Он пожал плечами, и она понимающе кивнула. Сердце ее разрывалось на части от боли за Кэндлесса и Уитмена, ей хотелось как-то выразить товарищам свою благодарность, однако нужных слов не нашлось, и она ограничилась тем, что быстро обняла каждого. После чего взяла наизготовку оружие и сказала:

– Ну что ж, тогда за дело.

– Треско благодарит вас за предупреждение, гражданин адмирал, – доложил Гаррисон Фрейзер. – Однако он считает, что тревога чрезмерна, и командование «Цепеша» сможет восстановить контроль над ситуацией самостоятельно. Он же, со своей стороны, готов позаботиться о любом малом судне, которое вздумает отчалить от корабля.

– Срань господня!

На сей раз высказывание принадлежало не Богдановичу, а Шэннон Форейкер. Турвиль снова бросил взгляд на Хонекера, причем, к изумлению остальных, флагман и комиссар обменялись очень похожими усмешками, которые можно было бы охарактеризовать словами: «Ну и что прикажете теперь делать?»

– В каком смысле, Шэннон? – спросил Хонекер.

Турвиль мельком подумал: заметила ли Форейкер, что народный комиссар обратился к ней по имени?

– Сэр, когда он сказал, что позаботится о любом малом судне, которое попытается отчалить, мне подумалось, что эта мера запоздала. Сдается мне, что по меньшей мере одно малое судно уже отстыковалось от «Цепеша», причем судно вооруженное.

Хонекер вопросительно поднял бровь, и Форейкер вздохнула.

– Сэр, – мягко сказала она, – откуда, по-вашему, взялись те ракеты, которыми были сбиты грузовики с «Харона»?

– Вперед!

Выбив вентиляционную решетку, Лафолле выскочил наружу и, прежде чем Хонор последовала за ним, дважды выстрелил из дробовика. Лишь один из оказавшихся на его пути хевенитов успел издать слабый крик. Гвардеец помчался по коридору, и Харрингтон побежала за ним. Поспевать, несмотря на длинные ноги, было очень трудно: сердце так и норовило выскочить из груди, а здоровый глаз затуманило от напряжения. Скудное питание и невозможность поддерживать себя в форме сказались на ней самым плачевным образом. За спиной слышались шаги МакГинли и Веницелоса. Неожиданно сзади раздался громкий крик. Сердце ее упало: обернувшись на бегу, он увидела, что Веницелос остановился и развернулся, явно собираясь прикрыть остальных от нападения сзади. Хонор тоже приостановилась было, но МакГинли, налетев на нее и едва не сбив с ног, громко крикнула:

– Вперед!

Все ее существо протестовало, но, понимая, что Марсия права, Хонор помчалась дальше. Она только позволила себе оглянуться – и увидела, что Веницелос припал на одно колено и, тщательно выбирая цели, ведет огонь вдоль туннеля. Спасая ее и обрекая себя на гибель.

Выстрелы зазвучали громче, теперь уже и спереди. Едва не споткнувшись о тело, Хонор пришла в ужас, но спустя мгновение поняла, что это не Лафолле. Человека в мундире госбезопасности гвардеец уложил на бегу, и не его одного.

На Грейсоне Лафолле, Джейми Кэндлесс и Эдди Говард спасли жизнь Хонор от наемных убийц, но тогда все произошло так быстро и неожиданно, что она едва ли по-настоящему поняла, что происходит. Сегодня дело обстояло иначе: Джейми и Роберт были уже мертвы, да и Лафолле, она понимала это, мог погибнуть в любое мгновение. Однако проморгавшись и избавив единственный глаз от пелены, Хонор увидела своего телохранителя – подлинную машину смерти.

Он бежал легко и ровно, без малейшего напряжения. Взгляд сканировал коридор, ствол висевшего на переброшенном через плечо ремне дробовика следовал за взглядом, палец покоился на пусковом крючке. Стоило хеву оказаться в поле его зрения, как следовал смертоносный выстрел. Лафолле убивал с волшебной, отточенной элегантностью, и всякий, пытавшийся преградить его землевладельцу путь к спасению, был обречен.

За последним поворотом телохранитель издал торжествующее восклицание: перед ним находились двери лифта.

Обернувшись, он жестом подозвал Хонор и, пропустив ее мимо себя, занял позади нее оборонительную позицию. Рядом с ним припала к палубе Марсия.

Они поливали туннель огнем, в то время как Хонор барабанила по кнопкам, набирая код.

Хевы пустили в ход более тяжелое оружие: от визга и скрежета пробивающих переборки снарядов, выпускаемых из трехствольных тяжелых пульсеров, у Хонор заложило уши. Но в следующее мгновение дверь открылась, и она ввалилась внутрь. Огоньки на панели управления светились, подтверждая, что лифт по-прежнему находится под контролем Харкнесса.

– Сюда! – закричала она спутникам. – Сюда!

МакГинли обернулась и с торжествующей улыбкой метнулась к дверям, но внезапный удар остановил ее, а в следующий миг тело ее взорвалось от прямого попадания прошившего переборку снаряда. Хонор в ужасе закричала.

– Бегите, миледи! – заорал в ответ Лафолле, загоняя в дробовик последний магазин. – Немедленно бегите!

Он снова упал на колено и открыл огонь, заслоняя ее собой, как заслоняли Роберт, Веницелос и Марсия.

– Бежим вместе, Эндрю! – крикнула Хонор.

Лафолле оставил призыв без внимания.

И тут из-за поворота выкатилась граната. Лафолле, отбросив оружие, метнулся к смертоносному куску металла. Каким-то чудом ему удалось схватить гранату за миг до взрыва и отшвырнуть ее обратно, однако она взорвалась в воздухе. Взрывная волна подбросила Эндрю в воздух. Ударившись о переборку, как тряпичная кукла, он замертво упал на палубу, и сердце Хонор оборвалось.

Она знала, что должна уходить. Ее телохранители, ее друзья погибли ради ее спасения. Только это придавало их самопожертвованию смысл, и у нее не было права подвести павших.

Однако, даже сознавая свой долг, Харрингтон не могла заставить себя выполнить его. Бросив оружие, Хонор выскочила из лифта и опустилась на палубу рядом с Эндрю. Со стороны врага никто не появлялся: похоже, граната сразила не только Эндрю, но и ближайших преследователей. Отчаяние и ужас придали Хонор сил: подхватив Лафолле, словно ребенка, она перекинула его тело через плечо и метнулась назад, к лифту.

В этот момент (то ли хевы опомнились, то ли на смену погибшим подоспел новый отряд) вражеский огонь возобновился. По переборкам застучали тучи дротиков, заухали гранаты. Помещение заполнила смерть.

Случайная стрелка вырвала клок мяса из наружной части ее правого бедра, но Хонор удалось устоять и не только ввалиться в лифт, но и, не уронив Лафолле, нажать кнопку.

Лифт пришел в движение, и она, несмотря на жгучую боль и хлещущую из раны кровь, облегченно вздохнула. Они ушли. Они с Эндрю ушли.

В этот момент в кабину, пробив двери, влетел снаряд.

– Лифт! Кто-то спускается в лифте!

МакКеон напрягся. Если блокировка Харкнесса еще держится, это мог быть лишь кто-то из спасательной партии, отряженной за коммодором. Если же нет…

По его сигналу Санко и Хэлбертон взяли неповрежденный лифт под прицел плазменных излучателей, а Энсон Летридж прыгнул к дверям с гранатометом наготове. Но когда лифт остановился, Летридж, заглянув внутрь, остолбенел, и его уродливое лицо побледнело. В следующий миг он отшвырнул гранатомет и прыгнул в кабину. МакКеон устремился за ним, и то, что он увидел, заставило его охнуть.

Вся верхняя треть кабины была истерзана в клочья: такое воздействие мог произвести лишь снаряд крупного калибра. Это подтверждали и острые осколки, и вырванные из стен кабины оплавленные куски металла. А на полу в луже крови лежали сплетенные тела Хонор Харрингтон и Эндрю Лафолле.

Поспевший первым Летридж снял Эндрю с землевладельца и передал обмякшее тело МакКеону, который в свою очередь передал его наружу, в чьи-то с готовностью подставленные руки. Но взгляд его при этом оставался прикованным к Хонор.

Летридж, опустившись рядом с ней на колени, торопливо затягивал ремень на ее плече, чуть ниже подмышки, ибо левая рука коммодора была раздроблена над локтем и держалась лишь на полосках кожи и сухожилиях. Как только грубый жгут перетянул плечо, Летридж с МакКеоном подняли неподвижное тело и помчались к шаттлу.

– Первый, Первый, я Второй. Доложите обстановку!

Джеральдина Меткалф, узнав голос МакКеона, хотела облегченно вздохнуть, но вздох оборвался на середине – с такой яростью, с таким отчаянием, с такой тревогой голос капитана на ее памяти не звучал никогда.

– Зеленый статус! – доложила она, переглянувшись с Дюшен. – Повторяю, Зеленый!

– Очень хорошо. – Голос МакКеона несколько смягчился. – Действуем по схеме «Падающий лист».

Два угнанных шаттла БГБ сближались, используя в качестве прикрытия ослепленный и оглушенный крейсер. Правда, команда уже восстановила работу некоторых систем, переведя их на ручное управление, но о том, чтобы обнаружить два крохотных пятнышка, скользивших к корме на одних лишь маневровых двигателях, не могло быть и речи. А главное, никто из хевов не подозревал, что последнюю и самую опасную для них программу Горацио Харкнесс заложил не в отключенную сейчас главную систему, а в бортовой компьютер единственного оставшегося на четвертом причале штурмового шаттла.

В пилотском кресле второго из захваченных катеров находился Тремэйн, место второго пилота занимал МакКеон. Не сводя глаз с таймера на пульте, Скотти молился о том, чтобы Харкнесс не ошибся. После стольких удач сомневаться в главстаршине было грешно, однако не может же человек не ошибаться никогда. А если он ошибся сейчас…

Третий шаттл появился из шлюпочного отсека на максимальной тяге. В соответствии с заложенной в нем тщательно продуманной программой он скользнул вдоль бронированного борта «Цепеша» и взял курс прочь от Аида, причем такой, что «Цепеш» постоянно оставался на линии между ним и планетой. Едва отойдя от корабля, катер запустил импеллер, молниеносно доведя ускорение до четырехсот g.

– Импеллерный след! – воскликнула Форейкер. «Граф Тилли» уже успел погасить скорость относительно Аида и начал обратный разгон, однако оставался еще слишком далеко для какого-либо вмешательства в события на орбите. Даже выпущенный им беспилотный разведчик еще не приблизился к «Цепешу» настолько, чтобы дать полную картину происходящего, однако он сумел опознать стремительно набиравший ускорение и уходящий к звездам шаттл. Впрочем, стоило задействовать импеллер, как беглец оказался в зоне досягаемости бортовых сенсоров Форейкер. Стиснув зубы, она следила за тем, как маленькое суденышко устремлялось к свободе.

– В лагерь «Харон» его видят? – спросил Турвиль.

– Должны бы, сэр, – хмуро отозвалась она и, подняв глаза, встретилась с адмиралом взглядом. К дисплею Форейкер повернулась неохотно, ибо знала, что там увидит.

Оборонительные системы Аида предназначались для защиты от звездных кораблей, а не борьбы с малыми и мобильными объектами вроде шаттлов. Ни одна противокорабельная ракета или энергетическая платформа просто не обнаружила бы такую крошечную цель, а в случае обнаружения не могла гарантировать попадания. В лагере «Харон» это прекрасно знали и стрелять ракетами по мошкам не собирались. В том и не было нужды, ибо как раз на такой случай в пространстве дрейфовали устаревшие, но надежные бесконтактные мины. Таким образом, наземным службам было достаточно выждать, когда кораблик окажется между парой стомегатонных зарядов, и нажать кнопку.

– Сейчас! – отрывисто произнес МакКеон, и Скотти Тремэйн, прибавив тягу, направил второй шаттл прочь от «Цепеша». Бортовые сенсоры были временно ослеплены чудовищной мощью ядерного взрыва… но, к счастью, то же самое относилось и к сенсорам лагеря «Харон».

– Должно сработать прямо сейчас, – повторил МакКеон, глядя в иллюминатор, как стремительно удаляется висящий на фоне звезд вражеский крейсер.

Маломерные суда всех флотов имеют общую конструктивную особенность. Они могут быть меньше или крупнее, вооруженными или нет, скоростными или медлительными, но их двигательные установки снабжены системой предохранения, не позволяющей запустить импеллер, если в зоне его действия находится материальный объект с массой, достаточной для того, чтобы представлять опасность. Или такой, для которого само судно может представлять опасность. Кроме того, система безопасности исключает возможность случайного запуска импеллера при нахождении катера в шлюпочном отсеке.

Все эти предохранительные меры отличаются высшей степенью надежности. Они почти непогрешимы, однако разработаны с целью предотвращения непредвиденных инцидентов – в то время как то, чему предстояло случиться в шлюпочном отсеке линкора Народного Флота «Цепеш», непредвиденным не являлось.

Единственным оставшимся там судном был бот, в недрах которого поковырялся Скотти Тремэйн, и сейчас там должна была начать действовать последняя программа Горацио Харкнесса. В отличие от прочих его выдумок она представляла собой всего лишь команду на активизацию двигателя, которую в обычных обстоятельствах предохранительные системы заблокировали бы. Перепрограммирование этой защиты обещало стать нелегким делом, но никто не собирался им заниматься: забравшись в электронный бокс, Скотти попросту отсоединил – выдрав штекера из гнезд! – сенсоры от автопилота. С этого момента полетные компьютеры не идентифицировали местонахождение катера как шлюпочный отсек. Отсутствие визуальных, гравитационных и любых других данных о наличии поблизости какой-либо массы означало для них отсутствие запрета на запуск импеллера. Что и было сделано. Катер при этом находился во чреве корабля.

– Боже мой!

Эти слова Форейкер произнесла шепотом, но на флагманском мостике «Графа Тилли» они прозвучали громом. У нее на глазах «Цепеш» взорвался.

«Не взорвался, – подумал потрясенный Турвиль. – Это даже не взрыв, это полная аннигиляция!»

Определение и впрямь было подходящим: после чудовищного взрыва внутри корпуса последовала детонация бортовых силовых установок, и когда пламя погасло, в пространстве осталось только облако белесого пара.

Глядя на жуткую картину уничтожения, передаваемую беспилотным разведчиком на главный обзорный экран, Турвиль понял, что произошло. Разумеется, ему в жизни не случалось видеть ничего подобного, но монти могли добиться столь чудовищного результата лишь одним способом. Правда, это считалось принципиально невозможным, но они нашли какой-то способ преодолеть самую надежную защиту.

Стоявший перед ним Эверард Хонекер был ошарашен куда сильнее, чем боевые офицеры. Вздохнув за его спиной, Турвиль обвел взглядом остальных. Все, от офицеров штаба до низших чинов, остолбенело таращились на большой экран. Кроме Форейкер, не отрывавшей глаз от собственного дисплея.

Катастрофа потрясла каждого, гибель такого числа людей не могла не повергнуть в ужас, но одновременно Турвиль испытал странное воодушевление. И справиться с этим чувством не мог.

Корделия Рэнсом погибла. Вместе с ней погибли Владович и все ее приближенные, которые могли знать, какую судьбу уготовила гражданка секретарь Лестеру Турвилю и его офицерам. Но больше об этом не знал никто, ибо по пути с Барнетта они нигде не останавливались. К тому же Корделии доставляло удовольствие держать людей в подвешенном состоянии, до последнего момента не предъявляя им никаких обвинений. Если ее намерения и нашли какое-то отражение в находившихся на борту «Цепеша» материалах, то это уже не имело значения. Все носители информации были уничтожены вместе с кораблем. Гибель «Цепеша» спасла Турвиля и его штаб, и он при всем искреннем сочувствии множеству погибших не мог не испытывать облегчения.

И тут он неожиданно заметил, как правая рука Форейкер поднялась с колена и медленно, вроде бы украдкой, двинулась к клавиатуре. Что-то в этом движении привлекло его внимание: Турвиль тихонько подошел к ней сзади, но она почувствовала его приближение, оглянулась и неохотно убрала руку от клавиши «Удалить».

Через ее плечо контр-адмирал впился взглядом в прокручиваемую тактическую запись и сжал зубы: от места крушения стремительно удалялись два крупных обломка. Слишком крупных… не говоря уже о том, что, судя по вектору, они отделились от крейсера до взрыва. И вектор этот слишком уж смахивал на посадочную траекторию.

Турвиль яростно подкрутил усы, гадая, что предпринять. Шэннон углядела беглецов, но то, чтобы их засекли и ослепленные близким взрывом сенсоры Аида, представлялось маловероятным. Скорее всего, после подрыва «бежавшего» шаттла на базе вообще никого не искали. Люди, задумавшие и осуществившие такое, заслуживали величайшего восхищения, но его долг состоял в том…

«Знаю я, в чем состоит мой долг», – мысленно сказал себе контр-адмирал и, перегнувшись через плечо Форейкер, сам нажал клавишу, к которой так и не осмелилась притронуться она. Шэннон резко выдохнула, голова ее дернулась, но она не сказала ни слова. Отвернувшись от тактического дисплея, он подошел к завороженно уставившимся на экран визуального обзора Хонекеру с Богдановичем и прокашлялся.

– Очень жаль, – печально произнес он, а когда Хонекер обернулся на звук его голоса, сокрушенно покачал головой и повторил: – Очень жаль. Леди Харрингтон заслуживала лучшей участи.