– А это что такое, Джимми? – бармен, который до сих пор просто с заинтересованным видом слушал разговор, нарушил молчание.

– Это как раз то, о чем я хотел вам сказать, парни. Я подобрал эту мартышку недалеко от Ишпенинга. Он как попугай, только лучше. Вы его только послушайте. Думаю, он стоит охрененных бабок.

– Тогда можешь открывать свое дело, Джимми.

Трэли передернул плечами.

– Ну, так о чем и речь.

– Он не как попугай, – заметил еврейчик. – Эта обе-зьяна-таки говорит по-настоящему. Он разумный, как мы с вами.

Пожалуй, придется кому-то довериться.

– Да, я разумный, разумный! И мне нужно в Канаду. Иначе…

Дверь таверны «Пьяная сосиска» натужно скрипнула, и молодой человек в коричневой робе, приоткрыв ее, заглянул внутрь.

– Эй, Эд, ребята! Там над заливом вертушки так и носятся, и вояк повсюду тьма-тьмущая. Непохоже на обычные учения, – он выпалил это так, словно только что пробежал несколько кварталов.

– Слышал? – подхватил Еврейчик. Слова молодого человека вызвали у него самый живой интерес. Даже бармен, казалось, собрался покинуть свое место. Норман вздрогнул. Это за ним. Они уже совсем близко. Он спрыгнул со стойки и бросился к полуоткрытой двери, прямо на колени к вновь прибывшему. Тот уже успел заметить шимпа и непроизвольным движением сгреб его в охапку. Однако Норман выскользнул из его объятий и припустил вниз по улице. Удирая, он слышал, как Трэли спорит с молодым человеком о том, кто позволил «говорящей мартышке» сбежать.

Свой плед он бросил, когда прыгнул на стойку. Теперь ледяная морось заставила его пожалеть об этой потере. Скоро Норман снова промерз до костей. Вода текла по плечам и ляжкам – она скапливалась среди разломанных и вывороченных тротуарных панелей, по которым он бежал. Все магазины и лавочки на улице были закрыты, окна и двери заколочены. Некоторые владельцы, вероятно, покинули их, будучи с столь подавленном состоянии, что даже не потрудились убрать тенты. Норман остановился под одним из них, чтобы отдышаться и обсохнуть.

Норман огляделся, ожидая увидеть воздушных десантников, но в небе не было ни самолетов, ни парашютистов – по крайней мере, в поле его зрения. Потом осмотрел тент, под которым стоял. За несколько лет зеленая пластиковая попеременно подвергалась разрушительному воздействию солнца и дождя. Это был дешевый– пластик: местами он прохудился, и через огромные дыры виднелось серое небо. Тут Нормана осенило. Он вышел из-под тента, разбежался, подпрыгнул и уцепился за проржавевший каркас. Тент провис еще сильнее, но выдержал. Норман подтянулся, ненадолго задержался на пластиковой поверхности, а потом влез на подоконник квартиры, которая находилась на втором этаже.

Он огляделся, но увидел только старую кровать и платяной шкаф с одинокой вешалкой. Тогда Норман ухватился за карниз над окном и подтянулся. Почти как Тарзан (обычно Норман был склонен ассоциировать себя именно с Тарзаном, а не с кем-нибудь из человекоподобных прихлебателей «короля джунглей»). Он поймал карниз пальцами ног, выпрямился и смог достать край плоской крыши. Еще несколько рывков – и он лежал на ровном слое битума и гравия, который часто используют в качестве кровельного материала. Там, где битум выкрошился, кто-то побрызгал пластитом, но времени прошло слишком много, и «строительный чудо-материал» тоже пришел в негодность.

На крыше обзор был явно недостаточным. Однако в пятидесяти футах, на крыше другого здания, Норман обнаружил черную конструкцию, похожую на гигантского паука – радиовышку. Вышка хорошо сохранилась; вероятно, на ней размещался правительственный навигационный радиомаяк. Яростно чихнув несколько раз, Норман осторожно пополз через крышу в направлении вышки. Здания разделял проулок в два фута шириной, и преодолеть это препятствие не составило труда.

Норман достиг основания башни. Ее черные пластмассовые секции поблескивали в унылом свете дня, словно мерцали намазанные ваксой. Подобно многим подобным сооружениям восьмидесятых годов, она была изготовлена в соответствии с распоряжением Управления Нефтехимическим Производством, то есть из материалов, изготовленных из отходов нефтяной и угольной промышленности. Это Норман хорошо помнил. В любом случае, хитросплетения этой конструкции обеспечат неплохую маскировку. Норман устроился среди балок и стал смотреть на Маркетт.

Их были сотни! Далеко внизу по улицам двигались крошечные фигурки в зеленой форме войск общего назначения, осматривая каждое здание. Выше, в небе, висели транспортно-десантные вертолеты и «воздушные танки». Еще несколько «танков», двигаясь по трудноописуемой замкнутой кривой, явно осматривали город и залив. Норман опознал боевой порядок: один из стандартных, «обнаружить и окружить противника». Он посмотрел в небо над собой, уже догадываясь, что там увидит. Каждые несколько секунд из серой пустоты появлялась очередная копия Бака Роджерса[19]. Преодолев пять тысяч футов в свободном падении, всего в двух-трех сотнях футов над городом, десантники запускали свои портативные реактивные двигатели. Уже около двадцати «роджерсов» пересекали небо по различным траекториям.

Шимпанзе склонил голову набок, пытаясь получше разглядеть ближайшего десантника. Казалось, воздух под ногами солдата и у него за спиной дрожит, размывая изображение. Лишь это да чуть слышное завывание – вот и все признаки того, что из теплоэлемента, который подпитывался силовой установкой Бендера, спрятанной в ранце десантника, вырывается струя раскаленного воздуха. Плечи «роджерса» казались перекошенными. При более внимательном рассмотрении Норман понял причину: разведывательная камера «Дженерал Электрик» с разрешением пятьдесят тысяч, которая словно прицепилась к плечу и предплечью солдата. Восьмидюймовая линза, похожая на зияющий черный зрачок, сверкнула, когда десантник – повернулся в сторону беглеца.

Норман похолодел. Он знал, что каждая картинка, полученная этой гиперчувствительной камерой, поступает на авиабазу Сойер, где компьютеры и целая команда фотодешифровщиков будут анализировать ее. При определенных условиях достаточно четкого отпечатка ноги – или просто его глаза блеснут в лабиринте пластиковых балок. Реакция последует немедленно. Нет… если точно, то с некоторым запозданием.

«Роджерс» отвернулся, и Норман вздохнул с облегчением. Однако это место недолго будет оставаться безопасным. Рано или поздно – скорее первое – они смогут выследить его. И затем… Он с ужасом восстановил в памяти несколько бит страшной информации, которая скрылась в огромной куче всего, что он знал. Наказания за использование запрещенных сведений. Не бывать этому! Норман перебирал в памяти способы, которыми пользовались вымышленные и реальные герои, чтобы ускользнуть от преследователей.

Прежде всего: необходимо признать, что без помощи со стороны не обойтись – иначе ему не выбраться за пределы страны. Потом он вспомнил, что Эрик Сэтенсен всегда был двойным агентом и получал выгоду от сотрудничества с обеими сторонами – вплоть до самой развязки. Или взять Скользкого Джима ДиГриза[20]… Да, даже в самой хитрой ловушке, оснащенной по последнему слову техники, можно найти лазейку. Какая организация может поставить себе целью пересечь Озеро Верхнее, чтобы доставить кого-то в Канаду? Конечно, Красные!

Норман перестал теребить свои пропитавшиеся водой подтяжки и задумался. В некоторых историях это был стандартный ход. Долгое время делать вид, что играешь на стороне злодеев – чтобы вылезти из неприятностей, а потом разоблачить их. Повернувшись, он пристально разглядывал огромный механизированный пирс, который далеко вдавался в залив. На его нижнем ярусе располагалось несколько низкопробных квартирок – ив одной из них обитал единственный на Верхнем Полуострове советский агент! Норман постарался побольше вспомнить о Борисе Кученко. Что же это за правительство, если оно использует для шпионажа таких тупиц? Он мучительно напрягал память, но так и не обнаружил других упоминаний о шпионской деятельности на Полуострове.

Множество крошечных деталей выстраивались в идею. В точности как в некоторых рассказах, где герой берет мысли буквально из воздуха. По какой-то причине Норман знал, что положение Советов было не столь плачевно, как могло показаться. Старк, Боровский и Иванов были умными ребятами – намного умнее некоего Бампкинова, которого они сменили, человека совершенно непригодного для этой должности. Если бы в то время у власти находился тот же Старк, Советский Союз, возможно, пережил бы последствия изобретения Бендера или, в крайнем случае, потерял бы несколько периферийных республик. Теперь же партийные боссы контролируют лишь окрестности Москвы и несколько «укрепленных» баз на Урале. Как бы то ни было, Норман чувствовал: если бы советское правительство бросило все силы, все умственные и физические ресурсы на борьбу с контрреволюцией, положение Красных было бы куда лучше. Боровский и, в особенности, Иванов могли похвастаться выдающимися победами в закулисной борьбе. И от всего этого сильно попахивало шпионажем.

Если Кученко окажется еще хуже, чем о нем можно подумать, это все равно выход. Если удастся обмануть Красных, прикинуться дурачком или предателем, они могут обеспечить ему безопасное убежище в Канаде. Конечно, их заинтересует и он сам, и то, что ему известно. Эти знания – ключ к успеху и величайшая опасность одновременно. Они никогда не должны узнать, что ему известно. А позже, уже в Канаде… не исключено, что он сможет разоблачить русских шпионов и заслужить прощение.

Ближайший из «роджерсов» смотрел прямо на вышку, в которой спрятался Норман. Шимпанзе выбрался наружу и поспешил к краю крыши, уцепился за козырек и повис. Теперь он находился вне зоны видимости десантника. Спустившись на землю, он пересек пустую улицу. Потом побежал вдоль основания огромного пирса. Дальше улица словно уходила в его недра. Здесь царил полумрак, но, по крайней мере, не было дождя. Вдоль внутренней стены тянулась лестница со ступенями из металлической сетки. Взобравшись по ней, шимпанзе оказался в узком коридоре, куда выходили двери дешевых квартирок. Раньше, когда на пирсе располагались склады, это пространство вообще не использовалось. Норман замер, а потом повернул дверную ручку.

– Проходите быстрее!

Ручка двери выскользнула из пальцев Нормана: тот, кто находился внутри, рывком распахнул дверь. Норман буквально влетел в комнату.

– Какого черта… – человек хлопнул дверью у него за спиной. Шимп огляделся. Первый, кого он увидел, был Борис Кученко, который, похоже, разминал руки, да так и застыл. Второй обошел вокруг– Нормана: шимпанзе узнал некоего Иена Слоэна, гражданского служащего с авиабазы «Сойер», который числился под номером 36 902u. Значит догадка была верна! Красные развернули куда более активную деятельность, чем подозревало правительство.

– Доброе утро, господа… – Норман постарался напустить на себя таинственность. – Или лучше сказать «товарищи»?

Старший из двоих, Слоэн, крепко схватил шимпа за предплечье. На его лице одновременно появилось выражение удивления, торжества и – как ни странно – ужаса. Пожалуй, не стоит выходить из роли двойного агента.

– Я хотел бы предложить свои услуги… м-м-м товарищи. Возможно, вы не вполне понимаете, кто я такой… – Норман с надеждой и некоторым любопытством огляделся по сторонам. Слоэн – единственное имя которое ему известно. Но вряд ли это имя настоящее.

Слоэн пристально следил за ним, но его рука по-прежнему сжимала предплечье беглеца. Убедившись, что ответа скорее всего, не последует, Норман продолжал, уже не столь уверенно:

– Я… Я знаю, кто вы такие. Помогите мне выбраться из этой страны, и вы никогда об этом не пожалеете У вас должен быть какой-то способ это сделать. Или какое-нибудь тайное убежище…

Случайно он поймал взгляд Бориса Кученко. Шпион разглядывал пятно на потолке, которое доходило до стыка со стеной. Несомненно, это тайный лаз – если можно так назвать кое-как замаскированную дыру, прорубленную в потолочном перекрытии. Настоящий шпион сделал бы то же самое, но аккуратнее.

Наконец Слоэн заговорил.

– Думаю, мы можем организовать ваше спасение А в том, что мы об этом не пожалеем, я уверен.

Его тон заставил Нормана осознать всю наивность своих планов. Эти агенты получат всю информацию, выведают все его тайны или уничтожат его. И третьего не дано Он оказался меж двух огней, и жар этого огня был реальностью, в котором таял фантастический мир. Он, Норман Симмонс, влип.

Пф-Ф-Ф…

Слабое шипение – и одновременно что-то вроде булавочного укола в ляжку. Занавески на окне всколыхнулись. На миг в воздухе повис легкий зеленоватый туман, затем исчез. Норман почесал ногу свободной рукой и вытащил из шерсти черный шарик. И понял, что группа фотодешифровщиков на базе «Сойер» напала на его след. Они узнали, где он находился, и теперь начали действовать. Только что в комнату попало по меньшей мере два патрона PAX[21]. И теперь отсюда никому не уйти. Маленький черный предмет был капсулой, содержащей знаменитый газ нервно-психического действия.

Во время Питсбургских Хлебных Бунтов восемьдесят первого года вопящая толпа, которая сметала на своем пути полицейские кордоны, стала послушной и спокойно подчинилась словесным приказам благодаря несколькими граммам PAX, распыленного в районах беспорядков. Конечно, это было далеко не идеальное средство: приблизительно у половины процента населения наблюдались нежелательные побочные эффекты наподобие псевдоэпилептических припадков и поражения нервной системы; еще полпроцента вообще ничего не почувствовали. Однако подавляющее большинство немедленно утрачивало способность сопротивляться внушению. Норман почувствовал, что хватка Слоэн ослабла, и сбросил его руку.

– Поднимите меня и помогите пролезть в этот люк, – сказал он, обращаясь одновременно к обоим.

– Есть, сэр.

Мужчины послушно сцепили руки замком и подняли шимпа к потолку. Внезапно Норман понял, что происходит что-то странное.

Почему газ на меня не действует?

Потому что я здесь не полностью!

Он едва удержался от истерического смешка. Газ действует только на ту его часть, которая существует физически. Конечно, это очень важная часть, однако благодаря той, другой он все еще сохранял способность действовать по собственной инициативе.

Едва Норман открыл люк, снизу донесся звон бьющегося стекла. Это десантники в полном боевом вооружении ввалились в комнату. Сделав судорожный рывок, шимпанзе вылетел наружу, в темноту. В комнате кто-то почти похоронным тоном рявкнул «Руки вверх!», а потом послышался когда-то полный ярости голос Слоэна:

– Все в порядке, офицер. Уже идем.

Норман собрался с силами и побежал. Слабый свет окон, расположенных где-то наверху, освещал ему путь. Теперь, когда его глаза привыкли к полумраку, он мог разглядеть огромные упаковочные клети вокруг и выше. Норман взглянул вниз, и у него перехватило дыхание: там тоже были клети, стоящие одна на другой. Он словно висел в воздухе. Потом Норман понял, в чем дело. Освещение было тусклым, и из-за этого толстая проволочная решетка, из которой были сделаны пол и потолок на этом этаже, казались невидимыми. Где-то в глубине здания находился пульт управления. Достаточно было нажать кнопку, и ролики, спрятанные в этой решетке, приходили в движение, благодаря чему самые тяжелые контейнеры можно было перемещать по всему пирсу, словно игрушечную коробку. Когда пирс действовал, через него ежедневно проходил миллион тонн грузов. Товары подвозили на грузовиках, некоторое время они хранились на складе, а затем – вот так, с помощью роликов – отправлялись в трюмы супергрузовиков. Предполагалось, что этот единственный пирс позволит дать толчок к развитию сталелитейной промышленности в Маркетте и таким образом слить добычу руды и производство в единый комплекс. Возможно, после Восстановления эти ожидания оправдаются. Пока же здание оставалось мертвым и темным.

Норман обогнул несколько клетей, потом побежал вниз по какому-то пандусу. Позади он слышал пехотинцев: сбросив свое летное снаряжение, они карабкались через люк.

Теперь они никогда не поверят в его честность – после того, как его застали в компании коммунистов. Ситуация выглядела мрачно – он похвалил себя за то, что даже в минуту опасности способен на каламбур. Но еще оставался призрачный шанс сбежать, спастись от ужасного наказания, которое – он в этом не сомневался – было неотвратимо. У него осталась капсула с PAX. Очевидно, удар о живое тело оказался недостаточно сильным, поэтому она не раскололась. Возможно, не у всех солдат есть носовые фильтры, защищающие от воздействия газа. Значит, он сможет угнать вертолет. Это была дикая идея, но время осторожности прошло.

Пирс казался бесконечным, но Норман продолжал бежать. Он должен убраться отсюда… Однако его начала одолевать какая-то болезненная слабость. Возможно, газ все-таки немного действовал. Он побежал быстрее, но страх все нарастал. Его сознание словно распадалось, рассыпалось… Может быть, это – тоже результат действие PAX? Он мысленно нащупывал объяснение происходящему, но что-то мешало вспоминать самые очевидные вещи, и одновременно наплывали какие-то посторонние воспоминания, полностью затопляя сознание – с большей силой, чем когда-либо за последние несколько недель. Он должен понять, что ему угрожает, но каким-то образом… Я не здесь не полностью! Вот и ответ! Но он уже не понимал, что это означает. Он больше не мог взвешивать и строить планы. Осталась лишь цель – бежать от того, что его преследует. Тусклое серое марево, которое колыхалось далеко впереди, кажется, обещало что-то вроде безопасности. Только бы Добежать… Рассудок покидал его, а на место рассудка вползал хаос.

Быстрее!

Осталось 3 456 628 дней, чтобы закупитъся к Рождеству…

40. 9234° северной широты, 121. 3018° западной долготы: Полузаглубленного типа склад ракет типа «Изида», совокупная мощность 102 мегатонны… 59. 00 160° северной широты, 87. 4763 ° западной долготы: Группа трех пусковых установок для баллистических ракет подводного запуска класса «Бега»; совокупная мощность 35 мегатонн… глубина 105. 4 фатомов…

Общевойсковой код идентификации «свой-чужой»:

1. 398 547… 436 344… 51…

Эй, выпустите меня!..

Владыка джунглей выпрямился, нож:, готовый…

… происхождение этого скального образования оставалось загадкой, пока плутонистическая[22]теория Бендеровских…

… Оборонный пояс гавани Веллингтона в Новой Зеландии состоит из: трех противолодочных кольца обнаружения на расстоянии 10,98 миль от…

… совокупная мощность бытовых силовых установок на термоядерном топливе, находящихся на складе радиоэлектронной фабрики Бойсе, штат Айдахо, составляет 242 925 миллионов лошадиных сил; инвентарный список прилагается…

Холодный серый свет бил в глаза. И я должен бежать, или…

… «умереть с колом, вонзенным в сердце», – засмеялся профессор.

… ОСТАНОВИТЕСЬ – и упадете; ДВИГАЙТЕСЬ – или умрете; избегайте красивого вида на море… бежать бежать бежать абежать илибежать Зежать5ежать2тежа4еа1а00б30 6 891 350 10112131010001010110000101010100001 111 101 0101…

Шимпанзе застыл, сидя на корточках, и с безумным видом смотрел на мягкий серый свет, льющийся в окно.

Маленькое черное личико казалось маской, утонувшей в накрахмаленной белой подушке, глазки-бусинки бездумно глядели в потолок. Над койкой висели сверкающие инструменты СоС – Соматоподдерживающей Системы. СоС могла часами поддерживать жизнь в теле, сколь бы ужасные повреждения оно не получило; исключение составляли лишь ткани мозга. В настоящее время СоС вела борьбу за жизнь лежащего на койке пациента – борьбу с пневмонией, туберкулезом и полиомиелитом.

Уильям Данбар чихнул. Медицинская служба Лабиринта использовала новейшие методы лечения, но процедура дезинфекции в буквальном смысле сохранила аромат прежних лет. Бактерицидные препараты действовали очень тонко… но благодаря своему запаху могли использоваться для уничтожения живой силы противника. Так было и в шестидесятые, и в семидесятые. Данбар обернулся к Педерсону; кроме них, в комнате не было ни одного человека… ни одного человека.

– Если верить врачам, он выкарабкается, – Данбар махнул рукой в сторону лежащего без сознания шимпанзе. – И судя по его реакции на вопросы, которые вы задавали, пока он находился под действием «сыворотки правды», его «усиленная индивидуальность» не слишком пострадала.

– Конечно, – ответил Педерсон, – но мы не поймем, насколько правдиво он отвечал, пока я не получу координаты его компьютера. Только тогда мы сможем его проверить, – он повертел листок бумаги, на котором были нацарапаны несколько цифр, продиктованных Норманом. – Судя по тому, что нам известно… Не исключено, что он невосприимчив к «сыворотке правды». Ведь PAX на него не подействовал.

– Нет, генерал. Думаю, что он сказал правду. В конце концов, он был так растерян…

– Теперь, когда мы знаем местонахождение его компьютера, нам ничего не стоит стереть из него опасную информацию. Когда мы опробуем это изобретение на человеке, придется быть стократ осторожнее с информацией, которую мы будем ему подгружать.

В течение долгих мгновений Педерсон удивленно взирал на ученого.

– Полагаю, вы в курсе, что я всегда выступал против вашего проекта.

– М-м-м, конечно, – Данбар явно такого не ожидал. – Правда, до сих пор не могу понять, почему.

– Мне никогда не удавалось убедить начальство в том, что ваши затеи таят в себе большую угрозу, – Педерсон продолжал, словно не услышав слов доктора. – Думаю, теперь мне это удастся. И я намерен сделать все, что в моей власти, чтобы вы никогда не опробовали свои методы на человеке – равно как и на любом другом существе.

У Данбара отвисла челюсть.

– Но почему? Это изобретение необходимо! В настоящее время мы накопили столько знаний в самых различных областях, что человек просто не в состоянии стать настоящим специалистом более чем по двум или трем направлениям. Если отказаться от этого открытия, большинство знаний человечества осядет на электронных складах, ожидая понимания и проверки – но этого никогда не произойдет. Симбиоз человека и компьютера позволит совершить скачок в развитии, причем не только сознания. Интеллектуальные возможности человека могут быть…

Педерсон выругался.

– Вы с Бернером – два сапога пара, Данбар. Вы оба смотрите на последствия от внедрения ваших изобретений сквозь шоры и видите Утопию. Но ваше изобретение не в пример опаснее. Вы только осознайте, что ваш шимпанзе натворил меньше чем за шесть часов. Сбежал с самого защищенного пункта в Америке. Ускользнул от целой толпы вооруженных военных. Раскрыл существование шпионской сети, о которой мы понятия не имели. Мы поймали только по счастливой случайности… или, если хотите, называйте это несчастным случаем. Будь у него достаточно времени, чтобы об этом подумать, он догадался бы и о критической дистанции. И нашел бы способ провести нас – причем этот способ наверняка бы сработал. И это при том, что вы ставили опыт на животном. По мере того, как его связь с банком данных укреплялась, он сам становился все умнее. Повторяю: можете считать, что мы поймали его случайно. И смогли удержать его только потому, что действовали быстро, а сам он находился под воздействием газа. И после этого вы хотите поставить подобный эксперимент на человеке?! Скажите мне, доктор, неужели вы готовы претендовать на божественность, а? Тогда, если ошибетесь в выборе, ваше изобретение будет дьявольским, а не божественным. Это будет дьявол, с которым нам будет не сладить – разве что нам поможет какая-нибудь счастливая случайность, – и которого мы в принципе не сможем перехитрить, какими бы умными мы ни были. Малейшая ненадежность со стороны человека, которого вы выбираете – и род человеческий погибнет. Или… будет приручен.

Педерсон расслабился, его голос зазвучал спокойнее.

– Есть одна старая мудрая пословица, доктор: самое страшное оружие – это человек. Если исходить из этого, вы – единственный, который добился прогресса в вооружении за последние сто тысяч лет! – он натянуто улыбнулся. – Возможно, вам это покажется странным, но я против гонки вооружений. И надеюсь, вы не дадите толчок новому ее витку.

Уильям Данбар побледнел. У него на глазах его мечта показывала свою другую сторону, оборачиваясь кошмаром. Педерсон заметил, как ученый меняется в лице, и с легким удовлетворением кивнул.

Эта немая сцена была прервана гудением интеркома. Педерсон нажал кнопку.

– Слушаю, – сказал он, узнав в человеке на экране своего адъютанта Смита.

– Мы только закончили с теми двумя «товарищами», которых мы подбирали на пирсе, сэр, – адъютант, похоже, немного нервничал. – Первый – Борис Кученко, тот самый увалень, за которым мы наблюдали все это время. Второй – Иван Слив. Последние девять месяцев он работал на базе Сойер под именем Иена Слоэна. До сих пор он был вне подозрений. Как бы то ни было, мы устроили им глубокое зондирование, а потом стерли воспоминания обо всем, что случилось сегодня. Теперь мы можем освободить их: они у нас под колпаком.

– Прекрасно, – отозвался Педерсон.

– Они бы таких дел наделали, эти шпионы… – Смит сглотнул. – Но я связался с вами не только из-за этого.

– Да?

– Я могу говорить? Вы один?

– Выкладывай, Смит.

– Этот Слив – действительно важная птица, сэр. Некоторые из его воспоминаний заблокированы, и я уверен: русские думают, что мы никогда не догадаемся, как их вскрыть. И еще… он знает о проекте, который Советы разрабатывают в системе искусственных пещер на Урале. Они взяли собаку и подключили ее… подключили ее к компьютеру. Слив слышал, как эта собака разговаривает – в точности как шимп Данбара. Очевидно это тот самый проект, в который они вкладывают все средства, даже в ущерб другим. Фактически, одна из главных задач Слива состояла в том, чтобы не допустить реализации подобного проекта у нас. Когда все возможные баги будут устранены, Старк или кто-нибудь еще из их вождей опробует это на себе и…

Педерсон отключил экран. Он не мог это слушать. Краем глаза он заметил, что Данбар побледнел еще сильнее. Он чувствовал себя опустошенным. Нечто подобное происходило четыре года назад, когда он впервые услышал о термоядерной силовой установке Бендера. Каждый раз вес происходит по одному и тому же сценарию. Открытие, анализ опасности, попытка утаить его – и, наконец, сокрушительное осознание того, что изобретение утаить невозможно и что нынешний случай не будет исключением. Открытие следует за открытием, и каждое приносит большие перемены. Изобретение Бендера, в конечном счете, вызвало роспуск центральной власти, исчезновению городов… Но изобретение Данбара – вот настоящее открытие.

Где-то на Урале обитает действительно очень умный сукин сын…

Таким образом, придется выбирать между бедствием безусловным, которым станет появление русского диктатора со сверхчеловеческими способностями, и бедствием вероятным, сопряженным с возможностью обойти врага.

Он знал, каким должно быть решение: как человек практичный, он должен приспособиться к изменениям, которые не в состоянии контролировать, должен спланировать самую безопасную обработку неизбежного.

… И очень скоро мир изменится. К лучшему или к худшему – неизвестно, но он станет совершенно неузнаваемым.

Конечно, я так и не написал «главную» историю – о человеке с расширенным сознанием. Правда, попытка была. Письмо Джона Кампбелла, в котором он сообщал мне об отказе напечатать эту вещь, началось словами: «Увы, вы не можете написать об этом. Равно как и о чем-либо еще». Отсюда мораль: держите своих суперменов за кулисами. Или выводите их на сцену, пока они еще маленькие (Вильма Ширас, «Дети атома»). Или когда никто не знает, что они супермены (рассказ самого Кампбелла «Идеалисты»). Есть еще один вариант, о нем Джон никогда мне не говорил. Это супермен, впавший в старческий маразм. В телесериале «Кварк» есть такой эпизод – получилось очень забавно.

«Книжный червь» преподал мне очень важный урок. Я попытался прямо рассказывать о тонкостях технологии – и понял, что этот путь ведет к пропасти. С подобной проблемой автор сталкивается всякий раз, когда должен писать о чем-то таком, о чем нет сведений ни у него, ни у всего остального человечества. Когда это случается, человеческая история достигает своего рода точки сингулярности. Здесь экстраполяция прекращается, приходится применять совершенно новые модели – и мир, который вы описываете, оказывается за пределами вашего понимания. В том или ином виде Технологическая Сингулярность часто посещает фантастов: яркий тому пример – Марк Твен, предсказавший появление телевидения, но такое не каждому дано. Лучшее, что мы, писатели, можем сделать – это приблизиться к истинной Сингулярности и балансировать на краю, держась за него пальцами ног, как во время катания на доске. Подробнее об этом – в моей статье «Технологическая сингулярность», http://www.rohan.sdsu.edu/faculty/vinge/misc/singularity.html. В этом эссе 1993 года я пытаюсь проследить историю этой идеи в двадцатом столетии. К тому времени я понял нечто большее: в шестидесятые меня направляли идеи других – например, Ликлайдера, Эшби и Гуда. Идеи, которые тогда буквально носились в воздухе.[24]

Очевидно, имеется в виду Стивен Джей Гуд, известный биолог, создатель теории «точного равновесия». С точки зрения этой теории неожиданное появление нового вида вызывается быстрым видообразованием в новой среде. За этими событиями следуют быстрые изменения в биологических организмах до тех пор, пока не достигается новое равновесие. Эта точка зрения заменила ранее распространенное мнение о непрерывности процесса эволюции.