— Не могу не возразить вам! — сказал я. — Ваши страхи преувеличены. Конечно, я согласен, когда путешествуешь, приходится терпеть какие-то неудобства, это естественно. Но настоящие удобства и вообще найти непросто и…

— Может быть, и так, — горестно вздохнул Бариано. — Но эта проблема слишком велика, чтобы ее разрешить. Мы можем рассчитывать лишь на самый скромный импорт, поскольку не имеем возможности покрыть его своими товарами. Наш государственный запас гаеанских солов очень и очень ограничен. Даже если мы и захотели бы попутешествовать, наших денег хватило бы лишь добраться до Лури.

— Лорквин занимается и экспортом, и импортом? — поинтересовался я.

— Да. И приносит доход, который накапливается на наших счетах в Естественном Банке в Лури. Но эти накопления ничтожны, их явно не хватит на большое турне по Сфере Гаеана.

— Но неужели никто здесь все же не отваживается на путешествие!?

— Редко. Я лично знаю только двух джентльменов, отважившихся на это. Они отправились в Лури, взяли свои накопления из Естественного Банка, уехали в неизвестные миры Сферы и никогда не вернулись. И никаких известий от них нет. Они просто затерялись в океане из десяти триллионов безликих душ. И разделить их судьбу здесь никто не хочет.

Через час я заметил еще одну группу партизан, стоявших на круглой песчаной дюне; их силуэты четко вырисовывались на фоне неба. Партизаны неподвижно стояли, наблюдая, как проходит поезд, и почему-то даже не попытались получить накнока.

Бариано не смог объяснить мне такой пассивности, заметив только, что эти люди вообще непредсказуемы.

— Это голки, почти такие же дикие и кровожадные, как и штренки.

— Но как вы их различаете? — не удержался я.

— В случае с голками это весьма просто. Голкские женщины носят одежды из травы-угорь. Как вы заметите впоследствии, эти щеголи и вообще предпочитают кожаным передникам юбки из соломы.

Я действительно увидел, что бедра этих колоссов прикрывали сероватые подобия юбок, оставляя рыжие груди на виду. Я смотрел на голков, пока они не скрылись из виду, и затем вновь вернулся к разговору с Бариано.

— Они разумны?

— В определенном смысле, да. Иногда они выглядят настоящими каннибалами. Но им не откажешь в специфическом чувстве юмора.

— Они считаются людьми?

— Чтобы ответить на этот вопрос, мне сначала придется пояснить их происхождение. Их история длинна и сложна, но я буду краток.

— Не спешите, — великодушно разрешил я. — Все равно делать больше нечего.

— Вот и славно. Но нам придется вернуться на пять тысячелетий назад. Тогда первые поселенцы включали в себя группу биологов-идеалистов, которые пытались создать род специальных рабочих. Их наилучшим достижением оказались сейшани, а неудача вылилась в лоуклоров. Вот и вся история вкратце. Таким образом, лоуклоры не являются ни разновидностью человека, ни ветвью его развития. И сравнивать их с людьми, все равно что сравнивать ночные кошмары с вечеринкой.

Ближе к полуночи поезд добрался до темного леса высоких деревьев, который Бариано назвал Невозмутимой Глубиной; Танганская степь кончилась. А еще через час мы остановились на берегу Скейна — реки, не представлявшей собой ничего особенного. Около полуразрушенных доков стояла баржа из блестящего черного дерева, построенная по самым высшим канонам кораблестроительного искусства. В нее явно были вложены немалые деньги. От высоко поднятого носа обшивка переходила к средней части, весьма значительной ширины, и далее грациозно перетекала в устойчивую корму, на которой красовались шесть иллюминаторов. Рубка и все прочие части баржи тоже были выполнены воистину с барочной элегантностью; на носу и на корме виднелись тяжелые светильники из черного железа и цветного стекла.

Мы перебрались в лодку, которая доставила нас на баржу. Там нам выделили роскошные каюты. Спустя несколько минут баржа медленно закачалась вниз по течению. Через четверть мили Скейн сделала поворот и потекла через Невозмутимый Лес, причем ее нос почти скрывался в мягкой тени деревьев.

Так прошло несколько дней и ночей. Река текла медленно и плавно, петляя под раскидистыми старыми деревьями.

Тишина стояла немыслимая, если не считать плеска воды за кормой. Ночью обе огромные луны лили сквозь листву нежный спокойный свет, который показался мне почти волшебным. Я поделился своим наблюдением с Бариано.

— Я и не думал, что вы так сентиментальны, — равнодушно ответил он. — Это простая игра природы.

— А я и не думал, что вы настолько равнодушны, — съязвил я в ответ.

— Наоборот! Это у вас не хватает способности к наслаждению эстетическими различиями! Впрочем, чему тут удивляться? Как человек с другого мира, вы не можете разделить всю тонкость восприятия роума.

— Уели, — признался я. — Ваш уровень и метод мышления ушли далеко вперед по сравнению с моими. Так уходит волк от опытной гончей.

Бариано холодно улыбнулся.

— Если я стану поправлять вас, то вынужден буду говорить без эвфемизмов, так что не обижайтесь.

— Говорите откровенно. Ведь вы сообщаете мне нечто, чего я не знаю.

— Хорошо. Ясно, что ваши эстетические суждения аморфны, они не способны различить красоту там, где она специально не обозначена. А объект красоты велик. Конечно, иногда вы можете заметить даже некий природный аспект, красота которого подчеркнута математикой или другой наукой. Такая красота, конечно, тоже существует, но все же она вторична, поскольку является результатом человеческих деяний. В настоящей же красоте не должно присутствовать ни тени позитивного творчества.

Я был сражен столь бескомпромиссным анализом Бариано.

— Вы проводите очень тонкие различия, — осторожно заметил я.

— Разумеется! Такова природа чистого мышления.

Я указал туда, где лунный свет, проникая сквозь листву, ложился на черную воду филигранными серебряными лепестками.

— Разве это не красиво? Разве недостойно хотя бы быть замеченным?

— Шарм здесь, конечно, есть. Но ваши умственные процессы несколько… неаккуратны. Вы должны были бы заметить, что в этом явлении отсутствует концептуальная цельность. Это хаос, абстракция, ничто.

— Но это «ничто» создает настроение! Разве не такова главная функция красоты?

— В принципе, да, — спокойно ответил Бариано. — Но позвольте мне рассказать вам одну притчу или, если предпочитаете иное название, указать парадокс. Представьте, что вы спите. И вот ваши сны уводят вас в общество соблазнительных женщин, которые начинают делать вам не менее соблазнительные предложения. В это время к вам на постель взбирается крупный грязный щенок, укладывается к вам на живот и начинает беззаботно стучать длинным волосатым хвостом вам по лбу. Вы поворачиваетесь, и ваше лицо оказывается прижатым прямо к его соответствующему органу. Но во сне вам кажется, что это прекрасная женщина целует вас влажными от желания губами, давая нежнейшее наслаждение. Вы возбуждены, вы испытываете почти оргазм! Но вдруг просыпаетесь и обнаруживаете истинное положение вещей. Какое разочарование! И вот теперь будьте внимательны! Порадует ли вас тот восторг, который вы пережили? Или, побив нахальное животное, вы погрузитесь в неприятное, обиженное состояние разочарования? Аргументы есть за любое развитие событий. Если хотите, я могу привести некоторые из этих аргументов.

— Нет, спасибо, — отказался я. — Вы сказали достаточно. В будущем, однако, если я вдруг стану наслаждаться чем-либо в моих снах, я сначала непременно постараюсь убедиться в реальности моего объекта наслаждений.

— Мудрое решение, — пробормотал Бариано. Больше я решил ни о чем не спрашивать своего попутчика, опасаясь, что только усугублю его теоретический пыл относительно примитивности жителей Сферы Гаеана.

Ближе к средине третьего дня плавания вдоль берегов стали появляться доки и деревенские коттеджи, а затем и небольшие усадьбы, тонувшие в старых садах. Некоторые из них даже напоминали дворцы, одни — старые, другие — просто древние, а иногда и настоящие развалины. Время от времени в садах можно было увидеть людей, которые двигались с какой-то ленью, словно сами были частью этого леса.

— Сейчас не сезон для деревенской жизни, хотя во многих домах живут круглый год. Это бывает особенно часто, когда в семье есть дети. Видите, вон малыши играют на лужайке.

Я в самом деле увидел пару ребятишек с развевающимися черными волосами. Они бежали по траве босиком, оба в высоких гольфах, только один в голубых, а другой в зеленых, как трава. Дети показались мне очень живыми и счастливыми.

— Здесь они в относительной безопасности, вампиры избегают уединенных лесов.

Двое садовников устанавливали изгородь; оба загорелые, небольшие, гибкие, почти нежные, они на удивление ловко управлялись с садовыми инструментами. Их правильные, может быть, несколько излишне вялые, лица обрамляли легкие волосы цвета пыли.

— Кто это? — не удержался я.

— Это сейшани. Они регулярно делают всю необходимую по хозяйству работу, на этом строится их жизнь. Нам они необходимы, как воздух. Они подрезают деревья, выращивают, молотят рожь и пекут хлеб, чинят дома и меняют крыши. Они чистоплотны, вежливы и трудолюбивы. Но они не могут сражаться и совершенно бесполезны в борьбе против лоуклоров или вампиров, поэтому роумы-шевалье вынуждены защищать их с оружием в руках. Впрочем, теперь уже поздно; каждый год вампиры занимают очередной старый дворец.

— И вы действительно ничего не можете с этим сделать?

— Действительно. Вампиры занимают родовые склепы за дворцами и выкапывают огромную сеть подземных коммуникаций. Так что они всегда присутствуют где-то на окраине нашего сознания, и никто не осмелится бродить ни по лесу, ни по городу один.

На следующее утро мы, наконец, оказались в Роумарте. Напоследок Скейн обогнула какое-то уродливое здание с тяжелыми стенами из коричневого кирпича и свернула на северо-восток, где лес снова превращался в саванну, а потом в Танганские степи.

Мы причалили к эспланаде, и началась высадка. — Вам нужно в Коллоквари, где заседают советники, — тут Бариано на мгновение заколебался, но затем продолжил: — Я провожу вас туда, где принимают петиции. Вы уже многое от меня услышали о здешних обычаях, поэтому не должны питать иллюзий и надеяться на скорое решение вашего вопроса. В нем столкнется слишком много противоречивых мнений.

Тут Майхак прервал свой рассказ.

— Не хочу утруждать вас излишним обилием деталей…

— Вы нас не утруждаете, совсем нет! — воскликнула Скёрл.

— И тем не менее, если я буду рассказывать все, что узнал о роумах и Роумарте, их обычаях, рашудо-философии и общественном строе, об устройстве дворцов, о пристрастиях в еде и сне, о придворных ритуалах, о культивируемом бретерстве их рыцарей — шевалье, об их страхе перед вампирами — это займет слишком много времени, и мы рискуем никогда не добраться до самой сути нашего ужасного приключения. Теперь, Джейро, ты все-таки можешь мне налить добрый бокал хайлировского вина, и я пока посижу и помолчу минуты две-три, чтобы собраться с мыслями.

Джейро наполнил три бокала золотым Эстрезас. Майхак взял свое вино, откинулся на спинку кресла и задумался. Наконец он сказал:

— Я все же попытаюсь вкратце рассказать вам о Роумарте, поскольку это, может быть, самый красивый город из всех, что когда-либо создавали люди. Правда, многие здания уже пустовали, а дивные сады начинали беспорядочно зарастать. Декаданс так и разливался вокруг, словно аромат подгнивающих фруктов. Тем не менее роумы настаивали на своем образе жизни и неуклонно соблюдали все свои сложные церемонии. По несколько раз в день они меняли костюмы в строгом соответствии с той ролью, которой требовал тот или иной час.

Здесь важно понять природу первых поселенцев. Это была интеллектуальная элита, и прежде всего — биологи-генетики, отстраненные по гаеанским законам ото всех исследований, связанных с так называемым «радикальным проектом». И на Фадере они получили полную свободу.

Вначале эти первые поселенцы использовали в качестве рабов местное население, но это причиняло много неудобств. Рабы заболевали или старели и в конце концов все равно умирали. К тому же они часто бывали упрямы, глупы или ленивы, просто непослушны, отчего производительность их труда оказывалась весьма низкой. И биологи отобрали несколько самых лучших рабов, дабы использовать их гены для создания класса идеальных рабочих. Одно за другим стали производиться поколения экспериментальных прототипов. Иногда опыты заканчивались неудачно: то получались существа с ногами в десять футов, то способные жить только в теплой воде, ну и так далее. Например, одно поколение совершенно не удалось в социальном смысле: рабам нравились интриги и боль. Визжа, царапаясь и разрушая все на своем пути, они проломили стены, за которыми их содержали, и разбежались по всей Танганской степи, где наиболее сильные и беспощадные выжили и превратились в лоуклоров.

В конце концов получились сейшани: гибкая, грациозная раса полулюдей с кожей цвета глины и нежными карими глазами. Ограниченные в мышлении, они оказались трудолюбивыми, вежливыми и спокойными. Кроме того, простое перемещение нескольких атомов сделало их внеполыми, то есть, мужчинами и женщинами лишь номинально, с рудиментарными половыми органами. Сейшани генерировались из зигот, выращиваемых в уродливом кирпичном здании, известном как «Фундамант».

Итак, здесь все более или менее ясно. Третья же раса Роумарта представляла собой загадку. Говорят, биологи попытались модифицировать самих себя в надежде создать расу интеллектуальных суперлюдей, однако процесс зашел не туда. Некая часть этих «суперлюдей» прогрызла свои клетки и попряталась по склепам заброшенных дворцов. Впоследствии их стали называть белыми вампирами, поскольку они совершали вылазки только под покровом темноты. Поймав добычу, они творили в своих склепах страшные жертвоприношения. Те, кто видел, но и уцелел, чувствовали, как их языки начинают распухать во рту при попытке пересказать виденное. Периодически роумы-шевалье предпринимали целые походы, намереваясь извести этих существ раз и навсегда, но обнаруживали, что сражаются лишь с тенями. Многие же из них попадали в настоящие ловушки. Скоро пыл рыцарей угас, и ситуация осталась на прежнем уровне, а потом даже еще и ухудшилась, поскольку вампиры начали мстить.

Вообще-то роумы весьма элегантный народ. Каждый считает себя вместилищем всех известных добродетелей; каждый говорит на трех языках: на классическом роуми, на общем современном роуми и на гаеанском. Каждый роум принадлежит по рождению к одному из сорока двух домов или септов, которые придерживаются своего уникального стиля поведения и жизни. Общественная политика контролируется советом грандов, заседающим в Коллоквари. — Майхак снова остановился. — В общем, все это, может быть, и утомительно, однако необходимо для понимания того, что произошло дальше.

Джейро и Скёрл хором заверили рассказчика, что это вовсе не утомительно, а даже наоборот — интересно, и Майхак продолжил свою историю. Он вкратце описал сам город, его улицы, дома. Обрисовал общую атмосферу некой античности. Затем описал характеры роумов, их элегантные одежды и романтические, зачастую очень страстные натуры, особенно среди модных молодых шевалье.

— Итак, я отправился в Коллоквари, где, следуя совету Бариано, нашел советника Тронзика из дома Стамов и вручил ему петицию. Тронзик, седовласый и, несмотря на средний возраст, мужественный человек, оказался гораздо более сердечным, чем я мог надеяться. Он даже предложил мне остановиться в его доме, что я с удовольствием и сделал.

В нужный момент Тронзик представил мое прошение, и Совет принял его для рассмотрения, что, по словам Тронзика, подавало определенные надежды.

Между тем я продолжал сноситься с Гайнгом по рации и объяснил ему, что все идет как надо, необходимо только спокойствие и что, надеюсь, он еще не заскучал в своей пыльной дыре. Гайинг добродушно ворчал в ответ, мол, «все в порядке, можешь не беспокоиться».

Постепенно я превратился в Роумарте в объект всеобщего любопытства. Тронзик сказал мне, что жители города очень интересуются жизнью в других пределах Сферы Гаеана, несмотря на то, что она считается там жестокой, нечистоплотной и опасной. Я ответил, что вообще-то все это зависит от многих причин, тем не менее путешествовать можно без всякого опасения. Везде немало как хорошего, так и плохого.

— Хорошего? — удивился присутствовавший при разговоре молодой шевалье по имени Серджи из дома Рами. — Разве можно найти что-либо сопоставимое с Роумартом в этих грубых мирах?

— Конечно, ничего. Роумарт уникален. Так что оставайтесь дома, если таков ваш выбор.

— Да, да, все это так. Однако отрицать очарование многих экзотических мест нельзя, — заметил еще кто-то. — К несчастью, путешествия слишком дороги, дороги до неприличия, особенно если учитывать уровень наших доходов. А мы вряд ли решимся странствовать без удобств, как какие-нибудь оборванцы.

— Именно так! — подхватил Серджи. — Мы и в своей-то столице не рискуем заходить в отдаленные районы — иначе просто не выжить.

Я вынужден был признать, что их опасения во многом небезосновательны.

— Если кто-то привык к роскошным покоям и изысканной кухне, то должен быть готов и платить за это, потому что никто нигде не предоставит вам таких удобств даром.

Впрочем, надо признать, что некоторые роумы оказались более склонными к приключениям, чем другие. Среди них оказалась и Джамиль, гибкая молодая женщина редкого ума и очарования из дома Рами. Меня пленяло в ней все: своеобразное мышление, легкий и добрый юмор, очень редкий для роумов, и спокойное отношение к обязательствам, накладывавшимся рашудо-философией. Я влюбился. И мне показалось, что не безнадежно. И вот, как-то вечером, собрав в кулак все свое мужество, я сделал ей предложение. Она неожиданно согласилась с благодарным восторгом. И мы немедленно обвенчались по традиционному ритуалу дома Рами.

Джамиль по моей просьбе объяснила мне запутанную финансовую систему роумов. Каждый дом имел свой счет в Естественном Банке в Лури. Прибыль, получаемая агентством, делилась поровну между всеми сорока двумя домами и помещалась на соответствующие счета.

Я подумал, что такая система несколько небрежна и весьма подвержена коррупции.

— Кто рассчитывает доход?

— Азрубал из дома Урд, директор агентства Лорквин, — ответила Джамиль. — Он пишет годовой отчет, который потом проверятся тремя чиновниками.

— И это единственная гарантия честного распределения фондов?

— Но кто станет жаловаться? — пожала плечами Джамиль. — Рашудо требует не обращать внимания на подобные вещи; они слишком ничтожны, чтобы задерживать внимание настоящего роума.

— Послушай, что я тебе скажу. Та цена, которую вы платите Лорквину за импортные товары, в два-три раза больше, чем они стоят даже в Лури, не говоря уже о других местах по всей Сфере.

Джамиль призналась, что ее уже давно мучили подозрения подобного рода, а потом совершенно некстати объявила, что беременна.

Прошло время. Я уже начал беспокоиться, что моя петиция заблудилась в бесконечном кружении по кабинетам чиновников. Но Джамиль уверяла меня, что дела в Коллоквари всегда совершаются подобным образом, тем более, когда речь идет о деньгах. К тому же здесь затронуты интересы фракций. Как известно, дом Урд состоит во фракции Розовых и не хочет никакого вмешательства в монополию Лорквина. Синие, конечно, предпочли бы внести некие изменения, вплоть до полной реорганизации системы.

Я знал о фракциях лишь то, что различия между ними кроются очень глубоко, в старинных идеологиях, причем основаны они на тонкостях, недоступных моему пониманию. Но одно я понимал четко: моя петиция так и не будет подписана, пока фракции не разберутся между собой.

Я продолжал регулярно сноситься с Гайингом, который день ото дня начинал ворчать все более сердито. И вот в один прекрасный день до меня долетели дурные вести: на территорию космопорта прорвалась банда лоуклоров и атаковала «Дистилкорд». Они разворовали груз, а судно взорвали.

Я узнал эти новости в полдень, сидя в приемной Коллоквари. Гайинг сообщил также, что видел этого самого Азрубала из дома Урд непосредственно перед нападением и что, по его мнению, этот Азрубал явно сотрудничает с лоуклорами. Сейчас этот загадочный директор отбыл в Роумарт на флиттере агентства. Кроме того, Гайинг поведал, что вошел в доверие к менеджеру космопорта Фаурецу, тоже из дома Урд, и, поднажав на него хорошенько, вытянул все, что нужно. Во-первых, они собирались убить самого Нецбека… Рассказ Гайинга так взволновал меня, что я, уже не владея собой, ворвался в зал, где шло заседание Совета. Потратив не так уж много сил, я заставил их выслушать меня, и описал то, что произошло во фладе. Потом я поставил рацию на трибуну и включил ее на полную громкость.

— Ты еще на приеме?

— Да, на приеме, — проревел Гайинг. — Благодаря этому мерзавцу Фаурецу пришлось взять себя в руки. Я оставил его в живых лишь благодаря тому, что он согласился взять всю ответственность на себя и на дом Урд и заплатить все издержки.

Со стороны Розовых раздались крики протеста.

— У этого человека нет полномочий! У него нет денег, чтобы заплатить даже за банку маринованных птичьих яиц!

— Это не меняет дела, — остановил их Главный Канцлер. — Давайте все же выслушаем свидетельства господина из другого мира.

— Фаурец с тобой? — спросил я у Гайинга.

— Да, как и раньше.

— Будь с ним осторожен. Они все скользкие, как ужи.

— Сам давно понял.

— Я сейчас непосредственно в Совете. Они готовы выслушать твое сообщение.

— Отлично. — И Гайинг еще раз рассказал все, что ему удалось узнать. В конце добавил: — Менеджер космопорта согласен рассказать все, что он знает. Говори, Фаурец! Объясни господам советникам, что здесь происходит!

Из приемника донесся испуганный голос:

— Я Фаурец из дома Урд. Мне нет смысла лгать, поскольку этот господин сам был свидетелем всего, и я подтверждаю все, им сказанное. Азрубал из дома Урд, прибыв из Лури, увидел корабль «Дистилкорд» и приказал лоуклорам уничтожить его, а мне велел содействовать им в этом. После того, как судно разграбили и взорвали, директор приказал лоуклорам убить Гайинга Нецбека и вылетел в Роумарт на своем флиттере. Но Нецбек сам убил двадцать бандитов из своей винтовки, предупредив все их действия. Лоуклоры ушли. Теперь Нецбек силой заставил меня пересказать уважаемому Совету все события. Однако я говорю все это совершенно свободно, поскольку Азрубал совершил акт злой воли и должен ответить за последствия.

Советники задали Фаурецу несколько вопросов и в конце концов пришли к выводу, что информации достаточно.

Вскоре появился и сам Азрубал. Он был немедленно вызван в Совет. Директор явился с миной невинного удивления на лице, недоумевая, зачем его вызвали в столь неурочный час. Затем вместо того, чтобы отрицать обвинения, он спокойно стал защищать правильность своих действий, утверждая, что мы с Гайингом нарушили закон, регулирующий бизнес между Фадером и другими мирами.

— Нонсенс! — не выдержал Тронзик из дома Стам. — У нас не существует никаких законов относительно коммерции! У нас есть только традиции и обычаи. Вы совершили уголовное преступление и должны отвечать по всей строгости закона!

— Вы осмеливаетесь грозить наказанием гранду из дома Урд!? — взревел Азрубал. — Здесь на чаше весов лежит рашудо!

— Прекратите истерики, — приказал Главный Канцлер, — Если уж говорить о рашудо, то судимы будете вы, а не ваше рашудо!

Обвинение было составлено, и процесс начался. Как и следовало ожидать, дело двигалось медленно, как и всегда на Коллоквари.

Тем временем подошел срок, и Джамиль родила близнецов Джейро и Гарлета.

Я хотел привезти Гайинга в Роумарт на флиттере Азрубала, но мою просьбу отклонили. Тем временем вокруг Флада начали стягиваться отряды лоуклоров, горящие надеждой отомстить Гайингу. Дело дошло до того, что «Лайлиом», грузовое судно Лорквина, тоже собиралось покинуть Флад, и Нецбеку не оставалось ничего иного, как отправиться вместе с ним обратно в Лури.

Судебный процесс весьма снизил рашудо Аэрубала. В общем, это понятие где-то можно сравнить с нашим понятием «гордость», но в более расширенном смысле. Тут следует иметь в виду еще и порядочность, и грациозность, и хладнокровное мужество, и куртуазные ритуалы и так далее, и тому подобное, вплоть до манеры сгибания мизинца и многих-многих других вещей. Через два года я снова предстал перед Советом, который, наконец, достиг консенсуса. Относительно уничтожения «Дистилкорда» Азрубал был признан полностью виновным, его обязали выплатить нам компенсацию за судно и за пропавший груз. Азрубал выслушал приговор совершенно спокойно, его рашудо, даже подмоченное, все еще придавало ему железную решимость.

— Уважаемый совет, а каково же ваше решение насчет моей первоначальной петиции? — обратился я к почтенному собранию.

— Она утратила смысл, — пояснил мне Главный Канцлер. — Ни судна, ни груза больше не существует.

— Это так. Но ведь я просил еще и разрешения на коммерческую деятельность вообще. Будет ли мне позволено возить грузы в Роумарт из других миров и действовать в качестве вашего агента в вопросах экспорта? — Экспортировались из Роумарта, как я уже знал, в основном драгоценные минералы, вроде молочных опалов, шелковых зеленых нефритов, плотных и тяжелых гагатов, гладких, как стекло, и абсолютно не пропускавших свет, в результате чего создавалось впечатление, будто смотришь в черную бездонную дыру; бледно-зеленого мрамора с вкраплениями кристаллов александрита, густого зеленовато-синего малахита, прозрачной воды горного хрусталя, отливающего красными сполохами коллоидного золота, а порой — синими лентами кобальта и других камней, которые ограняли сейшани. Эти камни пользовались большим спросом во всех обжитых районах Сферы, и я подозревал, что торговля ими принесет мне немалые барыши, тем более что цены в Роумарте оказались очень низкими, намного ниже, чем где-либо. Роумы вообще, судя по всему, являлись жертвами какого-то колоссального мошенничества. — Я гарантирую вам гораздо больший оборот, чем может предоставить агентство Лорквин, которое, по моему мнению, явно вас обманывает, — закончил я.

Азрубал неожиданно вскочил.

— Такие замечания безответственны! Этот человек одиозный агитатор и лжец! Агентство Лорквин всем известно своей честностью и порядочностью! Этого негодяя с другого мира надо призвать к ответу!

Советники сидели в молчании, ситуация была весьма щекотливой. Наконец поднялся Мелгрейв из дома Слаярд.

— Все мы периодически совершаем ошибки. Может быть, это тоже просто ошибка? То есть я имею в виду, что агентство Лорквин, возможно, где-то совершило ошибку.

— Или кто-то манипулирует счетами агентства и обманывает наивного директора, — предположил Ормонд из дома Рами. — Есть другие объяснения?

— Объяснения? — удивился вдруг Главный Канцлер, — Не понимаю вас, господа. Объяснения чего?

— Цены, которые вы платите за товары здесь, в два, в три раза выше, чем в Лури. Транспортные расходы с этим несопоставимы. Я не знаю, как Лорквин продает ваш товар, но если мой опыт меня не обманывает, то вы получаете за них в лучшем случае — лишь половину настоящей стоимости! Говоря иными словами и короче: вас грандиозно обманывают, спекулируя на вашем незнании конъюнктуры рынка. И настоящие факты вам может предоставить только Азрубал из дома Урд.

— Вы оскорбляете гранда Роумарта! — вскипел советник из Розовых.

— А если он сам всему виной, ваш гранд!? — заорал в ответ я. — Вы знаете, чем это все кончится!?

— Это невозможно! Его рашудо запрещает делать подобные вещи, равно как и наши не позволяют нам принять такую идею!

— Однако будьте благоразумны, обдумайте как следует, все это. Предположите, что Азрубал все-таки виновен — как он в таком случае будет наказан?

— Если вина будет доказана, признанный виновным навеки покинет Роумарт, — нехотя пояснил Канцлер.

— Вы что, действительно обвиняете Азрубала? — крикнул снова представитель Розовых. — Выдвигая такие обвинения без доказательств, вы рискуете сами быть обвиненным в клевете!

— Я лишь предположил возможность обмана. Азрубалу же достаточно только предъявить свои личные счета, и моя неправота будет доказана.

— Я никому не показываю мои счета, этого не позволяет мое рашудо, — возмущенно ответил Азрубал.

— В таком случае, выдайте мне разрешение на коммерческую деятельность, и я очень быстро добуду вам факты, которые вполне убедят вас в наличии явного обмана со стороны Азрубала и агентства Лорквин. Тогда вы сами увидите, кто из нас лжец.

В ответ на эти слова Азрубал встал во весь свой немалый рост и стал натравливать на меня всех своих соплеменников.

— Этот человек из другого мира — обманщик, прохвост, каннибал, которого лучше всего удалить из Роумарта как можно быстрее!

Постепенно на его сторону стал склоняться и Главный Канцлер.

— Дайте мне разрешение! — упрямо твердил я. — Я вам докажу, что вас бесчеловечно обманывают!

— Ну, это еще неизвестно. Прежде всего, нам необходимо решить принципиальные вопросы, — неизменно отвечали мне.

— Я не намерен больше выслушивать эту чушь! — заявил Азрубал, повернулся и вышел из зала, проигнорировав традиционные поклоны выражения полного уважения к присутствующим.

Как ни странно, это никого не удивило и не обеспокоило. После восьми тысяч лет ссор и обвинений жесткие правила поведения в Совете несколько ослабели.

События продолжали развиваться медленно, как и все в Роумарте. Прошло еще полгода, прежде чем мне перевели компенсацию в триста тысяч солов из Естественного Банка Лури. Это была солидная компенсация, особенно для человека из другого мира, и моя популярность, и без того невысокая, совсем упала, особенно среди фракции Розовых.

В воздухе повис запах кризиса. Меня уже несколько раз предупреждали, что готовятся покушения не только на меня, но и на мою семью. В связи с замужеством Джамиль вышла из дома Рами и потому не находилась больше под защитой законов Роумарта; наши дети тоже считались безымянными апатридами.