Информация о том, что все подразделения Северо-Западного управления таможни будут подвергнуты московской проверке, поступила еще неделю назад. И именно этот день Бизон выбрал для переправки из Польши в Ленинград контрабандного груза – синтетического концентрата для процветающего подпольного производства виски. Нескольких капель этой темно-коричневой жидкости было достаточно добавить в спиртовой сорокатрехградусный раствор, чтобы получить десяток литров готового продукта, по вкусу неотличимого от фирменного.

Свой человек на таможне сообщил Бизону о грядущей проверке и был несказанно удивлен; услышав от него:

– Самое то! Готовьтесь встречать машину.

На контрольно-пропускном пункте соберется все высокопоставленное начальство. Инспекторы будут из кожи вон лезть, чтобы показать москвичам свое служебное рвение и высокий профессионализм. Переправлять в это время запрещенный груз равно самоубийству. Какой же нормальный человек потащит через границу контрабанду в такой ситуации?

И правда. Терминалы пустовали. В том смысле, что не было ни одной машины, кроме той, что везла товар для Бизона. Фура в гордом одиночестве на первой передаче проследовала к платформе таможенного досмотра и остановилась в указанном контролером месте.

Иннокентий Всеволодович Монахов в это время находился в салоне своего автомобиля, припаркованного вне зоны контроля. Со стороны он имел возможность наблюдать за происходящим. Сюда его попросил отправиться Зэизон, дабы тот лично проконтролировал прохождение таможенного контроля.

Водитель грузовика спрыгнул на платформу и предъявил таможеннику документы на перевозимый груз. Тот внимательно изучил бумаги и хотел было уже распечатывать пломбы на контейнере, когда из административного здания вышел высокий грузный человек в темно-сером костюме. Его сопровождала многочисленная свита.

– Я сам! – властно подал голос грузный.

Таможенник вытянулся в струнку. Видимо,

обладатель темно-серого костюма был высоким чином, если один его вид заставлял трепетать рядовых инспекторов.

– А почему таможня пустая? – недовольно спросил грузный. Похоже, он не понимал, что никто не сунется сюда в день проверки. – Одна машина всего. Вы что, людей здесь распугиваете? – продолжал выражать недовольство начальник. Свита сохраняла почтительное молчание. – Э-эх! Не умеете работать. Не умеете…

Он с важным видом подошел к фуре, осмотрел ее со всех сторон. Даже для чего-то постучал носком черного лакированного ботинка по колесным скатам. Похлопал ладонью по борту контейнера, но тут же одернул запылившуюся руку и вытащил из кармана пиджака белоснежный носовой платок. Брезгливо стал отирать запачканные пальцы. Кто-то из сопровождающих негромко прыснул. Начальник резко оглянулся на звук.

– Смеются они! – возмутился в очередной раз.

Его можно было понять. Направляясь сюда из Москвы, он надеялся застать на границе большое скопление машин. И уж тут, в гуще, так сказать, событий показать этим провинциальным служакам, как надо работать. Московские аппаратчики тщательно засекретили дату проведения инспекторской проверки. Но жизнь есть жизнь. Информация просочилась из кабинетов Главного управления таможни на места. Те, в свою очередь, поставили в известность «своих» бизнесменов и руководителей транспортных предприятий. А на пустой таможне что проверять? В бумагах копаться? Так бумаг и в Москве хватает. Другое дело – нагрянуть с проверкой внезапно, обойти пяток-другой автопоездов. Не в одном, так в другом что-нибудь недозволенное обнаружится. А нашел дерьмо, так подчиненных – носом, носом! Вот, мол, что у вас тут творится, контрабандисты внагляк парадным маршем у вас перед глазами шествуют! Не вышло. Досада. Стоит у платформы фура одна-одинешенька, и все. В ней-то наверняка ничего путного, в смысле недозволенного, нет. Стал бы этот водила в одиночку на терминал переть…

– Что везете? – не глядя на водителя, спросил грузный.

– В товарных документах указано, – пожал плечами тот. – Пищевые красители.

– Хм-м… Красители… – задумчиво пробормотал начальник. Свита по-прежнему не встревала. Сказал «я сам» – действуй. – Петров! – повернулся начальник к инспектору. – Открывай!

Рядовой таможенник сорвал пломбы. Водитель снял замки и отворил задние дверцы фуры. Нутро автопоезда доверху было набито пластмассовыми бочками по пятьдесят литров каждая.

– Что в таре? – вновь задал вопрос начальник из Москвы.

– Я ж сказал – краска! – удивился водитель такой непонятливости.

– Да… сказал, – согласился начальник. Внимательно просмотрел предложенные документы. В них все было в порядке. Придраться пока не к чему. Как это не к чему?! Всегда должно быть к чему придраться!

– Ага! – радостно воскликнул обладатель темно-серого костюма. – Краска в чем, в бочках?

– Ну, – кивнул водитель.

– А цена бочек входит в сумму, указанную в накладных? – У него был вид победителя. Наверняка никто из этих местных проверяльщиков не додумался до такой простой истины.

К начальнику незаметно приблизился кто-то из свиты и подсказал робко:

– Обособленно должна проходить! Обособленно!

– Вот именно! – гордо заявил начальник. – Обособленно! Покажите мне документы на бочки, – повернулся к водителю и взглянул на него сверху вниз.

Тот усмехнулся, достал из кабины тряпку и вытер ею промасленные руки.

– Щас, – сказал спокойно. – Дайте-ка, – принял из рук таможенника бумаги. – Вот, – ткнул пальцем в одну из строчек. – Тут написано черным по белому, что тара, то бишь эти самые пятидесятилитровые пластмассовые бочки, ОД-НО-РА-ЗО-ВА-Я, – произнес последнее слово по слогам и вернул документы таможеннику. – Значит, стоимость на нее не определяется.

Полное и крупное лицо начальника зарделось.

– Вы… Вы меня не учите здесь! Умники. Сам вижу, что одноразовая. Давай-ка, открывай бочку! – приказал водителю.

– Какую из них? – спросил тот.

– Да любую! – Начальник начинал терять терпение. – Вот эту, – указал пальцем.

Шофер без труда свинтил крышку на резьбе. Внутри бочки матово отсвечивала темная густая жидкость. Начальник опустил голову к отверстию, принюхался и вдруг резко выпрямился, заорав во все горло:

– Спирт!!! Подкрашенный!!!

Он выкрикнул это слово так громко, что его услышал даже Монахов, находящийся от места осмотра фуры на значительном расстоянии. Внутри у Иннокентия Всеволодовича похолодело. Провал. Теперь этот жирный сыч ни за что не отцепится. Надо же было этому козлу открыть именно бочку с концентратом для виски!

– Тащи стакан! – скомандовал начальник одному из свиты. Тот метнулся и приволок из административного здания граненый стакан. – А ну плесни! – радостно обратился москвич к водителю. Тот на удивление спокойно принес из кабины обыкновенную столовую ложку из нержавеющей стали и этой самой ложкой набрал из бочки треть стакана жидкости.

Свита плотно сгруппировалась вокруг начальника, приготовившегося к дегустации. Все ждали, затаив дыхание. Еще бы! Сам проверяющий из Москвы задерживает на их участке крупную партию контрабанды! Запах, исходящий из открытой емкости, действительно чем-то напоминал спиртовой. Разве что был значительно слабее.

Руки у начальника дрожали от волнения. Он аккуратно принял стакан у водителя и приложился к нему губами. На вкус жидкость оказалась столь противной, что грузный человек в темно-сером костюме, только лизнув ее, с отвращением дернул головой. Рука, держащая стакан, также содрогнулась, и пищевой краситель выплеснулся ему на костюм, светлый шелковый галстук и белоснежную сорочку.

– Ёп-п!.. – выругался начальник и с силой зашвырнул стакан далеко в кусты. В момент замаха остатки бурой жидкости попали ему. на голову. Светло-русые волосы, аккуратно подстриженные и зачесанные на косой пробор, покрылись грязными пятнами.

Тут уж сдержаться не смог никто. Ржали не скрываясь, судорожно хватаясь за животы и вытирая с глаз слезы.

– У-умыва-альни-ик!!! – заорал проверяющий, весь вымазанный в красителе, и помчался с невероятной скоростью к административному зданию.

Когда смех поутих, руководитель подразделения таможни подошел к водителю.

– Ты давай шустро оформляйся и проваливай, чтоб следа твоего здесь не было, – проговорил он. Повторять дважды нужды не было.

Уже через десяток минут фуру вновь опломбировали и выпустили за пре'делы зоны досмотра. Не притормаживая, она промчалась мимо автомобиля Иннокентия Всеволодовича. Водитель на ходу подал ему услбвный знак «все в порядке» и добавил газу.

На сердце Монахова отлегло. Он посмотрел на себя в зеркало заднего вида, поправил растрепавшиеся волосы и закурил, глубоко втягивая густой ароматный дым дорогой сигареты. Выходит, сегодня по-крупному повезло. Во всей фуре лишь пять бочек были с пищевым красителем. Всю остальную тару занимал концентрат виски.

Можно со спокойной душой ехать к Бизону и докладывать об успешно проведенной операции. Расчет Серегина оправдался. Местные дотошные таможенники проверять машину не стали. А чего им прогибаться, коли высокий чин из Москвы сам выпендриться решил! Теперь с недельку не отмоется. Да.

Развернув на дороге машину, Монахов погнал к Бизону.

Старик в последнее время практически не вылезал из своей берлоги, контролируя отсюда деятельность организации через доверенных лиц. Исключение составляли лишь выходы в свет: на концерты, выставки и прочие мероприятия, связанные с жизнью богемы. Старика с чего-то вдруг потянуло к культуре. Что же касалось основных его дел, то работали тщательно подобранные люди – каждый на своем участке. Мечта старого вора – создать разветвленную мощную сеть по торговле наркотиками – сбылась. Более того, на волне перестроечных процессов им были созданы десятки коммерческих струк– тур, денно и нощно отмывающие деньги, полу-ченные с марихуаны и опиума. Жулики всех мастей прикрыли лагерные татуировки белоснежными сорочками и строгими смокингами, оставив воровские «малины» и поселившись в роскошных особняках, избегали общаться «по фене» и принялись усиленно постигать тонкости менеджмента и маркетинга.

– Рад тебя видеть, мальчик мой! – приветствовал Игорь Иванович Серегин Монахова.

– Доброе утро, – ответил Иннокентий Всеволодович.

– Что на таможне?

– Порядок.

Бизон возлежал на жесткой банкетке в одних трусах. Двадцатилетняя совершенно обнаженная массажистка заканчивала обычную часть лечебно-оздоровительного сеанса и уже переходила к эротической. Охранник, сидевший в этой же комнате в невысоком кресле, старательно отводил глаза. Монахов оставался равнодушен к происходящему.

– Ну хватит, хватит! – простонал Бизон, шлепнув массажистку по голой попке.

Та хихикнула и, запахнувшись в просторный шелковый халат, покинула комнату.

– Я вот, зачем позвал тебя, Кеша, – обратился к нему Игорь Иванович. – Тревожат меня друзья наши. Кореец с Соленым.

– А что с ними?

Бизон поднялся, кряхтя, с банкетки и натянул на себя шерстяной спортивный костюм.

– …Мне дела их не нравятся, – продолжил он. – Отдали ментам нашего курьера с товаром. Прошляпили кучу денег. И вообще, в последнее время прокол за проколом. Не обеднеем, конечно. Людей жалко…

С каких это пор Бизону стало жалко людей? Утрата рядового члена группировки вряд ли могла озаботить Бизона. Монахов подивился его словам. Нет, тут что-то другое. Жареным запахло. Боится Игорь Иванович, что погорят в Узбекистане кореец с Соленым, а цепочка разоблачений, как принято говорить, приведет сюда, в Ленинград? Или же попросту хочет прощупать ситуацию на предмет перспективности дальнейших взаимоотношений?

– Что я должен сделать? – спросил Иннокентий Всеволодович.

– Прокатись до Ташкента, сынок. Разузнай там, что да как.

– Больше некому?

– Есть братки. Есть. Да верить им я не могу на все сто, – развел руки Бизон. – Мы с тобой много лет вместе. И ни разу ты меня не подвел. Уважь крестного, не откажи…

Бизон произносил все это тихим скрипучим голосом. И не командовал. Действительно, всего-навсего просил. Но Монахов знал, что кроется за этой просьбой. Откажешься – схлопочешь пулю или нож под ребро. Сопляки, что сейчас окружают бывшего казначея воровского общака, пойдут на все, лишь бы услужить ему. И ни перед какой мокрухой не остановятся. А неповиновения Игорь Иванович не прощает.

– И что я должен в Ташкенте узнать? – спросил Монахов без особого энтузиазма, но с достаточной учтивостью в голосе.

Старик долго кряхтел, расхаживая по комнате и растирая поясницу.

– Лихорадит их там. Чувствую, – наконец произнес он. – Но причин не знаю. Может, это нежелание продолжать работу именно с нами. Может, власть их кончается, авторитет теряют. Или менты прижимают. Ты приедешь – на месте и разберешься.

Монахов был в курсе, что отношения у Бизона с корейцем и Соленым стали напряженными. Несколько раз они задерживали поставку товара. Не смогли вытащить с нар попавшегося в Узбекистане курьера. Такая работа не устраивала Бизона – с его-то масштабами!

– Ты глянь там, – продолжил Серегин. – Возможно, им помощь от нас какая нужна… («Вот оно!» – подумал Монахов.) С другой стороны, какая помощь? У них мент в Москве прикорм ленный. Все может.

– Когда ехать?

– Не ехать. Лететь, – ответил Бизон. – Завтра.

Разговор на эту тему можно было считать оконченным, и они перешли к обсуждению других вопросов, коих всегда было множество. Через несколько часов Иннокентий Всеволодович собрался уходить и уже на пороге услышал:

– Да! Кеша! Возьмешь от меня чемоданчик…

– Что за груз? – поинтересовался Монахов.

– Денег немного. Фальшивка. Как в Ташкент прибудешь, позвони сюда. Я скажу, кому передать.