Советский детектив - Я, следователь

      Я часто думаю о том, что же является настоящим профессионализмом. Как-то написали обо мне статью в газете. Пришел к нам домой корреспондент, хороший веселый парень, и мы с ним здорово и очень откровенно говорили целый вечер. Бутылку коньяку выпили. А через несколько дней появилась статья. Я прямо зубами скрипел от злости. И все не мог понять: то ли я неправильно говорил, то ли он неправильно понял. Получился я у него этаким горластым чахоточным стражем закона. "Сердце, пылающее ненавистью ко всякой нечисти, смысл и содержание жизни -- в борьбе с преступностью..." В общем -гражданин начальник Данко.
      И было мне очень неприятно, потому что все это неправда. Не может сердце пылать по поводу всякой нечисти, поскольку нечисти много еще, и сердце, попылав-попылав, попросту перегорит. Вовсе не это составляет профессиональную черту людей закона. Ведь всякий человек, даже если сердце у него и не пылает, бросится, например, защитить женщину от хулигана. Но это -- эпизод, мгновенный нервный толчок, почти эмоциональный порыв. А вот каждый день, каждую неделю, месяцы, годы идти вброд через поток человеческих страдании, боли, крови, обид, разбитых мечтаний и нечистот -- вот это действительно трудно. Потому что при всем при том надо сохранить веру в человека. Иначе -- утонешь в потоке.
      Наташа часто упрекает меня в черствости. Я с ней не спорю, хотя и не согласен с этим. Неделю назад человек, толкнувший на моих глазах старика, вызывал у меня гораздо более сильные чувства, чем убийца Жени Корецкого. Потому что убийца был злом беспредметным, отвлеченным, для меня практически бесплотным, И сейчас он где-то ходит в несметном человеческом сонмище, возможно, отделенный от меня сотнями километров, тысячами событий, миллионами людей. И вся эта цифирь называется загадкой. Но загадку нельзя ненавидеть, даже если она убивает людей. Ненавидеть можно конкретного человека. А этого человека нет. Пока нет. Из атомов, из слов, из случайных встреч я должен воссоздать этого человека, как бог сотворил Адама из праха. А для этого не нужно "пылающее" сердце. Просто надо помнить, что тебе люди поручили сказать "Аз воздам". А воздать ему я должен и за себя тоже. За то, что, осматривая тело Жени Корецкого, я больше думал о пригодных для розыска следах, чем о том, что убит молодой парень и для него не будет больше весны, травы, нежности, что кто-то далеко отсюда уже стал несчастен и еще не знает об этом. Меня убийца тоже обделил в жизни, потому что такие, как он, сделали меня профессионалом в человеческом горе.
      Профессионализм многолик. Но в одном он всеобъемлющ: все, не имеющее отношения к работе, уходит на второй план. Недавно на фотовыставке я видел снимок, показавшийся мне символом профессионализма: за кулисами ночного клуба со стриптизом два молодых актера о чем-то говорят с обнаженной балериной. Их лица озабочены, позы утомленно-свободны, напряженно выразительны руки в энергичных жестах. И никому нет дела до того, что женщина -- голая. Это не распущенность, это не пресыщенность и не тупость. Это -- профессионализм...
      Мое сердце не имеет права пылать. Оно должно стучать ровно и сильно. И долго. Чтобы я, покуда оно стучит, мог превращать фантомы в реальное зло и карать его. Потому что мое сердце -- сердце профессионала -- тоже ломает свой ритм и вбивает молотом кровь в виски, когда я говорю чуть слышно:
      -- Тамара, Женя Корецкий погиб...
      Она кивнула, как будто давно уже знала об этом, и закусила до крови нижнюю губу.
      Она смотрела мне прямо в переносицу, и я хотел влезть под стол, провалиться сквозь землю, испариться на стене -- только бы не чувствовать на себе этот слепой, обращенный внутрь взгляд. А еще мне хотелось подойти к ней, обнять ее за плечи, чтобы она уткнулась мне лицом в грудь, и сказать шепотом:
      -- Ну, поплачь, маленькая, поплачь. От слез становится легче. Поплачь, я буду рядом и буду ждать. Потому что у меня -- это одна ночь. А у тебя их будет много, таких горьких, пустых ночей. От слез становится легче.
      Но она не плакала. Сидела на стуле очень прямо, серая, холодная, как давно сгоревшая в печке зола. Так мы и сидели молча. Долго-долго. Я боялся шевельнуться, чтобы она не сломалась, не рассыпалась, не превратилась в пыль.
      Потом она вдруг сказала растерянно:
      --А он мне говорил, что мы проживем сто лет и умрем в один день...
      Я вздрогнул от неожиданности, и она по-прежнему смотрела прямо на меня и видела, как в камере-обскуре, только то, что происходило внутри нее вчера, месяц назад, давно.
      -- Когда я осталась у него дома, то среди ночи проснулась. Женя не спал, он смотрел мне в лицо. Я погладила его по голове и спросила: "Это очень плохо, что я не плачу?" -- "А зачем тебе плакать, родная?" -"Говорят, что в эту ночь девушка должна плакать".-- "А тебе хочется плакать?"--"Мне хочется петь. Мы ведь проживем сто лет..."
      ...Я стоял у окна, ухватившись за железную решетку, и смотрел на улицу. По широкому шумному проспекту уходила от меня Тамара, я видел только ее одну, бредущую бессильной походкой, с опущенной головой -- без направления, без мыслей, без цели. И, может быть, потому, что еще несколько часов назад Леонидов нашел ее весело хохочущей с подругами в коридоре университета, это было особенно страшно. Я отошел от окна.
      -- Наверное, я никогда не стану профессионалом,-- подумал я вслух.
      -- Что-о?-- удивленно переспросила пухленькая розовая девушка-машинистка, сидевшая за маленьким столиком в углу кабинета.
      -- А-а-а! Ничего! -- я резко обернулся к ней.-- Пишите! Лист дела тридцать шесть!
      Машинистка, обиженно поджав губы, начала печатать протокол.
      ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
      Тамары Ратановой
      ...Вопрос. Когда Вы виделись с Корецким в последний раз?
      Ответ. Мы не виделись с июня, и встреча не предвиделась до октября, разве что я приехала бы в Таллинн. Но в двадцатых числах августа я получила телеграмму, в которой Женя сообщил о неожиданном отпуске. Он приехал 21 августа. Перед этим ему прислали из автомагазина открытку на "Волгу", за которой долго стоял в очереди. На другой день мы поехали в автомагазин и выбрали машину голубого цвета...
      Стрекот машинки прекратился -- девушка подняла на меня глаза и иронически ухмыльнулась. Я отвернулся со злостью, и машинка застучала снова.
      ...Потом в ГАИ ему выдали номер на машину. Какой номер -- я не помню.
      Вскоре из Москвы приехал друг Жени, с которым они вместе служили в армии. Друга зовут Отари, фамилию его я не знаю. Он грузин, живет в Москве...
      Девушка опять подняла голову, иронически, понимающе кивнула, явно желая что-то сказать.
      -- Леночка...-- едва сдерживаясь, прошипел я. -- Леночка, я вас очень прошу не отвлекаться...
      Яростный стрекот машинки:
      ...работает где-то стоматологом. Видела я его всего два раза. Женя говорил, что он хороший товарищ и у него с ним, связаны самые лучшие воспоминания. Останавливался Отари в гостинице "Астория".
      Числа двадцать пятого мы втроем -- Женя, Отари и я -- были в ресторане при этой гостинице, отмечая приезд Отари и покупку машины. А еще через несколько дней -- по-моему, это было тридцатого августа -- Женя заехал ко мне домой поздно вечером (у меня нет телефона) и сказал, что уезжает с Отари на несколько дней в Грузию, чтобы обкатать машину. Я с ним поехать не могла, потому что у меня начинались занятия в университете. Больше я его не видела...
      ЛИСТ ДЕЛА 37
      Тамара вернулась в половине десятого.
      -- Постарайтесь, -- взмолился я. -- Напрягите память, это очень важно. Вспомните все, абсолютно все, что касается Отари.
      Тамара доверчиво посмотрела на меня:
      -- Я -- мне трудно... Понимаете, он мне сразу не понравился, честно... Легкомысленный какой-то. И потом... Женя-то всего на несколько дней вырвался... Мы столько не виделись! И вдруг -- этот Отари...
      Она опустила голову и надолго задумалась. Потом вдруг зло, с неожиданной ненавистью сказала:
      -- Деньгами, как миллионер, швырялся. И каждый раз на меня оглядывался: вот, мол, я каков! А потом заманил Женю и... и все...-- Тамара закусила губу, устремив сквозь меня невидящий взгляд.
      Я неуклюже положил руку на ее ладонь:
      -- Тамара, я понимаю, что вам сейчас очень тяжело. Но вы должны мне помочь.
      Она посмотрела на меня.
      -- Мне надо поехать с вами в ресторан "Астория" -- может быть, вы вспомните официантку, которая вас обслуживала.
      -- Нас обслуживал официант -- молодой парень.
      -- Вы сможете его вспомнить? Тамара подумала, потом кивнула: -Наверное, смогу...
      ...Ресторанный зал был переполнен. Оглушительно гремел джаз. Крохотный трубач так надувал щеки, что я боялся, как бы он не лопнул, упав на пол комочком посиневшей кожи. Мы стояли у дверей, и Тамара сказала безжизненным голосом:
      -- Мы сидели вон в том углу...
      Сейчас там шумно и весело гуляла большая компания. Я некстати подумал: "Где стол был яств..." И почему-то меня охватило злое, несправедливое и от этого еще более острое чувство по отношению к этим веселым, подвыпившим, ни в чем не повинным людям. Развевая фалды смокинга, иноходью бежал метрдотель.
      -- Одну минуточку...-- остановил я его.
      Он мгновенно выдал мне порцию казенной любезности:
      -- Дорогой мой, ничем не могу быть полезен -- сегодня много гостей...
      -- Это я решу сам, можете ли вы быть мне полезным,-- грубо сказал я.-У вас есть официант -- маленького роста, блондинчик? Молодой?
      -- Как же! Поленин Валерий. А что случилось?
      -- Ничего. Посадите нас к нему за отдельный стол. Он посмотрел на меня внимательно, и лицо его озарилось догадкой.
      -- Ах, вы -- оттуда?-- он махнул большим пальцем куда-то себе за плечо.
      -- Нет, отсюда,-- и я показал пальцем за свое плечо.
      -- Сейчас, сейчас накроем!
      Поленин принес графинчик вина и кофе почти мгновенно. Когда он отошел, я спросил Тамару:
      Вы уверены, что это тот?
      Да.
      Через некоторое время Поленин подошел к нашему столу снова:
      -- Что-нибудь желаете еще?
      -- Да. Присядьте.
      -- Простите, по служебной инструкции не полагается.
      -- Инструкции создают для того, чтобы их нарушали. Садитесь, мне надо поговорить с вами.
      Он присел, лицо его выражало крайнее удивление. Спиной он загораживал от меня зал. Я протянул ему мое удостоверение.
      -- Понятно, -- кивнул Поленин.
      -- Вы не помните эту девушку?-- показал я глазами на Тамару.
      -- Да, помню, конечно. Я просто не подал виду, потому что у нас своя этика.
      -- Вы помните ее спутников?
      -- Да, естественно.
      -- Почему естественно?
      -- Ну, во-первых, они были в ресторане всего недели две назад, а во-вторых, у меня профессиональная память на лица.
      Снова о профессиональном! Видно, никуда мне не уйти сегодня от этого. Я повернулся к Тамаре боком так, чтобы она не видела,-- и показал официанту фотографию убитого Корецкого. Он сильно побледнел и механически кивнул.
      -- Опишите внешность второго мужчины.
      -- Высокий, такого же роста, какой,-- Поленин указал на фотографию,-- и как тот, что был во второй раз, по выговору кавказец, хотя сам светлый...
      Я насторожился:
      -- В какой второй раз?
      -- Ну, через день-два после того, как они были этой девушкой.
      -- Так, так...
      -- Они были втроем. Третий парень, такой же высокий, как они, только, видать, гораздо здоровее.
      -- Постарайтесь припомнить что-нибудь приметное его внешности.
      -- Приметное?-- задумался официант. -- Черт его знает! Обычный человек вроде бы, только здоровенный больно. Да, вот глаза у него интересные -- сам он черный, а глаза очень голубые, думаю, что днем у него зрачки совсем бесцветные. И черные точки посредине.
      -- Вы это хорошо помните?
      -- Да, конечно. Он расплачивался со мной еще того, как они собрались уходить. Когда я ушел за кофе, он догнал меня в буфете и попросил дать счет. Я быстр посчитал, и тут он вдруг взял меня очень сильно за руку повыше локтя и сказал, не то шутя, не то всерьез: "Ну, математик, намного обжал?" При этом он смотрел на меня в упор, и я запомнил его глаза. Я хотел обидеться и ответить ему как следует, но он вдруг засмеялся и сказал: "Живи, нам такие люди тоже нужны", протянул мне полсотни и вернулся за стол.
      -- А какой был счет?
      -- На 43 рубля 60 копеек. Если нужно, я могу вам показать копию.-Поленин вынул из кармана толстый блокнот, быстро перелистал и протянул его мне. Да, счет был именно на сорок три шестьдесят, и наверху стояла дата -тридцатое августа.
      Я взял у Поленика счет и спросил;
      -- Вы не слышали, случайно, что-нибудь из их разговора?
      Поленин развел руками:
      -- Да нет, мне как-то ни к чему было. Вот только в самом конце они заказали шампанское, и я открывал бутылку возле стола. Разлил по фужерам, и этот -- третий -- поднял тост: "За счастливое плавание!.."
      Ресторан "АСТОРИЯ"
      "30" августа
      СЧЕТ
      Салат "Астория" 3 2-40
      Осетрина залив. 3 2-70
      Мясное ассорти 2 2-40
      Лимон 0-60
      Бифштекс 2 2-20
      Шашлык 1 1-40
      Коньяк арм. 3* 1 6-15
      Киндзмараули 1 3-95
      Коньяк груз. 4* 2 16-90
      Кофе 3 0-45
      Мороженое 3 0-90
      Шампанское 1 3-55
      ----------------------------------------
      43-60
      ...Да, их было, несомненно, трое -- три салата, три осетрины, три горячих, три кофе, три мороженых.
      Это было для меня полной неожиданностью. Почему-то я все время был уверен, что в автомобиле ехало только два человека. И вдруг выплыл третий. Да, это удар по всем моим версиям. Если об одном хоть что-то известно -имя, служба в армии вместе с Корецким, второй появился вообще как черт из машины. Хорошо, начнем с Отари. Я позвонил в гостиницу, попросил поднять списки проживающих и найти паспортные данные всех людей по имени Отари, которые были пропитаны в гостинице в последнюю декаду августа. Паспортистка попросила номер моего телефона, чтобы перезвонить позже -- необходимо было посмотреть архив. Через полчаса позвонила какая-то женщина и представилась густым басом:
      -- Старший администратор гостиницы "Астория" Каджан говорит!
      -- Слушаю.
      -- Вы просили навести справку...
      -- Да-да-да!
      -- Так вот. С 20 по 30 августа в гостинице лицо по имени Отари не проживало.
      ЛИСТ ДЕЛА 38
      Меня охватило некоторое остервенение. Такого фокуса я не ожидал. Ощущение унизительного бессилия давило меня не потому, что преступники аккуратно зачищали за собой следы. Было бы глупо ожидать, что они специально для меня раскидают свои визитные карточки с указанием часов приема. Бесило, что я никак не могу понять механизма, внутренней динамики, логики этого преступления. Завладеть чужой "Волгой"? Но для этого не надо убивать хозяина. В конечном счете, проще угнать...
      Оперативник Леонидов получил в госавтоинспекции справку, что 21 августа Корецкий зарегистрировал автомашину "Волга" голубого цвета, получив номерной знак "ЛЕВ 78--10".
      Но Корецкий убит я больше никогда ничего не скажет. Преступники не оставили никаких концов. Почти не оставили. Но ведь "Волга" не могла исчезнуть! Она же должна где-то ездить сейчас!
      Я связался с Москвой и попросил объявить пропавший автомобиль во всесоюзный розыск...
      Управление уголовного розыска
      Министерства внутренних дел СССРл
      21 сентября No 89
      ВСЕМ ГОРОДСКИМ И РАЙОННЫМ ОРГАНАМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
      В ночь с третьего на четвертое сентября сего года в районе поселка Солнечный Гай Крымской обл. неизвестным преступником убит Корецкий Е. К.
      С места преступления угнана принадлежавшая Корецкому автомашина "Волга" голубого цвета, государственный номерной знак "ЛЕВ 78--10", кузов 1134834, шасси 3789612, двигатель 0187362.
      Примите все необходимые меры к срочному розыску автомашины и установлению преступника.
      ЛИСТ ДЕЛА 39
      Теперь, бесспорно, фигурой номер один стал Отари, И если он только не подался в бега, то разыщем мы его довольно скоро. Тамара говорит, что он служил вместе с Корецким в армии, что живет он в Москве и работает там стоматологом. А если он служил с Корецким в армии так же, как проживал в "Астории"? А?
      ...Гвардии полковник, как все люди, нечасто встречающиеся с такими делами, был явно заинтересован.
      -- Выяснилось, что в августе ни один человек с именем Отари в "Астории" прописан не был,-- продолжал я свой рассказ.-- Теперь у меня всего лишь две микроскопические зацепки: то, что Отари служил в армии вместе с Корецким и что сейчас он, вероятно, живет в Москве...
      -- А если он служил в армии так же, как проживал в "Астории"?-- словно угадал мои мысли полковник.
      -- Нет, -- твердо сказал я, -- об этом Тамаре говорил сам Корецкий, так что, скорее всего, это правда.
      -- А по имени его трудно найти? Ведь имя-то довольно редкое?
      Я усмехнулся:
      -- В Москве, не считая детей, прописано больше пяти миллионов человек. Половина -- женщины. Значит, года за три я бы проверил остальные два с половиной миллиона... А мне Отари нужен скорее. Лучше всего... завтра.
      Зазвонил телефон. Полковник снял трубку:
      -- Райвоенком полковник Ковалев слушает. Да. Да-да, я в курсе... Но поймите же, у нас райвоенкомат, а не собес. Нет. Нет, никак не могу... В приемные часы, пожалуйста... -- положил трубку, повернулся ко мне: -- Да-а, сложненькая задачка.
      -- Простые я сам решаю,-- невесело улыбнулся я.
      -- Но чем же я-то могу вам помочь?-- озадаченно спросил военком.
      -- Полагаю, что можете. Я тут вот какую штуку; надумал. Вы можете связаться с Министерством обороны и выяснить по их спискам, кого звали Отари в части, где служил Корецкий.
      -- Слушайте, а ведь это идея! -- радостно провозгласил военком.
      -- Я же говорил, что две головы лучше,-- заметил я,
      -- Конечно,-- спокойно, с лукавым прищуром неожиданно молодых, весело-искристых глаз согласился полковник.-- Вы оставьте мне официальную бумагу. А сами; зайдите завтра.
      -- Нет, завтра я уже буду в Москве,-- покачал я головой.-- Вы уж, пожалуйста, телеграфируйте мне туда: Москва, Петровка, 38, МУР...
      Я вернулся к себе и написал два запроса -- военкому и в Московский уголовный розыск -- и злорадно усмехнулся: "Ничего, возьмем в клещи!" МУР я просил срочно предпринять розыск проживающего в Москве и работающего стоматологом человека по имени Отари. "...Возраст двадцать восемь -тридцать лет, высокого роста, широкоплечий, русоволосый, глаза карие, лицо белое, привлекательное..." Не помешает на всякий случай...
      В ПЕТРОГРАДСКИЙ РАЙВОЕНКОМАТ гор. ЛЕНИНГРАДА
      В связи с расследованием уголовного дела об убийстве Корецкого Евгения Константиновича, призывавшегося на действительную службу в Советскую Армии вашим военкоматом, прошу оказать содействие в срочном установлении и розыске сослуживца Корецкого по армии, имя которого ОТАР или ОТАРИ.
      О результатах прошу сообщить в Московский уголовный розыск: Москва, К.-6, Петровка,38.
      ...В ту же ночь я выехал в Москву...
      Москва
      ЛИСТ ДЕЛА 40
      На Комсомольской площади тоже шел дождь, кипела людская толчея, и на стоянке такси вилась длинная очередь. Размахивая своим чемоданчиком, я прошел через площадь и направился по Домниковке к Садовому кольцу. Все равно еще рано. На углу Ананьевского переулка я зашел в маленький кафетерий. У прилавка стояло несколько человек, и пожилая, очень разговорчивая продавщица беседовала сразу со всеми. Очередь двигалась, и каждому вместе со стаканом кофе и дымящейся сарделькой доставалась своя порция разговора. Парень в спецовке, стоявший передо мной, узнал о босяке-зяте, который выпил за ужином пять бутылок пива, а мне она поведала об Анне Карениной -- не очень порядочной, но все-таки хорошей женщине.
      Я пил невкусный кофе, обжигался раскаленными кусками сардельки, и настроение у меня было хорошее. Я был уверен, что сегодня придут важные вести. Потом вышел на Сретенку, на родной мой Рождественский бульвар, на Трубную площадь и по Колобовскому пришел на Петровку. Шел и ни о чем, ни о чем не думал, размахивал чемоданчиком и улыбался дождю, листопаду, встречным машинам и прохожим.
      И когда я затопал по бесконечным муровским коридорам, то понял -- я дома. И окончательно поверил, что новости будут. Пришли они в полдень...
      В МОСКОВСКИЙ УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК
      Москва, К-6, Петровка, 38.
      На Ваш запрос сообщаю, что одновременно с Е. К. Корецким, в одном подразделении с ним, проходил службу Абуладзе Отари Георгиевич, уроженец гор. Москвы. По окончании службы Абуладзе О. Г. уволен в запас и выбыл в город Москву.
      Военком Петроградского района гор. Ленинграда.
      ЛИСТ ДЕЛА 41
      Я очень уважительно отношусь к справкам. Во-первых, они сообщают массу полезных сведений, а во-вторых, из-за одной-единственной справки я схлопотал ровно через месяц после окончания университета пять суток гауптвахты.
      Меня распределили тогда следователем в отделение милиции, и жизнь моя была голубой и беззаботной, как большое поле незабудок. В одно из первых ночных дежурств я сидел, скучал и проклинал себя за то, что не захватил какую-нибудь книжку. Дежурство было удивительно спокойным -- ни одного происшествия за всю ночь. Лишь одинокий пьяница со вкусом храпел на скамейке -- за ним еще не пришла машина из вытрезвителя.
      Часов около двух ночи в дежурку вдруг вошел решительным шагом какой-то пожилой джентльмен в кавалерийской шинели и обмотках. Проходя мимо пьяницы, он похлопал его по плечу и строго сказал:
      -- Активизируйтесь, товарищ!
      Перегнувшись через барьер, пришедший протянул мне руку:
      -- Здравствуйте! Меня зовут Михаил Петрович Черепанов.
      -- Здравствуйте, Михаил Петрович, -- радушно сказал я.
      -- Я хотел бы обсудить с вами один вопрос. Дело в том, что я обладаю фантастической особенностью перемножать в уме любые многозначные цифры.
      Я недоверчиво покосился на него.
      -- Извольте проверить. Назовите две трехзначные цифры.
      -- 387 и 284.
      Он на мгновение мучительно зажмурился, кожа заходила у него на голове. Даже уши шевелились. Затем; сказал:
      -- 109908. Проверьте на бумаге.
      Я взял ручку и считал, наверное, минут пять. Получилось точно.
      -- Точно? -- торжествующе спросил он.-- А теперь назовите две четырехзначные.
      И четырехзначные он перемножил поразительно быстро и точно,
      -- Убедились?
      -- Факт.
      -- Теперь скажите, может ли человек, обладающий такими способностями, быть сумасшедшим?
      -- Никогда!-- искренне заверил я.
      -- Тогда не откажите в любезности выдать мне об этом справку.
      Я расхохотался, взял ручку и написал на клочке бумаги: "Справка. Я, имярек, побеседовав с Михаилом Петровичем Черепановым, и мысли не допускаю, что он может быть сумасшедшим. К сему -- с уважением",-- и расписался.
      Михаил Петрович чопорно откланялся и ушел, напомнив по дороге спящему пьянице:
      -- Сохраняйте достоинство!
      Через два дня Михаила Петровича разыскали сотрудники психбольницы Кащенко, откуда он бежал в ту злополучную ночь. Он доказывал им, что обладает дипломатическим иммунитетом, засвидетельствованным моей справкой. Об этом и сообщил главврач больницы начальнику райотдела.
      -- Так ведь это же ерунда, я ведь от своего имени, без должности написал ему эту справку, -- слабо оправдывался я.
      -- Когда ты на дежурстве -- нет у тебя никакого своего имени. У тебя одно есть имя -- следователь,-- сказал начальник райотдела. -- Иди подумай об этом на гауптвахте...
      СПРАВКА
      Центральное адресное бюро сообщает, что гражданин АБУЛАДЗЕ Отари Георгиевич, уроженец гор. Москвы, проживает в Москве по Трехпрудному переулку, дом No 11/13, кв. 89 (108 отделение милиции), работает врачом-стоматологом в зубоврачебной поликлинике No 2 Киевского райздравотдела.
      Л ИСТ ДЕЛА 42
      Поликлиника No 2 находится в районе Кутузовки. Я поехал туда на метро, чтобы успеть все не спеша обдумать. Вообще-то мне не нравится метро, потому что я всегда чувствую себя в переполненных вагонах подземки бесконечно одиноким.
      Может быть, оттого, что за окнами -- коричневая мгла туннеля, рассеченного пунктиром редких фонарей, или ровный грохочущий гул поезда давит на уши, может быть, потому, что здесь нет времени и не бывает ни весны, ни утра, а только есть график движения, но именно в метро люди всегда погружены в себя до предела, и меня пугают их ничего не выражающие лица. И как оживают, словно просыпаются эти лица, когда поезд с веселым тарахтеньем вдруг вылетает на мост или наземный перегон. И люди улыбаются обычному солнечному свету и небу так, будто видят все это впервые.
      Вот поэтому я люблю садиться в вагон на станции Калининская, куда поезда приходят не из безвременья, а с настоящей живой земли. Зимой на Калининской вагоны тяжело дышат и мелко дрожат, холодные, запотевшие, покрытые узорной изморозью. Летом они запыленные, ласково теплые, и по полу летает тополиный пух. А сейчас они были просто мокрые, и струйки катились по стеклам и резиновым прокладкам дверей, обещая настоящую дорогу.
      Я сошел на Студенческой и увидел, что напротив станции, рядом с поликлиникой, открылся новый магазин. Огромная вывеска -- "Магазин "Рассвет". Все для слепых". Эта вывеска меня ужасно расстроила. Было в ней что-то бездумное, и мне вдруг стало обидно за слепых и за тех хороших людей, которые придумали для них специальные приборы, книги и таблицы и добрый труд которых осквернила плоская фантазия чинуши, ответственного за социальный прогресс среди обездоленных людей. Это же ведь надо придумать такое -магазин для слепых назвать "Рассветом"! Я плюнул от досады и вошел в подъезд поликлиники.
      Потом я разговаривал с медицинским регистратором Князевой, подсчитывал, прикидывал и понял, что должен чувствовать слепой в магазине "Рассвет"...
      протокол допроса
      Евдокии Князевой
      ...Вопрос. Скажите, кто из врачей отсутствовал на работе 30 августа?
      Ответ. Осмотрев журнал учета выхода на работу, могу показать -- 30 августа на работе не было: доктора Кузнецовой, заместителя заведующего зубопротезным отделением; доктора Пилецкой, стоматолога; доктора Абуладзе, стоматолога; доктора Иванцова, рентгенолога.
      Вопрос. По каким причинам они отсутствовали?
      Ответ. Кузнецова и Иванцов были больны. Пилецкая с десятого мая в декретном отпуске. Абуладзе с четвертого августа по второе сентября был в очередном отпуске...
      Допросил Следователь.
      Л ИСТ ДЕЛА 43
      Ряды стульев в длинном коридоре зубоврачебной поликлиники были пусты. Из кабинета с табличкой "Стоматолог О. Абуладзе", держась за щеку, вышла женщина. Я выключил пропагандистский стенд с рекламой своевременного зубоврачевания и пошел в кабинет.
      Абуладзе разговаривал с кем-то по телефону.
      -- Гаумарджос, гаумарджос, шени... Хо, батоно!-- кричал он в трубку и весело хохотал. Прикрыв микрофон ладонью, он спросил меня:-- Вы от Воскресенского?
      -- Дело в том, что я...
      -- Садитесь, дорогой, садитесь,-- он указал на зубоврачебное кресло.-Я сейчас...
      В зубоврачебном кресле мне делать было нечего -- зубы у меня все здоровые. Но, оглядевшись, я стула не нашел и обреченно уселся в кресло. А он все разговаривал по-грузински и все время смеялся, синкопируя гортанную речь постоянным возгласом: "ара, ара!" -- отрицательно качая головой -видимо, ему предлагали что-то очень смешное и совсем ненужное, а он все время отказывался.
      Наконец он положил трубку и, направляясь к умывальнику, сказал нараспев, как давным-давно кричали во дворах старьевщики:
      -- Зубы выдираем -- починяем -- заменяем! Доставайте свои зубы, мой дорогой, смотреть будем...-- и намыливать смуглые красивые пальцы.
      -- Видите ли...-- начал я, но Абуладзе снова перебил меня;
      -- Знаю, знаю, дорогой. Николай Иванович уже говорил мне, что вы трусишка, Но вы не бойтесь, я только посмотрю.
      Абуладзе говорил почти без акцента, и лишь манера разговора да некоторая гортанность выдавали в нем кавказца. Я смотрел на него, машинально покручивая бесчисленные рукоятки и рычажки зубоврачебного механизма, и решал -- воспользоваться мне возникшим недоразумением или не стоит.
      Наконец я сказал осторожно;
      -- Я к вам заходил в начале месяца...
      -- В начале месяца я был в отпуске, -- довольно сказал Абуладзе, размял сигарету, прочно уселся на белую тарелку вращающегося табурета, закурил, явно расположенный к неспешной беседе со знакомым какого-т мне неизвестного, но, по-видимому, значительного Николая Ивановича.
      -- Хорошо отдохнули?-- вежливо поинтересовался я.
      -- О, замечательно! И в доме отдыха побывал, друга в Ленинграде навестил. Погуляли-и...-- мечтательно прикрыл глаза пушистыми длинными, просто девичьими ресницами Абуладзе. И пояснил доверительно: -- Он как раз "Волгу" получил...
      -- Ну-у! -- "пощупал" я почву.--"Волга"--это вещь!
      -- Ах, какая вещь! --с восторгом закричал Абуладзе.-- До Москвы за восемь часов доехали!
      Я переспросил с сомнением:
      -- За восемь? Что-то больно скоро?
      -- Пожалуйста, не удивляйтесь, дорогой. На сто сорок шли, -- с горделивой скромностью сказал Абуладзе
      -- Неужели сто сорок?-- все-таки "удивился" я.
      -- Именно,-- подтвердил Абуладзе.-- Это все Алеша -- поковырялся полчаса в моторе -- как зверь тянуть стала,-- и добавил с нескрываемым восхищением:-- Вот что значит классный автомеханик!
      Легко дававшаяся игра уже захватила меня, и я сказал мечтательно:
      -- Я бы тоже в Ленинград съездил. Остановиться, жаль, негде. У вас-то друзья...
      -- Друзья ни при чем. Я, как князь, в "Астории" жил,-- сказал Абуладзе хвастливо и взял с инструментального столика шпадель.
      -- Одну минутку...
      -- Я же сказал вам -- не бойтесь. Открывайте рот!
      -- Я не боюсь. Я хочу вас спросить...
      -- Ничего не надо спрашивать. Я только посмотрю...
      Все-таки я спросил:
      -- Вы почему не были прописаны в "Астории"?
      -- Что-что?-- Абуладзе был явно озадачен.
      -- Я спрашиваю, почему вы в "Астории" не прописались?
      Он некоторое время оглушенно смотрел на меня, потом нащупал вопрос-ответ: