Напрасно, парень, за забвением ты шаришь по аптекам!

Купи себе хотя б топор — и станешь человеком.

Весь вывернусь наружу я,

И голенькую правду

Спою других не хуже я:

Про милое оружие,

Оружие, оружие

балладу.

Большие люди — туз и крез —

Имеют страсть к ракетам,

А маленьким — что делать без

Оружья в мире этом?

Гляди, вон тот ханыга, —

В кармане денег нет,

Но есть в кармане фига:

Взведенный пистолет.

Купить белье нательное?

Да черта ли нам в нем!

Купите огнестрельное

Направо, за углом.

Ну, начинайте! Ну же!

Стрелять учитесь все!

В газетах про оружие —

На каждой полосе!

Ату! Стреляйте досыта

В людей, щенков, котят!

Продажу, слава господу,

Не скоро запретят.

И сам пройдусь охотно я

Под вечер налегке,

Смыкая пальцы потные

На спусковом крючке.

Я — целеустремленный, деловитый,

Подкуренный, подколотый, подбитый.

Мы, маленькие люди, — на обществе прореха,

Но если вы посмотрите на нас со стороны —

За узкими плечами небольшого человека

Стоят понуро, хмуро дуры — две больших войны.

«Коль тих и скромен — не убьют!» —

Все домыслы досужие:

У нас недаром продают

Любезное оружие.

Снуют людишки в ужасе

По правой стороне,

А мы во всеоружасе

Шагаем по стране:

Под дуло попадающие лица,

Лицом к стене стоять, не шевелиться!

Лежит в кармане — пушечка,

Малюсенькая, новая,

И нам земля — подушечка,

Подстилочка пуховая.

Ах, эта жизнь дешевая —

Как пыль: подуй и нет,

Поштучная, грошовая, —

Дешевле сигарет.

Кровь — жидкая, болотная, —

Пульсирует в виске,

Синеют пальцы потные

На спусковом крючке.

Пока легка покупка, мы все в порядке с вами.

Нам жизнь отнять, как плюнуть, нас учили воевать!

Кругом — и без войны — война, а с голыми руками

Ни пригрозить, ни пригвоздить, ни самолет угнать!

Для пуль все досягаемы, —

Ни черта нет, ни бога им!..

И мы себе стреляем, и

Мы никого не трогаем.

И рвется жизнь-чудачка,

Как тонкий волосок, —

Одно нажатье пальчика

На спусковой крючок.

Стрельбе, азарту — все цвета,

Все возрасты покорны:

И стар и млад, и тот и та,

И… желтый, белый, черный.

Ах, сладенько под ложечкой,

Ах, горько стало им!

Ухлопали художничка

За грош на героин.

Мир полон неудачниками

С топориками в руке

И мальчиками с пальчиками

На спусковом крючке.

Вот твой билет, вот твой вагон —

Все в лучшем виде: одному тебе дано

В цветном раю увидеть сон —

Трехвековое непрерывное кино.

Все позади — уже сняты

Все отпечатки, контрабанды не берем,

Как херувим стерилен ты,

А класс второй — не высший класс, зато с бельем.

Вот и сбывается все, что пророчится,

Уходит поезд в небеса — счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно уснуть.

Земной перрон… Не унывай!

И не кричи — для наших воплей он оглох.

Один из нас уехал в рай,

Он встретит бога там, ведь есть, конечно, бог.

Пусть передаст ему привет,

А позабудет — ничего, переживем:

Осталось нам немного лет,

Мы пошустрим и, как положено, умрем.

Вот и сбывается все, что пророчится,

Уходит поезд в небеса — счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно уснуть.

Не всем дано поспать в раю,

Но кое-что мы здесь успеем натворить:

Подраться, спеть — вот я пою,

Другие любят, третьи думают любить.

Уйдут, как мы, — в ничто без сна —

И сыновья, и внуки внуков в трех веках.

Не дай Господь, чтобы война,

А то мы правнуков оставим в дураках.

Вот и сбывается все, что пророчится,

Уходит поезд в небеса — счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно уснуть.

Тебе плевать, и хоть бы хны:

Лежишь, миляга, принимаешь вечный кайф.

И нет забот, и нет вины…

Ты молодчина, это место подыскав.

Разбудит вас какой-то тип

И пустит в мир, где в прошлом — войны, вонь и рак,

Где побежден гонконгский грипп.

На всем готовеньком ты счастлив ли, дурак?

Вот и сбывается все, что пророчится,

Уходит поезд в небеса — счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно уснуть.

Итак, прощай, звенит звонок.

Счастливый путь! Храни тебя от всяких бед!..

А если там приличный Бог,

Ты все же вспомни, передай Ему привет.

Вот это да, вот это да!

Сквозь мрак и вечность-решето,

Из зала Страшного суда

Явилось то — не знаю что.

Играйте туш!

Быть может, он —

Умерший муж

Несчастных жен,

Больных детей

Больной отец,

Благих вестей

Шальной гонец.

Вот это да, вот это да!

Спустился к нам не знаем кто,

Как снег на голову суда,

Упал тайком инкогнито.

Но кто же он?

Хитрец и лгун?

Или шпион,

Или колдун?

Каких дворцов

Он господин,

Каких отцов

Заблудший сын?

Вот это да, вот это да!

И я спросил, как он рискнул, —

Из ниоткуда в никуда

Перешагнул, перешагнул?

Он мне: «Внемли!»

И я внимал,

Что он с Земли

Вчера сбежал,

Решил: "Нырну

Я в гладь и тишь!"

Но в тишину

Без денег — шиш.

Мол, прошмыгну

Как мышь, как вошь,

Но в тишину

Не прошмыгнешь!

Вот это да, вот это да!

Он повидал печальный край,

В аду — бардак и лабуда,

И он опять — в наш грешный рай.

Итак, оттуда

Он удрал,

Его Иуда

Обыграл —

И в тридцать три,

И в сто одно,

Смотри, смотри!

Он видел дно,

Он видел ад,

Но сделал он

Свой шаг назад —

И воскрешен!

Вот это да, вот это да!

Прошу любить, играйте марш!

Мак-Кинли — маг, суперзвезда,

Мессия наш, мессия наш.

Владыка тьмы

Его отверг,

Но примем мы —

Он человек.

Душ не губил

Сей славный муж,

Самоубий—

ство — просто чушь,

Хоть это де-

шево и враз, —

Не проведешь

Его и нас.

Вот это да, вот это да!

Вскричал петух, и пробил час.

Мак-Кинли — бог, суперзвезда,

Он — среди нас, он — среди нас.

Он рассудил,

Что Вечность — хлам,

И запылил

На свалку к нам.

Он даже спьяну

Не дурил,

Марихуану

Не курил,

И мы хотим

Отдать концы,

Мы бегством мстим,

Мы — беглецы.

Мы рвем — и не найти концов.

Не выдаст черт — не съест свинья.

Мы — сыновья своих отцов,

Но блудные мы сыновья.

Приспичило и припекло!..

Мы не вернемся — видит Бог —

Ни государству под крыло,

Ни под покров, ни на порог.

Вранье

ваше вечное усердие!

Вранье

Безупречное житье!

Гнилье

Ваше сердце и предсердие!

Наследство — к черту!

Все, что ваше — не мое!

К черту сброшена обуза,

Узы мы свели на нуль!

Нет ни колледжа, ни вуза,

Нет у мамы карапуза,

Нету крошек у папуль.

Довольно выпустили пуль —

И кое-где и кое-кто

Из наших дорогих папуль —

На всю катушку, на все сто!

Довольно тискали вы краль

От января до января.

Нам ваша скотская мораль

От фонаря — до фонаря!

Долой

Ваши песни, ваши повести!

Долой

Ваш алтарь и аналой!

Долой

Угрызенья вашей совести!

Все ваши сказки

богомерзкие — долой!

Выжимайте деньги в раже,

Только стряпайте без нас

Ваши купли и продажи.

Нам до рвоты ваши даже

Умиленье и экстаз.

Среди заросших пустырей

Наш дом — без стен, без крыши кров.

Мы — как изгои средь людей,

Пришельцы из других миров.

Уж лучше где-нибудь ишачь,

Чтоб потом с кровью пропотеть, —

Чем вашим воздухом дышать,

Богатством вашим богатеть.

Плевать

Нам на ваши суеверия!

Кромсать

Все, что ваше! Проклинать!

Как знать,

Что нам взять взамен неверия?

Но наши дети

это точно будут знать!

Прорицатели, гадалки

Напророчили бедлам.

Ну, так мы — уже на свалке —

В колесо фортуны палки

Ставим с горем пополам.

Так идите к нам, Мак-Кинли,

В наш разгневанный содом.

Вы и сам — не блудный сын ли?

Будет больше нас, Мак-Кинли…

Нет? Мы сами к вам придем.

Мы все живем как будто, но

Не будоражат нас давно

Ни паровозные свистки,

Ни пароходные гудки.

Иные — те, кому дано, —

Стремятся вглубь — и видят дно, —

Но — как навозные жуки

И мелководные мальки…

А рядом случаи летают, словно пули, —

Шальные, запоздалые, слепые, на излете, —

Одни под них подставиться рискнули —

И сразу: кто — в могиле, кто — в почете.

А мы — так не заметили

И просто увернулись, —

Нарочно по примете ли —

На правую споткнулись.

Средь суеты и кутерьмы —

Ах, как давно мы не прямы! —

То гнемся бить поклоны впрок,

А то — завязывать шнурок…

Стремимся вдаль проникнуть мы, —

Но даже светлые умы

Все размещают между строк —

У них расчет на долгий срок…

Стремимся мы подняться ввысь —

Ведь думы наши поднялись, —

И там царят они, легки,

Свободны, вечны, высоки.

И так нам захотелось ввысь,

Что мы вчера перепились —

И горьким дымам вопреки

Мы ели сладкие куски…

Открытым взломом, без ключа,

Навзрыд об ужасах крича,

Мы вскрыть хотим подвал чумной —

Рискуя даже головой.

И трезво, а не сгоряча

Мы рубим прошлое с плеча, —

Но бьем расслабленной рукой,

Холодной, дряблой — никакой.

Приятно сбросить гору с плеч —

И все на божий суд извлечь,

И руку выпростать, дрожа,

И показать — в ней нет ножа, —

Не опасаясь, что картечь

И безоружных будет сечь.

Но нас, железных, точит ржа —

И психология ужа…

А рядом случаи летают, словно пули, —

Шальные, запоздалые, слепые на излете, —

Одни под них подставиться рискнули —

И сразу: кто — в могиле, кто — в почете.

А мы — так не заметили

И просто увернулись, —

Нарочно по примете ли —

На правую споткнулись.

Всему на свете выходят сроки,

А соль морская — въедлива как черт, —

Два мрачных судна стояли в доке,

Стояли рядом — просто к борту борт.

Та, что поменьше, вбок кривила трубы

И пожимала боком и кормой:

"Какого типа этот тип? Какой он грубый!

Корявый, ржавый — просто никакой!"

В упор не видели друг друга

оба судна

И ненавидели друг друга

обоюдно.

Он в аварийном был состоянье,

Но и она — не новая отнюдь, —

Так что увидишь на расстоянье —

С испуга можно взять и затонуть.

Тот, что побольше, мерз от отвращенья,

Хоть был железный малый, с крепким дном, —

Все двадцать тысяч водоизмещенья

От возмущенья содрогались в нем!

И так обидели друг друга

оба судна,

Что ненавидели друг друга

обоюдно.

Прошли недели, — их подлатали,

По ржавым швам шпаклевщики прошли,

И ватерлинией вдоль талии

Перевязали корабли.

И медь надраили, и краску наложили,

Пар развели, в салонах свет зажгли, —

И палубы и плечи распрямили

К концу ремонта эти корабли.

И в гладкий борт узрели

оба судна,

Что так похорошели —

обоюдно.

Тот, что побольше, той, что поменьше,

Сказал, вздохнув: "Мы оба не правы!

Я никогда не видел женщин

И кораблей — прекраснее, чем вы!"

Та, что поменьше, в том же состоянье

Шепнула, что и он неотразим:

"Большое видится на расстоянье, —

Но лучше, если все-таки — вблизи".

Кругом конструкции толпились,

было людно,

И оба судно объяснились —

обоюдно!

Хотя какой-то портовый дока

Их приписал не в тот же самый порт —

Два корабля так и ушли из дока,

Как и стояли, — вместе, к борту борт.

До горизонта шли в молчанье рядом,

Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям.

Махала ласково ремонтная бригада

Двум не желающим расстаться кораблям.

Что с ними? Может быть, взбесились

оба судна?

А может, попросту влюбились —

обоюдно.

Был развеселый розовый восход,

И плыл корабль навстречу передрягам,

И юнга вышел в первый свой поход

Под флибустьерским черепастым флагом.

Накренившись к воде, парусами шурша,

Бриг двухмачтовый лег в развороте.

А у юнги от счастья качалась душа,

Как пеньковые ванты на гроте.

И душу нежную под грубой робой пряча,

Суровый шкипер дал ему совет:

"Будь джентльменом, если есть удача,

А без удачи — джентльменов нет!"

И плавал бриг туда, куда хотел,

Встречался — с кем судьба его сводила,

Ломая кости веслам каравелл,

Когда до абордажа доходило.

Был однажды богатой добычи дележ —

И пираты бесились и выли…

Юнга вдруг побледнел и схватился за нож, —

Потому что его обделили.

Стояла девушка, не прячась и не плача,

И юнга вспомнил шкиперский завет:

Мы — джентльмены, если есть удача,

А нет удачи — джентльменов нет!

И видел он, что капитан молчал,

Не пробуя сдержать кровавой свары.

И ран глубоких он не замечал —

И наносил ответные удары.

Только ей показалось, что с юнгой — беда,

А другого она не хотела, —

Перекинулась за борт — и скрыла вода

Золотистое смуглое тело.

И прямо в грудь себе, пиратов озадачив,

Он разрядил горячий пистолет…

Он был последний джентльмен удачи, —

Конец удачи — джентльменов нет!

В день, когда мы, поддержкой земли заручась,

По высокой воде, по соленой, своей,

Выйдем в точно назначенный час, —

Море станет укачивать нас,

Словно мать непутевых детей.

Волны будут работать — и в поте лица

Корабельные наши бока иссекут,

Терпеливо машины начнут месяца

Составлять из ритмичных секунд.

А кругом — только водная гладь, — благодать!

И на долгие мили кругом — ни души!..

Оттого морякам тяжело привыкать

Засыпать после качки в уютной тиши.

Наши будни — без праздников, без выходных, —

В море нам и без отдыха хватит помех.

Мы подруг забываем своих:

Им — до нас, нам подчас не до них, —

Да простят они нам этот грех!

Нет, неправда! Вздыхаем о них у кормы

И во сне имена повторяем тайком.

Здесь совсем не за юбкой гоняемся мы,

Не за счастьем, а за косяком.

А кругом — только водная гладь, — благодать!

Ни заборов, ни стен — хоть паши, хоть пляши!..

Оттого морякам тяжело привыкать

Засыпать после качки в уютной тиши.

Говорят, что плывем мы за длинным рублем, —

Кстати, длинных рублей просто так не добыть, —

Но мы в море — за морем плывем,

И еще — за единственным днем,

О котором потом не забыть.

А когда из другой, непохожей весны

Мы к родному причалу придем прямиком, —

Растворятся морские ворота страны

Перед каждым своим моряком.

В море — водная гладь, да еще — благодать!

И вестей — никаких, сколько нам ни пиши…

Оттого морякам тяжело привыкать

Засыпать после качки в уютной тиши.

И опять уплываем, с землей обручась —

С этой самою верной невестой своей, —

Чтоб вернуться в назначенный час,

Как бы там ни баюкало нас

Море — мать непутевых детей.

Вот маяк нам забыл подморгнуть с высоты,

Только пялит глаза — ошалел, обалдел:

Он увидел, что судно встает на винты,

Обороты врубив на предел.

А на пирсе стоять — все равно благодать, —

И качаться на суше, и петь от души.

Нам, вернувшимся, не привыкать привыкать

После громких штормов к долгожданной тиши!

Эй, народ честной, незадчливый!

Ай вы купчики да служивый люд!

Живо к городу поворачивай —

Там не зря в набат с колоколен бьют!

Все ряды уже с утра

Позахвачены —

Уйма всякого добра,

Всякой всячины,

Там точильные круги

Точат лясы,

Там лихие сапоги-

Самоплясы.

Тагарга-матагарга,

Во столице ярмарка —

Сказочно-реальная,

Цветомузыкальная!

Богачи и голь перекатная, —

Покупатели — все, однако, вы,

И хоть ярмарка не бесплатная,

Раз в году вы все одинаковы!

За едою в закрома

Спозараночка

Скатерть сбегает сама —

Самобраночка, —

Кто не хочет есть и пить,

Тем — изнанка,

Их начнет сама бранить

Самобранка.

Тагарга-матагарга,

Вот какая ярмарка!

Праздничная, вольная,

Белохлебосольная!

Вона шапочки-невидимочки, —

Кто наденет их — станет барином.

Леденцы во рту — словно льдиночки,

И Жар-птица есть в виде жаренном!

Прилетели год назад

Гуси-Лебеди,

А теперь они лежат

На столе, гляди!

Эй, слезайте с облучка

Добры люди,

Да из Белого Бычка

Ешьте студень!

Тагарга-матагарга,

Всем богата ярмарка!

Вон орехи рядышком —

С изумрудным ядрышком!

Скоморохи здесь — все хорошие,

Скачут-прыгают через палочку.

Прибауточки скоморошие, —

Смех и грех от них — все вповалочку!

По традиции, как встарь,

Вплавь и волоком

Привезли царь-самовар,

Как царь-колокол, —

Скороварный самовар —

Он на торфе

Вам на выбор сварит вар

Или кофе.

Тагарга-матагарга,

Удалая ярмарка —

С плясунами резвыми,

Большей частью трезвыми!

Вот Балда пришел, поработать чтоб:

Без работы он киснет-квасится.

Тут как тут и Поп — толоконный лоб,

Но Балда ему — кукиш с маслицем!

Разновесые весы —

Проторгуешься!

В скороходики-часы —

Не обуешься!

Скороходы-сапоги

Не залапьте!

А для стужи да пурги —

Лучше лапти.

Тагарга-матагарга,

Что за чудо ярмарка —

Звонкая, несонная,

Нетрадиционная!

Вон Емелюшка Щуку мнет в руке —

Щуке быть ухой, вкусным варевом.

Черномор Кота продает в мешке —

Слишком много Кот разговаривал.

Говорил он без тычка

Без задорины —

Все мы сказками слегка

Объегорены.

Не скупись, не стой, народ

За ценою:

Продается с цепью Кот

Золотою!

Тагарга-матагарга,

Упоенье — ярмарка, —

Общее, повальное,

Эмоциональное!

Будет смехом-то рвать животики!

Кто отважится, разохотится

Да на коврике-самолетике

Не откажется, а прокотится?!

Разрешите сделать вам

Примечание:

Никаких воздушных ям

И качания, —

Ковролетчики вчера

Ночь не спали —

Пыль из этого ковра

Выбивали.

Тагарга-матагарга,

Удалася ярмарка!

Тагарга-матагарга,

Хорошо бы — надолго!

Здесь река течет — вся молочная,

Берега над ней — сплошь кисельные, —

Мы вобьем во дно сваи прочные,

Запрудим ее — дело дельное!

Запрудили мы реку —

Это плохо ли?! —

На кисельном берегу

Пляж отгрохали.

Но купаться нам пока

Нету смысла,

Потому — у нас река

Вся прокисла!

Тагарга-матагарга,

Не в обиде ярмарка —

Хоть залейся нашею

Кислой простоквашею!

Мы беду-напасть подожжем огнем,

Распрямим хребты втрое сложенным,

Меду хмельного до краев нальем

Всем скучающим и скукоженным!

Много тыщ имеет кто —

Тратьте тыщи те!

Даже то — не знаю что —

Здесь отыщете!

Коль на ярмарку пришли —

Так гуляйте, —

Неразменные рубли

Разменяйте!

Тагарга-матагарга,

Для веселых ярмарка!

Подходи, подваливай,

Сахари, присаливай!

На голом на плацу, на вахтпараде,

В казарме, на часах — все дни подряд

Безвестный, не представленный к награде,

Справляет службу ратную солдат.

И какие бы ни дули

Ураганные ветра,

Он — в дозоре, в карауле

От утра и до утра.

"Напра, нале!..

В ружье! На пле!..

Бегом — в расположение!"

А я пою:

Ать-два, ать-два,

Живем мы однова,

А тяжело в учении —

Легко в бою!

Если ломит враг — бабы слезы льют,

Ядра к пушечкам подтаскивай!

Я перед боем — тих, я в атаке — лют,

Ну а после боя — ласковый.

Меня гоняют до седьмого пота,

Всяк может младшим чином помыкать, —

Но все-таки центральные ворота

Солдату поручают охранять.

Как бы в рог его не гнули,

Распрямится снова он.

Штык — дурак, и дуры — пули, —

Ежели солдат умен.

"В штыки! К ноги!

Равняйсь! Беги!

Ползком — в расположение!"

А я — пою.

«Коли! Руби!»

Ту би ор нот ту би, —

Но тяжело в учении —

Легко в бою!

Если враг бежит и гремит салют —

Зелена вина подтаскивай!

Я пред боем — тих, я в атаке — лют,

Ну а после боя — ласковый.

Ну разве ж мы, солдатушки, повинны,

Что наши пушки не зачехлены?

Пока враги не бросили дубины, —

Не обойтись без драки и войны.

Я бы пушки и мортиры

Никогда не заряжал,

Не ходил бы даже в тиры, —

Детям елки наряжал.

Но вот как раз

Пришел приказ

Идти на усмирение,

И я пою,

Как и всегда,

Что горе — не беда.

Но — тяжело в учении

Да и в бою.

Раззудись, плечо, если наших бьют!

Сбитых, сваленных — оттаскивай!

Я перед боем — тих, я в атаке — лют,

Ну, а после боя — ласковый!

Как да во лесу дремучем,

По сырым дуплам да сучьям,

И по норам по барсучьим

Мы скучаем да канючим.

Так зачем сидим мы сиднем,

Скуку да тоску наводим?

Ну-кася, ребята, выйдем,

Весело поколобродим!

Мы — ребята битые,

Тертые, ученые.

Во болотах мытые,

В омутах моченые.

Как да во лесу дремучем

Что-нибудь да отчебучим,

Добра молодца прищучим,

Защекочем и замучим!

Воду во реке замутим.

На кустах костей навесим,

Пакостных шутих нашутим,

Весело покуролесим!

Водяные, лешие,

Души забубенные!

Ваше дело — пешие,

Наше дело — конные.

Первый соловей в округе —

Я гуляю бесшабашно.

У меня такие слуги,

Что и самому мне страшно.

К оборотням не привыкну —

До того хитры ребятки!

Да и сам я свистну, гикну —

Аж душа уходит в пятки!

Не боюсь тоски-муры,

Если есть русалочки!

Выходи, кикиморы,

Поиграем в салочки!

Ты не жди, купец, подмоги —

Мы из чащи повылазим

Да и на большой дороге

Вволюшку побезобразим!

Ну-ка, рукава засучим,

Путника во тьме прижучим,

Свалим — и в песке зыбучем

Пропесочим и прищучим!

Зря на нас клевещете,

Умники речистые!

Все путем у нечисти,

Даже совесть чистая.

Выходи! Я тебе посвящу серенаду.

Кто тебе серенаду еще посвистит?

Сутки кряду могу — до упаду, —

Если муза меня посетит.

Я пока еще только шутю и шалю —

Я пока на себя не похож:

Я обиду терплю, но когда я вспылю —

Я дворец подпилю, подпалю, развалю, —

Если ты на балкон не придешь!

Ты отвечай мне прямо-откровенно —

Разбойничую душу не трави!..

О, выйди, выйди, выйди, Аграфена,

Послушай серенаду о любви!

Эге-гей, трали-вали!

Кабы красна девица жила да во подвале,

Я бы тогда на корточки

Приседал у форточки, —

Мы бы до утра проворковали!

Во лесных кладовых моих — уйма товара,

Два уютных дупла, три пенечка гнилых…

Чем же я тебе, Груня, не пара,

Чем я, Феня, тебе не жених?!

Так тебя я люблю, что ночами не сплю,

Сохну с горя у всех на виду.

Вот и голос сорвал — и хриплю, и сиплю.

Ох, я дров нарублю — я себя погублю, —

Но тебя я украду, уведу!