В другом письме, прошлогоднем, он писал: «Сегодня, как и вчера, я чувствую себя только орудием в Божиих руках. Все делается само собой. Я только рад, что что-то могу сделать, но не своими силами, а с нечаянной помощью свыше».

Эти свидетельства драгоценны.

Мы расцветаем, когда сердца нашего коснется благодать, а отец Александр всегда пребывал в состоянии благодати. Он был человеком всесторонне одаренным и развил все свои способности до высочайшей степени. Но произошло это потому, что он открыл себя Провидению, открыл свое сердце Творцу с самого детства, и его вера – твердая и неколебимая – была вознаграждена. Но велика была и ноша, возложенная на него.

Он совершал свое священническое, свое апостольское служение с любовью и смирением. Это была жизнь, целиком отданная Христу, а значит, и людям. Он дарил себя без остатка, он излучал в мир ту божественную любовь и благодать, которой был переполнен. Он осознанно и сокровенно нес свой крест до конца, и он без колебаний принес себя в жертву.

И потому то, что произошло на восходе солнца 9 сентября, – это не только антихристианская, но и антихристова акция. Для наших отечественных бесов он был самым ненавистным человеком. Само пребывание его на Земле было непереносимо для них. Это была фигура вселенского масштаба, святой и апостол. Свет, который горел в нем, тьма объять не могла. И грандиозности этой фигуры соответствует чудовищность преступления. Здесь или там, кара настигнет и убийц, и их вдохновителей. Пытаться спрятаться от Того, Кто «мысли и дела знает наперед», – напрасный труд.

Всю свою жизнь отец Александр противостоял силам зла, силам распада, силам духовной энтропии. Он высился между нами как скала, о которую разбивались волны безумия и хаоса. То, что совершилось, по замыслу организаторов преступления призвано остановить развитие России по пути живого христианства. Духовная деградация однажды уже привела нашу страну к гигантской конвульсии – Октябрьскому перевороту 17-го года. Сейчас мы стоим на пороге новых испытаний. Это убийство – начало нового Смутного времени.

Но вслед за отцом Александром мы должны быть уверены, что рука Всевышнего, что сила, поддерживающая мир, нас не оставит. Промысел проявляет себя на каждом витке истории. Суд Божий идет, и «теперь мы все узнаем, кто на что способен». Пример отца Александра, пример его подвига всегда будет с нами как образец жизни священника, человека, христианина. Чудо веры, явленное им, спасет тысячи и тысячи. Если Господь призывает на служение таких людей, как Александр Мень, – значит, христианство в России выстоит вопреки всему.

30 октября 1990 г.[14]

Мы собрались сегодня для того, чтобы почтить память великого человека современности – духовного наставника, учителя жизни отца Александра Меня. Сегодня 52-й день со времени его злодейского убийства.

Со смертью каждого человека что-то непоправимо меняется. Каждый уносит с собой целый мир – единственный и неповторимый. И это трагично. Но когда погибает человек, налагающий печать на эпоху, погибает гений, безвременно и насильственно, в разгаре своего общественного служения, – тогда трагизм возрастает тысячекратно.

Почему небольшое подмосковное село Новая Деревня стало духовным центром России? Потому что здесь был центр кристаллизации восходящих духовных сил – отец Александр Мень. Живя и работая в расхристанном, расчеловеченном обществе, он взял на себя гигантскую задачу обновления христианства, нравственного и религиозного возрождения России, восстановления человека в человеке. Это был титанический труд – вопреки всему, независимо от условий. В области духа он был тем же, кем был Микеланджело в области искусства.

Один исторический деятель сказал, что коммунистом можно стать только тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество. Оказалось, что он ошибся. Оказалось, что коммунистом можно стать, вовсе не утруждая себя какими-либо знаниями. Более того, они ему противопоказаны и только мешают.

А вот отец Александр (не будучи, естественно, коммунистом) действительно овладел сокровищами мировой культуры, причем в очень юном возрасте. Это касается и литературы, и философии, и архитектуры. Он прочел в подлиннике все великие книги, и не просто прочел, но самостоятельно проанализировал, дав глубокую и оригинальную оценку ведущим философским и богословским концепциям.

Ему было 20 лет, когда он написал замечательную книгу «Сын Человеческий». А между 30 и 40 годами он создал настоящую эпопею – шесть книг, составивших цикл «В поисках Пути, Истины и Жизни», – от «Истоков религии» до книги «На пороге Нового Завета». В приложениях, комментариях, примечаниях – ссылки на тысячи проштудированных им книг, написанных на разных языках. И не только ссылки, но анализ многих источников, иногда – краткие рефераты. Я не говорю уже о тысячах его проповедей, статей, лекций, книг, включая многотомный «Словарь по библиологии». Уверен: пройдут годы, и все это будет признано классикой.

Его эрудиция просто поражала. Вы могли задать ему вопрос из любой области знания и мгновенно получали краткий, точный и афористичный ответ, как будто он долгое время думал только об этом.

Но главным в нем была вовсе не эрудиция, а его вера. В 12 лет он услышал духовный призыв, которому остался верен до конца. Отец Александр – один из немногих, кто принял Евангелие всерьез, принял Христа всерьез, принял Его в свое сердце, посвятил проповеди Христа всю свою жизнь, никогда от этого не отступал. И каковы плоды этой несокрушимой веры, мы видим сегодня: вера спасает не только человека, живущего ею, но и тех, с кем он соприкасается.

Отец Александр не раз говорил, что Тот, Кто создал этот невероятный космос, со звездами, галактиками и человеком, не ограничился лишь актом творения. Он поддерживает наш мир, нашу жизнь и сейчас и всегда. И если бы Творец перестал это делать хотя бы на мгновение – пресеклось бы наше дыхание, все распалось бы на мельчайшие атомы, все обратилось бы в прах. «Не Бог в мире, а мир в Боге», – говорил он. То есть мир имеет духовное основание – таков закон этого мира, закон жизни.

Подобно этому есть другой закон: Земля стоит на праведниках и святых. Именно они скрепляют наш мир. Без них он рухнул бы, все погрузилось бы во мрак бездуховности. Таким праведником и святым, апостолом нашего времени был отец Александр Мень. Его жизнь была совершенна, как шедевр, все части которого составляют одно гармоническое целое.

Он очень часто говорил, что не все из нас доживут до следующего года, что Творец может призвать нас к Себе в любую минуту. Но мы никогда не думали, что это в той же степени относилось к нему самому. Казалось, он есть и пребудет.

Не знаю, утихнет ли когда-нибудь наша боль, но знаю, что масштаб личности отца Александра будет осознан не сразу. Его значение будет только возрастать. И потомки будут завидовать нам, завидовать тому, что мы могли слышать и видеть его, любоваться им, любить его…

На следующий день после убийства простая женщина из Новой Деревни сказала об отце Александре: «Мудрость божественная». Вот это верное слово: не ум, который очень часто уходит у нас в хитрость, а мудрость. Мудрость, чуждая самолюбованию, всякой позе, всякому эффекту, пафосу дистанции. Мудрость, сделавшая эту жизнь чудом, наполнившая ее глубоким смыслом.

Одну из последних своих лекций – о матери Марии Кузьминой-Караваевой, русской монахине и героине французского Сопротивления, – отец Александр закончил так: «Отдать себя до конца – вот это и есть совершить евангельский подвиг. Только этим спасается мир».

Оказалось, что это о нем самом.

В той же лекции прозвучали слова: «Итак, мы прощаемся». Да, мы прощаемся. Но не расстаемся: отец Александр остается с нами. И мы встречаемся с ним сегодня. Здесь и теперь.

9 февраля 1991 г.[15]

Сегодня ровно пять месяцев со дня убийства Александра Меня. Чем больше будет отдаляться от нас черный день 9 сентября 1990 г., тем больше будет вырастать фигура отца Александра. И это естественно: современникам трудно оценить его духовный подвиг во всей полноте. Многое от нас ускользает, многое откроется позже. Одно несомненно: этот человек наложил неизгладимую печать на нашу эпоху, и это, пусть смутно, мы начинаем осознавать.

У отца Александра есть еще не опубликованная работа «Парадоксы Альберта Швейцера»[16]. Одним из таких парадоксов он называл присущее Швейцеру «сочетание трезвости и нравственного идеализма». Но это же можно сказать и о нем самом. Это для него было в высшей степени характерно: никаких иллюзий в отношении мира и человека, но никакого отчаяния – только вера. Глубокое знание человеческой души, ясный, реалистичный, без иллюзий взгляд на мир, на общество и на Церковь и вместе с тем – абсолютная уверенность в конечной победе Света и Добра. Я думаю, эта же духовная трезвость – в основе его точных оценок людей, характеров, ситуаций.

Однажды я спросил его, как он смотрит на перспективы перестройки: выйдет ли из этого что-нибудь? Причем этот разговор происходил в очень благополучное, восходящее время, когда все были в эйфории от сияющих горизонтов демократии – еще не существующих, но как бы уже реальных. Он сказал: «Ну, это же такая глыба!» И все. Необычайно кратко, но это был глубокий ответ. Расшифровывайте сами.

Все свои таланты он развил и умножил стократно. Возьмите его писательский дар: «В поисках Пути, Истины и Жизни» – это захватывающее чтение. Читается лучше любого авантюрного романа, потому что это приключения духа, описанные Мастером. А ведь это не просто беллетристика – это раскрытие сложнейшей философской и религиозной динамики на протяжении тысячелетий, на разных континентах. И тут необычайная ясность, простота и доходчивость, при том, что он нисколько не жертвует глубиной и сложностью. Как это сделано? Непонятно.

Таковы же и его лекции. Это и богословие, и метафизика, и глубокая интуиция, и научная рефлексия, и нравственное поучение. И – юмор.

А возьмите его деятельность священника. Отец Александр – это великий пастырь, причем пастырь добрый. Он увлек на путь Добра, на путь Истины десятки и сотни тысяч людей. Как проповеднику ему не было равных.

Можно сказать, что отец Александр – это человек-оркестр, и все «инструменты», на которых он играл, одушевляла вера, сильная и непоколебимая.

У Баха есть «Хорошо темперированный клавир», а у нас – хорошо организованный хаос. Жертвой этой «организации», реализовавшей самый деструктивный сценарий, и стал отец Александр. Но организаторы просчитались, я уверен в этом: мелодия, которую вел Александр Мень, будет звучать вечно.

Сын человечества[17]

Наша эпоха окрашена в цвет крови. ХХ век стал веком духовной и социальной мутации, и для России это обернулось национальной катастрофой. Точнее, цепью катастроф, каждая из которых была следствием и продолжением предыдущих. Реализация утопии, порожденной кризисом христианства, потребовала геноцида, неслыханного по числу жертв и по протяженности во времени и пространстве.

Раньше ставились храмы «на крови» – крови мучеников, святых, невинно убиенных. Но теперь уже больше не храмы – вся Россия стоит на крови.

Жертвами, по сути, стали все – и победители, и побежденные, и наши отцы, и мы, и наши дети. Болезнь поразила и социум, и человеческие души, и причины этой болезни – в сфере духа.

Понятно, что и лечение здесь должно быть прежде всего духовным. Только воскрешение, только возрождение духа может преобразить и страну, и сердца людей.

Но это невозможно без Промысла Божия. И это невозможно без новой жертвы.

Для великой миссии Господь посылает на Землю апостолов («апостол» и есть «посланник»).

Таким апостолом и был отец Александр.

Он жил и работал в условиях тупиковой цивилизации, в расхристанном, расхристианенном обществе, где расчеловечивание в течение десятков лет было государственной политикой. И потому главной для него была задача собирания духовных сил, задача обновления христианства, придания ему нового облика и новой динамики. Но это обновление – одновременно возвращение к истокам, к первоначальной новизне, освобождение христианства от ржавчины, коррозии, языческих наслоений. Если не бояться громких слов, то надо сказать: миссия отца Александра состояла в том, чтобы евангелизировать полуязыческую Россию и тем самым повернуть ось мировой истории.

Россия – это роковая, заклятая страна, и судьбы мира, быть может, в решающей степени зависят от того, что с ней происходит. Корнем ее бед и страданий стало извращение христианства, то, что Н. А. Бердяев определял как двоеверие, т. е. соединение православной веры с язычеством. Оно имело своим следствием идеализацию темных начал русской стихии и архаического уклада народной жизни, мракобесие и бескультурье не только масс, но и официальной церковности.

Увлечение темным вином русского бунта и воинствующее безбожие не в последнюю очередь обязаны своим возникновением и своим разгулом недолжному состоянию православной Церкви. Приятие (и освящение) государственного диктата, пренебрежение, если не презрение, к свободе человека не были случайными для Церкви: язычество проникло в самую ткань православия, породив обрядоверие и оскудение духа. Духовная деградация в конце концов привела к гигантской социальной судороге – Октябрьскому перевороту.

Бердяев справедливо писал об «исторических грехах православия»: «…лжерелигия коммунизма образовалась потому, что христианство не исполняло своего долга и было искажено. Официальная Церковь заняла консервативную позицию по отношению к государству и социальной жизни и была рабски подчинена старому режиму».

После революции эта позиция в целом осталась неизменной и даже усугубилась. За отступничество Церкви от своего духовного призвания страна заплатила жизнями миллионов верующих (как и неверующих). Однако иерархия (особенно после смерти патриарха Тихона) в своем большинстве безоговорочно подчинилась атеистической власти и пошла на постыдное сотрудничество с тоталитарным режимом. Коллаборационизм епископата морально подтачивал Церковь. Так продолжалось десятилетиями.

Выбор оказывался трагическим: либо языческая и богоборческая квазирелигия коммунизма, либо полуязыческое и ущербное православие, искусственно консервировавшее лишь внешнюю, обрядовую сторону христианства. В результате религиозная жажда утолялась из мутных источников, что привело к духовному растлению народа и укоренению нравственного релятивизма.

Все это полностью противоречило духу христианства. На руинах, на пепелище надо было воздвигать новый храм. Надо было заново христианизировать тяжело больную страну.

Этот крест и взял на себя отец Александр. У него были предшественники и сподвижники, но условия Катакомбной Церкви и гонения на религиозных диссидентов не позволяли выполнять миссию преображения жизни: сил хватало лишь на то, чтобы не угас огонек свечи. Требовались экстраординарные, невероятные усилия и мощная поддержка Святого Духа: только так можно было поколебать косную стихию, только так можно было пробудить людей от духовного сна.

Христос воплотился ради исцеления человечества, падшего, греховного. Отец Александр продолжил дело Христа: он исцелял Россию и тем самым – все человечество.

Он не раз говорил, что христианство – религия будущего и нам еще предстоит дорасти до него, а на это могут потребоваться тысячелетия.

Он – дорос.

Христос был целью и смыслом его жизни, ее стержнем, ее путеводной звездой. Его понимание христианства было удивительно ясным, глубинным и современным. Если воспользоваться выражением Гоголя, можно сказать: отец Александр смотрел на христианство «свежими, нынешними очами». И вместе с тем он воспринимал его в первоначальной чистоте, в новозаветной первозданности.

В книге «Сын Человеческий» отец Александр рассказал о Христе, и это было новое прочтение Евангелий, приближавшее их к людям ХХ века, раскрывавшее неисчерпаемость личности Спасителя.

В статье «Основные черты христианского мировоззрения» (журнал «Символ», № 21, июль 1989) он дал сжатое изложение своего кредо. Здесь затронуты все аспекты отношения христианина к Богу, Церкви, миру и человеку, к жизни и смерти, добру и злу, свободе и разуму, к вере, надежде и любви.

Этот очерк, почти конспект, опирающийся на учение Слова Божия и опыт Церкви, был дополнен и развит в необычайно вдохновенной и поэтической лекции под названием «Христианство», последней лекции отца Александра, прочитанной вечером 8 сентября, накануне его гибели.

По его убеждению, христианство соединяет ограниченный человеческий дух с бесконечным Божественным, исповедует свободу как один из важнейших законов Духа, утверждает ценность жизни и творчества, высочайшее достоинство человеческой личности. Христианство – это победа над злом, над тьмой, над грехом. Христианство – это новая жизнь, это вера, действующая любовью.

Христианство – религия живых, а не мертвых, и, чтобы оставаться живым, оно должно изменяться с каждой новой эпохой. Оно формирует каждую эпоху и взаимодействует с ней. Живое христианство говорит с каждым новым поколением и каждым человеком на понятном ему языке, оно непременно должно углубляться, открывать новые горизонты. А для этого необходимо обновление христианства, более глубокое понимание Христа, Слова Божия, запечатленного в Писаниях. Христианство имеет непреходящую новизну, но для того, чтобы она была явлена людям, необходимо как бы снимать патину с него, не давать ему окаменеть, застыть, превратиться в догму, в мертвую схему.

Отец Александр понимал это лучше всех и потому подчинил свою жизнь проповеди Бога Живого. Для него Христос был не просто ипостасью Троицы, Логосом, Который воплотился в Иудее во дни императора Августа и царя Ирода, жил при Тиберии и прокураторе Понтии Пилате, нес людям спасительную Истину, был распят, потом воскрес и вознесся на небеса. Все это, конечно, непреложно, но главным для отца Александра было не это. Главным было присутствие Христа в мире после Воскресения – и не в туманные исторические времена, а в наше время, здесь и теперь.

Он не уставал повторять нам, что Христос присутствует в мире постоянно, что Он с нами, что «Воскресение не просто событие, локализованное во времени и пространстве, а это таинственная, глубочайшая, реальная, потрясшая мир метаморфоза». С тем Христом, Который идет из Вифании в Иерусалим, мы можем встретиться в книге или в воображении, «но с тем Христом, Который восстал из мертвых, мы встречаемся внутренне, потому что в нашей душе есть голос Бога, очи Бога, облик Бога, соотнесенность вечного с временным, конечного с бесконечным, Божественного с человеческим».

Таким образом, смысл Воскресения – актуальный, сегодняшний – в том, что оно взрывает пространственно-временную локализацию, и поэтому Господь всегда с нами, нет дня, когда бы Он не стучал в двери нашего сердца. И от нас зависит, откликнемся ли мы на Зов, хотим ли мы диалога, хотим ли Встречи.

Так он учил нас. Это были и вера и знание – слитно, потому что вера – это особый вид знания – целостного, схватывающего истину без логических опосредований. И знание это достоверно и неопровержимо.

Вся жизнь отца Александра прошла со Христом, с Которым он внутренне соединился и постоянно взаимодействовал. Который был для него и Богом, и Собеседником. Живым, реальным, реальнее, чем все живые мертвецы. Христос отобразился в нем с необычайной полнотой, и это делало его слово неотразимым: он говорил как властьимущий.

Отец Александр впитал в себя мудрость веков и в то же время был в полном смысле слова современным человеком. Это была ренессансная личность, но совсем непохожая на представителей европейского гуманистического Возрождения. Если что и роднит его с ними, так это универсализм, эрудиция, глубокие познания, а человекобожество, выросшее на почве этого Возрождения, было для него чуждым и неприемлемым.

Нет, отец Александр был человеком нового, религиозного ренессанса, великим продолжателем Отцов Церкви, христианских мыслителей, и прежде всего Владимира Соловьева, Николая Бердяева и Георгия Федотова. Он пошел по их стопам, но во многом превзошел этих титанов духа. Его блистательная эпопея «В поисках Пути, Истины и Жизни», другие книги, проповеди, статьи – это философская и богословская классика. И это пример подлинного историзма.

Он овладел мировой культурой в ее полноте и целостности. Он не создавал какой-то новой философской или теологической системы, но углубил и развил мировую религиозную мысль. Отличительная черта его философии – христоцентризм. Правильнее было бы говорить здесь не о философии в традиционном смысле слова, а о богопознании. К нему самому применимы те слова, которые он сказал о пророке Осии: «Богопознание – это не отвлеченное богословие, а живое, реальное приближение к Богу через веру и любовь».

Как я относился к отцу Александру? Думаю, как и многие, кто знал и любил его: с благоговением. Я видел перед собой идеального человека, наделенного всеми дарами земными и небесными. И это был не герой романа, а живой человек, из плоти и крови. Это был самый живой человек из всех, кого я когда-либо встречал. Гениальная интуиция, могучий интеллект, тончайшее чувство юмора – все было при нем. Священник и богослов, писатель и философ, пламенный проповедник, мыслитель вселенского масштаба – это лишь некоторые грани его удивительной личности.

Я всегда восхищался им, этим поразительным сочетанием силы и нежности, глубочайших знаний и простоты, духовного величия и целомудренной скромности. Он никогда не выказывал своего превосходства. Он был чужд всякого эффекта, позы. Он всегда оставался самим собой.

Несравненный знаток человеческого сердца, он находил для каждого единственно верные слова. Он не снисходил к страждущему, будь это полуграмотная старушка, подросток или рафинированный интеллигент, а обнимал его как друг и отец, исцелял его словом сочувствия и любви.

Он отказывался выстраивать какую-либо дистанцию между собой и другим. Это зависело от вас – чувствовали вы эту дистанцию или нет. А она была громадна, неизмерима.

Как и апостол Павел, он говорил с каждым на его языке. Никогда ни с кем мне не было так легко, так покойно, так надежно. Одно его присутствие вселяло уверенность и спокойствие. Не любить его было невозможно. Только очень дурной человек мог противиться его обаянию. От него явно исходила благодать, веяние Духа было постоянным и сильным. Если еще раз обратиться к Гоголю, то, перефразируя его, надо признать: отец Александр – это вселенский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через тысячи лет. То, что мерцало и брезжило в далеких пределах, в нем было явлено со всей полнотой.

Почитайте его книги, статьи, послушайте его проповеди. Они необыкновенно поэтичны. Он видел красоту сотворенного Богом мира в шуме волн, полете птицы, в каждом цветке, восходе солнца, в глазах человека, в улыбке ребенка – во всем, во всем. Только наша духовная слепота не позволяет нам видеть эту красоту, радоваться миру и благодарить Творца.

Отец Александр – мученик, и погиб он за проповедь Христа. Он дополнил число святых, «убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели» (Откр 9,6). Вся его жизнь – свидетельство о Христе, Его присутствии в мире, о воплощении Духа Христова в человеческом роде.

Жизнь и смерть отца Александра составляют единое целое. Такую жизнь, очевидно, должна была увенчать такая смерть. Да и могло ли быть иначе при столкновении кристально чистой души с миром зла и насилия?.. В этой жизни не было ничего случайного. Начиная с духовного призыва, услышанного в детстве, и до самого конца она развертывалась как мистерия. Его путь подобен стреле, летящей точно в цель.

Его жизнь была непрестанно длящимся чудом, и мы тому свидетели. Это было прежде всего чудо веры, чудо любви, потому что вера отца Александра горела любовью. Любовь – это то, чем он жил и дышал, что изливалось из его сердца. Он выполнил обе главные заповеди – о любви к Богу и любви к человеку. Он положил жизнь свою за други своя и принес себя в жертву. Это была вольная жертва – ради спасения людей, и он пошел на нее не колеблясь.

Мученическая гибель отца Александра завершает его духовное восхождение к престолу Творца. Эта гибель тоже совсем не случайна. Сводить все к уголовщине – значит низводить трагедию святого и пророка на уровень криминальной хроники. Борьба добра и зла – это не только метафора. Это реальное противоборство полярных духовных сил. Отец Александр противостоял злу как, может быть, никто в этом мире и потому притягивал к себе зло. Он был центром кристаллизации восходящих духовных сил, и это было осознано противной стороной в полной мере. Расправа над ним есть признание его выдающейся роли. И это не просто убийство, а казнь по приговору тайного трибунала.

Кто стоял за убийцами? Конечно, враги Христа, враги христианства. Именно для них проповедь отца Александра была наиболее страшна. Именно для них его общественное служение, его обращение к массовой аудитории было нестерпимо. Конгломерат темных сил объединился, чтобы пресечь это служение, чтобы преградить путь Богу Живому. Отец Александр был слишком опасен, а победить его в открытом бою было невозможно. Единственным выходом для заговорщиков оставалась «акция».

Это убийство есть конец одной эпохи и начало другой. Оно открывает новую полосу политического террора. Оно знаменует вступление в новое Смутное время.

И оно обличает ужасающее духовное состояние не только мира, но и Церкви. Без экспансии язычества в современное православие это преступление было бы немыслимо. Фактически мы имеем дело с рецидивом язычества как вне, так и внутри церковной ограды. А это означает, что вся страна стала зоной бедствия.

Смерть отца Александра – это духовная катастрофа. Она отозвалась эхом во всех мирах. Она способна отбросить восхождение России к христианству на десятки лет. Гибель того, кто своей духовной мощью ограждал нас от хаоса и распада, разнуздала подземные страсти. Но означает ли это, что расчет сил зла оказался верным, что они могут торжествовать победу?

Нет, замысел негодяев будет сорван, князь тьмы потерпит поражение. Вдохновители убийства замахнулись на то, что им не подвластно, что превышает их разумение. Отец Александр, стяжавший Духа Божия, вошел в Небесную Церковь. Тысячи вокруг него спаслись еще при его жизни, сотни тысяч он привлечет ко Христу самой своей мученической кончиной. Свет, который горел в нем, зажжется в миллионах душ.

Отец Александр прошел тесными вратами и узким путем. Его воля была устремлена ко Христу, а сердце открыто Небу. Его жизнь, отданная Богу и людям, исполнена глубокого смысла. Это жизнь-творчество, жизнь-служение, жизнь-литургия. Неустанный труд души, подвиг жертвенной любви принесли чудесные плоды.

В жизни отца Александра все символично. Он родился 22 января, в день памяти одного из любимых своих святых – Филиппа, митрополита Московского, убитого за правду, за верность Христу. Хоронили настоятеля новодеревенской церкви 11 сентября, в день Усекновения главы Иоанна Крестителя, Предтечи Христа, великого пророка, тоже убитого за правду, за свидетельство, которое он имел. На 40-й день по смерти отца праздновалась память пяти Московских и Всея России чудотворцев, и среди них опять-таки был святитель Филипп.

Символично само имя нашего духовного отца: ведь Александр означает «защитник людей», а Мень – это Man, Человек. Таким образом, Александр Мень – Защитник людей, Человек. Здесь, в этимологии, нечаянно проговаривается скрытая истина. Отец Александр принадлежит не только России – он принадлежит всему человечеству. Он был дан России и миру ввиду нашей духовной немощи как защита, опора и упование.

Величайшие в мире события происходят буднично, неприметным образом. Рядом с нами жил Сын человечества, апостол ХХ века отец Александр Мень. Он жил для нас и погиб ради нас. Быть может, потомки поймут и оценят его глубже, полнее и лучше нас. Но будущее, в котором все уже совершилось, бросает свет на прошлое и настоящее. Нам тоже кое-что открыто. И у нас есть одно преимущество: мы видели, слышали, знали его, мы общались с ним, и этого ничто не заменит.

Стоит закрыть глаза, и я слышу его голос, его слова:

– «Христос живет на Земле непрерывно и тайно. Он помогает тем, кто идет по Его пути. Он живет в мире, и в этом основание нашей надежды…

Отдать себя до конца – это и есть евангельский подвиг…

Наш мир и страна спасутся потому, что праведники есть. Они и спасут наш мир и всю нашу Землю от гибели…»

Кровь мучеников скрепляет времена. Распятый Христос победил мир. Обагренный кровью отец Александр вслед за Христом войдет в историю как победитель.

Февраль 1991 г.

10 марта 1991 г.[18]

Вы знаете, по какому случаю мы собрались здесь: полгода прошло. И не прошло, а пробежало, промчалось. Тем более что это было время бешеной динамики – социальной, политической, да и духовной. Полгода – срок небольшой, но этого достаточно, чтобы осознать тяжесть потери.

Отца Александра убили те же силы, которые убили Христа, – власть и чернь, власть духовная и светская. Я воспринимаю это преступление не только как злодейство, но и как покушение на святыню. Он был слишком хорош для этого мира. Мир не мог вместить такой объем света. Конечно, убить человека нетрудно – его плоть не защищена. И отец не был защищен. Но он был богатырем духа и в этом смысле защищен так, что никакие силы зла не могли справиться с ним. И в этом поражение сил зла: дух неуничтожим.

Отец Александр выполнил свое предназначение, и за него можно быть спокойным. Но он беспокоился о нас, и не зря. Он видел, что вера наша слаба, что дух наш немощен, что нас раздирают мелкие страсти и суетные мысли. Я уже говорил, что надо оставить все счеты друг к другу: нас объединяет гораздо большее, чем разъединяет. Я, например, чувствую сейчас близость со многими, с кем близок не был.

Отец Александр, как евангельский сеятель, бросил нам в душу зерна добра, света и любви. И хотя эта наша почва довольно тощая, но я уверен, что многие семена проросли и дадут свои плоды. Я верю, что не напрасно отец Александр так долго трудился на этой ниве, взращивал каждый росток, удобрял и окучивал эту землю. Как добрый садовник, он заботился о своем саде и, я уверен, заботится о нем и сейчас.

Я бы хотел, чтоб этот вечер был не таким, какие уже были, а другим – интимным, личным. Здесь собрались в большинстве своем прихожане отца, и было бы хорошо, чтоб они поделились с нами своим опытом – как они ощущают связь с отцом Александром, его присутствие. Многие говорили мне, что это присутствие очень явственно, связь – может быть, сильнее, чем прежде.

Я тоже могу сказать об этом. И я хочу рассказать вам о том, как это было со мной.

Весь прошлый год меня стала преследовать мысль: что я буду говорить на похоронах отца Александра? Мысль была дикая и выплывала она из подсознания, как-то внезапно, потому что разумом-то я думал совсем другое. Я думал: «Какое это счастье, что есть отец Александр, я ведь старше его», и я заранее радовался, что он меня отпоет. А тут вдруг такое. Мысль была кощунственной, и я ее отгонял, но она возникала все снова и снова. А до 90-го года такого не было.

8 сентября весь день меня преследовала фраза, невесть откуда взявшаяся:

И пойду я на голос печали.

Мне почему-то это было неприятно. Я не хотел знать, что будет дальше, не хотел плыть по этой волне и усилием воли отгонял ее. Я не хотел продолжения. Но фраза всплывала все снова и снова:

И пойду я на голос печали.

А 9 сентября я проснулся в седьмом часу (тот самый час!) и записал:

Распахни мне туманные дали,

Засвети над порогом звезду,

И пойду я на голос печали

И на голос разлуки пойду.

И я все-таки не понимал: почему «голос печали» и с кем разлука? Но настроение стало отвратительным. А потом мне позвонили, и я понял – с кем.

Мне отец Александр снился не раз. Первый раз был в черной рясе. Я знал, что он будет убит и что ничего нельзя сделать, и страшно метался. Он – тоже знал, но был спокоен. И я подошел, обнял его и сказал ему на ухо: «Я люблю Вас».

А потом он снова снился мне и был уже в светлом одеянии, и я ему исповедовался.

10 марта 1991 г.[19]

У отца Александра, как у Христа, все построено на трех вещах: вера, любовь и свобода. И у зла – тоже на трех вещах: безверие, ненависть и насилие. Столкновение этих двух начал неминуемо должно было кончиться взрывом.

На одном из первых вечеров памяти я говорил, что воспринимаю убийство отца Александра как знак окончательного вступления России в новое Смутное время. К сожалению, этот прогноз оказался точным.

И тем не менее социальные, политические бури – все это пена. В главном мы защищены. И у нас теперь есть великий заступник – отец Александр. Он и раньше был нашим заступником, но теперь, освобожденный от личных забот, он может посвятить нам все свои силы. Он заботится о каждом из нас, ведет нас. Как Христос, он пришел, чтобы остаться.

Я согласен с Сашей Жирмунской, что мы счастливые люди. Это действительно так: у нас была Встреча – с отцом Александром, а через него – со Христом. Мы должны благодарить Бога за то, что он дал нам великого пастыря, великого друга, великого святого.

Еще до того, как он будет канонизирован, – а в том, что это произойдет, я уверен, – мы сами прославим его той славой, которую он заслужил. Мы можем и должны оставить свидетельство – ведь мы его ученики, мы были рядом с ним, никто нас не заменит. Мы можем и должны составить коллективную сагу об отце Александре, которая и будет нашим свидетельством.

Сегодня у нас был замечательный вечер. Я хочу поблагодарить всех, кто здесь выступал, за то, что они приоткрыли нам свою душу. Их свидетельство драгоценно, и оно должно сохраниться. Я хочу поблагодарить Лиду Муранову за прекрасный слайд-фильм[20]. Спасибо всем, кто пришел сюда.

Пророк в своем отечестве[21]

Тот, кто видел его, никогда не забудет благородства и красоты его облика. Тот, кто слышал, не забудет покоряющей силы и глубины его проповеди. Тот, кто его знал, навсегда сохранит в душе его слова, жесты, выражение глаз, но прежде всего – исходящую от него любовь.

Прошло почти полтора года со дня убийства Александра Меня[22]. Отца Александра. Полтора года – срок небольшой, но этого достаточно, чтобы осознать неизмеримую тяжесть потери.

Говорить о нем – трудно и легко. Трудно, потому что он не сводим к сумме составляющих (черт характера, талантов, творчества): все грани его личности существовали в гармоничном единстве, «нераздельно и неслиянно». Легко – потому что какие бы высокие оценки ни прилагать к нему, все они будут уместны, все окажутся впору. А еще потому, что, по слову Михаила Булгакова, говорить правду легко и приятно.

Есть люди, щедро одаренные от природы. Им все дается без видимого труда, все они делают как бы играючи. Есть люди, отмеченные особой печатью. Таковы мыслители, творцы, великие художники. Это властители дум, чье влияние подчас простирается на много поколений. И есть люди, пришедшие в мир, чтобы исполнить некую миссию. Это пророки, святые, апостолы – учители жизни.

Отец Александр был человеком, в котором эти свойства непостижимым образом сочетались. Он был наделен свыше множеством талантов. Достаточно назвать глубокую религиозно-философскую интуицию, талант постижения человеческого сердца, писательский, художнический дар. Но чтобы стать тем, кем он стал, требовалось большее – неустанный труд души, напряженное волевое усилие. Уже в юности он усвоил и переосмыслил высшие достижения мировой культуры. На протяжении всей жизни он пополнял поистине энциклопедический запас своих знаний. Постоянное расширение границ познания было для него насущной потребностью. Он не успокаивался, пока не овладевал предметом в совершенстве. Потому и плоды его творчества необозримы. Одно лишь перечисление сделанного им составило бы много страниц.

Однако главным оставалось его служение – труд священника, пастыря, исповедника, повседневное духовное просвещение людей, просветление и возвышение их души. Но он дал внутреннее согласие нести тяжкий груз ответственности за них. Для него это было не исполнением томительного долга, а радостным приятием завета: «Да будет воля Твоя».

В нашей несчастной стране он был счастливым человеком, потому что жил в согласии с Богом и в мире с самим собой, потому что был верен своему призванию, нес людям Слово Божие, слово любви и утешения. Но это было трудное счастье: он брал на себя тяготы тысяч и тысяч прихожан, близких и дальних. Для этого требовались сверхчеловеческие силы, и эти силы давала ему вера.

Итак, харизматический дар, живая вера, любовь к Богу и человеку, постоянный труд – вот тот цемент, который скреплял его личность. Всегда бодрый, полный энергии, бесстрашный, мудрый, предельно внимательный, обладавший поразительным чувством юмора – таким мы запомним его.

Отец Александр говорил, что христианство преображает и душу человека и общество в целом, и потому призывал смотреть на общественную жизнь «как на одну из сфер приложения евангельских принципов». При этом он подчеркивал, что «Евангелие не предлагает в качестве идеала конкретной социальной доктрины», «не объявляет ту или иную систему правления специфически христианской. Ценность системы измеряется тем, что она дает человеку: целесообразностью и гуманностью».

Он не был политиком, но смотрел гораздо дальше политиков и видел то, что им было недоступно. Он очень точно оценивал социальную ситуацию. Его анализ был кратким, исчерпывающим и безошибочным. Все его предсказания сбывались.

По своим убеждениям отец Александр безусловно был демократом, однако он не мыслил себе демократии без опоры на духовно-нравственный идеал. Именно поэтому он чрезвычайно высоко оценивал деятельность Андрея Дмитриевича Сахарова. Однажды он сказал: «Для меня Сахаров – знамение надежды. Наш мир и страна спасутся потому, что праведники есть. Они и спасают нашу страну и всю нашу Землю от гибели». Отец Александр и сам был таким праведником, богатырем духа, спасающим Россию и всю Землю от сил распада и уничтожения.

Он понимал острее всех, что продолжать жить так, как мы живем, духовно прозябать и деградировать дальше – значит готовить коллективное самоубийство, готовить Апокалипсис. Это реальная угроза. Но он же говорил, что Апокалипсис не есть нечто запрограммированное, насылаемое свыше и потому неотменимое: постоянным насилием над природой и человеком, постоянным нарушением первооснов бытия люди сами навлекают на себя кару, и сами же они, осознав глубину своего падения, одумавшись, могут покаяться и отвести от себя наказание. В этом смысле будущее открыто и недетерминировано.

Гражданская позиция отца Александра была активной, хотя она не имела политической окраски. Она выражалась прежде всего в его широкой общественной проповеди, масштабы и влияние которой стали особенно значительными в последние годы его жизни. Он говорил: «Есть люди, которые пишут историю, а есть люди, которые в ней живут и действуют. Я принадлежу ко второй категории». Не бежать от мира, а работать в нем – это было для него непреложным.

Его слово имело особую силу, потому что он был наделен пророческим даром, и это в первую голову дар видеть и открывать людям высшую правду. «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся… Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное». Подвиг веры и деятельного добра ради очищения мира – так преломлялось пророческое служение отца Александра.

Пророк, в библейском смысле, – это не только человек, обладающий даром предвидения. Это прежде всего посланник, вестник Царства Божия, провозвестник Истины. Говоря о ветхозаветных пророках, отец Александр подчеркивал: «Они никогда не делают культа из «отечественной старины» как таковой. Упорному тяготению… к язычеству они противопоставляют веру в Единого, магическому пониманию богослужения – религию духа, национальной узости – универсализм». Это звучит в высшей степени современно, и это в полной мере относится к самому отцу Александру.

Что делали с пророками в ветхозаветные времена? Их побивали каменьями. Никто не хотел слышать голоса Истины, мучительного для больной совести.

Что делают с пророками и святыми в наши дни? Их убивают топором.

Убийство отца Александра открыло новую полосу политического террора. Оно выглядит особенно зловещим в контексте событий, происшедших с осени 90-го по август 91-го года. Это злодейство – сознательный акт духовной и социальной дестабилизации, попытка снять непреодолимую преграду на пути неофашизма в нашей стране. Это свидетельство духовного одичания и глубокого нравственного падения определенных социальных сил. Такие преступления обычно не раскрываются. Слишком ужасна их тайна, чтобы делать ее достоянием гласности. Только сейчас, с падением коммунистического монстра, появилась возможность заглянуть в документы ведомства Крючкова[23]. Но и там может не остаться никаких следов.

Отец Александр убит за веру, за чистоту и святость своей жизни. Как истинный служитель Господень он противостоял злу всем своим существом. Он говорил: «Библия никогда не проповедовала примиренчества по отношению к злу. Христос сопротивлялся злу – потому Его и распяли. Но меча Он не поднял». Оружием отца Александра тоже был не меч, но слово. Он не звал Русь к топору – он звал ее к нравственному очищению, к принятию правды, земной и небесной.

Сегодня, когда друг против друга стоят две России – старая и новая, авторитарная и демократическая, слово отца Александра приобретает особую значимость. Оно рушит ложные перегородки между людьми, нациями и религиями, оно животворит, оно созидает гражданский мир – глубинно, прочно, на духовной основе. Оно напоминает нам, что мы – дети одного Отца и, поднимая руку на другого, мы поднимаем ее на брата. Это гибельный, безумный путь. Каинов грех ввергает нас в бесконечную смуту, которая может обернуться еще одной кровавой бойней. Август 1991 г. со всей очевидностью показал, что возможное могло стать действительным.

Безусловно, люди своими грехами, своими преступлениями, попранием законов Божеских и человеческих заслужили возмездие, и оно уже давно совершилось бы, все провалилось бы во тьму и Земля распалась на атомы, если бы не бесконечная любовь Творца, надеющегося на исправление рода людского, дающего ему шанс на спасение. Таково было убеждение отца Александра. Допуская возможность мировой катастрофы, о которой говорит Библия, он все же верил, что «Господь не напрасно создал нас и в конечном счете все обратит к добру, развеяв нашу тьму, и грязь, и глупость». Он верил: «Мир еще долго будет стоять, двигаться, ошибаться, но – будет».

У пророков – особая миссия. Они – люди своего времени и, вместе с тем, провозвестники Божии, чья проповедь выходит далеко за границы их страны, за рамки конкретной эпохи. Пророк не только предсказывает будущее – он изменяет ход истории. Этого обычно не видят его современники.

Отечество еще не раз вспомнит своего пророка, не раз припадет к Источнику живой воды, из которого он черпал всю свою жизнь.

9 сентября 1991 г.[24]

Год прошел… Это много или мало?.. Это мало, потому что он не прошел, а пролетел, как вихрь. Кажется, это было вчера. И это очень много, потому что в один год спрессовалась целая эпоха. За год произошли грандиозные события, которые завершились государственным переворотом, его провалом, падением коммунистического монстра, распадом империи и – революцией сознания. А началось это все 9 сентября 90-го года на той самой лесной тропе.

В последнее время мне доводилось говорить в разных аудиториях о духовном кризисе в нашей стране. И каждый раз я вспоминал отца Александра и каждый раз говорил: он стал первой жертвой русского неофашизма – самой мрачной разновидности духовной реакции.

Те же силы, которые убили Христа, объединившись, убили отца Александра. Здесь и часть нашего Синедриона, и имперские власти, и чернь (черносотенство – тоже от слова «чернь», «черный»). Понятно, кто был идейным вдохновителем, кто подготовил профессиональных убийц и кто дал им в руки топор (или другое орудие казни). Ясно, что без спецслужб и террористов, без самой высокой санкции этого убийства бы не было.

22 августа, как и многие из вас, я стоял у Белого дома и радовался и праздновал со всеми. Но это была особая радость. Я все время думал об отце Александре, я ощущал его присутствие, я переживал все, что произошло, как духовную победу отца, как ответ на его жертву. И я думал: вот оно, вот для чего это было нужно.

Многие ломают себе голову: почему переворот был так скоротечен, почему он так странно протекал и так молниеносно провалился, почему победа была почти бескровной? Почему сразу рухнуло все, произошел обвал, тектонический взрыв, расчистивший место для новой жизни?.. Загадка.

Ничуть не умаляя решимости людей, отваги защитников Белого дома, я все же уверен: без Промысла Божия этого произойти не могло. Уж слишком точно все было рассчитано, слишком быстро, разом были разрублены все узлы: заговорщики в прострации и лишены силы, самоизолируются; армия и даже КГБ мгновенно рассыпаются; молодежь выходит на авансцену; трое убитых и из них один – еврей. Здесь требуется гениальный режиссер и невероятная духовная мощь.

Я уверен, что это произошло по молитвам отца Александра – нашего заступника, нашего друга, нашего святого.

И сегодня, в годовщину злодейства, я говорю: отче Александре, отче святый, ты победил. Благодарим тебя за то, что ты позволил нам быть свидетелями, твоими учениками. Все, что ты посеял в нас, все, что ты посеял в мире, – взойдет.

Ответ на анкету

В конце 1991 г. среди прихожан новодеревенской церкви была проведена анкета. В ней было три вопроса:

Какова роль отца Александра Меня для России? Кем он был для вас лично?

Ваше мнение о статье Н.?[25]

Кто, по-вашему, мог организовать убийство отца Александра? Что мешает ходу следствия?

* * *

Ответы на анкету остались неопубликованными, хотя они и представляли определенный общественный интерес. Привожу текст своего ответа.

* * *

1. Отец Александр был духовным лидером, духовным наставником нашей страны. Был и остался. От того, что это еще не осознано, дело не меняется. Его миссией было просвещение полуязыческой России, возвращение ее на путь христианства. Убийство, казалось бы, оборвало эту миссию, но это лишь внешнее впечатление. Только теперь слово отца Александра овладевает душами миллионов людей. Освоение его гигантского наследия – впереди. Роль этого великого пастыря в духовном возрождении России невозможно переоценить.

Встреча с ним имела для меня решающее значение. Впервые в жизни я увидел духовного гения, человека с абсолютным нравственным слухом. Он жил в полном соответствии с тем, к чему призывал. Для меня это было подтверждением правоты христианства, правоты Христа. Его нельзя было не полюбить, а его любовь не имела пределов. Отец Александр повторил путь Христа. Его святость подтверждена его мученической кончиной. Он перевернул мою жизнь, и он навсегда останется со мной.

2. Статья напоминает ящик с двойным дном: на поверхности одно, внутри другое. У меня такое впечатление, что следователи – работники прокуратуры, МВД, КГБ – использовали автора в своих целях (чего он, видимо, не понял). Они снабдили его обильным следственным материалом (то есть нарушили тайну следствия, на что права не имели) и дали свою интерпретацию событий, которую автор подробно изложил. Однако следователи – сторона заинтересованная, и полагаться на их объективность не стоит. Потому и «журналистское» расследование ничего не разъясняет, а напротив, затемняет.

Из статьи вытекает, что убийство отца Александра совершено сторонниками сильной власти для компрометации правоохранительных органов. На каких простаков рассчитана эта версия? От кого она должна отвести подозрение? Статья, имеющая привкус сенсационности, окончательно все запутывает. По-видимому, некто, имеющий прямое отношение к делу, весьма заинтересован в дезинформации. Как бы ненароком, применяя метод суггестии, подспудно внушая читателю превратное представление об отце Александре, авторы изложенной в статье версии следствия обливают грязью и его самого, и его прихожан, и Церковь в целом.

С другой стороны, утверждение о том, что в Православной Церкви невозможно «убийство из зависти», нуждается в пояснении. Убийство, очевидно, невозможно. А создание климата, способствующего убийству, подталкивающего убийц, возможно? К сожалению, да. Зависть и даже ненависть к отцу Александру была и остается характерной для значительной части клира. Достаточно привести в качестве примера недавнюю публикацию в «Троицком благовестнике» (№ 31) анонимной статьи «Протоиерей Александр Мень как комментатор Библии», представляющей собой набор инсинуаций и передержек. «Троицкий благовестник» – издание Свято-Троице-Сергиевой лавры. Совершенно очевидно, что отец Александр страшит шовинистическую часть клира, а особенно монашество, и после своей смерти. И после смерти он не дает им покоя.

3. Это второе убийство Кеннеди, работа профессионалов. У меня нет сомнения, что организатором убийства была одна из спецслужб (возможно, КГБ, а возможно, и нет, хотя КГБ причастен в любом случае). Другое дело, что сам замысел «акции» мог созреть и вне такого ведомства. В своем последнем интервью (5 и 7 сентября 1990 г.) отец Александр указал на тревожный симптом нашего времени – зарождение русского фашизма, «который очень активно поддерживают многие церковные деятели».

Ходу следствия мешали (и продолжают мешать): изначальная ориентация на чисто уголовный характер дела; вмешательство могущественных сил, заинтересованных в сокрытии истины; действия КГБ, препятствующие объективному расследованию.

11 ноября 1991 г.

9 сентября 1992 г.[26]

Сегодня вторая годовщина со дня гибели отца Александра Меня. Два года назад, в этот же день 9 сентября, на лесной тропинке около своего дома, по дороге в церковь, он был убит. Убит подло, трусливо, ударом сзади. Один из заговорщиков остановил его, подсунул какую-то бумажку, другой выскочил из-за кустов и нанес удар.

Мы не знаем имени убийцы. Христос, говоря об Иуде и тоже не называя его по имени, сказал: «Лучше было бы не родиться тому человеку…» Мы тоже можем сказать: лучше было бы не родиться тому человеку.

Но кроме того, кто убил, были и другие: тот или те, кто задумал и вдохновил, тот или те, кто организовал и отдал приказ. Их ответственность ничуть не меньше, а думаю, больше, чем ответственность прямого убийцы. Достоевский говорил, что главный убивец – это идеолог. И мы можем повторить: лучше было бы не родиться этим людям – слишком большой грех они приняли на душу.

Впрочем, судить будем не мы, не наш суд, а другой – тот, о котором сказано: «И мысли и дела Он знает наперед».

Неделю назад, по Второй программе телевидения, была воспроизведена часть лекции отца Александра в Историко-архивном институте. Лекция о Библии. Я был на ней, помню, с каким невероятным вниманием слушали его студенты, какая звенящая стояла тишина. И вот опять – встреча. И слушаешь, как в первый раз, как в последний раз.

Что поражает, когда видишь и слышишь отца Александра, когда видишь и слышишь, например, эту лекцию? Прежде всего – духовная мощь, красота, свобода. Потом – вдохновение, полет мысли, необычайный ораторский дар, дар художника и поэта. И, конечно, абсолютное знание предмета, любовь к Библии, любовь ко Христу.

Каждый, кто знал отца Александра, кто слушал его, кто общался с ним, – понимал, не мог не понять, что он встретился с уникальным человеком, с синтетической, универсальной, ренессансной личностью. Просто непонятно, как в одном человеке могли сочетаться сила и глубина мысли – и детская простота, трезвость – и идеализм, стремительность – и внутренняя тишина. И еще мягкость и даже нежность натуры – и необычайная твердость и бескомпромиссность в борьбе со злом.

Посмотрите на многих нынешних деятелей, в том числе властителей дум и, к сожалению, демократов. Ведь что они делают? Они отнимают надежду, вселяют в людей отчаяние. А он вселял надежду, и эта надежда была свойственна ему самому, переполняла его, потому что она была основана на несокрушимой вере – на вере-доверии, вере-уверенности, вере-знании, ибо вера – это особый вид знания, целостного, интуитивного, и ему было открыто то, что скрыто от других.

Вот эти современные Кассандры, они полны страха, сами запуганы и запугивают других, а он страха не знал. Он был совершенно бесстрашен, вопреки всему – вопреки обстоятельствам, вопреки угрозам, вопреки гонениям, вопреки тому, что его собственная гибель была близка и, я думаю, он об этом знал. Но он был абсолютно уверен в конечной победе добра, в победе Христа.

От него как бы веяло озоном, он нес сильнейший энергетический заряд, и он вселял бодрость во всех, с кем соприкасался. Любой непредвзятый человек, а тем более знавший его близко, при общении с ним испытывал чувство, которое можно назвать духовным восторгом. Почему? Потому что вы встречались с гением, то есть с высшей нормой, с гармонией, с абсолютным пониманием и – с любовью. По его собственным словам, «гений является даром, присущим духовности».

Отец Александр говорил, что «особенность человека, делающая его трагическим царем мироздания, заключена в духовном начале, которое ему присуще, даровано». И он же сказал: «Дух – это храм человека, и если дух свят, то он как бы захватывает все существо человека, и тело его становится храмом».

Так вот: дух, обитавший в отце Александре, был свят. Он всегда находился в состоянии благодати именно потому, что был свят. Он пояснял, что такое благодать, – это «высшая божественная сила, которая преображает человека в ответ на его веру». Святой – это тот, кто служит Богу, а значит, и людям, кто безраздельно отдает себя Богу и для себя не хочет ничего. Он любил вспоминать слова Христа, приведенные в Деяниях апостолов: «Блаженнее давать, нежели брать». Он – всегда отдавал. Полная самоотдача, жизнь во Христе, внутреннее единение с Ним – это и был отец Александр.

Нам остается взять то, что он дал. Отец Александр еще не прочитан. Его книги, статьи, проповеди – это кладезь премудрости и это школа христианства, школа добра. Каждый может найти здесь ответ на свои жизненные проблемы. Его произведения не только необычайно глубоки и поэтичны – они еще написаны очень просто. Но это обманчивая простота, требующая от вас духовной работы, очень внимательного, вдумчивого чтения. Просто и Евангелие, но это простота после сложности, на самом деле оно бездонно. Таковы и книги отца Александра. Это современное прочтение христианства, глубоко прочувствованного, продуманного, пережитого им, и в то же время доступное тому, кто откроет для него свое сердце. Это книги на века.

Перефразируя Аполлона Григорьева, мы, близкие отца Александра, его духовные дети, могли бы сказать: Александр Мень – это наше все. Он действительно был для нас всем: любящим отцом, мудрым наставником, исповедником, советчиком, другом, образом любви, образом Христа. Как его можно было не любить? Никак невозможно. И на такого – поднять топор?..

Отец Александр ушел от нас. Умом я, конечно, понимаю, что его нет. Но душа не хочет с этим смириться. Не хочет, потому что знает, что он есть. Здесь нет противоречия: он есть, потому что духом пребывает вместе с нами. Это реальность. Каждый, кто был его духовным чадом, чувствует его присутствие, – может быть, большее, чем при его жизни, при его земной жизни.

Мы должны помнить: отец Александр отдал жизнь ради нашей жизни и нашей свободы, ради нашего спасения. Его жертва, его мученическая смерть не напрасны. На крови мучеников вырастают не только храмы – на ней покоится победа сил света, сил добра.

И последнее, что я хотел сказать. Отец Александр много раз выступал вот здесь, в этом зале, на этой сцене. Здесь он прочел самый первый свой цикл лекций – о философах русского религиозного возрождения (Бердяеве, отце Сергии Булгакове, Федотове и других) и еще один цикл – о смерти и бессмертии. Это были замечательные вечера, незабываемые встречи с отцом Александром. И я хочу поблагодарить руководителей этого Дома культуры, и прежде всего его директора Виктора Валентиновича Святогорского, за то, что эти встречи могли состояться, за то, что они приглашали отца Александра, а теперь вот предоставили эту возможность выступать здесь нам. Спасибо им.

Отец Александр Мень: взгляд на общественную жизнь[27]

Отец Александр не создал какой-то особой социальной доктрины, да и не стремился к этому. Его главным делом было духовное просвещение, просветление и возвышение душ. Это не означает, однако, что общественная жизнь выпадала из круга его интересов. Напротив, он придавал ей серьезное значение, рассматривая ее как неотъемлемую и очень важную сферу бытия.

Система взглядов отца Александра на общество и социальные отношения как бы растворена в его книгах, статьях, беседах. Она отражена и в его проповедях, частных письмах и частных разговорах. Но эти взгляды отличались необычайной ясностью, продуманностью и определенностью, и они вполне поддаются реконструкции как нечто целостное и внутренне единое.

Прежде всего надо сказать, что отец Александр не считал социум совершенно автономной, а тем более определяющей областью человеческого бытия. Для него было очевидно, что существует корреляция между миром социальным и миром духовным и нравственным, что между ними есть глубокая внутренняя связь, причем второе определяет первое. Поэтому социальное интересовало его не само по себе, а лишь в той мере, в какой оно соотносится с духовно-нравственным.

Правильно будет сказать, что он смотрел на социальную эволюцию и социальные катаклизмы как бы из будущего, с точки зрения метаистории. Как и ветхозаветные пророки, он учил «о тайне и цели исторического процесса, о смысле истории». Таким же пророком, но пророком-христианином, был сам отец Александр.

Он говорил, что христианство «верит в историю как в поступательный процесс, который через испытания, катастрофы и борьбу восходит к грядущему сверхисторическому Царству Божию». По его убеждению, христианство задает вектор истории, вектор общественной жизни. Для многих князей Церкви Христос – весь в прошлом: пришел, принес искупительную жертву и ушел, а в конце времен явится опять – будет второе пришествие. А для отца Александра Христос никуда не уходил: Он присутствует в истории, присутствует здесь и теперь и всегда будет присутствовать. Суд над человечеством начался «в Галилее, в Иерусалиме, на Голгофе, в Римской империи, в средневековой Европе, в России, сегодня, в ХХ веке, и в ХХV веке, и во всей истории человечества суд будет продолжаться, потому что это христианская история, в которой мир идет рядом с Сыном Человеческим».

Итак, история, в том числе социальная история, – это то, что подлежит Высшему суду. Христиане же – активные участники социального процесса, призванные вносить в него дух мира, любви и свободы, начала гуманизма. Отец Александр понимал христианство как силу, преображающую и человека и общество. Он говорил, что общественная жизнь – «одна из сфер приложения евангельских принципов». Вместе с тем он подчеркивал, что Евангелие предлагает нам духовный, а не социальный идеал, и потому «люди сами должны искать оптимальные формы общественного устройства, которые бы наиболее соответствовали Духу Христову».

У меня нет возможности дать хотя бы краткий обзор взглядов отца Александра на мировую историю, на социально-политическую жизнь от древневосточных обществ до наших дней. Поэтому я остановлюсь лишь на двух ключевых моментах российской политической истории ХХ века, как их понимал отец Александр.

Прежде всего он был убежден, что в основе Октябрьского переворота и всех последующих бедствий лежит духовный кризис, кризис христианства. Революция есть расплата за бездуховность. Россия, говорил он, «показывает нам и всему миру итог бездуховного развития». И еще: «Когда пытались вырвать Бога из умов человеческих – в нацистской ли Германии, у нас ли, в Китае или еще где-то, – на это место сразу приходил идол. Это показывает, что человека, культуру и дух нельзя оторвать от вечного. Все становится ничтожным, и мы начинаем создавать систему идолопоклонства. Она же потом рушится».

У отца Александра есть большая работа – «Религия, «культ личности» и секулярное государство». Здесь дан не только великолепный анализ процесса сакрализации власти в мировой истории – здесь дана сжатая характеристика советского тоталитаризма, его причин, его сути и следствий.

Отец Александр поставил вопрос: «Что породило эту долгую полярную ночь истории, связанную с именем Сталина и его сторонников? Что побудило их с неимоверной жестокостью вести войну против народов своей страны? И каким образом человек, действовавший у себя дома как завоеватель на оккупированной территории, смог оказаться в роли земного божества?

…Речь идет о чем-то исключительно важном для всех нас, о тяжелом социальном недуге, породившем поток преступлений, миллионы свидетелей и участников которого сегодня живы».

Отец Александр подчеркивал, что одними свойствами характера Сталина культ его личности и то, что мы называем сталинщиной, – не объяснишь. Сталин не был универсальным гением, не обладал ленинским интеллектом или полководческим талантом, подобно Александру Македонскому или Наполеону, не был великим писателем, как Юлий Цезарь, не был блестящим оратором, не был ученым, потому что его притязания на решающее слово во всех областях науки и культуры – чистая фикция. Зато не фикция – то, что он душил передовую науку, превратил историю в клубок лжи и на десятилетия затормозил развитие искусства и литературы. Короче говоря, легче сказать, кем Сталин не был (в позитивном смысле), нежели кем он был.

Тогда чем же объяснить его неимоверный успех? Колдовством, как успех германского крошки Цахеса? И отец Александр вновь ставит вопрос: «Кто же околдовал, помрачил сознание миллионов взрослых людей в те дни, когда страну терзал голод, когда погибал цвет крестьянства, когда морально и физически истреблялись писатели и ученые, музыканты и артисты, ветераны революции и военачальники?

Безответственные, построенные на людских костях эксперименты со всевозможными каналами и «преобразованиями природы», геноцид против наций и сословий, колючая проволока лагерей, разлагающее воздействие на нравственность общества, в котором насаждался дух недоверия, страха, доносительства, и наряду с этим – слепая вера в гений, мудрость и доброту «отца народов». Поистине тут что-то непостижимое, не укладывающееся в сознание…»

Отец Александр отвергал утверждение некоторых историков и публицистов, особенно западных, что сталинский режим – чисто российское явление, обусловленное слабостью наших демократических традиций. Он справедливо указывал, что обожествление Гитлера, Муссолини, Мао Цзэдуна, Пол Пота, их кровавые диктатуры говорят о том, что мы имеем дело с интернациональным явлением: «При различии идеологий и лозунгов у народов разных культур, традиций и рас мы находим удручающее сходство основных симптомов болезни. Подмену демократии авторитарным вождизмом, который, как правило, переходил в исступленное поклонение диктатору».

В чем же причины помрачения народного сознания? Отвечая на этот вопрос, отец Александр дал необычайно глубокое и оригинальное объяснение. Причины, по его убеждению, – не только в социально-политической, но и в социально-психологической области, в самой природе человека, которому свойственны как любовь к свободе, так и тенденция избегать ее, перекладывать ответственность за риск, за инициативу, за слова и дела на чужие плечи. Точно так же потребность веры нередко трансформируется в страх разума, в нежелание доверять собственному рассудку, в потребность отдаться во власть внешнего авторитета, утратить свою индивидуальность, раствориться в толпе, слиться с ней воедино и тем обрести некий высший смысл.

«Почти все автократы, – писал отец Александр, – сознательно или неосознанно эксплуатировали этот сложный комплекс чувств… в указанном психологическом узле причудливо сплелись два разнородных элемента: во-первых, так называемое «стадное сознание», жаждущее покориться твердой руке, а во-вторых, извечное и оправданное стремление человеческого духа обрести высшую истину, смысл бытия».

Эти элементы тесно переплетались в ходе истории, в том числе истории религии, но корни у них разные, указывает отец Александр: «Жажда подчинения является атавизмом, инстинктом, который люди унаследовали от звериных сообществ, – как правило, руководимых вожаками. Поиск же смысла бытия, идеала – неотъемлемая черта культуры, свойство человека как духовного существа».

Таким образом, законы зоопсихологии сосуществуют в душе человека и в его социальной жизни с законами духовного мира. Вопрос в том, в каком соотношении находятся эти законы, насколько они разведены или, напротив, соединены. Понимание механизма, анатомии этого процесса и позволило отцу Александру сделать свой основополагающий, если угодно методологический, вывод: «Один из секретов успеха сталинщины состоит именно в том, что, создав религиозный вакуум, она соединила в общее русло атавистические и духовные стремления людей. Сумела слить верховный идеал, «меру всех вещей», с мифологизированной фигурой Вождя и тем самым наделила его атрибутами божественности и безграничной власти» (выделено мной. – В.И.).

Свято место пусто не бывает. Место Бога занял идол. На месте религии возникла псевдорелигия со всеми атрибутами религии истинной – своим «Священным Писанием» и «Священным Преданием», своими ритуалами, мучениками и т. п. Роковые последствия этой подмены известны: «Сегодня мы знаем, – говорил отец Александр, – что за бездуховность приходится расплачиваться. Почему? Да потому, что она есть измена самому себе. Она есть отбрасывание человека по эволюционной лестнице вниз, к живому существу, для которого важно прежде всего напиться и иметь место для жилья, размножаться и умереть. Безнаказанным такой возврат не проходит».

И далее идут суровые слова: когда душе «наносятся раны, когда человек в конце концов достигает еще в юности определенной степени цинизма, когда он перестает подходить к личности как к священному, когда он уже не знает никаких границ, путей, идеалов, когда он над всем издевается, он является душевной развалиной, душевными руинами, нравственным трупом – это очень страшно. И это страшно не только в личном плане. И в личном, конечно, страшно. Но это страшнее в социальном, в общественном, в политическом аспектах, потому что люди, которые ни во что не ставят других людей, в конце концов становятся опасны друг для друга, ибо вырываются не просто страсти, а вырываются некие темные демонические стихии.

Мы с вами не раз уже были свидетелями этого процесса. Он возникает не внезапно. Прежде чем нацистские фанатики, эсэсовцы и другие перестали быть человечными, этому предшествовал длительный период дехристианизации Германии, дехристианизации общества».

То же самое происходило и у нас, в нашей стране. Во многом это происходит и сейчас. Отец Александр говорил о том, что наше скоротечное время полно глупости, тупости и суеты, что мы озлоблены и оглушены, что общество дестабилизировано потому, что духовные и культурные корни оказались подорванными.

Любая эпоха, говорил он, «всегда полна греха, озлобления, ненависти… Мир давно уже озверел, люди ожесточились, и единственное, что может их спасти, это возвращение к евангельским заветам, к любви».

Отец Александр очень трезво смотрел на нашу сегодняшнюю жизнь и прекрасно понимал причины наших неустройств, в том числе социальных. В одном из интервью он сказал: «Если мы видим сейчас развал хозяйства в нашей стране, то это не результат стихийного бедствия, а результат того, что управляющий орган оказался не на высоте, не туда он вел всю систему. Но как вы думаете: разве Вселенная не является более сложной системой, чем весь Советский Союз? Если Вселенная продолжает развитие и существует – значит, ее мыслящее начало, очевидно, работает более эффективно, чем наше руководство».

Отец Александр был наделен не только аналитическим, но и пророческим даром. Говоря о пророках, он однажды заметил, что «пророк – не прорицатель, предсказатель, футуролог. Предвидение будущего – лишь часть феноменального дара этих людей». Главное же в деятельности пророка – провозвестие Божественной истины. Пророк – тот, кто несет людям Высшую правду, ибо его устами говорит Бог.

Эти особенности пророческого служения, в обеих его ипостасях, были свойственны самому отцу Александру. Его социальные прозрения удивительны, и тому есть много примеров. Он первый сказал (и давным-давно), что коммунизм рухнет очень быстро, практически мгновенно. Задолго до декабря 1991 г., заметив при этом, что предсказывать трудно, он сказал, что «оптимальный вариант – превращение нашей страны в содружество независимых государств» (именно так!). Он говорил, что, выйдя из полулегального, почти катакомбного состояния, получив свободу, Русская Православная Церковь – а она ведь тоже действует в социальном пространстве – столкнется с огромными трудностями. Есть великий риск обнаружить нашу недееспособность, вялость, банкротство, инертность – все человеческие слабости.

Одна из самых больших опасностей, по мнению отца Александра, – превращение христианства (конкретно – православия) в государственную религию. По его глубокому убеждению, Церковь должна быть отделена от государства, потому что Царство Божие и царство кесаря должны быть разделены. Он писал: «Страшный опыт диктатур ХХ века может послужить уроком и для нас, верующих. Он дает нам возможность увидеть «со стороны» облик духовной тирании, патернализма, игры на инфантильных чувствах и массовых неврозах. Этот опыт должен привести к отказу от самой идеи государственной религии, которая имела столько аналогий со сталинизмом, идет ли речь о Женеве при Кальвине или о Тегеране при Хомейни».

Идея секулярного государства, равно защищающего права всех конфессий и религиозных групп, противостоит расколу общества по религиозному принципу, а такой раскол способен довести социальную нестабильность до критической точки. Отсюда и вывод отца Александра: «От секуляризации государства выигрывает весь наш народ в целом. Оберегая святая святых человека, его убеждения, его свободу совести, правительство содействует единству граждан, построенному на веротерпимости».

Между тем, «невротическая атмосфера века», о которой говорил Александр Мень, приводит к тому, что вера приобретает болезненный, экзальтированный характер. Это требует от Церкви ответственного подхода к религиозным традициям, активного религиозно-нравственного просвещения. Гражданская позиция отца Александра как раз и выражалась прежде всего в таком просвещении, которое в последние годы его жизни носило характер широкой общественной проповеди. Эта проповедь призвана была консолидировать общество на прочной духовной основе. В наше время, время социальных бурь, потребность в этом стала острой необходимостью, потому что в такие периоды, подчеркивал Александр Мень, «как на войне, люди быстро делятся на две категории: наши – не наши, верующие – не верующие и так далее. Это упрощенная система». Упрощенная и очень опасная.

Под конец жизни отца Александра чрезвычайно тревожило нарастание деструктивных явлений – взрыв ксенофобии, шовинизма, национальной ненависти. Он говорил, что «это первобытные стихии, очень вредные для человека, очень низменные, они противоречат и патриотизму».

В своем последнем интервью (5,7 сентября 1990 г.) с необычайной для него резкостью и суровостью он говорил о наиболее тревожном явлении – рождении русского фашизма, который поддерживают очень многие деятели Церкви. Он сказал буквально следующее: «Произошло соединение русского фашизма с русским клерикализмом и ностальгией церковной (выделено мной. – В.И.)».

Здесь разгадка тайны убийства отца Александра. Когда он вышел на широкую общественную проповедь, когда была достигнута договоренность, что он станет первым российским телепроповедником, те же черные силы, которые готовы были залить кровью всю нашу страну, приняли роковое решение.

К тому времени Александр Мень, апостол земли Российской, становится общенациональным духовным лидером. Его постоянные проповеди по телевидению могли изменить и безусловно изменили бы социальную ситуацию в нашей стране. Между тем все предпосылки военно-фашистского переворота уже созрели. Отец Александр стал непреодолимым препятствием на пути сплотившихся темных сил. Чтобы устранить это препятствие, они готовы были на все.

Смерть отца Александра стала духовной катастрофой, но она не оборвала его служения. Замысел его врагов – а это враги Христа – провалился: миссия Александра Меня – духовное возрождение, духовное воскрешение России – продолжается.

14 мая 1993 г.[28]

Отец Александр Мень – это прежде всего явление духа. Дух дышит, где хочет. Когда мы берем в руки книги отца Александра, мы видим, что дух, который здесь дышит, выражает себя в гармонии, в красоте. Николай Заболоцкий некогда вопрошал:

А если так, то что есть красота?

И почему ее обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?

Если говорить о книгах отца Александра, то это, конечно, огонь, но не мерцающий, а пылающий в сосуде. Его книги, его мысль, его культура – это стихия огня. Но эта стихия укрощена, гармонизирована.

Что еще отличает книги отца Александра? Простота. Но это простота обманчивая, это простота после сложности, вбирающая в себя сложность, бездонная простота. Кстати, слова Христа, записанные евангелистами, они ведь очень просты – по видимости. Но для постижения этих простых слов требуются огромные духовные усилия. Кто может сказать, что он это полностью усвоил – не только принял умозрительно, но пережил внутренне, возвысился до сути этих слов? Таких людей единицы, и они сами о себе не посмели бы этого сказать.

Отец Александр был пропитан этими словами, а точнее, Словом (с прописной буквы), Логосом, Христом. И это сообщало его собственным словам неслыханную простоту. Пастернак был прав, когда говорил о ней:

Но мы пощажены не будем,

Когда ее не утаим.

Она всего нужнее людям,

Но сложное понятней им.

Вот отца Александра и не щадят, потому что он не утаил неслыханную простоту, потому что многим она не по силам. Им по силам даже не сложное, а элементарное, простота до сложности, которая хуже воровства.

Надо, конечно, радоваться тому, что выходят книги отца Александра. И надо сделать все, чтобы издать неопубликованное, неизвестное. Представьте себе, что появляется какое-то новое сочинение Пушкина – что бы было! А ведь Александр Мень – Пушкин в богопознании.

И еще одно. Вера всегда связана с тайной. Тайной Бога и тайной человека, тайной отношений Бога и человека, этого человека. Я не думаю, что в отце Александре все можно объяснить рационально.

На поверхности мы видим некоторые знаки – бытовые, экзистенциальные и иные. А в глубине – нечто потаенное, непостижимое, но реальное. Знаки лишь намекают, но не объясняют тайну. Но все-таки отблеск, отсвет этой тайны есть во всем, что говорил и что писал отец Александр. И поэтому я хочу поблагодарить тех, кто издал эти книги, и выразить надежду, что все его творческое наследие дойдет до людей.

Предисловие к сборнику «Вокруг имени отца Александра»

^{(М., 1993)}

Прошло почти три года со дня убийства отца Александра Меня, но страсти вокруг его имени и его творческого наследия не утихают. Напротив, нападки его врагов становятся еще более ожесточенными. Атаки следуют то справа, то слева. Его пытаются уловить в слове, обличают в ереси, ставят под сомнение основы его христианского провозвестия. Все это свидетельствует не только о масштабе личности отца Александра, но и о том, что он по-прежнему участвует во вселенской битве Добра и Зла.

«Мир во зле лежит» – эти слова апостола Иоанна мы знаем чуть ли не с детства. Но ведь они не абстракция, не теоретическая конструкция. Они имеют прямое отношение к каждому из нас. И они наполняются грозным смыслом, когда мы обращаемся к судьбе святых, пророков и апостолов.

Нападки на отца Александра начались с первых шагов его служения и сопровождали его всю жизнь. С течением времени они становились все более яростными и многочисленными. Постепенно вокруг его имени скопилось целое облако клеветы, лжи, диких суеверий и рукотворных мифов. Князь мира сего явно избрал его своей постоянной мишенью. Кто только не выступал против отца Александра – неоязычники и религиозные фундаменталисты, псевдолиберальные интеллектуалы и троицкие «благовестники», антисемиты и ортодоксальные иудаисты, функционеры КГБ и члены церковной иерархии, «типиконщики» и большевики! Этот список можно было бы продолжить, но и упомянутого достаточно, чтобы понять: этот человек был и остается в эпицентре духовной и социальной жизни, слишком многих он задевает за живое.

В чем же причина братского единения столь полярных общественных сил? Почему они, нередко враждебные друг другу, дышат одной страстью – ненавистью, когда речь заходит об отце Александре?

Ответ прост: потому что он был истинным служителем Христовым, избранником Божиим. Однако этот ответ нуждается в пояснении.

Десятилетия тоталитарного режима в нашей стране были войной власти против собственного народа. Они привели к гибели десятков миллионов людей. Но они нанесли чудовищной силы удар и по культуре, традициям и вере, по моральным ценностям и народной нравственности, по всем религиозным конфессиям, и прежде всего по православию. Иерархи Русской Православной Церкви в большинстве своем стали на путь постыдного конформизма – путь служения атеистическому государству. Живая христианская вера почти повсеместно была заменена обрядоверием (этот процесс начался, правда, задолго до революции). Язычество проникло в церковную ограду и вступило в непристойный союз с православием. Результатом стало духовное растление народа. В Церкви стали задавать тон люди малокультурные, с ограниченным кругозором, склонные соблюдать не дух, а букву Писания.

В такой обстановке началось служение отца Александра. Его обращение к живому и вечному христианству, восходящему к Самому Спасителю, к апостолам и Отцам Церкви, его многолетние титанические усилия по евангелизации опрокинутой в язычество России, его воздействие на душу и разум тысяч и тысяч людей встретили ожесточенное сопротивление. Он олицетворял собой открытую модель христианства, основанную на духе свободы, любви и терпимости, на уважении к личности человека – образу и подобию Творца. Он переживал разделение христиан как общий грех и исповедовал необходимость братского диалога и сближения всех христианских конфессий, всех мировых религий. Его противники отстаивали иную, закрытую модель христианства, основанную на традиционализме, изоляционизме, идеализации прошлого. Они олицетворяли (и олицетворяют) консервативную, шовинистическую, обскурантистскую тенденцию в Церкви. Они склонны не только к охранительству и культурному нарциссизму, но и к авторитаризму, ведущему к духовной тирании.

Конечно, в Русской Православной Церкви были и есть совсем другие клирики и прихожане, полностью разделяющие евангельские принципы любви и свободы, разделяющие широкий экуменический подход отца Александра и в полной мере оценившие его христианское подвижничество. Но не они, к сожалению, определяют духовный и психологический климат в Церкви.

Надо сказать еще об одном. Отец Александр начал свое служение, когда в России не было еще даже зачатков гражданского общества и все сколько-нибудь известные лидеры были обязаны своим выдвижением партийно-государственной номенклатуре. После необратимой эрозии тоталитарного режима и перехода к политике перестройки положение изменилось: не только властителем дум, но и общепризнанным лидером теперь можно было стать лишь благодаря собственным заслугам. Отец Александр не претендовал на роль лидера, но стал им в силу естественных причин: он выражал духовные, интеллектуальные, культурные и социальные интересы огромного большинства общества, пусть и не всегда осознаваемые людьми. Это не могло не вызвать озлобления со стороны властей и значительной части клира (включая некоторых представителей высшей иерархии).

Популярность, эрудиция, яркий талант отца Александра, любовь прихожан, его блистательные книги и лекции, широкий общественный резонанс его евангельской проповеди вызвали к жизни целую когорту людей, одержимых завистью и ненавистью к нему. Они усердно трудились (и трудятся) в жанре доноса, анонимного письма и газетного пасквиля, пытаясь заразить своей злобой целые слои населения. Ненависть, иррациональная по своей природе, принимает форму идеологического бешенства, нередко облаченного в квазинаучные и даже «богословские» одежды. Поклонники авторитарного вождизма, коренящегося в законах зоопсихологии, не могут простить отцу Александру его любви к свободе и его вклада в возрождение духа Евангелия. Антисемиты не могут простить его еврейства, ортодоксальные иудаисты – христианства и обращения в православие тысяч евреев.

Зависть – «великая и страшная сила», по определению отца Александра, – сплачивает в единый отряд его тайных и явных противников. Вот почему против него объединились столь разнородные особи, вот почему он был убит: силы зла видели в нем непреодолимую преграду для реализации своих темных замыслов. Его, как Христа, убили наши грехи, воля, направленная ко злу.

Публикуя этот сборник, составленный из материалов разного жанра и отражающий точки зрения очень разных людей, мы надеемся, что он поможет развеять некоторые злокачественные мифы, клубящиеся вокруг имени протоиерея Александра Меня. Мы уверены, что читатель способен будет сам оценить, где правда и где ложь, где духовный подвиг и где низкая клевета.

Сборник подготовлен Обществом «Культурное возрождение». Его первым президентом был отец Александр. Одна из главных задач Общества – изучение и освоение его творческого наследия. Публикацию этого сборника мы осознаем как наш моральный долг.

Синдром Сальери[29]

На статью С. Лезова об отце Александре Мене[30] можно было бы и не отвечать, если бы она не была опубликована в популярной и массовой газете. Тираж газеты значителен, а стало быть, наукообразность и специфическая «раскованность» статьи, при заведомом интересе публики к предмету разговора, способны породить сумятицу в умах людей простодушных и несведущих. Поэтому ответить придется.

Отношение к о. Александру стало своеобразным духовным индикатором. Его книги и статьи читают миллионы людей. Он привлекает к себе сердца всех, в ком живет искра добра. Он не дает покоя своим врагам даже после своей физической смерти. Парадоксально, но чем больше времени проходит со дня его мученической гибели, тем ожесточеннее становятся их нападки. Мы уже давно знакомы с черносотенной бранью в его адрес со стороны «патриотов», с аналогичными выпадами и обвинениями в ереси и неправославии со стороны троицких и иных «благовестников» (т. е. шовинистической части клира), а вот теперь знакомимся с инвективами, исходящими как бы из противоположного лагеря, – со стороны «либералов».

С. Лезов работает в модном нынче жанре «ниспровержения кумиров». Из его статьи мы узнаем, что о. Александр – вовсе не тот человек, за которого его выдают (или, по словам автора, он сам себя выдавал). Он не добрый пастырь, не реформатор, не свидетель веры, не ведущий христианский мыслитель современности, не друг своих духовных детей, не честный человек, не самостоятельный исследователь Библии, не человек, способный к научному мышлению, и еще много всяких «не».

Это напоминает апофатическое богословие: не то, не то, не то и не это. А что же «то»?.. А вот это страшная тайна, покров с которой г. Лезов бесстрашно срывает.

Боже мой, как мы обманывались! Мы-то считали отца Александра образцом христианина, а его жизнь – духовным подвигом, но вот пришел Лезов и все объяснил: нет подвига, нет образца, а по сути, нет и христианина. Так, нечто христианообразное. Да и что доброе может прийти из РПЦ?

Кем же был отец Александр? Аналитическое перо Лезова рисует живописный портрет: это был создатель «альтернативной реальности», игрового, игрушечного, «иллюзорного контрмира», обрекавший своих духовных детей на вторичную, несамостоятельную роль, скрывавший от них «правду о нашей общей социальной ситуации», пытавшийся (безуспешно) создать «либеральную культуру внутри Церкви» (эту задачу он «эксплицитно формулировал»); священник, целью которого была самореализация; «церковно-политический деятель», потерпевший крах из-за своей человеческой и научной несостоятельности, а паче из-за страха перед начальством, чьи незаконные запреты он свято соблюдал. (Уф, дайте перевести дух – это ведь далеко не все…)

Но продолжим. Отец Александр не пытался оказывать даже пассивного сопротивления «свирепому и подлому начальству» (церковному и светскому). Создавая «иллюзию духовного самостояния и даже противостояния… власти», он хотел лишь одного – «укрытия, пазухи, в которую можно было бы «выпадать» из большого мира, из главной реальности». Мало того, выпав из реальности, он ухитрился стать «модным проповедником», «кумиром маргинальной интеллигенции» и даже «миссионером для интеллигенции с пятым пунктом»; к тому же он еврей, совращавший «интеллигентных еврейских мальчиков и девочек» в христианство и стоявший на позициях расизма, «классического… христианского антииудаизма».

Вот такой благоуханный букет составил г. Лезов. Доказательства? Извольте: «Среди моих знакомых есть люди, пришедшие к о. Александру в начале 60-х годов… о. Александр был у меня дома… Я немного знаком с домашней библиотекой о. Александра…» Автор полагает, что этот «взгляд изнутри» сообщает его тексту некую аутентичность и, более того, дает ему право произвести суд над жизнью и смертью отца Александра.

Вот образчик «взгляда изнутри»: «Осенью 1983 года о. Александр был у меня дома. За столом разговор зашел о моих профессиональных делах, и я вспомнил, как один знакомый священник когда-то предрекал мне, выпускнику филологического факультета МГУ: «В свободной России вы будете переводить духовную литературу!» (тонкий комплимент себе. – В. И.). Гости – мои друзья, пришедшие в свое время вместе со мной в Новую Деревню, – с энтузиазмом стали обсуждать эту тему. Кто-то спросил мнение о. Александра. Его ответ сразу повернул разговор в другое измерение: «А мы – мы уже живем в свободной России!»»

Далее следует взрыв «благородного негодования» (камуфлирующего уязвленный эгоцентризм). Читателю поясняют, что это говорилось в разгар политических репрессий, когда подвергались обыскам и арестам люди из паствы о. Александра, когда чины из ГБ требовали от него самого отказа от публикации своих книг за границей, а потом и капитуляции – принародного раскаяния, признания своей вины. И в таких условиях говорить о жизни в свободной России? Не насмешка ли это, не уход ли в «альтернативную реальность», созданную о. Александром для околпачивания своих духовных детей, дабы содержать этих инфантильных особей в стерильном, искусственном мирке и заставить их заниматься там бессмысленной «игрой в бисер»?

Между тем отец Александр говорил чистую правду, хотя и облек ее в шутливую форму. Однако наш Савонарола юмора не понимает и, как все фарисеи, пытается уловить своего противника в слове. Правды он не знает и знать не хочет, зато знает, что, начав наступление, необходимо его развить и закрепить. Из досье вытаскивается новый компромат: вместо того, чтобы вступить в открытую политическую борьбу с режимом, отец Александр «лавировал», «крутился», «выкручивался», являлся («куда скажут») на вызовы ГБ, «не имеющие процессуального основания». Трусливый конформизм «обвиняемого» вполне очевиден.

Лезов полагает, что отправил своего антагониста в глубокий нокаут, но для верности решает «припечатать» его гирей своего свинцового приговора: «…в высшем смысле прихожанам предлагалась жизнь в свободной России, предлагалась неуловимая, как Джо, духовная свобода, предлагалась обаятельная личность батюшки, предлагались те формы общения, которые еще не были запрещены начальством… Иллюзия – вот его стихия, вот настоящий плод его таланта и энергии… результаты жизни о. Александра как церковно-политического деятеля я расцениваю как нулевые».

Здесь все ложь, от начала и до конца. Но таков «творческий метод» автора: вся его статья построена на подтасовках и передержках. За что ни возьмись – все поклеп. Нет смысла опровергать каждый тезис (да и противно), но на отдельных положениях придется остановиться.

В изображении Лезова о. Александр предстает неким духовным Сусаниным или Крысоловом, который ведет детей в никуда – в «иллюзорный контрмир». А ведь известно: «…кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской» (Мф 18. 6). Именно это и пытается вменить Лезов о. Александру, именно это он внушает своим читателям (имплицитно и эксплицитно). Но как бы слова Христа о соблазнении «малых сих» не обрушились на самого сочинителя.

Формы духовной жизни, практиковавшиеся в новодеревенском приходе (речь идет о 70-х – середине 80-х годов), были не разрешены, а именно запрещены начальством – светским и церковным (незаконно). Первым в России о. Александр создал общения, т. е. малые группы, регулярно (обычно раз в неделю) собиравшиеся для изучения Библии, духовной литературы, совместной молитвы, основанные на началах братства и взаимопомощи. Члены этих общений писали доклады и рефераты на самые разнообразные темы, имеющие отношение к христианству, в том числе, например, «Церковь и государство». Из докладов составлялись сборники по актуальным проблемам Церкви в современном мире. Разумеется, в общениях, уже вне библейских рамок, горячо обсуждались и политические события, волновавшие всех граждан России. Были в приходе катехизаторские группы, готовившие людей к крещению. Ставились замечательные детские спектакли на библейские и иные религиозные темы («Рождественская мистерия», «Царь Иудейский», «Франциск Ассизский»). Сам о. Александр вел семинары по изучению Библии, патристики. Существовала и созданная им приходская библиотека религиозной литературы. Ее читатели, между прочим, были прекрасно знакомы и с «Архипелагом», и с книгами Авторханова, Джиласа и Амальрика, не говоря уже о «тамиздатских» Цветаевой и Гумилеве (эту «инициацию» они прошли задолго до Лезова).

Понятно, что по условиям того времени прихожане отца Александра работали без огласки, не афишируя свою деятельность. Однако ее размах в конце концов привел к утечке информации и вызвал соответствующую реакцию властей. «Компетентные органы» среагировали как положено: была организована кампания травли о. Александра, шантажа и запугивания его духовных детей. Один из ярких эпизодов этой кампании – упоминаемая Лезовым статья в «Труде». Статья встретила резкий отпор со стороны прихожан. Все они сохранили верность своему пастырю, никто от него не открестился. Так обстояло дело с «игровым контрмиром», в котором якобы пребывал новодеревенский приход.

К осени 1983 г. в приходе существовала уже многолетняя традиция перевода духовной литературы (назову лишь, для примера, книги Тейяра де Шардена, Клайва Льюиса, Гилберта Честертона, Доминика Бартелеми, Джона Пауэлла, переведенные Н. Трауберг, З. Маслениковой, А. Борисовым и другими). То, чем Лезов надеялся заняться в отдаленном будущем, в Новой Деревне давно уже было реальностью. В этом и только в этом смысле надо понимать слова о. Александра о жизни «в свободной России». Речь, по сути, шла о духовной свободе, в атмосфере которой воспитывались прихожане о. Александра, и политической несвободе, в условиях которой они жили вместе со всем народом. Лезов же дожидался прихода именно политической свободы, когда все будет разрешено и он сможет безнаказанно приступить к своим духовным переводам.

Таким образом, о. Александр создал новые формы церковной жизни, весьма эффективные и ныне воспринятые даже его противниками. Новодеревенский приход жил необычайно активно и насыщенно. Он не был сектой, самодостаточной и замкнутой, и не отделялся от мира, хотя и представлял собой обособленное сообщество. Быть может, кому-то это покажется парадоксом, но насквозь парадоксально и все христианство. Об этом выразительно говорил сам о. Александр: «Да, тот кто хочет глубинно, духовно развиваться, должен выстраивать ограду вокруг своей души. Иначе шум мира все заглушит. Но в то же время тот, кто не хочет превратить это в маленькую резервацию, в душный лампадный мирок, в котором дух не может жить, тот человек не должен делать эту ограду абсолютной. Это как вдох и выдох. Это как общение с многими и общение с одним. Это как уединение и общение. Это как день и ночь. Это как то, что соединяется вместе».

О. Александр, который якобы обольщал людей своей харизматической мощью, чтобы загнать их в новые катакомбы, был категорически против «выпадания» своих прихожан, да и вообще христиан, из «большого мира». Напротив, он был убежден в том, что христианин должен быть социально активен, что он должен рассматривать общественную жизнь как «одну из сфер приложения евангельских принципов», что «борьба за утверждение Царства Божия должна вестись в средоточии жизни». И это убеждение не было лишь теоретическим принципом – оно было основой практического действия.

Следовательно, о. Александр смотрел на христианина как на человека, открытого всем проблемам мира и потому духовно и социально активного. Однако не надо понимать эту активность вульгарно – как политическое функционирование. Между тем Лезова интересует не глубинная суть служения о. Александра, а лишь «политическое измерение» того христианства или той «либеральной субкультуры внутри Церкви», которые он будто бы предлагал.

Церковь – не политический, а богочеловеческий организм, мистически и реально объединяющий людей во Христе. Для Лезова же это прежде всего и главным образом социальный институт, основанный на системе властных отношений, предписаний и запретов и призванный к «публичному политическому действию». Он явно путает храм с парламентом (или с «Красными бригадами»). Церковь, естественно, может, а иногда и должна, занимать вполне определенную позицию по принципиальным политическим вопросам, а верующие вольны участвовать в политической деятельности, но задача священников – не политическое, а духовное просвещение. Церковь должна быть с народом, однако она не должна иметь особой политической программы. А вот осмысливать текущие события в свете веры – это ее дело (как и дело каждого христианина). Политика не та стихия, в которой ей следует пребывать, – у нее другое назначение. Если же настаивать на лезовских формулировках, можно прийти к выводу, что отделение Церкви от государства есть грубая ошибка и эти гиганты должны либо вести борьбу за политическую власть, либо вернуть православию статус государственной религии.

Лезов пытается навязать о. Александру амплуа политического диссидента (которым тот не был и быть не хотел), а поскольку он этому амплуа не соответствует, сурово осуждает его. Но пастырь не должен быть политическим диссидентом, у него иные, более серьезные задачи. Претензии к Александру Меню как к политику совершенно неправомерны. Вопреки утверждениям Лезова, он никогда не был и «церковно-политическим деятелем». Он неоднократно подчеркивал: «Я не политик». Искус прельщения или порабощения политикой его миновал.

Лезов делает религию инструментом для достижения внерелигиозных, политических целей. Такая позиция была глубоко чужда отцу Александру. Он говорил: «…свобода должна вырастать из духовной глубины человека. Никакие внешние перемены не дадут ничего нового, если люди не переживут свободу и уважение к чужим мнениям в собственном опыте». Сегодня мы с особой силой убеждаемся в справедливости этих слов.

Попытки представить о. Александра насмерть перепуганным конформистом просто смехотворны. Христос, вопреки давлению на него, отказывался быть политическим вождем и даже политическим борцом. Отец Александр шел по пути Христа: он боролся со злом, утверждая добро. Эта борьба была не поверхностно-политической, а бытийственной, глубоко духовной. Вспомним его слова: «Мир давно уже озверел, люди ожесточились, единственное, что может их спасти, – это возвращение к евангельским принципам, к любви». Именно этой цели было подчинено его общественное служение. По Лезову, было бы лучше, если бы пастырь милостью Божией пошел по пути политического авантюризма. Но о. Александр выбрал другой путь. Его оружием было слово. Его книги, проповеди, публичные выступления оказывали огромное воздействие на людей и в короткое время сделали его духовным лидером России. Это, кстати, отлично понимали (и понимают) его враги. Те, кто направлял руку убийц, знали, с кем имеют дело. И напрасны потуги Лезова обесценить не только жизненный подвиг, но и саму смерть отца Александра, цинично занеся его в список «тех, кто попал под колеса истории». Не каждый удостоивается мученического венца, и не каждый способен понять духовный смысл христианской жертвы.

Был ли о. Александр церковным реформатором? Сам он таковым себя не считал, хотя его вклад в обновление христианства переоценить невозможно. Он полагал, что «в самой идее реформ нет ничего неправославного» – реформы были и будут, вопрос в том, как и ради чего они проводятся. Необходимость определенного пересмотра церковной практики, канонов и богословия была для него несомненной, но он отрицательно относился к разрушению коренных церковных принципов и традиций. Верный путь, по его мнению, как всегда, лежит посредине. Он осуждал попытки «модернистов» создать «секулярное христианство», как и реформы обновленцев (напр., митрополита Александра Введенского), дискредитировавшие саму идею церковного обновления. Его больше интересовало не столько изменение внешних форм, сколько углубление и развитие богословия.

Тем не менее в Русской Православной Церкви о. Александр был возмутителем спокойствия, и не потому, что его взгляды в чем-либо противоречили православию, а наоборот, потому, что они максимально приближены к духу Христовой истины. Для значительной части церковного клира Христос был и ушел. Для о. Александра Он никуда не уходил. Он и сейчас стучится в двери каждого сердца. У о. Александра, как у Христа, все построено на свободе – они страшатся свободы как огня. У него христианство живое, оно изменяется с каждой новой эпохой, с каждым новым поколением – у них оно застыло в древнем ритуале, окаменело. У него – сила веры и сила духа, у них – показное благочестие и мертвая буква. Для них христианство – только храмовая религия с пассивными прихожанами, а Церковь – вариант закрытого общества. Для него религия, вера охватывают всю жизнь человека, прихожане активны, Церковь открыта миру. Главное же: здесь сталкиваются любовь и – нелюбовь, нетерпимость, ненависть.

Это две полярные позиции, экзистенциально и духовно несовместимые. Из них вырастают две модели христианства. Первая основана на открытости, вере в универсальные христианские ценности, на уважении к личности, не на букве, а на духе христианского провозвестия. Она ориентирована на диалог с любой конфессией, любой религией, любым человеком, но не допускает религиозной эклектики. Она включает в себя свободу, взаимопонимание и терпимость.

Вторая, закрытая модель христианства представляет собой версию религиозного фундаментализма, или «русскую религию».

Она основана на идее самодостаточности и абсолютного превосходства православия. Для нее типичны национальная гордыня, изоляционизм, ксенофобия (в особенности сионистофобия), антиэкуменизм, порожденные комплексом неполноценности, неверием в свои силы, в свою правоту. В своем крайнем выражении эта тенденция ведет (и уже привела) к «соединению русского фашизма с русским клерикализмом» (слова о. Александра). Люди духа и люди буквы – антиподы. Их столкновение неизбежно.

Выбор, по сути, приходится делать между христианством и язычеством, облаченным в псевдохристианские одежды. Убийство о. Александра – прямой результат сшибки этих двух сил, один из драматичнейших эпизодов вселенской битвы Добра и Зла. Попытки представить это злодеяние как факт уголовной хроники, а не как духовное событие, причем событие гигантского масштаба, характерны для современной социальной мифологии.

Свою лепту в ее развитие вносит С. Лезов. Наиболее удобный прием – «снижение образа». Мистифицированный, подменный образ, нарисованный Лезовым, не имеет ничего общего с реальным отцом Александром и представляет собой проекцию внутреннего мира автора, кривое зеркало, в котором объект искажается до неузнаваемости. «Каким судом судите, таким будете судимы» (Мф 7, 2). Это бумеранг, и никому не удастся от него уклониться.

Лезов называет «нелестной» оценку деятельности о. Александра в нашумевшей статье Н. Домбковского «Крест на совести». Но тот пасквиль – просто грязная чекистская фальшивка, и это было абсолютно ясно уже в момент ее публикации[31]. Что же до статьи самого Лезова, она ведь тоже – «нелестная». Такие параллели наводят на размышления.

Отец Александр дал людям новое, современное и в то же время первозданное прочтение христианства – не как свода законов, запретов, не как новой этики, а как новой жизни, как веры, действующей любовью. Он не «претендовал» на какую-либо роль, и менее всего – на роль кумира. Целью его творчества была не самореализация, как лукаво предполагает Лезов, а служение – Богу и людям, спасение людей, т. е. соединение их со своим Первообразом.

Имеющий уши слышать, да слышит. Если человек вместо музыки сфер слышит какофонию, значит, у него не те уши («я по ушам узнал его как раз»). Разумеется, «уши» – всего лишь метафора. Речь идет о поврежденном нравственной коррозией сердце, об атрофии нравственного чувства, к которой приводит гордыня (первый и главный из смертных грехов в христианской традиции). Именно гордыня ведет к оцепенению сердца, к тому, что на языке православной аскетики называется «окамененным нечувствием».

«О. Александр наивно полагал», он «не догадывался, что на сей раз время работает на него», «я думаю, научная проблематика как таковая была А. Меню столь же непонятна, сколь и неинтересна» – это все Лезов. Менторски-назидательный, высокомерно-снисходительный тон статьи производит комичное и одновременно отталкивающее впечатление. Надо обладать незаурядной наглостью, чтобы позволять себе поучать о. Александра (посмертно), как ему надлежало жить и работать. Но стоит ли говорить о мере и вкусе безнадежного нарцисса?

На протяжении всей статьи С. Лезов с маниакальной настойчивостью повторяет выдумку о «профессиональных духовных детях» покойного пастыря. Эти люди пишут не то и не так, как хотелось бы автору, разрушая стройность его концептуальной схемы. Отсюда – его «праведный гнев».

«Профессиональные духовные дети» – это, очевидно, те из окружения о. Александра, кто профессионально занимается малопристойным делом за соответствующее вознаграждение, т. е. находится на содержании (у кого?). Но ведь такие существуют лишь в больном воображении Лезова. Их не было и нет. «Профессиональные духовные дети», в переводе с лезовского новояза, – это духовные дети о. Александра, сознающие масштаб его личности, хранящие ему верность и свидетельствующие о нем. Не больше. Но и не меньше. Я принадлежу к числу этих детей и не считаю для себя возможным молчать, когда обливают помоями моего духовного отца.

Существует мнение, что о. Александр не нуждается в защите. Да, в высшем смысле он защищен, и весьма надежно. Это, однако, не снимает ответственности с тех, кто его близко знал, с тех, ради кого он совершал свое служение. Он уже не может ответить клеветникам. Но мы – можем. И должны.

Как мы видели, утверждения Лезова о «выпадании» прихожан о. Александра из «главной реальности» – прямая фальсификация. Столь же клеветнический характер носит утверждение о их «вторичной и несамостоятельной роли», о том, что ими, по сути, бессовестно манипулировали. Как человек, знавший о. Александра в течение многих лет, могу свидетельствовать: он относился к своим духовным детям нежно и мудро, с величайшей бережностью. Эти отношения были искренними и доверительными. Он никогда не рассматривал личность прихожанина как средство или как элемент «массы». Такой подход был для него категорически неприемлем. Он жил ради нас, и мы это знали.

Он уважал каждого, кто бы тот ни был – ученый или простец. И, кстати говоря, он не был лишь пастырем интеллигенции: большинство его прихожан составляли обычные люди – жители г. Пушкино и окрестных деревень, сохранившие о нем благодарную память. Он ничем не выказывал своего превосходства. Напротив, себя он умалял, а нас возвышал. Он вызывал на поверхность лучшее, что дремало в глубине наших душ. Никто не ощущал своей «вторичности»: для этого надо было иметь особое устройство личности. Не было никакой «вторичности» или «несамостоятельности». Все обстояло как раз наоборот: отец поощрял любую инициативу, старался раскрыть в человеке его потенциальные возможности. Нам приходилось «дотягиваться» до себя. Осторожно вел он нас по ступеням веры. Язык, на котором он говорил, был язык любви. Он брал на себя наши боли, взваливал на себя тяжесть наших грехов. На любовь мы могли ответить только любовью.

Отец Александр был человеком абсолютно бесстрашным, но уж никак не человеком, готовым поставить на карту жизнь и свободу своих духовных детей. Да, он оберегал их от необдуманных и рискованных действий, создававших иллюзию свободы, не считал возможным подталкивать на путь диссидентства, которое подчас прикрывало нежелание заняться духовной работой, – глубокой, но внешне не слишком эффектной. Но это вовсе не значит, что он относился к диссидентству в принципе отрицательно. Он встречался с Александром Солженицыным, его прихожанами были Надежда Мандельштам, Александр Галич, Димитрий Панин, Николай Тимофеев-Ресовский. Демократ по своим убеждениям, о. Александр не мог не сочувствовать правозащитному движению, однако демократия, в его понимании, невозможна без опоры на духовно-нравственный идеал. И не случайно он называл академика Сахарова праведником, знамением надежды. Он и сам был таким праведником, спасающим наш мир.

Возникает вопрос: а имеет ли человек право на иное – скажем, не апологетическое мнение об отце Александре? Безусловно, имеет. Но непременным условием при этом должна быть корректность и добросовестность. Плюрализм мнений не означает вседозволенности и не дает права на диффамацию.

В новодеревенском приходе всегда было немало людей ущербных и невротизированных, страдавших мнительностью и разнообразными фобиями. О. Александр жалел их, никогда не поучал, вразумлял шуткой и добрым словом. Тактично и ненавязчиво он помогал им исцелиться от зацикленности на самих себе, вселял веру в свои силы. И происходило чудо: человек оживал к новой жизни, он преображался даже внешне.

Однако находились и такие (обычно люди с неутоленным честолюбием), кого мудрая педагогика о. Александра только ожесточала. Подобные прихожане притязали на интеллектуальное и духовное равенство со своим наставником. Не имея на то ни оснований, ни способностей, они по существу хотели играть ту же роль, что и он. «Ученик не бывает выше своего учителя», – говорит Христос (Лк 6, 45), но они думали иначе. Поскольку подтвердить своих притязаний они не могли, то быстро озлоблялись. Это приводило к тяжелой закомплексованности. Им начинало казаться, что о. Александр как-то ущемляет их потенциал, богатую творческую натуру. Постепенно они приходили к мысли о своем интеллектуальном и нравственном превосходстве над ним. За этим следовал разрыв, переход в другую конфессию или авантюрные политические акции, ставящие под удар не только о. Александра, но и многих других. Для некоторых из этих людей была неприемлема открытая модель христианства: им нужен был кнут, жестко регламентированное поведение в рамках «Типикона». Кое-кто из них (например, один служка, ставший священником) стал обличать своего бывшего учителя в неправославии и чуть ли не в ереси.

О. Александр иронически называл все это «эдиповым бунтом против духовного отца». Как правило, эти люди плохо кончали (духовно и душевно): уязвленная гордыня пожирала их. Отец, который читал сердца как открытую книгу, предвидел это. Он тяжело переживал за них, жалел, но не посягал на их свободу: если они хотели уйти, он их не удерживал. Лишь в особых, редких случаях он сам предлагал человеку найти себе другого духовника. И тем не менее он считал себя морально ответственным за этих людей. Их было немного, но они были, и все они больно ранили отца.

Одним из таких людей был Лезов. Он ненадолго задержался в новодеревенском приходе. Когда он понял, что его честолюбивым замыслам сбыться не суждено, он ушел, унося с собой мстительную надежду на реванш («И в путь потек, и поутру вернулся с ядом»).

Лезов порвал с православием и, как это бывает с прозелитами, проникся жгучей ненавистью к своему прежнему духовному лону. Поэтому его пафос – резко антиправославный (и это во времена и без того острых межрелигиозных и межконфессиональных раздоров). «Узкие рамки этоса РПЦ», «служилая Церковь», «некая православная библеистика» – статья пестрит такого рода выражениями.

Судя по всему, сегодня Лезов идентифицирует себя с протестантизмом. Это его право. Но дело ведь не в формальной принадлежности к той или иной конфессии, а в том духе, который и делает христианина христианином. Лезовская статья дышит ненавистью, а стало быть, дух ее – глубоко антихристианский.

Личное дело Лезова симпатизировать иудаизму или протестантизму и не любить православие. Это, однако, не освобождает его от обязанности придерживаться хотя бы минимальной человеческой и научной добросовестности, тем более что тональность его статьи не вызывает сомнений в том, что автор вещает непосредственно с научного Олимпа. Следовательно, без серьезных доказательств не обойтись. Но претензия Лезова на объективный научный анализ ничем не подкреплена. В статье нет научных аргументов, а есть лишь их имитация и голословное постулирование «убийственных» для о. Александра, но совершенно фантастических утверждений и выводов. То, что внешне выглядит как научная аргументация, при ближайшем рассмотрении оказывается многоэтажной подтасовкой. К тому же, выдвигая свои обвинения, автор занимается не только «чтением мыслей» о. Александра, но и их интерпретацией. Это забавно, но и отвратительно.

Ненависть застит глаза. Говоря о «публичном провале» о. Александра, Лезов явно выдает желаемое за действительное, а чтобы убедить читателя в правдоподобности своих измышлений, поступает в соответствии с рецептом: назови белое черным, но чтобы тебе поверили, делай это постоянно, систематически, не переводя дыхания (или – по пословице: клевещи, клевещи, авось, что и останется). Вот тогда люди скажут: «Нет дыма без огня».

Казалось бы, чувство самосохранения должно было удержать автора от столь бессмысленной лжи, но нет, удержу он не знает: «Перо его местию дышит». Какое там «не судите, да не судимы будете»! Лезов претендует на Божественную прерогативу (или прерогативу Конституционного суда): его приговор окончателен и обжалованию не подлежит. Остается привести его в исполнение.

Лезов не внял совету Пушкина: «Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением… Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении». Лезов сделал как раз обратное: он бросил оболганного им «высокого и могущего» на растерзание толпе. Но он рано празднует победу: толпа растерзает лишь сработанный им муляж – подлинный же отец Александр для нее недосягаем.

Обратимся к одному из центральных сюжетов статьи («Похищенные дети»), ради которого, быть может, все и было затеяно. Здесь впервые появляется видимость научной и даже теологической аргументации, однако быстро выясняется, что автор выступает не как теолог и вообще не как человек науки, а как религиозный политик (точнее, политикан). Для него политика – «чистое слово, которое он не хочет отдавать негодяям». Что ж, за неимением других чистых слов пусть пользуется этим.

Суть этой главки состоит в информировании тех, кому положено, о том, что крещеным евреям в приходе о. Александра предлагалось сомнительное «иудеохристианство», что приход в действительности был еврейским (эта идея провоцируется имплицитно, или, если угодно, суггестивно), что сам о. Александр, «всю жизнь испытывавший на себе проявления ксенофобии в РПЦ», стоял на почве «христианского антииудаизма» (т. е. был антисемитом) и мыслил «в расовых категориях». Таким образом, Холокост (катастрофа европейского еврейства) был для него совершенно безразличен, иначе он не стал бы заниматься «христианским свидетельством» перед евреями, т. е. миссионерством».

В результате евреи, вместо того чтобы пребывать в лоне иудаизма, как им положено по рождению, ввергались в совершенно чуждое им христианство (причем в худшую его разновидность – православие), теряя тем самым свою традиционную идентичность. Понятно, что вина о. Александра вполне очевидна: реализуя принадлежащую Льву Карсавину программу христианского («окончательного»?) решения «еврейского вопроса», он «мастерски создавал иллюзию, что совмещение (еврейства и православия. – В.И.) возможно и даже дает религиозные преимущества перед христианами «из язычников»». Во всем этом автор обнаруживает «тоже иллюзионерство» и «нечестность», о которых он уже говорил выше.

Я намеренно столь подробно изложил лезовскую аргументацию, чтобы читатель смог в полной мере оценить всю прелесть (и подлость) авторского замысла. Национально озабоченным «патриотам» сообщается, что они правы, обвиняя о. Александра в создании некой «еврейской Церкви» внутри православия, ортодоксальным сионистам – что еврей – христианский миссионер намного опаснее, чем юдофобствующий русский священник, безрелигиозным либералам – что в Православной Церкви при всем желании ничего доброго не отыщешь.

Таким образом, статья представляет собой не просто политический памфлет, но политический донос, посланный сразу в несколько адресов: демократический («либеральный»), «патриотический» (черносотенный) и ортодоксально-иудаистский (раввинистический). Каждому из адресатов автор говорит: я свой, смотрите, как я защищаю интересы евреев (антисемитов, либеральных демократов). Я делаю это гораздо лучше, чем ваш исконный враг – «еврей-христианин русского мессианизма». На этом список адресатов не исчерпывается: есть еще различные христианские конфессии, которым тоже послан соответствующий сигнал (здесь важно соотношение текста и контекста).

Автор намерен убить не двух, а многих зайцев, получить и научные, и политические дивиденды. Статья возбуждает антисемитизм в христианах и антихристианские чувства в иудаистах. Протестантов убеждают, что никакой православной библеистики в природе не существует, а иерархов Православной Церкви – что о. Александр хотел взорвать ее своей «либеральной субкультурой». Демократам прививается отвращение к «модному» христианскому проповеднику, лишь по видимости противостоявшему коммунистическому режиму, а по сути – конформисту и «игроку в бисер». Порядочных людей уверяют, что они напрасно обольстились нечестным и двусмысленным человеком, игравшим в игры, правила которых понятны только ему одному.

Как известно, правонационалистические «благовестники» видят в трудах и творческом наследии о. Александра еврейскую диверсию против православия. Либеральный «благовестник» г. Лезов выворачивает карту наизнанку: о. Александр предстает у него православным диверсантом против еврейства. Обе версии легко совместить: похищая еврейских младенцев (а заодно и взрослых), обманом и посулами водворяя их в лоно христианства, он одновременно создавал «пятую колонну» в православии. Структура мифа остается прежней, только вместо христианских младенцев фигурируют еврейские.

Говоря об «антииудаизме» о. Александра, Лезов явно подталкивает нас к идее, достаточно популярной в определенных кругах: священника убили сионисты, и у них на то были все основания – что еще делать с человеком, инициировавшим массовое обращение евреев в православие? Таким образом, иудаистические штудии г. Лезова не так уж безобидны: из них следуют взрывоопасные политические выводы.

Поглощая невероятный лезовский коктейль, не сразу осознаешь, что имеешь дело не просто с квазинаучной хлестаковщиной, но с многослойной политической провокацией. Статья, состоящая из взаимонаправленных и несходящихся тез, сбивает с толку и эмоционально вздергивает читателя. Опасность такого рода политической демагогии состоит в том, что она невротизирует людей, психологически дезорганизует их. Такой же эффект производят публикации газеты «День» (а ранее – издания доктора Геббельса).

Тема обращения евреев в христианство сверхделикатна. Она требует особо тактичного подхода и не терпит топорной работы (от слова «топор»). Она не может быть адекватно разрешена на страницах газеты. Однако Лезов охотно берется за это и имеет на то причины. Не считая возможным вступать с ним в научную полемику, скажу лишь, что крещение российских евреев, достаточно массовое в последние десятилетия, знаменовало собой отход их не от иудаизма, но от атеизма, т. е. от духовного небытия. Христианство не есть этническая религия. По Лезову же, религия – атрибут этноса, т. е. выводится она непосредственно из генов. Стало быть, еврей просто обязан быть иудаистом, ибо в противном случае он изменяет своей природе. Отсюда следует, что у евреев нет и не может быть христианского будущего.

Это очень похоже на соответствующие мифологемы специалистов по «сиономасонскому заговору», хотя их пафос Лезов на первый взгляд не разделяет. Но стоит обратить внимание на то, что он, как и они, преднамеренно разжигает негативное отношение к евреям, принявшим христианство. Для части праворадикальной прессы характерно отождествление христианства и иудаизма. В этой ситуации Лезов подключается к механизму злобы и отмщения в массовом радикальном антисемитском сознании.

Крещение евреев в России не было вызовом еврейству, как не было оно вызовом христианству. Оно увенчивало личный выбор человека, осознавшего, что «во Христе нет ни эллина, ни иудея». Никакого «иудеохристианства» православным людям из еврейской среды о. Александр не вменял: каждому предлагалась своя, уникальная свобода христианского служения и духовной самореализации. Он неоднократно говорил, что крещение не дает евреям каких-то преимуществ, но налагает на них дополнительную ответственность перед Богом. Наивный читатель может подумать, что о. Александр не принимал в лоно Церкви тех, кто добровольно и свободно хотел туда войти, но занимался покражей еврейских младенцев. Тот же кровавый навет, только в другом исполнении.

Вполне очевидно, что Лезов ищет референтную группу, с помощью которой он хочет политически расти, а заодно и получить статус великого библеиста. Судя по всему, он надеется обрести ее в тех кругах на Западе, которые тяготеют к ортодоксальному раввинистическому иудаизму, принципиально не вступающему в диалог по теме крещеных евреев (считая крещение изменой иудаизму). Именно через них он стремится сделать научно-политическую карьеру как специалист в области иудаизма, толкующий библейские тексты, и как пламенный защитник евреев от посягательств христианских миссионеров. Но для того, чтобы получить искомое, надо принести очень существенную жертву. В качестве таковой и выбран о. Александр. Вряд ли, однако, лезовская акция увенчается успехом. Люди на Западе достаточно просвещены, чтобы понять, что сдача определенной группы российских евреев не может служить серьезным основанием для политического роста претендента.

Лезов выплеснул на страницы газеты свою внутреннюю тьму, и тьма сия велика есть. В сущности, он преследует ту же цель, что и троицкие «благовестники»: уничтожить о. Александра религиозно, идейно и научно-теоретически, дискредитировать его как священника, богослова и человека. Эта затея бессмысленна и неосуществима: уже поздно – вышли книги о. Александра, книги и фильмы о нем, фильмы с его участием. Достаточно прочесть, например, последнюю по времени издания его книгу – «Культура и духовное восхождение», чтобы обвинения Лезова рассыпались в прах.

Сначала приписывая о. Александру свойства и намерения, вовсе ему не присущие, а потом торжественно развенчивая их, С. Лезов устраивает чисто коровьевский сеанс «с полным разоблачением». Так кто же иллюзионист? Тот, кто на глазах изумленной публики с помощью «научных» пассов пытается внушить нам, что о. Александр не был тем, кем он был, или о. Александр, абсолютно чуждый позе и политическим играм, всегда сохранявший духовную и интеллектуальную трезвость? Кто иллюзионист – о. Александр, бесконечно далекий от мыслей о самоутверждении и самореализации, или тот, кто затеял непристойный спектакль, напяливая маску фокусника и самозванца на лик мученика и святого?

Последняя часть статьи подытоживает усилия автора по дискредитации своего противника и посвящена очернению о. Александра как писателя, христианского мыслителя и человека науки. Начинается она, как водится, по-хлестаковски: «Нет смысла опровергать фантастические утверждения «профессиональных духовных детей» о том, что А. Мень был одним из ведущих мыслителей современности, самостоятельным исследователем Библии и т. п.».

Тем не менее как раз это Лезов и пытается опровергнуть (разумеется, «научно»). Аргументация нехитрая: нельзя продолжать традицию православной библеистики при отсутствии самой традиции, а создать собственную научную школу в этой области о. Александру было не под силу, – во-первых, потому, что он толком не усвоил «того, что сделано в мире», а во-вторых, потому, что «ему было чуждо научное мышление». В таких обстоятельствах о. Александру не оставалось ничего другого, как создать «иллюзию мысли, научного творчества… иллюзию православной библеистики» (эта набившая оскомину «иллюзия» – ключевое словечко, играющее роль универсальной отмычки к жизни и творчеству убиенного пастыря). Все это понадобилось Лезову для того, чтобы утвердить в общественном сознании распространенное в некоторых кругах мнение, что о. Александр был всего лишь популяризатором.

Поскольку православная библеистика «не существует», не существует ни Владимира Соловьева, ни Сергия Булгакова, ни Павла Флоренского, ни Михаила Поснова, ни Антона Глубоковского – никого. Это удобно, так как избавляет от необходимости заглядывать в их труды.

Нет надобности напоминать, сколько священнослужителей-ученых было в истории нашей страны. В каждую эпоху библейская культура требует своего, нового слова. В наши дни это слово было сказано о. Александром. Как богослов, он прежде всего библеист, с удивительно свежим взглядом на предмет своего исследования. Его комментарий к Библии, его книга «Как читать Библию», его статьи, посвященные Ветхому и Новому Завету, – образец православной теологии. Но его главный богословский труд – семитомный «Словарь по библиологии», «подобного которому нет нигде в мире» (прот. Виктор Потапов).

Когда словарь выйдет в свет, каждый читатель сможет прочесть разделы «Православная библеистика», «Русская библеистика», «Русская библейско-историческая школа», а кроме того, сотни статей, содержащих глубокий и оригинальный анализ всех книг Библии и творчества всех сколько-нибудь заметных христианских богословов (включая, естественно, протестантов). Этот уникальный труд окончательно хоронит легенду о популяризаторстве о. Александра и ставит его в ряд крупнейших богословов мира.

«Словарь по библиологии» – не только памятник библейской историографии, но и огромный материал для понимания библейских корней русской церковности, культуры, философии. Он свидетельствует и о колоссальной эрудиции автора, и о его верности православной богословской традиции.

Лезов издевательски пишет, что о. Александр «стремился втиснуть христианство в узкие рамки дозволенного политической ситуацией и этосом РПЦ». Насчет «политической ситуации» все уже ясно, что же до «этоса РПЦ», то здесь тоже вышла неувязка. Строгое следование иконописному канону не помешало Рублеву создать свою «Троицу». Подобно этому, следование православной догматике не помешало о. Александру стать абсолютно независимым и в высшей степени оригинальным мыслителем, причем мыслителем вселенского масштаба (как бы неприятно это не было Лезову). Он не только углубил и обновил философскую мысль, но и создал новый язык для исповедания веры. Философские воззрения о. Александра можно определить как христоцентрический персонализм, уходящий своими корнями в персонализм Нового Завета. Свобода как один из важнейших законов Духа была для него неразрывно связана с христианским провозвестием.

Отец Александр глубоко усвоил и переосмыслил вершинные достижения мировой науки и опирался на них. Он прекрасно владел научным инструментарием, однако не ограничивался им. Его книги – та же проповедь, они относятся не только к области знания. Он говорил: «Время кабинетного изучения религии миновало». И еще: «Познание сущности мира лежит за пределами науки… У науки нет ответов на вопросы этики и смысла бытия». Нелепо подходить к богопознанию с критериями научности, а книги о. Александра – прежде всего плод богопознания. Это синтез откровения и поэзии, знания и веры. Он умел писать о Библии не только языком академических статей, но и поэтично, как художник. Он соотносил Священное Писание с литургическим, медитативным, эстетическим опытом православия.

Подчеркивая превосходство своего мышления («научного») над мышлением о. Александра («ненаучным»), Лезов забыл евангельские слова: «…всякий, возвышающий сам себя, унижен будет» (Лк 18, 14). Это универсальный закон, не знающий исключений. У Лезова не научный, а политизированный рационалистический подход. Знакомясь с ним на практике, убеждаешься в справедливости слов о. Александра: «Чистая рациональность может стать духовно убийственной». Каждый может увидеть, что вынес Лезов «из злого сокровища сердца своего» (Лк 6, 45). Можно лишь догадываться, какой владыка будет окунать в лезовский яд «свои послушливые стрелы», но что владыка найдется – сомнений нет.

И еще одна цитата: «Я немного знаком с домашней библиотекой о. Александра и уверен: все эти работы он держал в руках (об этом свидетельствует и случайный подбор литературы: чем богаты…), некоторые из них он проглядывал, кое-что читал внимательно». Читатель, конечно, узнал в этом соглядатае, собирающем компромат на того, кто был его духовным отцом, известного персонажа из Книги Бытия. Фигура, архетип которой олицетворен в библейском Хаме, представлена в этом отрывке с предельной выразительностью. Научное обличье современного хамства – интеллектуальная смердяковщина. Мы еще раз убеждаемся в том, что Библия – книга на все времена, и в ней, если читать ее внимательно, можно найти ответ на любой вопрос наших дней. Экклезиаст прав: «…что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».

«Читая воспоминания «профессиональных детей», я чувствую боль и стыд. Ведь личность А. В. Меня была гораздо значительнее, чем позволяют судить эти свидетельства». Услышав такое, в контексте лезовской статьи, не знаешь, смеяться или плакать. Рекорд либерального фарисейства вряд ли скоро будет побит.

Среди прочего, Лезов, как бы спохватываясь, задает себе вопрос: «Зачем я стремлюсь навязать ему (о. Александру. – В. И.) роль, на которую он сам не был согласен?» (фрейдистская обмолвка). Вот именно: зачем? Автор, по-видимому, считает этот вопрос риторическим и оставляет его без ответа. Между тем ответ есть.

Статья Лезова завершается пометкой в скобках: «газетный вариант». Стало быть, впереди вариант журнальный (или книжный?), где грязь уже можно будет черпать ведрами[32]. Учитывая предыдущие публикации, приходишь к выводу, что изничтожение о. Александра – не просто хобби, а idеe fixe автора. Похоже, мы имеем дело с довольно распространенной болезнью, с тем, что можно назвать – «синдром Сальери».

Сальери – архетипическая фигура, которая воспроизводится в каждом новом поколении. Это человек – сродни Иуде. Не довольствуясь тем, чтобы оставаться честным и одаренным ремесленником, которому выпало счастье находиться рядом с духовным исполином, он посягает на большее, на высшее.

Раздираемый сознанием своей неполноценности, не желающий признаться (ни себе, ни другим) в зависти к гению, он ненавидит его жгучей, всепроникающей ненавистью. Вначале он силится сравняться с ним, поверив ненаучную гармонию научной алгеброй. Потом, когда тщетность этих попыток становится очевидной, он убивает Моцарта (фигура тоже архетипическая). Если Сальери не может убить Моцарта физически, он пытается сделать это иным способом (отравленным пером), надеясь обречь своего врага на гибель нравственную, а еще лучше – на «смерть вторую».

Примечания

1

Эта статья напечатана в сокращенном виде в газ. «Известия» 27 января 1999 г.

2

Всесоюзная государственная библиотека иностранной литературы.

3

Речь идет о статье «Сын человечества», которая публикуется в разделе II.

4

Позднее мне сказали, что в Каббале 9 – число Святого Духа.

5

Самоумаление.

6

В 2003 г. я встретился с Политковским и спросил, сохранились ли материалы той съемки. Он сказал, что все они пропали.

7

10–11 сентября 1991 г. в Библиотеке иностранной литературы прошли первые международные Чтения памяти о. Александра. Название Чтений: «Отец Александр Мень – священник, ученый, пророк».

8

Играли в этих спектаклях сами дети, и мой сын в том числе.

9

Ив Аман – первый биограф отца Александра. Автор книги «Александр Мень – свидетель своего времени». Во Франции издана в 1993 г., русский перевод выдержал четыре издания (1994, 1995, 2000, 2003 гг.).

10

Доклад публикуется в разделе II.

11

Вступительное слово на вечере прихода новодеревенской церкви. Дворец культуры завода «Серп и молот».

12

Выступление на открытии Православного воскресного университета, основанного протоиереем Александром Менем. Дом культуры Моспромстройматериалов на Волхонке.

13

Выступление на вечере памяти отца Александра. Всесоюзная государственная библиотека иностранной литературы.

14

Вступительное слово на вечере памяти отца Александра в Центральном доме литераторов.

15

Выступление на вечере памяти отца Александра в Православном университете.

16

Написана в июле 1990 г. Впервые опубликована в сб.: Александр Мень. Культура и духовное восхождение. М., 1992. С. 344–350.

17

Опубликовано в сб.: «Памяти протоиерея Александра Меня». М., 1991.

18

Вступительное слово на вечере памяти отца Александра. Клуб на ул. Дмитрия Ульянова.

19

Заключительное слово на вечере памяти о. Александра. Клуб на ул. Дмитрия Ульянова.

20

Прихожанка о. Александра Лидия Муранова, помогавшая о. Александру при создании слайд-фильмов, на сей раз подготовила фильм о нем самом.

21

Опубликовано в еженедельнике «Русский курьер». 1992. № 4.

22

Статья написана в марте 1991 г., но напечатана на год позже. Поэтому «полгода», которые были в рукописи, пришлось заменить на «полтора года» при публикации.

23

В.Д. Крючков – председатель КГБ СССР.

24

Вступительное слово на вечере памяти отца Александра. Дом культуры имени Серафимовича.

25

Статья Н. (не хочу называть его настоящего имени) была опубликована в одной из центральных газет в 1991 г.

26

Вступительное слово на вечере памяти отца Александра. Дом культуры имени Серафимовича.

27

Доклад на Второй международной конференции памяти отца Александра Меня. Библиотека иностранной литературы. 12 сентября 1992 г.

28

Выступление на презентации книг отца Александра в Библиотеке иностранной литературы.

29

Опубликовано в сб. «Вокруг имени отца Александра» (М., 1993) под названием «Комплекс Сальери».

30

С. Лезов. Победа и поражение. Мертвая форма тяготеет над мышлением («Независимая газета», 25.02.1993).

31

Подробнее об этой статье см. в разделе III.

32

Позднее Лезов именно это и проделал.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.