Лингвокультурология. Традиции и инновации

Если первое логически невозможно, то второе порождает несколько вопросов: откуда взялись слова с одной внешней формой и каким образом они могут служить посредниками при разложении чувственного образа-мысли? Слова с одной внешней формой суть междометия, возникшие как непосредственное выражение чувства. Из междометий-то, по мысли Потебни, и возникали наши обычные слова: «...слова должны были образоваться из междометий, потому что только в них человек мог найти членораздельный звук. Таким образом, первобытные междометия по своей последующей судьбе распадаются на такие, которые навсегда остались междометиями, и на такие, которые с незапамятных времен потеряли свой интеръекционный характер»[66]. Каким же образом это произошло? Оказывается, этот переход междометия в настоящее слово осуществляется ... посредством мысли: «междометие под влиянием обращенной на него мысли изменяется в слово»[67]. Возникает совершенно неразрешимое противоречие: с одной стороны, сама мысль становится сознательной при посредстве слова, а с другой стороны, слово возникает из междометия при посредстве обращенной на него, то есть вполне сознательной мысли.

В некоторых своих концепциях Потебня не просто предвосхитил современную лингвокультурологическую теорию, но и, возможно, определил дальнейшие пути ее развития. Так, читая тексты Потебни, легко заметить, что в онтологии он придерживается солипсизма, учения, предвосхитившего современную ностратическую теорию. Так, в одном месте он говорит, что это иллюзия – считать, «будто мы видим, осязаем самые предметы, а не свои впечатления»[68]. Следовательно, Потебня разделяет основное положение солипсизма: мир есть мое представление. Правда, солипсизм Потебни не был последовательным: во-первых, он делает исключение для других людей, признавая их существование действительным, а не иллюзорным; без такого признания нельзя было бы говорить о языке, об общении (не с иллюзиями же общаться); во-вторых, он иногда все же говорит о предметах внешнего мира как сущих, например: некоторые слова (бык – bous) «имеют уже внутреннею формою не чувство, а один из объективных признаков обозначаемого ими предмета»[69](оставляем в стороне вопрос о том, как это, по Потебне, возможно). Солипсическая онтология необходимо требует сенсуалистской гносеологии. А. А. Потебня признает едва ли не самоочевидным основное положение сенсуализма: «...относительно познания давно уже известно, что nihil est in intellectu, quod non prius fuerit in sensu»[70]. Сенсуализм, как и солипсизм, также проводится непоследовательно и, можно сказать, очень наивно. Так, Потебня пишет: «Без всякого намерения со своей стороны человек замечает звуки своего голоса»[71]. Человек, конечно, слышит звуки своего голоса, как слышит звуки своего голоса и собака, но вот замечает их из всех животных только человек. Что значит заметить? Заметить значит выделить данное явление из ряда как разнородных, так и в особенности однородных явлений. Выделить же значит сравнить, для сравнения же необходимо иметь общее основание, то есть общую идею, например общую идею звука и тона, чтобы различать звуки по тонам.

Таким образом, Потебня, критически оценивавший и развивавший позиции Гумбольдта и других авторов, работавших в направлении связей языка и культуры, ценен для нас не только с точки зрения его теоретических взглядов, но прежде всего как первый русский лингвокультуролог, заложивший основы данного направления в лингвистике именно в нашей стране.

Основная же новаторская заслуга Потебни перед современной лингвокультурологией состоит в обосновании идеи того, что слово – есть означивание предмета; в этом смысле язык – явление интернациональное. Но способы этого означивания (по Потебне, «внутренняя форма слова») – глубоко национальны, культурно обусловлены. Согласно концепции Потебни, наблюдается взаимодействие и взаимовлияние означивания и формы означивания, т.е. взаимодействие структуры языка и этнических форм мышления. Следовательно Потебню можно считать не только правозвестником гипотезы лингвистической относительности Сепира-Уорфа, но и в каком-то смысле ученым, пошедшим дальше своих американских последователей.

Э.Сепир и Б.Уорф: развитие теоретических основ лингвокультурологии В. фон Гумбольдта и А.А.Потебни в гипотезе лингвистической относительности

Э.Сепир и Б.Уорф были теми исследователями, которые смогли на современном уровне развить одну из сторон учения Гумбольдта и Потебни. Условно их научные достижения принято именовать гипотезой лингвистической относительности Сепира – Уорфа. Мы также будем придерживаться данной научной традиции.

Гипотеза Сепира – Уорфа, сыгравшая чрезвычайно важную роль в формировании современной лингвокультурологии, непосредственно связана с этнолингвистическими исследованиями американской антропологической школы. Формы культуры, обычаи, этнические и религиозные представления, с одной стороны, и структура языка – с другой, имели у американских индейцев чрезвычайно своеобразный характер и резко отличались от всего того, с чем до знакомства с ними приходилось сталкиваться исследователям в подобных областях. Это обстоятельство, по общепринятому мнению, и вызвало к жизни в американском структурализме представления о прямой связи между формами языка, культуры и мышления.

В основу гипотезы лингвистической относительности легли две мысли Эдварда Сепира:

1. «Язык, будучи общественным продуктом, представляет собой такую лингвистическую систему, в которой мы воспитываемся и мыслим с детства. В силу этого мы не можем полностью осознать действительность, не прибегая к помощи языка, причем язык является не только побочным средством разрешения некоторых частных проблем общения и мышления, но наш "мир" строится нами бессознательно на основе языковых норм. Мы видим, слышим и воспринимаем так или иначе, те или другие явления в зависимости от языковых навыков и норм своего общества».

2. «В зависимости от условий жизни, от общественной и культурной среды различные группы могут иметь разные языковые системы. Не существует двух настолько похожих языков, о которых можно было бы утверждать, что они выражают такую же общественную действительность. Миры, в которых живут различные общества, – это различные миры, а не просто один и тот же мир, которому приклеены разные этикетки. Другими словами, в каждом языке содержится своеобразный взгляд на мир, и различие между картинами мира тем больше, чем больше различаются между собой языки»[72].

Речь здесь идет о фактической позиции современной лингвокультурологии – об активной роли языка в процессе познания, о его эвристической функции, о его влиянии на восприятие действительности и, следовательно, на наш опыт: общественно и культурно сформировавшийся язык в свою очередь влияет на способ понимания действительности обществом. Поэтому для Сепира язык представляет собой культурно-символическую систему, которая не просто относится к опыту, полученному в значительной степени независимо от этой системы, а некоторым образом определяет наш опыт. Сепир следует в направлении, согласно которому различные наблюдатели одного и того же мира подходят к нему с несоизмеримыми системами понятий. Сепир находит много общего между языком и математической системой, которая, по его мнению, также «регистрирует наш опыт, но только в самом начале своего развития, а со временем оформляется в независимую понятийную систему, предусматривающую всякий возможный опыт в соответствии с некоторыми принятыми формальными ограничениями... (Значения) не столько обнаруживаются в опыте, сколько навязываются ему, в силу тиранического влияния, оказываемого языковой формой на нашу ориентацию в мире»[73].

Развивая и конкретизируя идеи Сепира, Уорф проверяет их на конкретном материале языка и культуры хопи и в результате формулирует принцип лингвистической относительности. «Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категориями и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном – языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в основном потому, что мы участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию...» «Это обстоятельство имеет исключительно важное значение для современной науки, поскольку из него следует, что никто не волен описывать природу абсолютно независимо, но все мы связаны с определенными способами интерпретации даже тогда, когда считаем себя наиболее свободными... Мы сталкиваемся, таким образом, с новым принципом относительности, который гласит, что сходные физические явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве или, по крайней мере, при соотносительности языковых систем»[74].

Уорф придал более радикальную формулировку мыслям Сепира, полагая, что мир представляет собой калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашей языковой системой. Так, условия жизни, культура и прочие общественные факторы воздействовали на языковые структуры хопи, формировали их и в свою очередь подвергались их влиянию, в результате чего оформлялось мировоззрение племени. «Между культурными нормами и языковыми моделями существуют связи, но не корреляции или прямые соответствия... Эти связи обнаруживаются не столько тогда, когда мы концентрируем внимание на чисто лингвистических, этнографических или социологических данных, сколько тогда, когда мы изучаем культуру и язык... как нечто целое, в котором можно предполагать взаимозависимость между отдельными областями»[75].

Но главное внимание Уорф уделяет влиянию языка на нормы мышления и поведения людей. Он отмечает принципиальное единство мышления и языка и критикует точку зрения «естественной логики», согласно которой речь – это лишь внешний процесс, связанный только с сообщением мыслей, но не с их формированием, а различные языки – это в основном параллельные способы выражения одного и того же понятийного содержания и поэтому они различаются лишь незначительными деталями, которые только кажутся важными[76].

Согласно Уорфу, языки различаются не только тем, как они строят предложения, но также и тем, как они членят окружающий мир на элементы, которые являются единицами словаря и становятся материалом для построения предложений. Для современных европейских языков, которые представляют собой одну языковую семью и сложились на основе общей культуры, характерно деление слов на две большие группы – существительное и глагол, подлежащее и сказуемое. Это обусловливает членение мира на предметы и их действия, но сама природа так не делится. Мы говорим: "молния блеснула"; в языке хопи то же событие изображается одним глаголом rеhрi – "сверкнуло", без деления на субъект и предикат.

В языках американских индейцев одни слова, обозначающие временные и кратковременные явления, являются глаголами, а другие – существительными. В отличие от них в языке хопи существует классификация явлений, исходящая из их длительности. Поэтому слова «молния», «волна», «пламя» являются глаголами, так как все это события краткой длительности, а слова «облако», «буря» – существительные, так как они обладают продолжительностью, достаточной, хотя и наименьшей, для существительных.

В то же время в языке племени нутка нет деления на существительные и глаголы, а есть только один класс слов для всех видов явлений. Таким образом, определить явление, вещь, предмет, отношение и т. п. исходя из природы невозможно; их определение всегда подразумевает обращение к грамматическим категориям того или иного конкретного языка[77].

Языки американских индейцев обеспечивают искусственную изоляцию отдельных сторон непрерывно меняющихся явлений природы в ее развитии. Вследствие этого мы рассматриваем отдельные стороны и моменты развивающейся природы как собрание отдельных предметов. «Небо», «холм», «болото» приобретают для нас такое же значение, как «стол», «стул» и др.[78]Вопрос, таким образом, заключается в следующем: от чего зависит тип деления? Или: почему мы классифицируем мир именно таким, а не иным способом?

Уорф утверждает не то, что членение явлений мира свойственно лишь языкам американских индейцев, а то, что у языков, сильно отличающихся друг от друга, различна также система анализа окружающего мира, различен тип деления на изолированные участки. Он усиливает свой тезис тем, что подчеркивает влияние языковых норм не только на процесс мышления, но и на восприятие людьми внешнего мира. Это положение явно сформулировано Сепиром и взято в качестве эпиграфа в одной из работ Уорфа: «Мы видим, слышим и воспринимаем так или иначе те или другие явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения»[79].

Примечания

1

Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 37.

2

Там же. С. 39.

3

Гумбольдт В. О различии организмов человеческих языков и о влиянии этого развития на умственное развитие человеческого рода. СПб., 1859. С. 44.

4

Там же. С. 44.

5

Завьялов А.Н. Немецкая классическая философия. М., 1982. С. 6.

6

Гумбольдт В. О различии организмов человеческих языков и о влиянии этого развития на умственное развитие человеческого рода. СПб., 1859. С. 81.

7

Там же. С. 33.

8

Гегель Г.В.Ф. Наука о философии духа. М., 2001. С. 162.

9

См.: Гулыга А.В. Немецкая классическая философия. М., 1986. С. 35.

10

Там же . С. 30.

11

Постовалова В.И. Философия языка в трудах Вильгельма фон Гумбольдта. М., 1982. С. 112-114.

12

Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 313.

13

Там же. С. 314.

14

Там же. С. 49.

15

Там же. С. 314.

16

Там же. С. 67.

17

Там же. С. 314.

18

Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 301.

19

Там же. С. 302.

20

Там же. С. 77.

21

Там же. С. 302.

22

Там же.

23

Там же. С. 70.

24

Там же.

25

Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 69.

26

Там же. С. 78.

27

Потебня А.А. Мысль и язык. М., 1993. С. 23-27.

28

Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 70.

29

Там же. С. 74.

30

Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 70.

31

Там же. С. 71.

32

Там же. С. 72.

33

Там же. С. 70.

34

Там же. С. 71.

35

Там же. С. 71.

36

Там же. С. 9.

37

Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 68.

38

Там же. С. 68.

39

Там же. С. 11.

40

См.: Постовалова В.И. Философия языка в трудах Вильгельма фон Гумбольдта. М., 1982. С. 52.

41

Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 80.

42

Там же. С. 371.

43

Гумбольдт В. О различии организмов человеческих языков и о влиянии этого развития на умственное развитие человеческого рода. СПб., 1859. С. 283.

44

Гумбольдт В. О различии организмов человеческих языков и о влиянии этого развития на умственное развитие человеческого рода. СПб., 1859. С. 61.

45

Там же. С. 34.

46

Там же. С. 58.

47

Там же. С. 62.

48

См.: Вайсгербер Л. Родной язык и формирование духа. М., 1993; Радченко О.А.Язык как миросозидание.Лингвофилософская концепция неогумбольдтианства. Т.1. М., 1997.

49

50

Потебня А.А. Мысль и язык. М., 1999. С. 182.

51

Там же. С. 166.

52

Радченко О.А. Язык как миросозидание. Лингвофилософская концепция неогумбольдтианства. Ч. 1. М., 1997. С. 113.

53

Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 1–2. М., 1958. С. 48.

54

ПотебняА. А. Эстетика и поэтика. М., 1976. С. 64.

55

См.: Радченко О.А. Язык как миросозидание. Лингвофилософская концепция неогумбольдтианства. Ч. 1. М., 1997. С. 59.

56

Там же. С. 95.

57

Там же. С. 156.

58

Cм.: Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 615.

59

Там же. С. 801.

60

Лосев А.Ф. Форма. Стиль. Выражение. М.,1995. С. 191.

61

Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989. С. 98.

62

Там же. С. 145.

63

Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989. С. 98.

64

Там же. С. 111.

65

Там же. С. 97.

66

Там же. С. 93.

67

Там же. С. 93.

68

Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989. С. 99.

69

Там же. С. 99.

70

Там же. С. 127.

71

Лосев А.Ф.,Тахо-Годи А.А. Платон. Аристотель. М., 1993. С. 86-87, 311-314.

72

Сепир Э. Грамматист и его язык // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993. С. 248-258.

73

Sapir E. Conceptual Categories in Primitive Languages. Science, 1931. Vol. 74. P. 578.

74

Уорф Б. Л. Наука и языкознание // Новое в лингвистике. Вып.I. М., 1960. С. 174 – 175.

75

Уорф Б. Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике. Вып.I. С. 168.

76

Уорф Б. Л. Наука и языкознание // Новое в лингвистике. Вып. 1. М., 1960. С. 170.

77

Там же. С. 177.

78

Уорф Б. Л. Лингвистика и логика // Новое в лингвистике. Вып.1. М., 1960. С. 187.

79

Уорф Б. Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике. Вып.1. М., 1960. С. 189.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.