Полководец с шеею короткой

Должен быть в любые времена:

Чтобы грудь — почти от подбородка,

От затылка — сразу чтоб спина.

На короткой незаметной шее

Голове уютнее сидеть, —

И душить значительно труднее,

И арканом не за что задеть.

А они вытягивают шеи

И встают на кончики носков:

Чтобы видеть дальше и вернее —

Нужно посмотреть поверх голов.

Все, теперь ты — темная лошадка,

Даже если видел свет вдали, —

Поза — неустойчива и шатка,

И открыта шея для петли.

И любая подлая ехидна

Сосчитает позвонки на ней, —

Дальше видно, но — недальновидно

Жить с открытой шеей меж людей.

Вот какую притчу о Востоке

Рассказал мне старый аксакал.

«Даже сказки здесь — и те жестоки», —

Думал я — и шею измерял.

Неправда, над нами не бездна, не мрак, —

Каталог наград и возмездий.

Любуемся мы на ночной зодиак,

На вечное танго созвездий.

Глядим, — запрокинули головы вверх, —

В безмолвие, тайну и вечность —

Там трассы судеб и мгновенный наш век

Отмечены в виде невидимых вех,

Что могут хранить и беречь нас.

Горячий нектар в холода февралей, —

Как сладкий елей вместо грога, —

Льет звездную воду чудак Водолей

В бездонную пасть Козерога.

Вселенский поток и извилист, и крут,

Окрашен то ртутью, то кровью.

Но, вырвавшись с мартовской мглою из пут,

Могучие Рыбы на нерест плывут

По Млечным потокам к верховью.

Декабрьский Стрелец отстрелялся вконец,

Он мается, копья ломая,

И может без страха резвиться Телец

На светлых урочищах мая.

Из августа изголодавшийся Лев

Глядит на Овена в апреле.

В июнь, к Близнецам свои руки воздев,

Нежнейшие девы созвездия Дев

Весы превратили в качели.

Лучи световые пробились сквозь мрак,

Как нить Ариадны конкретны,

Но злой Скорпион и таинственный Рак

От нас далеки и безвредны.

На свой зодиак человек не роптал, —

(Да звездам страшна ли опала?)

Он эти созвездия с неба достал,

Оправил он их в благородный металл,

И тайна доступною стала.

Погода славная,

А это главное.

И мне на ум пришла мыслишка презабавная,

Но не о Господе

И не о космосе —

Все эти новости уже обрыдли до смерти.

Сказку, миф, фантасмагорию

Пропою вам с хором ли, один ли.

Слушайте забавную историю

Некоего мистера Мак-Кинли, —

Не супермена, не ковбоя, не хавбека,

А просто маленького, просто человека.

Кто он такой — герой ли, сукин сын ли —

Наш симпатичный господин Мак-Кинли?

Валяйте выводы, составьте мнение

В конце рассказа в меру разумения.

Ну что, договорились? Если так —

Привет! Буэнос диас! Гутен таг!

Ночуешь в спаленках

В покоях аленьких

И телевиденье глядишь «для самых маленьких».

С утра полчасика

Займет гимнастика —

Прыжки, гримасы, отжимание от пластика.

И трясешься ты в автобусе,

На педали жмешь, гремя костями,

Сколько вас на нашем тесном глобусе

Весело работает локтями!

Как наркоманы — кокаин, и как больные,

В заторах нюхаешь ты газы выхлопные.

Но строен ты — от суеты худеют,

Бодреют духом, телом здоровеют.

Через собратьев ты переступаешь,

Но успеваешь, все же успеваешь

Знакомым огрызнуться на ходу:

«Салют! День добрый! Хау ду ю ду!»

Для созидания

В коробки-здания

Ты заползаешь, как в загоны на заклание.

В поту и рвении,

В самозабвении

Ты создаешь — творишь и рушишь в озарении.

Люди, власти не имущие!

Кто-то вас со злого перепою,

Маленькие, но и всемогущие, —

Окрестил «безликою толпою!»

Будь вы на поле, у станка, в конторе, в классе,

Но вы причислены к какой-то серой массе.

И в перерыв — в час подлинной свободы —

Вы наскоро жуете бутерброды.

Что ж, эти сэндвичи — предметы сбыта.

Итак, приятного вам аппетита!

Нелегкий век стоит перед тобой,

И все же — гутен морген, дорогой!

Дела семейные,

Платки нашейные,

И пояса, и чудеса галантерейные…

Жена ласкается,

Цена кусается,

Махнуть рукою — да рука не поднимается!

Цену вежливо и тоненько

Пропищит волшебник-трикотажник.

Ты с невозмутимостью покойника

Наизнанку вывернешь бумажник.

Все ваши будни, да и праздники — морозны.

И вы с женою как на кладбище серьезны.

С холодных стен — с огромного плаката

На вас глядят веселые ребята,

И улыбаются во всех витринах

Отцы семейств в штанах и лимузинах.

Откормленные люди на щитах

Приветствуют по-братски: «Гутен таг!»

Откуда денежка?

Куда ты денешься?

Тебе полвека, друг, а ты еще надеешься!

Не жди от ближнего,

Моли Всевышнего —

Уж Он тебе всегда пошлет ребенка лишнего!

Трое, четверо и шестеро!

Вы, конечно, любите сыночков!

Мировое детское нашествие

Бестий, сорванцов и ангелочков.

Ты улыбаешься обложкам и нарядам,

Ты твердо веришь: удивительное — рядом!

Не верь, старик, что мы за все в ответе,

Что дети где-то гибнут, — те, не эти.

Чуть-чуть задуматься — хоть вниз с обрыва!

А жить-то надо, надо жить красиво.

Передохни, расслабься. Перекур!

Гуд дэй, дружище! Пламенный бонжур!

Ах, люди странные,

Пустокарманные,

Вы — постоянные клиенты ресторанные,

Мошны бездонные,

Стомиллионные

Вы наполняете — вы, толпы стадионные.

И ничто без вас не крутится:

Армии, правительства и судьи, —

Но у сильных в горле, словно устрицы,

Вы скользите, маленькие люди.

И так о маленьком пекутся человеке,

Что забывают лишний ноль вписать на чеке.

Ваш кандидат — а в прошлом он лабазник —

Вам иногда устраивает праздник.

И не безлики вы, и вы — не тени,

Коль надо бросить в урны бюллетени.

А «маленький» — дурацкое словцо,

Кто скажет так — ты плюнь ему в лицо.

Пусть это слово будет не в ходу.

Привет, Мак-Кинли, хау ду ю ду!

Кто-то высмотрел плод, что неспел, неспел,

Потрусили за ствол — он упал, упал…

Вот вам песня о том, кто не спел, не спел,

И что голос имел — не узнал, не узнал.

Может, были с судьбой нелады, нелады,

И со случаем плохи дела, дела,

А тугая струна на лады, на лады

С незаметным изъяном легла.

Он начал робко — с ноты «до»,

Но не допел ее не до…

Недозвучал его аккорд, аккорд

И никого не вдохновил…

Собака лаяла, а кот

Мышей ловил…

Смешно! Не правда ли, смешно! Смешно!

А он шутил — недошутил,

Недораспробовал вино

И даже недопригубил.

Он пока лишь затеивал спор, спор

Неуверенно и не спеша,

Словно капельки пота из пор,

Из-под кожи сочилась душа.

Только начал дуэль на ковре,

Еле-еле, едва приступил.

Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре,

И судья еще счет не открыл.

Он хотел знать все от и до,

Но не добрался он, не до…

Ни до догадки, ни до дна,

Не докопался до глубин,

И ту, которая ОДНА

Не долюбил, не долюбил!

Смешно, не правда ли, смешно,

Что он спешил — недоспешил?

Осталось недорешено,

Все то, что он недорешил.

Ни единою буквой не лгу.

Он был чистого слога слуга,

Он писал ей стихи на снегу, —

К сожалению, тают снега.

Но тогда еще был снегопад

И свобода писать на снегу.

И большие снежинки, и град

Он губами хватал на бегу.

Но к ней в серебряном ландо

Он не добрался и не до…

Не добежал, бегун-беглец,

Не долетел, не доскакал,

А звездный знак его — Телец —

Холодный Млечный Путь лакал.

Смешно, не правда ли, смешно,

Когда секунд недостает, —

Недостающее звено —

И недолет, и недолет.

Смешно, не правда ли? Ну, вот, —

И вам смешно, и даже мне.

Конь на скаку и птица влет, —

По чьей вине, по чьей вине?

Семь дней усталый старый Бог

В запале, в зашоре, в запаре

Творил убогий наш лубок

И каждой твари — по паре.

Ему творить — потеха,

И вот себе взамен

Бог создал человека,

Как пробный манекен.

Идея эта не нова,

Но не обхаяна никем —

Я докажу как дважды два:

Адам — был первый манекен.

А мы! Ошметки хромосом,

Огрызки божественных генов —

Идем проторенным путем

И создаем манекенов.

Не так мы, парень, глупы,

Чтоб наряжать живых! —

Мы обряжаем трупы

И кукол восковых.

Ругать меня повремени,

А оглянись по сторонам:

Хоть нам подобные они,

Но не живут подобно нам.

Твой нос расплюснут на стекле,

Глазеешь — и ломит в затылке…

А там сидят они в тепле

И скалят зубы в ухмылке.

Вон тот кретин в халате

Смеется над тобой:

Мол, жив еще, приятель!

Доволен ли судьбой?

Гляди — красотка! Чем плоха? —

Загар и патлы до колен.

Ее закутанный в меха,

Ласкает томный манекен.

Их жизнь и вправду хороша,

Их холят, лелеют и греют.

Они не тратят ни гроша

И потому не стареют.

Пусть лупят по башке нам,

Толкают нас и бьют,

Но куклам-манекенам

Мы создали уют.

Они так вежливы — взгляни!

Их не волнует ни черта,

И жизнерадостны они,

И нам, безумным, не чета.

Он никогда не одинок —

В салоне, в постели, в бильярдной, —

Невозмутимый словно йог,

Галантный и элегантный.

Хочу такого плена —

Свобода мне не впрок.

Я вместо манекена

Хочу пожить денек.

На манекенские паи

Согласен даже на пари!

В приятный круг его семьи

Желаю, черт меня дери!

Я предлагаю смелый план

Возможных сезонных обменов:

Мы, люди, — в их бездушный клан,

А вместо нас — манекенов.

Но я готов поклясться,

Что где-нибудь заест —

Они не согласятся

На перемену мест.

Из них, конечно, ни один

Нам не уступит свой уют:

Из этих солнечных витрин

Они без боя не уйдут.

Сдается мне — они хитрят,

И, тайно расправивши члены,

Когда живые люди спят,

Выходят в ночь манекены.

Машины выгоняют

И мчат так, что держись!

И пьют и прожигают

Свою ночную жизнь.

Такие подвиги творят,

Что мы за год не натворим,

Но возвращаются назад…

Ах, как завидую я им!

Мы скачем, скачем вверх и вниз,

Кропаем и клеим на стенах

Наш главный лозунг и девиз:

«Забота о манекенах!»

Недавно был — читали? —

Налет на магазин,

В них — сколько не стреляли —

Не умер ни один.

Его налогом не согнуть,

Не сдвинуть повышеньем цен.

Счастливый путь, счастливый путь, —

Будь счастлив, мистер Манекен!

Но, как индусы мы живем

Надеждою смертных и тленных,

Что если завтра мы умрем —

Воскреснем вновь в манекенах!

Так что не хнычь, ребята, —

Наш день еще придет!

Храните, люди, свято

Весь манекенский род!

Болезни в нас обострены,

Уже не станем мы никем…

Грядет надежда всей страны —

Здоровый, крепкий манекен.

Жил-был

учитель скромный Кокильон.

Любил

наукой баловаться он.

Земной поклон за то, что он был в химию влюблен,

И по ночам над чем-то там химичил Кокильон.

Но, мученик науки гоним и обездолен,

Всегда в глазах толпы он — алхимик-шарлатан.

И из любимой школы в два счета был уволен,

Верней, в три шеи выгнан непонятый титан…

Титан

лабораторию держал

И там

он в муках истину рожал.

За просто так, не за мильон, в трехсуточный бульон

Швырнуть сумел все, что имел, великий Кокильон.

Как яблоко, упавши на голову Ньютона,

Толкнуло Исаака к закону о Земле,

Так случай не замедлил ославить Кокильона, —

Однажды в адском супе заквасилось желе.

Бульон

изобретателя потряс.

Был он —

ничто: не жидкость и не газ.

Минуту гений был смущен, но — чудом окрылен,

На всякий случай «Эврика!» воскликнул Кокильон.

Три дня он отвлекался этюдами Шопена,

Охотился, пил кофе и смысл постигал,

Ему шептали в ухо, что истина в вине, — но

Он твердою походкою к бессмертью зашагал.

Он днем

был склонен к мыслям и мечтам,

Но в нем

кипели страсти по ночам.

И вот, огнем испепелен и в поиск устремлен,

В один момент в эксперимент включился Кокильон.

Душа его просила, и плоть его хотела

До истины добраться, до цели и до дна, —

Проверить состоянье таинственного тела,

Узнать, что он такое: оно или она?

Но был

в великом опыте изъян —

Забыл

фанатик начисто про кран.

В погоне за открытьем он был слишком воспален,

И миг настал, когда нажал на крантик Кокильон.

И закричал безумный: "Да это же коллоид!

Не жидкость это, братцы, — коллоидальный газ!"

Вот так, блеснув в науке, — как в небе астероид —

Простой безвестный гений безвременно угас.

И вот —

в нирване газовой лежит,

Народ

его открытьем дорожит.

Но он не мертв, он усыплен, разбужен будет он

Через века. Дремли пока, Жак-Поль де Кокильон!

А мы, склонив колени, глядим благоговейно.

Таких, как он, — немного четыре на мильон!

Возьмем, к примеру, Бора и старика Эйнштейна,

Раз-два, да и обчелся — четвертый Кокильон.

Когда лакают

Святые свой нектар и шерри-бренди

И валятся на травку и под стол,

Тогда играют

Никем непобедимые «Медведи»

В кровавый, дикий, подлинный футбол.

В тиски медвежие

Попасть к нам — не резон,

Но где же наши лапы нежные

Для наших милых девочек и жен.

Нам выпадает карта

От травмы до инфаркта.

Мы ожидаем фарта,

Мы — ангелы азарта!

Вперед, к победе!

Соперники растоптаны и жалки, —

Мы проучили, воспитали их.

Но вот «Медведи»

Приобретают свежие фиалки

И навещают в госпитале их.

Тиски медвежие

Не выдержит иной,

Но, в общем, мы — ребята нежные

С пробитою, но светлой головой.

Нам выпадает карта —

От травмы до инфаркта.

Мы ожидаем фарта,

Мы — ангелы азарта!

А нам забили, —

Не унывают смелые «Медведи»,

Они не знают на поле проблем.

А на могиле

Все наши мэри, доротти и сэди

Потоком слез зальют футбольный шлем.

В тиски медвежие

К нам попадет любой,

А впрочем, мы — ребята нежные

С травмированной детскою душой.

Нам выпадает карта —

От травмы до инфаркта.

Мы ожидаем фарта,

Мы — ангелы азарта!

И пусть святые

Пресытившись едой и женским полом,

На настоящих идолов глядят, —