Однако Ворона и в этих делах поднаторел. В группе, занимавшейся хищением автомобилей, он выполнял роль отгонщика. Один человек высматривал «объект», который готовились увести, потом сообщал о результатах – и в дело вступал Анашкин. Частенько информация о новой машине поступала прямо от людей из магазина, и тогда задача упрощалась – устанавливали, где хозяин оставляет свою красавицу. Григорий вскрывал дверь, заводил мотор и угонял машину, передавая ее в условном месте другому члену группы. Дальнейшее его уже не касалось – получал свою долю и ждал следующего случая. Перекрашивали автомобили, ставили на них новые номерные знаки, перебивали маркировку мотора и кузова, добывали документы на право владения автомобилем и техпаспорта уже другие. Когда Анашкин попался, он «сознался», что хотел угнать машину, но ни словом не обмолвился о тех, других. Поскольку к тому времени Григорий совершил угон автомототранспортного средства без цели хищения повторно, а такие действия подпадали под часть вторую статьи двести двенадцатой прим, суд определил ему наказание в два с половиной года лишения свободы, с отбыванием срока в исправительно-трудовой колонии общего режима.
      «Ласточка, – лаская взглядом формы новой модели «Жигулей», млел Ворона. – Хороша! Кругом пишут об инфляции, а машинки в цене не падают. Угнать такую, с руками оторвут».
      Однако, прежде чем решаться на подобное, надо знать, кому отдать машину. Ну, угнал, покатался, а дальше что? Где взять для нее номерные знаки, техпаспорт, где перекрасить?
      Оторвавшись от созерцания чужих машин, Ворона докурил и, нашарив в кармане двушку, отправился на поиски телефона-автомата.
      – Алло, Голубсва мне пожалуйста.
      – Слушаю, – заурчал в наушнике густой бас. – Это кто?
      – Гриша Анашкин, не признал?
      – Гришка, ты? Откуда свалился? Давно пришел?
      – Третий день, – неохотно ответил Ворона: чего распространяться о своих делах по телефону. – Повидаться бы надо.
      – Подъезжай к гаражам, – предложил Голубев.
      …До кооперативных гаражей Анашкин добрался на автобусе. Сойдя на последней остановке, преодолел широкую, полную грязной воды канаву и начал пробираться через захламленный пустырь.
      Голубева он нашел около ободранной и подготовленной к покраске машины – приятель тщательно зачищал мелкой шкуркой заднее крыло, мурлыкая под нос какую-то песенку. Увидев, как сзади выросла чужая тень, он обернулся:
      – А, это ты? Привет
      – Здорово. – Ворона пошарил глазами по сторонам: время раннее, в гаражах пусто.
      – Какие дела? – выпрямился Голубев, вытирая руки ветошью. Он был на голову выше Григория, плотнее, из брюк вываливалось огромное пивное пузо, сияя в прорехах майки белой, не тронутой загаром кожей. Зато лицо, шея и руки приятеля были как ошпарены, за что он и получил кличку Свекольный.
      – Петьке звонил, – сплюнув в сторону, сообщил Ворона.
      – Съехал он куда-то. Вот, решил тебя побеспокоить.
      – Решил, так решил, – равнодушно ответил Свекольный, доставая сигареты. – Хочешь делом заняться? Тогда возьму к себе. Поломаться придется, но деньги заработаешь, правда, не сразу. Сейчас в автосервисах очереди, и дерут они, сволочи, а я всегда тут. Или у тебя чего другое на уме?
      – Другое, – не стал скрывать Анашкин. – Я сегодня мимо стояночки шел: отличные машинки стоят, так и просятся. Люди нужны. У тебя я всегда успею наломаться.
      – С людьми плохо, – поморщился Голубев. – Многие следом за тобой отправились, где Петька, я не знаю, уже с год не объявлялся, а кто остался – оборвались отсюда на юга.
      – Неужели никого? А Ручкин?
      – Пупок греет у теплого моря. Карла и Крапива с ним уехали, нету никого из старых, а с новыми я дела водить опасаюсь.
      Свекольный смял окурок и отбросил в сторону, показывая, что перекур закончен, а с ним и разговор – чего Ворона навязался, ведь русским языком сказано: нету никого из старых подельников?! Неужели, если бы была такая возможность, сам Голубев упустил бы ее? Да ни в жизнь! Он запросто перебьет номера на двигателе, перекрасит за считанные часы, и будет чужая машина выглядеть совершенно по другому, но… Риск слишком велик, а в гаражах и так сыт, пьян и нос в табаке.
      – У тебя все? – взяв с капота кусок шкурки, спросил он. – Ко мне клиент сейчас должен подойти.
      – Ты это, коли такой богатый, ссудил бы деньжат, – попросил Анашкин. Раз сорвалось одно, хотя бы надо попытаться отгрызть от доходов Свекольного. Неужели не даст?
      – На, – сунув руку в карман, Голубев вытащил не сколько скомканных пятерок и трояков. – Отдашь, когда будут. Ты заходи, если что. Адресок-то у тебя старый будет?
      – Старый, – буркнул Гришка и, не оглядываясь, пошел к воротам.
      Куда теперь подаваться? Домой идти неохота – там сейчас тетка опять начнет нудить, считать медяки и вздыхать, попрекая куском хлеба, будто он не выделил ей денег на хозяйство.
      Доехав до центра, он долго болтался по магазинам, глазея на толпу и выставленные на продажу товары – особенно порадовать глаз было нечем. Купив бутылку сухого вина, в доброе старое время за такую цену литр водочки можно было взять, – Ворона зашел в первый попавшийся подъезд и, проткнув пальцем пробку внутрь, встал в позу горниста. Вино оказалось кислым и отдавало перебродившим виноградом. Поставив пустую посуду на грязный подоконник, Анашкин закурил и стал смотреть в окно, на пробегающие внизу машины.
      Когда он уже собирался уходить, внизу что-то смешалось, автомобили начали принимать в сторону, и по проезжей части пронеслась группа мотоциклистов – мощные машины, огромные цветные шлемы, девицы на задних сиденьях, облепленные западными этикетками бензобаки, рев, грохот и синий дым выхлопных газов. Григорий скатился вниз по лестнице и выскочил из подъезда.
      – Это кто? – повернулся он к незнакомой девушке.
      – Рокеры, – брезгливо поморщилась она, уловив исходящий от Вороны запах спиртного.
      – Да? И куда они гонят?
      – На площадке в Лужниках собираются, – ответила девушка.
      Мысль отправиться в Лужники на метро Анашкин отбросил сразу – не в его положении, да еще выпивши, рисковать: лучше наземным транспортом. Да и торопиться совершенно незачем – если мотоциклисты съезжаются на площадку, то сразу они оттуда не разъедутся, а вот кого-либо из нужных людей среди них стоит поискать…
      По периметру площадки выстроились патрульные машины ГАИ, что очень не понравилось Вороне – там, где милиция, добра для себя он не ждал. Однако, патрульные вели себя спокойно и Григорий немного расслабился.
      Смешавшись с толпой рокеров, он начал переходить от одной группы мотоциклистов к другой, приглядываясь к мотоковбоям, – кожаные и нейлоновые куртки с цепями, значки, огромные шлемы, давно не стриженные волосы. Возраст разный – от семнадцати до тридцати, мотоциклы тоже разные, как и умение справляться с ними. Некоторые лихачи, демонстрируя класс, поднимали мотоциклы «на козла» и проезжали по сотне метров на одном заднем колесе, что вызывало бурный восторг остальной братии.
      Спустя полчаса Ворона установил, что среди собравшихся есть учащиеся профессионально-технических училищ, рабочие сцены из театров, автослесари, шоферы, продавцы, грузчики, медики и даже один негр. Но более всего его заинтересовала компания явно приблатненных парней. Безошибочно определив в Анашкине своего, один из них угостил его сигаретой:
      – Ты чего, без колес? Не обзавелся?
      – Думаю, – неопределенно ответил Гришка.
      – Если бабки есть, парни из частей соберут, – пообещал новый знакомый, назвавшийся Валерой.
      «Угоняют и разбирают, – понял Ворона, – а потом из разных частей собирают. Мелочевка! Не те люди».
      Подскочил какой-то парень в радужно полосатом шлеме и старых гаишных галифе из искусственной кожи. Заорал:
      – Едем! Голову не обгонять, не отставать, держаться кучей!
      – Давай с нами? – предложил Валера.
      Ворона бросил окурок и сел на мотоцикл, обхватив Валеру сзади за пояс руками. Взревели моторы, кавалькада рокеров вытянулась уродливой рычащей гусеницей и вылетела с площадки. Оглянувшись, Гришка увидел, что в хвост их рычащей орде незамедлительно пристроились несколько патрульных машин милиции.
      Выскочили на Тверскую и понеслись по направлению к метро «Сокол». Пряча голову за спиной своего водителя, Гришка прикидывал: когда кончится это сумасшествие? И зачем, вообще, его занесло к придуркам на мотоциклах, неужто сухонькое ударило в голову на старые дрожжи? Нет, не те это люди!
      Остановились на площадке у Аэровокзала, быстро спешились и толпой ринулись наверх, в буфеты. Гомон, шум, топот, грязные руки хватали с прилавков жареных кур, бутерброды с копченой колбасой, булочки, пачки сигарет, пирожки…
      Потихоньку ретировавшись, Ворона вышел на улицу и сел на трамвай. Пора подгребать к дому, давно стемнело, день кончился, не принеся с собой, желанного удовлетворения. Нет, не те все люди, с которыми он сегодня общался, не те. Надо рвануть кусок побольше и нырнуть в тину, а с Голубевым или дурачками на мотоциклах каши не сваришь.
 
      Воскресным утречком Ворона отправился на ипподром. Сойдя с троллейбуса, он влился в толпу. Народу хватало, бойко торговали программками, радио объявляло один заезд за другим – по звуку гонга срывались со старта и неслись по кругу лошади, запряженные в легкие коляски-американки. Прекрасные животные – караковые, чалые, соловые, вороные, – а на трибунах вставали с мест знатоки и просто болельщики, оглашая чашу ипподрома дружным криком: «Давай»!
      Удар колокола, конец заезда, и тянется ручеек людей к кассам тотализатора, где кассир, как правило, округляет сумму выигрыша в собственную пользу, небрежно недодавая рубль-другой.
      Потолкавшись в толпе, Ворона понаблюдал за завсегдатаями, не расстававшимися с потертыми блокнотами, в которых выписаны результаты, показанные лошадьми на протяжении этого сезона, сезона прошлого года, а то и предыдущих.
      – Не надо меня убеждать, – стуча по асфальту инвалидной палкой, запальчиво спорил старичок-завсегдатай, – не показал себя сегодня Аперитив!
      – Но вот же, вот, – возражал другой, тыча под нос оппоненту замусоленный блокнот с корявыми записями, – глядите, что он выделывал в прошлом году. Он себя еще покажет!
      – Я и не предполагал такой резвости у Зодиака, – сокрушенно жаловался прилично одетый молодой человек своему приятелю. – Видел, как он пришел? У столба победу вырвал.
      – М-да, – кисло соглашался приятель, – а я денег пожалел на него сегодня поставить. Если бы не жадность, сидел бы сейчас в «Бегах»…
      Услышав этот разговор, – Гришка желчно усмехнулся – дурачки! Тотошка, как завсегдатаи называли тотализатор, – только для додиков. На самом деле крупная игра идет не здесь, а в других местах, и выигрыши там давно распределены – все заранее куплено и продано: заезды, призовые места, наездники и лошади.
      – Могу помочь? – неопределенного возраста личность с красными, слезящимися глазами, просительно тронула Ворону за рукав.
      – Подскажу, на кого поставить в «ординаре» или если желаете, в «тройном экспрессе». У меня все родословные выписаны.
      Высвободив рукав из цепких пальцев прилипчивого продавца советов, Гришка прошел ближе к трибунам – некогда ему тут слушать сопливые обещания, дело есть…
      Анашкин побродил около касс тотализатора – там нужного ему человека не оказалось. В стороне стояли букмекеры – неприметной внешности люди, охраняемые рослыми парнями. Ворона знал, что эта публика всегда в крупном выигрыше – если ипподрому остается четверть денежного оборота, проходящего через тотализатор, то в карманах у букмекеров оседает такое количество денежных знаков, что руки задрожат, если увидишь. У них есть свои люди на конюшнях, связанные с наездниками, подставные лица, готовые предложить хорошие барыши судьям и жокеям.
      Нет, связываться с букмекерами Гришка не собирался – ему нужен был человечек, заслуживший здесь кличку Мясо.
      Тот нашелся около буфета. Поздоровались. Мясо не выразил ни радости, ни удивления при виде Вороны – его выцветшие голубые глазки только оценивающе скользнули но лицу Гришки, и тут же последовала просьба:
      – Пузырь возьмешь?
      – Об чем звук, – дружески похлопал его по плечу Анашкин, еще не потерявший надежды на удачу. Мясо тут всех знает, и все знают его, конюшни ему открыты, наездники доверяют, букмекеры частенько просят об услугах: неужели он не сможет помочь приятелю пристроиться при хлебном деле?
      Сначала хотели отметить встречу в баре, но там полно народу – между заездами почти получасовой перерыв.
      – Пошли на трибуны, – предложил Мясо.
      Забрались на самый верхний ярус, подальше от патрульных милиционеров. Расстелили на лавке газетку, выложив на нее нарезанную толстыми ломтями колбасу и четверть буханки черного хлеба. Мясо протер граненый стакан несвежим носовым платком. Слегка сполоснув стакан водкой, он разлил, щедро предоставив Вороне право выпить первым.
      – Дело у меня к тебе, – решился начать Гришка.
      – Дело? – покосился на него Мясо. – Хочешь разбогатеть и надеешься через меня получить хорошую наколку на лошадку?
      – Не совсем, – разливая остатки водки, криво усмехнулся Ворона. – Разбогатеть и не работать мне, конечно, никак бы не помешало, но я о другом. Знаешь, где я отдохнул пару лет? А теперь горбатиться не желаю, да и какую копейку зашибешь на заводике? На бутылку не заработаешь.
      – Это если пить каждый день, – уточнил Мясо. – А ты пей с перерывами или по праздникам.
      – Советчик, – сплюнул Гришка, незлобливо ругнувшись для связки слов. – Лучше бы помог здесь ближе к денежкам пристроиться. Помощник тебе не нужен?
      – Ты, что ли? – допивая водку, крякнул Мясо.
      – Хотя бы.
      – Не возьмут. – Мясо погрустнел, с сожалением глядя на пустую бутылку.
      – Почему не возьмут, – удивился Ворона, – горлышко целое. Разве у вас тут посуду не собирают?
      – Я про тебя говорю, – собутыльник посмотрел на Гришку с жалостью. Можно было бы, конечно, пообещать Вороне переговорить насчет него, выжав еще одну бутылочку, но Мясо считал себя честным человеком. К тому же видно, что приятель не шибко богат.
      – Чего так? – помрачнел Анашкин.
      – Изменилось многое, – вздохнул Мясо, меланхолично ковыряя в носу. – Раньше каждый за себя был, а теперь кто-то силу взял. Понимаешь, я сам тут всю жизнь провел. Помню, объявился у касс совсем зелененьким, просто поглазеть захотелось. А потом мне один деятель билет дал. Я тогда и значения этому не придал – играют люди, выигрывают, проигрывают, а мне-то что? Да на мой билетик выигрыш выпал в пятьсот рублей. Они-то и сгубили, пошло-поехало. То круто брал куш, то спускал все до нитки, а после и дальше пошло – наездников подкупал, с кассирами шуры-муры заводил, с букмекерами свел знакомство. Сейчас знаю: тут свои силы, а они не хотят известности. Понял? Сюда из Питера, из Киева, из Харькова, из других городов едут играть и проигрывать. Деньги рекой текут, а я выпиваю сильно, шестеркой держат, на жизнь дают – и ладно, я на большее уже не зарюсь. Но те люди, что в силе, свой интерес жестоко блюдут и чужого не подпустят. Не смогу я тебе ничем помочь, изменилось все, извини.
      – Чем же я чужой? – удивился Ворона.
      – Не любят они отсидевших, – снова вздохнул Мясо и поднялся, давая понять, что разговор закончен. – Да и нет у меня тут старого авторитета. Времена меняются.
      – А если мы с тобой вдвоем попробуем? – не отставал Гришка, пробираясь следом за знакомым к лестнице, ведущей вниз. – Начнем с мелочи, а там и…
      – Шею свернут, – не оборачиваясь, бросил Мясо, – конкурентов здесь давят без жалости. Сходи за забор, погляди на двугривенную тотошку. Там алкаши собираются, которые давно спились, а бросить играть не могут, но и денег на ставки нет. Один предприимчивый для них и организовал развлечение по двугривенному. Так его уже от этого дела отшили, и теперь там свой человечек ставки принимает: пусть гроши, но, кому положено, идут, а не в чужой карман. Монополия!
      По кругу снова летели разномастные кони, ревели трибуны, глухо стучали копыта, в один сияющий круг сливались спицы в колесах колясок, рябило в глазах от разноцветных камзолов и шапочек наездников, слепило яркое солнце…
      – Я тут давно никому не верю, – глядя в сторону, сказал на прощание Мясо. – А ты заходи, посидим, побалакаем.
      – Ладно, – буркнул Ворона и поплелся к выходу.
      Перекусить он решил в столовой. Жевал, не чувствуя
      вкуса пищи и мрачно раздумывая о постоянных неудачах. Сунулся в одно место – пусто, теперь прокатился в другое – и, как оказалось, тоже мимо денег. Сплошная невезуха, хоть волком вой! Кругом все прибрано к рукам, и у каждой кормушки свои свиньи, никто не хочет потесниться и дать место у корыта.
      Доев, он отнес грязную посуду к окну мойки и, услышав разговор, приостановился.
      – Неужели не был? – спрашивал у приятеля лохматый парень.
      – Ну, старик! Натуральный нэп, паноптикум нравов, звериный оскал конкуренции. Сходи, не пожалеешь.
      – Прямо у метро? – уточнил собеседник.
      – Ну да, доедешь до Рижской, а там тебе рынок любой покажет, не заблудишься…
      «Рижский рынок», – понял Ворона. А что, не съездить ли и ему туда поглядеть, как выразился лохматый, на звериный оскал?..
      Рынок его оглушил гомоном толпы, обилием ларьков и прилавков, пестротой товаров и бешеными ценами. Люди сновали взад-вперед, толкались, приценивались. Анашкин слегка ошалел. Какие же перемены произошли на воле, пока он парился в зоне! Нет, читал в газетках, слышал, конечно, но надо было увидеть… Продавали чуть ли не все, что только можно придумать, но цены, цены!
      В углу, окруженный любопытной толпой зевак, немолодой щербатый мужичок предлагал сделать любому желающему цветную татуировку по избранному трафарету – хочешь, профиль бывшего «вождя трудящихся всей земли», хочешь, хризантему, а если позволяют средства, то разукрасят спину картиной в семь цветов.
      – Модно на Западе, – авторитетно разъяснял щербатый, – даже миллионеры с наколками. У нас все, как положено, с гарантией от СПИДа. Машинка японская, иглы и тушь остались в прошлом веке. Красители импортные, цвета от времени не теряют.
      Вороне отчего-то стало стыдно за свои блекло-синие разводы татуировки, и он ретировался.
      «Нет, – подумал Гришка, – как не вертись, а жопа сзади. Придется, видно, сползать по адресочку, который шепнули в зоне. Среди братии на рынке мне явно делать нечего, и тут я чужой».
      Адресок, по которому он надумал отправиться, внушал сомнения в своей достоверности – Выставка достижений народного хозяйства, детский фотограф Леонард Дмитриевич. Хотя чего гадать и раздумывать – до Выставки отсюда рукой подать.
      Верный своим принципам, до ВДНХ Ворона поехал на троллейбусе, а на территорию проник без билета, проскользнув мимо бабок-контролеров с толпой экскурсантов. Увидев молодого парня с фотоаппаратом, поджидавшего клиентов около Чебурашки и крокодила Гены, сделанных в человеческий рост из папье-маше, Анашкин подошел к нему.
      – Леонарда Дмитриевича знаешь? Тоже фотограф. Где он?
      – Прямо, – не удостоив Гришку даже взглядом, лениво ответил парень. – У фонтана работает, не заблудишься.
      Ворона поплелся к фонтану, злобясь на собственную неудачливость, усталость в ногах и припекающее солнце – вот она, свобода, о которой он днем и ночью мечтал в зоне. Обиваешь без толку ноги то на ипподроме, то в гаражах, то в отделении милиция, то на Выставке. Надоело. А дома тетка встретит вопросом: как дела? Какие у него дела, что он, прокурор или министр? Все ждет от него чего-то, старая дура, может, думает, что он будет ее поить каждый день в знак признательности за долголетие?
      Леонарда Дмитриевича он заприметил сразу – средних лет тощий мужичок в старомодной шляпе-сеточке. Фотограф ставил детишек около старинного экипажа, щелкал затвором, затем переводил их к Микки-Маусу, снова щелкал затвором и получал деньги, а в стороне ждала очередь. Улучив момент, Ворона подошел ближе и потянул Леонарда за рукав полотняного пиджака:
      – Я от Колчака.
      – М-да? – иронично хмыкнул фотограф. – Адмирала давно шлепнули.
      – Этот живой, лямку тянет, – ответил Гришка, услышав отзыв на пароль.
      – Погуляй часок, – показав глазами на очередь, попросил Леонард Дмитриевич, – потом поговорим.
      Чертыхнувшись, Ворона потащился в тень и сел на лавку.
      Когда он вновь подошел к фотографу, тот был свободен. Заметив Анашкина, он приветливо улыбнулся, показав золотые коронки на передних зубах:
      – Погулял? Ну как там наш общий приятель?
      – Трудится, – присаживаясь на корточки по привычке заключенных, коротко ответил Ворона.
      – На свободу с чистой совестью, – снова улыбнулся фотограф. – А ты давно откинулся?
      – Недавно. Колчак сказал, помочь можете, к делу пристроить.
      – Можем, – покосился на него Леонард Дмитриевич, словно оценивая возможности нежданного посетителя.
      Понимая недоверие фотографа, Гришка коротко описал ему знакомого по зоне, прозванного Колчаком, назвал адрес тетки, рассказал, за что получил срок и чего он хочет от Леонарда Дмитриевича. Тот молча выслушал, полуприкрыв набрякшими веками глаза и никак внешне не реагируя на услышанное, потом спросил:
      – Права на вождение машины у тебя есть?
      – Нету, – вздохнул Анашкин. Были бы права, он нашел бы себе местечко, а не шлялся по выставкам и ипподромам. – Любую тачку водить могу, а прав нету, и отдадут еще только через год.
      – Плохо, – пожевал губами фотограф, раздумывая о чем-то своем. – Денег я тебе дам, но надо будет отработать.
      – Сделаем, – повеселел Ворона: кажется, лед тронулся?
      – Скорее получай паспорт и приходи. – Опустив руку в карман необъятно широкого пиджака, фотограф вытащил пачку червонцев и сунул Гришке. – На, отработаешь потом, но с паспортом не тяни, понял? Поручитель у тебя серьезный, хочу надеяться, что не подведешь. А люди по жизни должны ходить как волки, стаей! Один пропадешь, запомни, сынок!…
 
      Получение паспорта прошло буднично – моложавый майор из паспортного стола вручил красную книжицу в полиэтиленовой обложке и пожал руку, пожелав всего доброго.
      Уже на улице Ворона почувствовал облегчение – наконец-то и он полноправный гражданин. А все-то, оказывается, заключается в красной книжице, именуемой паспортом. Никого не интересует, что па самом деле у тебя в голове, куда ведут тебя жизненные дороги, к чему стремишься и чего избегаешь, хочешь ты работать или нет, – главное, у тебя есть паспорт, уравнявший в правах с остальным населением.
      Дома он отметил это событие с теткой, купив бутылку водки. Выпили, потом он сгонял за портвейном, снова выпили и завалились спать. Утром, наскоро попив чаю, побрившись и сполоснув лицо холодной водой – одеколона в доме не водилось, поскольку его тоже можно пить, а к тетке захаживали разные люди, – Ворона заторопился на Выставку, к фотографу…
      – Молодцом, молодцом, – листая новенький паспорт Анашкина, ласково щурился Леонард Дмитриевич, – как есть молодцом, не подвел старика. Хвалю. А я тут уже успел кое с кем парой словечек перекинуться, просил за тебя, бедолагу. Цени.
      – Век буду благодарен, – убирая паспорт, заверил Ворона.
      – Поглядим, – усмехнулся фотограф. – Ты вроде малый тертый, людей понимать должен, вот и определю тебя в помощь к одному уличному крупье.
      – Чего? – непонимающе выкатил глаза Гришка. Ни как свихнулся дед: какие тут, в Москве, могут быть крупье, да еще уличные?
      – Да-да, – дробненько посмеялся Леонард Дмитриевич, – именно крупье. Наперсточки теперь дело прошлое, сильно взялись за них, закон издали или указ, для меня разница не велика. Важно другое: подрезали крылышки деловой инициативе. Пришлось на рулеточку перейти. Отправишься ребяткам помогать, должок отрабатывать и на жизнь копеечку ковать, а там видно станет.
      Крупье оказался молодым курчавым мужчиной крепкого сложения. Пожав Гришке руку, он отрекомендовался Бобом и посвятил нового помощника в тонкости ремесла. Все оказалось просто – за что и кому отдавать свои кровные деньги, личное дело каждого гражданина. Азартных людей в огромном городе хоть отбавляй, это еще и наперсточки показали – многим охота померяться силами с изменчивой фортуной.
      Игрушечная рулеточка приобретается за гроши, но в умелых руках становится просто-таки золотой, особенно если руки принадлежат человеку, обладающему хитростью и инициативой. Можно просто играть и обирать простаков, можно замаскировать игры продажей лотерейных билетов «по выигрышу», продажей книг, всякой мелочи – в зависимости от обстоятельств. Приходится опасаться милиции, конкурентов из противоборствующих кланов – те опаснее стражей порядка: если нет своей охраны, то намнут шею, отнимут выручку и поломают инвентарь, чтобы не раскладывал столик с рулеткой в чужом районе. Задача у Вороны проста – стоять на стреме и вовремя предупреждать о появлении постовых, патрульных машин и конкурентов. Охрану несут другие люди, держит банк на рулетке сам Боб, а по завершении работы каждый получает долю.
      Первый выход назначили на завтра. В действительности первым он был только для Анашкина, но не для остальной компании. Выходили к площади Белорусского вокзала, раскидывали столик, и Боб хорошо поставленным голосом ярмарочного зазывалы привлекал внимание прохожих. Как только их собиралось достаточное число, начиналась игра, вернее – действо. Каким образом Боб умудрялся обжуливать лопухов, Гришка так и не смог понять, но вечером получил свою долю, из которой тут же предложили отдать «чирик» в счет погашения долга Леонарду.
      Через несколько дней Ворона привык к «работе» – высматривал милиционеров, предупреждал, вместе с компанией обедал в шашлычной, распивая бутылочку сухонького винца, ездил подыскивать новые места для работы, получал «бакшиш» и отдавал «чирики» за долги, В общем, жить стало веселее и не так обременительно, даже тетка приутихла и не донимала нытьем.
      Беда пришла совершенно неожиданно. В один из вечеров, раздав положенный заработок, Боб приказал:
      – Завтра отправишься в Текстильщики вместе с Пятаком.
      Пятак, низкорослый крепыш с борцовской шеей, похлопал Ворону по плечу тяжелой лапой:
      – Не робей, нас больше!
      Все это Гришке очень не понравилось, но делать нечего, и утром пришлось ехать в Текстильщики. Пятак уже ждал. Вместе с ним еще с десяток парней.
      – Сейчас двигаем к магазину, – объяснил Пятак, имени которого Анашкин так и не узнал. – Там чужие затеяли игру, надо поучить. Бить не жалея. А ты чего, пустой? – Он поглядел на руки Гришки.
      Вороне немедленно выдали металлический прут, завернутый в газетку. У парней было, чем проучить конкурентов: нунчаки, кастеты, короткие резиновые дубинки.
      – С другой стороны тоже зайдут, возьмем их в коробку и отметелим как бог черепаху, – по дороге наставлял Пятак.
      Анашкину сделалось тоскливо. Подраться в подпитии, когда водяра шибает в голову, – это понятно. А тут могут и самому звездануть в глаз или по тыковке – у чужих охранников тоже наверняка есть кастеты и нунчаки, иначе кто бы их держал? Впервые у Вороны возникло желание увидеть рядом с магазином усиленные наряды милиции. Тогда все разойдутся миром.
      Но милиции не было. Орали репродукторы, и вечно молодой Карел Гот высоким голосом выводил знакомую мелодию, а на углу, хорошо видимые сквозь стекла витрин, расположились конкуренты, раскинув столик с рулеткой. Пятак напружинился, играя мускулами и взвинчивая себя перед дракой.
      – Вон они, – свистящим шепотом сказал кто-то из парней.
      – Вперед! – скомандовал Пятак. – Ворона бьет крупье!
      Это Анашкину показалось самым лучшим в сложившейся ситуации – вряд ли сидящий за столиком с рулеткой парень ожидает нападения. Подскочить, врезать по рулетке, разбив ее вдребезги, а потом рубануть крупье по плечу и быстро отваливать. Потеря столика и рулетки для конкурентов плевое дело, а вот после удара прутом по плечу рука у крупье надолго повиснет, а без нее, какой он работник?
      Шустро растолкав зевак, Гришка размахнулся и ударил по рулетке. В стороны полетели осколки, люди закричали, сзади уже началось побоище – Пятак и его приятели налетели на охрану конкурентов, а с другой стороны спешила еще одна группа бойцов, нанятых Бобом. Но ударить крупье Вороне не удалось, тот успел ловко увернуться, и прут врезался в витрину, на асфальт посыпалось стекло, а Гришку кто-то сильно ударил по спине.
      С трудом повернувшись, он начал бестолково размахивать прутом, ничего не соображая и боясь упасть под ноги дерущихся. Куда-то попадал, кто-то взвыл, перед шалыми от боли глазами мелькали чужие кулаки и потные, разбитые в кровь физиономии.
      – Обрываемся! – услышал Гришка и, бросив прут, побежал прочь от месива тел, подгоняемый звуком сирен: приближались патрульные машины…
      Вечером встретились у Боба. Пятак со смехом рассказывал, как разбили витрину и как дали по шеям конкурентам, а остальные поддакивали и обменивались впечатлениями. Мрачный Гришка не поддался всеобщему праздному веселью – выпив стакан портвейна, он, неожиданно для самого себя, заявил:
      – На разборы больше не пойду.
      – То есть как? – удивленно уставился на него Боб. – Бабки получил? Получил. Должок еще не отработал, а хочешь слинять? Забыл, что рубль вход, а выход чирик?
      Анашкин не успел ничего понять, как в голове у него словно взорвался снаряд, и он очутился на полу. У Боба, как он и предполагал, оказался тяжелый кулак.
      Подскочил Пятак, схватил за грудки и, приподняв, врезал с другой стороны. Комната поплыла перед глазами Вороны, ноги не держали. Он хотел поднять стул и опустить его на голову Боба или Пятака, но руки отказывались служить.
      В лицо плеснули водой, потом дали пинка под зад и вышибли за дверь, приказав явиться завтра для продолжения работы…
      Дома Гришка приложил к подбитым глазам мокрую газетку и долго лежал на старом диване, размышляя о превратностях судьбы. Куда теперь податься? Боб и компания могут заявиться завтра с утречка и продолжить «учебу». Этого не хотелось.