— Понятно. Объяснять не стоит.

Ленус сплевывает сквозь зубы на пол, и мы опять погружаемся в молчание. Да, что ни говори, а выполнять приказы на порядок проще, чем отдавать их: во втором случае думать приходится. Сейчас бы нам очень не помешал Репус. Но его уже несколько дней нету в Столице, и я прекрасно понимаю, что он занимается решением той же задачи, над которой сейчас бьемся мы с Ленусом. Решает он ее на практике, и, думаю, весьма успешно. Репусу проще — он у нас гениальный тактик, как ни смешно это звучит. И сделает он все под носом у властей. Легко, непринужденно и до предела нагло. У него всегда так получается. И всегда такие фокусы сходят с рук: победителей не судят. Зато нам придется проводить какую-то хитроумную комбинацию, которая еще не факт, что сработает. И стрелять же не хочется… Не хочется, но может возникнуть необходимость. А стрельба — это лишнее внимание к нам, ведь взрослых дядек не наймешь, все нужно будет сделать своими силами. Замкнутый круг.

— Знаешь, Ленус, пошли-ка по домам. Ничего мы тут не высидим. А раз так, то и мозги себе компостировать нечего.

— Ты иди, а я еще посижу, — вяло отвечает Ленус. — Домой как-то не хочется.

— Ну, — бодро говорю я, — тогда до завтра.

— До завтра. — Ленус так же вяло пожимает мне руку, и его взгляд снова устремляется в пространство.

Я не хочу трясти Ленуса за плечо и пытаться вывести из состояния апатии. Самому паршиво, значит, не стоит. Вместо этого я тихо выхожу на улицу и уныло плетусь к дому.

В детстве все было по-другому: небо более синее, вода более мокрая, солнце более яркое. Под утро мне приснился сон из детства. Из моего ПЕРВОГО детства. Яркое небо, яркое солнце, яркие палатки и вагончики луна-парка. У нас не было никаких луна-парков. Не поощрялось это, или не до того было — не знаю. Но не было. А вот у ближайших соседей — были. Аляповато расписанные, с весьма посредственными аттракционами, но кого это волновало? В каждом городе приезд луна-парка был событием. Точнее — Событием! Именно так: с большой буквы. Народ валом валил посмотреть на то, чего у нас никогда не было. И разумеется, вел за руку детей. Детям ведь большая часть аттракционов и предназначена.

Яркое солнце, яркие вагончики, яркие люди, говорящие на непонятном языке… Отец ведет меня за руку, а я глазею по сторонам, стараясь ничего не пропустить — вечером во дворе нужно делиться впечатлениями с товарищами по играм. Большую часть из них, естественно, папаши и мамаши тоже сводили в луна-парк, но ведь каждый увидел и запомнил что-то свое. И самое главное, заметил что-то, что ускользнуло от внимания других. А что это значит? Правильно: я должен увидеть и запомнить все, что там есть!

Отец ведет меня за руку, я глазею по сторонам, в другой руке зажата палочка, на которую намотано невиданное и недоступное лакомство — «сладкая вата» (о ней пока забыли — нужно же все увидеть и запомнить!), а вокруг настоящий праздник жизни! Мы подходим к какому-то разукрашенному монстроидальными физиономиями павильону и садимся в маленький вагончик. Да это же комната страха! Вот сейчас за поворотом появится механический манекен, изображающий Смерть с косой и… И тут я понимаю, что это никакой не манекен! Это она, Костлявая, и есть! Пялится пустыми глазницами побелевшего черепа и грозно замахивается ржавой косой на трухлявой рукоятке. Целится ведь в меня! За что? Я же еще ничего такого не сделал? О боги! Да почему же я? Инстинктивно пытаюсь прикрыться рукой, а она только хохочет и не торопясь заносит косу выше… Да она же что-то говорит! Как плохо слышно. Вокруг ведь такой гул, играет музыка, лязгают колеса вагончиков на рельсах, скрипят механические фигуры, изображающие монстров… Что же она говорит? Что? «Я приехала, чтобы дети могли играться своими странными игрушками». Какой бред! О каких игрушках идет речь? У меня на лице явное непонимание, и Смерти это надоедает: она резко и больно бьет меня рукоятью косы по голове…

…Проснулся я от того, что ударился головой о спинку кровати. Больно, надо сказать, ударился! Остатки ночного кошмара еще держатся на краю сознания, но надо их гнать! Гнать поганой метлой и как можно дальше! Иначе я рискую весь день проходить под впечатлением этого кошмара, а мне необходимо придумать, как привезти в город проклятые тренажеры! Взрослые тренажеры для моих маленьких солдат… Стоп! Тренажеры? Для детей? Как там Костлявая говорила?

«Чтобы дети могли играться своими странными игрушками»? Играться? Странными игрушками? Дети, значит?

А ведь это оно и есть! Меня аж пот прошиб: решение просто приснилось. Не прямым текстом, но ведь я и не Менделеев, чтобы видеть во сне периодические таблицы химических элементов. Хотя что там на самом деле приснилось Менделееву — история умалчивает. Пил он очень крепко, и в таком состоянии присниться может всякое… Пулей лечу в ванную, заталкиваю себя под душ (нужно все еще раз прокрутить в мозгу, чтобы сформировались убедительные и правильные слова!), дальше — на кухню (завтрак под салфеткой… Что здесь у нас? Так, это я есть сейчас не буду, а вот блинчиков пару штук съем — так быстрее.), форму на себя и — пулей из дому! В штаб! Бегом! У меня нету времени! Мы и так выбиваемся из графика!

Когда я влетел в штаб, то изрядно перепугал Ленуса своим видом.

— Что случилось? — Рука Ленуса потянулась к ящику стола, в котором лежит пистолет.

— Ничего, — выдыхаю я из себя. — Все вон отсюда! Арнус остается!

Когда мы остались одни, а выпроводить моих любопытных бойцов задача нетривиальная (особенно когда командир влетает в штаб так, как будто за ним стая голодных волков гонится), Ленус посмотрел на меня с интересом, уселся на стол и приготовился слушать.

— Я понял, как мы провезем тренажеры в Городок, — выпалил я.

— И?.. — Ленус все еще подозрительно на меня косится.

— Как ты думаешь, луна-парк заказать сюда будет очень сложно?

Луна-парк приехал! Радуйтесь, жители Городка и его окрестностей! Радуйтесь летнему солнцу, играющему на аляповато раскрашенных павильонах, радуйтесь веселой музыке, звучащей из репродукторов. Радуйтесь. Берите за руки своих отпрысков и ведите на незабываемое представление. Те отпрыски, которых не надо вести за руки, пойдут поглазеть сами: покататься на аттракционах, от одного вида которых комок подступает к горлу — так немилосердно крутят и вертят они своих посетителей; попить пива, примостившись на скамейке в ближайшем сквере; короче — развлечься от души. В их понимании.

Наши «взрослые» борцы с Президентом ворчат, что власти специально привезли это враждебное изобретение по оболваниванию населения, чтобы отвлечь народ от революционной борьбы, но их никто не слушает. И правильно, между прочим, делают, что не слушают. Я-то прекрасно знаю, что городские власти тут абсолютно ни при чем. Как и президентские советники, на которых тоже кивают. Порадовать жителей Городка решил именно я. И у меня это получилось. Получилось не только порадовать их, но и обеспечить тренажерами своих бойцов. Получилось…

Договориться с хозяевами передвижного парка аттракционов оказалось проще простого — деньги любят все. Я раньше и представить себе не мог, сколько всего можно уместить в вагончиках луна-парка. Уместить так, что посторонний даже не заподозрит наличие чего-то лишнего. Да что там посторонний — наши «доблестные» стражи порядка прошляпили! Этого мы, собственно, и добивались.

Разгрузиться оказалось тоже несложно: как бы случайно обратились к нам, занимающим большое помещение, с просьбой на несколько дней задействовать его для сборки некоторых аттракционов. Согласие мы дали и в тот же вечер получили то, из-за чего затевался весь сыр-бор, — тренажеры. Монтаж и установка — это дело нескольких дней. А раз так, то начинать занятия можно со следующего понедельника.

Я сижу в нашем штабе и улыбаюсь. Улыбаюсь как человек, который только что сделал очень важное и нужное дело.

А я, между прочим, действительно только что сделал очень важное и нужное дело. Для меня важное и нужное, но остальных это не касается. Теперь можно и расслабиться: пойти погулять с Уклус, к примеру, или взять пару бутылок холодного пива и спрятаться ото всех на старом еврейском кладбище… Да… Хорошо бы… Но все равно ничего не получится — тренажеры необходимо собрать, настроить, подключить к питанию и срочно начинать тренировки. Расслабимся мы уже потом, когда… Когда? На самом деле — когда? Ответа на этот вопрос я не знаю, но искренне верю, что время, когда можно будет просто отдохнуть от революции, наступит… Или мне очень сильно хочется в это верить? Не знаю. Может быть… А какая, собственно, разница? Главное, что я сейчас сделал свое дело. И сделал, без ложной скромности, просто блестяще! Все же остальное — это из области фантазий, потому что никто не знает своего будущего наверняка, может только предполагать. А это занятие неблагодарное и малонадежное — как гадание на кофейной гуще. И эффект тот же.

Да, а все-таки неплохо у меня получилось! Я бы даже сказал — великолепно получилось! Полагаю, что даже лучше, чем у Репуса. Надо будет как-нибудь у него поинтересоваться, как он доставил оборудование в Столицу: любопытство-то разбирает. Но это можно будет сделать потом. А сейчас у меня есть и более важные дела. Например, крайне недурственно подумать о том, как спрятать повышенный расход энергии в моем зале. Ведь ежу понятно, что освещение и вентиляция столько «съесть» не могут. А еще необходимо сделать так, чтобы любой любопытный нос не имел ни малейшего желания туда сунуться — только этого нам не хватало! Тренажеры для обучения мобильных подразделений деточкам, а особенно таким, как мы, изучать рановато. Могут возникнуть ненужные вопросы, которые или удастся решить с помощью денег, или нет… А вот этого варианта хотелось бы избежать.

Но все равно у меня отличное настроение, которое мелкие проблемы испортить не в состоянии. Радуйтесь, жители Городка, луна-парк приехал! И привез вашим детям занятие на все лето… Я не уверен, что вы будете безмерно счастливы, узнав, о чем идет речь, но это сейчас меня заботит в последнюю очередь. И вас, кстати, тоже — ведь вы ни о чем не догадываетесь. Значит, можете развлекаться спокойно, и пусть ничто не заставит вас нахмуриться — ведь луна-парк приехал, чтобы подарить вам хорошее настроение. И пробудет он здесь еще не меньше двух недель: на аттракционах имеют право покататься все без исключения, и их желание будет удовлетворено. Так что радуйтесь, жители Городка!

Универсальная амфибия УА-86 (в простонародье — «универсал») — это мощная машина, которая только кофе, пожалуй, не варит. Она быстро ездит по пересеченной местности (в армии принят термин «ходит»), очень неплохо плавает и, что самое приятное, летает. До реактивного истребителя ей, конечно, как до Луны, но для выполнения тактических задач она вполне годится — пролететь сотню-другую километров для нее не является проблемой. Вооружение у этого монстра тоже вполне приличное: электромагнитная пушка, с сектором обстрела в триста шестьдесят градусов, навесные пулеметы (это по желанию) и навесные же ракеты. Ракеты, как правило, двух видов: четыре — класса «земля—земля» и четыре — «земля—воздух».

Так что машина во всех смыслах замечательная. И при всей кажущейся сложности — достаточно простая в управлении. Большую часть работы выполняет бортовой компьютер, так что экипажу остается только нажимать на гашетку в тот момент, когда цель уже захвачена в прицел. Правда, что происходит при «зависании» этого самого компьютера, я видел. Точнее — видел то, что от «универсала» осталось. Но на моей памяти это было один раз. Амфибия потеряла управление прямо в воздухе и камнем обрушилась на землю. При этом еще в полете умудрилась расстрелять половину боекомплекта из пушки. Большая часть зарядов ушла в белый свет, как в копеечку, зато один из случайно попавших по наблюдательному пункту просто разнес его в клочья. Расследование было очень неприятное и закончилось рекомендацией законсервировать находящиеся на вооружении «универсалы», а потом уже заняться их доработкой. На несколько лет об амфибиях забыли. Использовать их решились уже во время мятежа. И, естественно, идея принадлежала старому козлу Альтусу. На мой взгляд — совершенно правильная идея. Из-за одной взбесившейся амфибии с явными заводскими недоработками не стоит отправлять на пенсию целый класс серьезных боевых машин. Да и наши умельцы покопались в программном обеспечении бортового компьютера, чтобы снизить возможность аварии в дальнейшем, с одной стороны, и упростить управление — с другой.

Теперь мне предстоит самому вспомнить, как управлять этой машиной, а затем и обучить азам наших оболтусов. Обучение солдата занимает неполный год — только после этого ему дают возможность управлять «универсалом» на учениях. У меня же есть только несколько недель. Но солдат, когда его призывают в армию, несколько старше, чем мои бойцы. Кроме того, его загоняют служить насильно, и, как следствие, делает он все с ленцой. Это и понятно — солдат спит, а служба, как известно, идет. У моих мальчишек все с точностью до наоборот — они сами влезли в эту кашу, и им не терпится как можно быстрее изучить все премудрости новой игры. А как они еще должны воспринимать то, что с ними происходит? В четырнадцатилетнем возрасте у людей есть замечательное качество — большая часть происходящего вокруг тебя воспринимается именно как игра. И только по прошествии времени начинаешь понимать — не играли с тобой, а… Но это будет потом. Через годы. А сейчас все дети, которые под моим руководством играют в революцию, полны энтузиазма и, значит, готовы учиться быстро. Что мне от них и требуется.

А для начала будет крайне недурственно самому вспомнить, что и как надо делать. Для этого и нужны тренажеры — по сути дела, тот же самый «универсал», только без брони и с неработающим двигателем. Пушка, естественно, тоже не совсем работающая — иначе бы далеко не один учебный бокс был расстрелян в процессе обучения.

Но довольно лирики! Пора брать в руки инструкцию и забираться внутрь тренажера. Как это называлось в старом фильме? Вспомнить все? Вот и будем вспоминать.

Могу сказать, что если ты один раз в жизни научился управлять «универсалом», то забыть это уже невозможно. Точно так же, как ездить на велосипеде: можно не садиться на него годами, но стоит снова попасть в седло, и тело само вспоминает, что и как нужно делать.

Как только я попал в кабину тренажера, так тут же окунулся в прошлое. Воспоминания нахлынули потоком. Я представить себе не мог, сколько всего у меня связано с этой машиной: вот я первый раз неумелым курсантом проползаю в люк «универсала», цепляясь комбинезоном за все, что можно и что нельзя; а вот я отгоняю машины на консервацию (естественно — своим ходом); моя личная амфибия, с салоном, обшитым красным деревом, и небольшим баром, вмонтированным в переборку… Воспоминания воспоминаниями, а руки привычно тянутся к шлему. Щелчок застежки на подбородке, включить связь, подать питание (именно в таком порядке, иначе выгорят контуры сенсорной системы!), пристегнуть ремень безопасности, продуть пневматику, прокачать гидравлику, мельком посмотреть на самотест бортового компьютера… Порядок! Ничего не забыл? Вроде бы нет. Что у нас там по времени? Двадцать две секунды! Поздравляю, Магнус, норматив выполнен на «отлично»! А теперь у меня есть две недели, чтобы научить выполнять его точно так же моих бойцов.

Кроме того, они еще должны освоить симулятор вождения, ведения огня из пушки и ракетных установок… Ничего! Дети учатся быстро и все схватывают на лету. Так что у меня вагон времени!

Дни сливаются в непрерывную череду тренировок на тренажерах, перемежающихся занятиями на плацу и упражнениями на спортивных снарядах. Весь ритм занятий подчинен одной цели — успеть к осени! Я, правда, не совсем понимаю, почему именно к осени, но решение принято и обжалованию не подлежит. А раз так, то я все больше и больше наращиваю и так немалый темп. Сказано успеть, что же — мы успеем.

Прошла первая неделя занятий, и мои командиры подразделений сами стали инструкторами для своих бойцов. И хотя водить амфибии-«универсалы» придется далеко не всем, я решил, что целесообразно дать базовые знания каждому — мало ли что в бою может случиться? И дети стараются вовсю. Счастливые! Они даже не задумываются, откуда у меня эти знания. Им, наверное, просто все равно. Да и действительно, какая разница? В таком возрасте тяга к знаниям перекрывает все, в том числе и совершенно здравый вопрос: а откуда эти самые знания у дающего и имеет ли он право ими распоряжаться? Ничего страшного в этом нет, но и ничего хорошего тоже. А я? А я просто беззастенчиво этим пользуюсь, натаскивая моих пацанов и заставляя в четырнадцать лет становиться солдатами. Что самое интересное — даже не объясняя для чего. Но им это пока и не нужно — для них важен сам процесс. Это для них… Что же важно для меня? Тоже процесс? Смысл влезать во всю эту кашу? Хотя рассуждать о смысле явно поздно: я уже влез. И влез по самые уши, если не глубже. Опять то же самое — мне с самого начала не будет прощения. А это значит, что с этого поезда соскочить на ходу попросту не удастся. Остается только ехать до самой последней станции, согласно купленным заранее билетам. Самое обидное, что купленным не мной, но для меня. Ну, положим, не только для меня, но что это меняет? А ничего! Просто очередной раз забыли спросить мое мнение. Не в первый раз и, мне почему-то кажется, не в последний.

В Столице сейчас то же самое, судя по поступающим оттуда скупым и до предела казенным сообщениям. Да, Ромус не меняется, но ему сейчас приходится очень несладко: одно дело уставы писать, а другое — вспоминать, как обращаться с оружием и техникой. Он-то и в академии не особо отличался выдающимися способностями в плане боевой подготовки, а потом всю дорогу на бумажной работе специализировался, если можно так сказать. Ну вот теперь пусть повертится. Повертится и вспомнит, как и что положено делать по уставу!

Устав, черт бы его побрал! У нас же до сих пор его просто нету. Оно, конечно, не так уж и важно, но надо же на что-то ссылаться при поощрениях и наказаниях? Надо. А на что? Правильно — на устав. Которого нет. И времени написать его тоже нет. Да и не хочу я этим заниматься. Я же не Ромус. Ромусу, впрочем, тоже этого доверять нельзя: пару раз уже попробовали, и ничего хорошего из этого не получилось. Почему на мою бедную голову все это валится? Ведь не просил же! А может, просил? Сам того не понимая? Если и так, то я до сих пор не понимаю, чем именно я себе такое выпросил. И никогда, похоже, не пойму.

— Санис, вставай! — Голос возвращает меня из мира грез в этот страшный и уродливый мир действительности. — Вставай быстрее!

Не хочу я вставать! Я даже глаза открывать не хочу… А тут еще и за плечо трясут. Зачем это делать? Я же могу открыть глаза и дать в ухо. Кому от этого будет легче?

Трясти и что-то говорить продолжают. Я вынужден открыть глаза. Ну, сейчас точно кому-то не поздоровится… Ба, да это же Ленус! Что он, интересно, делает у меня в доме? Да еще и в такое время: заря только начинает загораться — на востоке чуть заметно сереет небо.

— Ты совсем уже очумел? — интересуюсь я, стараясь вложить в интонации все свое настроение. А оно у меня сейчас не сахар.

— По дороге поговорим. — Ленус тоже явно не в духе. — Одевайся и побежали!

— Да что случилось?

— На зал была попытка нападения! Остальное расскажу по дороге.

— На какой, блин, зал? — зло спрашиваю я, и тут до меня доходит: на наш зал, в котором стоят тренажеры!

Так, кажется, начинается веселье! Слишком до этого все было безоблачно. Ну, побежали, раз надо. Заскакиваю в ванную, погружаю лицо под холодную воду, чтобы проснуться, и тут же обратно в свою комнату — одеваться.

— Никакой формы! — останавливает меня Ленус в тот момент, когда я пытаюсь попасть ногой в штанину галифе.

Ладно, наденем джинсы и футболку. Почему не нужно надевать форму, можно будет поинтересоваться потом. Да, пожалуй, неплохо бы и курточку прихватить. На улице четыре утра, а в это время даже летом прохладно. Особенно в Городке.

— Готов? — Ленус нетерпеливо переминается с ноги на ногу у двери, пока я зашнуровываю кроссовки. — Побежали!

Предрассветный Городок пустынен и тих. Глухие звуки ударов кроссовок по асфальту и наше дыхание эхом отражаются от домов, пока мы бежим по безлюдному проспекту в сторону центра. Первый квартал, за ним второй… Пора останавливаться. Толку прибежать очень быстро, но ничего не зная?

— Стой! — выдыхаю я и сам перехожу на шаг. — Рассказывай!

Ленус по инерции пробегает еще метров десять и тоже останавливается.

— Что рассказывать? — В его взгляде читается недоумение.

— Все рассказывай! — почти выкрикиваю я. — Кто, что, когда и так далее. Ну!

— Не запряг! — огрызается Ленус. — Нечего «нукать».

Сам понимаю, что не запряг. Тем более что мы уже уяснили — запряг нас кто-то другой. И запряг довольно давно. Но узнать, что произошло, мне все-таки надо.

Ленус тем временем задумывается на несколько секунд, а потом начинает рассказывать. Ситуацию его рассказ прояснить не может: среди ночи ему позвонил наш дежурный из зала и доложил о том, что какие-то неизвестные личности пытаются проникнуть в помещение. Ребенок растерялся и, кажется, вызвал полицию. Потом связь прервалась. Ленус посидел с минуту у телефона, окончательно проснулся и попробовал туда перезвонить. Глухо. Следующие две попытки тоже не увенчались успехом. Тогда он решил, что настало время испортить сон и мне. Как он колотил ногами в двери, я не слышал, зато приемная мать услышала хорошо. Что он ей наплел, когда она открыла ему дверь, я не понял, но в результате наш доблестный идеолог и по совместительству мой зам оказался у меня в комнате. На этом его рассказ и закончился. Все, конечно, замечательно. Но я ничего не понял. Абсолютно ничего. Если там сейчас полиция, то бежать нужно не в зал, а из города. И чем быстрее — тем дальше. Если полиции нет, то надо идти в штаб и брать с собой оружие, так как с непрошеными гостями, кто бы они ни были, необходимо разобраться тихо, но самостоятельно. А голыми руками это будет сделать проблематично, даже если окажется, что это какие-то выпившие сопляки из «золотой молодежи», которым захотелось приключений. В любом случае бежать туда сейчас явно не имеет смысла. Все это говорить Ленусу я не стал, но коротко скомандовал: «В штаб!» Кажется, он меня понял правильно, потому что без вопросов развернулся и последовал за мной.

До штаба минут пять хода. Это хорошо — я успею составить какое-то подобие плана действий. Пока что в голове звенящая пустота, и это меня раздражает. Меня вообще раздражает неизвестность. Терпеть не могу попадать в ситуации, когда ничего нельзя понять. Еще хуже — когда не можешь спрогнозировать дальнейшее развитие этой самой ситуации, но что-то надо предпринимать. Хуже всего, если прямо сейчас. Так сказать, безотлагательно. А что предпримешь, если вообще ничего не понятно? Может быть, имеет смысл позвонить в полицию? И что я им скажу? Здравствуйте, мол, господа полицейские, у нас тут на зал напали, а там тренажеры «универсалов» и учебное оружие, которое в боевое превращается за двадцать минут. У вас никаких сообщений на эту тему не было? Так, что ли?

Можно, конечно, схватить пистолет и рвануть к залу. Только сейчас не середина дня, а самое его начало, и потому на улице в толпе не затеряешься. Необходимость же затеряться в толпе появиться может, особенно если учесть, что около зала уже очень может быть не протолкнуться от полиции. И не только от полиции, смею заметить. Если это так, то необходимость затеряться возникнет сразу же по прибытии на место.

Ладно, в любом случае сперва необходимо попытаться получить хоть какое-то количество информации в дополнение к тому, что рассказал мне Ленус. По той простой причине, что пока для принятия решения ее катастрофически не хватает.

Дверь нашего штаба не взломана, и полиции рядом нету. Это добрый знак. Хотя если они уже обнаружили тренажеры, то могут прибыть с минуты на минуту. И даже не полиция, а СБ. Хорошо уже то, что сейчас их здесь нет.

В помещении все на своих местах. Во всяком случае — на первый взгляд. Тоже хорошо. Что-то я лихорадочно ищу соломинки. Не нравится мне это. Пока еще ничего не произошло. Точнее, не ясно, что именно произошло. Может быть, просто досадное недоразумение. Или чья-то глупость. Так что паниковать пока рано. Или уже поздно… Что же делать, однако?

Ну, хорошо — приступим. Первым делом к тайнику — за стволами. У нас их тут шесть штук. Секунду думаю и достаю два «вальтера», модель двадцать девятого года. Конечно, можно было бы взять и «люгеры», но уж больно они для нас тяжелые. Мне с ним сейчас нелегко управиться — массы не хватает, чтобы отдачу погасить, а что тогда говорить о Ленусе, который и раньше с оружием не шибко дружил? Конечно, может быть, я просто сгущаю краски. Ведь для своих четырнадцати лет вешу я уже весьма и весьма порядочно, но лучше не рисковать. Так что исключительно «вальтеры». Во всяком случае — сегодня, Теперь пистолет в наплечную кобуру (вот и курточка пригодилась) и… И что дальше?

— Ленус! Звони им еще раз! Мы же ни черта не знаем, что там сейчас!

— Ты думаешь…

— Я ничего не думаю! Или трубку кто-то снимет, или нет. В любом случае там должен был быть не один охранник, а несколько. Звони!

Пальцы Ленуса быстро забегали по клавиатуре телефонного аппарата. Гудок. Еще один. Снова гудок. Никто не берет трубку, и Ленус уже тянется к рычагу на аппарате, чтобы сбросить вызов. Я почему-то останавливаю его и отбираю трубку. Гудок, а затем щелчок — трубка снята.

— Алле!

— Это Санис! — ору в трубку. — С кем я говорю?

— Дежурный Седус докладывает…

— Ты живой? — У меня вырывается из груди вздох облегчения. — Что, черт побери, у вас там произошло? Все живы?

— Да, но у нас проблема. Те уроды, которые…

— Не по телефону! — обрываю я мальчишку. — Полисов рядом нету?

— Н-нету. — Паренек явно потерялся.

— А вызывали?

— Не вызывали, но…

— Я скоро буду, — перебиваю я мальчишку. — Ждите. Без меня ничего не предпринимать!

Швыряю трубку на рычаг и смотрю на Ленуса. Тот чувствует себя явно не в своей тарелке.

— Вот теперь побежали, — говорю я.

— А нельзя ли подробнее? — ядовито изрекает Ленус.

— Можно, — отвечаю я. — У них там все живы, но есть какая-то проблема. Вот мы сейчас с тобой и выясним, о чем идет речь. Лично выясним. Так что побежали! И быстро!

Городок начинает просыпаться. Небо уже заметно посветлело, и вот-вот покажется солнце. Мы на всех парах несемся к нашему залу. Хорошо, что Городок такой маленький. В Столице такой номер не пройдет — расстояния не те, а здесь это можно. Можно пешком из конца в конец Городка, можно и бегом к залу, который находится почти в самом центре. А почему бы и нет? От нашего штаба до него минут двадцать пешком, значит, минут восемь-десять бегом. Опять же утренняя пробежка, говорят, полезна для здоровья. Правда, это сторонники утренних пробежек говорят. Противники утверждают прямо противоположное. Но мне сейчас нет дела ни до сторонников, ни до противников — мне необходимо как можно быстрее оказаться в нашем зале.

Ленус уже тяжело дышит и начал отставать. Не страшно. Догонит. А потом я ему всыплю по первое число за то, что курит как паровоз и совершенно не занимается собой. В конце концов, если он прибежит на пару минут позже — ничего страшного не произойдет: ведь все мои бойцы живы, значит,

непосредственной угрозы пока нет. Так-то оно так, но чего же тогда они так долго не подходили к телефону? Странно. Да, зря я, кажется, не взял глушитель к пистолету. Очень может быть, что придется стрелять. А в такую рань выстрелы перебудят весь город. Ну, ничего, на месте что-нибудь придумаем. Если придется что-то придумывать… Нас обогнал троллейбус, громко просигналив, чтобы мы убрались с проезжей части. Наверное, развозка — везет на работу или с работы сотрудников троллейбусного парка. Это плохо — водитель может подумать, что мы что-то украли и сматываемся. Так не далеко и до вызова полиции. А с этими ребятами у меня абсолютно нету настроения сейчас объясняться.

Ничего, уже рядом: поворот на право, и я сбрасываю скорость. Необходимо отдышаться и привести себя в нормальный вид. Что там нас ждет, я не знаю, но минута, я думаю, ничего не изменит. Секунд через тридцать меня нагоняет совсем запыхавшийся Ленус. Делаю ему знак остановиться, и дальше мы медленно идем вместе, восстанавливая дыхание. Зал уже хорошо виден. На территории, прилегающей к нему, все выглядит спокойно, окна целы, двери заперты.

Может, у наших мальчишек взыграло чувство юмора и они решили, что шутка выйдет удачная? Тогда я их жестоко разочарую! Так разочарую, что они до конца своих дней так шутить не будут! Должен признаться, что я еще надеюсь на глупую шутку моих подчиненных, но весь мой жизненный опыт восстает против этой надежды: не бывает таких глупых шуток в такое неурочное время! Не бывает!

В любом случае мы скоро все сами узнаем. Соваться в центральную дверь глупо, и потому мы с Ленусом переглядываемся, и я жестом показываю ему, что он должен обойти зал справа и подождать меня у задней двери. Я пойду слева. Разделяемся и, не глядя друг на друга, быстро приближаемся к зданию, стараясь производить как можно меньше шума. Со стороны Ленуса доносится звук передергиваемого затвора. Вот это правильно. Молодец идеолог! Достаю свой пистолет из кобуры и досылаю патрон в патронник. Теперь я вооружен и очень опасен! Любой дурак, который попытается преградить мне дорогу, будет застрелен! По той причине, что сейчас не время преграждать мне дорогу. Абсолютно не время.

Кстати, о времени. Выстрел в такую рань действительно перебудит половину Городка. Что же делать? Почему я не подумал о глушителе? Вот же черт! Как неудачно. Дурак великовозрастный! Уже и омолодиться успел, а ума не нажил, За почти две жизни! Ну, положим, за полторы, но умнее от этого не стал. Хотя… Куртка! Обмотать вокруг пистолета: звук, конечно, полностью не ликвидирует, но изрядно заглушит. Со стороны будет похоже на хлопок глушителя автомобиля. Что мне, собственно, и требуется.

Рывком сдергиваю с себя куртку и наматываю на руку. Способ это не самый надежный — может и затвор заклинить после выстрела, но я надеюсь, что стрелять мне не придется. А если и возникнет такая необходимость, то не больше одного раза.