Одинокий тролль

— Производит сильное впечатление, — повторил он, и Леонова понимающе улыбнулась в ответ. — Я решил, что вот это, — он показал на кобуру, — какое-то оружие. А вот эта штука, — добавил он, прикоснувшись к предмету, который снял некогда с ее шеи, — заинтриговала меня больше всего. Ну, я имею в виду, до того, как ты мне продемонстрировала Великий и Удивительный Костюм.

Леонова не поняла его юмора, но ей было ясно, что он пошутил, и она улыбнулась, взяв в руки металлическое кольцо, которое мысленно Эстон называл то ожерельем, то ошейником.

— Это? Как бы тебе сказать… это моя… «собачья этикетка». — Людмила неуверенно выговорила эти слова, но Эстон кивнул, сообразив, что она имела в виду. — Из этой штуки можно узнать не только мое имя, — продолжала она. — Это еще один маленький компьютер — всего лишь около терабайта памяти, — в котором записана история моей жизни. Медицинские данные, служебная карьера, сведения о родственниках. — Она пожала плечами и повертела кольцо туда-сюда. — Боюсь, теперь это всего лишь бесполезная безделушка.

— Почему?

— Компьютерный язык порядочно изменился за последние несколько веков, — сухо сказала она. — Кроме того, это плагин, а не самостоятельное устройство, и внутри сплошные молецепи, как в костюме. Сдается мне, что обеспечить подходящий интерфейс будет невозможно. Когда мы уничтожим тролля, — Эстон отметил, что она нашла в себе силы обойтись без слова «если», — я отдам мою этикетку вашим инженерам, но не очень-то верю, что им удастся разобраться в ее устройстве.

— Ну, знаешь ли! Представляю себе, как я буду объяснять людям: гермокомбинезон не работает, к компьютеру не подключиться… После этого, Мила, они точно поволокут меня в палату с пробковыми стенами.

Она вопросительно приподняла бровь.

— В больницу для психически нездоровых людей, — пояснил он.

— Тебе не о чем беспокоиться. — Она взяла в руки кобуру и направилась на палубу. — Надеюсь, мы сможем показать кое-что убедительное. Пошли.

Он выбрался за ней на палубу, чувствуя, что голова начинает кружиться от всех чудес, которые Леонова описывала как нечто само собой разумеющееся. Она ждала его: пояс с кобурой был надет на ее талию, а пистолет она вынула и держала в руке. Людмила внимательно осмотрела свое оружие.

— Ты ничего тут не переключал?

— Неужели я выгляжу полным дураком? — спросил Эстон. — Не отвечай, — добавил он поспешно, и она с улыбкой закрыла рот. — Я тебе лучше просто скажу, что ничего не трогал. Я не смог догадаться, что какие кнопки делают.

— Тебе бы это все равно не помогло, — сказала Леонова. — Пистолет закодирован на определенную личность.

Он приподнял брови с выражением усталого любопытства, и она погладила его по плечу:

— Расслабься, Дик. Пойми: хвастаясь своими игрушками, я обретаю чувство уверенности в себе — ясно? Видишь ли, все в твоем мире кажется мне таким же удивительным, как тебе — эти штучки.

— Но ты, по крайней мере, более или менее понимаешь, что к чему, а я…

— Правда. Ну, ладно, пистолет закодирован на мою личность — значит, я одна могу из него стрелять.

— И это навсегда? — Идея показалась ему интересной.

— Угу. Когда я умру, игрушку придется отправить в переплавку, потому что перекодировать ее невозможно. Из-за этого, должна добавить, флотское начальство очень недовольно, если мы теряем оружие — оно стоит дорого, и его невозможно кому-либо передать. Но зато — никакого черного рынка ручного оружия!

— Тоже решение проблемы.

— Смотри. — Она прикоснулась к одной из кнопок сбоку. — Я ставлю его на одиночную стрельбу на самой низкой мощности — нам ни к чему слишком шуметь.

Она подняла пистолет на уровень грудной клетки и навела — с такой же небрежностью, как если бы просто указывала на что-то пальцем. Эстон тут же узнал эту манеру, характерную либо для опытного стрелка, либо для самоуверенного новичка.

Леонова нажала на спуск.

С самим пистолетом ровно ничего не произошло. Не было ни отдачи, ни шума, ни вспышки огня из ствола, ни даже просто щелчка, зато кое-что произошло там, куда целилась Леонова. Слух Эстона поразило чудовищное шипение, а на расстоянии примерно пятидесяти ярдов от «Аманды» среди океанских волн возникла кипящая дыра пара. Большая дыра в форме полусферы, глубиной примерно в десять футов.

Он уставился на нее в немом изумлении, но она исчезла так же внезапно, как и возникла.

— Мм-да… — протянул Эстон, когда пар превратился в легкий туман и обдал обоих крохотными каплями дождя. Затем он спросил внезапно осипшим голосом: — И это была минимальная мощность?

— Угу. — Леонова небрежно засунула пистолет в кобуру, и в ее глазах вспыхнул и погас жестокий огонек.

— И это — одиночный выстрел… То есть ты можешь стрелять очередями?

— Конечно. Но это приведет к большому расходу боезапаса. На полной мощности я опустошу магазин за двенадцать импульсов.

— А что это такое, черт возьми? — спросил он. — Как это называется?

— Как ни смешно, мы называем эту штуку бластером, — сказала она виновато, и Эстон закрыл глаза. Мог бы и сам догадаться, подумал он. — А вот что это такое, объяснить довольно-таки непросто…

Она с пониманием взглянула в его усталые глаза.

— Это можно представить себе таким образом, Дик. Энергетическое оружие, питающееся от накопителя энергии, проецирует на цель заряд плазмы. В полностью автоматическом режиме на максимальной мощности оно выдает примерно одну целую восемь десятых килотонн энергии в секунду — или чуть больше двадцати одной с половиной килотонн из одного полного магазина, так как делает выстрел в секунду. Разумеется, — добавила она, подумав, — если разряжать магазин с такой скоростью, после каждой очереди придется перезаряжаться.

— Бог ты мой! — воскликнул он, вспомнив о запасных магазинах в кобуре. — Да ты просто ходячая атомная бомба! А не слишком ли это сильная штука?

— Не слишком, — ответила Леонова. — Мы ведь из бластеров не друг по другу стреляем. Они предназначены для уничтожения троллей, а это работа не шуточная. Я не слишком много знаю о степени развития вашей металлургии, но подозреваю, что ваши лучшие оружейники даже не могут предположить, насколько прочны эти мерзавцы. А скорость реакции у них столь велика, что их необходимо убивать с первого выстрела. Но ты, конечно, прав: у бластера огромная огневая мощность, и именно поэтому их кодируют, как я объясняла.

— Да, это понятно, — с готовностью согласился Эстон.

От одной мысли о том, какая разрушительная сила висит у нее на бедре, ему было неуютно. Он встряхнулся, стараясь усилием воли прогнать слабость.

— Ладно, — произнес он. — Не забудь мне напоминать, чтобы я вел себя очень осторожно, когда общаюсь с тобой.

— Обещаю, — ответила она с едва заметной полуулыбкой. — Но скажи-ка, — добавила она, внезапно посерьезнев, хотя озорные огоньки по-прежнему мерцали в глубине ее глаз, — заменит ли эта штука мой неработающий гермокостюм?

— Думаю, что да, — медленно ответил Эстон. — Да, Мила, она произведет сильное впечатление.

Глава 11

conquer (перех. гл.), -quered, -quering, -quers 1. Подчинять своей воле, нанести поражение, в особенности посредством военной силы. 2. Обеспечить себе контроль над чем-либо, особенно посредством военной силы. 3. Преодолеть физически, морально или психически. (неп. гл.) 1. Победить, оказаться победителем. [от ср.-англ. conqueren, от старофр. conquerre, от лат. соnquirere: отыскивать, завладевать, добывать]

— Это Англия? — Людмиле приходилось перекрикивать шум ветра и волн. Одной рукой она держалась за растяжку, и мельчайшие водяные капли окружали ее фигуру радужным сиянием. Она без малейшего страха стояла на носу яхты и указывала свободной рукой вперед. Эстон прикрыл глаза рукой и посмотрел в ту же сторону, что и она.

— Лучше бы это была Ирландия! — крикнул в ответ Эстон. — Я ведь, ясное дело, иду без GPS и даже без Loran — впервые за много-много лет… И все из-за тебя.

— Гм! —Леонова проворно прошла по узкому проходу между каютой и краем палубы, уверенно держась на ногах, несмотря на довольно сильную качку.

Она на мгновение скрылась за подобранным главным парусом, а потом показалась снова. Ее щеки разгорелись, а волосы были влажными от брызг пены. В лучах солнца они горели ярким огнем; глаза ее сияли, и Эстон с нескрываемым удовольствием любовался ею.

— Хоть я и не с Терры, Дик, я знаю, что Англия и Ирландия — это разные острова.

— Так оно и есть, — подтвердил он, похлопав по скамье рядом с собой.

Она так естественно оказалась в его объятиях, что Эстон тянул время, наслаждаясь этим чудом. Он наклонился, чтобы легонько поцеловать мочку нежного уха, едва прикрытого растрепавшимися каштановыми волосами. Несмотря ни на что, Людмила — на редкость здоровая личность, подумал он, без малейших следов пуританства, которое пронизывало общество, в котором он жил.

— Ты говорил, что хочешь идти в Англию.

— Так я и собирался сделать, но передумал.

— В самом деле? Почему?

— Я ведь говорил тебе, что меня беспокоит, как отнесется к тебе британская таможенная служба.

— И что же? Мне и тогда было непонятно, и сейчас я ничего не понимаю. Я хочу сказать, рано или поздно мне ведь придется столкнуться с обычаями и формальностями двадцать первого века.

— Таможенная служба — это не обычаи и не формальности, — принялся объяснять Эстон. — Тут все дело в иммиграционных законах., паспортах…

Она смотрела на него в полном недоумении, и он обреченно вздохнул. Леонова так старательно обучалась разговорной речи двадцать первого века и так преуспела в этом, что любые пробелы в ее представлении о нашем мире вызывали чувство досады.

— Паспортах? Ты имеешь в виду документы, подтверждающие гражданство?

— Что-то в этом роде, но не совсем то, что ты думаешь.

В конце концов, напомнил себе Эстон, он узнал больше о ее эпохе, нежели она о сегодняшнем мире. Наверное, это было правильно, ведь ее интерес к истории обеспечил Леонову кое-какими сведениями о двадцать первом веке, тогда как о жизни в ее время он не знал ничего. Но история ее интересовала в основном военная, и потому в знаниях, которыми она, по предположениям Эстона должна была бы обладать, встречались забавные пробелы.

— Послушай, — терпеливо начал объяснять он, — ты говорила, что на твоей Терре существует всемирное правительство, состоящее из представителей различных частей вашей федерации, или как там это у вас называется. Так? Означает ли это, что о гражданстве вы вспоминаете, только когда речь заходит о налогах и коммунальных услугах?

— Еще во время выборов, при регистрации.

— Ну да, во время выборов тоже. Но разве государственных границ больше не существует?

— Государственных границ? Чего ради, объясни мне, кого-то должны заботить государственные границы… — Она замолчала, не закончив фразу. — Как я могла забыть! Ты ведь живешь еще в эпоху холодной войны, правильно?

— Не в такой степени, как несколько десятилетий тому назад, но, в общем-то, международная обстановка напряженная. Правда, и ты теперь живешь в то же время, моя милая, — иронично улыбаясь, напомнил ей Эстон, и она ткнула его в ребра. Весьма чувствительно. — Ой-ой-ой!

Эстон принялся тереть бок, укоризненно глядя на нее, но его довольная улыбка несколько испортила желаемое впечатление.

— Гмм… — стала припоминать Леонова, смахнув волосы с лица. — Сейчас две тысячи седьмой год, значит… всего через шесть лет начнутся войны за наследие бывшего Советского Союза!

— Наследие Советского Союза? — переспросил Эстон. У него по спине побежали мурашки, и теперь наступила его очередь хмуриться. — Не могу сказать, что мне такие предсказания нравятся, Мила. И без того в Европе достаточно неприятностей — не хватало, чтобы еще эта бомба замедленного действия взорвалась у нас под носом! — Эстон поморщился. — Не так давно я думал, что люди, которые провозглашали с сияющими лицами, будто распад Советского Союза сильно улучшит наше положение, просто идиоты. Однако в последнее время у меня появилась надежда, что я не прав и нам удастся на этот раз контролировать ситуацию. На Балканах и в Греции стремительно назревает очередная катастрофа, и мне совершенно не нравится конфликт, к которому быстрыми шагами движутся русское и белорусское правительства — НАТО ведь давно превратилось в говорильню! Но я надеялся, что это одни слова и ни до чего серьезного дело не дойдет! Российская Федерация с самого начала была не слишком-то устойчива, в особенности с точки зрения экономики, и в ней все время присутствовали политические элементы, жаждавшие восстановить Советскую империю. Хотелось бы все-таки верить, что последние реформы Яколева стабилизируют ситуацию и удержат Федерацию на плаву. Он замолчал под ее взглядом. — Надо думать, этого не произойдет?

— Ну, скажем так, этого не случилось в том варианте истории, который я помню, — ответила она тоном человека, старающегося подсластить горькую пилюлю. — Насколько я помню, у тебя были причины считать, что Россия обретет стабильность — если только это может тебя утешить. Началом катастрофы стала очередная вспышка на Балканах, а вовсе не в России или Белоруссии. Потом ситуация вышла из-под контроля, после того как кто-то пустил в ход биологическое оружие.

Эстон болезненно сморщился, и Леонова сжала его предплечье:

— Извини, Дик. Я не хотела тебя огорчить.

— Ты ни в чем не виновата. — Он покрепче обнял ее и покачал головой. — Понимаешь, мы все так старались, чтобы все было хорошо, и президент Яколев, кажется, в самом деле прилагает все силы, чтобы… Противно знать, что все усилия пойдут прахом и сделать ничего невозможно. А от одной мысли о войнах за наследие бывшего режима на территории страны, обладающей ядерным оружием…

Его голос оборвался, и Леонова грустно повторила:

— Извини. Понимаю, что тебя это не утешит, но, если я не ошибаюсь, теперешний президент тут ни при чем. Западная Европа перепугалась — и не без основания, — когда действие биологического оружия распространилось за пределы Балкан. Глядя на вещи из будущего, понимаешь, что кто бы ни пустил его в ход, это был человек из какой-то группы отщепенцев-террористов. Но тогда многие поверили, что виновник случившегося — Сербия, а Россия по-прежнему продолжала играть роль главного защитника сербов на международной арене. Поэтому, когда Франция уговорила Германию и Румынию принять участие в совместной военной акции устрашения против Сербии и обвинила русских в том, что именно они тайно поставляли Сербии биологическое оружие, Яколев оказался в немыслимо трудном положении. Он не смог бы найти политический курс, который бы удовлетворил всех. А потом его убили. Убийцей был какой-то белорус, как утверждали русские националисты, и это полностью изменило характер конфликта. Московским экстремистам удалось захватить власть в стране во имя «интересов национальной безопасности», и они начали размахивать своими ракетами перед носом всех, кто попадался им на глаза, а затем…

Она пожала плечами, и Эстон подавленно кивнул.

— Я слыхал о возможности подобного сценария, — со вздохом сказал он. — Со времени ухода Ельцина отношения с Россией были не слишком хороши. Развал НАТО, который мы наблюдаем последние два-три года, — тоже дурной знак. Принятие в НАТО стран бывшего Варшавского договора было предпринято, чтобы создать общеконтинентальное чувство безопасности, но эта затея провалилась. Руководство НАТО похоже на слепцов, пытающихся нащупать выход из лабиринта. Десять лет они безуспешно стараются найти приемлемое решение балканской проблемы! США, впрочем, тоже не слишком-то отличились, — мрачно добавил он. — Когда мы устали притворяться, будто способны быстренько все поправить, и вывели свои войска с Балкан, ситуация стала просто катастрофической. И мы до сих пор пытаемся как-то исправить эту ошибку.

— Не уверена, что можно было вести себя разумнее, — возразила Людмила. — Я знаю, люди склонны утверждать — постфактум, — будто любая катастрофа была «неизбежна», но в данном случае, мне кажется, так оно и было. Или, точнее, будет.

— Возможно.

Довольно долго Эстон, нахмурившись, смотрел в океанскую даль и размышлял о чем-то, а потом встряхнулся и произнес:

— Но сейчас у нас есть более насущные заботы. Суть стоящей перед нами проблемы в том, что у тебя нет паспорта. Если же я попытаюсь выдать тебя за жертву кораблекрушения, таможенники захотят узнать, с каким посольством им нужно связаться. Англичане — разумные люди, но по их ежедневным газетам этого никак не скажешь. Когда новости о «таинственной иностранке» просочатся в прессу, газеты, телевидение и радио устроят вокруг твоей особы настоящее цирковое представление.

— Как ты собираешься этого избежать? — спросила Людмила, и Эстон почувствовал себя польщенным. Заданный вопрос означал, что она верит в его способность справиться с задачей.

— Есть один способ, но для этого нужно немного изменить курс. Не так далеко отсюда — в Шотландии, а не в Англии — мы сможем, я думаю, высадиться на берег, не беседуя с представителями прессы. У меня есть там друзья.

— Отлично.

Она доверчиво положила голову ему на плечо. Ветер щекотал лицо Эстона ее волосами, отчего нос чесался, а сердце щемило от любви. Он уже начал привыкать к тому, что Людмила непрерывно удивляет его, но главным было то, что невероятные происшествия, выпавшие на долю Эстона, всколыхнули его душу, изменили в нем что-то. Ему казалось, что детское изумление перед миром и людьми, давно похороненное под грузом прожитых лет, снова ожило и завладело им. Эстон полагал, что это было неизбежным следствием происшедших событий, а разговоры с Людмилой и даже одно ее присутствие еще усиливали давно забытое чувство.

Ее радостная раскованность в любви удивила и восхитила Эстона, но теперь это казалось ему чем-то столь же естественным, как биение его собственного сердца. Он собирался безропотно стареть, поскольку грядущая отставка являлась официальным признанием того факта, что сражения и победы остались позади, но Людмила заставила его взглянуть на жизнь другими глазами. Поразительным образом сочетая мудрость старости с игривостью юности, она, казалось, ожидала того же и от него, и потому он неизбежно становился таким же. Ощущение было головокружительным — и Эстон был благодарен Людмиле не только за ее веру в него, но и за то, что она возвращала ему его подлинную личность.

Но самое удивительное в Людмиле было то, что она всегда вела себя совершенно естественно. Она могла быть хладнокровным бойцом, привыкшим смотреть смерти в глаза, или визжать как ребенок, когда он ее щекотал, но при этом оставаться самой собой. Она была цельной натурой без внешних и внутренних комплексов, и Эстон вынужден был признать, что еще ни разу не встречал никого, кто был бы похож на нее. В каком-то смысле ее душа казалась ему не меньшим чудом, чем непостижимые технологии или странное, мрачноватое будущее, из которого она явилась на Землю.

— Эй, — нежно позвал он, — просыпайся, соня!

— Мм-м-м? — спросила она, не открывая глаз, ибо до сих пор засыпала при каждом удобном случае.

— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — Эстон смотрел сверху вниз, как она сладко зевает.

— Ну конечно.

Леонова села и потянулась, будто кошка.

— Я же тебе говорила: я слишком измучила моего симбиота. Мы еще до сих пор не вполне восстановились. Не волнуйся. Если нужно, я могу бодрствовать, но разумнее отдыхать как можно больше, прежде чем начнутся объяснения с посторонними.

— Ну, если только ты уверена, что с тобой все в порядке…

— Я уверена. — Она с нежностью похлопала его по груди. — И раз уж я проснулась, чем могу тебе помочь?

— Ты ничего нового не придумала насчет нашего тролля? — спросил он, и глаза Леоновой потемнели.

— Пока что нет. — Она задумчиво посмотрела на темневший вдали берег. — Мы не знаем, каковы его планы, если они у него есть.

Она замолчала, глядя, как над ними пролетает авиалайнер, поблескивая на солнце. Чем ближе они были к цели своего путешествия, тем больше самолетов им встречалось.

— Пока эти машины летают, мы можем быть уверены, что тролль не натворил ничего слишком ужасного, — добавила она негромко.

— Так-то оно так, но хороший это знак или плохой? — пробормотал Эстон.

— Не знаю. — Она еще несколько мгновений следила за авиалайнером, а потом покачала головой. — Нет, не так. Хороший, потому что он, вероятно, еще не решился нас истребить. Чем дольше он колеблется, тем больше у нас времени, чтобы ему помешать. — Леонова посмотрела Эстону в глаза, и он понял, что она встревожена. — Возможно, мы сумеем обезвредить его, если отыщем. Но я плохо представляю, как мы можем обнаружить его местонахождение. Чем дольше мы будем его искать, тем труднее будет с ним справиться.

— Согласен. Хотелось бы мне лучше представлять психологию тролля, — сказал он.

— Нам тоже этого хочется. Вот уже двести лет, — сухо отозвалась Леонова. — Разумеется, раньше психология троллей и ее отличие от психологии кангов не имели такого значения.

— Понятно.

Эстон занялся своей трубкой, а Людмила с любопытством наблюдала, как он набивает и раскуривает ее. В ее эпоху курение было исчезнувшим пороком, и привычка Эстона продолжала занимать Людмилу. Он ожидал, что она будет осуждать его за это, но она не сказала ни слова. Возможно, ее собственная защищенность от болезней, подобных раку, была причиной такого отношения.

— Послушай, — сказал он, когда трубка как следует раскурилась, — давай взглянем на дело с другой стороны. Если он решит нас истребить, то мы окажемся по уши в дерьме. Если… — Эстон замолчал, потому что Леонова неожиданно захохотала. Он смотрел на нее несколько секунд, а потом проворчал:

— Ну, что я такого смешного сказал на этот раз.

— Это же здорово! По уши в дерьме?! — Она держалась за бока и чуть не падала от смеха. — Ох! Как же вышло, что такое сочное выражение было забыто?

— Женщина, ты помешана на низменных отправлениях человеческого организма, — укорил ее Эстон.

— Я… знаю… — с готовностью согласилась Людмила, переводя дух и вытирая слезы. Она попыталась прикинуться смущенной, но Эстон видел, как ее губы беззвучно произносят понравившуюся фразу, и приготовился нередко слышать ее от Леоновой.

— Извини, — сказала она наконец. — Итак, ты говорил…

— Я говорил, что вместо того, чтобы ломать себе голову над тем, как этот тролль может нас уничтожить, неплохо бы подумать, нет ли у него других намерений.

— Но, Дик, это же тролль! — возразила Леонова, мгновенно позабыв про веселье. — Они всегда убивают людей. Они никогда ничего другого не делали.

— Может, оно и так, но сейчас тролль впервые оказался на свободе.

— Не хочешь же ты сказать, что он может стремиться к сосуществованию с нами? — Леонова старалась, чтобы ее голос звучал не слишком недоверчиво.

— Конечно, это было бы самое лучшее, однако я на это не надеюсь. И все-таки мне кажется, Мила, ты кое-чего не учитываешь.

— Чего же это?

В ее вопросе не было враждебности. Еще одной чертой характера Людмилы, которая очаровывала Эстона, была присущая немногим людям способность не превращать дискуссии в борьбу самолюбий.

— Следи за моей мыслью. — медленно заговорил он. — Мы имеем дело с троллем. Насколько я понял из твоих рассказов, он ненавидит людей никак не меньше, чем канги. И, если я не ошибаюсь, он довольно жестокая и злобная тварь, даже по сравнению с кангами. Так?

— Пока все правильно, — согласилась она. — Канги на самом деле никогда, кажется, не испытывали к нам ненависти. Во всяком случае в том смысле, который вкладывают в это слово люди. В их чувствах преобладают страх, отвращение… но не ненависть. Собственно говоря, у них нет причин нас ненавидеть.

— Так я и понял, — кивнул Эстон. — Помнишь, ты что-то говорила про их логичность?

— Я говорила, что канги стремятся найти самый логический, самый эффективный способ нас уничтожить, — ответила Леонова. — О! Я, кажется, понимаю, к чему ты клонишь. И ты прав. Единственный критерий, по которому они оценивают свои действия, — это практичность, эффективность, но никак не «жестокость» или «мягкосердечие».

— Вот именно. Но тролли другие.

— Верно.

Ее голос оставался ровным, но Эстону послышался в нем отголосок тигриного рыка.

— Если какой-то цели можно достичь двумя одинаково эффективными способами, тролли выбирают тот, который нам кажется более жестоким. Известны случаи, когда они в какой-то степени жертвовали эффективностью, чтобы удовлетворить присущий им садизм.

Эстон затянулся и выпустил совершенно ровное колечко дыма. Ветер тут же унес его, радостно разрывая в клочки. Кажется, в этом скрывается что-то вроде метафоры, неуверенно подумал Эстон и, не задерживаясь на этой мысли, продолжал прежним тоном:

— Подумаем еще вот о чем: мы знаем, что тролль опасен. Но насколько он опасен? — Леонова уставилась на него неподвижным взглядом. — Я хочу сказать, что, возможно, он просто не в состоянии немедленно начать осуществлять свои замыслы, каковы бы они ни были.

— Знаешь, — задумчиво ответила она, — может, ты и прав. Он сам себе хозяин. Разумом я это понимаю, но мне трудно вникнуть в его проблемы. Пока мне хватало наших.

— Вот именно. — Эстон снова затянулся. — А теперь представь себе самый худший вариант развития событий и посмотри, что ты можешь предпринять, чтобы его предотвратить. Анализ ситуации должен проводиться с учетом того, что возможности тролля, как и любого существа, имеют какие-то ограничения.

Он выразительно посмотрел на Людмилу, и она кивнула.

— Так вот, в положении тролля есть сильные и слабые стороны. Рассмотрим для начала слабые. Он один, без всякой поддержки, окружен миллионами дикарей, которые уже доказали, что могут его уничтожить, если обстоятельства сложатся определенным образом. Ты уверена, что у него нет биологического оружия, а если и остаюсь ядерные заряды, то это ракеты тактического действия с мощностью около килотонны. Этого недостаточно, чтобы уничтожить население целой планеты. Наконец, он, вероятно, не лучше разбирается в человеческой психологии, чем мы в его собственной.

Теперь перейдем к сильным сторонам. В его распоряжении инициатива и всевозможные устройства, опережающие нашу технику на пятьсот лет. Никто не знает о его планах. Его враги — сегодняшнее человечество — расколоты на группы, относящиеся друг к другу подозрительно и даже враждебно. Место его нахождения неизвестно. Он может читать мысли примерно трети людей, с которыми сталкивается. И, наконец, он способен влиять на мысли людей, с которыми ему удается войти в контакт.

— Есть еще два соображения, — задумчиво сказала Леонова. — Во-первых, он не должен обнаружить свое присутствие и вынужден будет действовать тайком. Во-вторых, он хорошо вооружен и защищен. Его органический компонент — это, в сущности, съемный блок, и у него, несомненно, есть бронемашина внутри истребителя, не считая небольшого набора боевых роботов.

— И какую силу все это ему обеспечивает?

— Чертовски большую! — откровенно ответила Леонова. — Я пыталась припомнить все, что мне известно о вооружении вашего периода. Ваше ядерное оружие может его уничтожить. Некоторые тяжелые ракеты, возможно, тоже. Но я сомневаюсь, что какое бы то ни было портативное оружие окажется опасным для тролля. Пока у меня не будет возможности осмотреть и оценить ваши танки, я не смогу выбрать точку отсчета. Да и в любом случае я не знаю, какой бронемашиной он располагает.

Она принялась задумчиво покусывать палец и через некоторое время продолжила:

— У тролля наверняка есть энергетические пушки, ракеты ближнего радиуса действия и силовой щит. Кроме того, его мозг органический. По сравнению с компьютером у органического мозга есть как преимущества, так и недостатки. Он способен на творческий подход к задачам, способен к интуитивным решениям, однако его возможность одновременно проводить несколько действий ограничена и при тактическом столкновении может привести его в состояние растерянности, перегрузив его сенсоры. С другой стороны, вооружение тролля — часть его самого. Ему не нужно доставать оружие, скажем, из кобуры, а электронные системы автоматически обеспечивают наведение на цель и ведение огня, едва мозг принимает решение стрелять. Не забывай об этом никогда, Дик, — тролль не способен выстрелить мимо цели.

— Постараюсь. В общем, получается, что он силен, но не всемогущ.

— Правильная оценка, — согласилась Людмила. — Кроме того, его боевые роботы значительно слабее, чем он сам, а их автономные системы управления уступают человеческому мозгу. Тролль может управлять ими, но, я опять подчеркну, он не способен решать одновременно несколько задач, в отличие от любого искусственного интеллекта. И чем большим числом боевых роботов он пытается управлять одновременно, тем хуже справляется с тактическими задачами.

— Хорошо, — сказал Эстон. — Учитывая все это, может ли он — в одиночку и без поддержки — уничтожить человечество?

— Нет, — решительно ответила Людмила и глубоко вдохнула. Огромное напряжение — еще более ужасное из-за того, что она не позволяла себе его выказывать, — ушло из ее души. — Тролль может натворить много бед, но этого сделать не в состоянии.

— Прекрасно. Рискнет ли он обнаружить свое присутствие или даже подставить себя под удар, если не будет уверен, что способен нас всех истребить?

— Нет, — снова ответила Людмила.

— Достаточно ли у него знаний о нашем мире, чтобы понять, где и как раздобыть средство уничтожить человечество?

— Ни в коей мере! — Она энергично замотала головой. — Ему придется потратить немало времени на самообразование.

— Замечательно. Таким образом, у нас, вероятно, есть некоторый запас времени до того момента, когда он приступит к действиям. Тогда остался последний вопрос. Возможно, он тебя шокирует, но… какое самое жестокое мучение способен тролль выдумать для человечества?

— Уничтожить его, — быстро ответила Людмила и замолчала — в глазах ее что-то дрогнуло. — Погоди-ка, — сказала она негромко, — погоди…