РАЗГОВОР-XIII

…Потрескивает фитиль свечи, мягкие вкрадчивые тени скользят порукам Гостя, по страницам Книги:

— Это те самые Смуглолицые, которых, как говорит «Сильмариллион», Враг обещал наградить за предательство в Нирнаэт — а после обманул, не позволив им захватить земли Белерианда и ограничив их владения уже захваченными землями Хитлум ?

— Ну, если бы земли Хитлум были неплодородными, навряд ли народ Хадора поселился бы в них… Смуглолицые приходят в Белерианд в 463 году, за девять лет до Битвы Бессчетных Слез; приходят в поисках новых земель. Несложно предположить, что пообещал им Майдрос за помощь в войне: победу и мирную жизнь на новых богатых землях… Народ Улдора сражался не за веру, не за убеждения: они были наемниками дома Феанаро… и, как только поняли, что победы не будет, перешли на сторону победителя. Может быть, даже и награды ждали за это: уж не кары, во всяком случае.

— Деяние, согласитесь, не из славных, — замечает Гость.

— Вот потому Смуглолицые и не получают награды. Но и карать их, если подумать, тоже особо не за что. Они вступили в игру, правил которой не знали; разумеется, проиграли в ней — и все-таки получили то, что хотели. Земли Хитлум, способные прокормить их, да к тому же и неплохо защищенные.

— Надо сказать, ведут они себя в захваченных землях достаточно пристойно, чтят жену вождя и женщин племени Хадора не делают наложницами, а берут в жены… словом, захватчики моглибы вести себя и хуже.

— Может, и могли бы… Да. Если это расчет, то расчет мудрый: в этом Владыке Севера не откажешь. Он вывел Смуглолицых из игры, не принуждая становиться на сторону Севера; очевидно, что на сторону Нолдор они уже не перейдут. Значит, что бы ни случилось, Смуглолицые станут либо союзниками Мелькора, либо — в худшем случае — останутся в стороне…

— И они становятся союзниками, в конце концов. Ну, если то, что рассказывает о Севере эта Книга, правда, удивительно, что вообще все люди этого не сделали. И, выходит, ошибался Хурин, когда говорил — Мелькору неведомо то, что движет людьми.

— Выходит, ошибался. А люди, как вы помните, действительно в большинстве своем приняли сторону Мелькора — кроме Трех Племен, разумеется.

— Тогда странно, что в Войне Гнева они не отстояли своего Властелина…

— Учителя, — мягко поправляет Собеседник. — Учителя, а не Властелина. А почему не отстояли… об этом мы с вами поговорим потом. Хотя, может быть, мои разъяснения вам уже не потребуются…

Гость собирается уже было перевернуть страницу, но останавливается, вспомнив что-то:

— А кстати… он же вроде не любит, когда перед ним падают на колени — что ж они все это делают, и вожди, и воины, и Гортхауэр, — а Владыка не возражает ?

— Есть разница между «встать на колени» и «преклонить колено» ?— вопросом на вопрос отвечает Собеседник. — Разве рыцари в столь любимых многими повестях не преклоняют колена перед своими королями ?Это знак почтения, а не почитания; верности, а не преклонения. Где верующий падет на колени перед Богом, там верный преклонит колено перед Человеком.

— Слишком тонкое различие; мало кто заметит и поймет.

Приглушенный шорох одежд — должно быть. Собеседник пожимает плечами:

— Тем не менее оно существует. Тому, кто преклонил колено, легко подняться; тому, кто встал на колени, легче пасть ниц…

АСТ АХЭ: Мать

527 год I Эпохи

… - И еще, там женщина пришла, сына своего ищет… Говорит, он у нас.

— Пусть войдет.

— Да, Учитель, — воин легко поклонился и вышел.

Пожилая женщина стояла в дверях, робко прижимая к груди узелок. Высокий седой человек, стоявший перед ней, улыбнулся уголком губ:

— Здравствуй. Не бойся, входи, садись.

Женщина, похоже, немного успокоилась:

— Скажи, ты здесь начальник, что ли, твоя милость?

— Да вроде того, — в светлых глазах блеснули веселые искорки.

Помолчали немного. Женщина вздохнула.

— Смотрю я на тебя, сынок, — видно, не жалела тебя жизнь. Молодой ведь еще, а волосы белые… Родные-то живы?

По чести сказать, он не ожидал такого поворота разговора. Сказать, кто он такой? Испугается… Нет уж, пусть лучше остается так.

— Живы.

— Тоже небось сам ушел сюда?

— Сам.

— И не спросил никого?

Он кивнул.

— Ну совсем как мой младшенький. Старик узнал — долго шумел, все грозился, что не отпустит, а тот уперся — и ни в какую: все равно, мол, уйду. Ну, собрала ему кое-что на дорогу, благословила — вот он и ушел. Письма пишет. Я грамоте-то не обучена — грамотей местный читает, а все неспокойно мне. Он у меня слабенький, с детства все грудью хворал, а упорный! Я ему говорю — ну куда тебе, ведь там воины нужны. Ты вот, сразу видно, воин: и силой, и статью, и ростом… Где тебя зацепило так — в бою или на охоте?

— В бою, — он опустил голову.

Женщина снова вздохнула:

— Да ты не печалься, пройдет. Хочешь, травы тебе разные принесу — будешь раны промывать отваром, листья к ране приложишь — до свадьбы заживет… Жена-то есть или невеста?

Он покачал головой: нет.

— Будет еще, сынок. Ты, вижу, умен, смел, а глаза добрые… И красив.

— Красив? — он усмехнулся.

— Ах, сынок, сынок… Я слишком стара, чтобы врать. Шрамы — знак доблести, а таких, как ты, я никогда не видела. Да неужели ни одна женщина на тебя с любовью не смотрела? Не поверю, сынок, — женщина лукаво улыбнулась.

Он отвернулся — быть может, слишком поспешно.

— Я тебя обидела чем-то, сынок? Ты прости старуху…

— Нет-нет… Я скажу, чтобы позвали твоего сына.

Он распахнул двери:

— Позовите Кори. И пусть поторопится — его ждет мать.

Вернувшись в комнату, он встретил обеспокоенный взгляд:

— Скажи, сынок, а Властелин… он какой?

Он задумчиво потер висок.

— Ну… вроде меня.

Женщина рассмеялась:

— Шутишь, сынок! Он бог, а боги ведь огромны ростом и могучи. Говорят, он один может одолеть целое войско, доспех его сияет ярче солнца, а в руках его огненный меч. Вряд ли мой сын сможет стать его воином…

Он не успел ответить: дверь распахнулась снова, и в комнату вбежал крепкий загорелый юноша лет восемнадцати. Год назад, когда он пришел в Аст Ахэ, он был другим. У него действительно была чахотка и начался кровавый кашель.

— Матушка! — вскрикнул юноша, но остановился в смущении, заметив высокую фигуру в черном.

— Ну что же ты? Обними мать.

— Но…

Изначальный с улыбкой поднес палец к губам.

— Если хотите, я оставлю вас.

— Нет-нет! — поспешно проговорила женщина. — Этот человек был так добр ко мне, сынок…

Изначальный отвернулся, делая вид, что разглядывает книги на полках. За его спиной слышался быстрый говор женщины и смущенный басок юноши. Когда снова взглянул на них, женщина суетливо развязывала узелок; на мгновение запнулась, потом, просительно улыбнувшись, объяснила:

— Я вот принесла… Он у меня с детства сладкое любит…

Юноша залился краской, переведя почти умоляющий взгляд с развязывающих узелок рук матери на лицо Изначального: в светлых глазах Властелина Тьмы плясали искорки смеха.

— Хочешь — и ты меду отведай, сынок; здесь-то, наверное, нечасто приходится…

— Нечасто, — согласился Изначальный.

Густо-золотой тягучий мед пах цветущими полевыми травами и солнцем. Мелькор прикрыл глаза и долго молчал; потом, вспомнив прерванный разговор, вновь обратился к женщине:

— А что до того, чтобы быть воином… Твой сын — целитель и знал, зачем идет сюда. Ведь людям не только защитники нужны.

Повернулся к юноше:

— Сегодня ты свободен. Проводи мать к себе — вам о многом нужно поговорить.

— Да хранят тебя боги, добрый человек, — промолвила женщина.

Изначальный снова улыбнулся — уголком губ, потом посерьезнел. Подошел к женщине, взглянул ей в глаза и тихо проговорил:

— Благодарю тебя. За сына. За то, что пришла сюда. Благодарю за все.

И преклонил колено перед маленькой женщиной. Сухая легкая рука ласково провела по его седым волосам:

— И тебя благодарю, сынок. Если мой мальчик будет рядом с тобой, то я спокойна за него. Будь благословен…

ЛААН НИЭН: Странник

517 — 587 годы I Эпохи

«В летописях и хрониках Твердыни много рассказов о тех, кто приходил в Аст Ахэ, ища подвига или знаний, мудрости или мастерства. И нет в этом ничего удивительного, ибо воистину Аст Ахэ — место, куда приходят: иногда — чтобы узнать, чаще — чтобы остаться; и остаются навсегда, даже возвращаясь в свои земли. Остаются — мастерами, воинами, братьями. Остаются в памяти Твердыни. В памяти того, кто есть — сердце Твердыни и душа ее…»

(Из летописей Аст Ахэ)

Откуда эти видения?

Почти каждую ночь — двое: он — молодой, с иссиня-черными — до плеч — волосами, дерзкие глаза — невероятные, ярко-синие; она — золотоволосая, мягко-неторопливая в движениях, а глаза золото-карие, теплые, медовые. В видениях он знал: они — его отец и мать. Но у Элдин не бывает таких глаз; и говорили они не на языке Эгладор…

— Скажи, кто были мои родители? Что сталось с ними?

— Они умерли. Их убили уркин.

— Они были из народа Эглат?

— Да. Почему ты спрашиваешь?..

Внешне он ничем не отличался от других: статный, светловолосый, искусный равно в игре на лютне, стрельбе из лука и владении мечом. Глаза, правда, были у него необычного для Эглат ясно-голубого цвета, за что он и получил имя Гелумир, «Голубой бриллиант». Гелумир был приемным сыном одного из приближенных Тингола, король любил его песни — чего еще желать?.. — но с годами все больше тянуло прочь из беспечального Эгладора; и не было ему покоя.

И однажды он решился.

Лютня за спиной, меч на поясе: менестрель Гелумир.

Сперва он обходил стороной поселения людей: Элдин не испытывают приязни к Младшим Детям Единого. Но постепенно в нем возникло желание понять их; он помнил Берена — тот был горд, почти дерзок с Владыкой Эгладора, и, сказать по чести, Гелумир был одним из тех, кто, услышав речи Смертного перед троном Тингола, схватился за меч. А те из Эдайн, которых он видел теперь, смотрели на него, как на высшее существо. Поначалу было лестно — как Смертные слушали его песни, как расспрашивали о его народе… И все-таки, пожалуй, Берен был более по душе Гелумиру.

…Он, признаться, слегка оробел, когда увидел, куда вывела его дорога. Там — серо-черная, почти до горизонта, равнина, а за ней хищным оскалом — Черные Горы…

Ангбанд.

Страшная сказка… нет, уже не сказка. Холодок пробежал по спине: вот оно — то, о чем рассказывают предания, оплот Зла, сумрачная Твердыня. Даже двое бесстрашных, что побывали там и сумели вернуться живыми, хранили молчание о жуткой крепости — или говорили коротко и отрывисто. Теперь он понимал: снова пережить весь этот ужас, пусть и мысленно… Нет, дальше он не пойдет. Вчерашняя ночная стычка с орочьей бандой казалась в сравнении с этим, неведомым, детской забавой. Собственно, орки-то и загнали его сюда.

… Он отбивался из последних сил, спиной прижимаясь к древесному стволу. Орки законов честного боя не ведают: лезут все скопом. Впрочем, иногда это и на руку — мешают друг другу. «А все-таки они меня одолеют», — вяло подумал он; было уже все равно, только жаль, что суждено умереть так глупо, в случайной стычке. И в этот миг один из орков, стоявший поодаль и давно вслушивавшийся во что-то, взвыл неожиданно испуганно:

— Черные!..

Полукольцо нападавших распалось мгновенно. Воспользовавшись этим, эльф растворился в сумерках, но далеко уходить не стал, взяло любопытство — кто ж это такие, что орки их больше смерти боятся ?

Всадников было пятеро — все в черном, на вороных конях. Двое спешились, быстро осмотрели трупы орков.

— Люди Тени ?— спросил тот, что был младшим из пяти.

— Нет. Ни один из них не убит стрелой — видишь ?Здесь побывал одиночка. Может, мститель. Может, просто путник.

— Воин хороший, — одобрительно заметил кто-то.

— Ага. Теперь опасайся стрелы. Пограничье…

— Пограничье, — вздохнул один из всадников и добавил с горечью: — Им же все равно — что мы, что… эти, — махнул рукой в сторону трупов.

— Тебя ведь никто не посылал сюда, верно ?— жестко сказал тот, кто, вероятно, был предводителем маленького отряда. — Ты вызвался сам.

— Я не жалуюсь. Но глупо ведь — сражаемся на одной стороне, а — враги…

Эльф решил подойти поближе. Двигался он бесшумно, но все пятеро одновременно повернулись в его сторону. Он замер, боясь пошевелиться.

— Зверь ?— неуверенно предположил младший. Предводитель покачал головой:

— Человек. А скорее — эльф.

— Эй, парень, — негромко позвал на языке Синдар тот, что говорил о Пограничье, — выходи, не бойся. Тебя никто не тронет.

Гелумир не ответил, но задумался: может, и правда — выйти ?Очень уж его заинтересовали эти люди, не похожие на тех, кого он встречал раньше. Запоздало осознал: это и есть слуги Врага. Странные какие-то.

— Слушай, может, он ранен? — обеспокоился младший. — Может, поискать его, а ?

Эльф невольно отступил назад.

— Вряд ли. Да и он, думаю, не жаждет, чтобы его нашли. Едем.

Приглушенно простучали по тропе копыта вороных коней, метнулись следом за всадниками стремительные тени волков-спутников…

Гелумир проводил воинов взглядом. Непонятно. Враги. Даже и по облику явно — с севера и востока; да и выговор… А с орками, похоже, воюют. Что-то здесь не так…

…Северный ветер хлестнул по лицу, вывел из оцепенения. Гелумир шагнул в сторону — поползла под ногами осыпь, он покачнулся, пытаясь сохранить равновесие, взмахнул руками, Упал и покатился вниз. Поднялся на ноги, ошеломленный падением; первая мысль — лютня.

К его удивлению, лютня оказалась цела. Он ласково погладил прохладное дерево, словно успокаивая ее. Сильно болело расшибленное колено. Поднял взгляд. Нет, здесь не взобраться: слишком крутой склон. Он побрел вдоль скальной стены, потом повернул назад — и тут представил себе, как это выглядит со стороны: до смешного нелепо, словно еще слепой щенок мордочкой тычется. Унизительно. Глупо. Все, что угодно, стерпеть можно, но — выглядеть смешным?! — ну уж нет!

«Ну и пусть, — вдруг бесшабашно-весело подумал он. — Всем нам дорога в Чертоги Ожидания. Зато посмотрю, каков он — Враг. Может, пропустят — менестрель все-таки…»

Всадники сразу заметили одинокую фигурку — кто-то. прихрамывая, брел по черно-серой равнине. Подъехали поближе; Гелумир положил руку на рукоять меча.

— Привет тебе, путник, — говорящий статен и красив: льняные волосы выбиваются из-под шлема, широко расставленные прозрачно-зеленые глаза смотрят с интересом. — Заблудился?

Его спутники рассмеялись сдержанно и негромко.

— Да нет, — эльф вскинул на всадника дерзкий насмешливый взгляд. — Захотелось вот на Властелина вашего взглянуть: может, примет менестреля?

Всадник приподнял бровь:

— Петь ему будешь, элда?

— А что?..

Светловолосый подумал:

— Ну, что же… Думаю, ему будет интересно тебя послушать. Садись в седло.

— А… каков он собой?

— Кто?

— Ну, Владыка ваш…

Светловолосый усмехнулся уголком губ:

— Увидишь. А ты смелый… Не боишься?

— Кого? — дернул плечом эльф.

— Моргота, — жестко, раздельно ответил воин, через плечо бросив холодный быстрый взгляд на эльфа. Тот промолчал, и больше они не проронили ни слова до конца пути.

— Ангор? Приветствую. Кто это с тобой?

— Менестрель.

— Ах'къалло?

— Синда, из Дориата. Говорит, хочет петь Властелину.

— Менестрель… — страж внимательно оглядел Гелумира. — Что ж, входи…

— Я сам провожу, — предупреждая вопрос, сказал Ангор и кивнул эльфу — идем, мол.

Все происходящее казалось невозможным. Может, ловушка? Неужели так просто — добраться до Врага, и все рассказы о подвигах Берена — ложь? И хоть бы один урк попался — так нет же, только люди. Странные люди. Непонятные. Спокойные, молчаливые. Ни тени неприязни. Оружие не отняли — почему?

— Мы бы знали, если бы ты решил причинить кому-то здесь зло. Твердыня бы знала это, — непонятно сказал Ангор. Гелумир вздрогнул: вслух, что ли, он задал вопрос?..

— Подожди здесь, я скажу ему. — Ангор исчез за высокой двустворчатой дверью.

Эльф растерянно вертел головой: это и есть — Ангбанд? Наваждение, что ли? Было ощущение, что — вот сейчас очнешься; только почему-то видение никак не исчезает.

— Войди. Он ждет тебя.

Гелумир вздрогнул: задумавшись, даже не услышал, как вернулся Ангор. Не без робости эльф открыл дверь. Недоуменно огляделся, подождал немного, потом обратился к человеку в свободных черных одеждах, стоящему к нему вполоборота:

— А где…

Человек обернулся. Светлые задумчивые глаза скользнули по лицу эльфа:

— Приветствую, менестрель, — голос был глубокий, низкий.

Гелумир застыл с широко раскрытыми глазами, совершенно ошеломленный внезапной догадкой.

— А… каков он собой?

— Увидишь…

— Ты и есть?..

— Я. Ждал другого, да? — Уголок губ дернулся — тень грустной усмешки. Вообще, когда Изначальный говорил, лицо его оставалось неподвижным: шрамы. Двигались только губы.

— Ты вырос, — непонятно сказал Властелин. — Выбрал дорогу менестреля? — и, не дожидаясь ответа: — Спой.

— Что ты хочешь услышать?

— Все равно. Выбери сам. Мне нечасто приходится слышать песни Элдин, - что-то странное было в его голосе.

Гелумир не подумал, стоит ли петь эту песню — вот же, Вала сам дал ключ! Пожалуй, баллада о Берене и Лютиэнь была не совсем уместна; но Изначальный слушал, не прерывая — только улыбался как-то странно… Гелумир поймал себя на том, что боится оскорбить этого усталого седого человека с лицом, изорванным шрамами и такими странными глазами… Человека?..